Азартная игра со скрытым Козырем

Евдокия Гуляева, 2020

Может ли страх приобретать реальные физические очертания? Как оказалось, может. Сейчас я смотрела своему страху прямо в глаза. Они были необычного, ярко-янтарного цвета, такие экзотические, больше напоминающие волчьи, с очень редким золотистым оттенком. Я не могла оторвать от него взгляд, а он, в ответ, по-хамски разглядывал меня, без стеснения шаря своими глазами по моей фигурке, затянутой в повседневную форму следователя прокуратуры. Современный любовный роман.

Глава 2

Плевать!

На тот момент, сидя напротив него, не отводя осуждающего взгляда я даже не предполагала, что в моей жизни все может настолько кардинально, до зеркальности поменяться. Мы будем все так же сидеть друг против друга, все с тем же охотничьим азартом смотреть друг другу в глаза, но теперь я буду в бетонной клетке, не он…

— Олег Александрович, — одними уголками губ я улыбнулась в ответ на его громкие слова, произнесенные тихим бархатным голосом и едко продолжила, — вам есть что добавить к уже имеющимся обстоятельствам дела?

Он показательно сменил положение своего тела на неудобном стуле, сев прямо и слегка раздвинув в стороны ноги, неожиданно подмигнул и насмешливым взглядом указал мне на свой пах.

— Олег Александрович, — хохотнула я, — вам еще очень долго придется это делать своими руками! Создание преступного сообщества, статья 210 УК РФ, в целях совершения одного или нескольких тяжких или особо тяжких преступлений. Либо руководство преступной организацией — сделала совсем небольшую, но многозначительную паузу, — это именно в вашем случае. А так же координация действий организованных групп, создание устойчивых связей между ними, разработка планов и создание условий для совершения преступлений организованными группами, раздел сфер преступных доходов между такими группами — наказываются лишением свободы на срок от двенадцати до двадцати лет и единственное, что может смягчить ваш обвинительный приговор, это добровольное сотрудничество со следствием и искреннее раскаяние в совершенном преступлении.

Я повертела карандаш в пальцах и постучала самым его кончиком по железному столу, мельком оглядывая пыльную комнату для допросов, снова задерживаясь оценивающим взглядом на теперь безэмоциональном лице своего собеседника. Собеседник, в конкретно этом случае, очень громкое слово потому, что сидящий напротив меня молодой мужчина — великолепный образчик мужской красоты, который был крайне, скорее до неприличия привлекателен, продолжал издевательски хранить молчание…

Он отличался крепким телосложением, был не перекачан, но с рельефно выступающими плечами, обтянутыми черной, несмотря на ситуацию и место нашей встречи, дорогой футболкой с длинным рукавом. Густые, слегка вьющиеся волосы были очень аккуратно подстрижены. Гладко выбрит, что не часто встретишь именно здесь, в следственном изоляторе. От явного неудовольствия, которое он не пытался скрыть от меня, немного сдвинутые брови и раздраженно поджатые губы совсем не портили общую интригующую картину. Нужно признать, не мужчина — воплощение изысканной мужественности…

Я прерывисто втянула воздух… Фото в его личном деле совсем не соответствует оригиналу: он еще более привлекателен.

Теперь, хорошо рассмотрев его, понимаю, что именно цвет бросается в глаза и остается в памяти. Янтарный цвет его глаз… Черные ресницы только подчеркивают их глубину и жидкий огонь в них. Кажется, что он с большим трудом сдерживает его сокрушительную мощь, чтобы не разнести здесь все в щепки. Именно поэтому сжимает и разжимает скованные наручниками ладони, сжатые в кулаки, потирая сбитые в кровь костяшки своих пальцев — единственное несоответствие безупречного образа, которое я могу видеть…

Снова скрипучим засовом ноет железная дверь и я от неожиданности вздрагиваю и поднимаю глаза на вошедшую.

— Мила Львовна, — с ходу начинает привлекательная блондинка-адвокат с безупречной, точеной фигурой, — грубо нарушаете права моего подзащитного!

— Что вы, — сразу парирую я, — я только познакомилась с ним… в ожидании вас сидим, молчим.

Иронично, приподняв правую бровь, наблюдаю за тем, как она проходит к нам, встряхнув туго завитыми локонами, которые сразу комично подпрыгивают, показательно кладет на стол потёртый том Уголовного кодекса, продолжая придерживать его наманикюренным пальчиком, покрытым вызывающе-красным лаком. Собрав пухлые губы в «дудочку», посматривает на меня с явным превосходством, то ли оценивая меня как потенциальную соперницу, то ли, всем своим вызывающим видом указывает мне на явное нарушение мной правил проведения пока формального допроса.

Все это показалось мне настолько ироничным, что я не смогла сдержать ядовитого смешка и, окинув насмешливым взглядом вошедшего адвоката, тут же закончила:

— Оставлю вас одних. Вам, Олег Александрович, есть что обдумать и обсудить. Пусть вам ваш адвокат раскроет все перспективы предстоящего, но уже заведомо проигранного ей дела. Мне вашу вину доказывать долго не придется! Надеюсь, и обязательные встречи с вами из-за вашей несговорчивости существенно сократятся.

Тут же встала со своего места, собрав принесенные с собой папки с уголовным делом и карандаш, который резво покатился по поверхности массивного стола, сдвинутый с места моими резкими движениями, но, проходя к двери мимо подследственного не удержалась и язвительно уколола:

— Странный, конечно, выбор адвоката…

Он усмехнулся, снова поерзал на неудобном стуле, опять слегка раздвинув в стороны свои ноги, молча подмигнул и, насмешливым взглядом, указал мне на свой пах, явно намекая на определенный вид услуг, которые оказывает ему его бесполезный, на первый взгляд, адвокат… а меня, тут же, передернуло от нескрываемого брезгливого раздражения.

Пару раз громко стукнула по железной двери, тем самым давая знак конвоиру снаружи, что общение с подследственным на сегодня окончено.

К тихому разговору Козырева с его адвокатом за своей спиной не прислушивалась, а сразу вышла из комнаты для допросов, прижимая к своей груди внушительные папки с материалами по этому делу и только тогда, когда услышала, как лязгнула скрипучим засовом закрытая за мной дверь, смогла глубоко выдохнуть. Я предполагала, что легко не будет, но то, что я в первую же встречу бездумно нарушу одно из важнейших правил, собственноручно отдав арестованному ключ к своим эмоциям, а он будет ими развязано поигрывать прямо перед моим носом, подумать не могла. Но первая, хоть и непростительная ошибка — еще не проигранное дело…

Идя назад, к выходу, по все тем же слабоосвещенным извилистым коридорам следственного изолятора я больше не слышала стук своих каблучков. В ушах до сих пор стоял его язвительных смех с преобладающими в нем презрительными нотками:

«Ты годишься только на то, чтобы отсосать у меня, не больше, поэтому, либо приступай к делу, либо заканчивай никому не нужный разговор.»

Его тягучий голос в моей голове был настолько реален, что пару раз я даже обернулась, но за спиной видела только пустой коридор, да стоящих, подперев стены, зевающих конвоиров, терпеливо дожидающихся окончания многочисленных нудных допросов. Я почти чувствовала его оценивающий взгляд, оставшийся на моей коже, поэтому бессознательно освободила одну руку, подняла ее и постаралась смахнуть эти сильные ощущения, проведя ладонью по изгибу своей шеи.

С каждым шагом, приближающим меня к выходу, всевозрастающее раздражение все больше дразнило мое задетое профессиональное самолюбие и, неожиданно для себя, я остановилась у закрытой двери кабинета начальника оперативно-режимного отдела. Секунду помедлив, подняла руку и решительно постучала, тем самым спрашивая разрешение войти, а услышав приглашение, сразу повернула расхлябанную дверную ручку…

— Павел Валентинович! — сходу начала я. — Здравствуйте. Не очень отрываю вас от дел?

Пожилой тучный мужчина в кресле руководителя пошевелился и чуть приподнял голову, оторвав взгляд от пачки исписанных документов, лежащих перед ним и бегло взглянул на меня, но, как только в его глазах мелькнул блеск узнавания, он широко улыбнулся и отодвинул в сторону многочисленные отчеты.

— Что ты, Милая! — он сделал приглашающий жест рукой и даже слегка привстал со своего места, выказывая тем самым свое ко мне расположение. — Проходи, конечно! Какими судьбами опять к нам? Новое дело дали? Как отец?

— Папа в порядке! Конечно, к уединению и наплыву свободного времени он привыкал долго, но теперь наслаждается открытыми возможностями и необходимым в его возрасте отдыхом на заслуженной пенсии…

— Это ты удачно про возраст и мне напомнила, — громогласно хохотнул мужчина. — Я тоже давно мечтаю уйти на пенсию, но пока за зад крепко держат незавершённые дела.

— Да что вы, Павел Валентинович, — быстро исправилась я, — не про вас же! Отец ведь значительно старше… Если вы помните, то я поздний ребенок…

Тот лишь отмахнулся от моих слов, шутливо подняв вверх руку, жестом ставя точку в неудобном для меня разговоре.

— Ну так что, Милая? Можно я по-отцовски так с тобой? Ты ко мне по делу? Куда назначили?

Слегка улыбнувшись, кивнула, вспоминая свое детское прозвище, но сразу собралась и четко ответила:

— По 210-той, дело Козырева.

Мужчина поперхнулся, смешно вытаращил на меня глаза, словно впервые увидел и замолчал. Секунды сливались в минуту, время некрасиво растягивалось, будто резиновое и мне стало не по себе под сверлящим взглядом старшего по званию. Мне бы сейчас плюнуть на все, стушеваться, извинится и выйти из этого кабинета, оставив дурацкую идею, но, вспомнив нахальный выпад Козыря, который вывел меня из равновесия, я продолжала стоять на месте, отсчитывая себя за вспыльчивость, как глупую девчонку.

— Значит, тебе его отдали… — выйдя из временного ступора, задумчиво протянул Павел Валентинович. — Зря… Не потянешь.

— Посмотрим, — тут же ответила я, собралась, вытянулась, расправила плечи и решительно подняла подбородок.

— А ко мне зачем пришла?

— С просьбой… — лишь на доли секунды замялась, а потом быстро выпалила — по ужесточению режима содержания подследственного Козырева. Прошу для него одиночную камеру на спец.коридоре, а также временное ограничение посещений и передач. Абсолютная изоляция.

— Адвокат? — уточнил Павел Валентинович.

— Хотелось бы пока обойтись без посещений адвоката, — увидев, как мужчина неодобрительно покачал головой, добавила, — я знаю, моя просьба вам по силам.

— Смотри, Мила, я-то сделаю. Ты-то как потом будешь? Не тот это человек, чтобы в такие вот игры с ним играть! Он ведь узнает, что режим содержания сменится лишь по твоему настоятельному требованию. Не мне тебе рассказывать, что здесь даже у стен есть уши…

— Все знаю. Осознаю риски, — соглашаюсь я.

— Нет, Милая, — впервые за весь разговор перебивает меня Павел Валентинович, — вижу, что совсем не принимаешь в серьёз всю неразумность своей просьбы и не понимаешь последствия.

— Но я считаю, что это очень поможет ходу дела.

Мужчина тяжело вздыхает и кивает головой, соглашаясь, а я не могу сдержать победную улыбку и уже сейчас представляю себе, как войду через неделю в комнату для допросов, и подследственный Козырев будет со мной значительно сговорчивее…