Воскресители

Евгений Еременко, 2019

Воскресители – полусекретная организация в ведомстве российского ФСБ, в которой работает Денис Волков, обычный парень, с не очень обычными особенностями, как и весь отдел целиком. Все идет относительно гладко до одного момента, , поставившего привычный уклад с ног на голову и требубщего самых скорых, но отнюдь не самых стандартных решений. Содержит нецензурную брань.

А ты уходи, и чем дальше — тем лучше,

Нет права тебе оглянуться назад

И ты не следи, как цепляясь за тучи

Дорогой небес поднимается ад…

(Канцлер Ги)

Глава 1

В наш век высоких технологий гарантий не дают даже морги. Когда коллеги за кружкой пива по выходным заводят разговор о том, что привело меня в эту контору, я иногда вспоминаю одного своего друга, у которого умер дед, а потом до инфаркта перепугал уборщицу морга и всю тамошнюю ночную смену. Конечно, когда сидишь себе, попиваешь чаёк за телеком, а к тебе приходит труп, тряся 90 — летними гениталиями и жалуется, что ему дескать холодно, реакция может быть самая разная, от непроизвольного мочеиспускания до разрыва сердца. А кто-то может сподобиться и упокоить мертвяка окончательно собственными руками, благо методов для этого существует множество. А до таких вот «мертвяков», как правило, не доходит, что за зрелище они из себя представляют в эти моменты. Да и мертвецами они отнюдь не являются, а вот ошибками диагностики — с полной уверенностью. Подобных случаев в мировой практике накопилось великое множество, хотя они сами по себе — большая редкость — менее 1 тысячной процента среди населения ежегодно. Но если принять во внимание само количество человек, что на нашей странной планете проживает, цифра получается внушительная. А после того, как в дело вступили воскресители, оказалось что и статистика — то верной не была — примерно эдак раза в 3. Конечно, мы пентаграммы не чертим, свечи не жжем и не приносим девственниц в жертву. У нас вообще, контора хоть и секретная, но вполне официальная, с компьютерами и оргтехникой, заполнением отчетов и выдачей зарплат. И воскрешением это можно назвать лишь отчасти, скорее это — побудка на очередной рейс собственной жизни. Впрочем, учитывая огромные шансы на него не успеть и быть поэтому выпотрошенным, зарытым или сожженным заживо, новую жизнь людям мы всё-таки даём. Вернее, возвращаем старую.

На проходной сегодня опять дежурил Петрович — премилый дедок, даже в свои 70 с копейками умеющий радоваться жизни, хотя и своеобразно, конечно, и в основном посредством шкалика за пазухой. Из-за этого — то, надо сказать, он так нам и загремел, употребив честь 70 дня рождения раза в три больше своей обычной нормы, в следствии чего собственное сердце мягко послало его на 3 буквы. Врач, диагностировавший его смерть, от Петровича образом жизни не сильно отличался, и не сумев нащупать пульс и не зафиксировав реакции зрачков на свет, дал диагноз вполне однозначный — смерть. Так вот, Петровича пришлось откапывать. Особых проблем на разрешение эксгумации контора никогда не имела, все шло с самого верха. Теперь он работал у нас как охранник. Хотя и по-хорошему, охранять нужно было его самого — от зова бутылки и ударов пошатнувшиеся здоровья. Здесь он хотя — бы был при деле. Ну или ему так ему казалось. Болтливостью он не страдал, секреты хранить умел, а большего от него и не просили. Ну, кнопочки жать да проверять документы. Этим он сейчас и занимался, внимательно изучая мой пропуск, как и вчера и третьего дня.

–Хорош, Петрович, — поторопил я, — мне опять не за опоздание влетит, а ты ещё задерживаешь.

— Не трынди, салага, — с деланной угрюмостью ответил он, — чего это мы опаздываем?

— Проспал, — ответил я и улыбнулся.

–Проходи, труженик блин, — улыбнулся он в ответ, обнажив остатки зубов, — Дуй покойничков откачивать.

Я кивнул и направился через фойе в длинный коридор, выкрашенный в шаровый цвет. Найдя нужную дверь под номером 24, я тихонько отворил ее и уперся взглядом в рожу своего начальника, на которой угрюмость уже была совсем не деланной.

— Ну что, Дениска, снова будильник не сработал? — спросила рожа.

— Эээ… — замялся я, — ну как бы это…

— Ты проходи, что встал, как бедный родственник. И расскажи всем нам, что тебя задержало на этот раз.

Я вошёл в офис, ловя на себе ехидные взгляды сослуживцев. Сразу вспомнилась школа и пришла мысль, что взрослых в нашем мире не бывает, есть только постаревшие дети. Первым побуждением было выдумать про очередную бабушку умершую, но у человека их столько не бывает, сколько уже их у меня скончалось, поэтому было решено во всём сознаться павши ниц или на колени, ну и далее по схеме.

— Проспал, — вздохнул я и стал пристально разглядывать свои ботинки, еле сдерживая улыбку. Ну не уволит же он меня меня, в конце концов.

— Волков, ну что с тобой сделаешь?… Не увольнять же.. — в очередной раз подтвердил шеф один из аспектов мысленных резонансов. Он вздохнул. — Проходи, пора арбайтен.

Мысленный резонанс — это то, чем контора, собственно, и занимается. У вас когда-нибудь бывали ситуации, когда говоришь одновременно одну и ту же мысль, не сговариваясь, в точности до слова? Уверен что у всех бывало. С тех пор, как была сформирована волновая теория мысли, многое странное встало на свои места. Конечно в массы теорию не пускали, всё было на уровне лженаук и баек из желтой прессы, но такое характерно на той стадии, когда новая наука начинает формироваться, а ты пишешь по ней фундаментальные труды. Штука в том, что два или более сознания для существования собственного не ограничивается одним только пространством внутри черепа. Это — своего рода радио, на которое можно настроиться, и если не слушать пока, то воспроизводить собственным «динамиком». Не чтение мыслей, конечно, но то, до чего мы в итоге сможем дорасти — туманно и перспективно до безобразия. Политика, бизнес, медицина, да и жизнь в общем и целом — все имело перспективы встать с ног на уши, потому и нужна была секретность.

Я под взорами ехидных глаз коллег прошествовал к своему столу. Все как в обычном офисе — стол, компьютер, телефон, стул. А вот кровать рядом — это уже наша фишка. Да, такова специфика работы — нам полагается спать. Если честно, мы это можем делать и прямо за столом, но на кровати получается лучше. Нас вообще всех здесь объединяет одна вещь — мы нарколептики поголовно. Нарколепсия, для тех, кто не знает, — это когда человек спит намного больше, чем это обычно требуется. Нас ещё и вырубает достаточно резко — сидит себе человек, что-то пишет и бац! — он уже носом где-то в клавиатуре. Вот всем отделом его и перекладываем на койку, там и дрыхнет. Когда по полчаса, когда больше, но обычно не более 40 минут. А далее — локализация, выезды, ну и т.п. Если зафиксируют что — то похожее на открытый канал.

Я включил компьютер. Он приветливо зажужжал, пискнул, открыл рабочий стол с видами Финского залива сумеречного времени. Захотелось в отпуск. Я вздохнул.

— Не вздыхай, — послышалось сзади. Иван Васильевич, так, кстати, зовут моего шефа, немного повеселел, как слышалось по голосу. — Ты уже напросыпал на два отпуска вперёд. Итак, рассказывайте, работнички. Подъезжайте ко мне и рассказывайте!

Народ потащил стулья в центр офиса и я последовал их примеру. У нас каждое утро с этого начинается. Конечно, учитывая то, чем мы тут занимаемся, можно сказать что у всех есть перспектива взять работу на дом, даже и не подозревая об этом.

— У меня ничего, — сказала Лена, натуральная блондинка на шпильках и брючном костюме. Просто удивительно, что она тут делает. Вообще, приятная особа, совсем не похожая на атакующий лабутен, красивая, хотя и на мой взгляд метр 80 для девушки многовато.

— У меня тоже, — сказал Олег, — всю ночь какая-то дичь, но по теме ноль. Олег — промежуточное звено между парнем и мужчиной 25 лет, холостой. Борода его не красила на мой взгляд, но на хипстера он не смахивал точно. Скорее на монаха Пересвета в лучшие годы, однако всё над ним шутили именно в этом направлении. Однажды даже скинулись и купили килограмм фалафелей. Правда, всё равно он ничего не понял, а сказал только, что невкусно. Ну да и ладно. А вот спинер ему понравился и теперь он его крутил.

Максим как обычно выпучил глаза и состроил какую-то огорченную мину.

— У меня что-то было, Иван Васильевич, но что — я не знаю. Я бы хотел обсудить это с вами лично попозже.

В такие моменты он, как мне думалось, хотел быть похожим на кота из Шрека, но по-моему так получался Горлум собственной персоной, разве что одевался он получше и вместо кольца у него была карьера. Девушкам он нравился, а вот мы мужским коллективом его считали жополизом. Иногда с ним было весело, да и парень был неплохой, но когда на горизонте появлялся Васильич или кто повыше, сразу всё начинало портиться. Поговаривали даже, что он пару раз закладывал кого-то из других отделов, но доказательств никто не имел, к сожалению или к счастью.

У меня тоже ничего, — сказала Аня. Ведь розовые пони не в счёт?

Аня, совсем ещё ребёнок, пока что ей и сигареты — то никто не продает без паспорта, а спиртное — так и тем более. Ведь 21 год ей стукнет только через месяц или около того. Роста миниатюрного, сложения — тоже, волосы каштановые. Я много раз представлял как бы они смотрелись на подушке, даже пару раз пытался это устроить. Ну кафе там или кино, но она только смеялась и говорила что не любит фильмы времен СССР. Ну типа староват я для неё. Наверное, она была права. Но по работе и в жизни — само очарование.

— Ну а ты, Дениска? Столько, сколько ты дрыхнешь — мог бы и с пользой это делать.

Все засмеялись. И тут…. С Васильичем что-то произошло. Его рот стал растягиваться в стороны, а зубы заостряться и вытягиваться, со всеми происходило то же самое. Это не пугало, а казалось вполне нормальным. Они смотрели на меня и говорили какую-то поначалу белиберду (ну с их — то ртами — понятно), но потом я начал что-то различать.

« Кто-нибудь» — говорили они. Сначала я разбирал только Васильича, а потом и все «подтянулись» и стали говорить это самое «кто-нибудь».

— Я здесь, я слышу, — ответил я и подумал «…Началось…» Потом они потянули ко мне руки и наступила тьма.

****

— Вы где?! Где вы?! Кто-нибудь!

Тьма понемногу рассеивалась и я начинал различать какие-то контуры. Как — бы тени людей, как — бы призраки. Много призраков, но голос шел не от них. На возвышении было какое-то светлое пятно и кричали оттуда. Точнее, кричала. Девушка, судя по голосу. Он был высокий и полный какого — то нереального горя. Я прошел сквозь толпу приведений. Сопротивления они не оказывали, да сколь-нибудь твердыми и не были, как им и полагалось, в принципе. Белое пятно приближалось и обретало человеческие очертания. По мере приближения я начал осознавать, что это — действительно девушка, лет 25, красивая до неприличия, а белым пятном она казалась не только потому, что ей удалось открыть канал, но еще и потому что она была в белом. В свадебном, если совсем точным быть. Стояла и вещала с возвышения, как античным ораторам приличествует, а не невестам вовсе. Хотя и место данное тоже вряд — ли какой невесте бы подошло. Немного найдется таких, кто предпочтет цветы на венках и в четном количестве, да и к тому же в комнате с кучей народа, но мало похожей на банкетный зал. И где попы стоят и молятся совсем не за здравие.

— Я здесь, — сказал я снова, когда до неё осталось метра 3. Она меня увидела и двинулась в мою сторону, двинулась быстро, почти побежала, всхлипывая и причитая что-то непонятное, по-моему даже попыталась меня обнять, но, естественно, у неё ничего не получилось и она пролетела сквозь меня.

— Тише, девушка, — сказал я, — у нас мало времени. Вы должны сказать, где вы находитесь, лучше с указанием места — я развернулся к ней.

— Я через три дня замуж выхожу! — был мне ответ. — Замуж, понимаете?! Не в колумбарий, а замуж! Свет от неё стал меняться на красноватый и серый, канал переставал быть стабильным. Он дрожал и в любую минуту мог оборваться, истерика — дело такое.

— Если вы не успокоитесь, мне придется уйти. А в этом случае колумбарий вам обеспечен точно.

« Жаль по щам врезать нельзя, это бы точно помогло..» — пронеслось в голове, но видимо слова до неё дошли и аура стала светлее и ярче.

— Я не знаю где… — ответила она уже ощутимо пытаясь держать себя в руках. — Но по-моему это крематорий. Крематорий, понимаете?! Аура снова стала краснеть. — Мои родственнички даже на этом пытаются сэкономить, твари! Это всё из-за них, это всё они!

Далее последовали такие эпитеты, после которых покраснел бы и мой ротный старшина, будь он здесь, а не то что какая-то аура. Канал трещал по швам. А сама аура теряла свет, и голос забивало подобие белого шума — музыки космоса или всеобщего эфира.

— Имя и фамилия! — Ваше имя и фамилия! — Выкрикнул я, пытаясь пробиться сквозь помехи канала, угасавшего неотвратимо.

…орева……ия… — успел услышать я.

И все стало серым. А затем чёрными и меня выкинуло обратно в офис. Первым, что я увидел, когда открыл глаза, была довольная физия Ивана Васильевича.

— Добро пожаловать в наш дерьмовый мир! — произнесла она и улыбнулась. Улыбка, впрочем, была обычная человеческая. Меня подняли с кушетки, предварительно отцепив электроды с головы

— Быстро рассказывай, — торопил шеф, — это был канал, я точно знаю! Говори!

— Скорее всего крематорий, скорее всего Пискаревка, имя фамилию спрашивал, не разобрал.

Шеф присвистнул.

— Даже так… А на что похоже?

— «ОРЕВА ИЯ», помехи сожрали остальное. Но я думаю, она там и сейчас и у неё прощание с родными.

— Молодец, дорогой! Я звоню! — Васильич схватил телефон и нажал кнопку быстрого набора. Полезная штука, если на том конце имеют привычку трубку брать. А эти ребята ее явно не имели, являясь монополистами своего рода и хранителями традиций совкового сервиса. Вообще, в самом крематории к нам относились со смешанными чувствами — с одной стороны нас и не пошлешь куда подальше, директива не зря была доведена, а с другой — по их мнению нас бы стоило наряжать исключительно в белое и чтобы рукава можно было завязывать где-нибудь сзади. Особенно это стало очевидно после одного такого неудачного эфира, точнее мы думали что это он, а оказалось, что просто бредовый сон. Мы тогда еще не очень хорошо понимали механизм работы канала и думали про каждый такой приход, как про озарение. Что и говорить, мы не нашли никого похожего и ничего похожего, а когда Максу, автору данного опуса, как он видимо решил, грозит позор до конца его дней, он пошёл ва-банк и объявил первый же попавшийся труп нашим клиентом.

Стоит ли говорить, какой был скандал. Но сегодня всё должно было встать на свои места, если, конечно, Васильичу удастся дозвониться до администрации этого не слишком весёлого заведения. А время тикало.

Шеф бросил трубку.

— Сколько нам ехать? — спросил он.

— Минут 20, если без пробок, — ответил я и посмотрел на часы. Было без пяти 11. — Вроде не должно их быть уже.

— Поехали!

Народ проскакивал с мест, но шеф протестующе вскинул руку.

— Нет, мы не охотники за привидениями. Едем вдвоём, остальные — за работу!

Мы добежали до служебного «Патриота» и наш Грозный Босс дал по газам.

"Погода в городе моём непредсказуемая — моя — непредсказуемая,

И все вокруг ноют об одном — невозможно осенью зима, а летом весна…"

— играла в магнитоле знакомая песня. Погода, впрочем, была очень даже предсказуемой уже с неделю. Начало сентября, светит солнце и как-то даже неожиданно тепло. Мы неслись по набережной Невы, в воде играло солнце и мне думалось, что сегодня хороший день, чтобы начать новую жизнь и мне и нашей клиентке, если повезёт успеть. Грозный крутил баранку и по мобильнику пытался дозвониться до служителей огня и урн, но судя по его отчаянным трехэтажным матюкам, это не очень получалось. Он бросил мобильник на торпеду.

— Твари, — мрачно резюмировал он. — Ну ничего — ничего, я им покажу небо в алмазах!

Знакомый горбатый мост, знакомое здание. Я тут когда-то бабулю с дедом хоронил, да как и многие, наверное, живущие в Питере. Парковался босс мастерски, даже немного дрифтанул, хотя как у него это получалось на"патриоте" — было загадкой.

Бег до администрации занял 2 минуты. Когда мы, как два новоиспеченных Рокки Бальбоа, вломились в приемную (ступеньки, видите — ли), на нас из-за стола удивлённо уставился лысенький человечек лет 50 с небольшим из-под запотевших очков.

— Вам сюда…. — начал было он, но, видимо, узнал Васильича и попритих, — опять?…

— Не опять, а снова, скотина! — зарычал Грозный, — мобильник вынь из задницы!

— Ммм….

— И член изо рта вынь!

Под столом что-то громко стукнулось, по всей видимости, о его крышку и ойкнуло женским голосом, но не показалось.

— Понятно… — процедил босс.

— Это моё право! — начал было человечек, но его нежданный собеседник снова зарычал.

— Компьютер, быстро! Ищи сегодняшние кремации с окончаниями « ия» — имя, «орева» — фамилия! Да шевелись же! — крикнул он, выводя Антона Павловича, как звали главу местной администрации, из ступора.

Тот быстро кивнул и одной рукой защелкал по клавишам, второй в тоже время пытался протирать очки.

— Давай очки, помогу, — смягчился босс, лицезрея действо, комичное в сущности, если бы не обстоятельства. Я бы вот так не хотел, если честно на его месте сейчас оказаться. Но кто же знал. — Держи.

Антон Павлович водрузил их на нос, пощелкал что-то и изрек:

— Есть одна такая, Морева Анастасия, увезли на кремацию. Очереди нет так что….

— Отменяй быстро!

— Там не ловит — бункер считай, — промямлил горе — ловелас.

— Фак! А селектора что, нету?

— Так сломан же…

— Денис, за мной! А ты давай застёгивается и дуй за нами, герой-любовник! — скомандовал шеф.

Мы снова бежали какими-то кулуарами, хорошо хоть Васильич знал куда. В голове вертелось «только бы успеть, только бы успеть», и это до чёртиков напоминало компьютерную игру с тикающим таймером вверху экрана. С той только разницей, что жизнь была одна и не наша.

Вот какая-то дверь, он пинком ее распахнул, и нашему взору предстали трудовые будни работников данного"не то чтобы предприятия". Они уже вкатывали гроб в печь, а теперь вот удивлённо хлопали ресницами в нашем направлении. О, этот благословенный фактор неожиданности!

— А ну стой! — крикнул шеф. — Перекур! Гроб назад! — и раскрыл корочку. — ФСБ!

Они повиновались. Откатили горб обратно, печь закрыли.

— Что-то не так? — поинтересовался ближайший ко мне «жгун».

— Угадали, — буркнул я. — А то что ж мы тут делаем?

— Как в прошлый раз? — ехидно поинтересовался он, но встретившись с Васильевичем глазами, мгновенно погрустнел и отвернулся. — Ладно-ладно, у нас своя работа у вас своя. Пойдем курить, народ!

Каждый раз, когда открывают гроб, мне вспоминается Дракула Брэма Стокера, и сейчас Шеф был похож на доктора Ван Хельсинга, тем более, что девушка, находящаяся внутри, если не внешне, то платьем уж очень была похожа на Люси, которой потом предстояло пройти курс средневековой фитотерапии. Однако, вместо кола осинового был предусмотрен шприц с адреналином и ещё один — со снотворным. Это не всегда, впрочем, работало, но из других методик было самым простым в арсенале. Босс вколол снотворное ей куда-то в шею и закурил, я последовал его примеру. Мы стояли и смотрели на неё, пуская клубы сизого дыма, пока снотворное медленно расползалась по вязкой крови госпожи Моревой.

— Похожа? — прервал Васильич наше вынужденное молчание.

— Ага, — ответил я. Вроде да. Но внешне она расплывалась чуток, там всегда всё немного как в киселе. А вот голос я бы узнал.

— Будем надеяться, будем надеяться… — он достал адреналин. — Держи ее на всякий случай.

Я сжал ее за плечи и шприц был использован. Сначала ничего не происходило, но спустя полминуты у неё открылись глаза. Резко. Я в такие моменты немного, как говорится, очкую. Не то, чтобы полные штаны калачей, но жутковато это. А если они еще и вцепляются в тебя, а потом ещё и тянутся с открытым ртом, что, впрочем, редкость, то невольно начинаешь уважать автора «Дракулы». Конечно, ты уже знаешь, что они хотят что — то сказать, крикнуть, а то и просто вылезти из этого мини — поезда в один конец, но я всё равно пока привыкнуть не могу. Настя ждать себя не заставила, проделав всё именно так. И даже норму ненормальности перевыполнила — притянула меня за шею к себе.

Я пискнул и попытался вырваться, но не тут-то было. У большинства летаргиков еще долго наблюдается овощная, прямо скажем, вялость, а здесь — вот так. Есть женщины в русских селеньях.

Вдвоём с боссом нам все — же удалось ее оторвать, после чего она села и захрипела что-то непонятное. Я подал ей бутылку воды из чемодана и она залпом вы хлебала ее всю, потом долго кашляла. А когда наконец смогла из себя что-то выдавить, сказала единственную фразу:

— Я знала, что ты успеешь…

Ну а потом начались слезы. А как без них? Я бы тоже, наверное, пузыри пускал. За Васильича не ручаюсь, но заново родиться — это как раз про такие моменты. Когда рождаешься — почти всегда слезы, так уж природа всё устроила. Слезы эти лились ко мне в нагрудный карман рубашки. А я стоял, обхватив ее легонько за затылок. Подняв глаза, я увидел, что работники заведения уже покурили и ошалело — молча смотрели на нас.

— Охренеть, — сказал Дима, так звали, как я выяснил позже, того, кто чуть не завершил жизнь нашей новой клиентки гееной огненной, — А я ж ее чуть не того…не это….

Грозный подошёл к ним, и я услышал его удаляющийся голос.

— Есть один разговорчик, ребята. Тут такое дело…

Настя уже не рыдала, а я стоял в слегка влажной рубашке и гладил ее по волосам. Это было приятно, то — ли от того, что я в последний раз так делал больше года назад, то — ли от чувства хорошо проделанной работы. Не знаю.

— Всё хорошо, — сказал я. Всё хорошо…

Глава 2

Я люблю чай с чабрецом. И вообще люблю чай и всякую траву, кроме веселой — как — то это вселяет надежду на здоровый образ жизни в перспективе, хотя трезвым умом окидывая свою жизнь, я бы такого не сказал. Обычный выходной, я, сгорбившись за кружкой чая перед монитором, щелкаю и кликаю «ВКонтакте» сидючи и непонятно чего ожидаючи. Однако, теперь у меня прибавилось еще двое друзей — та самая Настя и тот самый Дима, что чуть не сделал из неё беляш. К слову сказать, замуж Настя не вышла, по понятным причинам посчитав это знаком и решив с сим действом повременить. Вообще, после летаргии у людей очень часто меняется отношение к жизни а иногда и восприятие особых ее сторон. Мы пока не поняли, от чего это зависит, но на это и был у нас НИИ, где я имел счастье трудиться. Таких как Настя после «не смерти» вербовали к нам не только в наш отдел но и по разным другим. Заставлять, впрочем, никого не заставляли, но предлагали настойчиво, во благо науки. Однако, мой интерес был сейчас совсем не в этом, да вроде и Настя осталась почти прежней. Мы просто болтали в чате.

Я: Ты же понимаешь, мы не мороженое продаем, у нас секретность, да, мы врём, но так нам полагается до особого распоряжения.

Анастасия: Ну, могли бы что-то получше придумать(

Я: Например, что?

Анастасия: Ну не знаю. Но вдруг репортеры там… Они бы Диму бедного заклеймили чуть ли не Чикатилой, им только повод дай…

Я: Это самый нормальный метод))) Ну, услышал парень стоны из гроба, ну и поступил не как средневековый крестьянин, а как сознательный гражданин, лишенный предрассудков. Честь ему и хвала, даже если и пресса заинтересуется.

Анастасия: Ну ХЗ ХЗ… а тебе?

Я: А мне вот премию выдали. Я бы пригласил со мной погулять, но у тебя жених, наверное, ревнивый:( Расскажи лучше, как он всё это воспринял. Да и остальные тоже, кстати.

Анастасия: Да как… не особо. Мне кажется, они были бы рады, если бы я тогда сгорела и не парила им мозг.

Я: То есть как???

Анастасия: Да вот так. Конечно, отец радовался как ребенок, но мачеха с сестрой просто промолчали. А про родных жениха и вообще молчу — они изначально против были.

Я: А он сам?

Анастасия: Конечно, радовался, но как-то не очень убедительно, не по-настоящему.

Я: Ну, такой стресс… Тут самая разная может быть реакция, уж поверь мне — я знаю.

Анастасия: Может быть и так, время покажет. Самое обидное — что я им не раз говорила, когда об этом заходил разговор, что кремацию бы не хотела и вообще не понимаю тех, кто так делает. А им, как оказалось, наплевать. И ни жених, ни отец ничего не сделали. Всё моя экономная мачеха. Сука.

Я: Ладно, не парься. Всё наладится, вот увидишь)

Анастасия: Мне бы твой оптимизм. Ладно, пойду.

Я: Давай, удачи! Спишемся)

И вот, она ушла, и я лениво копаю виртуальные огороды и кормлю виртуальную скотину. Порой в голове вертится, что это — не жизнь, что все нормальные люди уже обзавелись жёнами и детьми. Все эти мысли обычно приводят меня в ближайший бар или клуб. И вроде — бы хочешь найти подругу, и вроде даже пытаешься это сделать, а всё равно почему-то напиваешься и просыпаешься один у себя, либо у друзей. Особенно обидно, когда видишь, что друзья как-то в этом плане удачливее, и из соседней комнаты выползает всклокоченная девушка, а ты сидишь на кухне похмеляешься пивком и думаешь о тщете всего сущего. Да и срущего тоже, откровенно говоря. Нет, не подумайте, я не 30 — летний девственник. Отношения были, и не одни, просто нарколептики не всем нравятся, особенно с такими закидонами, как у меня. Помню раз, после одного моего такого сеанса, хотя и не было никаких каналов, моя девушка сказала мне, что не хочет жить с наркоманом. Я ей объяснил, что наркомания и нарколепсия — вещи разные, но она то — ли не понимала, то — ли не хотела понимать. Я был послан туда, куда дорога всегда без пробок. И это был не единичный случай, от воспоминаний о котором становилось как — то тоскливо. Я решил оторвать задницу от стула и пойти погулять.

Гулять мне нравится даже одному. Особенно по центру, глядя на желтеющую листву, думая, слушая и вдыхая осень. Она всегда приходит почти в одно и тоже время, но каждый раз следующая отличается от предыдущей. Незримо, немного. Может, от того, что я становлюсь старше, может от того, что всё время случается что-то новое. Я шёл по летнему саду, было чисто и сухо, светило солнце, а в плеере играла «аудиостихия»

Нет смысла у даров без принимающего их!

Нет опыта любви, коль нету двух влюблённых!

Глуп камень, стремящийся себя стереть, в реке найти покой.

Цените ПРОЯВЛЕНИЕ Любви, что разделяет вас,

и ЭТИМ научитесь быть довольны!

Я вообще люблю «Пилот». И хоть, на мой взгляд, с буддизмом Илья чрезмерно усердствовал, но что-то он в жизни действительно понимал.

На меня со всех сторон пялились памятники, одетые не по сезону, да и не по климату совсем, было в них что-то прекрасное и печальное, как и само время года. Я сел на скамейку и закурил. Солнце грело, дым щипал лёгкие, мне было хорошо и одиноко.

«На душе покой и Тихая грусть» — как пел Кинчев. Конечно, патриотизм который он нашел для себя был лучше, чем в шприц до этого…

— У вас огоньку не найдется? — вывел меня из раздумий женский голос.

Я посмотрел в его сторону. В 3 шагах от меня стояла девушка, прилично по-осеннему одетая, примерно моего роста, светлые волосы, не сказать, что красавица, но того редкого типа, в котором вроде — бы ничего особенного, а угадывается что-то необычное, понятное, как я думаю, немногим.

— Да, конечно, вот, — я протянул ей «Крикет», — можете взять себе, они всё равно теряются быстрее чем заканчиваются…

Она улыбнулась.

— Спасибо, — она прикурила и собралась уходить

–…А вы просто гуляете? — Я встал. — Может, имеет смысл побродить здесь вместе? Сегодня красиво…

— Ну, я не знаю, — отозвалась она. — Андрей, можно я с ним погуляю?

— С кем — с ним? — раздалось откуда-то из кустов.

Из кустов вышел парень, застегивая ширинку. По виду — типичный гопник, в спортивном костюме и кепке, только еще беломорины не было в зубах.

— С этим что-ль? Ну, если только до ближайшей подворотни. — Он сплюнул, — А ну пшел отсюда.

Я, откровенно говоря, был в шоке. У такой девушки — такое животное. Как??? Неужели же я чего-то реально не понимаю в этой жизни?

— Ты чего, не понял, фраер? — гопник Андрей пошёл на меня и по ходу совсем не для того, чтобы представиться и пожать мне руку. Руку он, впрочем, протянул и даже обе, резко и ко мне в грудь так, что я снова сел.

— Андрей, тут люди! Ещё ментов вызовут… — раздался голос его подруги. — Пошли отсюда, — девушка заметно нервничала, — в июле что было, помнишь?

Мой новоиспеченный знакомый скорчил на лице что-то непонятное, то — ли обиду, то — ли презрение и развернулся к ней.

— Ещё раз и в глаз, — бросил он через плечо, удаляясь под руку со своей дамой сердца.

Я смотрел, как они уходят и думал, что за дерьмо сегодня такое. Так день начинался хорошо. Ну не махать же корочкой, в конце-то концов. А может, догнать и врезать ему? Меня начинало трясти, не от страха, а от злости. Ну да, конечно, разбежался. Вечно я впадаю в ступор в этих ситуациях. Хотя, наверное, это скорее с непривычки. Последний такой раз был лет пять тому назад.

Народ, до того лениво ползавший по летнему саду, вроде — как уже успел встрепенуться и с интересом поглядывал на нежданное представление.

«А, к чёрту!» — подумал я и пошел, куда глаза глядят, распинывая редкие желтые листья по дорожке. Дрожь начала проходить, а в голову — приходить оправдания. Ну и что, что лоханулся? Это бы дало куда больше проблем, чем плюсов. Даже в случае удачного для меня исхода этой, так и не случившийся драки, по — любому кто-то бы вызвал ментов, а зная эту братию, Андрей бы по — любому стал обвинять во всём меня, дескать что это я к девушке пристал, а он ее защищать пытался. Естественно, она бы эту версию подтвердила. Нет, конечно, мне бы скорее всего не было ничего — это приятный плюс работы в ФСБ,ну, если бы я его при этом не покалечил, но народ бы потом тоже стал орать, что менты отмазали своего. А вообще, интересно получается. По легенде Питер, самый культурный город страны, еще по совместительству — Родина самой некультурной прослойки общества. Ведь ГОП — Городское Общежитие Пролетариата, появился впервые именно тут. Соответственно, в Питере эту прослойку любили мало, хотя, если сравнивать с любовью к ментам, то последних, вероятно, еще меньше.

В итоге, ноги принесли меня туда, куда уже давно хотели, но всё никак не доходили. Размалеванные стены, памятник Виктору Цою и дымящий сигаретами народ у входа в подвальчик. Камчатка. Что-то в ней было неуловимо-приятное. Сюда народ приезжал со всей страны, да и из-за рубежа тоже, судя по надписям на стенах. Атмосфера ностальгии, преимущественно не своей, обволакивала всё это пространство и, может быть, от того и была не совсем обычной. Умом я понимал, что когда Цой разбился, мне было лет шесть, и его взлеты и последующая трагедия были тогда, как и любому нормальному ребенку, побоку, как и всё, что мелькало в вечерних новостях после «Спокойной ночи малыши». Однако, Цой оказался еще живее, чем Ленин. И незарастающая по сей день народная тропа к его вынужденному месту работы — прямое тому подтверждение. Я закурил и в голове завертелась новая мысль, что лучшего момента для ухода, затей он это специально, выбрать было бы нельзя.

— Чего такой грустный, парниш? — Услышал я голос кого-то в явном подпитии. У входа стояли трое. Они тоже курили, один был лысый, лет тридцати пяти, другой — наоборот, в лучших традициях лохматых металлических годов. Третья была девушка лет 27, и в неярком свете фонаря над входом, казалась «ничего такой».

— Да так, ничего, — ответил я.

— Да ладно может поможем чем, — настаивал лысый.

— Это вряд — ли, ребята. Просто иногда стрела амура может оказаться заточкой гопника…

Они дружно заржали

— Хорошо сказал! — изрек волосатый. Может, по пиву? Посидим, выпьем по кружечке…

Мне сразу вспомнился эпизод из «Масяни», когда они тоже решили выпить в Мани-Хани по кружечке… А впрочем, почему нету? У меня же выходные. Гуляй, рванина! Я давно уже не уходил в ночные загулы, и теперь всё, вроде, располагало к злоупотреблению.

— А пойдемте, — сказал я, улыбнувшись. И настроение моё улучшилось..

***

Надо сказать, что прям как у Масяни у меня не вышло, но очень сильно напоминало. Вообще, я привык считать плохим знаком, когда сначала видишь чьи-то лица а потом кадр меняется на наволочку или одеяло, и уже утро. Сегодня, впрочем, это были сиськи. А чьи — я как-то не помнил. Помнил, что ещё с кем-то познакомились, очень смутно, а дальше — не помню вообще ничего. И сейчас, похоже, мне предстояло"озарение". Я медленно отодвинулся от обладательницы буферов, похоже служивших мне вместо подушки этой ночью и бросил взгляд уже на всю их обладательницу целиком. Вообще, страшная женщина — это когда ты, просыпаясь, застаёшь ее спящей у себя на руке и отгрызаешь руку, чтобы ее не разбудить и свалить по-тихому. Как раз про такие случаи было сказано. Нет, для тех, кто любит «пышек», может «самое оно», но я к их разряду себя не отношу, да и тем хуже для меня на сегодня. Лет 35 на вид, килограмм 100 на вес. Флешбэком отдалось в голове, что я поднимал ее на руки и называл «пушинкой». Ещё бы Дюймовочкой назвал, оригинал. Волосы светлые, подбородка насчитал аж три и даже какая-то растительность угадывалась на этих подбородках. Она мирно похрапывала, будя целую адскую карусель в моей черепной коробке. Я потихоньку высвободил из-под неё затекшую руку и на цыпочках пошел по комнате в поисках одежды. Одежда же была в таких местах, что будь тут ещё и кровь, я бы подумал, что меня разорвало изнутри. Выудив трусы из чего-то, напоминающего раковину, я мысленно обрадовался, что никому не пришло в голову помыть посуду и двинулся дальше по незнакомой местности. Подобных картин страсти, в целом по квартире не наблюдалось и вроде — как все еще спали. Теперь основной задачей было выскользнуть отсюда незаметно и забыть как страшный сон всё это приключение. Организм перешел в режим выживания, голова начинала работать четче, но я знал, что абстиненция, пока что забиваемая внутрь адреналином, уже ехидно щерится и нетерпеливо ждет своего выхода.

Когда я натягивал джинсы, ремень предательски позвякивал, но в остальном я был почти бесшумен. А может быть, все просто были в конкретной алкогольной коме, и я мог изображать не «стелс,» а слона в посудной лавке, но проверять теорию не хотелось, да и незачем было. Я шмыгнул за входную дверь, которая, по счастью, закрывалась автоматически, и оказался в полутемном парадном. Пахло крысами и прочими прелестями старых подвалов, я поспешил на свет дневной. Конечно, тот свинцово — хмурый полумрак, который царил на улице, считаться светом может с натяжкой, но в Питере это преобладающее состояние погоды. В сочетании с похмельем, эта серость являла собой все свои 50 оттенков, но чего-то было радостно. Наверное, так себя чувствовал Эдмон Дантес, гребя вдаль от замка Иф.

Выйдя из двора, я обнаружил, что нахожусь где-то на Петроградке, от Камчатки в паре кварталов, чего и следовало ожидать. Я достал телефон из кармана. Он известил меня о том, что время 16:27 и зарядки в нём почти половина. Я воткнул наушники в череп и зашагал к метро.

«Иванов на остановке

в ожидании колесницы

в предвкушении кружки пива

в понедельник утром жизнь тяжела»

— Запел Б.Г. Пришла мысль, что кружка пива сейчас имеет эквивалент нектара амброзии и пропуска в нирвану, благо магазин первый попался уже за углом, и не пришлось томить душу с телом долгим ожиданием. Место распития также не пришлось искать долго — прямо напротив высился холм, некогда имевший репутацию и чуть ли не самого главного наркопритона в городе. Взгромоздившись на бетонный блок, я с наслаждением пил пиво и размышлял, обозревая горы битого и небитого стекла. Что вдруг, если не только у людей, но и у зданий или отдельно взятых мест есть аура? Таких, может быть, как это, располагающих к разным поступкам? Здесь, к примеру, полагалось менять сознание посредством хотя — бы этанола, раз уж перекрыт доступ к бутирату, лизергиновой кислоте и прочей отраве. Пиво, по правде, тоже было отравой. В нашей стране шли годы, а до уровня чехов и немцев было по-прежнему как до Китая… Но только не в такие моменты. С неба начало накрапывать, но стало даже как-то светлей. А когда, наконец, я добрался до метро, стало тепло и хорошо, даже место было свободное, только вот садиться было чревато долгими катаниями по веткам родной подземки. А ехать было всего ничего — до «техноложки».

Вечер, обычно наводивший уныние методами его коротания, за чревоугодием и залипанием в сети, нынче казался полным смысла — во имя завтрашней работы, а точнее нелюбви Васильича к утреннему перегару сотрудников. Хотя, казалось бы, специфика работы и должна была располагать к обратному, он был непреклонен.

Вот и «Техноложка», а точнее, угол Загородного и Московского встретил дождем и свежестью. Было как-то радостно, не смотря на то, что зонтика не было, а пальто имело нехорошую привычку промокать, моя холостяцкая берлога на 7 Красноармейской представлялась весьма уютным местом, куда я и торопился.

Дома, как всегда, меня встретила тишина и урчание холодильника. Позже к нему присоединился кулер в системнике, и я с кружкой горячего чая в кресле залипал в монитор, если быть точным — то в «Контакт». Собрать виртуальные овощи, получить награду за ежедневное посещение, посмотреть сообщения, новости… Сообщения приходили редко, часто однообразные, и в сети было одиноко. Порой выручала «свежая кровь» — такие люди, как Настя. Они привносили в жизнь что-то новое, хотя казалось — бы, те же люди с руками, ногами и иными органами, просто что-то новое в жизни. Вроде и понимаешь, что ты их вчера добавил, сегодня пообщался, а потом они будут висеть мертвым грузом в той куче «друзей», которые только так называются. Знакомые, приятели — да, есть такое, но реальных друзей — десятка два, не больше. Настя поменяла аватарку, эта ей лучше подходила. Тревожный звонок для ее ревнивца, радость претендентам на его место. А в общем, ничего нового. Нет, у меня самого оно, конечно, было, но такое вываливать в сеть я бы не стал ни под каким дулом пистолета.

— Дяденька вы кто? — услышал я сзади голос, и меня подбросило с кресла.

Голос был детский и незлобный, в принципе, но я-то живу один, а дети не забредают в чужие квартиры просто так, хотя и лазают где угодно. Домушник — форточник? Я слышал, есть такая категория квартирных воров, что запускают детей в открытые форточки квартир и они изнутри открывают двери своим взрослым подельникам. Правда, первая мысль была всё-таки о привидениях, по легенде населяющих эти, ещё дореволюционные дома.

Конец ознакомительного фрагмента.