Трактир на Мясницкой

Евгений Сухов, 2014

Столичный журналист Аристарх Русаков ведет прямой репортаж с престижного международного конкурса кулинаров. Главный приз – ресторан в центре Москвы, и борьба разыгрывается нешуточная. Неожиданно во время презентации блюда умирает шеф-повар Трофим Максимов – главный претендент на победу. Прибывшие на место трагедии полицейские обнаруживают на голове покойного свежую рану, но эксперты устанавливают, что смерть наступила не от травмы, а вследствие отравления сильнодействующим ядом. В правоохранительных органах полагают, что убийца – один из конкурсантов. Русаков же считает эту версию несостоятельной и начинает собственное расследование…

© Сухов Е., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Глава 1

Новое задание, или От Ирки ничего не скроешь

— Ты что-нибудь слышал о кулинарном конкурсе? — шеф перевел на меня требовательный взгляд.

Я тотчас заинтересовался большим колючим кактусом, отыскавшим себе приют в углу просторного кабинета. Сказать мне было нечего: в кулинарных конкурсах я был абсолютный профан.

Шеф со скорбным видом проговорил:

— Этот конкурс проводится уже не первый год Российской гильдией шеф-поваров и Московским горкомом профсоюза работников торговли, общественного питания и потребкооперации. Разумеется, при поддержке Департамента торговли и услуг и мэрии.

— А что, у работников торговли и питания сохранился профсоюз? — спросил я приободренным тоном.

— Профсоюзы много где сохранились, — осторожно заметил шеф.

— Может, и у нас в телекомпании такой профсоюз создать? — как бы между прочим сказал я, заметив осторожность шефа.

— А смысл? — покосился на меня шеф.

— Чтобы бороться с произволом начальства, Гаврила Спиридонович, — ответил я и посмотрел на шефа ясными глазами.

— А где ты видишь произвол? — недовольно спросил шеф.

— Пока нигде, — констатировал я, вздохнув. — Но мы ведь от него не застрахованы, так ведь? Поскольку действующее законодательство смотрит на антагонизм в отношениях между работником и нанимателем сквозь пальцы. То есть попросту никак не реагирует и не наказывает нерадивых начальников, набивающих свои карманы деньгами, что должны принадлежать трудящимся. — Для усиления сказанного я поднял вверх палец и строго посмотрел на шефа. — Поэтому-то и происходят задержки заработной платы, незаконные увольнения, прочие безобразия и беззакония…

— Ну-ну, продолжай, интересно послушать, — скрестил Гаврила Спиридонович на груди руки.

— Вот раньше Трудовой кодекс регламентировал такие отношения, — продолжал я. — Все было расписано и разложено по полочкам: что можно, а чего нельзя. И при нарушениях прав рядовых работников за них вступался профессиональный союз и закон. Говорят, без весомой причины нельзя было уволить даже нерадивого работника. Скажем, пьющего… — Шеф лишь только хмыкнул. — А теперь все мы, наемные работники, вынуждены терпеть выходки начальства и заискивать перед ним, опасаясь увольнения. Дескать, доброго здоровьица вам, Иван Сидорович… — Для пущей убедительности сказанного я даже согнул спину до хруста в позвонках. — Ведь найти приличную работу, да и работу вообще, сегодня не так уж и легко. А таким, как мне, которым под тридцатник, и подавно! Остается только пенсии ждать.

Я перевел дух и преданно посмотрел в суровые глаза шефа.

— Балабол ты, Старый, каких еще поискать, — сделал вывод шеф и беззлобно усмехнулся.

— Есть немного, — честно признал я.

— А вот то, что ты за словом в карман не лезешь, — это даже хорошо. Может, тебя поставить в прямой эфир? Адреналин, импровизация, быстрота мышления, как ты на это смотришь?

— А что, задумывается новая программа в прямом эфире? — посмотрел я на шефа с надеждой.

— Пока нет, — быстро ответил шеф. — Но при появлении таковой я непременно буду иметь тебя в виду.

— Благодарю, шеф, — с чувством произнес я. И приложил руку к сердцу. Подумав, кланяться не стал (как-то уж перебор будет).

— Чего ты стоишь, будто бы столбняк на тебя нашел, присаживайся, — указал шеф на свободное место напротив себя.

Я с готовностью опустился на стул.

— Ладно… Так ты слышал о таком поварском конкурсе или нет? — снова спросил он.

— Только краешком уха, — теперь уже я покосился на шефа. — Значит, это и есть ваша задумка, ради которой вы меня вынули из дела о вагонах с евро? Кстати, а как насчет кладбища бомжей на Белорусском вокзале, которое за одну ночь залили бетоном?

— Ну-у, — неопределенно протянул шеф.

— А как насчет четырех смертей бомжей, зарезанных одинаково и очень профессионально? Ведь эти смерти не случайны. И ведь произошли они вовсе не от антисанитарного образа жизни, каковой ведут эти бомжи, о чем мне пытались втереть очки высокопоставленные полицейские чиновники, когда я с ними встречался.

— Вынужден согласиться, — хмуро посмотрел на меня шеф.

— И расследование гибели этих бомжей до сих пор так и не началось… А как насчет смерти старшего участкового уполномоченного капитана полиции Лакшина? Что, шеф, мы про все это умалчивать будем? Как будто ничего этого и не было?

— Пока будем! — шеф шлепнул по столу ладонью так, что из настольного прибора выскочили ручки и карандаши. Надо признать, он умел наводить страху, в особенности на репортеров. — И обстоятельства этого умалчивания тебе хорошо известны. Или ты хочешь, — он почти зло посмотрел на меня, — чтобы с нашей телекомпанией сделали то же самое, что в две тысячи восьмом году сделали с газетой «Московский репортер» (ее попросту задушили после одной неугодной властям предержащим публикации), в которой ты работал? Тебе ли не знать, как это бывает… Ты этого хочешь, что ли? Спишь и видишь, чтобы нас прихлопнули на хрен? Или желаешь помереть от той антисанитарии, что те самые бомжи? — сузил он глаза.

— Нет, я не хочу, чтобы нас прихлопнули на хрен, как «Московского репортера», — не сразу ответил я. — Да и гикнуть раньше времени не желаю, на жизнь есть определенные планы. Но и похерить «такой убийственный материал» было бы большой глупостью и недальновидностью. Да и просто по-человечески обидно, шеф. Ведь такая огромная работа была проделана. Причем с риском для жизни…

Я посмотрел на шефа с надеждой.

— Обидно, не спорю, — согласился Гаврила Спиридонович, тяжко вздохнул (все-таки жил в нем где-то рисковый репортер) и ответил мне на мой взгляд взглядом прямо в глаза: — А кто тебе сказал, что мы весь ваш материал собираемся похерить? — Шеф немного помолчал и добавил: — Выждем время, выберем благоприятный момент — и выпустим все твои убийственные материалы с какой-нибудь оказией, чтобы были к месту. Терпение только нужно проявить, Старый. И выдержку… Понял?

— Ладно, я понял, — решил отступить я, поскольку вовсе не желал, чтобы нашу телекомпанию «Авокадо» (со столь интригующим названием) действительно придушили бы, как пять лет назад придушили «Московского репортера». — Чего там с этим конкурсом поваров-то?

— Это другое дело, — лицо шефа прояснилось. — Если ты не знаешь, то я тебе немного о нем расскажу… Значит, так… На конкурс собираются не просто шеф-повара, а классные повара! А также заведующие производством ресторанов и кафе. Вернее, их приглашают, и они соглашаются участвовать. Или сами набиваются на участие в конкурсе, как это и произошло в этот год… Дело престижное, а потом реклама.

— А чем конкурс поваров в этом году отличается от конкурсов предыдущих лет? — задал я, на мой взгляд, резонный вопрос.

— Не перебивай, позже поясню, и все сразу поймешь, — посмотрел на меня шеф и продолжил: — Так вот… Участники готовят конкурсные блюда, которые оценивает очень компетентное жюри. Потом в результате проб лишних отсеивают, а самые лучшие конкурсанты выходят в финал, где бьются уже за призовые места. Нынче в финал вышли пятеро участников. Все они — шеф-повара престижных и известнейших московских ресторанов. Хотя раньше в финале участвовали и заведующие производством, и обычные повара. Даже новички в финал конкурса выходили, бывало, и получали призы. Правда, лишь поощрительные, но все же… А нынче не так. Потому что — и сейчас я подхожу к самому главному — имеется очень мощная интрига, отличающая этот конкурс в этом году от других.

— И что это за интрига? — поторопил я шефа. Признаюсь, был заинтригован, и недовольство, которым я было проникся к шефу в начале нашей беседы, исчезло.

— Помимо призов, победитель конкурса получает… — шеф сделал театральную паузу…

— Сто тысяч рублей, — выказал я некоторую осведомленность.

— Верно, сто тысяч рублей, — согласился шеф.

— Ну, вот видите, — довольно заулыбался я. Иногда во мне срабатывал дар прорицателя, и я даже подумывал о том, а не поучаствовать ли мне в телевизионной передаче «Баталии экстрасенсов». Наверняка из моих пращуров были какие-нибудь ведуны или колдуны.

— Но это от учредителей конкурса. А еще… — шеф снова выдержал эдакую мхатовскую паузу (Станиславский доморощенный, черт возьми!), — занявший первое место в конкурсе получает…

— Миллион долларов? — сказал я и усмехнулся.

— Зря усмехаешься, — осадил меня шеф. — Но ты почти попал. Только приз будет, пожалуй, подороже… Победитель, — голос шефа зазвучал даже торжественно как-то, — получает в полное распоряжение, то есть становится официальным владельцем… ресторана «Добрыня».

— Что?! — я был крайне удивлен.

Хозяином ресторана «Добрыня», что стоял на Театральной площади, был Вячеслав Масин, владелец заводов, газет, пароходов и разного прочего имущества, входящий в первую пятерку самых богатых людей России и первую полусотню богатейших людей нашего земного шара. Что это ему вдруг захотелось расстаться с одним из самых престижных и популярных ресторанов в самом центре Москвы? Может, одолели заботы? Но заботы, связанные с рестораном, вряд ли лежали непосредственно на его плечах. Не устраивала получаемая прибыль? Но «Добрыня» был более чем успешным предприятием. Наверное, это была просто очередная блажь богатея. Причуда. Захотел, вот и объявил во всеуслышание, что победитель поварского конкурса получит от него в дар превосходный ресторан в центре столицы. Ну, это как шуба с барского плеча… Вернее, с царского…

— А вот то, — ответил на мое удивленное восклицание шеф.

Этот ресторан я знал. Вернее, был знаком с ним и его кухней, так как побывал в нем однажды по приглашению Славы Харитонова, тоже весьма небедного человека России, собиравшегося, да потом вдруг раздумавшего баллотироваться в президенты России. Я напросился на интервью с ним, и он назвал мне место встречи: ресторан «Добрыня» на Театральной.

— Там отличная русская кухня, — сказал Харитонов в завершение нашего телефонного разговора. — Приходите, не пожалеете.

— У меня тут кое-какие проблемы, знаете, мне сейчас…

— Естественно, наш обед оплачу я. За обедом и побеседуем, не возражаете?

Все сомнения отпали. Я, естественно, не возражал. Мы со Степой получили разрешение поснимать в ресторане, причем после этого разрешения я умудрился договориться с управляющим, чтобы ресторан оплатил нам, вернее, телекомпании «Авокадо», этот сюжет, поскольку я преподнес управляющему мое интервью с несостоявшимся кандидатом в президенты России как самый настоящий рекламный ролик о самом ресторане. И начал я сюжет о Харитонове с представления телезрителям места, где собирался брать интервью: чем не реклама? И съемки начались такими моими словами:

— Здравствуйте, дорогие телезрители. Мы с вами находимся в ресторане «Добрыня», расположенном в бывших палатах трапезной древнемосковского монастыря в нескольких минутах ходьбы от Красной площади. Как видите, здесь уже не просто расписные стены и потолки, как было во времена государей Бориса Годунова и Василия Шуйского. Палаты эти оформлены в древнерусском стиле, а именно как палаты русского боярина начала семнадцатого века. Зачем мы здесь? — тут я перевел взгляд на сидящего за столом Вячеслава Харитонова, вслед за чем переместила свой взор на него и телекамера моего неизменного оператора Степы. — А затем, чтобы мирно побеседовать за обедом с очень богатым и известным бизнесменом, популярным общественным деятелем, уже зарекомендовавшим политиком и просто обаятельным человеком Вячеславом Харитоновым…

А после началась беседа. За трапезой, так сказать… Признаюсь, трапеза мне понравилась больше, чем беседа. Когда-то под этими низкими сводами вкушали скоромную пищу, воздав благодарение Богу, монахи со своим игуменом. Теперь обедали мы, то есть я и Харитонов, вот, правда, пища была похлебосольнее. Ну, сей гражданин, похоже, тут свой: официанты в поддевках, мягких яловых сапогах и плисовых штанах с прилизанными волосами и пробором посередине головы (таких в трактирах раньше называли половой) просто стелются перед ним, рассчитывая, наверное, на недурственные чаевые. Но я здесь человек случайный, по долгу службы, так сказать. Возможно, более я здесь и не буду никогда. Так что оторвался я, следует признаться, от души. Я с удовольствием откушал предложенное мне рыбное ассорти «Лукоморье» с осетриной, слабосоленой семгой, нельмой, угрем и лососевой икоркой и насладился наваристой ушицей «Ростовская» с судаком и редкой ныне белорыбицей. Затем я с благоговением выпил анисовой водочки под нежную и тающую во рту сваренную большими кусками телятинку с солеными лисичками; вкусил впервые в жизни двух перепелов с яблоками и орехами и испил ковш медовухи, закусывая ее клубникой и голубикой. Сколько стоил мой поистине царский обед, мне было абсолютно неведомо, поскольку Харитонов считал меня своим гостем и, естественно, платил, однако по самым скромным подсчетам, покушал и попил я тут минимум тысяч на семь — семь с половиной. Помнится, я тогда чертовски объелся и потом два дня на пищу смотреть не мог.

Но… довольно уже про ресторан и Харитонова. Конечно, человек он довольно занятный и славный, но все же не свободный, и его тоже кто-то дергает за веревочки, хотя и он сам имеет в марионетках людей превеликое множество.

— И это уже как-то документально зафиксировано?

— Зафиксировано. Уже подготовлен соответствующий сертификат, — охотно подтвердил шеф.

Признаюсь, я искренне пожалел, что не кулинар… Даже макароны сварить толком не умею, отчего-то они получаются у меня всегда липкие. Зато я хорошо варю яйца вкрутую. В этом я чемпион мира!

Итак, я услышал от шефа убойную новость: ресторан под названием «Добрыня» достанется повару, занявшему в кулинарном конкурсе первое место. И это, конечно, подстегнуло мой интерес к предстоящей передаче, которую мне предлагалось вести. Снимать все, конечно, должен был мой верный Санчо Панса, то бишь Степа…

— Послезавтра будет финал. И ты все это действо должен снять и прокомментировать.

— Слушаюсь, шеф, — бодро ответил я.

— Так что ступай, включай компьютер и читай статьи по этому конкурсу. Двадцать два человека всего состязались, — продолжил шеф. — Осталось пять. Ты должен знать всю подноготную пяти финалистов: кто они, откуда они, почему, когда выбыли остальные, а эти вот остались… Что тут? Невероятное везение? Кулинарный талант? Или, может быть, обыкновенный протекционизм? Ты должен знать, кто входит в жюри конкурса: где эти люди работают, чем занимались прежде. Почему именно они вошли в состав жюри и каков расклад сил конкурсантов на сегодняшний момент… Определить, кто из этих пяти финалистов-кулинаров фаворит, а кто так себе, замыкающий. Ты все понял, Старый?

— Так точно, шеф, — отрапортовал я, приложив ладонь к виску и уже прикидывая, чем займусь в первые минуты репортажа.

— К пустой голове руку не прикладывают, — буркнул шеф. — Ладно, иди, работай. Что с тебя возьмешь.

Такое вот было отдано мне приказание, которого я, при всем моем желании, ослушаться не мог. В принципе, шеф пустых или дурных приказаний никогда не отдавал; все они были по делу и несли в чем-либо выгоду самой телекомпании «Авокадо». Почему такое название — «Авокадо»? Потому что наши передачи, как и сам этот фрукт, экзотически вкусны (для восприятия), полезны (для ориентации в жизненном пространстве) и тонизируют (не дают расслабиться в гонке за удовольствиями и достатком, дабы вас не обошли на повороте завистники и конкуренты). Название каналу, как и объяснение значения такого названия, придумал, конечно, наш шеф… Репортеру в качестве бонусов от хорошо выполненной работы перепадала хорошая премия. Согласитесь, тоже немаловажная вещь.

— Слушаюсь, — ответил я на приказание шефа. И пошел начитывать материал про этот кулинарный конкурс.

* * *

Кажется — а точной информации я не нашел, — московский конкурс «Кулинар года» стал проводиться с 2011 года. До этого были, конечно, какие-то кулинарные поединки, но они не имели ни большого масштаба, ни такого именитого учредителя, как Московский городской комитет профсоюза работников торговли, общественного питания и потребкооперации. Все это были баталии районного охвата.

Конкурс «Кулинар года» начинался с окружных конкурсов. Потом повара, вышедшие в финал, состязались в приготовлении лучшего блюда уже за призы. Они предоставляли на суд жюри, которое состояло из шеф-поваров ресторанов и членов Московской ассоциации кулинаров, полный обед. То есть холодные блюда, горячие блюда и десерт. Жюри пробовало, оценивало, цокало языками (порой морщилось) и выставляло оценки. Заработавший наивысшее количество баллов и получал желанный главный приз, чаще всего в денежном эквиваленте. И премировался сертификатом на участие в Международном кремлевском кулинарном кубке и стажировкой за рубеж за счет Московской ассоциации кулинаров.

В 2012 году в число организаторов конкурса «Кулинар года» вошла Российская гильдия шеф-поваров, что подняло престиж этого конкурса на значительную высоту и повысило качество и стоимость призов. Участников стало больше, жюри сделалось придирчивее и строже.

В этом году соревнования начались, как это уже стало традицией, ранней весной. И когда я рисковал жизнью, пытаясь поймать убийцу актера Игоря Санина; плел интриги и козни против убийцы заведующего экспериментальной лабораторией Рудольфа Фокина и его лаборантки Зои Калмыковой из Института неврологии имени Кожевникова при МГУ, повара московских ресторанов и кафе готовили блюда, представляли их на суд жюри, а позже убывали из соревнования или переходили на его более высшую ступень.

И вот послезавтра — финал конкурса «Кулинар-2013». Нынче конкурс был особенный. Цель его, как гласила интернетовская заметка, заключалась в «повышении престижа национальной русской кухни, возрождении исторических рецептур русских блюд, повышении популярности предприятий питания с национальной русской кухней». То есть финалисты должны представить на суд жюри исключительно авторские блюда русской национальной кухни, да еще изготовленные по старинным рецептам. Причем это был опять-таки полноценный обед: холодное, горячее и десерт. А поскольку конкурс призван повысить престиж русской кухни и возродить ее забытые рецепты, то главным критерием отбора участников конкурса было и останется в финале «знание особенностей русской кухни и владение навыками изготовления традиционных русских блюд».

Помимо жюри, в состав которого в этом году вошли и представители Российской гильдии шеф-поваров во главе с ее президентом Николаем Александровичем Сычом, и члены Московской ассоциации кулинаров, и шеф-повара престижных московских ресторанов, в финале предполагалось также и участие небольшого количества зрителей. Освещать финал должна была приглашенная пресса. Сам финал будет проводиться в банкетном зале «Бонапарт» на улице Гарибальди.

Кстати, вы знаете, что такое этот банкетный зал «Бонапарт»? О-о, это, я вам скажу, это нечто! В зал ведет отдельный вход. Банкетный зал размещался на втором этаже, ибо на первом — шикарный бар и танц-холл. На втором этаже все исполнено в стиле русских ресторанов столетней давности, когда можно было кушать, выпивать и одновременно наблюдать дивертисменты и варьете. Кругом налеплено сусальное золото, потолки расписные, стены цвета рафинада (если они не зеркальные), радужные люстры с тысячами электрических свечей (кстати, очень хороший свет для съемок) и столики под белоснежными скатертями. Кухня — европейская, русская и кавказская. Готовят славно, пальчики оближешь. Что и неудивительно за такую-то цену!

Зал преогромный. Есть где поставить телеаппаратуру буквально всем московским телекомпаниям, не стесняя едоков, официантов и артистов. И место для президиума имеется особое, словно специально приготовленное для членов жюри конкурса «Кулинар-2013». На этом месте обычно сидит либо юбиляр с супругой, либо восседают молодожены. Послезавтра, когда мы со Степой прибудем в этот ресторан снимать финал конкурса кулинаров, на месте президиума будет восседать жюри во главе с президентом Российской гильдии шеф-поваров Николаем Александровичем Сычом. Жюри будет кушать конкурсные блюда и определять лучшие из них.

Кстати, кто там у нас в финале? Я открыл нужный сайт и тотчас отыскал оставшихся счастливчиков. Ага, участников пятеро. Итак… Первым по списку значится Сундуков Валерий Степанович, шеф-повар ресторана «Императрица Елизавета». Вторым идет Голубев Владимир Сергеевич, шеф-повар ресторана «Ерема». Третьим будет Максимов Трофим Иванович, шеф-повар ресторана «Трактир на Мясницкой». Четвертый — Михальчук Петр Петрович, шеф-повар ресторана «Фрегат». И пятым числится Галушко Павел Афанасьевич, шеф-повар ресторана «Хортица».

Надо же, одни мужики в финале! Кто бы мог подумать. Хотя оно и правильно… Женщины готовят хорошо, спору нет. И таких женщин много. Мужчины же готовят исключительно! И лучше многих женщин. Но таких мужчин — мало. Эта пятерка поваров — в точности из числа этих, которых мало. В общем, феминизм здесь не пройдет. Поглядим, кто из них отхватит главный приз.

* * *

Вечером мне позвонила Ирина, чему я несказанно обрадовался.

— Я на тебя сердита, — без всяких предисловий сказала она и надула губки. Ну, в смысле, я так представил, что она надула губки. Хотя, возможно, так оно и было на самом деле.

— Не нужно на меня сердиться, — мягко ответил я. По отношению к женщинам требовался такт и терпение. Первого у меня было в избытке, со вторым — некоторые проблемы… Вообще, надо как-то себя перевоспитывать, а то можно и бобылем остаться.

— Да как не сердиться, когда я тебя уже который день не вижу! И не звонишь даже…

Голос у Ирины и правда был обиженным.

— Я не мог, — произнес я с крайней печалью, что, по правде, не стоило мне особого труда. Ведь я честно не мог позвонить, поскольку, во-первых, своим звонком я мог бы подставить дорогого мне человека. Ведь мои телефонные разговоры наверняка прослушивали. И те люди, что приходили ко мне с намерением меня пришить или смертельно напугать, могли вот так же прийти к Ирине. Убить ее просто потому, чтобы сделать мне больно…

А во-вторых, у меня просто не было под рукой телефона, поскольку мнимая старушка, на самом деле являющаяся работником спецслужб, настоятельно рекомендовала мне выбросить мой любимый телефон, дабы меня не запеленговали. Что я и послушно выполнил.

— Что, и позвонить даже не мог? — повторилась Ирина. Голос ее звучал по-прежнему обиженно.

— Не мог, — твердо и честно ответил я.

— Расска-а-азывай, — недоверчиво протянула Ирина. Интонации малость смягчились.

— Да говорю же, не мог, — ответил я, а потом добавил: — И вообще, меня чуть не убили.

— Да? — ее голос прозвучал недоверчиво. Как если бы она сказала: «Да кому ты нужен такой бесталанный!» Это тот самый случай, когда нужно проявить терпение, и я достойно выдержал экзамен.

— Да, — ответил я тоном, не вызывающим сомнения.

В общем, я серьезно взялся за собственное перевоспитание. И, кажется, у меня получалось.

— Я сейчас приеду, — безапелляционно заявила Ирина. — Вот прямо сейчас и приеду…

— Н-не надо… — я и обрадовался, и испугался одновременно. Конечно, обрадовался-то я за себя, а вот испугался за нее… — А вдруг все еще не закончилось?

— Я все равно приеду… Уже еду… — ее тон не терпел возражений. — И ты мне все расскажешь…

Ирина не приехала, а буквально прилетела. На чем — об этом оставалось только гадать. Не хотелось бы верить, что она прилетела на метле… вот будет картина!

Ирина была такой же, как и я. Во многих вопросах. Совершенно неважно, как это назвать: единением, родством душ или еще как-нибудь. Главное было в том, что она думала так же, как и я, а именно: чему быть, того не миновать. Значит, и шарахаться от предлагаемых судьбой обстоятельств не стоит. Все равно, то, что должно случиться, — так или иначе, произойдет. А нам остается только одно: принять это случившееся за данность и, немного побарахтавшись (больше для успокоения собственной совести), смириться с обстоятельствами и жить дальше…

Трусихой, разумеется, она не была — это точно! И очевидно, неплохо относилась ко мне. Во всяком случае, она не однажды это доказала.

— Привет! — Ирина стремительно вошла и чмокнула меня в щеку. Потом, отстранившись, придирчиво осмотрела меня, как будто рассчитывала отыскать непоправимые изменения; изучала и делала какие-то далеко идущие выводы. Кажется, она удостоверилась, что все сказанное мной — правда. Ведь у женщин невероятно развита интуиция, а чутье на ложь просто невероятное! Даже у молоденьких. Не то что мы, мужики-ротозеи: все сказанное готовы принять на веру.

— Привет, — ответил я. — Все сердишься?

— Уже нет, — ответила она. И я уловил в ее голосе искренность.

— И правильно, — констатировал я и улыбнулся. — Обижаться — пустая трата времени. Кроме того, на обиженных воду возят, слыхала об этом?

— Слышала… — Ирина прошла в комнату и села на диван. — Ладно, рассказывай, — приказала она, — что там у тебя?

— Это займет много времени, — осторожно предупредил я.

— Я не тороплюсь, — произнесла Ирина. Похоже, мое предупреждение ее не остановило. И она удобнее расположилась на диване, откинувшись на спинку и скрестив ноги. Юбка, к моему немалому удовольствию, на ней была короткая, поэтому ее ножки предстали во всей красе…

«Ну, вот, и гормоны зашевелились», — принялся я рассматривать аппетитные колени. Я был уверен, что сделала она это машинально, но поза ее была столь соблазнительной, что я спросил, определенно намекая на то, что не пора ли нам «полежать» вместе (ну, или постоять/посидеть, главное, чтобы в гармонии):

— Может, я расскажу обо всем немного позже? — невольно спросил я чуточку осипшим голосом.

— Почему позже? — вскинула на меня глаза Ирина.

Неужели она не догадывается о моем состоянии? Или это такая женская игра?

— Потому что мы сейчас немного заняты будем, — ответил я, подходя к ней мягко и крадучись, как тигр, наметивший себе добычу.

— Ясно, — улыбнулась Ирина. Все-таки девочка она была сообразительная. — Но потом ты мне все расскажешь.

— Разумеется, какое может быть недоверие между близкими людьми, — сказал я и положил руку на ее гладенькую коленку. Ладонь моя поползла выше, выше, пока не коснулась шелковой материи трусиков. Когда я коснулся заветного места, Ирина шумно выдохнула и раздвинула ножки, чтобы не стеснять движений моей ладони и пальцев. И я не преминул этим воспользоваться. А дальше было то, что касается только нас двоих…

* * *

— А теперь рассказывай…

Она повернула ко мне разрумянившееся лицо и приподнялась на локте, подперев ладонью голову. Я уже отдышался, но что-либо говорить мне не хотелось. Сейчас очень кстати было бы поспать.

— Может, позже? — произнес я с просительными нотками тоном, но в ответ получил твердое и беспрекословное:

— Рассказывай давай!

Я вздохнул, придется рассказать как на духу. Конечно, проведенные мною расследования о кладбище бомжей на Белорусском вокзале, в одну ночь залитом бетоном, и о четырех вагонах, наполненных евро, нельзя было назвать уж очень успешными. Однако нельзя их было назвать и провальными. Материал про несанкционированное кладбище бомжей имелся в архиве телекомпании «Авокадо» весьма мощный и скандально-обличительный, причем шеф при случае обещал его запустить, а свои обещания он обычно держит. Да и после таких слов я с него просто не слезу, пока кадры и мои комментарии о кладбище бомжей не дойдут до нашего зрителя и не покажут ему ту изнанку жизни, о которой большинство из нас даже не догадывается. Конечно, шоком для зрителя уничтожение кладбища людей не будет, поскольку таких случаев наша российская история знает предостаточно. Только в одной Москве срыто и уничтожено более трех десятков как общегородских (Лазаревское, Дорогомиловское, Семеновское, Братское на Соколе), так и монастырских кладбищ и погостов.

Православное и монастырское кладбища были на месте нынешней Манежной площади; кладбище имелось на Красной площади (Васильевский погост); на Дмитровке (Воскресенский погост); близ Пушечного Двора (Иоакимовский погост); на Лубянке (Софийский погост)… А может, человеческих захоронений в Москве уничтожено и поболее трех десятков. Ведь память ныне у нас короткая. Но все равно, пусть телезритель знает, что срыть кладбище и закатать его под тридцатисантиметровый асфальт и сегодня властям предержащим ничего не стоит.

Увы, священные места, память, семейные реликвии и ценности ныне не в чести. Мы все невольно становимся «Иванами, не помнящими родства». И неудивительно, что у нас обнаруживаются провалы с понятиями чести и совести, с порядочностью и гордостью. Значит, кому-то это нужно. Ведь гордого человека поработить трудно. А нас — легко. Ибо гордиться как будто бы особенно нечем: все срыто, закатано, стерто.

Что же касается четырех вагонов с евро, которые еще несколько дней назад стояли в одном далеком тупичке, то все они, по моей указке, были опустошены бомжами и нищими. Это разве поражение? И хоть про вагоны с евро передачи тоже не случилось, но все же новостной выпуск, наделавший несколько дней назад столько шума, вышел.

— С чего начать? — спросил я, оттягивая время.

— С самого начала и по порядку, — потребовала Ирина и надела трусики (на мой взгляд, это было излишне, так и вдохновения можно лишиться). Надо было видеть, как красиво и, черт побери, элегантно она это сделала. Хотя на мой неискушенный взгляд снимать трусики у нее получалось гораздо лучше.

— Хорошо, — начал я и постарался привести поистрепавшиеся мысли в должный порядок. — Все началось с одного бизнесмена, держателя бутиков с модной одеждой. Еще перед девятым мая в один из этих бутиков пришел бомж и потребовал, чтоб его приодели. Более того, он требовал самое лучшее, что только возможно. Только денег у него не было. В смысле, рублей. Зато были евро. Несколько пачек с сотенными новенькими купюрами.

— Откуда? — перебила меня Ирка, округлив глаза. Мне вдруг даже показалось, что они просто вылезут из орбит. Худшего не произошло, она продолжала таращиться, ожидая исчерпывающего ответа.

— Оттуда, — не стал я пока отвечать конкретно и сделал вид, что слегка возмутился, чтобы лишить Ирину в дальнейшем возможности сбить меня и тем самым затянуть время моего рассказа, который я желал сделать как можно короче: — Слушай и не перебивай, договорились? Сама же просила рассказывать все по порядку и с самого начала.

— Все, молчу, — произнесла Ирина и притихла. — Рассказывай.

И я не разочаровал.

— Так вот… — я стал продолжать, хотя мне не очень-то и хотелось все это рассказывать Ирине. Да и зачем ей? Пусть даже она тоже имеет отношение к журналистике. Хотя тут, скорее, не журналистика, а политика. Причем непристойная. Впрочем, иной она, наверное, и не бывает… — Бомжу этому, которого звали Сэр, ничего не продали. И выпроводили из магазина… Но это был только один эпизод. Следующим эпизодом был приход — тоже еще до 9 мая — бомжа Виталика в дорогущий и элитный ресторан «Аркадия» на Бутырском Валу. Его поначалу не хотели пускать, но он прошел, одарив двумя сотенными евро метрдотеля. И тот подумал, что это богатей просто так развлекается, вырядившись бомжом. Виталик покушал в этой ресторации на шестнадцать тысяч рубликов. И с собой для друзей-приятелей прихватил еды и питья на восемьдесят шесть тысяч. Расплачивался он новенькими евро…

— На сколько этот Виталик прихватил еды и питья? — переспросила, вскинув бровки, Ирка.

— На восемьдесят шесть тысяч, — повторил я, строго посмотрев на Ирину, дескать, просил же не перебивать меня. — А всего господин бомж Виталик оставил в «Аркадии» сто две тысячи рублей… Но это еще не все, — заторопился я продолжить свой рассказ, поскольку Ирина, крайне заинтересованная тем, что я говорю, опять хотела что-то произнести и, тем самым, снова отвлечь меня от повествования. — Новый эпизод с бомжами произошел у сбербанка на Лесной улице, где одна бомж-леди и ее бой-френд попросили одну пожилую гражданку поменять евро на рубли. Ведь паспортов-то у них нет. Они передали ей восемь новеньких купюр евро каждая достоинством в сотню, и пожилая гражданка за вознаграждение, весьма приличное, кстати, поменяла им евро. Более того, бомжи попросили ее прийти к отделению сбербанка и назавтра, чтобы повторить операцию, но уже с более крупной суммой евро. Гражданка на следующий день пришла, а вот бомжи не явились. Потому что были убиты, как и Виталик. Причем убиты одним и тем же способом: их полоснули ножом по горлу. Очень профессионально, кстати: вжик, и готово. Убитых бомжей похоронили на несанкционированном кладбище, о котором мало кто знал. Конечно, никакого расследования по факту смерти бомжей не проводилось. Кому они нужны? А бомж по кличке Сэр ушел в подполье, опасаясь, что его убьют, как и остальных…

Я глянул на Ирину, которая во все глаза смотрела на меня и слушала.

— Так вот, — продолжил я и с трудом отвел взгляд от Ирины. — Этот самый бизнесмен, который являлся владельцем бутика, куда приходил приодеться бомж по кличке Сэр, через несколько дней зашел в ресторан «Аркадия» поужинать, что делал уже не первый раз. Метрдотель был ему знаком, поэтому и рассказал про богача-бомжа, оставившего в этом ресторане сто с лишним тысяч рублей. И хоть метрдотель принимал Виталика за чудаковатого богача, который развлекался таким вот нестандартным образом, прикидываясь бродягой, бизнесмен, зная про случай с бомжом, произошедший в его бутике, думал совершенно иначе. Кроме того, та пожилая женщина, что меняла евро в сбербанке бомжихе и ее приятелю, оказалась уборщицей из того самого бутика, куда заходил приодеться первый бомж по кличке Сэр. Уборщица рассказала о случае с бомжами у сберкассы на Лесной улице заведующей бутиком, а та — хозяину бутика, то есть этому самому нашему бизнесмену. Сопоставив уже известные ему три факта наличия у бомжей крупных сумм денег в евро, он и пришел к своему другу и моему шефу и все ему рассказал. Шеф этим делом заинтересовался — откуда у бомжей новенькие евро, да еще столь много? — и поручил мне разрешить данный вопрос. Я начал журналистское расследование и вышел на тайное кладбище бомжей в одной из вокзальных зон и на четыре товарных вагона, под завязку набитых евро. Самыми что ни на есть настоящими.

— Так это был твой новостной сюжет о том, как бомжи и нищие растащили вагоны с деньгами, что я видела на днях? — с восхищением посмотрела на меня Ирина.

— Мой, — не без гордости ответил я.

— А про кладбище бомжей почему не было ни слова? — удивленно спросила моя подруга.

Слегка поморщившись, я ответил:

— Шефу запретили делать про это кладбище передачу. Как и про вагоны с евро. Мне едва удалось протащить новость про то, как эти вагоны растащила толпа бомжей и нищих. А материала у меня на две программы было предостаточно. Кстати, того кладбища уже нет. Его в одну ночь залили бетоном.

— Сволочи, — Ирина шмыгнула носом. — Это же все-таки люди.

— Вот только те, кто отдал приказ ликвидировать кладбище, так не считали, — произнес я.

— Да-а, — протянула она. — Ты такой везунчик, тебе всегда достается самое интересное.

— Не всегда, — заметил я.

— Например? — удивившись, спросила Ирина. Похоже, девушка начинала всерьез верить, что я любимец фортуны. Эх, если бы оно и в самом деле обстояло так!

— Например, послезавтра мне придется снимать финал кулинарного конкурса поваров Москвы, — ответил я. — После бомжей и евро мне это вряд ли будет интересно… Хотя в этом тоже есть определенный плюс. Может, поем по-человечески. Кухня-то будет великолепная!

— А за что тебя едва не убили? — после недолгого молчания подняла на меня повлажневшие глаза девушки.

— За то, что я слишком много знал, — ответил я. Получилось немного торжественно, да еще с каким-то пафосом. — Но они посчитали меня слишком мелкой сошкой, чтобы иметь возможность им помешать. Так мне сказал тот, что разговаривал со мной. Кстати, он чиновник средней руки в одном из московских департаментов. Таких, как он, — это он мне сказал сам, — много в самых различных учреждениях и сферах…

— Ну, они явно просчитались, посчитав тебя за мелкую сошку, — не без гордости заметила Ирина.

— Я тоже так думаю, — улыбнулся я и спросил: — Что, твое любопытство удовлетворено?

— Да, — ответила Ирина. — Ты мой герой!

Услышать подобное восклицание от красивой девушки всегда приятно. Тем более что прежде такие слова мне никто не говорил.