Бросок на выстрел

Евгений Сухов, 2015

Вдали от города журналист Аристарх Русаков обнаружил труп мужчины. Убитым оказался водитель риелторской компании Василий Леваков. Журналист попытался поговорить с важной свидетельницей – подружкой убитого, но, как выяснилось, девушка пару дней назад погибла при странных обстоятельствах. Тогда Русаков отправился в охотхозяйство, куда часто приезжал с компанией Леваков. И здесь всплыл один странный факт: незадолго до убийства в охотхозяйстве бесследно пропал заядлый охотник Востриков. Пропал он глубокой ночью, в самом лучшем месте для засады на кабанов, прозванном Афонькиной протокой…

Глава 3

Как меня допрашивал старший опер Фролов, или У каждого российского гражданина есть прямой долг и нравственная обязанность

Полиция приехала минут через сорок (они, очевидно, тоже изрядно поплутали, пока, наконец, отыскали въезд на пустырь). Сначала мы услышали гул приближающегося двигателя, потом он вдруг смолк, и следом громко хлопнула автомобильная дверца, далее послышались обрывки разговора, и затем показались трое полицейских, шумно пробирающихся через траву. Они шли гуськом друг за другом и с подозрением посматривали в нашу сторону.

— Это вы звонили? — спросил меня старший лейтенант, шедший впереди.

— Я.

— И что? — посмотрел на меня старлей. — Где труп?

— А вот он, — указал я на мешок, лежащий на дне оврага.

— Что это?

— Мешок.

— Я вижу, что мешок, — хмыкнув, сказал полицейский. — И что дальше?

— А дальше то, что в мешке находится труп.

Старший лейтенант, стараясь не перепачкать брючины, спустился в овражек, подошел к мешку и раздвинул разрезанные мною края. На него, как ранее на меня, глянул невидящим взором покойник.

— И правда труп, — без единой эмоции произнес старший лейтенант, видно, на своем веку насмотрелся их предостаточно. — Значит, это вы его обнаружили? — снова посмотрел он на меня и перевел взгляд на Степу, переминающегося с ноги на ногу.

— Мы, — ответил я.

— Интересно было бы услышать, а что вы тут делали… на месте преступления?

— Снимали передачу про тайны Лесопильщикова пустыря, — уверенно ответил я. — Вот и наткнулись.

— Наткнулись, значит, — недоверчиво повторил старший лейтенант. — Ну-ну…

— Да, — подтвердил я. — Увидели тропинку, пошли по ней, вышли к оврагу и обнаружили на самом дне подозрительный мешок. А когда ближе подошли, оказалось, что в мешке — труп.

— И сразу позвонили в полицию? — ехидно спросил старший лейтенант.

— Ага, сразу, — кивнул я для убедительности и посмотрел на старшего лейтенанта чистым, будто бы колодезный родник, взором. Кажется, старлею даже стало немного неловко от моего взгляда, на чем, собственно, и строился расчет…

— Паша, вызывай следственно-оперативную группу и медэксперта, — обернулся в сторону молодого лейтенанта старлей. — Здесь натуральный криминальный труп. — А потом снова обратился ко мне: — Ну, а теперь давайте по честности, ребята: что вы тут делали? Сюда ж никто не ходит. Даже бомжи. Боятся!

— Наш телеканал решил сделать про Лесопильщиков пустырь передачу, — охотно начал отвечать я. — Он ведь полон неразгаданных тайн, этот весьма странный пустырь. Знаете, Матренино проклятье, которое висит над этим местом; клад купца-лесоторговца Стахеева, сведший с ума нескольких его искателей, таинственные исчезновения людей… Ну, прямо как Бермудский треугольник. А еще сами собой разваливающиеся постройки, причем совсем недавно возведенные, уход под землю линий электропередач… Может, под Лесопильщиковым пустырем имеются некие карстовые пустоты или высохшая подземная река? А такой геологический феномен, как самодвижущиеся бетонные плиты весом в несколько тонн? И все это — в самом центре Москвы! Зрители нашего телеканала, несомненно, заинтересуются.

— А как называется ваш телеканал? — покосился на Степу с камерой старший лейтенант.

— Наш телеканал называется «Авокадо».

— Почему именно «Авокадо»? — удивился полицейский офицер. — Вы на базаре, что ли, работаете?

— К базару мы никакого отношения не имеем. Это название придумал наш шеф, — ответил я, как обычно всегда отвечал, когда кто-либо интересовался названием нашего телеканала. — А объясняется оно следующим образом. Наши передачи, как и сам этот фрукт — авокадо, экзотически вкусны для восприятия, полезны для ориентации в жизненном пространстве и тонизируют, иным образом, не дают расслабиться в гонке за удовольствиями и достатком, чтобы вас не обошли на повороте завистники и конкуренты.

Старший лейтенант быстро сморгнул и отвернулся, очевидно, пытаясь переварить мои слова. Молодой лейтенант смотрел на меня во все глаза, как будто я по меньшей мере был Познером, а вместо хмурого сержанта, что стоял поодаль, на нас со Степой смотрело темным зрачком дуло его автомата «АКСУ».

Наконец подъехали два оперативника в джинсах и рубашках с короткими рукавами и женщина-медэксперт в форме старшего лейтенанта полиции. Она тотчас принялась за осмотр трупа, который ей помогли высвободить из мешка опера. Младший из них стал что-то за ней записывать, старший же подошел к старлею, негромко переговорил с ним, поглядывая на нас, после чего оба лейтенанта, старший и молодой, и хмурый сержант с укороченным «калашниковым» наперевес молчком отбыли, как бы передав нас со Степой с рук на руки руководителю следственно-оперативной группы.

— Так, значит, это вы обнаружили труп? — обратился он непосредственно ко мне.

— Я, — коротко ответил я.

— Вы что-нибудь тут трогали?

— Нет, только разрезали мешок, чтобы убедиться, что в нем действительно труп.

— Получается, что на мешке могут быть ваши отпечатки пальцев, — констатировал следователь.

— Только в районе прорези, когда я брался за края…

— Ваше имя, — безапелляционным тоном начал допрос старший группы, расположив у себя на колене папку с листком бумаги.

— А ваше? — в свою очередь, спросил я.

— Сначала вы, а то будет нечестно, ведь я же первый спросил, — без малейшего намека на шутку произнес следователь.

— Меня зовут Аристарх Русаков. Я — сотрудник телекомпании «Авокадо».

— Что, и такая у нас есть? — вскинул брови старший опер.

— Есть. Вещаем на Москву и область.

— Кто бы мог подумать… Ну, а меня зовут Игорь Николаевич Фролов, — представился мужчина. — Я — старший следователь ОВД «Красносельский». Кстати, вы не назвали своего отчества.

— А это обязательно?

— Обязательно, — спокойно подтвердил Игорь Николаевич.

— Африканыч, — сказал я.

— Как? — переспросил Фролов.

— Африканыч, — повторил я.

— Надеюсь, это не шутка?

— Ни в коей мере!

— Так что же, выходит, вашего отца звали Африкан? — с любопытством посмотрел на меня Игорь Николаевич.

— Ну, а чему вы так удивляетесь? Простое русское имя… Причем старинное.

— Понял, — произнес старший следователь. — Итак, Аристарх Африканыч, какая такая нужда занесла вас сюда с вашим оператором?

— Любопытство, — не задумываясь, ответил я. — Простое человеческое любопытство.

— Ну, а это ваше простое человеческое любопытство… чем-то или кем-то все же было вызвано, или я ошибаюсь? Не надуло же его сквозняком.

— Вы правы, — кивнул я. — Любопытство было вызвано звонком некоего Ивана Ивановича Иванова, сообщившего мне, что на Лесопильщиковом пустыре в овраге близ Сокольнического мелькомбината лежит криминальный труп.

— Вот это уже интересно. Во сколько он вам звонил?

— В одиннадцатом часу.

— Ага… И вы вот так поверили ему и помчались через весь город на этот пустырь, бросив все свои неотложные репортерские дела? — недоверчиво посмотрел на меня Фролов.

— Да, поверил.

— Почему?

— Я вообще человек очень доверчивый… А потом, он был весьма убедителен, — ясным взором посмотрел я на старшего следователя. — К тому же этот Иван Иванович назвал имя убитого — Василий Анатольевич Леваков, работавший водителем в фирме «Бечет».

— Так, значит, убитый — это Василий Анатольевич Леваков? — переспросил меня Фролов, занеся имя убитого в протокол.

— Так сказал тот, кто звонил, — пожал я плечами.

— Маша! Марья Алексеевна! — обратился Фролов к медэксперту.

— Да, Игорь Николаевич, — отозвалась женщина.

— Вы осмотрели тело?

— Да, — последовал ответ.

— Что вы предварительно можете сказать о нем?

— Убийство, — не раздумывая, произнесла медэксперт. — На теле имеются множественные раны и обширные гематомы; явно сломано несколько ребер, голова пробита в нескольких местах тупыми предметами, причем раны эти очень тяжелые. По всей вероятности, они и явились причиной смерти. Этого человека попросту забили до смерти, но он, судя по разбитым костяшкам пальцев, отчаянно сопротивлялся…

— А документы или бумаги, подтверждающие его личность, имеются? — поинтересовался Игорь Николаевич.

— Ничего нет. Его карманы совершенно пустые.

— А когда наступила смерть?

— Точно сказать не могу, — ответила старший лейтенант.

— Ну, хотя бы так, навскидку, — настаивал Игорь Николаевич.

— Ну, если навскидку, сутки он тут точно лежит.

— Спасибо, Маша, — поблагодарил ее Фролов.

— Пожалуйста, — отозвалась она, продолжая колдовать над трупом.

— А этот ваш Иван Иванович звонил на сотовый или рабочий телефон? — снова обратился ко мне следователь.

— На рабочий телефон нашей телекомпании, — сказал я.

— А голос у него… какой был?

— Что вы имеете в виду?

— Какие в нем были интонации? Взволнованные или спокойные?

— Он был немного взволнованный, но вообще — спокойный, — ответил я.

— А как вы думаете, судя по голосу, сколько говорившему может быть лет?

— Гм, — глубокомысленно отреагировал я, крепко задумавшись. Какой хороший вопрос задал мне господин старший оперуполномоченный. И почему я еще тогда, когда слышал этот голос, не задался таким же вопросом? Вот что значит профессионал! Теперь надо вспоминать. Итак, его голос. Каким он был? И я стал рассуждать вслух: — Говорил не подросток, это точно. Голос был ровным, без эдаких срывающихся истеричных ноток, свойственных не устоявшимся еще личностям… Он не был резким и слишком громким, то есть человек либо поборол эмоции, вызванные решением позвонить и сообщить о трупе, либо умело их скрывал, а значит, способен достаточно хорошо владеть собой. Скорее всего, ему за тридцать. Молодость скрывать эмоции не умеет… — резюмировал я. — Голос не был быстрым и напористым… И не был тихим и робким… Стало быть, этот человек умеет взвешивать свои поступки, рассудителен и довольно решителен, но без отчаяния. Возможно, ему даже лет под сорок или немного больше… Произносил он фразы четко, речь его хорошо поставлена, выходит, он достаточно образован и наверняка имеет за плечами высшее образование. Еще этот Иван Иванович имеет, скорее всего, гуманитарный склад ума, и за его плечами либо исторический, либо филологический, либо еще какой-нибудь подобный факультет…

— Почему вы так решили? — покосился на меня старший следователь.

— Я вовсе не решил, я только предположил… Этот Иван Иванович сказал такую фразу: «Когда он был человеком, его звали Василий Анатольевич Леваков». В ней, как мне кажется, имеется некий философский подход. Чувствуете: «Когда он был человеком»?

— Да, чувствую, — раздумчиво произнес Игорь Николаевич, впервые с любопытством взглянув на меня. — Пожалуй, что вы и правы… А вы что-то можете добавить? — посмотрел Фролов на Степу.

— Нет, — бесцветно ответил тот.

— Я еще могу добавить немного, — сказал я. — Чуть не забыл… Так вот, при разговоре этот Иван Иванович Иванов часто вставляет словосочетание «надо полагать». Надо полагать, его сообщение будет мне интересно… Надо полагать, я сообщу в полицию сам, когда обнаружу труп… Вам, наверное, такая особенность его речи будет интересна…

— Наверное, — задумчиво кивнул следователь. — Что ж, хо-ро-шо. А вы, стало быть, и есть тот самый Русаков?

— В смысле? — удивленно посмотрел я на Фролова.

— В смысле, тот самый, который раскрыл убийство актера Игоря Панина в прошлом году и нашел отравительницу почти тридцати жителей Измайлово — в этом, — пояснил Игорь Николаевич.

— Все эти преступления раскрыли следователи Главного следственного управления Следственного комитета Российской Федерации, а я лишь вел параллельное журналистское расследование по заданию своей редакции и на добровольной основе помогал следственным органам отыскивать и изобличать преступников.

— У вас это здорово получалось. Вы весьма интересная и знаменитая личность. У нас в отделении только о вас и говорят.

— Вы преувеличиваете.

— Вот только непонятно, как вы все время впереди следственных органов находились. У вас есть какие-то свои оперативные источники?

— Вовсе нет, мне просто где-то повезло. А потом, помогать правоохранительным органам в их нелегкой и крайне полезной работе есть прямой долг и нравственная обязанность каждого российского гражданина, уважающего закон и правопорядок, — отчеканил я и посмотрел прямо в глаза Фролову.

Старший оперуполномоченный хмыкнул и снова глянул на меня с любопытством, даже большим, нежели в первый раз.

Поверил ли он в мои пафосные фразы? Сомневаюсь. Следователи — народ тертый, еще и не таких «златоустов» видывали!

Затем последовала еще пара-тройка малозначащих вопросов, после чего Игорь Николаевич произнес:

— Что ж, не смею вас больше задерживать, господин Русаков.

— Спасибо. И до свидания.

— Именно, «до свидания», — подчеркнул Фролов. — Мне почему-то кажется, что мы с вами еще увидимся…

Я лучезарно улыбнулся ему, расписался под протоколом допроса, удостоверив, что с моих слов все записано верно, и мы со Степой, обремененные грузом пережитого, потопали обратно.

— Что, выключать камеру? — спросил он меня.

— А ты что, все время держал ее включенной? — удивленно посмотрел я на своего помощника.

— Да, как обычно, — ответил Степа и добавил: — Ты же не давал команды ее выключать.

— Не давал, — согласился я, поскольку у нас с оператором Степой Залихватским (такая у него фамилия видная) была давняя договоренность. А именно: если я говорю ему: «не снимай», «выключи камеру», «выруби» или нечто подобное, он демонстративно выключает камеру, а потом начинает возиться в кофре, словно чего-то разыскивая, а сам же между тем включает камеру и незаметно направляет объектив на моего собеседника и снимает действия, разворачивающиеся рядом со мной. А вот взгляд в его глаза и небольшой утвердительный кивок означал для Степы сигнал, что и правда надо выключить камеру и перестать снимать. Таким образом, мои передачи, в которых я вел журналистское расследование, всегда были во многом документальны и приобретали дополнительную динамику, где присутствовала настоящая интрига с нешуточным накалом…

— Ты молодец, — искренне похвалил я Степу.

На что он скромно, что было ему весьма свойственно, ответил:

— Я знаю…