Псыгыпский душитель

Евгений Кузнецов, 2023

Тихий и спокойный горный поселок Псыгып не видел более нелепых изуверств на своем веку: девушка-нудистка доставлена в больницу с размозженным носом, супруги-дачники ни за что ни про что пострадали в результате ночного нападения на их дом прямо во время исполнения ими супружеского долга, до полусмерти избит владелец нутрии, которая подверглась «ритуальному удушению» прямо на его глазах… да еще этот чертов лось, найденный со сломанной шеей на дне Кушхэтского ущелья…Пока участковый «сбивает подметки» в поисках «маньяка», таинственный преступник совершает очередное немыслимое злодеяние – похищает у пиратов спирт капитана Флинта…

Глава 5

Едва различимая лесная тропинка вывела Ляпина к деревянному забору заброшенной детской турбазы «Красная зарница». Он всегда замедлял здесь шаг, придаваясь ностальгическим мыслям о минувшей эпохе. Действительно, некогда благоустроенная и ухоженная турбаза, как и те немногие сохранившиеся с прежних времен объекты инфраструктуры, ныне находилась в плачевном состоянии. Забор прогнил, и местами целые секции повалились на землю, вся территория густо заросла сорняком и кустарником, а деревянные домики с облупившейся краской потускнели и покрылись грибком от сырости. Лишь административный корпус из белого кирпича еще сохранял былой вид, но и его шиферная кровля отчаянно нуждалась в ремонте.

Выйдя из изумрудного полумрака леса к открытой солнцу спортивной площадке турбазы, Ляпин краем глаза уловил какое-то слабое движение в траве по ту сторону зеленой изгороди. Стараясь не производить шума, пригибаясь, он прокрался как можно ближе, где и замер, всматриваясь сквозь кусты. Так и есть, зрение не обмануло его, там кто-то был: Ляпин различил вынырнувшую из высокой травы, как Афродита из пены морской, рыжую женскую головку с распущенными вьющимися волосами. Он отчетливо разглядел и миловидное личико юной особы, густо покрытое веснушками, и ее обнаженные покатые плечи, и чрезмерно массивные груди, и живот, и даже полоску огненно-рыжей растительности внизу живота…

Ляпин непроизвольно сглотнул комок в горле и зло процедил:

— У-у, распутные девки, совсем стыд потеряли…

Волна возмущения вновь накрыла Ляпина с головой — теперь уже в полном объеме вернулся его ежегодный кошмар. Турбаза действительно не функционировала последние двадцать лет, но, как и прежде, она охранялась сторожем, местным пьяницей Колькой Шмыревым. Это и стало ее проклятием. Чтобы совсем не одичать без человеческого общества, Шмырев близко сошелся с «детьми природы». Так именовали себя приверженцы натурального образа жизни, или, как их называл Ляпин, нудисты.

Шмырев, или дядя Коля, как по-доброму обращались к сторожу «дети природы», позволял молодым людям проживать все лето на турбазе. Молодежь обоих полов охотно приезжала из соседнего Акваторска и других окрестных городов в это укромное местечко в горах, чтобы хоть на короткое лето позабыть о цивилизации, а также обо всем негативном и вредном, что, по их мнению, она навязывает горожанам, в частности, об одежде.

Закон здесь был один, но он был незыблем: переступив через порог турбазы, каждый вновь прибывший «дитя» принародно раздевался донага и давал торжественную клятву больше не одевать на себя даже фигового листка, находясь на ее территории. Весть о «голой» турбазе быстро разлетелась по всему побережью. Помимо истинных адептов натурального образа жизни, сюда потянулись и искатели новых эротических впечатлений. Кто-то приезжал со своим спутником, а те, кто пары не имел, надеялись встретить ее на турбазе. По виду же никто из них ничем не отличались от всех остальных.

Вечно пьяный Шмырев с усмешкой поглядывал на современных адамов с евами, всей одежде предпочитающих венки из одуванчиков, а по вечерам в чем мать родила гарцующих вокруг костра и извивающихся под монотонное тумканье африканских барабанов, но все же относился с уважением к причудам современной молодежи. В их оправдание можно сказать, что они не напивались, особо не шумели, вели себя культурно, были предельно любезны и приветливы друг с другом — в общем, на турбазе царила полная идиллия, какой здесь не было даже во времена ее официальной работы.

Жителей близлежащего поселка Псыгып нисколько не смущало соседство с бородатым мужиком в морском бушлате и заношенных джинсах, окружившим себя раздетыми догола молоденькими амазонками. Никого это не смущало и в садоводческом товариществе «Судомеханик»… точнее никого, кроме его вездесущего председателя. Ляпин негодовал от творящегося на территории хоть и бывшей, но все же детской турбазы «разврата» и с наступлением летнего сезона забрасывал участкового гневными жалобами. Участковый законопослушно отчитывался о некой проделанной им работе в отношении правонарушителей. Какую именно работу он проводил со злостными нарушителями общественного порядка, Ляпину было невдомек, поскольку нужного результата она явно не оказывала, и все так и продолжалось из года в год…

Оголенная девушка тем временем выпрямилась, стоя на земле на коленях, и принялась покрывать себя кремом для загара, выдавливая его из тюбика на пухлую ладошку и густо размазывая по раскрасневшейся от жаркого южного солнца молочно-белой коже. От ритмичных движений ее увесистые груди пришли в движение. Она обратила внимание на свои восхитительные груди, улыбнулась и принялась за них. Закончив с бюстом, она набрала в ладошку изрядную порцию крема и перешла к объемному животу. Совершая круговые движения, опускаясь все ниже и ниже, в какой-то момент ее ладонь скользнула прямо между ног и принялась скользить туда-сюда…

— Ах ты бесстыжая развратница… — вновь прошипел Ляпин, пристально глядя на блестящее от крема обнаженное женское тело, судорожно орудующее рукой в неприличном месте.

В какой-то момент перед глазами Ляпина все поплыло и потемнело, а голова пошла кругом. Его дыхание сперло, в груди учащенно заколотилось сердце, отзываясь молоточками в ушах, чего с ним не случалось уже давно, точнее с начала прошлого лета, когда одна из нудисток чуть было не довела его до сердечного приступа…

От возникшей слабости ноги Ляпина подкосились, и он упал на четвереньки, опираясь о землю локтями и головой. Из его открытого рта вырывались нечленораздельные звуки, ни то хрип, ни то рык, ни то стон.

«Главное, не поддаться слабости, удержаться от похотливого искушения и не смотреть, — мысленно наставлял сам себя Ляпин. — Главное, проявить силу духа».

— Дух сильнее плоти… Дух сильнее плоти… Дух сильнее… — вполголоса, как заклинание, стал безостановочно повторять он одну и ту же фразу.

Спустя минуту-другую Ляпин потряс головой, приходя в себя. Под рукой в траве он ощутил какой-то объемный предмет и поднял его. Это была увесистая, размокшая от прошедшего накануне ночью дождя, небольшая, но толстая коряга, размером с кирпич. Ляпин поднял глаза: сквозь кусты так и продолжало мелькать нагое женское тело, извивающееся в сладострастном танце. Вдобавок оттуда стали доноситься девичьи ахи и вздохи. Ляпин непроизвольно зажмурился, судорожно стиснув корягу в руке, а затем размахнулся и с силой швырнул ее наугад через кусты, куда-то в сторону ничего не подозревающей девушки.

В следующее мгновение из-за кустов послышался глухой звук, как будто от удара по боксерской груше, после чего все звуки стихли. Ляпин открыл глаза. Представшая перед его взором жуткая картина потрясла его: девушка в оцепенении так и продолжала стоять на коленях, а из ее разбитого носа струей хлестала кровь, заливая рот и подбородок. Ничего не понимая, она смотрела, как ярко-алые крупные капли падали с ее подбородка на груди. Растекаясь по ним тонкими струйками, кровь текла по животу, бедрам… Зрелище было поистине ужасающим, отчего Ляпин был не в состоянии оторвать от него глаз.

Девушка подняла руки к лицу и ощупала то место, где только что был ее смешной вздернутый носик, а ныне, распухая прямо на глазах, синела какая-то бесформенная слива. Поняв, что нос из дыхательного органа каким-то странным образом превратился в очаг острой боли, девушка не выдержала, и лесную тишину прорезал ее истошный вопль:

— А-а-а… Мой нос… Боже, что с ним…

— Господи, что же я наделал? — едва слышно прошелестел побелевшими от страха, трясущимися губами Ляпин. — Ведь я же хотел просто вспугнуть ее…

К девушке отовсюду поспешили другие «дети природы», среди которых было несколько крепких парней с внушительной мускулатурой. Все наперебой принялись то расспрашивать ее о том, что здесь стряслось и что с ее носом, то просто выражать свои эмоции.

— «Огняша, ты вся в крови…» — «Огняш, ты можешь дышать?» — «На, возьми подорожник, он останавливает кровотечение…» — «Огняшечка, поверни-ка голову… Ой, мамочки, я сейчас шлепнусь в обморок…» — «Боже, кто способен на такое чудовищное зверство?» — «Да, не повезло Няше. И одного дня не прошло как приехала, и вдруг такое…» — «Слышь, Грачик, а это не заразно?» — слышались голоса со всех сторон.

— Кто-то в меня… чем-то бросил… — сбивчиво стала объяснять Огняша плаксивым голосом, поглатывая отдельные слова, гундося и захлебываясь от душивших ее слез. — Вон оттуда… из тех кустов… Боже, что теперь… с моим носом… Кто теперь меня такую… полюбит… А-а-а-а… — голос девушки сорвался на визг, а затем вновь послышались ее горестные рыдания.

Трое крепко сбитых молодчиков ринулись к указанным кустам.

— Здесь никого нет, — выкрикнул один из них.

Да, Ляпина уже и след простыл. Он без оглядки несся по лесу в обратном направлении. Страх быть пойманным и сиюминутно подвергнутым физическому наказанию за нанесение хоть и не предумышленных, но все же тяжких телесных повреждений придавал ему немыслимое ускорение.

Несмотря на достаточно хорошую физическую форму и выносливость, Ляпин был уже совсем не молод. Полностью выбившись из сил, он остановился у кромки леса неподалеку от садоводческого товарищества «Судомеханик» и привалился к смолянистому стволы сосны. Тяжело и часто дыша, он всмотрелся в темнеющие позади него дебри леса. Погони за ним не было.

Боль и саднящее ощущение заставили Ляпина оторвать напряженный взгляд от безлюдной лесной тропинки и посмотреть на свои ноги. Резиновых шлепок на ногах как не бывало, он был бос. Голени до колен были иссечены мелкими кровоточащими царапинами. Колени сбиты в кровь. Он падал? Но где? Когда? В голове было пусто, лишь перед внутренним взором так и стояла жуткая картина: лицо перепуганной девушки, из расплющенного носа которой, как из пожарного брандспойта, хлещет кровь… Ярко-алая кровь… Фонтанирующая кровь… Все вокруг заливающая кровь… Одна лишь кровь… Кровь… Кровь…

— Боже… — выдохнул Ляпин. — Какой кошмар…

Он отделился от ствола сосны и, держась за сердце и бормоча что-то неразборчивое себе под нос, медленно побрел домой на непослушных, трясущихся мелкой дрожью ногах.