Колька, Сенька, Ермошка и Шестое Царство

Евгений Ярыгин, 2021

Читатель любит приключенческие книги и фантастику. Есть подозрения, что ничего кроме них он особенно и не читает. В новой книге Е. Ярыгина «Колька, Сенька, Ермошка и Шестое Царство» есть и приключения, и фантазийность. Есть бабы-яги, тролли, злой волшебник, Змей Горыныч. Есть жаркие схватки, но не только. Добряки не ищут драк, для них гораздо веселей и увлекательней сеять и убирать овес, ходить на охоту, встречаться вечерами в избе-читальне с друзьями, чтоб обсудить новости, попеть, поделиться планами. Постоять, однако, за себя и отстоять свои взгляды на мир добряки умеют. Ермошка с братом, сестрой и верными друзьями могут доказать это на деле, если надо.

Глава 2

Посевы и нашествие

Как ты к битвам и сражениям ни готовься, а трудиться, однако, надо. Уж подоспела пора сеять овес — это Сенькина забота. Колькина тоже, потому что техника на нём да на Кайдане-Держи Кардане ещё. Конечно, девчонки помогут, лесовики поддержат, но голова полна забот у Сеньки первой: семена проверить, провеять, просушить, подлечить от болезней — это раз. Земля должна быть влажной в самую меру — не грязь, но и не такая, чтоб пылью вилась по ветру. Вот и бегает Сенька по несколько раз в день на поле. Сделает ямку, понюхает, пальчиком потрогает землицу, разотрёт между ладонями сероватый комок, присядет на корточки и долго смотрит на небо, ловит носиком весенний ветерок. Ветер, если с моря, а там зюйд — юг, то теплый и влажный, пахнет, дело ясное, морем, солью. Если не с моря, — то распустившейся листвой, хвоей, болотцем. Так про себя примеряла запахи Сенька и улыбалась сама не зная чему. Улыбаясь, она ещё раз понюхала шматок земли на ладони и сморщила нос: у почвы был устойчивый душок тухлой рыбы. Добрячка отряхнула руки и легко вскочила на ноги. Запах рыбы, подумалось Сеньке, — отголосок доброй путины в прошлом году, изобилия отходов от разделки рыбы. Все они пошли в дело, запаханы, чтоб землю подкормить, толкнуть всходы овса вверх, к небу. «На радость мне. И вонизм не мешает», — так про себя усмехнулась Сеня. Прикрыв, ладонь козырьком, глаза от солнца, она ещё раз оглядела поле, вдохнула глубоко тёплый пар, идущий от весенней земли, и сорвалась к дому. Скок-скок на левой ноге, скок-скок на правой. Как обычно.

Знаменитые, когда-то розовые, а теперь выгоревшие, в пятнах от машинного масла шорты выглядывают из-под откинутого капота трака. А внизу, под кабиной можно разглядеть покрытые синяками и ссадинами худые коленки и разбитые, неопределенного цвета кроссовки. Это Колька, над мотором, и Кайдан, под машиной, готовят технику к посевной. А может оказаться и к войне — эвон яги разлетались. Поспеть бы хоть овёс посеять, проверить ветродуи, поднять их наверх, на деревья. Площадки под них на верхушках самых мощных дубов лесовики уж заканчивают ладить.

Колька довольно захлопнул капот: дело сделано, трак готов к труду и обороне. Ядвига так любит говорить. Присев на подножку, Водилкин стал вытирать тряпицей, ветошь называется, измызганные маслом и копотью руки, поглядывая вниз на истертые подошвы приятеля. Снизу, из-за колёс были слышны пыхтенье и чертыханья Кайдана-Держи Кардана. Одной ногой тот упирался в колесо, а второй активно брыкал воздух. Некоторое время Колька терпеливо наблюдал и слушал, затем вздохнул, отложил замасленную тряпку и полез под машину.

Что правда, то правда: гайка на рулевой тяге, что колёса поворачивает, спряталась между железок так, что дотянуться до неё гаечным ключом было непросто. Колька сразу прикинул — в одном положении гайку видно, но не дотянуться, в другом — дотянуться можно, но детальку не разглядеть. Все кувырки и елозанья Кайдана были направлены на то, чтоб совместить обзор и доступ к хитрой гайке. Водилкину сразу пришло в голову, что сюда бы Юрку или Марка с их длиннющими руками, так как ни ему, ни Кайдану с коварной закруткой в одиночку не справиться. Коля некоторое время лежал на прохладной траве рядом с приятелем, разглядывал железо наверху и соображал. Кайдан перестал метаться, умолк и вопросительно хлопал ресницами, глядя на друга. Колька забрал из рук напарника ключ, отодвинулся в сторону, приподнялся и накинул ключ на гайку. «Тяни», — просипел он, скосив глаза на Кайдана и кивнул в сторону свободного конца гаечного ключа.

Дело дальше пошло успешно, и приятели уж собрались выкарабкиваться на белый свет из-под машины, как Колька разглядел в просвет между колёсами загорелые, исцарапанные коленки, носочки в полоску и красные туфельки. «Вовремя поспели», — прикинул Коля, перекатился на живот и стал пятиться ботинками вперёд навстречу поджидающей его сестрёнке.

Строго говоря, и пахали, и боронили, и сеяли Коля с Кайданом на тракторе, но без трака было не обойтись: и семена, удобрения подвезти, борону ту же. А девчонок, лесовиков на поле — с поля подвести — всё трак. Добряки забрасывали сколоченную Юркой из толстых досок многорядную лавку в кузов — и вот тебе автобус. Что до трактора, то он попал в Колькины руки когда-то в жалком состоянии. Его обменяли на пять бочек солёной рыбы, когда поняли, что Амуниция — лошадь Охотника Жеки — не может по причине солидного возраста всё перепахать и всех перевезти. Волшебник тогда здорово помог сторговаться. А ещё он запчастей подкинул. Остальное — дело рук Водилкина и Держи Кардана. Правда, и Ермоша, и Юрка, и Марк тоже здорово помогли. А как добрякам зимой без трактора, когда снегом заваливает по самые уши!

Сенька терпеливо ожидала, переступала с ноги на ногу, не роняя при этом ни слова. Ждала, когда брат закончит с размышлениями, воспоминаниями, вытрет бывшим полотенцем руки и сосредоточится. Меж тем Колька долго глядел рассеянным взглядом куда-то вдаль, в поле, сквозь леса, сквозь Есению, потом встряхнул головой и как бы неожиданно обнаружил стоящую перед ним сестрёнку.

— Пахать?

— Нет, пирожки кушать, — прыснула в кулачок Сенька, но тут же деловито добавила: — Лучше с утра, с утречка самого. Просто узнать прибежала — готово ли.

— Ну с утра, значит с утра, — покладисто согласился Колька и вскинул вопросительно подбородок в сторону Кайдана: — С утра. Будить?

— Не, я сам, я рано будюсь. Весной всегда. — Получилось не очень убедительно, поэтому Кайдан, запнувшись, добавил: — Однако, ты забегай, если что.

Колька с Сенькой постарались сдержать улыбки и со всей возможной серьёзностью закивали головами: добряк мог не только рассвет проспать, но и в борозде средь белого дня закемарить. Кайдан внимательно проследил за выражением лица приятеля — напарник выглядел серьёзным, и для этого у него были веские причины. Главной была та, что Держи Кардан, хоть и был обидчивым засоней, но и трудиться мог не покладая рук и без продыху. Иной раз Ермошка силком сдергивал его с трактора или забирал гаечный ключ, видя, что добряк может выпасть из кабины или уронить железяку себе на голову от усталости.

Так что приятели расставались как всегда по-дружески и в добром настрое. На предложение добрячки забежать на ужин Кайдан отрицательно замахал руками: у самого-де дома еды навалом, как бы не попортилась. На этом и разбежались.

Колька всегда считал, что нет большей радости, чем затихариться с новым сборником задач на полатях за печкой и отвлекаться только на глоток ежевичного взвара из большой глиняной кружки. Почему тогда так будоражит предвкушение счастья, когда весенним утром, только солнышко глянуло из-за леса, усаживаешься за рычаги трактора, а за лобовым стеклом не тронутое пока плугом буро-зелёное море. Рядом друг Кайдаша, вдали краснеет платьишко сестры — кудри встрёпаны ветерком. Мотор урчит, всё готово — вперёд!

Вороны и чайки слетаются на парящую живым теплом борозду, каркают и галдят, взлетают заполошно, садятся снова, бранятся за поживу в виде жирных червяков и личинок. Радуются тоже: весна ведь для всех. Перевёрнутая плугом земля местами блестит матово как уголь антрацит, местами сереет песком, а пахнет терпко и сладко так, что в кабине перебивает жаркий запах солярки и моторного масла.

Колька с Кайданом заработались так, что и заход солнышка проморгали. Очухались они, так будет правильно сказать, когда обнаружили, что пашни уж и не видать стало. Только тогда Коля заглушил мотор, огляделся. Прихватив ветошь, ступил на замершую тихо гусеницу трактора, а с неё соскочил на пашню. Кайдан следом. Колька солидно обтер промасленной тряпкой руки, вытер вспотевшие лоб и щёки. И сразу вся солидность пропала: вместо озабоченного механизатора на перевёрнутом пласте земли стоял чумазый мальчонка. Точнее, два, так как Кайдан оказался не менее чумазым, что не трудно было обнаружить и в сумерки. Оба добряка притомились отчаянно, поэтому просто стояли, молчали, оглядывали широкое, не охватить всего взглядом, поле. Готовое к посеву. Тихо. Хорошо! Колька заулыбался счастливо. Кайдан расплылся в улыбке тоже. На небо выплыл месяц.

Внезапно над краем леса полыхнуло, затем раздался резкий, свистящий звук… Гул быстро ширился, сполохи превратились в оранжевое зарево.

«Ёшкин клёш!», — непонятно, но выразительно и громко вскрикнул Колька и заскочил в кабину трактора. Кайдан — за ним. Прямо с поднятым культиватором на сцепке, машина с неприличной для себя прытью развернулась на месте и рванула в направлении Дубравы. Ребята напряженно вглядывались в едва освещенный фарами просёлок и, лишь обменявшись разок встревоженными взглядами, сосредоточенно молчали. Да и то, о чем говорить, когда и так всё ясно: на Дубраву неслась стая ведьм. То, что это была именно стая, а не одна баба-яга, ребята сообразили сразу. Они никогда не видели, чтоб яга моталась по лесу с кем-нибудь, кроме гиены, но мысль про целую свору яг пришла им в головы одновременно. Как не прийти, когда гул десятков реактивных моторов и пламя выхлопов, казалось, заполонили собой весь небосвод, а не рвались из одного места.

Даже в слабом свете тракторных фар были хорошо видны подсвеченные вспышками сполохов верхушки деревьев и крыши домиков. Дым тянуло поверху, оттуда же были слышны треск ружейных выстрелов и гул ветродуев. Большого пожара пока не видно было — Колька смекнул, что из-за весенней промозглости воздуха.

Над клубом несколько раз полыхнуло, что-то взвыло, на крышу то наваливался, то отлетал от нее противный истошный визг. Колька подкатил к избе-читальне и, не выключая фар и двигателя, вывалился из кабины. Кайдан кубарем за ним.

В бликах света, среди лоскутов едкого сизого дыма мелькнуло знакомое красное платье. Сенька, знамо дело. Она отчаянно дергала скобу перекошенной двери подсобки, и Колька знал зачем: в подсобке неделю тому назад он установил водяные краны пожарных труб. Он даже догадывался, кого сейчас сестра крепко костерит, дергая изо всех сил за дверную скобу и упираясь одновременно красной кроссовкой в дверную коробку. Откуда бы ей знать, что всего-то и надо было сначала дверь приподнять, потянув ручку наверх, а потом только дергать. Колька отодвинул плечом сестру, ухватился двумя руками за металлическую загогулину и подтянул дверь вверх. Сенька рванула дверную скобу на себя — дверь резко распахнулась. Девочка отпрянула, при этом на лету сшибла стоящего позади Кайдана. Водилкин, не раздумывая, впотьмах и на ощупь добрался до водяных вентилей, крутанул барашки кранов, и славная троица с восторгом встретила ударившие в стены и по крыше клуба струи воды. Вовремя. Змейки дыма на раскаленной крыше сменились шипящим водяным паром. Коля еще не успел вынырнуть из темной подсобки, а Сеньки уж и след простыл. Кайдан с приятелем, разинув рты, с минуту восторженно наблюдали за победой воды над жаром и хищными язычками пламени на бревенчатых стенах клуба. Затем разом встрепенулись и обернулись вслед убежавшим в сторону своей избушки красным кроссовкам. В неровном свете луны, скачущих бликов огня с разных сторон уверенно разглядеть домик было невозможно. Пожара, однако, не видать, и это добрый знак. Бежать всего-ничего, через поляну — и вот она, Сенька, громыхает ведром, черпая из лужи воду.

Добро хоть домик спрятан среди веток, а над ним еще мощные стволы дубов, толстые ответвления и густая крона с едва распустившимися листочками. Крона дымится, струйки сизого дыма спускаются вниз, не понятно, что с домиком. Колька на всякий случай кинулся за садовым ведром, что хранилось под избушкой вместе с другим садовым хозяйством, Кайдан — на помощь Есении. Он выхватил из рук добрячки полное ведро и, кряхтя, поволок его вслед за уже скакавшей вверх по лестнице хозяйкой. Когда Водилкин допыхтел, волоча за собой ржавую лейку с водой — ведра он не нашел — до террасы, то обнаружил, что с домиком все в порядке, а сестра плещет воду на ствол их домашнего дуба. По стволу вниз сползала серая, слепая пелена.

Колька опустил на пол лейку, засунул руки в карманы и, задрав голову, стал разглядывать ствол и крону дуба. Одного, затем другого. Кайдан сделал тоже самое. Сенька забросила руки за спину, сцепила пальцы и сосредоточенно разглядывала доски пола, одновременно постукивая носком кроссовки по дереву.

— Ты б к себе домой сбегал глянуть, как там. — Коля, не переставая вглядываться в небо, обратился к другу. — Если что, кричи. А то прибегай: не слыхать ничего. Грохот.

— Ладно, я сейчас, быстро. Туда быстро, — Кайдан приумолк, подумал и добавил: — И обратно быстро. Вот. Коль, а воевать?

— Ты беги сейчас. Ладно? И, если что, обратно, — рассеянно глянул на друга Колька и перевел взгляд на сестру.

Тем временем реактивный гул и пламя начали удалятся, смолкли ружейные выстрелы, стихли ветродуи. Светила невозмутимо тусклая в дымке луна, сквозь ночные ветви деревьев отсвечивали оранжевым возгорания.

«Как зуб выдернули», — подумалось Кольке. О чем подумалось Сеньке сказать было трудно: она молча, плотно прижав подбородок к пуговицам на платье, сверлила взглядом доски под ногами. Кольке Биномычу ничего толкового в голову не приходило — и это его беспокоило. Страх прошел, когда еще в клубе воду открывал, беспокоил странный вязкий дым на стволах деревьев, тревога, разлитая в воздухе. Сестра к тому ж как-то странно застыла. Понятно, что все непонятно, но вот почему идей не было, кроме как схватить лопату и бежать навстречу супостату, сердито крича у-у-у-у-у-у! Странно очень: пирожков с черникой-ежевикой иногда не хватало — было дело, но чтоб идей! У Кольки?

Издалека, со стороны гор, послышался нарастающий гул, сквозь сетку веток забагрилось небо, раздались тревожные возгласы лесовиков. Есения оторвала наконец взгляд от пола и повернула голову в сторону наплывающей угрозы.

— Бери лопату и беги куда собрался, — произнесла она ровным голосом и глянула на брата. Глаза у нее светились зеленым светом.

Колька оробел: он всегда робел, когда обычно теплый взгляд сестренки вот так менялся. А глаза не только изменили цвет, они стали холодными. Как далекие звезды. Водилкин начал суетливо крутить головой, отыскивая взглядом лопату.

Еще не понимая, зачем ему нужен садовый инструмент, Колька тем не менее его под лестницей отыскал и кинулся прочь от избушки. Лопата хоть и придавала уверенности, но бежать мешала. Держать ее наперевес, как в кино про войну, не зная, где враг, было смешно. Под мышкой или просто перед собой — неудобно, поэтому он просто волочил ее за собой. Бежал он между тем к клубу — там же штаб и его рабочее место. Мимо штаба он возможно пронесся бы, так как ему показалось, что вдалеке, в кронах деревьев слышится голос Ермошки. Но не дали. Кто-то поймал его за лопату, от неожиданности Колька растянулся, удачно промахнувшись мимо лужи.

— Куда собрался? — голос Ядвиги звучал скорее озабоченно, чем насмешливо, но Колька тем не менее мысленно оценил картинку, героем которой оказался. Остался недоволен. Неторопливо вставал, молча отряхивался и лихорадочно придумывал достойный ответ.

— О! Привет, Ядя, а что ты тут делаешь? Гуляешь, да? А я только с поля, забыл вот лопату дома оставить.

— Ну вот, пока в клубе и оставишь, — покладисто предложила Ядвига.

Колька метнул взгляд в сторону добрячки: она не улыбалась. Глаз, правда, было не видать. Не придумав, что бы сказать еще, Колька начал яростно сбивать грязь с колен. Ядвига подняла лопату, оперлась на черенок двумя руками, опустила на руки подбородок. Добрая такая, терпеливая девчонка — добрячка, одним словом.

— Помочь?

— С-с-ам! — липкая грязь не шибко поддавалась очистке, и Кольку это здорово сердило. — Зачем хватала-то? Окликнуть что ли нельзя?

— Стирать надо, оставь, не до того сейчас, — Ядвига выпрямилась, оставив вопрос без ответа. Протянула лопату приятелю и, не дожидаясь пока Водилкин подхватит падающий инструмент, развернулась и зашагала к исходящему паром клубу. Колька подхватил лопату и кинулся следом.

Догнав Большую Книгу, Коля засеменил рядом. Лопату он не бросил — как без нее, если в бой. Усилился леденящий душу гул со стороны моря, небо забагрилось, красноватый дрожащий свет уже начал застилать сияние луны. Коля забыл про грязные штаны, только крепче вцепился в деревянную ручку лопаты.

Ядвига, не колеблясь, шагнула сквозь струи водяной завесы под навес крыльца избы-читальни и даже не отряхнулась. Колька, не оставляя лопаты, следом. Подумав, оставил все-таки оружие у входной двери, и, пока девочка отпирала дверь, зачем-то снова стал бешено стряхивать с себя брызги воды и грязь с колен. Скоро оценив, что делает бесполезную работу, бросил. Ядвига уже приглашающе махала рукой из сумрака помещения.

Прыгающих снаружи отблесков вполне хватало, чтоб не спотыкаясь добраться до стола раздумий на подмостках, нащупать стулья и вытащить их из под стола. Деревянные ножки дробно пробарабанили по доскам пола. Ядвига, не присаживаясь, лишь оперлась на спинку стула, встревоженно обратилась в темноту:

— Что творится, мамочки! Коль, что делать-то? Их там целая стая!

Неприкрытая тревога в голосе девочки Кольку, честно говоря, удивила: он не помнил, чтоб Большая Книга когда-нибудь дрейфила. Скорее наоборот — никому не позволяла запаниковать. Он подивился и, неожиданно для себя, успокоился и собрался с мыслями. На него надеялись: теряться было нельзя, да и некогда. Вот так всегда с ним: испугаться выскочившего из кустов зайца и застрелить в последнюю секунду свирепого кабана-секача на охоте.

— Ты видела, они уже раз атаковали, — Коля без дрожи в голосе, так ему показалось, стал размышлять вслух. — Больших пожаров пока не видать. Или видать?

— Не видать, — послушно откликнулся из полумрака голос собеседницы.

— Потому как весна, сырость, а избы наши спрятаны между влажными стволами и ветками деревьев. Изба-читальня под водяной завесой — тоже не просто поджечь. — Коля замолчал. С околицы раздались хлопки выстрелов. Над клубом взвыло, в окна полыхнуло пламя, пыхнуло жаром. Колька еле сдержался, чтоб не рвануть прочь из избы, но застывшая напротив тень Ядвиги удержала его на месте. Как бы ни в чем не бывало, он продолжил: — Нас трудно взять, надо гораздо больше огня. — Задумался на миг и продолжил: — Если только все вместе не наваляться. Сколько их, как думаешь?

— Не сосчитать: все время мечутся. Может с полсотни, — Ядвига неотрывно смотрела в окно, голос у нее уже не дрожал, но былой уверенности в нем пока не чувствовалось. — Читальня не загорится, Коль?

Коля прислушался, в разных концах селения завывали ведьмины ракеты, гудели ветродуи, слышны голоса ребят и девчонок, звенели ведра.

В избе-читальне было душно, но ни запаха дыма, ни гари не чувствовалось. Надо было сказать что-нибудь успокоительное, но Биномыч не знал что. Осталось размышлять. И делать это, он понял, надо было вслух: так он мог успокоить девчонку, да и себя заодно.

— Сильный дождик бы сейчас. Очень сильный. Ливень, — Коля говорил с нажимом, но сам-то думал о другом, о чем и поведал: — Даже мокрый дуб можно поджечь, если приложить к нему столько огня, чтоб высушить сначала. — Ядвига в сумраке зашевелилась. Коля подождал, затем продолжил: — В преисподней огня много. Если ведьмучек заряжать и заряжать, то рано или поздно… — добряк приумолк на чуток, затем продолжил: — Поздно или рано. Как правильно?

— Все равно, — бесцветным голосом отозвалась из темноты собеседница.

— Это точно, — вздохнул тяжело Коля и добавил: — Они все здесь пожгут.

— И что делать? — Ядвига встала со стула — ее стало хорошо видно на фоне желтеющего окна.

— Побеждать! — сердито произнес Коля: он ждал поддержки, и его рассердило, что обычно решительная подруга по штабу оробела. — Сбить как можно больше, у них же есть конец по числу! До утра продержаться! — мальчик ударил кулаком по столу и неожиданно завершил: — Не могу я здесь сидеть — пошли на подмогу!

Он решительно поднялся, оттолкнул ногой стул и произнес в темноту то, что на самом деле держал до поры у себя в голове: «С нами Есения, и она, мне кажется, распсиховалась». С этими словами Коля двинулся к выходу. Он осторожно держал руки перед собой, чтоб не натолкнуться впотьмах на какое-нибудь препятствие. Ядвига следовала за ним.

Едва они вышли на крыльцо, как сверху засвистело-загудело, и на избу-читальню спикировали две кометы с черными, зыбкими тенями поверх струй пламени. Едва Ядвига затащила, схватив за шиворот, приятеля обратно под крышу, как их обдало нестерпимым жаром, горячей водой, запахом серы и выхлопных газов. Избу на время окутало паром, вместо струй, стучавших по крыше, раздалось шипенье вскипевшей воды. Это длилось несколько секунд, затем водяное орошение вновь застучало каплями воды по черепице и стенам. «Устояли!», — одна и та же мысль пришла в головы обоим напуганным героям одновременно.

Вернувшиеся в помещение Коля с Ядвигой дверь таки оставили приоткрытой. Подождали, прислушались. Коля высунул голову за дверь, огляделся. Пожара нет, звук реактивного мотора удалился в сторону дальнего леса. Грохот битвы над Дубравой не стих, но, Коле показалось, что звуки над селением как-то изменились. «Поломанные какие-то», — так добряк обозвал их про себя, подумав.

Подумал, оглянулся на застывшую за его спиной подружку. Ядвига вопросительно захлопала ресницами. Колька шмыгнул носом, утер лицо рукавом, подмигнул, изобразил на лице улыбку и кивнул головой в сторону боя: «Пошли».

Побежали не сговариваясь к огромному дубу на краю селенья, где по боевому расписанию должен был сидеть Ермак. С ветродуем и двумя лесовиками в помощь. И, конечно, Матюша-Солены Уши обретается неподалеку. Так оно и оказалось: Матвей, на которого они наткнулись, едва отбежав от читальни, волок на себе огромный куль в сторону дуба-крепости. Одной рукой он цепко держал мешок с высушенными в пыль цветами, а другой прижимал к боку мешочек поменьше, все время его роняя. Друзей он заметил только тогда, когда Ядвига подхватила с земли упавшую полотняную торбу, а Колька попытался помочь удержать поклажу побольше. От неожиданности Матюша заметно струхнул поначалу, но, разглядев сквозь дымку ребят, облегченно улыбнулся:

— Да мне не тяжело, неудобно только. А вы почему не в штабе?

— Ермак здесь? — Коля вопрос приятеля пропустил мимо ушей, лишь кивнул вопросительно головой вверх, выглядывая из-за мешка.

— А где ж еще? — Матвей размазал ладошкой влажную копоть по лицу. — Где ему быть?

Так оно и оказалось: Ермака встретили у подножия дуба. Он торопливо подхватил мешок, что уронили на землю друзья, забросил легко на плечо, затем разглядел брата. Нахмурился как мог.

— А кто-то в штабе должен быть? Цела хоть читальня-то?

— Цела, я воду включил. И наша избушка цела.

— Сенька где? Не видел ее с девчонками.

— На дереве была. На нашем. Рассердилась, кажись, сильно, — раздумчиво протянул Колька и добавил: — Не слышишь разве разброд пошел у гнилых? Потому мы здесь. Рекогнисцировка называется.

— Чего!? — хором удивились и Ермошка, и Матюшка.

Ядвига лишь улыбнулась и пояснила:

— Выяснение обстановки на месте сражения, вроде разведки.

— Что-то вокруг изменилось, нет у врага слаженности. А поначалу была. Вы же не нашли какое-нибудь тайное оружие? — Коля ответа не ждал, продолжил: — Потому как его нет. Остается Есенька или что-то еще, о чем только она и может знать.

Продолжить беседу друзьям не удалось по причине знакомого пронзительного воя над головами. Ермошка, не мешкая, стал карабкаться вверх на свой боевой пост у ветродуя. Колька не отставал, головой подпирая куль с цветочными запахами, что волок кряхтя наверх старший брат. Матюша следовал за братьями. Ядвига осталась стоять внизу, задрав голову и озабоченно следя за передвижениями мальчишек по сложным лестницам и трапам между толстыми ветвями. Она ахнула, когда ночное небо над головой внезапно вспыхнуло ярким — красное с желтым — пламенем.