Путь

Евгений Рякин, 2020

Молодой преподаватель, специалист по работе головного мозга, попадает в неожиданный для себя переплёт. Пытаясь выбраться, он принимает сложные решения, которые кардинально меняют судьбу, а его самого заставляют задуматься о том, что же влияет на жизнь – выбор или случайность? Каждый новый шаг всё сильнее закручивает сюжетную линию, всё более сложные вопросы встают перед ним: в чем смысл жизни? что такое любовь? как найти себя? Ответы на них приходят не сами по себе – их дают люди, которые становятся друзьями и врагами, любящими и ненавидящими его. Вместе с ними он пройдёт по извилистой дороге, шаг за шагом складывающейся в путь… Книга будет интересна широкому кругу читателей, которые интересуются тем, как работает мозг, но в то же время уважающих авантюрные приключения, любовную лирику, зубодробительные боевики, детективные головоломки и криминальные романы. Что ж, довольно слов. В путь. Содержит нецензурную брань.

Дом

Александр вышел на задний двор, в полном умиротворении сделал глоток бодрящего зелёного чая и легко выдохнул. Ему было хорошо, даже несмотря на то, что за последнее время он пережил немало, возможно, больше, чем за всю свою предыдущую жизнь. Впрочем, некоторые моменты Алекс с удовольствием бы стёр из памяти, но вместо этого продолжал слишком часто и эмоционально о них думать, прекрасно, осознавая, что тем самым ещё сильнее формирует эти воспоминания. Лишь огромным усилием воли Доктор пытался не вспоминать ужасающую бойню в «Тумане», ускоренно перематывая в голове кровавый эпизод, в котором жадность Каспера Вуйчика сгубила не только этого фраера, но и ещё шестерых человек…

Хотя следующий кадр был не менее напряжённым — они с Беретом и двумя чемоданами вышмыгнули из проклятого богами бара, что называется, огородами, стараясь оставаться в тени деревьев. Компаньоны дали небольшой круг и подошли к мобилю со стороны подлеска. Никого не было.

— Я тут подумал, — Валера открыл задний багажник мобиля и закинул туда два чемодана, — что Витя, ещё с тех пор, когда продал бар, очень сильно хотел вернуть его назад. Всё время говорил, что хочет остаться в «Тумане» навсегда, — Берет захлопнул дверцу, обернулся назад и покачал головой. — Что ж, его мечта сбылась.

Закрыв багажник, он взмахнул рукой, приглашая вернуться назад — в здание с мертвецами. Алекс молча медленно отрицательно покачал головой. Валера устало произнёс: «Нам полюбас нужно закрыть тему, иначе по ДНК спалят и заметут. Надо, Саня, надо». С огромной неохотой Алекс послушался. Они возвратились на место бойни, и Доктор вошёл внутрь, превозмогая себя, но не смог пройти дальше двери, ощутив приступ тошноты от вида истерзанных тел. Его ноги задрожали, Саша тяжело навалился на дверной косяк.

В это время Валера бодрой походкой, словно не замечая вида крови и внутренностей, размазанных по полу, аккуратно, чтобы не испачкаться, подошёл к барной стойке, тихонько посвистел и принялся бить бутылки с крепким алкоголем — одну за другой, расплёскивая его вокруг: водку по шторам, текилу по площади бывшего бара, а ром — по периметру. Вот он взял большую бутыль с самогоном, глотнул из неё, крякнул и пошёл поливать трупы врагов. Когда горючее закончилось, схватил пару зеленых бутылок дорогого абсента и щедро окропил тела Антохи и Вити Комара. Оприходовав почти всё, что могло гореть, направился на кухню, открутив там вентили двух баллонов с газом.

Затем, глубоко вздохнув, Берет прочертил жидкостью из последней бутылки путь от ближайшего тела до двери и замер, вдыхая пары разнообразного алкоголя, буйно витавшие в воздухе, потом ещё раз оглядел поле битвы, как будто запоминая всё до мелочей, и чиркнул спичкой.

Огонёк побежал по дорожке, растекаясь в стороны и быстро охватывая помещения. Соучастники мигом выскочили из бара, Валера Берет не стал прикрывать за собой дверь: «Чтоб кислород поступал, и ярче горело». Отбежав на приличное расстояние, подельники остановились на пригорке в тени деревьев и молча обернулись назад. Сквозь окна было видно, как внутри пылал огонь, в один момент он с шумом вырвался из дверного проёма. Только тогда, словно успокоившись, Валера кивнул Саше, и, навсегда отвернувшись от охваченного пламенем бара, парочка украдкой, сквозь подлесок, рысью устремилась к мобилю.

Они не успели отъехать далеко, как здание взлетело на воздух, ударив по окнам. Валера и Александр даже кожей почувствовали взрыв и узрили в зеркалах заднего вида взвивающееся позади пламя. Однако они были уже далеко, и не знали, что за несколько минут до огненной вспышки дверь ещё больше приоткрылась, и из неё показалась рука, кто-то подтянулся на ней и пополз сквозь жидкое пламя к выходу.

*

Первое время соучастники ехали в молчании. Наконец, Валера Берет хриплым голосом произнес, быстро оторвав взгляд от дороги:

— Доктор, а ты вообще-то мне жизнь спас! Два раза причём, — и замолк, крепко сжав руль.

— Я сам в оцепенении от всего произошедшего, — попытался выразить свое ощущение Алекс, глядя на трясущиеся руки. — Это какой-то… полный… не знаю, как сказать?..

— Ты не поверишь, насколько я с тобою солидарен! И это, Доктор, это, — замялся Берет, словно не зная, стоит ли произносить подобные слова, — я твой должник по гроб жизни. Я сегодня дважды смерти в глаза посмотрел, и ты меня оба раза оттуда вытащил. Я этого не забуду! — Валера похлопал правой рукой Сашу по плечу.

— Да ладно! Живы будем — не помрём, так же как-то у нас говорится? — нервно усмехнулся Алекс.

— Ага! — усмехнулся Берет и замолчал. Саше тоже не очень хотелось разговаривать. Он мало что понимал и не заметил, как примерно через десять минут, после того, как выехали на трассу, Валера свернул на второстепенную дорогу, с той — на местную, дальше на устойчивую, потом на грунтовую, а потом они уже пылили по лесной. Вскоре Берет остановил мобилу возле дерева с еле заметной красной, хотя, скорей, уже серо-коричневой тряпкой на одной из веток.

— Пойдём, — он вышел из мобиля, забрал из багажника два чемодана и двинулся вглубь леса по еле заметной тропинке. Перехватив по пути один из них, за ним следом двинулся Саша. Почти сразу стало видно ветхий железобетонный одноэтажный недострой. Подойдя ближе, Берет забрал у Алекса второй чемодан, велел посторожить у входа, а сам проник внутрь. Чуть пошебуршав, и несколько раз сматерившись, он вскоре, отряхиваясь, вынырнул обратно — уже без чемоданов.

Назад тронулись в обратном порядке — Саша впереди, Берет позади.

Саша отчего-то заволновался, он прямо чувствовал затылком взгляд Валеры, и даже вздрогнул, когда услышал настороженный голос:

— Сань, ты ведь понимаешь, что мы принесли сюда очень ценный груз. Кивни, если понимаешь? Вот так. Так вот, ты должен знать, что этот груз останется здесь, хотя бы потому, что ты сам ни за что не найдешь сюда дорогу. Но, на всякий случай, я хочу предупредить тебя — Саня, даже не ищи путь сюда и никому не говори о нем. Скажу по секрету, убить тебя сейчас так же легко и просто, как земляничку сорвать и скушать, особенно, когда я с ножом сзади, а ты безоружный впереди.

Алекс споткнулся и встал.

— Да иди, Доктор, чего ты! Хотел бы убить — убил бы без этих соплей ещё там, в «Тумане». Но ты мне жизнь сегодня спас… два раза, поэтому я твой должник, я тебе обязан по понятиям чести. Доктор, ты это… просто держи язык за зубами, а я в ответ… например, буду оберегать тебя изо всех моих сил. А силы у меня все же есть, ты видел. Так что скажешь, Саня, согласен на такой договор?

Некоторое время они шли молча. Наконец Алекс обернулся назад и протянул руку, которую Валера крепко пожал. Их глаза встретились, они кивнули друг другу. А уже у самого мобиля Валера сделал Доктору второе серьёзное предложение — на тот момент он считал, что обдуманное.

— Во-первых, — сказал тогда Берет, — если люди Вуйчиков узнают, кто это сделал, то тебя прямо у дверей квартиры насмерть забьют. Я знаю этих архаровцев: они и не на такое способны, так что пока тебе лучше пожить у меня, под моей охраной. Так будет надёжней. А во-вторых, хозяину нужен хороший спец по мозгам, и, если я не ошибаюсь, ты — это и есть он. Ты же Саша Доктор?

— Ну, — Алекс как бы смирился с новым прозвищем, — вроде Доктор.

— Тогда какие вопросы? Будешь у нас жить, хозяина поднимать, чтобы он побыстрей встал на ноги! Нам нужно его скорейшее выздоровление, иначе… — он не стал договаривать. — То есть без тебя мы никак.

— Так у меня ж работа, ликей, ректор будет против… — растерялся Алекс.

— Да брось ты, в самом деле! Какая работа? Аттал Иванович — хозяин Ахеи. Все решим по звонку, ректоров-корректоров, всех во всём убедим и переубедим, — хохотнул Берет, находясь уже, по всей видимости, в отличном расположении духа.

— Ты знаешь, Валера, — не сдавался Алекс. — Я просто… у нас с Алисой вышло недопонимание… понимаешь? Ты сам видел!

— У нас с ней тоже недопонимание, как ты выразился, давным-давно, и ничего страшного. Но ты не ссы — Алиски в доме нет, сто процентов — смоталась давно в Аквилею. У неё там хата своя, она же не у нас живёт. Иногда бывает, конечно, когда наказана. Но сейчас хозяин в коматозе, кого ей бояться, уже смазала лыжи, и к гадалке не ходи. Так что ты насчёт этого не переживай. Ну, что ещё? Условие то ведь простое — ты никого ничему не рассказываешь, а я за тебя подпишусь. То есть дам слово Атталу, что всё, о чём ты узнаешь в доме — будешь держать в себе, не расплёскивая. В случае чего, Аттал спросит с меня со всей силы, а я с тебя — в сто раз хуже. Это я тебе не угрожаю, если что, просто у нас такие понятия — если один человек за другого поручится, то спрос с обоих, но мне, как поручителю, придётся тебя шлёпнуть, иначе шлёпнут меня. Вот так. Уяснил? А чтобы этого не случилось, просто всегда молчи обо всём, что видел, слышал и даже думал, и тогда всё будет, как в раю. Несложно ведь?

— В-вроде несложно.

— Так что тогда?

— Ну, раз пошла такая пьянка, — согласился Алекс, понимая, что держать язык за зубами, в принципе, не составит большого труда. — Остаюсь! Но вот что главное — чтобы Аттала Ивановича поскорее на ноги поставить, его сначала нужно будет снова отправить на нейросканирование, можно к нам в ликей, кстати, а потом ежедневно медсестру в дом привозить и увозить: после инсульта больному показан достаточно большой перечень восстановительных процедур, лекарств, специалистов. Сможем это сделать?

— Не вопрос! Замётано, господин Доктор! — впервые за день улыбнулся Валера.

***

Доктор вылил старый чай в клумбу, зашёл в дом, плеснул из заварника свеженького, вернулся обратно на свежий воздух и вдруг улыбнулся во весь рот — он был счастлив. Да, недавно он чуть было не умер, причём не один раз. Но с другой стороны — остался ведь жив. Да ещё каждое утро просыпался не в своей «комнате-студии», которая в проектной документации значилась как «бетонный отсек индивидуума (с удобствами)», а в нормальном деревянном доме, с лесом вокруг. Конечно, Саша боялся за своё здоровье, которое потом вполне могли попортить Кащей или парни из бригады Вуйчиков, но пока он находился на территории Аттала — он был хотя бы неприкосновенен. И не только потому, что за защиту отвечал Валера Берет, и даже не оттого, что Аттал Иванович был самой авторитетной фигурой на десятки километров вокруг.

В свой самый первый вечер в доме он по секрету узнал от краснолицей горничной Настасьи, что за периметром домохозяйства, за забором живёт какой-то Леший — и в лютый мороз января, и в июльскую жару за всем, что творится в округе, наблюдает пара опытных глаз, по-собачьи преданных Атталу. Пока Саша уплетал рассольник, словоохотливая кухарка вполголоса впотай поведала о том, как несколько раз тщеславные искатели приключений тщетно пытались залезть на вершину полисной иерархии, тёмной ночью взлезая с оружием на верхушку одного из деревьев. Она своими глазами видела, как лесной житель Леший показывал трофейные гладкоствольные и нарезные ружья этих спесивцев — красивые бесшумные орудия лишения жизни. Куда девались их хозяева, Настасья, конечно, ведом не ведала, однако знала, что в качестве предупреждения у Лешего уже были выкопаны могилки в лесу, как бы кричащие молчаливым ртом, что жизнь человечья скоротечна. По-видимому, кухарка всерьёз боялась лесного жителя, потому как поведывала обо всём чуть ли не шёпотом и даже пару раз перекрестила рот, когда произносила его имя.

Однако стряпуха даже не предполагала, что лесной житель полагался не на нюх и инстинкты: там и сям по огромной территории вокруг дома были разбросаны электронные жучки в виде маленьких камешков, реагирующих на движение. И прямо сейчас датчики регистрировали, что в домовладении находилось пять человек: Аттал, Луиза, сам Леший, собственно, Настасья и новенький Доктор. Врачи и медсестры приезжали по утрам, а потом их увозили назад, но сегодня никого из чужих не было, потому что выходной, да и Валера с утра уехал по делам с молодыми братьями Жуйченко. Кстати, нужно же рассказать ещё об одних братьях в нашем повествовании.

Ещё в детстве братьям Жуйченко в насмешку меняли в фамилии букву Ж на букву Х и хохотали до упада. Это продолжалось до тех пор, пока в девять лет старший не поступил в школу смешанных единоборств и не подтянул за собой младшего. Вскоре братья Жуйченко научились колотить, потом бить, а затем и жестоко избивать насмешников. И, как отрезало, знаете ли. Старшему в ту пору было двадцать три, и младшему тоже двадцать три — парни родились с разницей в несколько минут — но этого хватило, ибо они выросли совершенно разными: старший — злопамятный, младший — злорадный; старший — жёсткий, младший — жестокий; старший — бьёт, а младший — добивает. Сейчас, когда они стали работать на Аттала, то их уже побаивались в кампусах Ахеи.

Вскоре они попали в бригаду Аттала, их поставили отвечать за периметр домовладения, а недавней вершиной триумфального взлёта братьев служил тот факт, что они пили пиво с теми самыми Вуйчиками, чем Жуйченко невероятно гордились, ибо боссы Ганзы были для них путеводной звездой, маяком, зовом сирен, тем более, что даже фамилии их были немного похожи. И те несколько часов, что они недавно провели на шашлыках у Аттала вместе с Вуйчиками, возвысили Жуйченко в собственных глазах. Правда, сияние славы слепило недолго, ровно до тех пор, пока после всего лишь трехдневной отлучки в Союз, они не вернулись в совершено иной мир. По возвращении обратно, их бригадир Валера Берет обрисовал обстановку: братьев Вуйчиков больше нет, Кащей с Тяпой исчезли, Витя Комар и Антоха погибли, Аттал без сознания.

Новость о сгоревшем баре с трупами пришла в Ганзу через пару дней, вместе с обгоревшими до головешек телами его боссов, остатки которых привезли на маглеве из Ахеи и, не дожидаясь вскрытия, скоропостижно похоронили. А ещё через пару дней журналисты разнесли по союзным новостям известие о жутком происшествии в «Слепом Пью».

Начальнику полиции Ахеи пришлось срочно брать под козырек и изображать вид активных поисков причастных, в то самое время как Валера пил чай у него в гостиной. Затем они вместе пытались обмозговать, что делать дальше, но пока ни к чему не пришли. В конце вялой дискуссии решили, что Валера подождёт выздоровления Аттала и приезда бригады покойного Вити Комара, а потом сам уедет на какое-то время на Фракийский берег, чтобы о нем немного позабыли. Берет с нахмуренными бровями и ликованием в душе согласился на этот весьма уместный план.

Оттого он был весел, словоохотлив и уже несколько вечеров выпивал с Алексом. Их разговоры, как всегда у мужчин, прыгали от обсуждения единственно верного политического пути до смачных прелестей баб. И вот, не далее как вчера, в благостном расположении духа, за второй бутылкой отличного грузинского вина Берет растолковывал Доктору текущее положение дел.

— Ганза теперь, значит, без боссов осталась. Вместо Вуйчиков там нынче Пика и Скачок — парни они жёсткие, но не близкие друг другу, поэтому сейчас поведут себя, как руки без головы, вернее без двух голов, — и он со вздохом поглядел на Сашу. — Короче, у них пока непонятно, кто главным будет, но на днях этот вопрос закроют, иначе, наверное, назначат другую бригаду на полис, как-то так. Хотя… это будет очень непросто, — Берет даже закусил губу.

— А что значит «назначат бригаду на полис»? — с любопытством спросил Доктор.

— Ты чё, с луны что ль свалился? — хмыкнул Берет. — У каждого полиса есть бригада, или несколько бригад, и в каждой бригаде есть старший — бригадный. А над ним хозяин полиса, ну или босс, без разницы. Вот в Ганзе Вуйчики называли себя боссами, а Аттал у нас зовется хозяином Ахеи. Короче, он отвечает за полис.

— То есть, как это отвечает?

— Как-как, жопой об косяк! Что ты, как маленький? Хозяин, как бы тебе объяснить… у него есть все права на полис, — Берет тут же нахмурил бровь, — но и обязанности, соответственно, тоже. Если что-то не так идет, а такое иногда происходит, то приходится всё это разгребать нам — бригадным. Витя Комар, царствие ему небесное, отвечал за нападение, то есть за любые силовые акции, за получение денег, короче, за всё, что не касалось защиты, потому что за это отвечаю я. Подробности, извини, раскрыть не могу.

— Ничёси. А какие права у хозяина?

— Как какие? Рубить рублы* (Зарабатывать на полисе деньги), в первую очередь. Хозяин имеет право на процент от прибыли полиса. Чем больше зарабатывает полис, тем богаче хозяин. А ещё хозяин имеет преимущество при строительстве каких-либо зданий — за счёт собственных денег, разумеется. Поэтому Атталу, как ты уже понял, принадлежит примерно… очень много зданий во всех кампусах: торговые центры, арендное жилье, коммерческое, частное, да много чего. Я почему об этом спокойно говорю, да потому что, короче, всё законно — делаешь план, утверждаешь на общественных слушаниях, инвестируешь, а потом получаешь прибыль. Вот на эти деньги мы и живем. Просто это особо не афишируется.

— А если он начнёт воровать? — спросил заинтересованный Доктор, за долгие годы жизни впервые услыхавший о такой схеме.

— Кто? — не понял Валера.

— Хозяин, — неуверенно произнес Саша, а Валера захохотал.

— Доктор, ты чё?! У кого воровать-то? У себя самого, что ли? Ты из своего дома потащишь вещи? Нет! Ну вот. А Аттал к тому же очень хороший хозяин, поэтому полис и процветает!

— Ну, а вдруг, — не унимался Саша. — А если наворует, да сбежит за границу? Что тогда?

— Все продумано, не волнуйся! — показал пятерню Валера. — Обратного пути нет. Иначе случится… — замялся Берет, видимо, не желая болтать больше, чем нужно.

— А что случится-то? — всё же крутил сверло вопроса молодой человек. — Между нами, конечно! Слово чести!

— Что-что? — недовольно произнёс Берет. — Тогда жизнь твоя не будет стоить даже ломаного гроша, а Исполнитель нарисует тебе на лбу три дырочки калибра семь, шестьдесят два.

— Какой ещё исполнитель?

— Исполнитель! Погоняло* (прозвище) такое. Что не понятного-то? Человек, который убирает оступившихся людей.

— Не понял, убивает, что ли?

— Убирает. Оступившихся. Людей. — взвешивая каждое слово, внятно произнёс Берет. — Мы все тут ходим в двух шагах от ямы. Поэтому тот, кто оступается, иногда в неё падает. Короче, смотри, — Валера залез за ворот футболки и вытащил половинку медной монетки, висящую на кожаном ремешке. — Это ломаный грош, и его можно положить на один глаз. Тот, кто получит вторую такую монету, имеет уже две монеты, чтобы передать их Харону и отправиться в вечность. И с тех пор такой человек должен будет очень и очень, очень и очень чётко думать, что каждую в текущую секунду говорит и делает, потому что после второго предупреждения жизнь человека не будет стоить даже такого ломаного гроша. И тот, кто это не поймёт даже со второго раза, однажды может проснуться мёртвым, с тремя огнестрелами в затылке, в закрытой изнутри на окна и двери комнате. Такое уже бывало — несчастный случай, — задумчиво высказался Валера и странно поглядел на Алекса. — А украсть полисные рублы и сбежать — это безо всяких предупреждений верная смерть. От Исполнителя не скрыться, пробовали уже.

— Значит, у тебя есть первое предупреждение? — разглядывал разломанную напополам монету Саша, в то время как Берет, не отрывая глаз, следил за ним.

— Да, Саня, есть, — перевёл взгляд и наигранно ухмыльнулся Берет, бережно спрятав грош за ворот. — У Каспера Вуйчика, царствие ему небесное, был ломаный, а у Симона, по-моему, нет. У Вити Комара тоже не было грошей. Вроде косячит, орёт на всех… орал, вернее, а всё с рук сходило. Значит, по-крупному не косорезил* (не совершал серьёзных проступков).

— А ты за что получил ломаный грош?

Валера сморщился, вспоминая, и ответил очень неохотно:

— Я поступил, как тебе сказать, не по понятиям, то есть не совсем по понятиям. Я… я…. — он помолчал, глубоко вздохнул, потёр руками нос и неуверенно продолжил, — Я криво поступил, понимаешь? Не подставил, но что-то вроде этого, — тут голос его скакнул вверх. — Но до этого, браток, предали меня, обманули, причём очень сильно! А вместо извинений я получил такое предложение, что послал на хер своего прежнего босса. Короче, тогда я решился… на один шаг, не буду говорить какой. Не буду, уймись! Но, чтоб ты понимал, я за этот проступок получил всего один грош — вот этот, а Слава-то Аетин — два.

— Два? Слава Аетин? А кто это? — уточнил Саша.

— Кто такой Слава Орлан? — выпучил глаза Валера. — Ты что, из деревни вообще? Это хозяин Элама, хотя, наверное, откуда тебе знать?

— Погоди. — Александр выпрямился. — У Ахеи есть хозяин — Аттал Иванович. И у Элама хозяин — Слава Аетин, как ты говоришь. В Ганзе были Вуйчики. И у Альбиона, наверное… Послушай, Валера! — вдруг пронеслась мысль у Доктора. — Так значит, что и у Аквилеи есть хозяин?

В ответ Берет расхохотался, а затем внезапно раскашлялся:

— Конечно есть!

— Это Микеле Морозини? — спросил Саша, уже предчувствуя утвердительный ответ, но был разочарован.

— Да нет, Мишка Морозов, он так — дож Аквилеи, просто официальное лицо, — Берет презрительно махнул рукой, — А над ним… — тут Берет даже протрезвел. — Хотя, постой… что-то я разболтался, язык у пьяного вперёд разума бежит, так у нас говорят. Короче, пойду-ка я, браток, на боковую, — внезапно прервал он разговор и, покашливая, направился в свою комнату в доме хозяина.

**

На дворе ещё моросило, но уже по убывающей. Крупные капли медленно падали на деревянные тропинки-гати, покрытые антискользящим покрытием. Сначала заискрились камни фасада, когда дождь почти успокоился, и стало проглядывать солнышко, а потом заблестели мокрые светло-серые бревенчатые стены дома, и засверкали кованые стальные уголки на крыше. Двор расцвёл, вдали словно отряхивалась от лучиков красавица баня, такого же, как и дом, необычного серого цвета. В воздухе запахло неповторимой лесной свежестью, и, словно по волшебству, на улицу выпорхнула темнокожая Луиза в расшитом цветочками русском крестьянском платье выше колена. Она распахнула объятия и обняла весь мир, такою навсегда и оставшись в памяти Саши.

— Луиза, — чуть вскрикнул он, прервав прекрасное мгновенье и суетливо спускаясь со ступенек гостевого домика.

Девушка вздрогнула, обернулась на крик, вгляделась, нерешительно махнула в ответ и, чуть подумав, направилась навстречу.

— Ну, здравствуйте же, Сан. Я думала, вы спите.

— Чего же вы так думали, милая Луи?

— Настасья говорила, вы днём всегда храпите.

— И вы, увы, не часто через порог двери.

Они улыбнулись друг другу, и Александр продолжил.

— Замечательная погодка сегодня, Луиза! А запах какой, чувствуете? Лесом, цветами пахнет, хорошо-то как!

— Хорошо! — она расплылась в белозубой прекрасной взаимной улыбке.

— А айда со мной чай пить? — вопросил Доктор. — У меня свежий заварился, с саган-дайля!

— А пойдёмте, — залихватски махнула она и направилась к нему, подхватив под руку. Выглядела Луиза, конечно, ужасно привлекательно в этом легком воздушном платье, разрумянившаяся, с льняным ободком на голове. Она впорхнула на веранду гостевого дома и, изучив текущую обстановку быстрыми поворотами головы, присела на удобное плетёное кресло.

— Наливайте, Сан! Ничего, что я вас так называю? Я от Аттала услышала…

— Аттал Иванович говорит: «Саня», но пока у него получается смешно — «Сан». Сан Доктор — так он меня называет. Звучит как курорт в Мексиканском заливе.

Она улыбнулась. А затем озабоченно нахмурилась:

— Как думаете, скоро он в себя придёт?

— Думаю, что в ближайший месяц точно будет, как новенький. У него лишь частичная амнестическая афазия… — он поставил чай на нагревающую поверхность и сел рядом.

— Что, простите?

— Афазия. Ну, то есть нарушение речи. А слово «амнестическая» означает, что у него будут трудности с… как бы это выразиться, с воспоминанием… со вспоминанием слов.

— Да, я уже заметила это. Он очень долго раздумывает, прежде чем сказать что-то, поэтому фразы получаются какими-то рублеными и упрощёнными, что ли, — Луиза покусала пухлую губу.

— Вы ему подсказывайте если что. Книжку с картинками видели, которая на столике лежит? Там самые часто забываемые фразы и слова. Вот, листайте её, а он пусть вспоминает и почаще повторяет их — это поможет скорей восстановиться.

— Скажите, Сан, — Луи посмотрела ему прямо в глаза внимательным взглядом. — Только честно. Это у него надолго?

— Нет, не переживайте, Луиза, — успокоил её Доктор, глядя в заварочный чайник. — Это раньше реабилитация проходила несколько лет, а сейчас новые технологии, терапия, лекарства — так что сроки лечения мы ускорим до трёх недель, максимум месяца. И вообще, ему повезло. Потому что была бы у него моторная афазия, например, так вы бы его голос не раньше, чем через полгода услышали. Бывают случаи, когда речь вообще не возвращается, и человек может только мычать. А у Аттала Ивановича всё гораздо проще, ему просто тяжело вспоминать названия предметов, плюс небольшие трудности с произношением, но это скоро пройдёт, вот увидите. Пока привыкайте, что он будет говорить односложными фразами, слова некоторые пропускать, ну и речь немного замедлится — вот к этому нужно быть готовым. Но он очень сильный и вдумчивый человек, такой… я бы сказал, солидный. И это ему поможет.

— Что… что вы имеете в виду? — внимательно вслушивалась Луи.

— Я вижу, что он сначала произносит фразу в голове, а потом уже её высказывает вслух, — пояснил Доктор. — И… это выглядит внушительно, вызывает уважение, по крайней мере, у меня. Я рад, что инсульт не вызвал у него нарушений логических конструкций, то есть он ясно мыслит. Единственное, как я уже сказал — это проблема с подбором слов, но в скором времени всё пройдёт. Главное, чтобы сейчас он не нервничал, не переживал, не волновался. Это нужно совершенно исключить! Клинические испытания показали, что любые скачки давления или эмоциональный стресс при нынешней терапии могут губительно сказаться на его здоровье, вплоть до того, что изменятся черты характера, или появятся новые привычки, например. И сложно сказать, пойдёт ли это ему на пользу, поэтому сейчас ему показано спокойствие и только спокойствие — тогда всё будет хорошо, я вам обещаю.

— Спасибо вам, Сан. Я поняла: не волновать его понапрасну. Хорошо. А вам спасибо! Вы делаете большое дело, что спасаете Аттала. Он стоит этого, поверьте, — она взяла его за руку в жесте признательности.

— Охотно верю, Луи. Думаю, что через пару недель он будет, как новенький. А сейчас давайте чай пить!

— Давайте, Саша, — обрадовалась женщина, закинув ногу на ногу. — Кстати, мне нравится, что вы меня называете Луи, а то Луиза, на мой вкус, иногда звучит как-то слишком официально.

— А мне и так, и так нравится, — ответил он и внезапно перескочил на другую тему, вскочив и сняв чайник с нагревающей поверхности. — Скажите, Луи, вот вы говорите, что Аттал Иванович достоин, чтобы его спасать. Но я не понимаю, почему? Что он такого делает для полиса? Я слишком мало его знаю, а Витя Берет не очень разговорчив. Аттал Иванович, впрочем, тоже… — неудачно пошутил он.

— Да, тут не любят бросать слова на ветер, — покивала головой Луиза и попыталась ответить. — Не знаю, как вам сказать, Сан. Просто поверьте мне, что Аттал — он добрый и отзывчивый, и ещё он нужный человек в полисе, без него — никак. Я не могу объяснить понятней, просто поверьте мне, Сан.

— Я бы с удовольствием, Луи, но, прошу прощения, — он понизил голос, — у нас ходят очень, я бы сказал, противоречивые слухи об Аттале Ивановиче.

— А что за слухи?

— Разные-образные!

— Правильно говорить разнообразные!

— Так я так и говорю — разные-образные!

— Ой, все! Вы нерусский, это точно, — рассмеявшись, махнула рукой Луиза.

— Да русский я, русский, — широко улыбнулся Сан и налил уже ей чай. — Просто я поздно стал изучать язык, лет в десять, поэтому некоторые слова до сих пор не прижились, так сказать.

— А почему так поздно? Вы раньше в другой стране жили?

— Ну, — начал он, — я до этого жил с матерью в Греции, потом в Союз к отцу переехал и за остальные две трети прожитых лет успел стать настоящим русским. Хотите, докажу? — Алекс разошёлся не на шутку, пытаясь произвести на красивую женщину хорошее впечатление. — Итак, я пил водку под песни Высоцкого и плакал, представляете? И три раза перечитал «Войну и мир» в разном возрасте. Я знаю русский рок. А однажды мы с друзьями вышли после фильма «Прощай, Питер!» — он про то, как город медленно уходил под воду — мы несколько часов сидели на лавке и молча курили. Тогда ещё в полисах кинотеатры были, помните их? Помните? А потом мы с отцом переехали сначала в Ганзу, потом сюда — в Ахею, и вот тогда я впервые услышал про Аттала.

— И что о нем говорили? Очень любопытно! — оживилась она, погладив ладонями ноги цвета молочного шоколада.

— Знаете что, Луи? А давайте я отвечу на ваш вопрос, а потом вы ответите на мой, согласны? Ничего сверхсекретного я спрашивать не буду, только то, что мне можно знать. Просто очень хочу для себя понять простую вещь. Если не захотите ответить — не отвечайте. Хорошо?

Приподняв глаза, она немного задумалась и… согласилась. Тогда Сан погладил подбородок и глубокомысленно неспешно начал рассказывать ей о своём нелёгком детстве, бурной молодости и выдающемся настоящем, споткнувшись на неясном будущем. Луиза задумчиво опустила взгляд долу, а затем медленно подняла и вежливо спросила:

— Интересная история, но меня интересует, прежде всего, что, всё-таки, говорили там у вас за Аттала?

— А, про Аттала Ивановича? Что он… — даже замялся сбитый с мысли Сан и налил чай себе. — Ну, говорили, что Аттал Иванович, со всем к нему уважением, людей… м-м-м… побить даже может… до смерти. Или заставить пропасть. Вот какие-то такие истории.

Луиза пожала плечами, глотнув ароматного чаю.

— Ты знаешь, Сан… Он жёсткий человек, но не жестокий. А все эти сказки с похищениями, только между нами, ладно? Всё это выдумки, чтобы держать людей в страхе. А иначе никак. Те, кто его совсем не знает, думают, что Аттал тиран и злодей, но на самом деле он очень заботливый, сердечный — глянь, сколько живности вокруг него: и собаки, и люди, вон, даже для ласточек своими руками сделал гнездо. Ты же сам видел, и, кстати, ты заметил?

— Что именно?

— Ты не заметил?!

— Скажи мне, что конкретно я не заметил?

— Что мы перешли на ты!

— А-ха-ха-а, а ведь верно! Стали друг другу ближе, так сказать. Вот это да! А раз так, то ответь мне, дорогая Луи, на мой вопрос, я же ответил на твой, — он попил из своей чашки.

— Ну и настырный же ты, — засмеялась Луиза, обнажив прекрасные коралловые зубы, контрастирующие с её тёмной кожей. — Ладно, давай, задавай свой вопрос. Но я отвечу, только если захочу!

— Договорились! Скажи, пожалуйста, ты его жена?

— Чья?

— Ты жена Аттала?

— Нет-нет, что ты! — усмехнулась она. — Я что-то типа домохозяйки?

— Домохозяйки? Но… Луи, но ты так странно одеваешься… Не сейчас, конечно, а вот тогда, когда я тебя впервые увидел. Сейчас ты очень мило выглядишь. Извини, конечно… но домохозяйка в моём представлении, выглядит несколько иначе.

— Почему я так одеваюсь? — прыснула она, ничуть не смутившись. — Да я, знаешь ли, иногда, когда в доме никого, кроме нас с Атталом нет, вообще не одеваюсь. Как тебя сказать — для нас это игра. Игра, которая превратилась в реальную жизнь. Понимаешь?

— Да, наверное, я это и имею в виду, — закивал Сан. — Просто домохозяйка — это все-таки что-то другое. А у тебя не так, ты… иначе.

— Да, ты прав, я на особом счету, — согласилась она и сделала глоток ароматного чая. — Я… как тебе объяснить? Я тут давно живу, лет пять-шесть. Я создаю дому душу, которой у него не хватает. Я друг, родственник, близкий человек для Аттала. Наверное, я больше любовница, но от слова любовь, понимаешь?

— Понимаю, Луи, прекрасно понимаю, — не совсем понял он. — Ты и выглядишь как любовь, — выкрутился он комплиментом, а она залилась счастливым смехом. Уже через несколько минут, попивая бодрящий чаёк и весело хохоча, гость и хозяйка скакали с темы на тему, как горные бараны по почти отвесной стене беззаботной болтовни между ещё полными сил организмами, дышащими нерастраченной энергией хорошего настроения.

— Луи, а тебе тут не страшно? — вдруг спросил Сан. — В лесу, одной, если Аттала нет.

— А кого мне бояться? Тем более, что за забором живёт Леший. Ему Аттал жизнь свою доверяет, а это, знаешь, многого стоит.

— А какой он — Леший? Страшный?

— Да вовсе нет! — рассмеялась она. — Он, кстати, хороший дядька, с бородой такой окладистой. Зимой за валенками приходит, они на печке лежат.

— Не видел тут печь.

— А она есть, представляешь? — рассмеялась Луиза и добавила. — Тут много всего есть, чего ты не знаешь, не переживай.

Тут послышался шум открываемых железных ворот, и по гравию с песком зашуршали шины. Луиза подбежала к дверям веранды гостевого домика, пригляделась и радостно произнесла:

— А вот и ты, крошка!

**

Алиса вздрогнула, когда включила в комнате свет и увидела в кресле напротив двери сидящего Валеру Берета с чётками в руках. Обернувшись, она заметила по бокам ещё две фигуры и безошибочно угадала братьев Жуйченко. Девушка инстинктивно дёрнулась назад, но её остановил глухой окрик.

— Стоять-бояться! — громко просипел Валера: вчера он просидел с Доктором до поздней ночи на прохладной веранде и немного простыл. — Лучше не дергайся, девочка.

Алиса беспокойно задышала и вдруг ощерилась:

— Какого хера тебе тут надо? — и обернулась к Жуйченко. — А вы чё, берега попутали?

Валера прищурился:

— Поговорить мне с тобой надо.

— Поговори. На улице вон. С жучками своими, — не растерялась девушка. Братья переглянулись и насупились. Валера прохрипел дальше.

— А ты не дерзи, девочка. Ситуация сильно изменилась.

Алиса побледнела, предчувствуя самое плохое.

— Что-то случилось с отцом? Что с ним?

— Выйдете, парни, — он махнул рукой. — Разговор не для ваших ушей. Подождите меня на улице.

Те кивнули и вышли, довольные, что не будут участвовать в разборке с дочерью Аттала. Берет долго жевал губами и, наконец, ответил.

— У хозяина все в порядке, не переживай. Когда Атталу Ивановичу будет получше, а это будет очень скоро, — похрустел шейными позвонками Валера, — я могу ему сказать, что твоими первыми словами были не «Как здоровье у отца? Я, бессердечная тварь, уехала от парализованного отца и даже ни разу не приехала, простите меня», а «Какого хера тебе тут надо?»

Алиса облизнула губы. Ответила менее резко.

— Зачем ты приехал?

— За тобой, за чем же ещё? — подчеркнул он слово «чем».

— Как здоровье у папы?

— О, так ты, наконец, решила это узнать?

— Я спрашиваю, как папы? Я пыталась до Луизы дозвониться…

–…но у неё нет и не было коннекта, — издевательски закончил Валера.

— Что с отцом, говори, скотина?

— Ох, я ещё и скотина? Это я скотина, который всё добро хозяина спас, да? Тот, кто из твоих цепких лапок вытащил, не дал всю недвижку хозяина Вуйчикам слить? — он довольно помолчал и лениво бросил. — Короче, с твоим папкой все в порядке, на поправку идет. Доктор говорит, что через пару недель полностью придет в себя, начнет нормально говорить, а через месяц будет как раньше, ничем не отличить. Может, даже чуточку лучше, потому что некоторые черты его личности могут измениться, Доктор сказал. Так что у Аттала все отлично, в отличие от тебя, красотка. Он меня к тебе и отправил, кстати.

— Почему ты приехал, а не дядя Витя? Это он должен был…

— А нету больше дяди Вити, — издевательски произнес мужчина.

— Как это нет? А куда же он, по-твоему, делся? — спросила девушка.

— Убили твои Вуйчики, девочка, хорошего человека — дядю Витю Комара. Убили зверски, я тебе так отвечу, Лисёна, — выделил он последнее слово, которым любил называть её Комар.

Алиса медленно побелела, прижала руку к шее, попятилась назад и шлёпнулась на пуфик возле двери. У неё задрожали губы, а глаза увлажнились.

— Как убили? — наконец выдавила она дрожащим голосом. — За что?

— А за твои шутки с имуществом Аттала, красотка! — словно ударил, презрительно произнес он. — О заварушке в баре ты, наверное, уже слышала. И знаешь, что две черные головешки на пепелище — это они и есть — те самые Вуйчики, боссы Ганзы, которых ты пригласила на сделку. Ещё один неопознанный труп — это тело твоего любимого дяди Вити. Вот такие дела, Лисёна.

Воцарилась долгая тишина. Алиса поморгала-поморгала, пытаясь избавиться от слез, но подбородок предательски задрожал, и девушка, уткнувшись в кулаки, глухо захныкала. Валера безжалостно смотрел на неё:

— Хозяин меня за тобой прислал. Он, как говорить начал, сразу же спросил, где ты? Я пока ничего ему не ответил, просто сказал, что ты уехала. Возможно, по делам. Короче, Аттал Иванович пока не знает, сколько тебя не было, и ещё он не в курсе про твое участие в сделке, но скоро он может все узнать — как ты, во время болезни отца, решила продать всю его собственность. Понимаешь, красотка, что именно я могу ему рассказать?

Снова обрушилась тишина. Алиса испуганно посмотрела на Валеру, сглотнула, слезы перестали бежать, а в глазах по очереди проступил страх, злость и смирение.

— Что… Что ты хочешь от меня?

— Что я хочу? Хм, а что же я хочу, интересно? — издевательски задумался он, глядя на неё веселыми глазами, и подмигнул.

— Снова жариться с тобой? — презрительно бросила она.

— Заметь, не я это предложил, — хохотнул он. — И это тоже.

— Говори прямо, не тяни резину, чего тебе от меня надо?

— Я хочу твоего полного и беспрекословного подчинения.

Алиса замерла, а Берет продолжил.

— Всегда и во всем. Чтобы ты делала только то, что я скажу, глотала, и просила ещё…

Тут Алиса взорвалась.

— Чтобы я… тебе… да пошёл ты! — и показала ему оттопыренный средний палец.

— Я пошёл, значит, да? — спокойно поцокал языком Валера. — А ты знаешь, что там, в сгоревшем баре, нашли ещё тела? Одно из них принадлежит дяде Вите, как я и говорил, а другое, — Валера сделал паузу, — мужу твоей подруги Марго. Да-да, красотка, Антоху убили, и тоже по твоей воле. Что ты на это скажешь своей подружке, когда она вернется с отдыха, я ума не приложу? Что ты решила погреть ручки на отцовском добре, но вместо этого погубила дядю Витю и Антоху? Что ты пацанам расскажешь?

Алиса просто окаменела от этой новости. Она закрыла ладонями пол-лица, глядя на гостя глазами, полными боли и слез.

— Короче, девочка, давай решай, — воспользовался оглушенной, словно хуком в челюсть, Алисой Валера. — Или мы всё красиво преподносим, что ты об этом вообще не в курсе, что уезжала подавать документы в институт, бла-бла-бла, и я там тебя нашёл. И что регулярно отца навещала. И что Вуйчики погибли смертью храбрых за то, что попытались Вите рублы за бар не отдать, поэтому и началось месиво. Красивая история — ничего лишнего. Ты молчишь, я молчу — так что делай выбор, девочка. Или хозяин что-то новое узнает о тебе… или я. Ты поняла, что я имею в виду? — и он побегал языком по губам.

*

Через полчаса они уже подъезжали к Аквилейскому транспортному узлу, где погрузили мобиль на второй уровень пульмана-паркинга, а сами прошли в пассажирский пульман. Маглев стремительно набрал скорость, и через несколько минут они летели по дюкеру* (закрытой скоростной магистрали) на скорости свыше семисот километров в час в Ахею. Рассевшись в вагоне первого класса в уютных креслах, спутники поглядели друг на друга, как бы оценивая. Понимающие Жуйченко сразу ушли в бар, а Берет с Алисой остались вдвоём на широком двухместном кресле. Девушка смотрела в цифровом окне дешевую мелодраму, а Витя с усмешкой изучал её профиль, фигуру и ноги в облегающих брючках.

— Валера, наш уговор не означает, что ты можешь вот так на меня пялиться! — не глядя на него, прошипела Алиса. В её приглушенном тоне звенела сталь.

— Я могу делать с тобой все, что захочу, девочка, — фыркнул Берет, положил руку на её колено и продолжил вкрадчивым тоном. — И когда захочу. Как раньше, помнишь, как ты любила? Вот скоро мы приедем в дом, и ты снова будешь учиться ходить по струнке и слушать дядю Валеру. У хозяина есть своя Луиза, а у меня будет своя Алиса, — схохмил он и погладил её ногу. Зря, кстати, потому что девушка мгновенно налилась краской, повернулась, скинула его руку, подвинулась поближе и тихонько произнесла сквозь сжатые зубы:

— Я вот что хотела бы тебе пояснить, дядька Валерка. Папа — он никого и ни за что не прощает. Кроме одного человека — собственной дочери. И, если всё когда-то откроется, то меня-то он пожалеет, спасибо боженьке, а вот тебя, Валера, человека, который уже перешагивал за понятия, кстати, он жалеть не станет. Конечно, у нас с тобой договор, но ты тоже знай, что если ты перейдешь за рамки, то я в душевном отчаянье расскажу отцу, как ты меня когда-то изнасиловал. И сделаю это так, что он мне поверит всей душой, — она показала на себя двумя большими пальцами. — Может, вполне может быть, что папа ничего тебе не сделает — дело-то прошлое. Но, Валера, отношение к тебе резко изменится, вот увидишь. А там разные неприятности могут произойти. Поэтому, Беретик ты мой дорогой, лучше не лезь, туда, где узко, а не то уздечка лопнет!

Сказав это, Алиса откинулась в кресло, и стала смотреть дальше свой дурацкий фильм. Валера раздул ноздри, и начал было:

— Ах ты, паскуда мелкая…

— Слышь, ты, гнида! — прошипела она, снова повернувшись к нему. — На ту сделку Вуйчики должны были привезти уйму денег, и что-то я не слышала, чтобы кто-то вернул их назад в Ганзу или отдал отцу. А? Что ты об этом скажешь?

Валера долго готовился к такому вопросу, чтобы ответить, не моргнув:

— Что?! Никаких денег там не было. Ни я, ни Доктор не видели. Он подтвердит, если что.

— Какой ещё доктор?

— Да твой Доктор. Саня который. Ты же сама привела его в дом, хотела на сделку запутать, а мы его с собой в «Туман» взяли. Короче, Доктор никаких денег не видел, так он и скажет. Кстати, это он старшего Вуйчика и убил.

Алиса округлила глаза.

— Что? Кто убил?!

— Твой Доктор, — хмыкнул Берет. — Порезал Симона, как дуршлаг. Хирург, блин, долбаный.

Алиса медленно повернула голову в сторону цифрового окна и поглядела в него пустыми глазами. Разговор смялся и прервался. А Валера, тем временем, менял боевой настрой на весьма дурацкое расположение духа. Он-то шел на понт* (блефовал), говоря, что сможет рассказать Атталу, как по вине Алисы Вуйчики приехали покупать почти треть весьма ликвидной недвижимости полиса. Это были квадратные километры плодородных полей в саване торговых комплексов, доходных домов, развлекательных заведений и тому подобного — они давали основной доход Атталу.

Хозяин не тратил деньги на золотые унитазы — он создавал прекрасный город, вкладывая полученное в его же развитие. Он строил полис, в котором нравится жить, потому что этот полис и был его жизнью.

Так вот, если бы Валера рассказал хозяину всю правду о том, что Вуйчики приехали скупить недвижимость Аттала, то первый вопрос от хозяина звучал бы так: «а где тогда рублы* (деньги), Валера?». Потому что Вуйчики не могли явиться на сделку без денег, уже заранее посчитанных, и договора купли-продажи, заверенного в нотариальном бюро Конти, царствие ему небесное. Это не семечки на базаре покупать. Алиса права — раз они приехали с деньгами, но были убиты на сделке, значит, кто-то эти денежки прибрал к себе. А кто, интересно, если в живых остались только Берет и Доктор?

И Валере уж очень не хотелось отвечать на этот вопрос хозяина, потому что денег в тех двух чемоданах было столько, что Берет сам смог бы отстроить целый кампус. Не сейчас, конечно, а однажды, лет так через пять-семь, уйдя по выслуге лет. Да и в ближайшее время он хотел отпроситься у Аттала Ивановича на длительный отдых, чтобы переждать, пока кипиш с Вуйчиками утихнет. И там тоже часть денег вполне бы пригодилась для беззаботной и веселой жизни на Фракийском берегу.

Одно его грызло. Секрет богатства знал не только он, но и Саня Доктор. Если бы тот не спас его жизнь, причем дважды, то Берет ни на секунду не задумался и сразу бы свернул ему шею, как курёнку, ещё там — в «Тумане», или потом — в лесу. Но убить своего спасителя означало навсегда перестать уважать себя любому человеку, любой расы, веры и духовной предрасположенности. Валера не смог перешагнуть через подобное нарушение понятий чести, поэтому он просто не сделал никакого выбора, решив, что нужно подождать, и всё рассосётся само собой.

Но, как оказалось, что быть ждуном — тяжкий груз. Потому что теперь каждый день и каждый час, каждую минуту Валера находился в состоянии небольшого напряжения, думая о том, что однажды Саша случайно проговорится, и это ожидание постоянно терзало его разум. Сейчас он всё чаще думал о том, как бы поскорее спровадить Доктора домой до того момента, как хозяин придёт в себя полностью, иначе возникают риски. Говоря прямо, Валера уже проклинал тот час, когда он сам же, дубина такая, пригласил Сашу жить у них в доме и лечить Аттала Иваныча. Тогда Берет отчего-то подумал, что единственного свидетеля, знающего секрет, нужно держать как можно ближе к себе, а оказалось, что наоборот.

Тем более что усилиями Саши Аттал быстро шёл на поправку, а в процессе лечения доктор и пациент всё больше общались между собой, причем Валера не всегда при этом присутствовал. Как сегодня, например, когда Аттал Иванович проснулся, зевнул и медленно, но уже достаточно внятно приказал ему привести Алису. Соскучился, говорит, а та не звонит, боится потревожить, наверное — пребывал в заблуждении хозяин. Валера давно ждал этого приказа и уже продумал, как и что он скажет Алисе при встрече. Со всех сторон выходило, что она в его руках, и от осознания этого факта Берет даже немного потел в предвкушении чего-то сладкого.

И вот, сегодня всё вроде бы пошло по плану, пока эта сука не выдала свой монолог. А ведь она права, стерва — если её довести, то она сможет отцу такого насочинять, и про деньги упомянуть, даже во вред себе — Алиса ведь долбанутая на всю голову, Валера в этом уже успел убедиться много лет назад, когда она была ещё молоденькой стервочкой. И кто кого тогда изнасиловал — вопрос! А теперь-то она совсем заматерела, набралась гонору, такая стерва стала, что у него жгло между ног от предвкушения, как он оседлает её, возможно, даже сегодня.

Поэтому Берет ну никак не ожидал такого поворота, поэтому сейчас напряженно размышлял, пытаясь обыграть ситуацию. Думал-думал, и уже в Ахее, когда они забирали мобиль с пульмана-паркинга, дернул её за руку и, как можно спокойней произнес вполголоса:

— А все-таки наша договоренность действует, не забывай это, девочка. Ты сказала, что ко мне отношение изменится? Так и к тебе тоже, не забывай это. Когда хозяин узнает, что ты хотела натворить, то он тебя простит, да, скорей всего простит, но перестанет верить вообще. И будет постоянно думать, что ты его бросила в самый тяжелый момент. Когда он был при смерти, ты решила продать всё, что он заработал за целую жизнь — и как думаешь, он к этому отнесётся? Ты тоже подумай об этом, девочка! — и, пройдя мимо, Берет шумно плюхнулся на переднее сиденье мобиля. Алиса даже сглотнула от его правоты, в то время как они с Жуйченко-младшим садились на заднее. До боли сжалось в груди её, когда она увидела на всегдашнем месте Антохи — за рулём, наглую рожу Жуйченко-старшего. Вспомнив об Антохе, о дяде Вите Комаре, об изувеченном болезнью отце, о своих ошибках, Алиса прижала руки к лицу и от души зарыдала.

Проплакала она почти всю дорогу. Только у кованых ворот дома Алиса успокоилась, размазав по щекам слёзы, и вздрогнуло сердце от радости, когда она увидела полные любви глаза и услышала:

— А вот и ты, крошка!

Алекс был свидетелем шумной встречи, рыданий и возгласов счастья двух женщин. Одной, только вступившей в пору молодости, энергичной, красивой, успешной, но глубоко несчастной от своих ошибок, от любовных терзаний, от навеки сломанной, как ей казалось, судьбы. И другой — полной понимания жизни и ощущения огня любви, осчастливленной детьми и спокойствием в душе. Настолько разных и в то же время настолько близких друг другу людей. Алексу даже стало неловко смотреть на их слезы, и, махнув рукой Валере, он вернулся в свой уютный двухкомнатный гостевой деревянный рубленый домик.

***

С тех пор прошла неделя.

Алису он все это время не видел, хотя ежедневно бывал в доме, как лечащий врач Аттала, ведь, благодаря новейшим способам восстановительной медицины, больной быстро шёл на поправку. Сон и спокойствие давали мозгу восстановиться, ежедневные массажи и разминания конечностей воссоздавали физическую память, как у них в ликее называли формирование новых нейронных связей в моторной зоне полушарий. Никто в доме не рассказывал Атталу о том, что произошло в дни его болезни. Доктор объяснил, что хозяину дома сейчас дают очень сильные препараты, и любой стресс может повлиять на здоровье весьма трагическим образом. Об этом в обязательном порядке предупредили всех, в том числе и новоприбывшую Алису.

За это время девушка ни разу не показалась на глаза Алексу, да и Луиза зашла к нему всего один раз — позавчера. Они снова пили чай, а потом даже по бокалу грузинского вина, которое так любил Аттал, поэтому в доме его было много. В гостевом домике, в погребе, тоже стояло немало разных бутылок, поэтому Доктор вечерами, а сейчас уже и днём, частенько ходил навеселе. В этом приподнятом состоянии он тогда и спросил у Луизы, когда они сидели на втором этаже — на балкончике и глядели на лес в сгущающихся сумерках, освещаемые яркими лампами противомоскиток:

— А почему ты отсюда не уедешь, Луи?

— А зачем? — удивилась она, гладя ножку бокала.

— Ну, я не знаю. Ты, вообще, можешь отсюда уехать?

— Конечно, могу, я частенько выбираюсь к своим детишкам. У меня старшему мальчику уже десять, а девочке восьмой год. Они учатся в одной из лучших схол Аквилеи.

— Это в которой?

— В четвертой Палатинской.

— А-а-а. Дорогое, скажу я тебе, местечко.

— Это ты мне говоришь? Это я тебе скажу, Сан!

— Слыхал, конечно, там ставки у преподов — космос!

— Не то слово! Зато и учат их лучшие из лучших, представь?

— Представляю! Это одна из лучших схол по качеству выпускников!

— Всё верно, Сан. Раз в две недели я могу к ним свободно приезжать, хоть на все выходные — там домики для родителей можно арендовать. Так что я свободно уезжаю из дома, как соскучусь. В последнее время уж очень часто, у сына сильно изменилось поведение, неуправляемый какой-то становится, и младшая на это смотрит, и тоже… Ой, да, не будем о грустном.

Сану даже стало неловко от её расстроенного вида.

— А забрать их можно? — участливо вопросил он.

— И где им жить? — хмыкнула она. — Это дом Аттала. И тут живут только его дети.

— М-да, — вздохнул Сан. — Но… но ты сама… сама тут? По своей воле?

— Конечно, Сан! — словно очнувшись, даже всплеснула руками от возмущения она. — Конечно, по своей! Я осознанно решила тут жить. Может быть, однажды, через много лет, я и уеду отсюда навсегда, но к этому времени мои детки будут вполне самодостаточны, чтобы маму обеспечить. Да и Аттал никогда меня не оставит, он мне уже квартиру купил в Ахее. Я тебе говорила, что он очень хороший человек, у него доброе сердце, и я благодарна ему до кончиков пальцев.

— Ты удивительный человек, Луи. Правда. — Сан прижал руку к груди. — Я больше не знаю таких людей, как ты. Кто-то ходит на работу к семи утра, кто-то ждет пятницы, как свободы, кто-то до смерти не может заработать на кусок жилья, а ты проходишь мимо всего этого, ничего не замечая. И имеешь всё, что захочешь. В чем твой секрет?

Луиза задумалась и неторопливо пожала плечами.

— Сан, я вот так сразу не могу дать тебе однозначный ответ. Я часто думала об этом — что такое моя жизнь, и как она создается. Но… не смогла понять её. Возможно, и у меня раньше всё как-то сумбурно происходило, путь вилял, как говорится. Например, я легко могла тогда не поехать к двоюродной сестре на день рождения, и никогда бы не встретила своего будущего… бывшего мужа. Но я поехала. Сначала почувствовала, что он влюбился в меня с первого взгляда, а потом поняла, что он готов ради меня на всё. Да и он мне понравился как-то… внешне… внутренне. Решила — а почему бы и нет? Впрочем, он долго меня добивался, таких, знаешь, больше ценят, чем скороспелок. Полгода, наверное, ему отказывала, говорила, что отец моих детей должен быть обеспеченным мужчиной. И, знаешь что? — Луи невесело усмехнулась. — Он стал им… Стал ради меня. Однако, став таким, каким хотела я, он перестал быть собой, — она ненадолго прервалась. — Тем более что я ему немного в этом помогала, в силу своих… способностей. Затем мой супруг устроился на работу в престижное место, у него получалось, он справлялся, правда, двигался постепенно, не торопясь. Но однажды я увидела шикарный дом и начала его подзуживать, давила на чувства… поэтому он пошёл, и взял взаймы у Аттала. А потом, как это часто бывает, не смог вовремя вернуть, потому что на работе начались неприятности. В общем, затянули с выплатой настолько, что я перепугалась и уговорила его сбежать, он сопротивлялся, говорил, что так нельзя, но я его убедила.

Луиза встала с кресла, подошла к перилам, задумчиво поглядела в сгущающийся сумрак леса за стеной. Сан старался не пялиться на её стройные ноги, но получалось плохо. Тут она внезапно повернулась, перехватила его взгляд, и, словно не замечая, продолжила.

— Нас поймали прямо на Аквилейском центральном узле. Атталу оставалось щелкнуть пальцами, как муж оказался бы в тюрьме за побег от долга — это в самом лучшем случае. Я бы лишилась, как его жена, всего имущества и осталась на улице, а детей бы отправили в полисный детский пансионат или в «божедомку», — её голос дрогнул. — Я преподавала в «божедомке», это хуже, чем детский дом, поверь мне. Я никогда бы не пожелала для своих детей такого засирания мозгов. Когда нас поймали, я подумала, что всё — мой мир рухнул, а жизнь обречена, но Аттал предложил мне подумать. Я обдумала его предложение, приняла решение, и вот я тут.

— А что же муж?

— А муж объелся груш! — она прислонилась к стене.

— Ох, непростая у тебя история, ох, непростая! — посочувствовал Сан.

— Да, это был очень сильный жизненный урок. Он меня многому научил.

— Да? И чему же?

— Я больше не использую чувства других людей в своих целях. Наоборот, я стараюсь насытить чувства, которые питают ко мне.

Сан поднял брови.

— И как, получается?

— Ты очень любопытен, я погляжу, — мягко и совсем необидно засмеялась Луи.

— Ладно, не буду я лезть в чужой вопрос, уж прости меня, — поддержал её смех Сан и внезапно перевёл тему разговора. — Ты мне лучше расскажи, пожалуйста, я до конца не могу понять, кто самый главный над Аквилеей, по положению вроде Микеле Морозини, но ведь это не он, а кто тогда?

— Как кто? Ильсид! — непонимающе посмотрела она.

— А! Ильсид? А я почему-то подумал, что Морозини главней! — вывернулся Сан.

— Ильсид чуть ли не воспитал Микеле, что ты. У них разница лет в двадцать, не меньше. Морозини очень хороший человек, он мне нравится гораздо больше, чем Ильсид.

Тут она допила бокал, подмигнула ему и тоже перевела разговор:

— Алиса, кстати, передает тебе привет и извиняется. Она разболелась в первый же день: температура, слабость и не только. Очень похудела, бедная моя крошка, недавно только на поправку пошла, но пока ещё из комнаты не выходит. Я измучалась с ними обоими, честное слово. Алиса плохо себя чувствует, попросила Аттала приказать, чтобы в её комнату только я могла заходить, и никто больше. Поэтому я или с ней, или с ним, вот только сегодня выдалась свободная минутка, решила тебя навестить.

Они ещё немного поболтали, и Луи упорхнула обратно в дом. Пару раз, выходя на крыльцо, он видел, как колышется легкая шторка возле окна на втором этаже, и видел за ней женскую фигуру, но лицо скрывала тюля вуаль. Кто это был, Саша не разглядел.

Каждый день он ждал, что однажды раздастся стук в дверь, и на пороге появится она: та, чье лицо не выходило у него из головы, та, мысли о которой терзали его по ночам, та, что с легкостью подставила его под смертельную опасность. Жить целую неделю рядом с ней, ощущать её незримое присутствие, но не слышать звонкого смеха, не вдыхать аромат кожи, не любоваться омутом очей было сладкой, отчаянной мукой, углублённой алкоголем. День и ночь он пребывал как будто во сне, накручивая круги вокруг дома, в ожидании, что она вот-вот даст о себе знать.

Алекс ждал её появления каждое утро, когда заходил в кабинет Аттала и замечал его улучшающееся состояние, когда днём бесцельно прогуливался по территории домовладения, поглядывая на окна дома, и особенно вечерами, приговаривая в одиночестве бутылочку вина из огромного запаса Аттала. Ожидание не оставляло ни на секунду, поэтому, однажды утром, услышав стук в дверь, Алекс резко подскочил с кресла и стремглав побежал открывать.

Увы! На пороге стоял один из братьев Жуйченко. Алекс путал близнецов, поэтому не мог понять, который из них к нему зашел. Он замечал, что те его недолюбливают, но все же вежливо протянул руку, и… не увидел ответного жеста. Наоборот, Жуйченко сунул руки в карманы и так вызывающе уставился, что Алексу пришлось отвести глаза.

— В чем дело? Что-то не так? — спросил Доктор как можно более дружелюбным тоном.

— Всё не то, и все не так! — глухо ответил тот.

— Не понял.

— И не надо!

— У нас что, есть повод для разногласий? — уточнил Саша.

— Есть! — отрезал тот.

— Сможешь конкретизировать? — бил образованностью Доктор.

— Я все могу — и конвезировать, и кастрировать, — быковато ворочал головой туповатый Жуйченко.

— Молодец. Многостаночники нынче в цене, — как бы уважающим тоном съязвил Саша, не собираясь терпеть хамство. — Ты, вообще, че пришёл-то? Ерундой поболтать или по делу?

— По делу, — выпустил воздух крепыш. — Тебя хозяин зовёт, он на крыльце ждёт.

— Ну, тогда я к нему, — сделал ручкой Алекс, обошёл Жуйченко и спустился с веранды на тропинку. — Увидимся!

— Встретимся! — мрачно ответил верзила ему вслед.

Алекс шёл по тропинке, ощущая спиной враждебный взор и недоумевал, по какой причине он вызывает негатив. Вроде бы дорогу никому не перебегал, наоборот, их босса на ноги ставит, отбил нападение врагов, вернее, помог отбить. В чем дело? Может быть, это как-то связано…

— Алиса! — прошептал он имя, которое пронеслось у него в голове, когда, завернув по тропинке вправо, заметил её на широкой удобной скамейке, стоящей возле дорожки в глуби вишнёвого сада. Словно услышав его шёпот, девушка оторвалась от какой-то книжки, в её взгляде пронёсся беспокойный вопрос… и тут, наконец, она увидела его. Алекс широко открыл глаза, и его гипофиз выдал такой набор гормонов, что сердце буквально взорвалось и застучало в висках. Алиса не шевелилась.

Несколько секунд между ними был слышен только шелест ветерка на тонких пушинках листвы.

— Шурик! — вдруг приветливо улыбнулась она, обрадовавшись. — Иди сюда, садись рядом! — как ни в чём не бывало, она похлопала рукой по скамье подле себя.

Шурик не заставил себя ждать и через пару мгновений был у её ног, в фигуральном смысле, конечно. Он сел возле девушки и широко улыбнулся, блуждая влюблённым взглядом по каждой её ресничке, замечая бледность кожи и похудевшие, заострившиеся черты, от чего она, казалось, стала ещё прекрасней. От такого внимательного разглядыванья восхищёнными глазами она даже чуть зарделась, но вслух весело произнесла:

— Не надо так на меня смотреть, я чувствую от этого себя весьма смущённо! — озорно рассмеялась она и прикоснулась к его руке. — Давай, рассказывай лучше, как ты тут обжился?

Шурик оглядывал её, переполняясь чувством эйфории, глупо улыбаясь, и ответил невпопад:

— Я очень по тебе соскучился, Алиса! Как твое здоровье, кстати?

— Нормально, спасибо. Иду на поправку. А как у тебя дела?

— Если сказать честно, то я бы ответил, что не очень.

— Не очень? — переспросила Алиса. — Что такое?

— Тебя давно не видел. От этого мне плохо.

— Ой, ты в своём репертуаре, дамский угодник! — улыбнулась она и снова коснулась руки. — Не можешь без комплиментов.

— Алиса, ты мне правда очень понравилась, вернее, и сейчас нравишься, — сбился было он, но пришёл в себя. — Просто у нас всё так непонятно закончилось, и я…

— Шурик, милый Шурик, — перебила его она. — Давай не будем усложнять, я вот, например, вообще сейчас уже ничего и не помню — что там между нами было или не было, кто знает? Да ведь? Это у вас, у мужиков память хорошая: кратковременная, долговременная, двигательная там, а у нас одна — девичья. Чего не помним, того и не было значит. Ладно? — убеждала она его. А он качал головой, соглашаясь непонятно с чем. — Я, конечно, помню, что мы с тобой много выпили тогда, да ещё и вынюхали немало, поэтому…

— Тот вечер был лучшим в мой жизни, — вдруг откровенно признался. — Я жалею, что испортил память о нем наркотой и алкоголем. Я бы хотел всё исправить…

— Шурик, дружочек, говорю же, давай не будем об этом, — мягко перебила она. — Не то сейчас время, согласен? А о том, что произошло во время нашей последней встречи… ну, ты понял, о чём я? Документы, подписи и всё такое. Слишком много трагического случилось, поэтому теперь стараюсь забыть всю эту ситуацию, как страшный сон. Спасибо боженьке, что мы с тобой живы остались, и папа поправляется. Поэтому и тебе не стоит перебирать прошлое! Да ведь?

— Понимаешь, Алиса, нельзя не вспоминать, — вздохнул он, повторяя рассуждения Мирона. — Когда действие произведено, его невозможно перемотать назад. Например, если я что-то услышал, увидел, почувствовал, и это произвело на меня впечатление, то оно останется в памяти. Это же не игра, в которой можно что-то отменить. Всё произошедшее — оно со мной, понимаешь? И может, останется на всю жизнь, я ведь не могу произвольно забыть. Вообще, чем больше я об этом думаю, тем чётче происшествие прорисовывается в моей памяти, хотя бы потому, что во время воспоминания, я снова испытываю сильные эмоции. Даже на физиологическом уровне у меня в голове происходят изменения — становятся толще и быстрее нервные связи, создающие физический каркас ментальной картинки — так отрисовывается моя память о том событии.

— А ты не изменяешь себе, господин преподаватель, — вдруг рассмеялась она. — Ничего, что я не конспектирую?

— Всё в порядке, на экзамене проверю уровень твоих знаний, — поддержал шутку Шурик, понимая, что, действительно, лекции сейчас ни к чему.

— Кстати, очень интересно, и какая именно ментальная картинка обо мне отрисовалась в твоей памяти? Расскажи! — вдруг поинтересовалась она.

— Думаю, тебе это будет неинтересно…

— Нет-нет, я настаиваю! Мне бы хотелось понять, какой я выгляжу со стороны в чужом воспоминании. Давай-ка, рассказывай! — уперла девушка руки в боки, положив книжку на скамейку.

— Алиса… — заупрямился Алекс.

— Рассказывай, я тебе говорю! — настаивала она.

— Да что сказать? — наконец решил он высказать, что накипело. — Я же понимаю, что ты меня хотела использовать в своих целях. Причем втёмную, вот что обидно. Может быть, если бы ты рассказала мне всё напрямую, то я бы ради тебя сто раз подписался под этим очень непростым документом. Я понимаю, что за эту подпись с меня могли бы спросить даже жизнью. Но ради тебя я бы сделал это, сто процентов! А когда я понял, что ты меня просто хочешь использовать, то я тогда и сказал, что ты путаешь хорошее отношение со слабостью. Но ты обозвала меня трусом и наговорила много нехороших слов в присутствии уважаемых людей. Представь, каково мне…

— Ну ладно, ладно. Ишь ты, критик! — оборвала она, внезапно закипев. — Использовали его, видите ли. Все у него плохие, один он хороший. А как мне было не психовать, если вы поголовно ошибались, а я была совершенно права? Или, может быть, ты хочешь мне ещё что-то высказать? А? Я ведь вижу, что хочешь! Давай! Режь правду матку, не стесняйся, говори откровенно!

— Если откровенно, то… — Алекс замялся и вдруг произнес. — Короче, Алиса, я тебя люблю! Вот тебе правда. Вот тебе откровенно. И я вовсе не считаю, что ты злая, просто никто не видит в тебе то, что вижу я, а я вижу только хорошее. Мне кажется, что ты замечательный человек, просто скрываешь это под маской. Но я всё равно люблю тебя такой, какая ты есть.

Разговор вспыхнул на этой ноте и погас. Вдалеке послышалось, как кто-то рубит дрова.

— Э-э-э, спасибо, — медленно ответила она, быстро остывая и понимая, что это не тот ответ, которого ждет, вернее, на который надеется Шурик. — Только ты зря думаешь, что я хорошая — это просто у меня зла на всех не хватает. Но за комплимент спасибо.

— Пожалуйста! — все же улыбнулся он, делая вид, что нисколько не обескуражен таким положением дел. Алекс знал, что в этом деле нельзя полагаться на случай — Алиса необычная девушка, и её придется добиваться. А это тяжёлый труд, протяженный во времени. Это понятно, но… надежда на взаимную любовь рухнула, и где-то в глубине души зародилось чувство, которое нельзя описать, можно только ощутить. Но он нашёл в себе силы: — А ещё у тебя очень красивые глаза, Алиса. Я гляжу в них и никак не могу наглядеться.

Девушка промолчала, потупив очи долу. Они ещё несколько минут посидели молча, но вскоре Алекс поднялся и сообщил, что его ждет Аттал, поэтому нужно спешить. Алиса облегченно покивала головой, как бы соглашаясь, что да, к папе нельзя опаздывать. Поднимаясь, Алекс отряхнул колени и задал ей неожиданный вопрос:

— Алиса, а почему Жуйченко косо на меня смотрят, ты не знаешь, случайно? — он поглядел ей прямо в глаза, но на этот раз они светились не любовью, а любопытством.

— Так что тут знать, — усмехнулась она. — У них всю жизнь братья Вуйчики были на первом месте, ты не знал? Они же их манеру поведения даже копировали и побрились наголо, чтобы подражать Симону, царствие ему небесное. А ты их идолов взял и в гроб уложил, — ответила Алиса чужими мужскими словами.

— Ох, ты! — поморщился Алекс. — Не знал, не знал. Похоже, я тут наживаю себе врагов с огромной скоростью!

— Да ладно, не парься! — усмехнулась она. — Пока ты лечишь отца, к тебе никто не подойдет. Да и защитники у тебя есть.

— Ты? — с надеждой улыбнулся он.

— Валера Берет. Мне сообщили, как он им сказал, что если они на тебя даже косо посмотрят, то он обоим пистон вставит.

— Что сделает?

— Отвешает дюлей.* (Побьет)

— А-а-а! Так это значит, мне Валеру нужно благодарить. А я почему-то подумал, что ты тут мой главный защитник.

— Я тоже на твоей стороне, не парься, — наконец улыбнулась Элис. — Но я сегодня уезжаю, поэтому…

— Уже? Так быстро? — встрепенулся Алекс.

— Так я же снова в Аквилейский ликей поступаю! Экзамены, сессии, как говорится. Нужно ехать в Аквилею, спасибо боженьке. Вот, сижу, готовлюсь.

— Ну что ж. Тогда не буду тебе мешать, ни пуха тебе ни пера, — разочарованно развел руками Алекс и хлопнул по бедрам. — Ну ладно, я пошёл. Пока, Алиса!

— Пока, Саша! — помахала она рукой, и Алекс, оборачиваясь, направился к южному крыльцу, где, разомлев на солнышке, в кресле качалке расположился сам Аттал Иванович, хозяин полиса Ахея, состоящего из семи кампусов, расположенных вокруг одноименного Ахейского узла Союзной трассы «Путь».

*

— Здравствуй, Сан Доктор, — невесело усмехнулся Аттал, сидя в солнцезащитных очках в плетеном кресле на широкой веранде возле входа в кабинет. Речь его текла медленно, как пересохший ручей меж камней. Он провёл рукой по небольшой щетине с проседью и показал на кресло подле себя. — Присаживайся, будь любезен. Как видишь, решил косточки погреть. Солнечными витаминами запастись. Скучно стало одному, вот и послал Жуйченко за тобой, — между предложениями хозяин дома делал паузы, словно отделяя фразы одну от другой. — Дабы пообщаться как добрый хозяин с гостем. А то мы с тобой, как доктор с этим, как его… которого лечат… как его?..

— С пациентом, — подсказал Алекс, усаживаясь.

— С пациентом, конечно. Кстати, — он пристроился поудобнее. — Я вот об этом и хотел поговорить — об одной, скажем так, проблеме. Видишь ли… Э-э-э… Слова стал забывать, да и язык подводит. Поведай, что со мною происходит?

— Аттал Иванович, как бы вам сказать, — терпеливо начал Алекс. — Дело в том, что у вас инсульт поразил левое полушарие мозга, отвечающее за речь. Вообще, левое полушарие поражается в несколько раз чаще, чем правое, поэтому проблемы с речью бывают у больных довольно часто.

— То есть это более-менее нормально? — медленно проговорил Аттал.

— Да, а в вашем состоянии — тем более. У вас амнестическая афазия, но мы её достаточно успешно лечим. Вы же видите, что каждый день состояние улучшается?

— Вижу, что состояние улучшается, — кивнул головой Аттал. — Медсестра хорошая. Очень терпеливая. Э-э-э… Мы с ней книжку с картинками листаем. Так я лучше вспоминаю слова. Получается, кстати. Еще она начинает говорить какую-то… эту, как её? Не слово, не словосочетание, а эта… как её? — Аттал покрутил ладонью.

— Фраза?

— Да, фразу начинает, а я продолжаю. И тоже лучше. Песни даже пели как-то, — тихонько посмеялся хозяин. — Язык тренируем: то высуну его, то в трубочку сверну. Как…э-э-э… ребенок, ей богу. Таблетки каждый день. — Тут он стал серьезным. — Никогда раньше не пил их вообще. Послушай, Саня, расскажи. Что со мною произошло?

— Ну, что могу сказать? Ишемический инсульт, — пожал плечами Доктор. — То есть тромб закупоривает кровеносный сосуд, к клеткам мозга не поступают кислород с глюкозой, и сосуды погибают. А нейроны не восстанавливаются, увы. Это значит, что человек или теряет определённые функции, например, не может ничего делать рукой, или мозг перестраивается, и тогда другие, неповреждённые нейроны, берут на себя эти функции.

— Понятно, — задумался Аттал, — нейроны. Э-э-э… таблеток-то зачем так много, раз не восстанавливаются уже? Горстями ведь пью.

— Аттал Иванович, просто у каждого препарата своё назначение. Одни препятствуют дегенеративным изменениям, другие улучшают мозговое кровообращение, третьи нормализуют метаболические процессы в нервной системе. Ноотропы, конечно, без них никак, потому что…

— В живот постоянно что-то колют, Саня. Болит уже всё, — прервав его, пожаловался хозяин.

— Так нужно, Аттал Иванович, потерпите. Это очень мощное лекарство, специальный фермент, у которого масса восстановительных свойств. Например, он не даёт разрушаться тканям, уменьшает размер повреждения и так далее. Правда, ну очень много положительных свойств. А колоть его нужно только в переднюю брюшную стенку и никак иначе. Именно этот укол вам сделал профессор Гавриловский в самом начале, и за это нужно быть ему благодарным, конечно. Если бы не его помощь, то итог мог бы оказаться гораздо плачевнее. Гораздо, Аттал Иванович. Вообще, первые шесть часов с начала течения инсульта, так называемое «терапевтическое окно» — это самое важное время для больного: если вовремя успеть сделать необходимые уколы, то это сильно поможет в дальнейшем. Вам помогло, как видите. А вы сами-то помните, как всё произошло? Первые часы. Сможете описать симптоматику?

— Помню. Хорошо помню, — кивнул хозяин. — Рассказать?

Доктор подумал и кивнул.

— Я отдыхал на дне рождения товарища…

— Микеле Морозини?

— Всё-то ты знаешь, — поморщился Аттал Иванович и не спеша продолжил, чуть понизив голос. — Да, у него. Мы с одним моим…. э-э-э… с моим коллегой туда поехали. Помню, у меня голова разболелась. Но потом приехали, выпили, вроде получше стало. Э-э-э… Много выпил, вынужден признаться. Да и шашлыка немало съел. Из-за стола пораньше ушёл. Потому что, э-э-э… какие-то провалы в памяти появились — то имя чьё-нибудь забуду, то историю начну рассказывать, и не помню продолжения. Сам над собой смеялся. Хотя не смешно, отнюдь, а досадно. Говорю им, мол, всё ребятушки, мне достаточно. И пошёл спать. Уснул махом.

Утром встал, такое ощущение в теле, представляешь… Как бы описать? Как ногу отсидел. Знаешь такое состояние? Так вот, а я как будто полтела отсидел. Встаю, кружится, всё какое-то мутное, соображаю плохо, голова трещит, будто лопнет. Думаю, это как его? Ну, это… — он пощелкал пальцами, вспоминая слово, — плохо бывает после алкоголя…

— Похмелье?

— Похмельé, верно. И немота не проходит. Иду, а меня качает. К зеркалу подхожу, а у меня лицо перекосило, и слюна течет из губы. А я этого не чувствую! Занервничал, конечно, к ним пошёл. Ну как пошёл, побрёл еле-еле. Правая рука не поднимается, нога, как будто на ней полдня просидел, не отходит.

В комнату захожу, смотрю — Комар. Это мой товарищ, ты не знаешь. Сидит, похмеляется. Я хочу ему что-то сказать, а вместо этого непонятные звуки. Он переполошился. Девочка тут подбежала. Э-э-э… Мы с ней вечером общались, выпивали. Симпатия была, — он вообще понизил голос. — Я думал, что пойдем вместе спать. А видишь, как вышло? Она сразу меня уложила на диван, подушек накидала под голову, утром уже. Главное, шторы закрыла, потому, как свет глаза резал, думал, не переживу. Помню, один глаз сильно болел. Весьма неприятно. Знаешь, как при температуре, только очень резко. И… э-э-э, эта, как её, и голова тоже. Я хотел таблетку попросить. Начал говорить, никто не понял, что мне нужно. Я тогда и догадался, что случилась беда.

— Испугались?

— Отнюдь, вовсе не испугался. Даже любопытно стало. Но ощущалось, как не в своей тарелке. Будто я на себя со стороны смотрю. Вроде бы понимаю, что я — это я, но в то же время наблюдаю себя, как другого человека. И вот внутренне мы постоянно с собой говорим, внутренний… э-э-э… внутренний диалог такой ведём — а тут он исчез! И кое-что из памяти пропало — прекрасно видишь предмет, пытаешься вспомнить, но никак! Не могу объяснить тебе. Всё неестественно, как будто грибов объелся? Ел когда-нибудь грибы? Эти, как их…

— Опята? Ел.

— Сам ты опята. Эти, ну… Ну?

— Грузди?

— Какие грузди? — чуть не сплюнул Аттал. — Несъедобные. Поганки, но не эти, с красной крышкой.

— Шляпкой.

— Шляпкой. Не они, в общем.

— Красноголовики?

— Да ну тебя в пень дырявый! — ни с того ни с сего разнервничался Аттал. — Говорю, не они, не съедобные. От которых это, как его…

— Мухоморы?

— Да чтоб тебя! Не эти, говорю же не с красной шляпкой! Другие! Психические! Ну? Не понял?

— Галлюциногенные, что ли?

— Но! Догадался, наконец! Они! Ел их? Нет? Ну, тогда не поймешь. Состояние, как их наелся: звуки чересчур громкие, свет слепит, голоса людей неприятно слышать, и не всё понятно. Они говорят мне что-то, а я пока дослушал до конца — начало забыл. Но самое необычное, что я словно перестал думать. Чёрт, не могу объяснить! — раздражённым тоном продолжал Аттал Иванович. — Как будто я… как тебе сказать? Э-э-э… Да что б тебя! Словно осознаю всё, что вижу. Осознаю, но не могу по полочкам разложить. Сейчас лучше, сейчас есть общее понимание — это друзья, это враги, это мои планы на будущее, а это воспоминания. А тогда все смешано: факты, люди — всё в кучу. Главное — мне было на это совершенно наплевать! Если бы я тогда понял, что умираю, то отнёсся бы спокойно. Вот как. Почему так, кстати?

— Понимаете, — подбирал слова Алекс, пытаясь успокоить возбуждённого хозяина дома, — просто левое полушарие отвечает за логику, структуру, детали. И когда оно вышло из строя, то вы лишились внутреннего каталога, где хранятся многие понятийные вещи. По сути, из ваших действий исчезли логика и упорядоченность, поэтому вы как бы смотрели на мир в целом, но не могли описать его понятийно.

— Смотрел на всё в целом, да, — подтвердил Аттал, сбавляя тон. — Сейчас уже лучше, намного! Хотя тоже есть проблемы. Я тут попробовал прочитать письмо, что написала Луиза, — он заговорил доверительным шепотом. — Послушай, Саня, я буквы некоторые не узнаю. Вижу букву, знаю, что знаю её, но не узнаю, а?

— Ну, что могу сказать, Аттал Иванович? Небольшая алексия. Пройдет, не переживайте.

— Пройдет, не переживайте, — недовольно проворчал хозяин. — Скорей бы уж. Когда в голову ударило — тогда, у Морозини — я вообще. У него надпись на стене. Сто раз её видел. А тогда лежал, глядел и не мог прочитать. Какие-то черточки, значки, ничего не понятно. Страшно было, — вспоминал Аттал, противореча самому себе.

— Да уж, — как мог, поддержал разговор Алекс.

— Голова болела, болела. Как в… э-э-э… в колокол били. Хорошо, хоть та девочка шторы закрыла. Свет резал эти, как они, блять! Как они? Но! Глаза. Чуть не помер, ей богу! Главное, не мог мысли в кучу собрать. Никаких планов или там воспоминаний. Комар мне говорил, говорил, а я не понимал. Ничего не понимал, Саша, — глубоко вздохнул хозяин и замолчал. — И сейчас такое бывает. Но уже редко. Спасибо тебе, Сан Доктор.

— Да не за что, Аттал Иванович, всегда рад вам помочь, — учтиво и уважительно отозвался Алекс. — А что дальше было, помните?

— Что дальше было? Помню. Хуже стало. Когда в… Э-э-э… В мобиле ехали. Отключаться стал. Они что-то говорили. А я ни черта не соображал. Только видел на их лице эти… как их? Когда ощущают.

— Чувства?

— Да. Нет. Почти. Эти, как их…

— Эмоции?

— Да, эмоции. По лицам понимал, о чём они говорят. Или что думают. Но слов уже не разбирал. Комару спасибо. Очень заботился обо мне. Он как приедет, отблагодарю его.

— Откуда приедет? — сглотнул слюну Алекс.

— Он отдыхать поехал. Скоро должен вернуться, — отмахнулся хозяин дома. — Не заморачивайся, ты его не знаешь. Э-э-э… Так вот. В больнице я вообще отключился. Только дома очнулся. И стал приходить в себя уже тут. Это ты знаешь. Первое время было тяжело. Помню, ты говорил, Луиза говорила, Валерка. Но ничего не понимал. Звуки, звуки, а смысла нет. Сейчас лучше. Намного. Почти здоровым себя ощущаю. Хожу даже, хоть и хромаю. Свет уже не это… как его?

— Не мешает?

— Нет. Другое слово хотел. Но ты тоже правильно сказал. Не так мешает, как раньше. Ещё очки вот темные нацепил, чтобы полегче. А вот запахи беспокоят. Особенно в доме. Э-э-э… Мне кажется, что даже пыль воняет. На улице хорошо. Тоже пахнет всем. Но приятно. Знаешь, что мне тогда помогало? Нет? Сон. Каждый раз просыпался и лучше. Прямо лучше, почему так? Хотя, давай сам догадаюсь. Этот, как его? Ну как он? Ну? Блин, ты же доктор по ним… по мозгам — вот! Я правильно понял, что во сне мозг отдыхает и перестраивает там всё внутри. Да? Так?

— Ну да, в целом вы правильно поняли. Вы в первую неделю спали процентов девяносто времени. Сейчас всё меньше и меньше. Сон действительно идёт на пользу, помогая скорее восстанавливаться.

— Хорошо, — вздохнул Аттал. — Вроде разобрался теперь, что у меня в голове происходит.

— А что-то мучает сейчас? — с профессиональным любопытством поинтересовался Алекс. — Может быть, испытываете дискомфорт при выполнении каких-то задач?

— Испытываю, Саша, испытываю. Сосредоточиться тяжело. Э-э-э… Мысли разбегаются. И ещё чувствую, что нервным стал. Раньше такого не было. А сейчас раздражаюсь по каждой мелочи. Словно на взводе.

— Ну, судя по всему, у вас неплохо получается себя контролировать, — похвалил собеседника Саша. — Да и в целом, вот сейчас мы с вами разговариваем, а я почти не чувствую пробелов в нашем диалоге. Речь у вас правильная, понятная. Вроде всё хорошо, на мой взгляд. Но с эмоциями — да, лучше научиться контролировать, потому что часто используемые нейронные сети имеют привычку закрепляться, становясь привычкой. Однако, вы большой молодец, идёте на поправку, опережая график.

— Ты думаешь?

— Да, я уверен.

Аттал даже откинулся назад и чуть улыбнулся. Видно, одобрение другого человека, да ещё и доктора, положительно повлияло на него.

— Хорошо, — ещё раз вздохнул он, на этот раз с облегчением. — Я рад, что поправляюсь. Скажи только, зачем мне надевают на здоровую руку… Э-э-э… Эту, как его?

— Повязку?

— Да, повязку. Весьма раздражает. Со здоровой-то может убрать уже, а?

— Аттал Иванович, ну, смотрите, какая вещь. Представьте, что вы хотите научиться играть в баскетбол. Но тренируетесь, играя в футбол. Через месяц изменятся ли ваши показатели в баскетболе?

— Нет, конечно. Что за вопрос?

— Вот. Так и сейчас. Ваша здоровая рука — это футбол. А больная — баскетбол. Поэтому на здоровой руке повязка, чтобы вы её не использовали. Сейчас вы учитесь пользоваться больной, и тогда скоро она тоже станет здоровой. Мозг — это структура, которая очень экономно подходит к использованию ресурсов. Если чем-то вы не пользуетесь, значит мозг считает, что это не нужно, и вы теряете навык. Поэтому сейчас мы принудительно заставляем ваш мозг обучаться по новой. Кстати, это уже дает хорошие результаты. Вы чувствуете?

— Да. Чувствую, — согласно покивал головой Аттал. — Могу уже ложку держать.

— Это ещё начало! — продолжил Доктор. — Скоро у вас начнется интенсив, когда вы будете больной рукой делать максимум специальных упражнений на время. Сейчас мы вас только к этому процессу подготавливаем. Потом начнётся очень важный усиленный курс реабилитации, после которого вы очень быстро вернете себе здоровую руку. Практически без последствий. Даже пуговицу застегнуть сможете.

— Даже пуговицу застегнуть смогу, — невесело повторил Аттал. — Охренеть, как круто!

— Аттал Иванович, а на следующей неделе у вас начнутся новые тренировки, связанные с улучшением речи. Языковые игры, тесты. Несколько специалистов будут приезжать и по очереди с вами заниматься. Целыми днями, на протяжении примерно двух-трех недель. Придется много говорить, писать, читать и даже рисовать. Чем активней ваш мозг будет работать, тем быстрее он восстановится. Обязательно включим программу по самоконтролю. Клинические испытания показали, что во время интенсива многие отрицательные симптомы инсульта проходят очень быстро — бывает, что за несколько дней. Так что скоро будете разговаривать, как раньше.

— Детский сад, ей-богу, — покачал головой хозяин, но было заметно, что он доволен и тем, что ему помогают, и, самое главное, что у него получается быстро выздоравливать. — Чего тебе? Не видишь, мы разговариваем?

Алекс обернулся и увидел, что к ним с глупым и подобострастным выражением лица приближается один из Жуйченко.

— Аттал Иванович, извините. Там ребята приехали. Мирон, Сэм и Нипель. — Проводить к вам или сказать, чтобы подождали?

— Непременно! Пусть идут сюда, мои ребятушки, — вдруг во весь рот заулыбался Аттал, становясь похожим на добродушного собаковода, соскучившегося по выводку любимых щенков. — Ахейская бригада приехала!

*

— Привет, парни, — добродушно рассмеялся Аттал и неуклюже привстал, встречая Сэма, Мирона и Нипеля.

— Аттал Иваныч, что с тобой? — загудел человек-скала Сэм, по всей видимости, не вылезавший из открытых спортзалов Фракийского Берега и ставший за месяц как будто ещё мускулистей.

— Прихворнул малость! — ответил хозяин, по очереди приобняв их здоровой рукой и плюхнувшись обратно в кресло. Он кивнул в сторону: — Доктор вон говорит — скоро на поправку пойду. Да, Сан?

— Да, Аттал Иванович, — заулыбался Саша Доктор и встал навстречу парням, протянув руку: — Рад вас видеть, пацаны.

А они, как всегда бывает после долгой отлучки, кинулись к нему обниматься, будто знали друг друга всю жизнь.

— А вы что, знакомы? — вопросительно просипел Аттал и озадаченно поиграл бровями.

— Конечно, Иваныч, — не полез в карман за словом Нипель и хохотнул. — Семь лет по тюрьмам да по лагерям, вместе на нарах чалились, зону топтали.

— Ты, топтун! — хрипнул Аттал и нахмурился. — Балабол ты, вот кто! Э-э-э… а где Витя?

— Какой Витя? — не понял Мирон и с вопросом повернулся к Нипелю, который посмотрел на Сэма, а тот удивленно пожал плечами.

— Витя Комар. Какой ещё-то? — раздраженно бросил хозяин.

— А мы-то откуда знаем, Аттал? — развел руками Мирон. — Мы же вот, только что с Берега приехали. Бабы разъехались по домам с барахлом, Лёха Молодой тоже к себе погнал, а мы сразу к вам.

— А Витя, что, не с вами был? — начал закипать Аттал.

— Нет, хозяин, — вдруг раздался спокойный голос, и из дома появился Валера с беретом в мнущих его руках. — Витя с ними не ездил.

— Как это не ездил, Валера? — повернулся к нему Аттал, заметно нервничая. — Ты же мне сам сказал, что… э-э-э…что он с ними поехал отдыхать!

— Я не мог сказать другого.

— Не мог сказать другого? Ты чё несешь, Валерка? Вы тут все вокруг ебанулись, что ли? — вдруг в бешенстве заорал Аттал, попытался вскочить со своего плетеного кресла, но чуть не завалился набок, еле успев ухватиться за подлокотник. — Эй, люди, в рот вас всех наоборот! Это я, все тот же Аттал! Живой и почти… э-э-э… здоровый! Что тут творится, блять? А? Я вас спрашиваю?

— Видите ли. Это я во всем виноват, Аттал Иванович, — вдруг подал голос Саня, понурив голову и пытаясь успокоить внезапно взбеленившегося хозяина дома.

— Доктор?! Вот от тебя я такого вообще не ожидал, спасибо тебе на карман, — поднял руку к голове Аттал и замолчал. Потом ответил уже немного остывшим голосом. — В чём виноват?

— Видите ли, — повторил Сан Доктор. — В течение месяца и даже больше, с момента, когда начали ставить уколы от инсульта и нейростимуляторы, никакого волнения больному испытывать нельзя. Это чревато негативными последствиями вплоть до изменения характера, проблем с психическим состоянием и так далее. Поэтому мы и сказали… — он помолчал, — что Витя уехал. Солгали по медицинским соображениям. Просто вам категорически нельзя нервничать!

— Ладно. Хорошо. — Аттал выдохнул, пытаясь успокоиться. — Хорошо. Нельзя, я понимаю. Но где, блять, тогда Витя? — Аттал гневно посмотрел на Доктора, а тот перевел взгляд на Берета.

Валера сглотнул и сказал:

— Вити нет.

— Валера, что, блять, значит, Вити — нет? — опять повысил голос Аттал.

— Витю убили.

— Как убили? — воскликнул Мирон. Сэм прижал ладонь ко рту, Нипель вытаращил глаза, а застывший Аттал смог лишь произнести: — Кто убил?

— Его убил… его убил телохранитель Вуйчиков, — не смея поднять глаза на босса, ответил Валера, облизнув пересохшие губы.

— Телохранитель? Серый, что ли? — недоверчиво прищурился Аттал. — Витю убил Серый? Это… это что тогда Комар должен был сделать, чтобы его шлёпнул Серый?!

— Витя… — Валера облизнул губы. — В общем, Витя грохнул Каспера Вуйчика. Из пистолета.

— Витя! Грохнул! Каспера! Вуйчика! — присел Нипель и вытаращил зенки. — Охуеть!

Аттал поднялся, глубоко задышал, оперся рукой на подлокотник и сел обратно в кресло, шумно выдыхая.

— Так. Так, так. Ни хера себе вы меня новостями кормите, ребятки! — было заметно, что новость выбила его из колеи. — Э-э-э… это когда-нибудь, конечно, могло. Но ведь не так. Не так, не так. А что Симон? Он ответил?

— Да… — Валера сглотнул. — Симон убил Антоху. Битой. И чуть не убил меня.

— Ёп твою душу медь, — выдохнул Мирон, перескакивая взглядом. Сэм опять прикрыл рот рукой, Нипель обхватил голову руками, Аттал глубоко и протяжно простонал. Слышно было, как где-то в кустах стрекочет кузнечик, и шумят в лесу деревья. Наверное, в этот миг каждый прощался с убиенными товарищами, вспоминая последнюю встречу и произнося про себя слова, которые нельзя выразить вслух, или думал, что будет дальше, а может, в голове у них царил мысленный вакуум, кто знает?

— И это… Симон больше никому не предъявит, потому что… — Валера облизнул губы. — Симона тоже вальнули.

— И Симона шлёпнули? — округлил глаза Мирон, словно очнувшись. — Поебистика какая-то! Но ведь он… Симон ведь неубиваемый! Его-то как смогли?

— Зарезали. Ножом.

— Симона замочили ножом? — не поверил здоровяк Сэм. — Да ну, нах! Блин, он же бычара такой, с ним даже я не справлюсь. Не, не, не! Не может быть, чтоб его убили.

— Не умирает только тот, кто не рождался, — строго ответил Аттал, уставившись в пустоту, а затем резко вскинул взгляд на Валеру. — А меня интересует другое — кто ж это сподобился выщелкнуть Симона Вучика? Не ты ли?

Берет отрицательно покрутил головой, выдержал паузу и скосил глаза в сторону Алекса:

— Вон, это Доктор его размотал.

— Доктор! Убил! Симона! Вуйчика! — ещё раз присел, обхватив голову Нипель, и куда-то пошёл на согнутых ногах, как на шарнирах. — Ебануться, девки гнутся!

Снова воцарилась тишина. Алекс почувствовал, как краснеет под взглядами всех присутствующих, и смог лишь развести руками да кивнуть.

— Охренеть, ребятки, охренеть. Э-э-э… Еще что-то мне нужно знать? — безжизненным голосом произнес Аттал, глядя в пол.

— Да, хозяин. Ещё… Колян Кащей и Тяпа пропали… — тихим голосом произнёс Берет.

Аттал глубоко вздохнул, поднес руку к глазам и так просидел несколько минут недвижимый. Его руки заметно тряслись. Наконец он медленно произнес, поперхнувшись:

— Что значит, пропали?

— После бойни они исчезли. Вы как тогда Коляна выгнали, они с Тяпой в доме не появлялись, но по работе исправно ездили, мы виделись регулярно, а потом вдруг потерялись сразу. Я поначалу думал, что опять в деревню уехали и квасят там, у них же такое бывало. Проверил всё и вся, но до сих пор ни слуху, ни духу. Они ведь ещё на нашем рабочем мобиле укатили, я пробил по базе — нигде у нас мобила не всплывала, ни на розетке, ни в сети. Нигде не появлялись, никто их не видел. Коннект молчит. Мобиль не фиксируется. Пропали куда-то парни, хозяин, — Берет сказал последние слова чуть не шёпотом, опустив плечи.

Уже в который раз хозяин замолк. На этот раз надолго. Никто даже не шевелился, кроме Нипеля, который достал из пачки сигарету и прикурил, несмотря на существующий запрет Аттала.

— Вот это мы отдохнули! — наконец со стеклянными глазами вымолвил Мирон.

— Вот это я приболел! — наконец слабым голосом вымолвил Аттал Иванович и с трудом поднялся. — Ладно, Валера, ребята, погнали… э-э-э… в кабинет. Всё расскажешь по порядку. Доктор, а ты иди, — начал было он, но увидев вытягивающееся лицо, махнул рукой, — ладно, заходи тоже. Берет за тебя подписался, так что можно.

Пропустив всех вперед себя, Аттал обернулся, глубоко вздохнул и обреченно поглядел в небо, по которому поползли тучи.

*

Уже через полчаса, выслушав лаконичный рассказ Валеры, в котором тот упустил истинную причину побоища и историю с двумя чемоданами, Аттал Иванович отдавал первые приказы:

— Так, Мирон, ты поедешь к этой, как её, к Марго. Расскажешь, что Антохи не стало, убили вместе с Комаром. Как-то так преподнеси, что он не один умер, а защищая Витю, который тоже героически погиб от этой, как его, — пощёлкал он пальцами и вспомнил, — от вражеской пули. В общем, так, чтобы ей полегче было. Скажешь, что за них уже отомстили, что погиб не зря. Э-э-э… Это ей тоже поможет. Потом решим, как с ней быть, с деньгами и вообще. Только…

Аттал пристально поглядел на Мирона и сморщил лицо:

— Только в трусы ей, блять, не лазь, чтобы утешить!

— Аттал Иванович, какие разговоры…

— Какие разговоры… Ты мне…э-э-э… зубы то не заговаривай, знаю я всё за тебя! И за Нипеля тоже! А ведь так нельзя, сколько я раз говорил?! Всем вам говорил! — голос хозяина дома дрожал от ожесточения. Аттал кинул грозный взгляд на Мирона. — Слаба у Антохи баба на передок, так ведь это не этот…э-э-э… не повод! Все, кому не лень Маргушку отжарили — и вдвоём, и как кому нравится! Это разве по понятиям — жену друга жарить? А сейчас так вообще! Это ты не с бабой поваляешься на диване! Это ты отношение к покойному, как это, к покойному другу таким образом выразишь. Смысл в том, что ты как бы скажешь всем нам, что тебе наплевать на своего погибшего… э-э-э… товарища!

— Да Аттал Иваныч, да вы чего?! Я что, не понимаю будто…

— Иваныч, ты чего на человека напал? Всё он понимает! — встал на защиту друга Нипель.

— Да чё он понимает? Ты сам-то чё понимаешь?! — уже откровенно разорался Аттал, переключаясь на другую цель. — Ты сторчался уже, Юрка, погляди на себя! Как слуга народов, ей богу — жаришь всё, что шевелится, башкой не думаешь! Я тебя выгоню к чертовой матери, чтоб тебя осёл копытом! Я об этом уже не раз говорил — ты дождёшься! Парни приехали загорелые, а ты белый, как… э-э-э… блять, как её? Как поганка, в рот тебя наоборот! По ночам поди свистел* (употреблял наркотики, алкоголь и до утра танцевал на дискотеках), днём отсыпался, так? Ты… — он заметил, что Доктор внимательно слушает и тут же примолк. — Ладно, проехали, потом поговорим.

И принялся дальше отдавать приказания.

— Сэм с Мироном, сначала заедете к Лёхе Молодому и его спортсменам, пусть летят сюда. Потом и погоните на эту, как её, в центре которая…

— На Агору? — подсказал Мирон.

— Но! Конечно на Агору, куда ещё?! Там зайдёшь в гости и к нашим. И в герусию, и к архонту. Как бы после отпуска желая со всеми встретиться-обняться. Скажешь, что у нас все отлично. Всем всё ясно?

Сэм молча кивнул.

— Витя умер, бар сгорел, куча трупов, — подал голос Мирон. — С этим как быть? Спросят же.

— Да, Витя умер. И Антоха, — тяжело вздохнул Аттал, задумываясь. — И это тоже нужно как-то подать. Непременно! Что-то верное, с точки зрения… ну, вы поняли. У кого какие идеи? А?

Все молчали, делая задумчивый вид.

— Лес рук, я погляжу, спасибо вам всем на карман, — недовольно пробурчал хозяин дома. — Я тоже ума не приложу. Каша в голове. Давайте кумекать, ребятки, иначе мы попадём под такой, как его, под такой каток… Да, кстати, Валерка, — повернулся к нему Аттал, — ещё раз проверь насчёт Кащея и Тяпы. Пробей по всем хатам, где они могут быть, по бабам, притонам, борделям, этим, как их… э-э-э…пансионам благородных девиц — везде! Если они на мобиле были, то должен он хоть где-то проявиться? Пусть парни Морозини у себя пробьют, вдруг он в эту… э-э-э… в Аквилею укатил? Пусть все розетки проверят, где-то же мобиль должен подзаряжаться? Если с Колькой что-то случится, то всё произошедшее в баре покажется детской… э-э-э… детской сказкой. — Он покачал головой. — Славка Орлан мне, да и всем вам, этого не простит, вне всяких сомнений. Да что там, я сам никогда себе не прощу! Все всё поняли?

Валера утвердительно кивнул головой:

— Понял, Аттал Иванович, проверю всё, что можно.

— Проверь всё, что можно. Хорошо. — Устало прикрыл глаза Аттал и снова поднял их на окружающих. — Так. Вернёмся. У кого какие идеи родились? Как из этого, как его, из этого дерьма выбраться? Думайте, ребятушки, думайте. Нам нужна причина. Люди будут задавать вопросы, э-э-э… почему Аттал убил Вуйчиков? Кто прав, а кто виноват? Что нам ответить?

Комнату сразу наполнило молчание, прерываемое лишь порывами ветра за стеной и поскрипыванием стула.

— А можно мне сказать? — вдруг осторожно произнёс Саша, взявшись за край стола.

— Валяй, — кивнул Аттал, устало прикрыв глаза.

— Я могу ошибаться, но, я думаю, что можно так сказать: мол, не захотели братья Вуйчики отдавать оставшиеся рублы за бар, вот Витя их вызвал к себе…

— Вызвал к себе! — фыркнул Нипель. — Ну, ты загнул.

— Или выманил к себе, это не важно, — махнул рукой Саша. — Главное, на встрече Вуйчики окончательно отказались отдать деньги, выхватили стволы, а Витя с Антохой в ответ разбили их наголову, хоть и ценой собственной жизни. А это не так-то было и просто — завалить братьев! Ведь все это знают! Причём, Аттал Иванович, всё это произошло ровно в то время, когда две трети бригады не было в полисе, так ведь? То есть вы остались в полисе малыми силами, но всё же победили! Все аргументы на вашей стороне, верно?

— Так. И что? Продолжай, — кивнул Аттал, открыв веки.

— Вообще, можно сказать, что вы… отбили нападение соседнего полиса, — развивал идею Доктор.

— Какое ещё нападение соседнего полиса? — недоверчиво вытянулся Аттал, а Валера Берет очень и очень напрягся. Разговор коснулся такой темы и в такой обстановке, что ему даже думать об этом не хотелось. В эти секунды он чувствовал, что балансирует на краю ямы, в которой можно вполне оказаться погребённым заживо.

— Как какое нападение? — увеличил градус напряжённости Доктор. — Давайте абстрагируемся. Они заявились к вам в полис, так? Они хотели кинуть вашего помощника, верно? И приехали с оружием. Так поступают только враги. А, может быть, Вуйчики приехали вовсе не для того, чтобы забрать бар, а чтобы захватить весь полис, пока его хозяин в отключке? Но ваши люди отбили атаку, уничтожили верхушку враждебного полиса, а сейчас вы собрали силы и готовы преподать урок любому другому наглецу. Ведь война в нашем обществе — легальна, а стычки — нет. Вот. И ещё надо сказать, что вы в полном порядке, ходите на рыбалку и охотитесь на крупную дичь. И непременно на вашем столе каждый день свежее мясо. Так и нужно подать, мне кажется. Или я ошибаюсь?

Мирон внимательно поглядел на Сашу и прищурился, словно увидел впервые. Валера Берет мало что соображал, для него детали разговора пронеслись в тумане страха, и сейчас он просто понемногу отходил. Сэм морщил лоб, плохо понимая полученную информацию. Юра Нипель в голове строил воздушные замки на песке. Аттал Иванович недовольно поглядел на Доктора и с желчью в голосе проворчал:

— Херню ты какую-то придумал, Сан. Не знаешь, так не трепли говорилкой! Как, блять, братья могли на меня напасть, если они мои… э-э-э…друзья? Знаешь, что чаще всего приводит к ошибкам?

— Н-н-нет, — неуверенно ответил Доктор, слегка ошарашенный от появления новых слов в лексиконе хозяина дома и настолько неуважительного отношения к себе.

— Чаще всего к ошибкам приводит недостаток этой, как её, информации. Один человек узнает несколько фактов, на их основе делает вывод. А другой — знает больше, и это приведёт его к совершенно иному… э-э-э… как это слово называется?

— Выводу?

— Умозаключению, — заострил Аттал. — Из-за такого и происходят, в основном, конфликты, кстати. Есть такая притча о том, как поспорили друг с другом — конфуцианец и буддист, чьё учение вернее. День спорят, два, три. Наконец, выясняется, что конфуцианец ни разу в жизни не читал… э-э-э… буддистских книг, а буддист — конфуцианских. Вот и получается, что они три дня спорили о том, чего не знают — так и у тебя. Ты делаешь вывод, не зная, что братья были моими…э-э-э… друзьями, и именно я привёл Вуйчиков в полисы. Понял? Это именно я повлиял на то, чтобы они стали боссами Ганзы — это моё решение было! Мы с ними, как это говорится? Долбаная башка, ничего уже не соображает! — Аттал снова начал психовать и щёлкать пальцами. — Мы с ними пуд соли вместе съели. Вон Валерка не даст соврать. Поэтому, когда ты говоришь, что они могли приехать в полис, чтобы с помощью оружия… это, как его… захватить Ахею — ты говоришь о том, чего не знаешь. Этого просто не может быть, потому что быть не может.

Аттал замолчал, недовольно откинувшись на кресло. Тут взял слово Мирон:

— Аттал Иванович, вы правы, конечно, но и рациональное зерно в предложении Доктора есть. Думаю, что нужно сказать как есть, но немного приукрасить: что братья поссорились с Витей Комаром из-за бара, Каспер не спешил отдавать ему деньги за «Туман», а Витя к нему в последнее время относился очень плохо — и все это знали. На этом фоне вспыхнула неприязнь, переросшая в смертоубийство. Все её участники мертвы, то есть виноватых искать не нужно. Никакой политики — сплошная бытовуха.

— Сплошная бытовуха, — согласно покивал Аттал. — А почему я не появляюсь?

— Потому что скорбите о друзьях: о Вите и об Антохе. Из-за траура не появляетесь на публике. Доктор прав. Отходите от смерти друзей, охотитесь на крупную дичь, и — как ты сказал, Саня — на вашем столе непременно свежее мясо. По-моему, норм.

Аттал Иванович долго тёр подбородок. Наконец посмотрел на Мирона, затем на Доктора и кивнул.

**

Всё прошло, как по маслу. Тем более что Луиза, которая была ещё и личным секретарем Аттала, собственноручно написала доброжелательное письмо архонту, что являлось теперь большой редкостью и ценилось, как признак искреннего уважения. Аттал подписал. Мирон поехал улыбаться и балагурить на Агору — деловой, административный, торговый и развлекательный центр полиса, встречаться с демократически выборным руководителем — архонтом и геронтами — членами законодательно органа — герусии. У людей Аттала везде был свободный вход, поскольку ему принадлежало почти треть всей жилой и торговой недвижимости полиса.

Помимо авторитета, хозяин полиса обладал невероятно мощным бюджетом, часть которого тратилась на защиту и нападение. Защитой руководил Валера Берет, отставной вояка, участник локальных военных конфликтов, краповый берет, если это кому-то о чём-то говорит. Атталу он нравился за то, что никогда не задавал лишних вопросов, всегда выполняя свою работу без сучка и задоринки. В жутких переделках бывал верный Берет, умудряясь выходить сухим из воды, разя врагов налево и направо, голыми руками и холодным оружием, не щадя ничего и никого, отчего биография его покрылась сгустками кроваво-красных пятен. Но Аттал знал, что, как только тот выйдет из-под защиты хозяина Ахеи, то вряд ли сможет отбиться от желающих перерезать ему глотку и закопать поглубже в сыру землицу. Вот поэтому Аттал и доверял Валере самое ценное — сохранность своей жизни и собственности от любой угрозы извне.

Конец ознакомительного фрагмента.