Ателис

Евгений Фёдоров, 2020

Как выглядит мир без массовой культуры, где музыка, литература и живопись создаются только гениями, а остальные лишены права тиражировать свои творения? Зачем гениям удаляют тщеславие, и что произойдёт, если система даст сбой, породив шоу-бизнес? Новый, социально-фантастический роман петербургского писателя Евгения Фёдорова, автора книги «Нефор», в 2018 году номинированной на премию «Электронная буква».

3. Дело Говарда Грейси

Прощание с Говардом Грейси привело к зданию филармонии десятки тысяч ателисцев, движимых горьким желанием преподнести великому арти последний букет. Рассчитанная на первую половину дня, церемония завершилась лишь к вечеру. Чёрные автобусы каждые полчаса с траурным гулом отправлялись к месту погребения, дрожа внутри горой свежих роз, гвоздик и тюльпанов, чей аромат тянулся вместе с километровой чередой мрачных, но светлых людей. Уже ближе к полуночи цветы увенчали своим многотонньем свежий холм, в котором утонул мраморный памятник.

Вечер памяти Мария решила провести назавтра.

Первым в жилище Грейси прибыл заметно постаревший за несколько дней и без того седой Шульц. За ним последовали вечно багровый Фруко вместе с Эс Каписто, в чьих руках подпрыгивал элегантный зонт-трость. Сорокалетний, вполне годившийся им в сыновья Болс вошёл в зал с камином позже остальных, тучно переваливаясь и поминутно обтирая платком напряжённые щёки. Предложив ему занять за столом последнее пустовавшее место, Мария, держась за деликатность манеры как за сдерживающий стон щит, обратила к собравшимся нездоровое лицо.

— Я благодарю вас, господа! Мы с Беном признательны вам за то, что вы посетили наш дом, хотя я уверена, сейчас вы предпочли бы побыть каждый наедине с собой.

— Миссис Грейси… Мария! — немедленно подлетел к ней Фруко и с жаром сжал бледность её ладоней. — Не сомневайтесь, для нас эта величайшая потеря значит не меньше!

— Благодарю, — подняла тусклые глаза Мария, отчего Фруко сконфузился и, оробело извиняясь всеми телодвижениями, вернулся за стол. — Мы с сыном надеемся, что сегодняшний вечер пройдёт в тёплых воспоминаниях, а не угрюмом молчании. Угощайтесь, господа, прошу вас!

Чуткие к вдовьему сердцу, гости послушались. Очень скоро они взыграли духом, за чередой весёлых и казусных историй о Говарде не позволяя Марии утопать в горе. Бокал за бокалом, на лице её заиграла редкая, чуть болезненная улыбка. Герба едва успевала следить за тем, чтобы фужеры не пустели, суетливо подливая в первую очередь Бену, который, заняв отцовское кресло у камина, потягивал вино и наблюдал за происходящим из-под чёрных вьюнов, покрывавших лоб. Встретившись взглядом с Болсом, он вдруг приподнял бокал, посылая молодому арти тост. Тот не ответил и залпом допил коньяк. Затем поднялся из-за стола и проговорил:

— Прошу меня извинить, господа, я оставлю вас ненадолго.

Бросив на Бена потный, взволнованный взгляд, он вышел. Бен последовал за ним.

На улице только что утих дождь. Болс шумно втянул влажный воздух, и порыв ветра согнал светлые волосы на широкое лицо. Убрав лохматые кудри, арти произнёс:

— Что говорит следователь? Убийство?

— Ты уже в курсе? Да, он приходил.

Болс помолчал.

— Ты ведь понимаешь, что начнётся в городе, если полиция заявит об убийстве? Понимаешь, что это событие чрезвычайное?

— Неслыханное, — лениво потёр мочку уха Бен.

Болс вынул сигару и, сломав две спички подряд, с трудом раскурил её, процедив:

— Зачем мы кормим полицию, если она бессильна в тот редкий момент, когда от неё понадобился толк, — именно так скажут все.

— Не паникуй. Наши следователи знают о раскрытии убийств не больше, чем написано у Достоевского.

— И в учебниках по криминалистике, — заметил Болс.

— Последние из которых — позапрошлого века, — кивнул Бен и убедительно поднял палец. — Улики, Болс. Неопровержимые, прямые улики — вот что имеет значение.

Бен откинулся на дверь, за которой гулко прогремел приступ коллективного смеха.

— Защитная реакция, — усмехнулся он.

Болс тоскливо посмотрел на него и произнёс:

— Завтра в половине третьего, в «Старом каретнике».

— Хорошо.

— Не опаздывай, у меня не будет времени ждать.

Они вернулись в дом, когда хмельной Фруко возбуждённо что-то вкрикивал в гостей, по своему обыкновению активно жестикулируя посреди зала:

— Господа, поймите меня правильно!

— А вы правильно изъяснитесь, — поднял из-за стола насмешливый взгляд Шульц.

— Я ведь не то чтобы настаиваю! Я всего лишь… Я не призываю вас разделять мои взгляды!

— Тогда зачем вы их озвучиваете? — равнодушным тоном произнёс облокотившийся на каминную стену Эс Каписто, чьи помеченные краской манжеты поблёскивали звёздами, отражая огонь.

— Коллеги! Мария! — заметался, ища поддержки, Фруко. — Болс! Как вы вовремя, милый мой! Молю, поддержите старого литератора! Я говорю, что если публичный человек чувствует ответственность за тех, кто к нему прислушивается и почитает его талант, то это прекрасно — честь ему и хвала. Но ведь он совсем не обязан брать на себя этот груз!

— Последнего арти, который думал так же, суд обязал трижды щёлкнуть курком у виска, — заметил Эс Каписто и зашёлся коротким кашлем в кулак.

— Не обязан творец нести ответственность за воспитание чужих ему людей! — горячо продолжал, будто не заметив этой реплики, Фруко. — Это задача исключительно родителей, ведь так? — И он заглянул в глаза Марии, пытаясь найти в них участие.

Она неловко улыбнулась и жестом остановила Гербу, выглянувшую из кухонного коридора с запечатанной бутылкой «Сильванера» в руках. Герба кивнула и вернулась на кухню вместе с вином.

— Это вам-то эти люди — чужие? — пришёл на помощь Марии Шульц, отчего-то как будто оскорблённый словами Фруко. — Коллега, вы, вероятно, теперь во хмелю и забыли, что вы — арти.

Фруко пылко вскинул рыжую руку.

— Арти Шульц, искусство ни в одном из его видов не должно нести воспитательной функции! Я не желаю более формировать ничьи взгляды на бытие и ни на чьё мировоззрение влиять не хочу, понимаете?

— Должно быть, у вас просто кризис, дорогой Фруко, — улыбнулся Шульц. — Вы же за год не написали ни строчки не потому, что груз ответственности придавил вам руки.

— Ваше снисхождение неуместно и оскорбительно, коллега!

— Остыньте, Фруко, окажите милость. Не кипятитесь так, — прервал молчание Болс и положил мясистые ладони на сухие старческие плечи.

То ли под тяжестью рук, то ли вняв уговорам, скандалист умолк и уныло посмотрел на дно высохшего фужера.

Болс усадил его за стол и услужливо выложил перед ним на тарелку солидный кусок жирного, запечённого с розмарином осетра. Фруко принялся вяло ковырять рыбу вилкой.

И в этот момент тишину пронзила трель звонка. Хозяйка отворила дверь, и на пороге возник изнурённого вида человек. Лицо Марии потемнело. Помешкав, она посторонилась, приглашая гостя в зал.

— Позвольте представить… — в неловкой задумчивости обернулась она к гостям.

— Догг, — смущённо шепнул визитёр.

— Позвольте представить, господа! Мистер Догг, следователь полиции.

Вошедшая в зал Герба выронила на ковёр бутылку вина, по счастью оказавшуюся по-прежнему неоткупоренной.

— Догг?! — воскликнул Шульц, помогая девушке поднять «Сильванер» и попутно настаивая жестами, что дальше всё сделает сам. — Это имя, достойное истинного сыщика!

Следователь поклонился присутствующим учтиво и с достоинством.

— Прошу нас извинить, — с видимой неохотой сказала Мария и скрылась в кухне вместе с гостем.

— У вас какая-то срочная новость, мистер Догг? — сухо произнесла она, прикрыв дверь и приглашая гостя садиться.

— Скорее, предвидимая, — уселся следователь и стыдливо поёжился. — Я намерен закрыть дело об убийстве арти Грейси.

Лицо Марии не дрогнуло ни единым мускулом.

— Мы не нашли следов отравления. Всё говорит о том, что его хватил удар. Это сердце, миссис Грейси.

— Закрывайте, мистер Догг. И я очень прошу вас, как можно скорее.

Замешательство в глазах следователя сменилось подобием надежды.

— Но пропажа, миссис Грейси… Даже, скорее, ограбление… Ведь это свидетельствует об убийстве.

— Мистер Догг, — устало опустилась на стул Мария. — Я понимаю, чем чревато для вас следствие, обречённое на поражение. К тому же у вас нет улик, ведь в противном случае вы не пришли бы. Как и не собирались бы закрыть дело. Я правильно вас понимаю?

Догг опустил голову и выдохнул обречённо и виновато.

— Я устала, господин следователь. Меня бросает в дрожь при мысли, что мне придётся пережить, если следствие не прекратится. Говард умер. И всё, чего я теперь желаю, — дожить в этом доме остаток дней в тишине и по возможности в спокойствии.

Следователь понимающе кивнул и поднялся со стула так мучительно, будто ему сорвало спину.

— Я понял вас, миссис Грейси.

— И очень прошу вас, — поднялась следом Мария, — потрудитесь не предавать огласке тот факт, что версия об убийстве вообще рассматривалась. Таким сведениям ни к чему покидать пределы семьи. Вы не представляете, что значит быть супругой арти, — её голос дрогнул. — Я не желаю для себя судьбы вдовы убитого мастера. Давайте не усложнять жизнь ни нам с вами, ни Ателису.

Догг понимающе поджал сухие губы.

— Прощайте, миссис Грейси.

Он взялся за дверную ручку, помедлил и обернулся.

— А почему ваша дверь ночью не была заперта?

— Мы часто не запираем дверей. Не заперли и в тот раз. Нынче очень душная весна.

— Да, вы правы, — задумчиво пробурчал Догг. — И, боюсь, полная сюрпризов.

— Всего доброго, господин следователь. Позвольте, я провожу.

Они переместились из кухни в зал. Когда дверь дома за спиной полицейского закрылась, Бен и Болс обменялись взглядами.