New Hell

Евгений Лятиев, 2022

Степан – философ, безбожник, шутник и большой любитель выпивки и женщин. За грехи свои он прямиком из родного туманного Санкт-Петербурга попадает в знойный ад и, по идее, должен выступать на стороне зла, но где Степан, а где железная дисциплина и неукоснительное следование правилам? Бес из него получается, мягко говоря, нетипичный: и с ангелом он дружит, и воевать ни с кем не хочет. А может, и не надо им биться – добру со злом? Может, питерский интеллигент решит вопрос культурно – бескровно, чисто дипломатическими методами?

Глава первая

Сон был очень глубокий, я едва чувствовал толчки в плечо. Попытавшись отмахнуться рукой, я приоткрыл левый глаз и увидел багровый закат, который заслонял маленький толстый ребёнок с комично большим поросячьим пятачком вместо носа. Бред какой! Я зажмурился, толчки продолжились, послышался детский голос:

— Ну чего вы лежите, хватит уже, вставайте, пожалуйста, мне вас в штаб ещё вести.

Не открывая глаз, я ответил своему дивному видению:

— Ты тоже ложись, знаешь, как оно хорошо поспать-то, — я снова почувствовал, как разум улетает далеко в космос. Сильный толчок в плечо развернул моё тело.

— Вы меня простите, Степан Андреич, но я вас бужу больше часа, вставайте ради Владыки.

— Какого ещё Владыки…

Жуткое зрелище: пухлая девочка, одетая в школьную форму, стояла как реальная, в одной руке держала кусок желеобразного батончика, в другой — розовый рюкзак в виде слоника, цепко ухваченного за хобот.

— Ну вставайте же, мне в школу идти надо, — говорила она умоляюще, красиво сложив брови домиком. — Я понимаю, что вы у нас новенький, давайте я помогу…

Кинув батончик в портфель, она за руку сдернула меня с лежанки, применив силу, какой не могло быть у маленькой девочки. Я потёр глаза, огляделся. Ничего не понятно. Кругом кроваво-красное зарево, столбы едкого серо-рыжего дыма, который, поднимаясь в небо, превращается в грязные облака. Осмотревшись, я остановил взгляд на ребёнке. Девочка была очень довольна проделанной работой, ее улыбка сделалась шире, показав два больших клыка, похожих на бивни. Странный сон. Я дотронулся до носа-пятачка: на ощупь он был как настоящий, влажный; она периодически двигала им в разные стороны.

— Это Челябинск? Тут с каждым годом становится все симпатичнее, — невольно тыкнув пальцем в пятачок, как в кнопку, спросил я. — Эх-х… Где ж я так нагрешил…

— Степан Андреич, вы как бы в аду, понимаете? — девочка снова включила умоляющий взгляд, спрятав клыки. — Но угадали: мы совсем недалеко от Челябинска, — она провела маленькой ручкой по носу. — Пойдёмте, я отведу вас в штаб.

— А ты-то чего в аду делаешь, ангелок? — мы выходили на освещенную тусклыми фонарями на дорогу, ведущую к большому чёрному зданию, которое напоминало заброшенный советский завод. — Мамку не слушалась?

— Мамку-то слушалась, — девочка, тяжело вздохнув, опустила глаза. — Кушала я много, а кормили меня недостаточно! — детское лицо моментально покраснело от злости. — Я и сейчас голодна, но батончик держу для вас, у вас же задание!

— Привести апостола Петра, чтобы ты его съела? — я, не теряя самообладания, шёл, рассматривал дымок, струящийся из вулканов. Какая же гадость с похмелья снится!

— Моя бы воля — и вас бы слопала, такой уж родилась, ничего не поделаешь.

— Так, а в ад-то ты как угодила? Небось, булку стащила?

— Стащила, — наклонив голову, с грустью сказала девочка. — Хлеба стащила, а он не простой был, а плоть Христова. Как оказалось потом, всё-таки хлеб обычный, а наказание такое, как я будто у Христа ногу откусила. Сорок два года мне ещё тут в школу ходить. Но если я буду хорошей девочкой, то Джонни через пару лет сделает меня оператором.

— За хлеб такой срок дали? — заставляя себя проснуться, я крутил пальцы.

— По правде говоря, не только за хлеб, — девочка посмотрела мне в глаза, улыбнулась, оскалив клыки. — «Сникерсы» я воровала, деньжата у мамки с папкой, а на крещение младшего брата стащила хлеб и побежала по Оксфорд-стрит, пока не провалилась в чёртов колодец.

— Как звать тебя, американ гёрл?

— Британка я, с Манчестера, имя моё вам не пригодится. Заходите в штаб.

* * *

Открыв серые высокие двери, она легонько подтолкнула меня в здание.

Настоящий командный пункт: сотня людей уткнулась в мониторы, все что-то говорят в микрофоны, обстановка как при запуске ракеты в космос. Сделав несколько шагов, я прислушался к разговору одного очень симпатичного рыжеволосого оператора с тонким нежным голосом: «Давай заберем их всех, подойди ближе к Марку и подкинь к ногам ключи от машины». Любопытно, конечно, чем всё закончится, но надо просыпаться. Я крепко зажмурился, набрал полные лёгкие воздуха, сильно дёрнул себя за палец…

— Степан Андреич! — крикнул высокий мужчина лет сорока, направляясь в мою сторону. — Миленький, так и сломать можно, конечно, здесь это сделать нереально, хотя вообще-то был, помнится, случай, где-то семь десятков лет назад, один священник всё-таки сломал. Ума не приложу, как он это сделал. Я, конечно, всё быстро поправил, в очень далёком прошлом приходилось часто чинить людей. Правда, признаться, навыки лекаря мне больше не пригодятся, здесь ценны более магические знания. — Мужчина был одет в чёрный смокинг, который смотрелся не к месту. Он создавал ощущение коктейльной пижонской вечеринки из тех, от которых я всегда открещивался, и, видимо, всё равно попал.

Я неустанно дёргал и выкручивал палец, казалось, что я вот-вот вырву его, пока на секунду не почувствовал острую боль. В голове зазвенело. Посторонние звуки пропали. «Э-эх-х… Денис же говорил, что «Лезгинка» напрямую с кизрярского завода, обманул значит, чертёнок, просыпайся! Тебе же второй парой лекцию читать!»

— И ни в коем случае не обманул, — быстро вскинул левую руку этот тип в смокинге, из рукава которого вылетела недопитая бутылка вечернего коньяка. — Печень Дениса пока не дотягивает до вашего алкогольного ранга, но очень скоро и она будет у нас вместе с её хозяином.

— Значит, ад? — я с грустью стал осматривать своего собеседника.

Смокинг украшала идеально ровная бабочка в чёрно-белый горошек. Пижон, натянув голливудскую улыбку, протянул мне руку.

— Это не совсем ад…

Мы обменялись рукопожатиями, и я совсем приуныл.

— Не надо так расстраиваться. Неужели вы удивлены? За ваши подвиги полагается особое место, — он, учтиво взяв меня под локоть, повел по своим владениям. — Простите, надо переходить к делу, у нас мало времени. Онуфрий может соскочить в любой момент, надо дожать! Проглотите ваш аванс и начнём, — мужчина настороженно посмотрел на мои руки. — Неужели не отдала? Я ей ещё больше нос сделаю и копыта добавлю. Ещё что-нибудь стащит — будет ходить на четырёх ногах, — он резко вскинул руку выше головы.

— Подождите, — я попытался остановить его движение. — С похмелья как-то не лезет еда, я сам ей отдал.

— Обманывать меня бессмысленно, я вижу ваши мысли, — усмехнувшись, он поправил и без того идеально сидевший галстук-бабочку. — Зовите меня Джонни.

— Так вы не дьявол? — я расстроился ещё сильнее. — Можете мне объяснить, почему я сюда попал?

— Нет времени объяснять, я отправляю вас на Землю, прикрепляю к кварталу СПб17. Видите барышню во-о-о-он за тем столом? — он показал на девушку из шестого ряда, и, как только его палец навёлся точно на неё, она встала и помахала нам рукой, — Одну из лучших отдаю, она поможет.

— А делать-то что? — недоумевая, я поднял плечи.

— Как же, побеждать добро, — засмеявшись, Джонни щёлкнул пальцами.

* * *

Всю жизнь я подшучивал над верующими. И после смерти — сразу на первом задании — оказался в Казанском соборе. Невольно вспоминается классическое: «Судьба играет человеком, а человек играет на трубе». Ну что у нас тут? Оглядимся…

— Степан Андреевич, меня хорошо слышно? — приятный женский голос раздался из ниоткуда, я быстро оглянулся, но внимания на меня никто не обращал. — Да не бойтесь вы. Я Тома. Из штаба. Буду помогать выполнять задания.

В двух сантиметрах от меня проходил поп, я решил немного похулиганить, дёрнув его за бороду, но рука прошла насквозь, живые люди меня не замечали.

— Прекратите, у меня, кроме вас, ещё шестеро агентов, давайте я расскажу, что делать, — девичий голос стал строже, я невольно выпрямил плечи, встав по стойке смирно.

— Говорите, — сказал я, посмотрев на старушку, зажигающую свечу.

Бабушка мгновенно остановились, заозиралась, перекрестившись, тихо прошептала:

— Это ты, Боже?

— Я, бабка, кто ещё с тобой в церкви будет разговаривать? — сделав серьёзный голос, я старался не засмеяться. — Квартирка-то осталась у тебя?

— Да что за баловство? Немедленно прекратите! Ваша задача — бороться с добром, а не квартиры питерские на родственников переписывать, — промедлив секунду, Тома добавила: — Я сейчас позову Джонни, и вам не поздоровится.

— А при чём здесь родственники? Я совершенно не об этом думал.

— Господи, а на кого же мне две квартиры на Лиговском оставить, если не на родственников? — бабка слышала только мой голос. — На церковь записать?

— Переписывай на котов, — я придержал рукой губы, чтобы не засмеяться.

— Так-так, Степан Андреич, — послышался весёлый голос Джонни. — Вам пятьдесят два человеческих года, а ведёте себя как первокурсник. Ну что за ребячество? Приступайте к делу.

— Пардон, мон шери, но я совершенно не понимаю, почему вместо кипящего котла вы вновь отправили меня в Петербург, — я нахмурился, недоумевая. Непроизвольно вспомнил, как в детстве мать отчитывала меня за кражу портвейна, надёжно спрятанного в мой день рождения. — Да и вообще, как я так нагрешил?

— Один миллион тринадцать случаев богохульства, — голос Джонни погрубел, ещё больше напомнив мать. — Вот на четырнадцать поменьше, и был бы другой род занятий. Да и в целом у вас не самая чистая биография. В аспирантуру зачем пошли?

— Открыть студентам веру в высшие идеалы, вывести их из предела обыденности, попытаться открыть путь к новым ценностям.

— Или открыть для себя новых студенточек, изучающих анатомию вашего тела? — Перебил Джонни. — Сколько их было, помните?

— Две? — слегка улыбнулся я.

— Боже, я ничего не понимаю! При чём тут кипящий котёл, вера в высшие идеалы и две мои квартиры? — бабуся бросила свечку на пол закричала: — Отец Онуфрий, со мной разговаривает Господь! Котам нужны мои квартиры! — устремившись к попу, старушка скрылась с моих глаз.

— Не смотрите на людей, когда произносите что-то вслух, — они вас слышат, но не видят. С нами можете не открывать рта — на мониторах мы видим, что вы говорите, — слышно было, как Джонни подкуривает сигарету. — Ваша задача — заставить человека принять собственное злое решение, — крепко затянувшись, он выдохнул дым в микрофон. — Понимаете, настало сложное время: ангелы всячески пытаются продвигать ненужный людям образ жизни. Конечно же, вы слышали о правильном питании, принятии себя как личности и прочей чепухе. Один только ЗОЖ нам испортил статистику на двенадцать процентов по третьему кварталу. Ещё немного, и мы перестанем получать новобранцев.

— Так мне что же, деградацией любимой страны заниматься? Увольте сразу, готов гореть в котле, — я со всей строгостью посмотрел наверх, скрестив руки на груди.

— Степан Андреич, мы внизу, — засмеялся Джонни. — Не надо вам нашёптывать ничего, задача у вас простая: отгонять мысли, нашёптанные ангелами, и всё. Пусть каждый принимает решение, какое хочет. Вы мне поверьте, человек сам ищет дьявола.

— Так, значит, ангелам шептать можно, а мне — нельзя?

— Работа непростая, соглашусь. Для этого вам в помощь Тому и дали. Ангел действует один. Загляните в соседний зал. Видите? Он стоит попу шепчет, чтобы про квартиры бабкины забыл.

— Так точно, господин дьявол, — я посмотрел на лысого человека в белой мантии.

— Прекратите ёрничать, — потребовал Джонни, крепко затянувшись, было слышно, как докуренная сигарета тушится в пепельнице. — Идите, я посмотрю.

Пройдя в зал, я увидел, как мужчина не старше тридцати лет, облачённый в белый балахон с вышитыми золотом узорами-символами, заливаясь хохотом, держится за живот. Он посмотрел на меня, выпрямился, попытался сдержать смех, но его снова накрыло, и он, держа двумя руками рот, снова засмеялся.

— Так это ты бабку надоумил квартиры на котов переписать? — вытирая слёзы с глаз, спросил ангел. — Остроумно, конечно. Видимо, ты не в курсе, что священник уже несколько дней бабку окучивал, всю работу за тебя сделал, а ты со своими котами, — мужчина осуждающе улыбнулся.

— Степан Андреевич, — раздался приятный голос Томы в голове. — Вам сильно повезло — на участке В17 работает худший сотрудник неба за последние одиннадцать лет.

— Степан меня зовут, я тут новенький, правил пока не понимаю, — я протянул руку мужчине в белой мантии. — Мы с тобой враждуем?

— Уберите руку, джентльмен, в этом нет нужды, мы не имеем плоти, — нахмурившись, он упер руки в бока. — Я два часа внушал отцу Онуфрию, что идея забрать квартиры у бабушки проложит ему дорогу в ад, а тут коты — дело теперь гиблое, точно не остановится. — Он повернулся, задумчиво глядя, как священник рассказывает старушке о быстро развивающейся деменции. — Меня зовут Адриано. Честь имею.

Конец ознакомительного фрагмента.