Исповедь на краю

Евгения Михайлова, 2011

Вера пораньше ушла с работы – хотела застать мужа с любовницей. Вместо этого она обнаружила в своей квартире то, что повергло ее в ужас… Журналистка Дина сразу откликнулась на просьбу частного детектива Сергея Кольцова помочь в расследовании этого чудовищного преступления. А вскоре ей позвонила главврач дома ребенка и рассказала о похищении мальчика. Дина сразу заподозрила: между этими делами есть что-то общее… У нее много лиц и имен. Она с детства ненавидела того, кто испортил ей жизнь, и поклялась отомстить… Игры, в которые играют люди, часто бывают очень жестоки. Как остановиться и не перейти грань, за которой к прежней жизни не будет возврата?..

Глава 3

Валентина Петровна, главврач дома ребенка № 15, стояла у окна и безрадостно смотрела на дождь. Все, как всегда, сошлось. Потепление и затяжная слякоть после первых заморозков, ранняя эпидемия гриппа в Москве, и сразу пятнадцать новеньких из разных роддомов. В помещении уже топят, душно, приходится форточки все время держать открытыми. А пять малышей температурят. Может, конечно, простыли, сквозняком продуло, но, скорее всего, в дом занесли вирус. Прививки всем сделали, но грипп нынче пошел избирательный. Когда все заболеют, врачи объявят, что прививка была не та.

Валентина Петровна вышла из кабинета и, надевая на ходу марлевую повязку, направилась к изолятору. Вот они, мои больные детки в клетке. Кто тут у нас хнычет? Кто на ручки хочет? Детишки зашевелились в кроватках, потянулись к ней, приветствуя ручками и ножками в ползунках. Валентина Петровна начала обход с первой кроватки. Пощупала лобик годовалой Ирочки, проверила, не мокрая ли она, спросила у няни: как девочка ела?

Валентина по очереди подержала на руках четырех больных. И лишь затем разрешила себе подойти к Ване. Она всегда осуждала себя, если какой-нибудь один ребенок становился ей дороже остальных. Но что тут поделаешь: тает сердце, когда видит она эту круглую головку с белобрысыми вихрами, маленький курносый нос, красивый аккуратный ротик, как у девочки. Так хочется схватить на руки это двухлетнее чудо, прижать к себе, успокоить, защитить от всех напастей! Но два года — в доме ребенка это возраст! Он уже большой. И самостоятельный. Нужен повод, чтоб такого мужика на руки брать. Сейчас он есть.

— Иди ко мне, солнце мое, зайчик дорогой!

— Баба Валя, — блаженно произнес малыш, обнимая Валентину Петровну за шею.

— Он горячий, — целуя мальчика, озабоченно нахмурилась она. — Надя, дай-ка градусник. А потом я его покормлю. Куриные котлетки сегодня утром дома пожарила. Ему можно и Катеньке.

— Котлета. — Малыш показал ямочки на щеках.

* * *

На новом месте приснись, жених, невесте! Дина уснула на одной из двух не очень удобных кроватей часа в три. Увидела короткий глупый сон. Будто она идет по мрачному пустому двору, рядом плетется Топик, а в руках у нее какая-то сумка. То есть она думала во сне, что это сумка. Но тут из окна закричали: «Она несет ботинок Путина». Дина посмотрела, и правда: она держит за шнурок какой-то белый ботинок с цветным орнаментом. Дина открыла глаза и спросила у себя: «Ну, и при чем тут Путин? И к чему может присниться подобная ерунда?» Она включила бра над кроватью и посмотрела на часы: четыре. Еще темно на улице. Но Топик уже хлопал рядом своими огромными, черными, абсолютно не сонными глазами и вздыхал ей в лицо.

— Ну что ж. Раз ты не против, пойдем. Начнем изучать нравы этого дома.

Они вышли под моросящий дождь. Дина посмотрела на здание — все окна темные. Только на втором этаже у кого-то горит настольная лампа. Утром узнаем, кто там живет. Они обошли двор два раза по периметру и вернулись в квартиру.

— Попробуем еще поспать, — сказала Дина, помогая Топику вылезти из ванны.

На следующую прогулку они вышли в семь. Окна горели уже во многих квартирах. Вышел парень в джинсах и светлой куртке, завел старенькие «Жигули», уехал. Появилась дворничиха Галина Ивановна. «То ли у меня настроение плохое, то ли у нее лицо убийцы», — подумала Дина и вежливо поздоровалась.

Повторив процедуру с теплой ванной, Дина дала Топику немного корма, попила чаю с вареньем и на этот раз провалилась на три часа в глубокий сон без всяких видений.

* * *

Нина встала, как всегда, рано. Не включая в комнате свет, вышла на кухню. Поставила чайник, закурила сигарету, посмотрела в окно. Чертов дождь. У нее ботинки промокают. Новые купить с этой зарплаты не получится. У Дашки джинсы до дыр на заднице протерлись. На ней все горит. И это самый маленький ее недостаток. Вчера вечером Нина пришла домой голодная, озябшая, с тяжелой сумкой, позвала: «Дашенька», — но никто не отозвался. «Спит или выскочила куда-то», — подумала она. Сняла куртку, сапоги и вдруг услышала стон. Нина обмерла. Стон повторился, но уже как-то хрипло. Нина почувствовала, что у нее отнялись ноги. Надо бежать в комнату, а она не может сдвинуться с места. А звуки становились все более странными. «Дашку душат!» — поняла Нина. Это предсмертные хрипы. Она безумно огляделась. Из оружия под рукой был только зонтик. Она сделала страшное усилие, оторвала ноги от пола и с зонтиком наперевес влетела в их с Дашкой спальню… И тупо уставилась на совершенно голый зад, который дергался на ее кровати. Лишь о следующую минуту она разглядела под неизвестным туловищем родную дочь, тоже голую и невменяемую. Та смотрела на Нину, но не видела ее. Во всяком случае, она не прервала своего занятия. Нина чувствовала себя невидимкой. Она стояла и обреченно ждала, пока ее дочь не издаст последний ликующий клич. После чего Нина устало кивнула и вышла на кухню. Она так мечтала о спокойном ужине и уютном вечере у телевизора. Вдвоем. Теперь нужно собраться с силами и поприветствовать гостя. Его оборотная сторона на нее не произвела большого впечатления. Но своей первой ошибки Нина больше не повторит. Она не будет кричать: «Как ты можешь? Что ты себе позволяешь? Я не могу жить с проституткой!» Когда Нина выступила так первой раз в подобной ситуации, Дашка спокойно натянула трусы и джинсы, взяла за руку своего оболтуса и гордо прошествовала мимо матери на свободу. Вернулась через три дня. И даже самый наивный человек не сказал бы по ее виду, что она провела это время в монастыре. С тех пор Нина смирилась с новой, так сказать, реальностью.

Дашка появилась на пороге кухни с выражением сытой кошки на хорошенькой мордочке.

— Что купила?

— Пельмени и торт «Чародейка». Он с нами ужинает?

— Да ты что! Я так жрать хочу! Особенно «Чародейку»… Ну ты пошел? — обернулась она к типу, который маячил за ее спиной.

Тот что-то промычал. Дашка довела его до входной двери и небрежно произнесла:

— Ну давай! Пока.

Стало быть, торжественного представления не будет. Оно и к лучшему. Нина не компьютер, чтобы запоминать их всех по именам. Они ведь не повторяются.

— Слушай, дочка, — решилась все же она. — Я надеюсь, ты не с улицы их приводишь? Ты хоть понимаешь, что случилось и что еще может случиться? Здесь бродит какой-то маньяк.

— Ой, мама. Только не надо сходить с ума. Я, по-твоему, маньяка от неманьяка не отличу?

— Дура, — беспомощно вздохнула Нина. — На них же ничего не написано. Даже Мариночка дверь открыла. Такая умница, осторожная, послушная.

Нина всхлипнула. Дашка притихла, и обе опасливо посмотрели в черное окно.

* * *

Дина остановилась в подъезде у сооружения из искусственных цветов, флажков и плакатов. Что-то вроде алтаря. «Сатана — носитель света и истины!», «Люцифер — правая рука бога!», «Баси — Баср». Это еще что такое? А, вот и расшифровка: «Биологический Атомный Свет Истины». Полное ку-ку. Автора, конечно, все знают.

Дина с Топиком вышли во двор. Народ возвращался с работы. Обыкновенные люди, тихие, усталые, скучноватые. Обыкновенный дом. Со стороны кажется, что в таких домах ничего не может произойти.

— А ты, это… Ты у нас поселилась? — Перед Диной стояла маленькая закутанная старушка с очень светлыми и абсолютно бездумными глазами.

— Да. Я теперь живу в этом подъезде, на двенадцатом этаже.

— С собачонком?

— С ним. А вас как зовут?

— Я Шура. К дочери приехала из Комсомольска. Дочка у меня, Людка, тут замужем. За сыном дворника. Девка у них есть, Оксана. А ты знаешь, что у нас случилось?

— Да. Ужас. А вы что об этом знаете?

— Мариночку с шестого этажа зарезали.

— Кто бы это мог быть?

— Да черт его знает.

— А здесь часто незнакомые люди появляются? Может, квартиры снимают или где-то компании собираются?

— Не. Не ходят. Компании?.. Дашка вроде компании водит. И хахалей. Оторва такая.

— В нашем подъезде?

— Да, на пятом живет с матерью. Нинка, ее мать, тихая, а Дашка — оторва.

— А кто цветы в подъезде цепляет? Не знаешь? — Дина перешла на «ты», потому что после каждого «вы» Шура оглядывалась.

Старушка затряслась от смеха.

— Это Степка. Идиёт. Сатана. Целый день пишет, а вечером цепляет. Его уже били, а он все равно цепляет.

— Кто бил?

— Андрей, зять мой. Тоже придурок.

— Плохой зять?

— Сволочь. Людку мою тоже бьет. — Шура перешла на шепот: — Она в больнице лежала. Он ей ребра поломал и руку, морду изуродовал… А еще ножом вены на руке резал.

— Это еще зачем?

— Говорю ж, сволочь.

— В милицию заявляли?

— Милиции из больницы сообщили. Они пришли, дело завели.

— Ну и что, его судить будут?

— Черта с два будут. Галька, его мать, заставила Людку написать заявление, что она не имеет претензий, будто муж извинился.

— А он извинился?

— Черта с два он извинился.

— Да, интересно тут у вас. Ну, мы пойдем погуляем. А ты заходи к нам чаю попить.

— Да? Так я сейчас и пойду. Вы погуляйте, а я вас тут и буду ждать.

«Ну что ж, — думала Дина, стараясь не отставать от пса, изучавшего запахи нового двора, — можно составлять список кандидатов. Сатанист, сын дворничихи, хахали незнакомой пока Дашки».

Шура, конечно, их дождалась, и они втроем вернулись домой. Дина вскипятила чайник, поставила на стол большой пирог с капустой.

— Есть еще котлеты. Хочешь, разогрею?

— Давай, девка. Можешь не греть. Я и так съем. А мужа у тебя нет?

— Есть. Он подводник. Под водой плавает.

— Да ты что! И у Людки, дочки моей, есть муж.

— Ты говорила, что он сволочь.

* * *

Валентина Петровна в последний раз обошла спальни, постояла у каждой кроватки в изоляторе. Сопят. Дыхание хриплое. Ох, беда. Как же она не любит оставлять их по ночам, когда они болеют. Валентина и ночевала бы здесь, но дома совсем старенький папа. Ему уже чайник тяжело поднять. И боится он один оставаться по ночам. Скрывает, конечно, но она же видит.

Валентина Петровна положила руку на плечо Нонны Павловны, ночной нянечки, которая с упоением читала любовный роман при свете настольной лампы:

— Я ухожу, Нонночка. Закрой пойди за мной. Ирка сегодня придет, не знаешь?

— Сказала, придет. Может, пока не закрывать?

— Нет, ты лучше закрой, она постучит. Ты от книжки отрывайся все-таки. Проверяй, не горят ли дети. Если температура сильно повысится, звони мне. Разбуди Тоню, медсестру. Питье на ночь я приготовила. Это для маленьких. Для Кати с Ванечкой.

— Ой, этот Ванька такой уморительный. Говорит: «Баба, я больной и не гуляю. А когда выздоловлю, мне самолет подалят. На Новый год».

— Ванька — сам подарок! Золотой ребенок.

Валентина Петровна не выдержала: вернулась к кроватке Ванечки, подоткнула одеяло, потрогала лобик, дотронулась губами до раскрытой пухлой ладошки.

— Ладно, побежала я.

В квартиру она вошла, мечтая сразу рухнуть в кровать. Но папа не спал. Валентина Петровна приготовила ужин. Помогла отцу дойти до кухонного стола. Он физически слабеет, но голова у него все такая же светлая, как в молодости. Ему поговорить с ней хочется. Валентина подробно рассказала о всех делах дома ребенка. Отец изложил в деталях новости, увиденные по телевизору, сообщил, что интересного было в сегодняшних газетах. Она помыла посуду, полежала в теплой ванне и перед тем, как лечь в постель, позвонила на работу.

— Да, — шепотом ответила Нонна Павловна.

— У вас все в порядке?

— Да. Ира пришла. Ужинает сейчас на кухне. Детишек мы попоили.

— Хорошо. Ложись спать. А Ирка пусть посидит. Спите по очереди.

— Ой, Валентина Петровна, ну как будто мы не знаем.

— Ладно. Спокойной ночи.

Ночными нянями в доме ребенка работали две пенсионерки посменно. В помощь им Валентина Петровна взяла на полставки студентку медучилища. Нормальная девочка, приехала из Подмосковья, живет вроде у подруги пока: квартиру снимать не на что. Но, видимо, там не очень удобно. Так что ей ночные дежурства — не только заработок, но и выход из положения.

Валентина Петровна закрыла глаза и попыталась отогнать все мысли. Поскорее уснуть, чтоб поскорее проснуться. Ее разбудил звонок, и она сразу поняла, что это не будильник. Звонил телефон. Валентина Петровна взяла трубку, послушала, и комната поплыла перед ее глазами.

— Валентина Петровна, — рыдала Нонна. — Ванечка пропал!