ВСетях.com. it-роман

Евгений Ленг

Евгений Ленг, журналист и предприниматель, автор первой книги об Уанете «Пространство. UA», на короткой ноге с ведущими персоналиями украинской айтишной экосистемы. В его фантастическом романе ВСетях. com действующими лицами становятся лидеры не только украинского, но и мирового веб-пространства. Главный герой, Михаил Берг, успешный предприниматель и первопроходец интернета, отправляется на поиски пропавшей возлюбленной – одного из лучших хакеров современности. Следуя подсказкам, он всё глубже погружается в скрытые стороны всемирной паутины, где познает самые тёмные стороны человеческой натуры и столкнётся с универсальным Искусственным Интеллектом. Ему придётся сделать непростой выбор, который определит судьбу всего человечества… В книге собраны опыт, знания и истории лучших современных специалистов и пионеров it-мира; это увлекательная квинтэссенция документального и художественного материала; это история становления интернета, рассказанная в контексте захватывающего путешествия современного Данте в новый, виртуальный ад, порождённый 21-м веком. Книга будет открытием как для поклонников динамичной, остросюжетной прозы, так и для тех, кто хочет достоверно узнать, как Интернет вошёл в жизни людей и как он изменил их. В книге присутствует ненормативная лексика.

«Не бойся, нашего пути отнять нельзя.

Лишь Давший нам его определит».

Алигьери Данте, «Божественная комедия»

«Пришло время отправляться в путь одному, гораздо раньше, чем я смог вообразить»

Рафаэль Санти (Raffaello Santi), 28.03.1483 — 6.04.1520

«На самом деле в мире существует не одна глобальная Сеть интернет, а, как минимум, две. Говорят, есть еще и Третья, но кем она управляется — неизвестно. Про Администратора Третьей Сети среди опытных нетсталкеров есть поверье, что это — не человек».

Анонимный хакер из организации Cozy Bear

От автора:

Disclaimer

Только главный герой и героиня в романе имеют подлинные имена и фамилии. Другие совпадения — непреднамеренны и случайны.

Дополнение от автора:

Весь гонорар от издания данной книги пойдет благотворительному фонду «Жизнелюб» и приюту бездомных животных «Сириус». Если вы приобрели данную книгу, знайте, как будут потрачены ваши деньги. Возможно, вы достали книгу, не заплатив за нее. Просьба: если вам понравился роман, переведите, сколько сочтете нужным этим организациям. Добрые дела — вот что движет современной цивилизацией и вашей кармой. Узнать реквизиты — всего лишь один клик Google.

Трудного вам чтения.

Глава 1

1.1. Настоящее время. 2014

— Сорок пять миллионов долларов?! Да это курам на смех! — Берг, видимо, попытался показать, как смеются в курятнике. Кажется, получилось у него не очень. Суетиться лицом? В Голливуде это считается одним из признаков профнепригодности.

— Миша, пойми, — убеждал его Кушнир, — твои цифры имели право на жизнь до Крыма. А сейчас — сам должен понимать. На российские активы спрос невелик.

Кушнир был прав. Берг это понимал. Но никто еще не отменял право на поторговаться.

— Давай наши юристы встретятся, потолкуют. Мои инвестиционные банкиры считают справедливой цифру в 53 миллиона. Это всего лишь годовой объем продаж. А с учетом того, что Only you растет почти на 35 процентов в год, инвестиция выглядит очень даже sexy. Да и Россия для нашей компании — хоть и главный рынок, но не единственный.

Кушнир, тяжелый еврей под шестьдесят, взглянул на плотное утреннее движение за окном «Волконского». Садовое Кольцо редко дарит Москве быструю езду, которую, как считал Гоголь, любит каждый русский. Кушнир покрутил пальцем, показав официанту, что завтрак завершен, и время принести счет. Его манера носить добротную тройку — костюм с обязательным жилетом — вызывал невольное уважение. Карманные часы при этом не выглядели лишней деталью, особенно такие. Они, казалось, были изготовлены из цельного слитка золота: поверни ключик — и зазвучит орган, которому позавидуют иные концертные залы. И, конечно, Кушнир их достал, открыл и взглянул на циферблат. Орган не зазвучал.

— «Старик, а не пропить ли нам секундную стрелку», — не выдержав, процитировал Берг.

Кушнир удивленно поднял глаза. Берг поспешил объяснить:

— Это шутка поэта Михаила Светлова. В конце пятидесятых он адресовал ее удачливому автору детективов, разбогатевшему на писательских гонорарах.

— Понятно, — собеседник мыслями был уже где-то далеко, обдумывал другие запланированные на сегодня гешефты.

— Настоящая фамилия Светлова — Шейнкман. Ты должен помнить: «Гренада, Гренада, Гренада моя»…

— Революционный романтизм никогда не доводил до добра, — сказал Кушнир в сторону. И тут же перешел к главному. — Ты знаешь, как высоко мы ценим твой талант предпринимателя, да и после сделки останешься в совете директоров, у тебя высокая репутация среди зарубежных ювелиров. В общем, оферту мы тебе сделали, подумай. А юристы — пусть встречаются, вреда не будет, только польза.

И после этого улыбнулся: тепло, проникновенно, не искусственно, в глаза.

«Пройдусь, пожалуй», — решил Михаил. Он, сказав водителю, чтобы тот ехал к его дому, пошел по Садовому Кольцу от «Волконского» в сторону площади Маяковского. Лишь немногие старожилы помнили, что когда-то здесь был приют комедиантов — в здании, которое уже давно снесли, располагался театр «Современник» — одна из многочисленных, но безуспешных попыток придать советской власти человеческое лицо.

Сентябрь-2014 выдался теплым и солнечным. Таким, наверное, был и август сто лет назад, когда началась Первая мировая. И сейчас Берг, находясь постоянно в Сети (вот даже только что на мобильный пришло два почтовых электронных сообщения), читая аналитику, новости и Bloomberg, буквально ощущал, как на Россию наползают предвещающие невзгоды тучи.

Киргиз на старой корейской машине ехал вдоль тротуара («поребрика», как сказали бы «питерские») в поисках пассажира. Михаил поймал его взгляд, отрицательно качнул головой. Берг не хотел сделки, которую предложил ему Кушнир. Речь шла о продаже крупнейшего на постсоветском пространстве ювелирного интернет-магазина Only you («Только ты»). Бизнес-то продать можно (exit есть exit), получить деньги всегда интересно. Но…

Кушнир со своими партнерами контролировали второго и четвертого игрока на рынке онлайн-продаж ювелирных изделий. Их попытка поглощения (acquisition) лидера была логичным шагом — тем более, у ребят есть доступ к свободным деньгам. Но Берг ощущал дискомфорт: цена — не очень, условия — «кривые», покупатели — «такоэ».

«Ладно, поторгуемся еще, — решил Берг. — В конце концов, у меня средний чек выше, чем у них, почти в три раза, а уровень конверсии — раза в два». И тут же остановил себя: и что? Исторический виток, в который входила Россия, увлекал за собой не только население страны с его планами и надеждами, но и бизнес Берга, не позволяя ему не только создать противоядие от токсичности российских активов, но даже составить внятную стратегию развития. Сложно идти вверх по лестнице, ведущей вниз.

Берг с симпатией взглянул на тяжелое здание на углу площади Маяковского и Тверской улицы — Концертный зал имени Чайковского. По архитектурному стилю он напоминал посольство Германии в Санкт-Петербурге, откуда в августе 1914 года в ответ на объявленную Россией мобилизацию Николаю II принесли официальное объявление войны. Симпатия во взгляде Михаила объяснялась отнюдь не тем, что, будучи меломаном, он не пропускал ни одного концерта. Наоборот, он даже не помнил, когда последний раз бывал здесь на выступлении какого-либо виртуоза. Дело было в другом. Именно в «зале Чайковского», как его называли, в конце девяностых годов зародился российский венчурный бизнес.

В фойе «Чайковского» в «ревущие девяностые» открылось кафе «Делифранс». Точка быстро приобрела популярность благодаря хорошему сервису, вкусному французскому кофе и настоящим парижским круассанам. Именно здесь по вторникам собиралась особая тусовка, непонятная большинству «не своих». Несколько столиков превращались в центр того, что позже получит название «Рунет».

От столика к столику, иногда присаживаясь, а зачастую стоя, переходили основатели «Яндекса», интернет-магазина Ozon, компании Mail.ru, создатели Rambler и портала InfoArt. Здесь тусовались будущие светила web-предпринимательства (а тогда и слова-то такого не было) России, многие из которых позже стали мировыми звездами. Сюда заходили потенциальные инвесторы, уже догадывающиеся, что в Сети можно заработать приличные деньги. Здесь бывали управляющие первых фондов, которые начали вкладывать миллионы долларов в Рунет — Baring, Vostok Capital Partners, ru-Net Holdings.

— У нефтяников все зависит от хорошей скважины, а у нас — от хорошего человека, — таким был первый урок венчурного бизнеса, который преподал Бергу Леонид Богуславский — один из пионеров в среде системных венчурных инвесторов. Именно он, сын писателя Зои Богуславской и конструктора Бориса Когана, пасынок поэта Андрея Вознесенского, и привел Михаила в «Делифранс».

С Леонидом Берг познакомился на вечеринке выпускников американских вузов, проходившей при участии посольства США в Москве. И в те годы такие встречи сложно было назвать малолюдными, но доминировали на них экспаты, живущие в России зарубежные граждане, — работники иностранных компаний и представительств. Россиян было мало. Конечно, рядовую бизнес-школу в Нью-Джерси, где Берг защитил диплом MBA, сложно сравнивать с опытом профессорской работы Богуславского в университете Торонто, но отцы Михаила и Леонида были хорошо знакомы. Берг с бокалом вина в руке подошел к Богуславскому, завязал уважительный разговор. Вскоре выяснилось: оба считают интернет очень интересным, заслуживающим самого пристального внимания технологическим прорывом, предугадать влияние которого на все сферы жизни — занятие пока бесперспективное. От попытки это сделать кружилась голова…

За несколько месяцев до вечеринки выпускников Михаил вернулся из Штатов, после двух лет учебы, осмотрелся вокруг в поисках точки приложения знаний и денег. Как полезен интернет, он понял за время, проведенное в бизнес-школе, и уже тогда стал регулярно читать в газетах и в Сети о первых крупных американских it-компаниях, удивляясь их оценке инвесторами, при том, что у них была отрицательная доходность. Но стоили они каких-то нереальных денег. Все объяснялось двумя факторами: очень быстрыми темпами роста и уверенностью инвесторов в том, что будущее примет иной облик. Именно это и подтолкнуло акции Netscape Communications, которые в первый день торгов, 9 августа 1995 года, подскочили от начальной цены — 28 долларов до 75, почти утроив оценку компании за одну торговую сессию.

В «Делифранс» Леонид познакомил Берга с Юрием Мильнером, Аркадием Воложем, Антоном Носиком… Столько талантливых людей в одном месте трудно себе представить. Они были не просто визионерами, их объединяли и общие биографии. Многие были выпускниками лучших советских технических вузов, талантливыми студентами, готовыми двигать вперед советскую науку, проводить сложнейшие эксперименты, публиковать их результаты в лучших мировых журналах. И вдруг оказалось, что все это никому не нужно. Тогда оставшиеся не у дел физики, математики, инженеры создали новую для России отрасль — it, основали ряд успешных и очень успешных проектов, многим из которых довелось услышать колокольчик Нью-Йоркской Фондовой биржи. Так по традиции она оповещала о том, что в ее листинге появилась новая компания. Целая индустрия выросла в России сама по себе, как сорняк сквозь асфальт. Выросла — и стала одним из локомотивов развития. Михаил был рад, что в этом есть и его роль, пусть и не такая заметная, как у других коллег. Но в тусовке его хорошо знали: далеко не все могли похвастать тем, что вовремя, на ранней стадии, вложили деньги в быстрорастущие интернет-компании России. А уж если ты сделал это в марте двухтысячного, в год кризиса доткомов (общее название для интернет-компаний, имеющих в Сети сайты — .com), то становился фигурой прямо-таки легендарной.

Бросив еще один взгляд на «Чайковского» (сколько кофе выпито!), Берг под землей пересек Тверскую и через десять минут был дома. Он жил на углу Садового кольца и Петровки, в доме, построенном в конце пятидесятых. Его называли кооперативом артистов Большого театра. Стандарты жилья, конечно, устарели. Но Михаил купил квартиру у наследников советского дирижера по двум причинам: ему нравилось место (location) и вид из всех окон на сад «Эрмитаж», островок зелени и культурной жизни в самом центре Москвы, с его клубами, ресторанами, театрами и тусовками всего в двух минутах ходьбы. И если с фасада дом выглядел повидавшим виды, как и лифт, на котором Михаил поднялся на десятый этаж, то в самой квартире ты сразу понимал, что живешь в двадцать первом веке: металл кухни, хай-тек-светильники, космические краны и смесители, отсутствие люстр, причудливая современная мебель — в общем, минимализм.

С чашкой чая в руках хозяин квартиры бегло просмотрел свою ленту новостей: отчеты Only you о продажах, котировки принадлежащих ему акций it-компаний. До недавнего времени среди них было много российских. Сейчас не осталось ни одной. Набрав пару настроек на планшете, Берг получил аналитику за последние тридцать дней, зафиксировал замедление продаж в России и Украине. В Казахстане, Латвии и Грузии, наоборот, наблюдался быстрый рост. Но по своим объемам для Only you он не мог возместить падение в России — все-таки это главный рынок.

К идее создать ювелирный интернет-магазин Берг пришел после вторников в «Делифранс» и бесед с основателями Ozon. Во-первых, волею случая к тому времени Михаил был совладельцем ювелирного бизнеса в Нью-Йорке. Во-вторых, ниша продажи камней, колец и серег через интернет была свободна. Никто не верил, что изделия из драгоценных металлов и бриллиантов будут покупать нажатием клавиши на компьютере. А за то, что ты вступал в дискуссию и утверждал, что и одежду будут заказывать в интернет-магазинах, можно было получить прозвище «crazy» (сумасшедший).

Успех Only you Берг объяснял двумя составляющими. Одну из них он называл «ювелирной», другую — e-commerce (электронной коммерцией). К правилам электронной коммерции, которые тогда еще только формулировались, Михаил отнесся серьезно. Через свои знакомства в «Делифранс» он смог привлечь к работе группу высококлассных программистов. До прихода в Only you они работали в академическом институте.

Руководил группой молодой парень, выпускник Физтеха Ганс Петров. Как и Берг, немец по матери, Ганс не походил на образ программиста, который штампуют в блокбастерах. Блондин с голубыми глазами был аккуратно подстрижен, следил за собой, носил твидовый пиджак, не любил джинсы и fast food. Во всем остальном — типичный кодер. При виде интересной задачи его глаза загорались, а 24 часа становились условностью.

Впрочем, обманчивая внешность была не только у Ганса.

Анна как-то сказала ему:

— Ты похож на Остапа Бендера, только образованнее и одеваешься лучше. Хотя твой юмор…

— Трикстер он и есть трикстер, — ответил любимой Берг. — Просто немецкая кровь научила меня держать его в узде.

Уже понимая правила венчурного бизнеса, Михаил предложил Гансу миноритарный пакет акций и опцион для его ребят. И ни разу об этом не пожалел. Затем он попытался создать в коллективе атмосферу стартапа: горизонтальная плоская структура, отсутствие иерархии, интересные задачи, мозговые штурмы, 24/7. В онлайне требовались другие компетенции, чем в офлайне. Михаил и компания росли вместе с рынком, совершая ошибки, исправляя их, наступая на новые грабли.

Успех составляющей e-commerce принесли несколько тактических решений, принятых в правильный timing (время). Only you вовремя отказалась от баннерной рекламы и перешла на контекстную, платя поисковику «Яндекс», а позже и Google, за каждый клик. Сейчас-то это понимает даже школьник, а в начале двухтысячных это был шаг в неизвестность. Ближе к середине нулевых Берг решил заказать дизайн сайта — витрины интернет-магазина — Теме Лебедеву, талантливому, модному и креативному. Впервые Тема появился на телеэкранах в придуманном им самим рекламном ролике «Яндекса» в роли бритого блатного гопника, который спрашивал страшным (не Теминым, правда, его переозвучили) голосом: «Закурить не найдется?». И получал ответ, ставший визитной карточкой поисковика: «Яндекс. Найдется все».

Переговоры со студией Лебедева уже подходили к завершению, но тут Бергу понадобилось купить большой холодильник родителям на дачу. Он вышел на сайт «Холодильник. ru» — и до позднего вечера просидел за монитором. На следующее утро собрал свою команду и ткнул пальцем в экран:

— Вот как надо! За сколько месяцев сделаем?

Валерий Ковалев, основатель онлайн-магазина бытовой техники «Холодильник. ru», придавал огромное значение качеству фотографий товара и его подробнейшему, иногда даже избыточному описанию. На его сайте уже тогда появился форум, где покупатели, продавцы-консультанты и даже сам Ковалев обсуждали разные темы, отвечали на вопросы, обменивались опытом. Это сейчас каждый понимает, что качественное описание товара — обязательно для любого сайта. А тогда у многих на странице были только кривые фотографии и цена.

Берг отложил контракт со студией Лебедева и занялся переработкой сайта. Команда уложилась за три месяца. И Only you превратилась в одну из лучших страничек Рунета. Теперь можно было активнее заниматься ее продвижением. Поскольку компания Михаила рано подписала контракт о контекстной рекламе, достаточно быстро пришло понимание важности SEO — search engine optimization, оптимизации поиска, работы над тем, чтобы твой сайт всегда был в числе первых при любом запросе, который касается ювелирных изделий. Это требовало специальных навыков, и компания привлекла специалиста, долго работавшего над созданием поисковых программ.

Теперь он занимался тем, что заставлял поисковые системы выводить клиентов на сайт Only you при запросах не только «купить кольца и серьги», «золото», «бриллианты», но и в случаях, когда искали «подарки», проводили «свадьбы», отмечали «юбилеи».

Берг также достаточно рано обратил внимание на рекламу и PR в социальных сетях SMM — social media marketing. Он начал с «Одноклассников», а позже подключил «ВКонтакте» и Facebook. Став лидером в России, компания открыла филиалы в Латвии, Украине, Казахстане, Азербайджане, Грузии, Турции. При этом все филиалы строго использовали только сервера на местах — поисковики по запросам выдавали их как местные компании. В 2013 году Only you продала ювелирки на 53 миллиона долларов и добилась уровня конверсии «пять». Это означало, что из каждых ста посетителей сайта пятеро делали покупки: серьезный успех.

Михаил налил еще чая, отложил планшет и вышел в гостиную. На полках стояли фотография Альфреда — сына от первого брака, который завершился по взаимному согласию: Михаилу и Светлане просто надоело быть вместе. Как заметил английский писатель Ивлин Во: «Джон Верни женился на Элизабет в тысяча девятьсот тридцать восьмом году, но упорно и люто ее ненавидеть стал лишь зимой тысяча девятьсот сорок пятого». Нет, у них со Светой до ненависти не дошло: просто пришло понимание, что есть общее прошлое, но нет общего будущего.

Самая большая фотография в комнате: Михаил и Анна стояли на фоне тосканского пейзажа. Голубое небо уходило в бесконечность, далекая дорога петляла по невысоким холмам. На одном из них была оливковая роща, на другом — уютная небольшая усадьба, увитая зеленью. Сено, собранное в круглые стога, наполняло мгновение ароматом разнотравья. Анна подняла руку вверх, прикрываясь от солнца. Это почему-то делало ее беззащитной. А, может, Бергу только так казалось. Но всем, кто взглянул бы на этот снимок, сразу становилось ясно: этим двоим хорошо друг с другом, а мужчина выглядит счастливым.

Мысленно улыбнувшись Анне, Михаил засобирался в офис. Их у компании было два. Один — главный — находился на севере Москвы в Медведково и располагался в современном комплексе без излишеств, но с недорогой арендой. Там Only you снимала два этажа. Второй, представительский, — рядом с домом, в пяти минутах ходьбы. Всего чуть больше ста плюс квадратов, он вмещал кабинет Берга, переговорную, комнату для помощников и сотрудников, занимавшихся рекламой и PR. В том же здании (очень удобно) находилась юридическая фирма, которая вела все его дела. Вокруг было полно симпатичных ресторанов, где Берг назначал деловые ланчи. Обставленный современно и стильно представительский офис был нужен Михаилу для переговоров с поставщиками бриллиантов, разговоров с крупными офлайн-клиентами, венчурными инвесторами и онлайн-предпринимателями — от начинающих до уже добившихся первых результатов — создавших прототип какого-либо цифрового продукта, получающих стабильно растущие финансовые потоки. На поздних стадиях развития стартапа Михаил уже не видел желаемой доходности, старался избегать сделок.

Несколько дней назад Бергу позвонил dolboeb. Такой ник в ЖЖ выбрал себе Антон Носик, предприниматель и журналист, один из самых читаемых русскоязычных блогеров. В общем, легендарная фигура, которая, казалось, так или иначе повлияла на почти каждый большой проект Рунета.

— Миша, шолом, — Носик был в своем репертуаре, — а придумай-ка мне рифму к слову «веник».

— «Ху*ник», — быстро ответил Берг. Он хорошо знал, чего Антон от него ждет.

— А я всегда говорил, что ты в душе поэт, — в голосе dolboebа совсем не было сарказма — только гордость за талантливых друзей. — Мне тут родственники позвонили, их сын там чего-то придумал, поговори с ним, а то я уезжаю. Андрей его зовут. Он с тобой спишется по электронке, лады?

Получив согласие, dolboeb с облегчением в голосе попрощался. А Берг через пару часов после телефонного разговора договорился о встрече с протеже Носика. Она была назначена на сегодня же.

Андрей выглядел отлично: современный прикид, дизайнерские джинсы и обувь, дорогая модельная стрижка. Умные серые глаза, отличное спортивное сложение, обаятельная улыбка. Бергу вдруг захотелось стать моложе.

— Привет, — доброжелательно сказал он. — Антон объяснил, что ты хочешь обсудить проект. Давай. Как говорят в Долине, «у тебя десять минут». Время пошло.

— Михаил Лазаревич, — начал Андрей.

— Просто Михаил, — поправил Берг. — И не выкай. В it — все на «ты», привыкай.

— Михаил, — собеседник, быстро принимал правила игры, — у меня есть потрясающая идея, она может стать революционной для интернет-магазинов. Не будет ли самонадеянно с моей стороны, прежде чем тебе ее изложить, попросить подписать договор о неразглашении?

— Договор я готов, конечно, подписать. Но со своей идеей можешь меня пока не знакомить. Что у тебя есть, кроме нее? Есть команда, прототип продукта? Где и как ты тестировал свои гипотезы? Если идеи не протестированы — мы называем их гипотезами.

— Михаил, я все-таки хотел бы рассказать о своей идее, естественно, после подписания юридических документов. Она настолько интересная, что может изменить индустрию. Мне нужен такой опытный партнер, как ты. И я готов уступить часть акций за финансовую поддержку.

— Я не «ангел», я «венчур», — пожал плечами Михаил. — Я вкладываю деньги в компании на более поздней стадии развития. На этапе идеи ты сможешь поднять средства только через алгоритм «три F»: Family, Friends and Fools — семья, друзья, незнайки). Идея в нашем бизнесе не стоит ничего. Я сам могу подарить тебе несколько идей, которые потенциально могут изменить мир. Мы ценим execution — воплощение идеи. Как только видим, что твоя гипотеза работает, твоя команда работает, что состоялась редкая магия: ты правильно спрогнозировал рынок и нужен миллионам юзеров. Или десяткам тысяч бизнесов. Вот тогда я сам тебя найду.

— Тогда меня многие будут искать, — Андрей сохранял хладнокровие. — Но условия уже будут другими.

— Меня это не пугает. Я прочитал твое резюме. У тебя нет опыта работы не только в технологической, но даже в интернет-компании. Я так понимаю, что и про стартапы ты почти ничего не знаешь. Попробуй-ка для начала прочитать несколько полезных книг о web-предпринимательстве, поработай в одном из онлайн-магазинов — ведь твоя идея связана с интернет-торговлей — а потом приходи ко мне еще раз через годик. Идет?

Андрей кивнул. Берг вызвал помощницу.

— Марина, записывайте и отправьте Андрею на e-mail, — говорил Берг своему референту. — Стив Бланк «Четыре шага к озарению», он же в соавторстве с Бобом Дорфом «Стартап. Настольная книга основателя». Гай Кавасаки «Стартап». Изучите и две книги о практическом опыте web-предпринимателей постсоветского пространства — Максима Спиридонова «Рунетология» и «Пространство. UA. Действующие лица». И пусть читает блоги венчурных инвесторов и ангелов — бодрит.

Как только Андрей попрощался, у Берга пикнул смартфон, сообщая о приходе нового почтового сообщения. Наметанный взгляд Михаила тут же выхватил странный домен: @onion. «Реклама лукового супа? — подумал Берг. — Видимо, новый ресторан по соседству предлагает французские бизнес-ланчи». Но это было сообщение от любимой, и Михаил бы дорого дал, чтобы его не получать.

«Берг, спасибо тебе за все. Люблю тебя. Так получается, что больше мы не увидимся. Помнишь, ты обещал выполнить мою просьбу? Даже поклялся. Так вот она: не надо меня искать. Живи своей жизнью».

Как всегда, Анна не подписалась. Она считала это лишним.

Михаил открыл стол, достал шкатулку из дорогого дерева, открыл ее и тупо уставился на кольцо с рубином. Только ювелиры знают, что самый дорогой камень — не бриллиант. Качественные, без вкраплений, рубины больше одного карата редко встречаются в природе. Поэтому цена зашкаливает. Рубин, обрамленный в белое золото, на который смотрел Берг, назывался pigeon’s blood — «голубиная кровь». Даже ему он был, в общем, не по карману. Но Михаилу хотелось, чтобы Аня запомнила день, когда он сделает ей предложение. Это должно было случиться послезавтра? Или еще через пару дней?

Рубин из Мьянмы, которую когда-то называли Бирмой, светился. Казалось, что его оттенок стал драгоценным именно потому, что птица из далеких мангровых вечнозеленых лесов Юго-Восточной Азии действительно подарила ему каплю своей, подсвеченной океанским закатом, тропической крови.

1.2. За много лет до описываемых событий

На втором курсе института Лазарь Фишман женился на дочери генерал-полковника Советской армии, начальника по тылу одного из ведущих военных округов. Генерал часто ездил по стране, так что в большой квартире на Ленинском проспекте Москвы всегда было малолюдно. Лиза, хорошая русская девочка, жена Лазаря, была из породы, которую Фишман обозначал для себя как «тихая красавица». Сам он, энергичный, носатый, веселый, всегда нравился противоположному полу. Вот и Лиза не устояла. Через год после свадьбы, в начале пятидесятых, когда в газетах все громче стали раздаваться призывы «раздавить безродных космополитов», Павел Петрович Долгов, тесть, позвал Лазаря в кабинет, закрыл за ним дверь, налил обоим по рюмке коньяка. Долго мялся, кряхтел и, наконец, выдавил из себя:

— Ты Лазарь, это, не обижайся. Сам должен все понимать.

Он достал из стола два паспорта — Лазаря и Лизы. В них стояли штампы о разводе.

— Лиза знает? — спросил Фишман просто.

— Да, — кивнул Долгов. — Ну, это так, формально, а жить можешь здесь. Времена такие…

Лазарь взял паспорт, молча вышел из кабинета и пошел собирать свои книги. Больше он никогда не встречал ни Лизу, ни Павла Петровича, хотя знал, что карьера бывшего тестя еще долгие года продолжала идти в гору. Позже понял, что тот все-таки любил его, переживал, чувствовал вину. Но страх человека, даже прошедшего войну, был сильнее. Много коллег и знакомых генерала исчезали без следа и без права переписки, а их несчастные семьи ссылались в одночасье в какие-то далекие и холодные города и за меньшие преступления, чем пригреть «космополита».

В отличие от Фишмана, который с того дня перестал интересоваться Долговыми, Павел Петрович следил за карьерой Лазаря и, похоже, при случае, даже ей помогал. Через полтора года после смерти Сталина Фишману, только что получившему красный диплом молодому экономисту, предложили сразу должность начальника сектора снабжения металлорежущим инструментом вновь образованного крупного оборонного главка. Возможно, это было не протекцией, а совпадением: страна, спалившая в топке войны десятки миллионов людей, нуждалась в талантливой и образованной молодежи, которая будет продолжать ковать ее оборонную мощь.

Ольгу Берг Лазарь встретил лет через десять. Высокая светловолосая немка, словно сошедшая с рекламы о пользе молока, была выше его на полголовы. К тому времени он уже превратился в легенду министерства оборонной промышленности. Учреждение меняло свои названия, подчиняясь фобиям кремлевских правителей, но к тому времени Фишман стоял у штурвала снабжения всех крупнейших строек и объектов. И как-то само собой сложилось, что сменявшие друг друга замы министра, прежде чем поставить визу на тот или иной документ, касавшийся материальных ценностей, осторожно спрашивали:

— А Лазарь подписал?

В молодом специалисте рано проснулся талант управленца. Своим острым умом он понял, как устроена система так называемого «социалистического хозяйствования», в чем ее сильные и слабые стороны, как эти знания использовать. Из личного опыта он вывел и сформулировал главное правило советского снабженца: объект, за который отвечаешь ты, должен получить все. Пусть даже в ущерб другим. Лет через пять Фишман знал поименно каждого сотрудника Госплана, всех интересовавших его начальников главков, их заместителей и секретарш, жен и детей, их дни рождения и круглые даты. Со временем директора заводов, на которых его ведомство размещало заказы, хотели иметь дело только с ним. Знали: если Лазарь сказал, что поможет, все поступит точно и в срок: и прокат, и запасные части, и ремкоплекты. Даже дефицитная мебель и холодильники, которые высоко ценились в среде совковой технической элиты.

Знаменитые «карты Лазаря» появились на свет в шестидесятых. Чехарда времен Хрущева, замена министерств на совнархозы (советы народного хозяйства) чуть не обрушили провода снабжения, дороги и тропинки, по которым, повинуясь бумажкам с визами Фишмана, туда-сюда сновали эшелоны, плыли баржи, сизо дымили выхлопными трубами тяжелые грузовики.

Заместитель министра, заглянув как-то в кабинет к Лазарю, самому молодому начальнику главка и члену коллегии, увидел карту Советского Союза, утыканную булавками. Они были связаны разноцветными нитками, тянулись от одной к другой, причудливо переплетались, создавали непонятные постороннему глазу узоры. Цвет каждой нитки имел значение: ими кодировались не только товары, за поставку которых отвечал Фишман, но и сроки поставки, надежность контрагентов. А то, что каждая булавка имела еще и свои имя, отчество и фамилию, Лазарь так никому и не рассказал. Иногда «булавкой» (сейчас бы сказали decision maker) был директор завода, иногда — его зам. Были и причудливые истории: где-то все решала секретарша, где-то жена. На нескольких заводах — молодые помощники директора, а на паре предприятий Сибири, как ни странно, — особисты второго отдела. Все зависело от личностей. Берг держал в своей лобастой, с залысиной, голове сотни телефонов. В его записную книжку только ему понятным почерком аккуратно заносились дни рождения и свадеб всех его «профессиональных контактов», потребности республик, областей, строек, гигантские обороты ресурсов страны, отдавшей себя на милость военно-промышленному комплексу.

За участие в строительстве второй очереди полигона Тюра-Там (так называли «Байконур» те, кто был в теме; село Байконур географически находилось в двадцати с лишним километрах — запутывали шпионов), к которой его прикомандировали по просьбе минобороны и министерства общего машиностроения (космос), Фишман получил Государственную премию СССР. Кроме значка, она принесла и солидные деньги, которые он еще и мог потратить: в Совке купить что-то на свои рубли было нелегко. Но только не Лазарю, распорядителю ресурсов крупнейшей индустрии.

За ввод в строй базы подводного флота подоспел Орден Ленина. Если Госпремия вызвала легкий ропот главного министерского гэбэшника, то «Ленин» заставил его высказать министру несогласие.

— Вы знаете, что я уважаю профессиональные качества Лазаря Моисеевича, — начал он. — Но, может, сначала все-таки орден Трудового знамени…

— Кошкин, иди в жопу, — ответил министр. — Ты умеешь читать «карту Лазаря»? Нет? И никто не умеет. Когда он простудился, стройка в Арзамасе-16, к которой его попросило подключиться министерство среднего машиностроения (прим. автора — атомная промышленность), остановилась на целых десять дней.

Министр помедлил, затянулся крепчайшей «беломориной» — наследие молодости, проведенной на ударных стройках пятилеток, — и повторил свой вердикт, который стал широко известен всем, имевшим отношение к оборонке:

— В жопу!

С тех пор Фишмана никогда не трогали. Почти. Он стал, говоря современным языком, узнаваемым и уважаемым брендом, продолжая сохранять фирменную эффективность. Моисей, его отец, за всю жизнь не проработавший и дня наемным работником, объяснял таланты сына по-своему:

— Твой дед — выкрест, купец первой гильдии, но он не был ни экономистом, ни математиком, как ты. Все деловые книги держал в голове, а у тебя — высшее образование.

«Выкрестом» в царской России называли еврея, принявшего православие. Без этого о купечестве, да еще и самого высокого ранга, можно было даже не мечтать. Сам Моисей всю жизнь занимался, как сейчас бы сказали, мелким бизнесом — в том узком пространстве, которое оставила для него советская власть. Покупал патенты, чинил все, что ломалось, зарабатывал хорошие деньги — в СССР не умели организовывать сервис, а он смог — к нему шли, как в персональный дом бытовых услуг. Ну и, как в известном анекдоте, «по вечерам еще немного шил». На заработанное покупал золотые николаевские десятки и прятал в металлические ножки кровати. Властям не доверял, дружил с адвокатами, часто с ними советовался, аккуратно следовал всем законам и постановлениям. Носил подарки, как он их называл, «городовым»: то бутылку дорогой водки или ординарного коньяка, то кусок говяжьего филе с рынка, а иногда, по сезону, и корзину с отборными фруктами. Пару раз пытались привлечь, но у Моисея был такой порядок в делах, что его всегда оставляли в покое: законопослушный кустарь-одиночка — что с него взять? Но, сука, опытный и начитанный. Да и его друг-адвокат возникал почти сразу, интересовался, задавал вопросы, писал жалобы.

Пока Лазарь учился, Моисей аккуратно выдавал ему «вторую стипендию». А однажды сказал молодому специалисту:

— Если нужны деньги, возьми. Вижу, ты ими сумеешь распорядиться с умом.

Лазарь Моисеевич обычно приходил в «присутствие» к семи утра и работал до пяти вечера. Его секретариат был больше, чем у министра: открытое пространство, на котором за многочисленными телефонными аппаратами сидели приглашенные им выпускники лучших институтов. В хаосе звонков, стуков телетайпов и телеграфных аппаратов, разговоров, в вихре заполненных рапортичек и нарядов Фишман напоминал дирижера, четко знающего, какую мелодию он задает оркестру.

По субботам — никогда не работал.

— Чтобы я в шабат на красножопых горбился?! — говорил он отцу.

— Тише ты, — отвечал Моисей. А сам улыбался: советскую власть не любили оба. Но, как сказал поэт, «времена не выбирают, в них живут и умирают». В своей театральной системе Станиславский вывел такую категорию — «предлагаемые обстоятельства». Актер умеет показывать, как он существует в тех или иных судьбах и положениях. Сам Станиславский позаимствовал этот термин у Пушкина, который изначально говорил о «предполагаемых обстоятельствах». Различие в том, что «предполагаемые обстоятельства» — фатальны, неизменны, персонажи не могут на них повлиять. Это раз и навсегда застывшее в капле янтаря древнее насекомое. А в «предлагаемых обстоятельствах» человек силой воли и своим видением способен не только плыть по течению, но еще и подстраиваться, влиять, приспосабливаться, интерпретировать, выбирать из возможных стежек-дорожек. В конце концов. Станиславский, кстати, и сам довольно удачно адаптировался к советской власти.

Лазарь и Моисей жили в пушкинских «предполагаемых обстоятельствах» — других-то, казалось, не было. Так распорядился безжалостный каток, который для социального эксперимента, казавшегося Фишманам тупым и быдловатым, утюжил, буксуя на пролитой крови, собственный народ. Но оба сумели изменить их на «предлагаемые». От роковой безысходности Пушкина — к гибкости основателя театральной школы.

— Партия предлагает, а еврей располагает, — шутил иногда Моисей.

Лазарь много раз поражался отцу: свободные английский и французский, латынь, греческий, блестящее знание истории, способности аналитика. Когда ручеек заказов кустаря оскудевал, Моисей пробавлялся внештатным переводчиком в Коминтерне и, позже, в Совинформбюро. Его переводы считались образцовыми. Если же деньги были, старался лишний раз не светиться в «штабах мировой революции». Когда на базе Совинформбюро создали Агентство Печати «Новости» (АПН), наводнившее под видом журналистов гэбэшниками и грушниками свои зарубежные корпункты и бюро, Лазарь вообще перестал напоминать о себе, сменил городской телефон, что в те годы было непросто.

Получил отец Лазаря лишь среднее образование. Но — в царской России, в знаменитой Ришельевской гимназии в Одессе на Дерибасовской. Учили там — на совесть. В Москву попал сразу после октябрьского переворота, в 1918 году, когда время, как дикое животное, вдруг сменило среду своего обитания. Иосиф, дед Михаила Берга, именитый Бессарабский купец, дал сыну золотую наличность и сказал: «Попытайся бежать, здесь опасно». А сам пропал в воронке гражданской войны, в бессмысленном братоубийстве, затянувшимся, как оказалось, на долгих семьдесят с лишним лет.

— В постель к твоему отцу я забежала на первом свидании, — смеялась, обращаясь к сыну Михаилу, много лет спустя Ольга Берг. — Он был такой напористый, позитивный, цветной. Тогда все были серые, а в Лазаре ощущалось ветхозаветное понимание добра и зла. Прибавь сюда еще врожденный шарм, умение ухаживать за женщинами, мозги. В тот день я решила, что как чистокровная немка должна еще и искупить вину перед евреями. И быстро поняла — какое искупление? Мне повезло!

Мать Михаила Берга была врачом и относилась к физиологии намного проще, чем было принято в те годы. Там, где ее сверстницы стыдливо уходили от разговоров о сексе, Ольга спокойно советовала: возьми с собой в гости чистые трусы, кусочек цветочного мыла, марганцовку (в шестидесятых советские магазины не баловали своих женщин). Впоследствии, наверное, это сказалось и на Михаиле, который, видя здоровое отношение родителей к этой стороне жизни, избавился от портящих настроение и здоровье предрассудков.

Начинающий врач-офтальмолог, собравшая себя, как и Лазарь, только собственными упорством и мозгами, Ольга никогда не была идеалисткой. Она видела, что сделала со своими, русскими немцами Россия, которой они служили не один век, тянули надрывно в Европу не желавшие двигаться древние сани из заснеженных холодных пространств. Стала свидетелем, как отправляли в казахские степи переселенцев, в чистое поле, без помощи и сочувствия. Как там потомки приглашенных царем Петром иноземцев начинали все заново под заунывную перекличку ветров и таких же невеселых странных местных музыкальных инструментов.

Они познакомились во время ежегодной диспансеризации. Ольга сказала Фишману, занося данные в медицинскую карту:

— Отклонений нет, но глазное давление может повыситься, следите за этим, Лазарь Моисеевич. Видно, что вы много работаете с бумагами, надо давать глазам отдых.

И не выдержала, посмотрела на обладателя редкого ФИО для поликлиники номенклатурного Четвертого главного управления при Минздраве СССР, что в Арбатском переулке, за зданием МИДа. Здесь Ольга завершала ординатуру и не часто встречала людей с такой вызывающе еврейской внешностью.

Фишман все понял, косым голубиным взглядом смерил молодую Ольгу и причмокнул:

— Как говорят физики-ядерщики, «если что-то нас не убивает, то, скорее всего, оно неисправно».

Ольга улыбнулась.

— Вы зря смеетесь, — нарочито строго произнес Фишман. И с интонациями фавна, добавил: — Я ведь не певун и плясун, а наоборот, плевун и писун.

Стало ясно, что он не пропустит ни одной юбки, если сочтет ее достойной внимания.

«Фавн», не тратя времени на разговоры, достал из портфеля блокнот, вырвал листок и записал: «Завтра, сквер у Большого театра, 19.00». Ольга кивнула, а он чуть не испортил впечатление:

— Я ведь настоящий коммунист…

Увидев реакцию («подумаешь, в этой поликлинике все такие»), задорно улыбнувшись, добавил:

–… хоть и беспартийный. Не торопитесь с выводами, завтра объясню.

Заинтриговал.

К месту встречи прибыл на черном ЗИМе с персональным водителем. В светлом костюме, в петлице знак лауреата Госпремии СССР, с букетом гвоздик, был неотразим. Остроумен и начитан, галантен и мил. Целуя Ольге руку, пошутил — программа на сегодня составлена, завизирована и обсуждению не подлежит. Вечер начался в Большом театре. К началу спектакля опоздали, но тут же появился администратор, лично провел в ложу. Давали «Царскую невесту» Римского-Корсакова, но после первого акта не выдержали, сбежали. Тяжелые декорации, строгие лица солистов и серьезная музыка не отвечали настроению.

Продолжили в ресторане Всероссийского Театрального Общества (ВТО) на углу Горького и Пушкинской площади. За соседними столиками Ольга видела знакомые лица — звезды советского театра и кино, расслабленные, в неформальной обстановке. Сюда не пускали посторонних, не было случайных людей не из мира искусств, но то, как проверяющий пропуска засуетился, ясно давало понять — перед Фишманом открываются любые двери.

Через много лет Михаил Берг тоже полюбил бывать там, где его родители впервые оказались вместе. По его просьбе, они даже показали ему на столик в уголке. Он и сам частенько заглядывал туда, пока, уже после перестройки, заведение не сгорело вместе со зданием.

— Это единственный ресторан в Советском Союзе, где спиртное продается без наценки, — объяснил Лазарь Ольге. — Руководителям ВТО удалось убедить правительство, что большинство актеров слишком мало зарабатывают. Так и есть: средняя зарплата «театрального» — девяносто рублей, не разгонишься.

И обратился к официантке Маше:

— Привет, муж вернулся? Нет? Не волнуйся, через пару дней объявится, как всегда. А нам, пожалуйста, салат «Планета», паштет, поджарку «по-суворовски» и коньяка армянского: моя дама — наследник Парацельса, вина не пьет.

По залу шел сутулый человек с острым умным лицом. Было видно, что он подшофе. С кем-то чокнулся, выпил рюмку, подошел к столику Фишмана.

— Лазарь, привет, какая красивая спутница.

— Знакомьтесь, — приветливо улыбнулся Фишман, — Ольга Берг, поэт Михаил Светлов. Выпьешь с нами?

Кто же потом, через время, напишет Евгений Евтушенко?

«Без нимба и денег

Вдоль шумных столов

Блуждал, словно дервиш,

Тишайший Светлов.

С улыбкою мудрой

Входил он в кафе.

Ни разу под мухой,

Всегда подшофе».

— Разве по пятьдесят, — Светлов улыбнулся. — И только потому, что с тобой такая красавица. Пусть вам вместе с Ольгой будет хорошо.

Он приветственно поднял рюмку, пошел своей «Аллеей Роз» к следующему столу.

— «И, в гроб сходя, благословил», — Фишман грустно процитировал Пушкина и пояснил:

— Миша тяжело болен, его не спасти. И заработков у него уже почти нет. Вот обходит здесь знакомых, многие его угощают, понимая, что нельзя. Да и он знает. Его все любят. И как поэт он недооценен.

— А почему ты называешь себя «коммунистом»? — не выдержав, спросила Ольга.

— Потому, что пока все строят коммунизм в одной, отдельно взятой, стране, для себя и своих близких светлое будущее я уже построил, — серьезно сказал Фишман и посмотрел Ольге Берг в глаза.

В начале семидесятых на свет появился их сын Михаил. Он родился при коммунизме — в одной, отдельно взятой, семье.