Золотая кровь

Евгения Черноусова, 2023

Долгая жизнь – многие потери. Но всегда есть то, ради чего стоит жить. Бывают большие беды, но встречаются приятные неожиданности, нереальные обстоятельства и даже чудеса

Глава первая. ЗОЛОТЫЕ ЮБИЛЕИ ОДНОКАШНИЦ

«Кто это — Кронид Коренов?» Это Лена Братаева спросила. Люда опешила: о чём она? А Лена уже отвернулась к окну. А, вот она о чём! Сквозь муть мелкого дождя виднелся цвета сурика корпус судна. «Корабль», — прошептала она. «Тундра нецивилизованная! Корабль — военный, а это — что-то рыболовное. Я не про посудину спрашиваю, а про чувака, которого увековечили». Люду Ленкино хамство покоробило, но она сдержалась: такой уж у них на курсе стиль общения. Пожала плечами, но ответила: «Какой-нибудь адмирал… или герой».

«Следова-тиль-но!» — привычно взвизгнул на идиотском слоге «тиль» профессор Колосов. И так же привычно по аудитории пролетел смешок.

Звонок. Вскочившие курильщики перекрыли Люде вид на кафедру и профессора. Когда они просочились через двустворчатую дверь, на кафедре уже не было профессора, а на доске — формул. Лаборантка мыла тряпку под краном, а доска блестела.

«Таня, ты успела переписать последнюю строчку?» «А, на фиг эту химию! И всю ленинградскую погоду туда же!» Таня Проничева, хорошенькая брюнетка с длинными волнистыми волосами, демонстрировала ямочки на щеках только в присутствии парней. Теперь, когда оказалась в чисто девичьей компании, она явила миру кислое выражение лица. Римма Белых подмигнула Лене, мол, не погода Танечку удручает, а отсутствие кавалеров. Но Лена не поняла и сказала: «Есть средство, называется"Сорок лысых". Мама рассказывала. Нужно на листке перечислить сорок лысых мужиков, листок разорвать на сорок клочков и выбросить в форточку. И дождь прекратится».

«О, — дохнул на неё табачищем вернувшийся в аудиторию Юрка Козлов. — Первым пиши Колосова!» «Хрущёв, Подгорный», — подсказала Люда. «Кто про что, а комсорг про Политбюро», — хихикнула Римма. Ввалившиеся в аудиторию баскетболисты ленинградского «Спартака» Саша и Валера, числившиеся в 115-й группе и даже иногда посещавшие лекции, предложили массажиста их команды и сторожа спортивной базы, Вадик Бжалава — своего дядю Георгия. Таня Проничева сияла ямочками и звонко хохотала. После звонка Лена объявила: «37 фамилий. Ну, ещё троих!» Но нашла коса на камень. Ребята выкрикивали уже перечисленных актёров и партийных вождей. Римма сказала: «Ну, вот что! Пиши три раза"Иванов Иван Иванович". Неужели на одной шестой части суши не найдётся трёх лысых Ивановых?»

Лена послушно заскоблила по листку шариковой ручкой. Римма проворно выдернула бумажку из её рук, разорвала пополам, сложила, ещё раз пополам, и ещё. Сунула по клочку рядом стоящим и скомандовала: «На пять частей!» Вскочила на стол, перебралась на подоконник, открыла форточку и повернулась, сложив ладони ковшиком: «Сыпьте!» Несколько клочков прилипло к мокрому стеклу. Выставив в форточку руку с рейсшиной, она очищала окно от обрывков, когда в аудиторию вошёл Колосов: «Что такое, товарищ Белых?» «Бабочка ожила, вот, отгоняю», — пропищала Римма. Колосов взял мел и повернулся к доске. И тут же влажная доска заблестела от брызнувшего на неё солнечного луча. По аудитории пронёсся шёпот: «Да здравствуют Ивановы!»

Людмиле Васильевне приснилось, что она плывёт за ржавым судном, на котором написано «Кронид Коренов». Гудок гудит, Людмила Васильевна шлёпает руками по грязной невской водичке, а этот Кронид проклятый всё удаляется и удаляется…

Вот проснулась и вспомнила. Действительно, эта посудина стояла под окнами того корпуса, что в заводоуправлении. И про лысых Ивановых вспомнила. Встала с кровати и, не позавтракав, полезла за альбомом. И вышла на кухню с ним как была, в ночной сорочке, благо что соседка по коммуналке на выходные с каким-то фраером в Карелию махнула. Вот они на первом курсе: это на картошке, это в 401 аудитории, а это в Автово перед входом в общежитие. Как же давно это было! Лет двадцать с лишним никого не видела. Ленка явно учёбу не тянула, к концу первого курса затосковала и уехала, Римма на втором курсе в сентябре вышла, несколько дней походила и документы забрала. Таня Проничева родила весной на втором курсе и отстала, уйдя в академический отпуск. Верочка родила примерно тогда же, но умудрилась сессию сдать, только через некоторое время серьёзно заболела её падчерица, и она тоже отстала на курс. Таня Якушева… эта доучилась. И работала. Зато в девяностые пришлось мотаться в Турцию за тряпками, чтобы семью прокормить. Это Людмиле кто-то из однокурсниц, случайно встреченных, когда-то рассказывал. И о Светке, она тоже не отстала, даже на производстве поработала, но потом переучилась и осела в бухгалтерии. Оля…

Стукнула дверь. Инна пришла? А Людмила Васильевна думала, что она в отъезде, иначе не вышла бы на общую кухню в ночной сорочке. «Что это вы разглядываете? Ой, надо же, это Римма! Я её такой молодой не знала». «А откуда ты её вообще знаешь?» «Она тётка моя двоюродная… ну, отцова кузина. Но познакомилась я с ней лет пятнадцать назад. А здесь ей лет двадцать?» «Семнадцать-восемнадцать. Первый курс». «А вы разве на юридическом…» «Нет, это корабелка. Римма ушла со второго курса». «Она об этом никогда не рассказывала…» «Да, помотала нас жизнь. Я-то распределение отработала и перешла в колледж черчение преподавать, ну, вернее, тогда он техникумом назывался. Первый муж потребовал, чтобы я на женской работе… ревновал, козёл. В техникуме одни бабы, а если мужики попадаются, то тоже бабы! Инна, нет там у тебя на примете мужичка лет за полтинник, чтобы не пьянь и ревнивец, как мой первый, и не псих, как второй?» «Сама бы такого подхватила, да никто в руки не даётся!»

Да, дождешься от неё! Она по внешности Людмиле в подмётки не годится, но лет на пятнадцать моложе, разбитная, даже перед Володькой первое время хвостом вертела, но потом увидела его во время скандала и головой покачала: «Сочувствую, но не понимаю, как можно такое терпеть!» А на прошлой неделе Людмила Васильевна окончательно выгнала мужа, к счастью, гражданского, на жилплощадь сестры. И сразу решила искать нового. Только вот где? В коллективе такие же, как она, неустроенные, да замужние. А вне колледжа у неё и знакомых-то не осталось. А если институтские знакомства возобновить? «Инна, а что, Римма замужем, дети? Квартира, дача?» «Нет, одинокая. Закончила ВЮЗИ, работает в юридическом отделе завода. Как у нас с вами, коммуналка с одной подселенкой. В земле не копается». Так, ещё одна разведёнка. Но пообщаться стоит. Не успешная, зазнаваться не будет. «Дай-ка мне её телефон!»

В ближайший месяц она наслаждалась новыми-старыми знакомствами. Римма встретила её прохладно, но вежливо. Квартирные условия, действительно, у них оказались один к одному: тоже двухкомнатная квартира, выгороженная из пятикомнатной, тоже здание конца XIX века, тоже окна во двор-колодец, тоже две одинокие (тьфу-тьфу, чтоб для Людмилы это было временно!) женщины. Несмотря на некоторую отстранённость, она даже помогла, объяснив, как оформить завещание всё больше впадавшей в склероз матери. С явной неохотой сообщила, что общается из однокашников только с Верочкой, Олей и Таней Якушевой (то есть она Савельева давно). Да, и со Светой иногда. А с Таней Проничевой? Нет. Нет, не знает. А из парней никого. Даже не встречала ни разу за эти тридцать с хвостиком лет. Светка в разводе, детей нет. Вот её телефон. Позвони, она любит поболтать. То есть, змеища, намекнула, что она деловая женщина, а я болтушка. Ладно, стерплю покуда. А остальных? У неё всё на работе записано, дома телефона нет. Так я и поверю! Светкин, с которой иногда, помнит, а этих забыла! Ладно, у Светки узнаю.

Светка на звонки упорно не отвечала. Тогда Людмила напряглась и через адресный стол добилась адреса Татьяны Савельевой. Это было просто чудо: не зная даже отчества, по имени, году рождения и не самой редкой фамилии найти человека в пятимиллионном городе. Но она вспомнила, что жила Таня после замужества у свёкров, и было это где-то в районе Нарвской. В той же квартире она её и обнаружила. С новым мужем. Надо же, тихая наша Таня, Людмила её не сразу вспомнила, а не одна! И замуж второй раз вышла всего года три назад.

Мужик фактурный, полностью затмевающий свою серенькую жену. Сальный, всё хватал Людмилу за талию. В отличие от Риммы Таня хоть стол накрыла. Но держалась скованно. С кем связь поддерживаю? Ну, с Риммой, с Олечкой нашей славной, с Верой, конечно, со Светой. Проничева? Она Асоян уже лет тридцать… даже больше. Римма? Ты с ума сошла! Несколько раз спросила? Правду про тебя говорили…

Да ладно! Ну, не обижайся! Охота слушать, скажу: «Второе имя» тебя звали. Кто-то из парней… да, Юрка Козлов, точно! Он сказал: «Тактичность — её второе имя». Помнишь, ты куратору Ленку сдала, что она пропуски не отмечает? Её со стипендии сняли. Ах, принципиальность? Ну, конечно, её мать одна растила, да ещё двух младших сестрёнок. Я только задним числом узнала, что она матери ничего не сказала и жила на двадцать пять рублей в месяц, которые она присылала. А как ты думаешь, почему? Мы не поймём, мы с тобой единственные в семье. Она предпочитала сама голодать, а не у сестрёнок кусок изо рта тащить. Училась, конечно, плохо. Голодное брюхо к ученью глухо.

Поссорились. Но Людмила Васильевна уже успела вызнать, что Вера работает в администрации района, в котором сама живёт.

Позвонила в приёмную, выяснила телефон Веры Андреевой. Но поговорить не удалось. В трубке звучали голоса, Вера сказала: «Извини, у меня приём, звони домой. И дала телефон. Людмила позвонила попозже, когда с хозяйственными делами управилась. Мужской голос ответил, что Вера уже спит. «Вы муж?» — спросила. «Нет, не муж». И трубку шмякнул.

Назавтра снова стала набирать Светку. Дозвонилась. Эта сходу позвала в гости и встретила её с восторгом. Но она и в юности была такая восторженная. Влюблялась в однокурсников, преподавателей, актёров. Всё вполне целомудренно, быстро остывала и переключалась на очередной объект. В отличие от большинства однокашников — из успешной интеллигентной ленинградской семьи. Поздние родители, преподаватели ЛГУ, не рядовые, а остепенённые. Она не в родителей, училась слабенько. Но внешне привлекательная, как в юности, так и сейчас: высокая, стройная, тогда светло-русая, почти блондинка, сейчас крашеная блондинка. Первый раз замуж вышла на четвёртом курсе. К пятидесятилетию подходит с четвёртым разводом. Немалое родительское наследство к этому времени прожила: вместо большой профессорской квартиры — стандартная двухкомнатная, машины нет, шикарную дачу в Комарово проела постепенно со вторым и третьим мужем, четвёртому пришлось удовольствоваться уже скромным меню. Поэтому и слинял быстро. Именно такими словами она описала свои обстоятельства. Такая она, Светка: болтушка, любительница сплетен, недалёкая, но не идиотка, всегда трезво себя оценивающая. Насчёт женихов посмеялась: могу познакомить с бывшими мужьями, последний ещё не пристроился, а второй уже со своей очередной разбежался. Прочих знакомых тебе не предлагаю, сама ещё не опробовала, может, пригодятся. Да, и учти, на моих бывших больших надежд не возлагай, вкус у меня на мужиков неважный. То есть как мужики они ещё ничего, а как надежда и опора — вообще ничего.

Почему все так болезненно реагируют на Проничеву? Ну, ты даёшь! Это ведь давняя история, с первого курса. Помнишь, как мы 7 ноября на демонстрацию ходили? Ах, это же общежитские были… ну да, я с ними оказалась, потому что заночевала в 488-й у девчонок. Нас не заставляли, но утром рано комендантша с баянистом по этажам прошлась. Визгливым голосом кричала: «Девочки, мальчики, приглашаем вас на демонстрацию». Ну, Римма говорит: «Коли уж проснулись, пошли». А оказалось так здорово! Вот больше тридцатника пролетело, а помню! Чуть пройдём — затор. Оркестр начинает «Летку-Еньку» играть, а мы приплясываем, чтобы не замёрзнуть. А когда на Дворцовую площадь вышли, там милиция, солдаты и даже курсанты цепочками стояли, чтобы колонны не перемешивались. И Римма встретила в оцеплении одноклассника. Представляешь, в такой толчее встретиться землякам? Она на ходу ему адрес сказала, и он вечером пришёл в общежитие. С другом пришёл. С Альбертом Асояном, который рядом с ним в оцеплении стоял и сразу на Римму запал. И такая у них трогательная любовь была! Римма сейчас тучная очкастая тётка. А тогда была маленькая худенькая брюнеточка с дивными газельими семитскими глазами. Ах, полгода такой дивной любви, причём явно платонической. Такое наше поколение было. Не веришь? А я верю! Я сама такая была. Кроме шуток, девочкой на четвёртом курсе замуж вышла. Эх! Да, о Римме. Она на практику в Жданов, он в лагеря под Новой Ладогой. Потом каникулы в Ленинграде, где у родителей была шикарная квартира. Отец у него не то адмирал, не то Герой Советского Союза. Каков жених? Ну, и Проничева на правах подруги любимой девушки вцепилась в него мёртвой хваткой. В августе пошли подавать заявление по залёту. Алик хотел свалить, мол, не люблю, но Таня пустила слезу перед родителями, и адмирал велел жениться. Мать рыдает: она не нашего круга, а отец отрезал: а не фиг было не в свой круг член совать! Свадьбу сыграли скромную, в квартире. Я была, невеста статусных подружек себе подбирала. Всё равно она прогадала. Жить к себе её не пригласили, муж слинял в училище, в увольнение не больно рвался. А спустя пару месяцев после свадьбы сына папаша объявил: теперь я буду жениться! Жене — двухкомнатный кооператив, сыну — наказ служить честно, а в шикарную адмиральскую квартиру молодую жену привёл. Танька билась в истерике: сказали бы сразу, я бы аборт сделала! Ну, а Римма, когда вернулась к сентябрю, была сломлена. Буквально несколько дней выдержала и забрала документы. Мы ничего о ней не знали, думали, домой уехала. А она устроилась дворничихой, потом ещё секретаршей в суд. Через год поступила в ВЮЗИ. И так десять лет. Лёд долбила, мусор мела до света, потом в суд на пол ставки. Уже дипломированным юристом продолжала лёд долбить, пока не отработала за эту комнату. Так в ней и живёт. Как ты думаешь, будет кто-нибудь из наших с Проничевой общаться?

Асояны? Живут… с короткими перерывами. У Алика с военно-морской карьерой не задалось. Что-то там случилось в училище. Не то со здоровьем, не то с дисциплиной. Через год вернулся домой. Ну, то есть не домой, а к маме в кооперативную квартиру. А там молодая, но постылая жена с маленькой дочерью. Запил. Чиновный папаша явился, стал поучать: получи хоть гражданское высшее образование. Заметь, материальную помощь не предлагает, только хорошие советы. И тут Алик с размаху посылает его на хрен. Сказал: всё, что мог, ты уже сделал. Родил, женил. Свободен! И пошёл на ближайшую стройку подсобным рабочим. Вся семья в шоке. Но оказалось, что поступил он так не с досады, а при здравом рассуждении. Выучился на каменщика, неплохие деньги получал. Потом какую-то ещё редкую профессию приобрел… что-то такое на высоте делать, ну, всякими отделочными плитами стены обкладывать, мрамором, что ли или розовым туфом. Парень он всегда был рукодельный. Через несколько лет очередь на квартиру подошла, строителям-то жильё получить было легче. Танька быстренько забеременела, сыночка родила, чтобы побольше получить. В той трёхкомнатной они по сию пору живут.

Почему с перерывами? Знаешь, какая у Альберта кличка? «Переходящий вымпел». Первый раз он ушёл к Алле. Помнишь Аллу? Она на гидродинамике училась, ну, такая моднявая. Кудряшки, очки, клипсы? Да, рыжая, она самая. Они с Танькой всегда дружили, парней друг у друга отбивали. Но то парней, а тут…

Алла на третьем курсе выскочила замуж за нашего куратора. Твой дружок, помнишь? Ладно, не обижайся. Он в общежитии один в комнате жил, к нему многие ходили. Но желал в Ленинграде прописку иметь, поэтому особое внимание уделял местным. Родители Аллы в торговле работали, дом полная чаша. Молодую семью приняли, дефицитом обеспечили. Но зятя не прописали. Зять сработал на продолжение рода, ждал аплодисментов, а они опять не прописывают. Тут подвернулась аспирантка, постарше и с длинным носом, но зато одинокая и с квартирой. К ней и ушёл. А Алла стала новый объект искать. На Алика случайно внимание обратила. Ей бабушка дачный участок отдала, и она решила на нём домик построить. Ну, и пригласила мужа подруги: и ему подработать, и ей подешевле. В результате строительство затянулось на полгода. Танька узнала не сразу, а как узнала, рукой махнула: деньги приноси, а сам не нужен. Понятно, был у неё кто-то. И очень она на него рассчитывала. Но, сама понимаешь, связь с замужней женщиной — это одно, а с разведёнкой с двумя детьми — совсем другое. Любовник слинял, Танька поискала другого и поняла: в этом статусе ловить нечего. И явилась к Алке за мужем.

Повели они себя не как закрепощённые женщины Востока, а как свободные американки. Мне Алла сама об этом рассказывала. Сели друг против друга, закурили: мы же цивилизованные люди! Как решать будем? Алла говорит: забирай! Танька напряглась: что не так? Ослаб? Алка отвечает: всё в порядке, всё-таки дед с Кавказа, а не с финских бурых скал. Но мне надо, чтобы мужик не только трахал, но и любил. А любит он всю жизнь одну. Ущипнула всё-таки соперницу, стерва!

Людмила спросила, а не пытался ли он к Римме вернуться? Ну, первое время никто не знал, где она. Лет через несколько, уж и они институт закончили, и даже Римма, поступившая в свой юридический позже двумя годами, кто-то из однокурсников её встретил. Вот тогда Алик её разыскал и в ноги бросился, сам по пьяни Витьке Вериному рассказал. Но она выдала обычный романтический набор: предательство, нет веры, есть дети, исполняй свой долг. Дура! И себе жизнь портит, и мужику! Не удивлюсь, если она до сих пор дева! Ну да, он четверть века под её окнами ходит аки пёс бездомный. Ну и что, что вид потеряла? Для него она всё та же девушка с газельими глазами. А Танька, что Танька? Блудила потихоньку, но уже захомутать больше никого не пыталась. И мужа контролировала. Но ещё дважды упускала. Что характерно, тоже с подругами своими. Схема одна: или ремонт, или что-то переставить. И он идёт! Наверное, потому что дома хреново. Танька — стерва, дети его ненавидят, мамаша настропалила. Уже и внучок появился, тоже зверьком глядит. Все живут на его деньги, но третируют. А он, слабак, терпит! Поддерживает связь с этой семейкой одна золотая наша Олечка, добрая душа. В период проживания Алика с подругами ходит от него деньги передавать. Ревновать? К Оле? До этого даже Танька не додумалась. Оля — это Оля. Нет, не замужем. Муж давно ушёл, она одна сына воспитала. Сын хороший, сноха — стерва, вроде Таньки. Внучок небольшой ещё. Нет, слава богу, не с ней. У Олечки квартира крошечная однокомнатная.

А до Верочки ты не дозвонишься. На работе у неё вечная запара… зря ты так говоришь! Как можно о чужой работе судить, не зная? Пришла бы на приём, а на тебя — нулями, ты бы сама хай подняла. А дома у неё пять душ. Мне ей даже звонить неловко. Убрать, постирать, сготовить, накормить, уроки проверить… какие уроки? Они с Витей на старости лет сыночка завели. Лет десять ему сейчас. После работы дома управляется, а затем падает и отрубается. И тут уж все домашние на цыпочках ходят. Так что после десяти не звони, на хрен пошлют. Попробуй в выходные.

Вера пригласила их на чай в воскресенье. Был какой-то скучный необязательный разговор. Людмила старалась общаться со всеми домашними. Не оценили. Когда вышли за порог, Светка сказала: «Да, тактичность — твоё второе имя!» «Ну, что не так?» «Что ты к дочери её и зятю привязалась:"дети нужны, дети нужны". Могла бы сообразить, что, если они лет 12 уже женаты, то есть причина». «И что такого?» «А ты сама что ж не родила?» «А от кого?» «А хорошо было бы, если бы я при всех спросила, почему на тебя только хреновые мужики западают?»

Оля работала в библиотеке. Улыбаясь, поведала Люде, что сначала работала конструктором в КБ, потом её подвинули в ПТО, оттуда в техническую библиотеку. А потом и вовсе КБ закрыли. Но она, бывая в бибколлекторе, со всеми библиотекарями перезнакомилась, так что, когда без работы осталась, сразу перешла в массовую библиотеку. Даже смогла поближе к дому выбрать работу. Зарплата копеечная, но стабильная. Ей хватает. От разговоров о подругах уклонилась. Ничего себе, возмущалась Людмила Васильевна в разговоре с Инной, все её называют «милая», «добрая», «надёжная», даже «золотая», а она со мной даже путём не поговорила, всё время отвлекалась сопливым книжки искать. И ни слова ни о ком! Про Римму спрашиваю — «ты у неё спроси», о Тане — «да я не знаю точно». Инна захохотала: «Действительно, милая! Я бы с такой дружила! Ни сплетен, ни пакостей за спиной, ни подстав!»

Первой юбилей праздновала Светка. Она пригласила подруг в кафе.

«Бывают встречи без галстуков, а у нас будет без ширинок, — посмеялась она. — Сама сейчас без кавалера, и подружки почти все такие же. Вера, Таня, извиняйте, Витю и Петю не приглашаю». Замужние дамы отмахнулись, кому, мол, они нужны! Людмилу Васильевну это не обрадовало. Признаться, она надеялась, что будет большое сборище и, может быть, кто-то окажется подходящим для знакомства. А предстояла встреча девяти баб. Светке, однако, она сказала: «Так, конечно, лучше. Этот Петя…» «Что, и тебя за попу щиплет? Вот козёл, ни одну не пропустил!»

За столом ужасались страшной дате: надо же, полвека! Следующей была Вера. Она сказала, что кафе не потянет, и пригласила всех к себе домой: «У меня в доме своих четыре мужика, так что и вам не возбраняется прийти с кавалерами. Только предупредите, чтобы места для них запасти». «Вер, почему четыре?» «Славка приедет». «Что за Славка?» — спросила Людмила Светку. «Пасынок её».

Людмила подъехала чуть пораньше, предложила помощь. Но Вера отмахнулась: осваивайся. Осваиваться не получалось, домашние метались, переставляя мебель и таская посуду, на ходу коротко отвечая и неискренне улыбаясь. Но потом стали подтягиваться гости, и стало веселее. Неприятно царапнуло, когда приехала Оля. Виктор открыл дверь и радостно крикнул: «Серёжка, тётя Оля приехала!» И маленький Серёжка, который зыркал исподлобья и разговаривать не желал, помчался её встречать. На визг брата вышли из кухни дочь Веры Олечка с мужем и потащили Олю в свою комнату. Виктор с трудом оторвал мальчишку от гостьи: взрослым надо поговорить! Говорили они долго, пока гостей не пригласили к столу. Сын Виктора от первого брака, импозантный, но хмурый мужик лет сорока, расцвёл улыбкой и поцеловал Оле руку: «Я тебе место держу». Завыл Серёжка: «Я хочу с тётей Олей». Пришлось сдвигаться, освобождая ему место. И когда этот Славик с братишкой вышел провожать гостей, он сказал: «Вас до метро много, а на проспект к автобусу тётя Оля одна». И пошёл её сопровождать.

«Что они с ней носятся как с дерьмом на лопате?» — недовольно спросила Людмила. «Мы все слишком многим Оле обязаны», — ответила Римма.

Через месяц был юбилей Оли. Людмила Васильевна ждала приглашения, но Оля не звонила. На работе отвечали, что она в отгулах. Позвонила Светке: «Что же обещанный юбилей?» «Не до того, — вздохнула Светка. — Оля уже месяц у Асоянов живёт». «Что такое?» «Таня болеет, дочь за ней ухаживает, а Оля у них домовничает, ребёнка в школу водит, уроки с ним делает, готовит на весь колхоз, стирает, убирает».

Ещё месяц прошёл. Там у Риммы юбилей наклёвывался, но эта не позовёт. Позвонила в библиотеку Оле. Опять ответ: «Её сегодня не будет» Людмила возмутилась: «Да что у вас за работа такая, вечно её нет!» «Постыдитесь, женщина, она на похоронах». И трубку шмякнули.

Позвонила Светке: «Кто у Оли умер?» Она вздохнула: «Таня Асоян. Представляешь, никто из нас с ней не был, одна Оля помогала. Завтра похороны. Я решила пойти, поддержать молодого вдовца». Людмила Васильевна решила тоже пойти: а что, всё возможно.

В кафе на поминках стало особенно заметно, как Альберта третируют дети. Если бы не мужья Татьяниных подруг, он бы сидел совсем один. Света и Людмила из солидарности тоже сели поближе к нему. Оля подошла только один раз: «Держись, Алик. Пойду я, детям тяжелее». Он кивнул.

Недели через три спросила у Светы: «Как там вдовец?» «Съехал». Ну и дела! «К кому?» Светка заржала: «Переходящий вымпел пока не вручён. Просто съехал на съёмную квартиру».

Альберт продержался дома только несколько дней. Дети вели себя по-прежнему, даже хуже. Потом сын привёл какую-то девку непотребную, отец мягко пожурил сына, сын послал. Альберт в полной растерянности пришёл к Оле: «Я больше не могу». Оля погладила его по головке: «Алик, вспомни, как ты своего отца послал. И небо не разверзлось. Несправедливо? Да. Ты-то не родил-женил, а выкормил и выучил. Нелюбовь им Таня в голову вложила, и это въелось надолго, если не навсегда. Карине 30 лет, сама мать, а вы её всё с ложечки кормили. И что, будешь дальше кормить? Дай им возможность пожить самостоятельно и на свои. Эту девку Эдик для тебя привёл, чтобы ты бесился, да ещё бы и её обеспечивал. Давай мы тебе квартиру поищем».

И Альберт съехал. Трусил немного, попросил Олю с ним за вещами заехать. Но дома никого не оказалось. Он спешил, нервничал. А Оля сказала: «Собирайся основательно. Я же вижу, что больше ты сюда не придёшь». Аккуратно складывала одежду, заглядывая в список. Машину загрузили до крыши. Так же основательно всё разложила на съёмной квартире. А потом сказала: «А теперь поставь машину в гараж и начинай копить на новую. Ну, что ты рот открыл? Аличек, ты что, из-за этого г… будешь с детьми родными судиться?».

Добрым словом он помянул Олю, что машину заставила вернуть, когда Карина через неделю позвонила на работу: «Мне нужна машина!» Без обращения, как уже несколько лет. «В гараже» ответил и трубку бросил. А машину ещё заправлять нужно. И ремонтировать.

Через пару недель Карина зашла в библиотеку и спросила: «Тётя Оля, отец что, не собирается свою часть комуслуг оплачивать?» Оля хладнокровно уточнила: «Ты спрашиваешь, собирается ли он жить в этой квартире? Или делить её? У вас два варианта: или вы продаёте квартиру, делите деньги на три части и разбегаетесь, или договариваетесь с братом и без формальностей делите квартиру и платите за себя пропорционально занимаемой площади сами. А отец будет платить за съёмную квартиру». Карина заплакала: «Тётя Оля, как всё плохо! У нас поле боя, а не жильё. Без отца стало даже хуже». «Понятно, что хуже. У вас был общий враг, который к тому же вас кормил. Теперь так уже не будет».

Слишком часто Светке звонить нельзя. А узнать о перспективном женихе хотелось. Людмила Васильевна позвонила Оле в библиотеку и услышала, что она на больничном. Поехала её навестить, но в дверях её встретила Римма и сказала, что к Оле нельзя. Это было оскорбительно и странно, но пришлось уйти. Звонок Свете. «У Оли погиб сын». Людмила возмутилась: «Почему меня не впустили? Я бы с ней поговорила!» «Лучше не надо, мы все помним твоё второе имя». Возмущённая Людмила вновь поехала к Оле, благо у преподавателя времени побольше, а у Риммы рабочий день с восьми до пяти. Но в дверях встал Виктор: «К Оле нельзя». Людмила Васильевна возмущалась: «Оля от этой изоляции болеет, давно бы в себя пришла, если бы не их заслон».

Но Оле пришлось подняться, потому что слегла Римма. С тем же диагнозом и примерно в той же стадии, что у Тани Асоян. Именно Оля настояла на операции, на которую врачи не очень охотно пошли, утверждая, что шансы ничтожны, она же ухаживала до и после, меняясь иногда с Инной. У Людмилы Васильевны не было причины навещать больную, не те отношения, однако любопытство замучило. «Ну как там?», — спрашивала она соседку, но та только отмахивалась на бегу.

Как-то вдруг все окружающие обзавелись сотовыми телефонами. Только вчера, казалось, проблемой было дозвониться, а сейчас пожалуйста — у каждой дамы в сумке трубка. Пришла Людмила Васильевна из колледжа домой, а на кухне Инна с кем-то разговаривает. Заглянула — а она в трубку бубнит. Прислушалась — «Алик». «Что за Алик?»

Оказалось, Асоян. «Ты что же, у тётки единственную любовь отбила?» «Да ну вас, Людмила Васильевна. Мы договариваемся к Оле на дачу съездить большой компанией. На участке прибраться, домик просушить. Заодно и шашлычков покушаем». «А что за компания?» «На одной машине Витя за рулём, на другой — Алик». «А мне там места не найдётся?» Инна взглядом заюлила: нет, всё битком. «А Римма что, одна останется?» «Нет, Римма с нами едет, отчасти ради неё поездка затевается». «И что же, она в одной компании с Альбертом согласилась ехать?» «Они вместе живут».

Вот это да! Оказалось, Алик из больницы не выходил, в палату не впускали, так он внизу высиживал. Продукты привозил, Олю с Инной развозил, когда они менялись. На чём развозил? Когда всё это случилось, он понял, что без машины никак. В кредит влез, но машину купил. Ну, а уж из больницы они вместе уехали. Сначала к Оле, а потом к Римме перебрались.

Месяца через два Людмила Васильевна чуть не столкнулась с ними в гастрономе. Алик, крупный статный мужик, резко поседевший за последние полгода, выглядел весьма импозантно, особенно на фоне своей непрезентабельной спутницы. Не доходящая ему до плеча маленькая ростом, но грузная Римма, в мохнатом выцветшем красном берете и потёртом пальто, припадая на левую ногу, везла тележку. Он догнал её и перехватил тележку: «Не женское дело грузы таскать». «Алик, я для опоры…» «Опора у тебя — я». Она поглядела на него таким бесстыдно счастливым взглядом, что шедший навстречу плюгавенький мужичок развернулся и долго глядел с завистью им вслед.