Пригород. Город

Евгений Пышкин

Человеку привычен город и пригород. Это его среда обитания, но что если есть улицы, тупики и закоулки, где прячется недосягаемое, непостижимое и необъяснимое прагматичным умом? Произведения сборника ранее публиковались в других сборниках. Книга содержит нецензурную брань.

Пожилой мужчина напротив

Зима забыла эти края. Я вспомнил, что когда-то с радостью встречал первый снег, выпадавший вначале последнего месяца осени, а теперь тосковал по морозу и белому пологу, досадуя на погоду не по сезону. Я не люблю лето. Я люблю золотую осень, прохладную и солнечную, голубой хрусталь чистого неба, тонкую корочку льда на лужах и жду с нетерпением снега, но в этом году было не так.

Я поежился от мороси и ветра, нырнул в вокзал и, встав в очередь за билетом, огляделся. Народ толпился. Любые дни — будни или выходные — не были помехой человеческому потоку. Казалось, никто не работает, а все куда-то едут, к чему-то стремятся, боясь что-то упустить. Вечное движение путников виделось бесплодной попыткой изменить серую жизнь. Люди приходят и уходят сквозь стеклянные двери. Мои глаза невольно останавливались на них. Вошел парень в кожаной куртке и черных джинсах, поправив сумку, больше похожую на заплечную суму, встал в очередь. Прошмыгнула детвора. Девушка с явным осознанием своей красоты грациозно продефилировала мимо. Затем ввалилась группа молодых парней и девушек, радостно гогоча, они просочились сквозь толпу ожидающих, и двери, ведущие к платформам, поглотили их.

Подошла моя очередь. Купил билет. И, отойдя в сторону, переложил из одной подмышки в другую стекла, обмотанные полиэтиленом и скотчем. Посмотрел на табло и пошел на платформу.

Поезд уже стоял. Нырнул внутрь и занял место у окна. Было свободно. Напротив сидел пожилой мужчина. Думающий, наверно, о чем-то своем, он вглядывался в непогоду.

— А куда вам стекла? — спросил вдруг незнакомец.

Человек лет шестидесяти, небрежно одет, седые редкие пряди зачесаны неаккуратно, лицо небритое, но, несмотря на это, он не производил впечатления опустившегося человека. Я, поймав усталый взгляд чужих глаз, произнес:

— В деревню. В окна вставить надо.

— Дело хорошее. А сколько стекольщик взял за работу?

Я пожал плечами. Ведь ходил к нему, заказал размеры, он при мне нарезал, я заплатил, но сколько забыл. Со мной так часто бывает: я не помню цен. К примеру, подхожу скрупулезно к покупке, но напрочь вылетают из головы цифры, как только дело завершено.

— Не знаю, — ответил я. — Не помню.

— А я тоже в деревню еду, — не обращая внимания на мое замешательство, продолжил попутчик. — Кто бы мог знать, что заведу кота, вот еду его кормить. Он у меня вольный. В городе бы зачах, а в саду — самое оно. — Голос его замер на ласковой ноте.

Поезд тронулся. Станция поплыла в окне. Дождь продолжал моросить.

Я перевел взгляд на небольшую корзину, стоящую рядом с моим попутчиком на сидении. Наверно, там и лежало лакомство для его любимца.

— Да, кто бы мог подумать… Кто бы мог…

«Странный человек», — мелькнула мысль, вовсе не покоробив меня. За этими словами не скрывалось брезгливости, стеснения или безразличия. Незнакомец удачно вписался в этот ненастный вечер. Стало уютно на душе от его присутствия. И чем он расположил к себе?

Я потерялся в догадках, а он продолжил:

— А все с несчастного случая началось. Шел по улице и вдруг, будто по груди резануло, как иголкой пронзили. Ну, я и потерял сознание. Когда очнулся, набрал «скорую» по сотовому. Они приехали и в момент забрали. Уже в палате врач, веселый такой молодой человек, сказал: «Ну, папаша, свезло тебе в рубашке родиться. Тромб оторвался и прошел сквозь сердце. Иные богу душу отдают, а ты ничего, молодцом». А зачем мне эта рубашка? Зачем? Все едино. С женой развелся давно. Дети взрослые, редко они навещают. Зачем? А он: «Ты, папаша, не унывай, у тебя вся жизнь впереди. Займись чем-нибудь. Заведи себе кота, например, и заботься о нем. Ты ж пенсионер, время у тебя есть, так?» Оно, конечно, так. Но я тогда промолчал. Когда выписали, спасибо ему не сказал, совет он мне дельный дал. Нехорошо вышло. Не отблагодарил.

Попутчик замолчал.

Я вслушивался в стук колес. Больше мы не произнесли ни слова.

Выйдя на станции, я посмотрел в заплаканное окно поезда. Пожилой мужчина кивнул мне. Я, почему-то стесняясь, поднял руку в ответ, вяло помахал ему, а сердце беспокойно забилось. Отчего? Почему? Кто он мне вообще? Лишь этот вагон свел нас вместе, но также он и развел. Была лишь одна точка соприкосновения наших путей. Я не мог справиться с вихрем странных эмоций, возникших в это мгновение. Не мог понять их.

А поезд уехал, растворившись в серой дали.