Злополучный репортаж

Евгений Кузнецов, 2021

Безотчетное стремление к журналистике толкает неудачника Сёму Киппена на отчаянную авантюру – собрать материал о выставке морских свинок и написать репортаж… казалось бы, всего-то… но вот результат: психоз у председателя Ассоциации свинкозаводчиков "СиПиГор", нервный срыв у главного редактора газеты «Горноморсквуд», увольнение верстальщика… а ведь Сёма хотел как лучше. (Из сборника «Ad podlicum, или Злоключения Сёмы Киппена» – 2)

Глава 1

Все это странно: я заметил, что никто не называет меня по-взрослому — Семёном. Мама всегда зовет только Сёмой или даже Сёмочкой, да и дядя Берл с тетей Дворой, и Сарочка с ее мамашей Гольдерманшей, и даже малознакомые, а то и вовсе незнакомые мне люди… как будто я до сих пор бегаю в коротких штанишках. Кстати, бегать мне, пусть и в брюках, последнюю неделю приходится немало, ведь я устроился работать почтальоном.

Сегодня была пятница — последний рабочий день. Меня окрыляла радостная мысль: поскорее избавиться от единственного оставшегося конвертика, набить опустевшую от газет, журналов, бандеролей и писем сумку «Морским» пивом и закатиться на все выходные на дачу. Но разве светлым мечтам суждено сбываться?

Я шел через площадь Вождя, неосознанно стараясь держаться поближе к деревьям. Пышные кроны каштанов укрывали меня не столько от солнца, сколько от двух крайних окон на третьем этаже гостиницы «Континенталь». Уже год я обходил ее седьмой дорогой, но в этот солнечный июньский полдень по иронии судьбы мне предстояло вновь побывать в редакции газеты «Горноморсквуд» — я доставлял туда корреспонденцию. Это место, наверное, всегда будет напоминать мне о первом журналистском опыте и о той неприятной истории, которая приключилась со мной прошлым летом в универсаме. От навязчивых воспоминаний я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту и, что еще хуже, после ночных кошмаров не могу даже смотреть на свою обожаемую Сарочку. Вот такие дела: даже одного взгляда на гостиницу мне хватило, чтобы разворошить старую душевную рану…

Минут пять я посидел на лавочке перед входом в «Континенталь», отрешенно глядя в пустоту перед собой. Почувствовав, что немного пришел в себя, я встал, поднялся на три ступеньки и, опираясь левой ногой о вторую створку, открыл массивную деревянную дверь. Пересекая гостиничный холл, я на ходу показал молодой и улыбчивой администраторше на синюю сумку с белым почтовым логотипом, а затем вошел в лифт и кнопкой подал сигнал электродвигателю к вознесению меня на третий этаж. Там красная ковровая дорожка привела прямо к двери с табличкой, на которой было выгравированно название издательства. Я постучал, повернул ручку и с тяжелой душой шагнул в образовавшуюся амбразуру прямо навстречу судьбе.

Сегодня редакция пустовала, и там царила непривычная тишина. Секретарь Эллочка в одиночестве сидела на подоконнике, задумчиво смотрела в открытое окно и, лениво постукивая ярко-алым ноготком по сигаретке, стряхивала в него пепел, естественно, прямо на головы прохожим.

— Здгасти, — глянув на меня, каркнула она и вновь вернулась к созерцанию площади у городской администрации, по которой вяло ползали разморенные на солнце курортники в разноцветных одежках.

Я прекрасно понимал Эллочку: жизнь человеческого «муравейника» под названием Горноморск, рассматриваемый с высоты полета майского жука, это действительно завораживающее зрелище.

На голос Эллы из-за пластиковой ширмы появилась лысая голова-луна главного редактора. Увидев меня, расположенные на этой «луне» глаза округлились, а брови взметнулись на лоб. Через минуту, справившись с эмоциями и взяв под контроль мимику, Шеф, то есть Владимир Аркадьевич Южный — так звали главного редактора официально — весь выплыл из своего укрытия и, проявляя обычное для него гостеприимство, жестом пригласил меня проходить.

Мы сошлись на середине комнаты. Шеф остановился и изобразил жест мыслителя — почесал затылок. От него волнами исходили пары какого-то элитного алкоголя, по-моему, виски, и я немного отстранился к окну. Там было не свежее из-за Эллочкиных сигарет, но зато теперь взору открылся укромный уголок за перегородкой — логово Шефа.

Внимание сразу привлекла одна вещица на его столе.

«Так и есть, угадал», — ухмыльнулся я.

Это была большая, пузатая, выдутая из зеленого стекла бутылка шотландского виски «Вандер Лайфсонс». Пока я разглядывал бутылку и радовался своей прозорливости, Шеф тоже о чем-то молча размышлял — его глаза были хитро прищурены, как будто он задумал что-то недоброе.

Молчать дольше было неприлично — я первый должен был заговорить.

— Здравствуйте, Владимир Аркадьич! — смущенно улыбаясь и пряча глаза, поприветствовал я своего бывшего начальника и протянул ему письмо и ведомость. — Вот… заказное… распишитесь.

— Привет, парень… Слушай, напомни-ка… — Шеф произвел пальцами левой руки жест припоминания прямо у меня перед носом.

— Семён Киппен, — чисто автоматически напомнил я ему свое имя.

— Сёмочка! — обрадовался Шеф — искорки-бесенята запрыгали в его глазах. — Спасай, дружочек. Видишь, — он простер руку в сторону Эллы и описал широкую дугу по всему помещению, — никого нет. Кто в отпусках, кто в полях, кто на фронтах, а у меня мероприятие горит: сущая безделица — выставка морских свинок, — но я обещал осветить, а сам пойти не могу, понимаешь? Теперь на тебя одного надежда. Ничего особенного делать не надо: вот несколько вопросов, задашь организатору, — Шеф как по волшебству достал из кармана брюк сложенный вчетверо листок и вложил его мне в руку, — пообщаешься с людьми, посмотришь выставку, в общем, принеси мне хоть что-нибудь для репортажа.

Я молча обдумывал неожиданное предложение. Противоречивые мысли, поочередно сменяя друг друга, одолевали меня каждая своей убедительностью: «Посещение универсама прошлым летом, тоже с подачи Шефа, отразилось на мне тяжким нервным потрясением и, как следствие, ночными кошмарами, да еще стал преследовать навязчивый запах"Самсары"… С другой стороны, что со мной может случиться на выставке морских свинок?! Напишу репортажик, выручу Шефа… В благодарность он сразу же возьмет меня в штат… назначит хорошую зарплату… Сделаю карьеру до его зама… Потом, глядишь, и… А мама-то как будет мной гордиться. Еще бы! Из почтальона — в журналисты!»

— Знаете, Владимир Аркадьич…

Не успел я и слова сказать, как мудрый главный редактор, видя и понимая все мои опасения и соблазны, быстро сообразил:

— Во-первых, зови меня Шеф. Во-вторых, ничего не бойся — никаких недоразумений… — он не сдержал смешок, но хмыкнул в сторону, — как в универсаме не будет. Я лично позвоню и предупрежу организатора — это моя знакомая, ее зовут Това Феклистовна… Записывай-записывай, что стоишь смотришь?! Ты ведь уже проявил себя в журналистике — помню-помню… — Снова голова в сторону и хмыканье. — Я сразу это понял, — Шеф положил левую руку мне на плечо, а пальцем правой потряс у меня перед носом, — тебе нравится наше ремесло. Ну что скажешь?

Сомнения — прочь! Я не эгоист: доверие Шефа, мамина радость, Сарочкино восхищение и соседская зависть — все это важнее собственных страхов. Вот так я снова стал журналистом! Хотя больше хотелось побыть самим собой: попить пивка на даче, поваляться на солнышке у речки, половить рыбу…

Глава 2

Воскресное утро выдалось на редкость погожим: солнце уже с раннего утра припекало, а на небе не было ни облачка — чудесная погода для дачного отдыха у реки. Но вместо рыбалки я слонялся по выставке и пытался разузнать хоть что-нибудь о морских свинках.

Откуда-то справа раздалось раскатистое, усиленное репродукторами сообщение, и я, как заправский журналист, достал из кармана блокнот и перелистал его. На первой странице был рецепт моей авторской пиццы «Мазель», на двух следующих — набросок прошлогоднего алкогольного расследования и коды домофонов моего почтового участка. Я открыл чистую страничку и сокращенно записал то, что транслировали на весь зал: «поб. в номинац. мех. экстрим. короткошерст Пиня».

Шел второй день Южной выставки морских свинок. Признаться, весь первый день я откровенно провалял дурака и ничего не фиксировал, резонно рассудив, что все самое значимое и интересное организаторы, наверняка, приберегли на заключительный день. Поэтому большую часть субботы я провел возле пивного ларька — сидя на бордюре в прохладной тени каштана-великана, дуя пенное и закусывая сушеной таранкой. И вот сегодня где-то к середине дня я с ужасом осознал, что, видимо, ошибся в ожиданиях, и теперь приходилось срочно наверстывать упущенное.

Я пробирался сквозь толпу в поисках того самого Пини, чтобы взять интервью у его владельца. Народу была тьма-тьмущая, а вот свободного места — крайне мало. Расставленные рядами столы образовывали лабиринт с узкими проходами. В плотно прижатых друг к другу открытых вольерах сидели щекастые грызуны, и все дружно что-то жевали. Свинки работали сначала передней частью — с челюстями, а затем задней… а то и обеими одновременно. В огромном помещении духота стояла страшная, и жутко воняло.

Не обращая внимания на неудобства, свинкозаводчики расческами, фенами, бигуди и другими средствами придавали маленьким питомцам наиболее выигрышный вид — точно в соответствии со своими своеобразными представлениями о красоте. Мало того, отвлекаясь от придания лоска будущим чемпионам, свинководы постоянно мельтешили по узким проходам, не давая возможности посетителям выставки как следует приглядеться к причудливым животным за их кровные двести рублей, уплаченные за входной билет.

Чисто инстинктивно я потянулся на свет, туда, где высокие витринные стекла образовывали угол. Там происходила особенная возня и суета. Именно оттуда звучали сообщения ретрансляторов, громкие выкрики, смех и аплодисменты. В огороженном столами светлом уголке вершилось главное таинство всего мероприятия — конкурсные отборы и награждения победителей, а в паузах проводились различные лекции, мастер-классы и рекламные презентации.

Конец ознакомительного фрагмента.