Любовь на двоих. Строптивая невеста. Книга 1

Ева Яблоневская, 2022

Можно ли так полюбить с первого взгляда, чтобы не видеть очевидного? Можно ли настолько оставаться равнодушным к собственной жене, чтобы, имея глаза, оставаться слепым? А вот для Алекса его возлюбленная и его невеста по завещанию – две совершенно разные женщины. Брак с богатым красавцем, чтобы сберечь доброе имя известных семей, кажется должен принести счастье серой мыши Насте. Никто даже не подозревает, что жалость и снисходительность молодого графа совершенно не нужны Асе, которая против этого брака, и лихо обманула всех, скрывая себя реальную. Но любовь зла, а любить двоих немыслимо порочно… Самый обсуждаемый роман автора, который привел к массе споров среди читателей: с кем должна остаться главная героиня, ведь оба ее кавалера вышли достойными кандидатами. Отчасти потому автор и написала 2-ю книгу, но споры возобновились с новой силой. Тогда автор решила поставить точку в спорах и отношениях героев и пообещала выпустить заключительную часть

Глава 2. Дом милый дом. Возвращение в колыбель.

По дороге домой, Ася так кипела всю поездку с вокзала, что даже не успела прочувствовать, как соскучилась по родным местам, и полюбоваться великолепными пейзажами полуострова. С веранды последнего этажа, где находилась Ланкина квартира, она увидела привычную и милую сердцу картину — бесконечную лазурь моря, сливавшуюся с таким же лазурным небом в обрамлении свечек кипарисов.

— Господи, хорошо-то как! А тебя нет… Нет больше в этом мире и в этом раю… — По щеке покатилась слеза, — но девушка не стала ее вытирать. — Прости меня… — продолжила она шепотом, — прости, но брак с твоим сыном неправильный шаг. Даже если я перестану злиться… все равно это неправильно. Мы не пара с Алексом, мы слишком разные… Я верю, что ты не со зла. Что вы с папой не со зла… Зачем вы так с нами… Брак, это ведь серьезный шаг… и ты сам говорил, что такое решение должно быть взвешенным и желанным, единственным на всю жизнь…, — девушка едва не стала всхлипывать, но тут же потрудилась остановить разбушевавшиеся эмоции.

Крестный Виктор Семенович не был рядовым крестным, как это сейчас обычно бывает. Он не просто отмечался подарками на Рождество и день рождения, а и принимал самое горячее участие в жизни своей крестницы. Он часто помогал найти общий язык с родителями. Уже, будучи совсем взрослой, Ася могла побыть настоящей только с крестным. С ним не приходилось притворяться, он понимал с полуслова, не настаивал, а мягко направлял ее бунтарскую натуру. Она же знала, что если попросит, Виктор Семенович никогда не расскажет родителям, о чем бы то ни было, и сам поможет решить проблему или подскажет, как стоит поступить. Именно с его помощью девушка и поняла, что война с отцом не лучший вариант развития событий. Да, они слишком разные, но при этом самые родные люди. Был момент, что едва Ася уже хотела плюнуть на все свои старания быть паинькой, да с отцом случился инфаркт. Из-за нее. И она тогда впервые испугалась, что потеряет его. Поняла, насколько на самом деле дорог ей этот человек, которого она побаивалась и безгранично уважала. Тогда она и решила, что всегда будет такой, какой ее хочет видеть папа, и никогда не допустит, чтобы он хоть на грамм расстроился из-за нее. С тех пор, лет с 13–15 и началась ее двойная жизнь.

Время шло, и Ася решила переодеться. Нужно было предстать перед родителями по всей привычной для них форме. Многие вещи из той, прошлой жизни уже пришли в негодность, и девушка на скорую руку по пути с работы скупила на городском рынке все, что под руку попало, и более или менее подходило для ее миссии.

Она разложила чемодан со своей обычной одеждой, развесив платья в шкафу. Здесь оставила и косметику. Поразмыслив немного, забрала лишь блеск для губ и тон для лица. Потом занялась своим нарядом, и на первый раз в ход пошла нечеткого цвета легкая юбка в пол и ажурная кофточка кофе с молоком довольно плотной вязки. Волосы Ася вымыла красящим шампунем, чтобы замаскировать мелирование, а после они были высушены, расправлены утюжком с безопасным покрытием и скручены в узелок на затылке. С возрастом волосы почему-то все больше закручивались в непослушные локоны, и она натурально не могла им дать ладу. Анастасия невольно сравнивала свой характер со своими волосами — как ни выпрямляй, все равно закрутятся. Такие же упрямые, как и она. Теперь игриво подскакивавшую челку с помощью лака Ася аккуратно прилизала над бровями и еще раз мысленно поблагодарила Тимура, подсказавшего такой простой прием изменения внешности.

«Прямо живая вода и мертвая вода…», — про себя улыбнулась она.

Косметика была смыта полностью, а на нос Ася водрузила очки огромных размеров в коричневой роговой оправе. Свои старые девушка разбила в первый же день своей новой жизни, с силой грохнув о пол, но позже купила эти, похожие, и даже еще более уродливые. Анастасия оглядела себя в зеркало. Небольшой минус здорово играл на руку ее идее.

— Ну и чучело! — тихо констатировала вслух Анастасия. — Федор бы подавился своими любимыми устрицами, увидев эту картину снова. Так: еще нужен ноут. И… белье… Белье! Как я забыла? Вот растяпа! Если мама увидит эту бесстыжую красоту от Milavitsa и «made in France», она точно заподозрит что-то. Придется закрываться в собственном доме.

Хотя так и было все последнее время, проведенное в родных стенах особняка Вересковских. С тех пор как всерьез поняла, что с отцом не поспоришь, она всегда прятала себя настоящую. Если дочь не будет выглядеть подобающе по протоколу, или ему не понравится… Короче, или она его, или он ее. Двум таким личностям сложно было ужиться вместе, а особенно, если одна пытается управлять другой.

Как тогда с танцами. Ведь она действительно могла остаться сиротой. Только безграничная любовь матери, и ее терпение вернули отца к жизни и подняли на ноги. Отец так болезненно реагировал на импульсивные выходки повзрослевшей Насти. Только и твердил по любому поводу: то неприлично, это недостойно, это неподобающе, так легкомысленно для юной леди, мать ей свободы много дает. Мама даже однажды пошутила, что он бы мог просто отправить дочь в монастырь и не переживать больше о ее судьбе.

Анастасия занималась танцами и довольно долго. Ей это очень нравилось. Но бальные она скоро забросила. В партнеры ей всегда доставался Алекс, что ее категорически не устраивало. И, кроме того, партнер всегда ограничивал свободу и не давал импровизировать. Потому на смену вальсам быстро пришел belly dance. От отца мать не пыталась скрыть это специально, но и всего до конца тоже не договаривала, видя, как увлеклась дочь, и, зная реакцию мужа на публично оголенное тело. Все было неплохо, пока четырнадцатилетняя красавица Анастасия не стала постоянно побеждать в конкурсах. Никогда не будучи худышкой, в таком возрасте девушка имела уже великолепные как для женщины формы и выглядела очень привлекательно. Ялтинский конкурс, который показали практически по всем каналам никого не оставил равнодушным, а юная танцовщица получила огромную известность. Кроме того, ее номер собирал бесчисленные просмотры и комментарии в Интернете. Этот факт и стал последней каплей — отец слег, не выдержав того ужаса, который по его мнению творился вокруг его бесстыдницы-дочери. На этом триумф и танцы для Анастасии закончились. А после каждое утро она начинала с того, что на цыпочках босиком пробиралась в спальню к отцу и осторожно прислушивалась, дышит ли он. Была ли это любовь…

Добро пожаловать домой, Настасья Григорьевна!

Даже имя это стало уже чужим. Многие годы ее называли только Асей, на Настю она уже почти не откликалась. Правда в редакции в последнее время появилась подобающая статусу Анастасия Григорьевна, но это звучало уж намного лучше ненавистной «Настеньки». Мысли о том, как не проколоться перед домашними отвлекали Асю от похорон. Она проплакала половину ночи, после того, как убедилась, что Лана уснула и не бдит ее, а утром еле замаскировала следы своей слабости, еще перед тем, как подруга влетела в комнату с очередным порывом поддержки.

Анастасия вышла из такси. Водитель помог с чемоданом. Она расплатилась и, посмотрев на родовое гнездо Вересковских, вздохнула. Потом обогнула бассейн с фонтаном и прошла к шикарному особняку, напоминавшему настоящий дворец в миниатюре.

«Еще бы металлические решетки на башнях — отличная темница для принцессы», — Ася без особой радости окинула взглядом территорию. — «Главное, не сорваться. Только держа себя в руках можно добиться победы. Эмоции излишни, если хочешь чего-то достичь». Она еще раз набрала воздуха в легкие и дернула ручку тяжелой двери.

— Настасья Григорьевна! Что вы! Бросьте-бросьте, я сама, — закудахтала горничная. — Что же вы не позвонили, отец бы прислал машину.

— Спасибо, Нина. Я в состоянии вызвать такси. Не причитайте!

— Настенька! — из коридора показалась мама. — Девочка моя!

— Мама! — Ася подалась навстречу матери и с огромной радостью обняла ее. — Так жаль, что приходится видеться по такому печальному поводу. Как отец?

— Хвала Господу, нормально. Расстроен, но держится.

— Вдова?

— Тяжело ей. Но все будет хорошо. К сожалению, так устроен этот мир. Кто-то уходит, а кому-то всегда приходится оставаться.

У девушки выступили слезы. Ася ни за что бы, не стала вот так запросто их показывать, но для Насти в данной ситуации это было нормально, потому она не стала себя сдерживать. Глаза заблестели еще сильнее. Послышался стук двери. На пороге отцовского кабинета показалась фигура.

— Отец! — тихо произнесла Настя.

Стройный немолодой седовласый мужчина с благородной бородой, как у киношных профессоров, подошел к дочери. На нем был одет строгий темно-серый дневной костюм. Граф Вересковский поместил руки в карманы, и она увидела свисающую из кармана жилета золотую цепочку часов, которые передавались наследникам ее семьи многие поколения. Так что на сегодня это уже был раритет. Но в их семье так и не родилось наследника, и папа, похоже, последний, кто ими владел. Разве что она сможет подарить ему внука…

«Черт бы побрал эти традиции. Времена проходят, а они не меняются», — про себя отметила девушка.

В глазах отца читалась нерешительность. Девушка слегка склонила голову. Григорий Филиппович взял дочь под локти и приобнял, целуя в макушку.

— Здравствуйте, отец! — Ася подняла на него влажные глаза.

— Здравствуй, Настасьюшка!

— Примите мои соболезнования.

— Спасибо, радость моя. Нам о многом нужно поговорить с тобой… — последние слова Вересковский выговорил с трудом и дочь это заметила.

— С вашего разрешения, я только переоденусь и спущусь.

— Да-да, девочка моя, я провожу тебя в комнату, — опередила отцовский ответ мать. — Сначала бы с дороги хоть чашечку кофе или ароматного чаю выпить, а после уже к делам.

— Хорошо, конечно. Ступайте! — согласился Вересковский.

Получив разрешение, Ася слегка присела и едва заметно склонила голову. Этикет, даже пусть и домашний, намертво был впечатан в мозг, что называется, впитан с молоком матери. В семье было принято обращаться к родителям на «вы», во всяком случае, до тех пор, пока ты сам не станешь родителем или, хотя бы, не создашь свою семью. А в присутствии посторонних это даже не обсуждалось.

Девушка направилась в сторону огромной просторной лестницы наверх. В детстве она всегда представляла себя Золушкой на балу и сотни раз на дню сбегала с нее, теряя туфельку где-то посередине. Тогда лестница казалась просто огромной и бесконечной. Наследница Империи VERITAS вдохнула родной воздух и стала подниматься по ступенькам к себе. Она уже не видела, как за спиной переглянулись родители.

Едва дочь скрылась с виду, Наталья Михайловна качанием головы выразила свое беспокойство насчет Насти и, взглянув на мужа еще раз, поторопилась следом за дочерью.

В комнате Ася застала Нину, начавшую было разбирать чемодан:

— Нина, оставьте! Можете быть свободны.

Следом за исчезнувшей прислугой вошла мать.

— Настенька, прости, что вот так с дороги я тебя одолеваю расспросами, но дело нешуточное… Мы с отцом испереживались…

— Я слушаю, мама.

— Что ты решила? Насчет свадьбы?

— А, что тут решать? — Настя села на кровать. — Папа ведь уже все решил. Мне не остается ничего кроме, как по обыкновению, последовать его воле, — спокойно ответила девушка, пожав плечами. — Насколько я поняла из письма, сделать ничего нельзя, кроме как выйти за Воронцова. Ну а все эмоции по этому поводу я уже переварила.

— Настя, если ты не хочешь…

— И что? Когда подписывали завещание, никто, кажется, не думал о том, чего я хочу или не хочу. Подобные документы просто так не составляются. И потом, что я могу сделать? Оставить вас с отцом у разбитого корыта? Мой дочерний долг, как минимум не допустить того, что в моей власти не допустить. Я сделаю все, что нужно. И нечего тут переживать. Иначе, зачем вы меня тогда воспитывали и растили? Чтобы я отблагодарила вот так, по-свински?

— Доченька, я знаю, что это отцовское решение из ряда вон выходящее и возмутительное. Я волнуюсь о тебе, я же понимаю, что для молодой девушки значит замужество. Это не так-то просто, жить под одной крышей с мужчиной, который тебе практически чужой. Как еще все сложится и сложится ли вообще у вас с Алексом.

— Мам, если и нужно было по этому поводу переживать, то, уж точно, хотя бы немного раньше. Теперь — все без толку. И насчет «молодой девушки»… Хм… Если ты заметила, я уже лет эдак десять, как далеко немолода. Юной и, тем более, неопытной, меня уж точно не назовешь.

— Ты никак не можешь забыть ту историю, злишься на отца.

— Мне нужно переодеться, извини. Не хочу заставлять папу ждать. Он этого не любит, ты знаешь, — возразила Ася, не давая матери продолжать нежелательную тему.

— Да, конечно. — Ася видела, как мать поникла. Но с другой стороны — все ее слова до единого были правдой, хотя она старалась говорить тихо, покорно и с такой интонацией, чтобы никого не обидеть.

Наталья Михайловна спустилась к мужу.

— Ну? Не томи!

— Она согласна, — коротко ответила Вересковская.

— Наташа… что? И больше ничего не сказала?

— Ничего. В другой бы раз я решила, что здесь что-то не так. Что передо мной совсем не моя девочка. Настя могла бы отреагировать как угодно, но только не покорностью.

— Наташенька…

— А, чего ты хотел? Твоя муштра сломала ее. Вспомни, каким она была инициативным ребенком? Каким подростком? Цветочек просто! Непоседа и заводила. А ты? Что сделал ТЫ? В своем стремлении воспитать идеальную жену, ты настолько переборщил, что… — Наталья Михайловна с досадой покачала головой, — Она совершенно не приспособлена к современной жизни. А я говорила тебе, что ребенок не оранжерейное растение. Он должен набивать себе шишки. И это нормально. Посмотри только, какой простушкой она выглядит! Одевается, как и десять лет назад. Как из монастыря будто.

— Наташа, смирение не всегда плохо для женщины. Уважать мужа нужно уметь и нужно уметь его уважить. Скромность еще никому не вредила.

— Не повредила бы, если б ты выбрал ей в мужья священника. Или, если бы вся эта история лет шестьдесят назад случилась. Но ты выбрал красавца, за которым девицы толпами ходят. — Наталья Михайловна просто сверкала глазами, стараясь не повысить голос до крика отчаяния. — Очнись! На дворе двадцать первый век! Ты считаешь, этот брак может стать счастливым для Насти? Я реалистка и понимаю, что грозит такой простушке. Она моя дочь, я ее люблю и красивую, и уродину, и больную, и здоровую. Она мой ребенок. Но я здраво смотрю на вещи и знаю, каких женщин любят мужчины и, каких любят современные мужчины. Если сказать, положа руку на сердце: даже то, что мне казалось почти нормальным, когда мы ее отправили из дому, сейчас выглядит убого.

— Натальюшка, зачем ты так жестоко?

— Прости, не могу сейчас с тобой говорить. Мне нужно успокоиться и побыть одной, — Наталья Михайловна решительно собралась уйти к себе, но тут увидела дочь на лестнице. Та переоделась в старое, белое в бордовый цветочек платье. Оно и так было простовато, а в совокупности с внешностью выглядело совершенно неподходящим для невесты Александра Воронцова.

Граф Вересковский посмотрел на дочь и в душе полностью согласился с доводами супруги. Ее опасения, как матери, вполне имели смысл. Только корить себя за то, что сделано давным-давно бессмысленно. А вот как это исправить теперь, он себе пока не представлял. От таких мыслей лицо старого графа помрачнело.

Госпожа Вересковская проглотила комок в горле:

— Настенька, что ты в этом старье? — Заботливо сказала она. — Завтра поедим купить тебе новый гардероб! Я совсем закрутилась, нужно было все сделать еще до твоего приезда.

— Мамочка, что вы! У меня все есть. Не нужно. Это платье такое милое, с ним столько воспоминаний связано. Что мне действительно понадобится, так это траурный туалет. До сих пор не приходилось в нем нуждаться, к счастью. И вот пришло время.

— Поедем завтра же, а если хочешь, то и сегодня! — оживилась мать.

— Я доверяю вам целиком и полностью. Возьмите что-то на свое усмотрение. Единственная просьба — никаких каблуков. Лучше черные балетки и желательно шляпку с плотной вуалью, если можно.

— Конечно, я все сделаю, но ты бы сама могла.

— Простите. Я так устала с дороги и до сих пор не пришла в себя. Нет никакого настроения на походы по магазинам.

— Хорошо. Как скажешь. Я оставлю вас, — Наталья посмотрела на мужа и, получив его согласие, удалилась.

— В кабинет? — тихо спросила Настя отца. Он так же, молча, покивал в ответ, открыв перед дочерью дверь. Девушка послушно прошла в комнату, и снова нахлынули воспоминания о том, как она боялась отцовского кабинета.

Вызов в кабинет никогда не предвещал ничего хорошего. Тогда она боялась и самого отца. Очень боялась. А сейчас Ася видела, как этот осунувшийся человек смотрит на нее, и теперь он ждет прощения от нее. Казалось, теперь в нем, нет ни капли от того жесткого, категоричного и непреклонного человека. Они с отцом поменялись местами. Девушка чувствовала, что он в ее руках. Анастасия прошла в комнату и села в кресло перед столом, на свое обычное место. Отец сел на свое. Она молчала, а он смотрел на нее каким-то грустным полным сожаления взглядом.

Видя такую подавленность близкого человека, Анастасия не сдержалась. Она встала, подошла к отцу сзади и обняла его за плечи, уткнувшись щекой в седые волосы на макушке. Григорий Филиппович был слишком растроган таким жестом. Он взял руку дочери в свою, поцеловал и не сдержал слезы, стремительно скатившейся по щеке.

— Папочка! Я знаю, как тебе плохо и тяжело, только, пожалуйста, не расстраивайся так сильно! Я не хочу еще и тебя потерять. — Сказала Настя шепотом. Такие, казалось, детские слова трогали за самое глубокое и больное.

— Не потеряешь, Настасьюшка, все будет хорошо. Обязано. Просто такое впечатление, что без руки остался. Не только больно, но и не привычно жить так.

— Пап, держись, пожалуйста!

— Кроме всей этой боли… Дочь, я понимаю, что сделал и в полной мере осознаю свою вину. — Григорий Филиппович пригласил ее жестом снова сесть в кресло, чтобы видеть ее глаза. — В оправдание не могу ничего добавить более того, о чем ты уже знаешь. Мама говорит, что ты согласна на все. Мне очень горько, что я не могу ничего изменить в этой ситуации, никак повлиять на нее. Скажи только, что я могу сделать, чтобы хоть немного скрасить для тебя твое положение? Я сделаю все, о чем бы ты ни попросила. Все, что в моих силах.

Ася сидела и думала, что добиться желаемого, оказалось намного проще, чем она даже могла представить. Видимо отцу, действительно, слишком жаль. Девушка снова вспомнила тот давний и неприятный разговор с ним.

— Настасья! Ты меня слышишь?

— Скрасить…, — повторила она.

— Может, я неверно подобрал слова, но, как я могу тебя хоть немного порадовать? Ну, у тебя же есть какие-то желания? Тебе ведь чего-то хочется? Мечта у тебя есть? — отец так озабоченно выглядел, что Асе стало не по себе.

— Все в порядке папа, не волнуйтесь так, пожалуйста!

— Скажи, как я могу замолить свой грех?

Настя сидела, нахмурившись так, что на лбу появилась складка.

— Разве нет ничего, что бы я мог сделать для тебя?

— Есть. Действительно есть. — Заверила его девушка. Она взяла со стола лист бумаги и ручку, и что-то быстро написала. — Вот. Перечисли на мое имя эту сумму. И никаких расспросов, зачем. Это моя просьба.

— Хорошо. Но хотелось бы, все же, знать, куда пойдут такие деньги? Прости за любопытство.

— Отец, не на глупости. На достаточно уважаемое дело, но знать об этом Вам вовсе не обязательно. Вы меня в известность о своих намерениях тоже не ставили. Тем более, что эта сумма для нашего состояния несущественна. — Настя вздохнула и продолжила, — Никаких расспросов, деньги, и с этой минуты я ни словом, ни делом, никогда в жизни не упрекну Вас за то, во что вы превратили мою жизнь. Поверьте, еще позавчера она была счастливой, — тон Аси был достаточно почтительным, несмотря на то, что говорила она довольно жестко. — Ну, считайте, что откупились.

— Настенька…, — отец хотел еще что — то сказать, но взял в руки телефон, лежавший тут же на столе и, сделав несколько нажатий на клавиши, сказал дочери.

— Сейчас придут деньги. — Его слова подтвердились пиликаньем телефонного банкинга у Насти.

— Спасибо. Инцидент исчерпан.

— Выпьешь с нами кофе перед ужином? — сказал Григорий Филиппович, невольно радуясь, что дело со свадьбой решилось довольно просто ко всеобщему удивлению. Глубоко в душе гнездилась мысль, что в простоте этой не все гладко, но главное же, все решилось, а об остальном он сейчас был не в состоянии думать.

— Маминого кофе? С удовольствием!

— Тогда прошу в столовую!

Когда появилась возможность удалиться, Настя, извинившись перед родителями, улизнула к себе. Первым делом она набрала номер Федора.

— Моя госпожа!

— Привет. Прекрати паясничать!

— Я соскучился.

— Федор, прости. У меня тут полный абзац, если выражаться фигурально. Я тоже рада тебя слышать, но давай серьезно.

— Весь во внимании. Слушаю ваши указания, босс.

— На мой счет поступила сладенькая сумма. Оформляй с Гариком бумаги на покупку журнала, завтра же, и я сразу все оплачу. Послезавтра жду тебя в Алуште. Записывай адрес…

— Привезти тебе все документы сразу?

— Да, да, бумаги и договор, я должна буду их подписать и пришли мне реквизиты. Еще у меня к тебе есть разговор. Это не по телефону. Очень серьезно все. Понадобятся все твои авантюристские способности.

— Ты меня обижаешь. Я — сам закон.

— Вот именно, я как раз об этом.

— Договорились. С нетерпением жду, когда увижу твое личико.

— Я тоже, — Ася нажала на отбой, — жду. Вот за что я тебя обожаю, Леснов: ни лишних вопросов, ни комментариев. Сказано делать — и делаешь, — добавила она вслух.

— Как вы поговорили? — с легкой тенью обиды спросила Наталья Михайловна.

Григорий Филиппович несколько оживился, радуясь, что бойкот окончен:

— Хорошо поговорили. Настя подпишет все бумаги.

— Хоть не поссорились, как обычно, и то дело. Невесту пережили. Теперь бы еще жениха вот так же просто.

— Думаешь, он будет, против?.. — Вересковский осекся, на ходу понимая, что снова затронул больную для супруги тему. Наталья укором во взгляде наградила мужа, и он поспешил ее заверить, — Сашка не посмеет ослушаться. Он сделает все, чтоб будет нужно для семьи.

— Ослушаться? Сделает все, потому что не сможет ослушаться? Гриша, ты вообще, о чем думаешь? Любой разумный человек не может быть «против», чтобы породниться со своим партнером, представителем такой аристократической династии и самым уважаемым человеком в наших краях. Только любой разумный человек также рассудит, что мальчишка, которому были доступны все радости жизни, и, которого застали врасплох да при таких событиях, не сможет найти для себя ничего утешительного в браке с такой женщиной как Настя. Не думаю, что Александр откажется, но и восторга от такой перспективы ждать не стоит.

— Знаешь, душа моя, а ты не права.

–?!

— Что-то мне подсказывает, что наша Настя теперь совсем не та, какой была. Что-то в ней поменялось и очень кардинально, нутром чую. Правда, не могу пока сказать, что конкретно. Задаст она еще жару молодому Воронцову.

— Совершенно не понимаю твоего воодушевления, ее внешность…

— Внешность — это пара тряпок, пара заколок и пара тюбиков с кремом. Важно, уметь их использовать.

— Настя полностью сломлена. И ни тряпки, ни крем не помогут, если внутри тебя нет богини с гордо поднятой головой!

— Не согласен. Но зато, как сказано! Звучит, душа моя! — Вересковский потянул руку жены, сидящей рядом на диване, и поцеловал. Представляешь, она у меня денег попросила.

— Денег? Зачем?

— Не сказала. Круглая сумма. Вижу, что не просто так. Она поставила только одно условие — никаких вопросов, так что ты уж…

— Не беспокойся. Ну, и на что ей деньги? Она живет в любовных романах, своих текстах для корректировки и благотворительности. Может, детишкам в приют перечислит в честь свадьбы?

— Может, и в приют. А, может, и не в приют.

— А, вдруг… Вдруг, она в секту попала? Их сейчас полным-полно и ее внешность вполне отвечает их требованиям, — обеспокоилась графиня.

— Наталья! Да ты что! Не начинай!

— Надо проверить, куда деньги пойдут.

— Я не буду этого делать. Я верю своей дочери.

— Попомнишь мое слово. О каком тогда браке с Воронцовым говорить? Дочь спасать надо. А Сашка не потерпит в доме чокнутой фанатички и будет прав.

— Наталья! — повысил голос Григорий Филиппович. — Ты вообще когда-нибудь замечала, чтоб Настя была слишком набожной?

— Нет.

— Ее в церковь кнутом не загонишь! Только на Рождество и на Пасху.

— Но… мы вообще в последнее время не знаем, чем она живет и дышит!

— А, не ты ли говорила, что дочери нужно немного воздуха свободы? И что? Ей уже за тридцатник, а она до сих пор в девках сидит.

— Зато ты увидел ее целующуюся с парнем и закатил вселенский скандал! Развел их, таким образом, стараясь устроить счастье дочери?

— Во-первых, не целующимися, а за любовными утехами. А такое поведение для барышни недопустимо. И, во-вторых, этот парень, как ты его называешь, альфонс и хотел посмеяться над нашей девочкой. Ты бы слышала, как он со мной говорил. Если бы у него были серьезные чувства…

–…на дворе 21-й век! Двенадцать лет прошло, а ты все туда же! Двенадцать, Григорий!

Разговор нарушила Настя, вдруг появившаяся в гостиной.

— Садись, дочка! — пригласил отец, уступая ей место между ним и матерью. — Мы думали, ты уже отдыхаешь.

— Была мысль. Да как-то перебила сон. Кофе, наверное, помог. Теперь вот не спится. Но я даже рада. Очень за вами соскучилась, — девушка поочередно поцеловала мать и отца в щеку, и только после этого села между ними.

— Еще бы. С такими событиями немудрено и сон потерять! — отозвалась мать.

— События здесь не причем. Мой психолог, Лана, говорит, что наше состояние во многом зависит от нашего отношения к окружающей действительности. И я с ней согласна. Тем более, что ничего страшного кроме смерти крестного не произошло, — родители переглянулись.

— Вы с Ланой так крепко подружились за эти годы.

— Да уж, и это лишает меня необходимости платить за прием, — попыталась пошутить Настя. — Кстати она здесь и как-нибудь забежит на чашечку чаю.

— Это было бы замечательно! В нашем домашнем меню появился новый пирог. Вкус просто волшебный, несмотря на то, что он тыквенный.

— Отличный повод, обязательно тоже его попробую.

— Мы с мамой переживали, как ты все воспримешь и в эти дни у нас были бессонные ночи.

— Я была поначалу ошарашена вашим сообщением, но, поразмыслив, поняла, что все совсем не так уж плохо. Мне давно не семнадцать, а потому найти достойную партию, да еще и такую выгодную, шансов практически нет. Я, конечно, понимаю, что наш брак по факту не может быть счастливым, но в моем случае, мужчина под одной крышей — уже достижение.

Вересковкий нахмурился, а его жена попыталась перевести разговор на другую тему.

— Расскажи, Солнышко, как твои дела на работе? — ласково спросила Наталья Михайловна, стараясь не выдать своего беспокойства от услышанного.

— Замечательно. Все ровно и спокойно. А для творческого человека душевное равновесие — главный постулат наличия вдохновения.

— Что у вас в редакции нового и интересного? — подключился отец.

— С тех пор, как мы говорили, ничего особенного не случилось.

— Читал ваш последний номер. Великолепно! Браво! Вот уж никогда бы не подумал, что на старости лет буду женским глянцем увлекаться.

— Папа, вы его читаете, потому что Ваша дочь имеет к нему непосредственное отношение. В этом вся причина. — Настя мило улыбнулась.

— Мне, правда не очень нравится, что у вас авторы не своими именами подписываются. Никогда не понятно, что за человек писал.

— Это сделано преднамеренно, чтобы не нарушать их личное спокойствие. Псевдоним в этом случае отличный выход. Все равно по тексту можно сложить полное впечатление о человеке, и, как правило, процент ошибки минимален… — Анастасия немного запнулась, решив, что ляпнула лишнего.

— Ты так считаешь?

— Нет. Не я. Ася. Это политика начальства.

— Основная статья ее, как всегда?

— Да. Кстати, ее, теперь, официально назначили главным редактором.

— А Георгий Константинович, что же?

— Гарик большей частью отошел от творческого руководства. На нем бумажная волокита.

— Ну, что ж, девушка вполне заслужила эту должность. Таких талантливых людей мало. Продажи вон как возросли с тех пор, как она фактически у руля. Такой острый ум. На четыре страницы ни одной пустой фразы! Ни за что бы не подумал, что женщина способна на такое. А тематика? А стиль?! Молодец барышня!

После этих слов мужа пришла очередь помрачнеть Наталье Михайловне. А Настя вовсю старалась сохранить на лице невозмутимость и не зардеться от хвалебных песен отца.

— Ее тексты ты тоже правишь?

— Нет. Они в правке не нуждаются.

— Сколько ей?

— Почти как я, плюс-минус пару лет.

— Ничего, вот замуж выйдет, а там дети, кастрюли и энтузиазма поубавится, — возразила Вересковская.

— У нее есть молодой человек?

— Мы не очень дружны. Говорят, был вроде кто-то, но пока ничего серьезного. Такие женщины обычно не ставят брак, семью и детей в приоритет.

— Может она нетрадиционной ориентации?

— Наталья!

— Ну, это же сейчас модно. И чего ты ее защищаешь?

— Я не защищаю, — отступил Григорий Филиппович, — но ты преувеличиваешь.

Настя поспешила развести спор:

— Просто она трудоголик, терминатор в женском обличье. Она никогда не плачет, не жалуется, и такой жесткости я в жизни своей не видела. В коллективе ее зовут дьяволицей и Медузой Горгоной, у которой нет сердца.

— Одним словом — стерва. Все ясно, — констатировала Наталья Михайловна.

— Наверное, иначе и нельзя, чтобы добиться такого успеха. Хотя нет гарантий, что за панцирем там не скрывается ранимая и довольно нежная особа. — Заключил отец. Графиня, сдвинув брови, пристально посмотрела на мужа.

— С каких это пор, ты бизнес-вумен восхищаешься? Не ты ли всегда считал, что место женщины в доме у плиты? Украшение домашнего очага и все такое?

— Наталья, времена меняются. Женщины тоже. Хотя я по-прежнему считаю, что место женщины у домашнего очага, я не могу не восхищаться силой и выдержкой этой молодой особы. Тут даже мне поспорить не с чем. И опять-таки: я рад, что мои женщины — олицетворение той самой хранительницы домашнего очага. — Вересковский привычным жестом взял в руки руку дочери и прикоснулся к ней губами.

— Настенька, ну а ты сама-то писать не пробовала? — в глазах матери горел огонек надежды.

— Я? Да… немного, я в основном афишу по городу пишу в приложении, иногда рецензии на фильмы и книги современности. По выставкам и концертам гуляю. Это моя стихия. Потом описываю впечатления. А в основном моя работа — просто корректура.

— Ничего. Это тоже важное дело. Тем более, что тебе с детства привили любовь к культуре и искусству, и это действительно твое. Современная молодежь не особо понимает в нюансах.

— Что бы ты посоветовала почитать? — спросила мать.

— Вам с отцом вполне подойдет Эльчин Сафарли. Молодой турецкий автор. К слову, уже отмеченный наградой. И у него есть несколько произведений. Начните с «Туда без обратно» и «Нет воспоминаний без тебя».

— Спасибо за совет, дочь. Обязательно прочтем.

— Мне моя работа нравится, я растворяюсь в ней. Немаловажный факт, согласитесь. Большего не надо.

— Постоянное стремление к лучшему, совершенствование — залог успеха.

— Да. Я знаю. Только меня и так все устраивает. Что-то начинает в сон клонить. Если вы, не против, я пойду уже к себе. — Поспешила ретироваться от дальнейших нравоучений Настя.

— Спокойной ночи, дочь!

— Спокойной ночи, девочка моя!

— Спокойной ночи! — она встала и снова поочередно наклонилась к родителям, получив поцелуй в лоб. А после поспешила скрыться из виду, в душе радуясь, что в принципе разговор удался, а отец оценил ее достижения. Не кто-нибудь, а именно ОТЕЦ.

Григорий Филиппович гордо заметил:

— Видишь, что значит привить любовь к чтению ребенку с малых лет. А ты была против, когда я в детстве заставлял Настю много читать.

— Я не была бы против, если бы ты все ее остальные детские занятия не пытался заменить чтением. Тем более серьезной литературой. Так и умом тронуться недолго. Иногда нужно читать и более легкие или даже легкомысленные вещи. Чтобы человек душой отдыхал, а не только задумывался о смысле жизни.

— Все равно результат моих стараний есть. Она читает и притом с удовольствием. Вон, что нам порекомендовала. Я слышал об этом авторе. Молодой современный, пишет об отношениях и, тем не менее, не дешевка, есть над чем задуматься. Даже в наше, так сказать современное житие.

— А ты думал, она отцу «50 оттенков серого» предложила бы почитать? Зная тебя, сомневаюсь, Наталья Михайловна встала со своего места. И глядя на нее, тоже сомневаюсь…

— Душа моя, что за оттенки? Постой, ты про это… Наталья, уж не хочешь ли ты сказать, что сама снизошла до…, — но Наталья перебила мужа:

— Гриша, поздно уже, пойдем спать!

— Наталья, я, кажется, задал вопрос! — но Вересковская не удосужилась ответить и, лишь усмехнувшись, вышла из комнаты. — Наталья!

На ночь Анастасия решила поговорить с подругой и поспешила набрать ее номер:

— Доброй ночи!

— Привет, авантюристка! Даже боюсь спрашивать…

— Да все просто отлично!

— Пока не вижу повода для радости.

— Представь, отец настолько чувствует свою вину, что предложил меня чем-то порадовать.

— И ты сказала про журнал?

— Нет. Просто попросила денег, и воздержаться от расспросов.

— И?!

— Дал без разговоров. Да он бы и VERITAS на меня переписал, если б мог! Понял, что натворил. Так что я уже дала распоряжения Федору и уже на этой неделе «Ladies` room» будет мой!

— Поздравляю, подружка. Хоть одно приятное известие.

— Не одно. Мы говорили о моей работе, и папа вдвойне восхищался журналом и моими достижениями. Хоть отец и не догадывается, что они мои, но я все равно очень довольна.

— Получить похвалу от Григория Филипповича дорогого стоит! Так что снова мои поздравления!

— Спасибо, Ланочка! Мама, правда, расстроена. Она, по-видимому, не очень рада моему предстоящему браку.

— Ну, она женщина и понимает, чем ее страшилке-дочке грозит союз с таким красавцем! А вот дочке красавице, комсомолке, спортсменке…

— Ладно, не нужно будить мою совесть.

— Спасибо, что позвонила, я уж волноваться стала. А само завещание ты читала?

— Читала. Как я и предполагала, лазейка есть. Федор мне поможет. Только нужно все хорошо продумать. В завещании указан случай измены супругов. Тогда виновник лишается своей части наследства в пользу другого. Наследство что? Я Алексу его и так верну. Александр Воронцов попадется на своей слабости. Жен-щи-ны! — Ася пропела последнее слово нараспев. — Его поймают и сдадут законной жене с потрохами.

— Сдадут. Если он тебя не сдаст первым. Возможно, он тоже не будет рад такому повороту событий и, прочитав завещание, в свою очередь будет искать способ от тебя избавиться. И придет к тому же выводу. А тебя с твоим Лесновым ох как легко будет поймать. Даю гарантию. Я тебя не первый день знаю.

— Ну, уж нет. Я использую любой шанс. И если нужно, я прерву с Мачо-адвокатом всяческие отношения. Кроме деловых, разумеется. Леснов перебьется.

— Ага, как же.

— Ты себе не представляешь, на что он готов ради хороших денег. И про l’аmour toujour⁵ в два счета забудет.

— Огнем играешь, Асенька. Поверь мне.

— Не боись, Ланусик, прорвемся! Увидимся завтра?

— Конечно! Если ты не занята.

— Не занята. Днем будет время. Или вечером. Мне только к Воронцовым съездить и примерить траурный туалет.

— О! Пойдем в магазин, у меня нет подходящего платья здесь! Я с твоим внезапным замужеством забыла, куда еду.

— Угу. Значит у тебя на квартире в час, ок?

— Ок. А тебе разве платье не нужно?

— Мать настаивала, но я не хочу ехать с ней по магазинам. Завтра вместе с тобой и присмотрю что-нибудь. А то она, скорее всего, купит не то что нужно. Просто дальше расстраивать ее не хотелось.

— Договорились. Спокойной ночи! Хотя, какой тут покой.

— У меня снотворное есть. Иначе, мой сон тоже сомнительное предприятие.

— Очень правильное решение!

— Спокойной ночи, Ланусик!

— До завтра!

Ася положила телефон на тумбочку и на минуту задумалась. Потом она встала и подошла к секретеру. За дверцей нашлось успокоительное и снотворное, однако Анастасия помешкала минуту и взяла бутылку, стоящую в глубине. Поворот крышки и она уже наслаждалась терпким запахом полыни сладковатого напитка. — Самое правильное! — Сказала она сама себе и сделала еще несколько глотков прямо из горлышка, предварительно заперев дверь.

В теле разлилась теплая волна усталости. Ася посидела еще пару минут, а потом замаскировала свое нижнее белье в ящике комода для носков и колготок. И еще она откопала тройку старых комплектов и выложила их в самом верхнем, под рукой. Теперь с чувством выполненного долга можно было спокойно отдаться в руки греческого бога, что она, одев свою любимою ночнушку из японского шелка, и сделала.

— Все, поехали домой! Почтение вдове засвидетельствовали, соболезнования выразили. Мавр свое дело сделал — мавр может уходить. — Шепотом почти на ухо Ланке заключила Ася.

— Как? А на кладбище? Ты что, не поедешь? А поминальный обед? — запротестовала та.

— Хватит с меня церемонии отпевания. Кладбища я ненавижу, особенно момент, когда крышку гроба закрывают, такое чувство, что рвется последняя нить, связывающая с человеком. Мра-а-ак!

— А, вдруг отсутствие заметят?

— Им не до меня. Вон народу сколько! — Ася невольно зашморгала носом, пытаясь держать себя в руках.

— Ты что зубы сцепила? Поплакала бы, и легче станет, а то слезы, как из мраморной статуи катятся аж до самой шеи. Где ты такую густую вуаль откопала, я глаз твоих даже не вижу, как, впрочем, и лица?

— Нечего кому-то здесь мое лицо видеть. А плакать домой поедем. Ты жилетку захватила?

— Пытаешься шутить? Здоровый признак.

Две молодые девушки потихоньку направились к стоянке машин, чтобы не привлекать внимание прибывших почтить последнюю память о Викторе Семеновиче Воронцове.

Они выпили кофе в своем любимом кафе на набережной Алушты, поговорили о жизни и разъехались: Лана домой, Ася — заказать Леснову номер в гостинице, а после на свою «штаб-квартиру», где можно было побыть собой.

Анастасия смотрела на затухающий вечерний пейзаж моря, прихлебывая горячий кофе в ожидании Федора. В пунктуальности ему нельзя было отказать, так что, по ее подсчетам оставалось ждать недолго. Траурная церемония вымотала полностью, но даже Ланке Ася не хотела показывать свое пессимистическое настроение. Она немного волновалась, возьмется ли Федор за дело. Хотя деньги почти всегда были решающим показателем для адвоката Леснова, Ася все же сомневалась, что его нежное отношение к ней не ограничивается теперь, спустя столько лет, лишь спортивным интересом. Вдруг Лана права. Вдруг он окажется более принципиальным в этот раз. Анастасия поставила чашку и пошла к зеркалу в прихожей. Она вытащила из прически пару шпилек, и тяжелые локоны рассыпались по плечам сочными шоколадными гроздьями.

Практически минута в минуту раздался звонок в дверь, прерывая ее размышления.

— Привет, — на пороге стоял букет из огромной охапки бледно-сиреневых роз, а образовавшийся сквозняк повеял знакомым запахом дорогого одеколона.

— Привет. И зачем это? Спасибо, конечно, но, я же сказала, что встреча носит деловой характер.

— Да ладно тебе, железная леди! Я же вижу, как ты едва держишь себя в руках, — Леснов всучил букет Асе, чмокнул ее в висок и прошел в квартиру. Девушка заперла дверь и последовала за ним.

— Вот только не надо у меня в мозгах копаться, а? Хватит с меня одной Ланки.

— Я просто хотел поддержать. Ты же уехала впопыхах, формально поставив меня в известность. Я помню, что наши близкие отношения не должны выходить за рамки, но, как твой друг, я имею право знать, что у тебя проблемы.

— Проблемы… хм… проблемы — не то слово!

— Анастасия Григорьевна, нет таких проблем, которых не решит ваш адвокат. И, заметьте, я не красуюсь. Это — факт! — Леснов расплылся в улыбке Чеширского кота, и Ася не смогла проигнорировать и не полюбоваться симпатичными ямочками, вскочившими на его щеках.

— Давай бумаги на подпись, — сказала она, стараясь скрыть свои мысли. — Кофе будешь?

— Держи! — Изящным движением он вытащит из портфеля стопку листов в файлах и положил на стол. — Кофе — с удовольствием. Особенно из твоих рук.

— Еще скажи, что из моих рук и яду бы хлебнул, — мрачно возразила Ася и стала смотреть в белоснежные листы.

— Я вам всецело доверяю, моя госпожа! Яду — значит яду.

— Не паясничай! Вот тебе еще печенька, — сказала Ася, подсовывая ближе Федору его любимое лакомство. — Уж, прости, в холодильнике пусто. После можем поужинать в ресторане. Кстати, это тебе, — Анастасия между прочим сунула в руки своему адвокату семейную платиновую карточку Воронцово-Вересковской Империи, а сама уселась за стол. — Тебе теперь придется здесь часто кушать.

— Ух, ты! Ничего себе дождался доверия! Ты, кстати, потрясающе выглядишь даже в трауре. Черное тебе особенно к лицу.

— Спасибо, — Ася внимательно просматривала бумаги и поочередно ставила подпись почти на каждом листе. Леснов подошел к ней сзади и поцеловал в шею, чуть пониже мочки, — погоди минутку…, — сказала она, и Федор отошел к окну:

— Ну и панорамка! Это у тебя квартира для конспирации? Соришь денежками фирмы.

— У меня нет черной бухгалтерии, и тебе это известно лучше всех. Это Ланкина квартира. Я обычно останавливаюсь в отеле, а после еду к родителям. Теперь сбегаю сюда, если охота побыть одной. Чтоб на мозг не капали.

— Родители не знают?

— Не-а.

— Шифруешься?

— Типа того. Не пускаю лишнего в свою личную жизнь. Все. Готово. — Ася встала из-за стола и оперлась на него бедром, сложив руки на груди, и Федор едва не улыбнулся, искренне наслаждаясь элегантной фигурой в черном платье.

— Поздравляю, Анастасия Григорьевна! С этой минуты вы — владелица журнала «Ladies' room». Честно заслужила и спасла от гибели. Отдал Гарику половину, хочу убедиться, что он деньги не профукает. Его адвокат должен за всем проследить. Чуть позже остальное. — Федор подошел к Анастасии совсем близко, и она снова с удовольствием вдохнула родной запах. Несмотря на стоявшую жару, Федор был одет по всей форме — в костюме-тройке и при галстуке. Картинка из глянца во плоти.

— Спасибо. — Как-то поникло ответила она.

— Не вижу ликования по поводу.

— Не до того.

— Ну, просвети. Я ж еще не в теме. Кроме «передай Леснову: я в Крым, срочно» мне больше ничего не велено было передавать.

— Прости. Я должна была сообщить сама.

— Должна была. По идее. Но ты ж у нас босс. И твои поступки не обсуждаются. Кто платит деньги, тот и заказывает музыку.

— Перестань. Я не права, это и ежу понятно.

— Ладно, может, все-таки расскажешь, что еще стряслось, кроме того, что трагически погиб Виктор Семенович Воронцов, твой крестный?

— Кроме собственно горя от потери, — девушка нерешительным движением потерла лоб, — последствия замучили. — Ответила она.

— То есть?!

— Хм… Вобщем я прошу тебя выслушать трезво и непредвзято, поскольку мне реально нужна грамотная помощь, а не…

— Намекаешь на мое отношение к тебе? Кажется, я не давал повода усомниться в своей верности моему боссу, несмотря на личное отношение. Ну, а то, что я действительно скучаю — это нормальные человеческие чувства, вполне естественные. И если бы у тебя в груди было нечто живое и красное, а не кусок металла, то ты бы тоже это понимала.

Ася посмотрела в глаза собеседнику:

— Только не нужно говорить, что у меня лишь трезвый расчет на уме. Я тоже умею чувствовать, между прочим.

— Да-да, конечно! — в голосе Леснова послышалась явная ирония.

— Просто то, что я собираюсь сказать, ты точно не ожидаешь услышать.

— И, все же?

— Ты знаешь, что империя VERITAS состоит из двух частей — Воронцовых и Вересковских. Я не буду сообщать тебе нудные подробности, слишком долго, а только по факту. В прошлом был инцидент, после которого мой отец и крестный составили завещание с поучительной целью. Шутка не удалась, так как бумагу не успели поменять, когда она потеряла актуальность. Внезапная кончина Воронцова-старшего запускает механизм. Я и Александр Воронцов, сын крестного, должны сочетаться браком и прожить под одной крышей пять лет. Иначе, потеря денег — самое малое, что повлечет за собой для семьи мой отказ. — Анастасия наблюдала, как поменялся в лице Федор Леснов. Она бы сказала, что он недалек от обморока, но, все же, не хотела верить глазам, иначе этот мастер своего дела был ее последней надеждой на спасение.

И она практически попала в точку. У Федора едва ноги не подкосились при этих словах. Конечно, он предполагал, что теоретически подобный поворот возможен, только практически почему-то выдержка давала сбой. Он старательно пытался не ударить лицом в грязь, собрать мыслив кучу и сосредоточиться на том, что говорит Ася. Одним словом — оставаться профессионалом, когда так затронуты твои интересы и, собственно, твоя судьба, оказалось слишком тяжело. Да, он не делал Асе предложение, а она никогда не намекала, что хочет быть его половиной. Они не клялись друг другу в вечной любви, да и вообще речи о чувствах никогда не вели. Но он не делал этого потому, что боялся отказа, и так вся история затянулась на добрый десяток лет. Тем не менее Ася до сих пор оставалась рядом. Рядом с ним. — Леснов непроизвольно сделал шаг назад и поместил руки в карманы брюк.

— Короче: отказаться я не могу. Придется согласиться. Естественно, меня не устраивают пять лет потерянной жизни. Я принесла завещание, и ты его должен разобрать по буквам, но найти выход. Первое, что даже мне бросилось в глаза и, чего не смог предложить моему отцу семейный адвокат — это измена одного из супругов. Пойманный на горячем, теряет все в пользу потерпевшей стороны. Для моих родителей подобная афера унизительна. А я не расстроюсь, если моего супруга как раз на этом и поймают. После, я с удовольствием подпишу бумаги, чтобы вернуть ему его половину бизнеса. Сам понимаешь, что огласка всего, лишь дело времени. А как раз особая огласка нам и не нужна.

Федор смотрел в одну точку и не двигался, Ася поднялась, потянулась к стоящей рядом сумке и вытащила из нее папку, которую тут же положила на стол.

— Я в долгу не останусь. Только верни мне свободу. — Попросила Ася. — и почти шепотом добавила, — Пожалуйста…

Адвокат, взял бумаги. На первой странице лежало фото Александра Воронцова. Вдруг Леснов стал смеяться.

— Что смешного, не вижу? Издеваешься? Мне все равно, кому платить, лишь бы добиться своего! Не хочешь денег — можешь быть свободен! — Анастасия заметно занервничала и встала.

— Анастасия Григорьевна, простите! Вы, конечно, женщина загадочная, но чтобы до такой степени.

— Что ты имеешь в виду?

— Ася, детка, послушай, женщины не отказываются от браков с ангелоподобными красавцами типа твоего суженого, которые к тому же являются наследниками ТАКО-О-ОГО состояния! Твоя позиция выглядит, как минимум — странно, и, как максимум — глупо!

— Нет, Леснов, это твоя позиция выглядит, как минимум странно!

— Это ты про то, ревную я или нет? — он вдруг резко подался вперед и сделал шаг к Асе, снова вынудив ее присесть на край стола. — Да! Слышишь? Да! Я ревную! Ревную! — Отчеканил он ей в лицо. — А смысл? Я знал, на что шел. Знал, что когда-нибудь это случится. Что папочка тебе обязательно подыщет подходящую партию. Невесты вроде тебя никогда не выходят замуж просто так и, тем более, за безродных голодранцев вроде меня. Но, время шло, а ты все больше приобретала независимость, все крепче становилась на ноги и плевать хотела на отцовские правила. Потому я немного забыл про то, кто ты есть на самом деле.

— Ты то? — Анастасия рассмеялась. — Тоже мне, голодранец! С кругленьким счетом в банке, очередью из клиентов и виллой в Ницце. Хозяин жизни!

— «Хозяин» — это вот этот субъект на фото, и ко мне, по сравнению с ним, такое определение, совершенно не лепится.

Ася помотала головой в стороны:

— Леснов, речь о моей судьбе, а это моя жизнь и только я буду выбирать, что мне с ней делать. В конце концов, я — твой работодатель, я плачу тебе зарплату и притом, не малую, как для этой должности. Я не хочу замуж за этого человека и поставила тебе задачу. Потому будь добр, решай ее! Не хочешь, я тебя уволю. Выбор за тобой.

Федор снова отступил назад, давая Асе свободу:

— Слушаюсь, шеф! — они смотрели друг другу в глаза, и Ася видела, как человек, для которого, как она считала, не было ничего святого, дал слабину. Только в данной ситуации это было лишним, и она снова вспомнила Ланкины слова, что идея привлечь Федора провальная.

— Если моя госпожа хочет, значит, слуги сделают все, чтобы она получила желаемое.

— Прекрати!

— Не будь идиоткой Вересковская, ты просто просер…, — Федор запнулся, — ты теряешь свой шанс на счастье. Многие девушки бы отдали все, но за обратное тому, чего просишь ты. Так что, обдумай сначала все хорошо. А после поговорим.

— Тут не о чем думать.

— Ты знаешь мою точку зрения. Нет ни одной ситуации, из которой нет выхода. Если не ходом, то ползком. Не думаю, что все так безнадежно. Я берусь за дело. Выходи замуж, а там посмотрим, что и, как лучше сделать. Не торопись, побудь женой, а вдруг понравится.

— Слушать не хочу…, — прошипела Анастасия.

— Не перебивай! — прикрикнул на нее Федор. — Ты, как всегда, с места в карьер! Ты даже не знаешь, что тебя ждет после этого замужества. Разберись сначала с плюсами и минусами, а после решай! Если так все серьезно, то и дело обставить нужно серьезно, что требует качественной подготовки. Коль ты так уверена, что полюбовно вам не договориться. Хотя, я бы на его месте носом землю рыл, чтобы не упустить такую женщину.

— Не думаю, что эта женщина будет так уж ему интересна.

–?! — брови Федора поднялись и замерли в немом вопросе.

— Он не знает другой Насти, кроме той, которая всегда была в семье Вересковских.

— Что? — голос Федора обратился практически в визг. — Ася, ты уже не ребенок! Ты так и собираешься ломать комедию покорной овечки твоего папочки?

— Это не комедия. Мои родители не знают другой дочери. Я не хочу не оправдать папиных надежд и притом так кардинально. Это чревато ухудшением его здоровья. Он мечтал о достойной дочери, об эталоне женщины в его понимании.

— Бред!

— Конечно. Для тебя бред. Бред и замуж меня выдавать таким диким образом! Господи, и это МЕНЯ! Как овцу… На дворе 21-й век! Что ты, Леснов, можешь вообще понимать в моей жизни, чтобы поучать? Тебя с двух лет учили стишкам Агнии Барто и танцевать польку Мишки с куклой, а меня держать вилку с ножом и нудным правилам этикета и дипломатического протокола! Тому, как я могу сесть, встать, что сказать, какими словами, как себя вести, как ходить в гости, какие места посещать, сколько раз нужно принимать душ, когда подавать вечерний чай. А в десять я танцевала венский вальс лучше Владика Ямы! Потому тебе труднодосягаемы традиции и ценности моей семьи. Мне же… Хм… — Ася перевела дух, — несмотря на то, что они мне стоят поперек горла, я не могу вот так просто ими пренебречь! И моей семье не все равно, что скажут люди. А репутация — не просто слово из девяти букв. И когда я вырвалась из всего этого, меня возвращают обратно в золотую клетку. Свобода, знаешь ли, до-ро-же! — Ася уже просто орала.

— Не кричи! Не кипятись так! Я действительно далек от всего этого и не понимаю тебя с той позиции, что женщины из кожи вон лезут, чтобы охомутать стоящего мужика. А ты уродуешь себя, чтобы он в тебя не влюбился.

— Твое дело не понимать, а делать. То, что Я велю! И смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю!

— Ясно. — Федор поднял взгляд на босса и вздохнул. — Значит, теперь мне, придется еще курсировать Донецк-Алушта?

— Правильно. Не перетрудишься.

Леснов вздохнул:

— На случай, вдруг еще раз задашься вопросом, почему я не борюсь за тебя, отвечу сразу: я не идиот. Это ты сейчас так говоришь, а после более близкого знакомства с младшим Воронцовым заново, ты можешь передумать и очень резко. Потому, что вы с ним одного круга, вы слеплены из одного теста. Что касается меня — твое благополучие мне много важнее собственных… хм… амбиций, — Федор стал говорить спокойно и уравновешенно. — Если кто-то тут живет лишь эмоциями, то кому-то нужно трезвое мышление. И я как раз отдаю себе отчет в своих словах. Пусть все идет своим чередом. Когда оценим ситуацию более полно, тогда я сделаю все, что ты скажешь. Договорились? Согласись, что это разумно.

— Договорились. — Ася вздохнула и обняла себя за локти, закрываясь, — Значит, всех меряешь деньгами и родословной.

— А ты не меряешь?

— Конструктивный разговор получился.

— Очень даже продуктивный я бы сказал. Обе точки зрения высказаны и поняты оппонентами. — Федор почти залпом выпил остывший кофе. — Ладно, у меня будет трудная ночь, уже поздно.

— Ты вроде вначале никуда не спешил. Нашел повод сбежать?

— Не хочу трогать то, что мне не принадлежит уже даже по закону.

— Законопослушный ты на-а-аш! — нараспев протянула Ася.

— Прости. На самом деле не то настроение, после нашего разговора. — Федор собрал бумаги и пошел к двери. — Adiós señorita!⁶

— Леснов! — Ася на мгновение закрыла глаза.

— Да, моя госпожа!

Ася молчала, что вынудило его вернуться и подойти к ней.

— Я тебя еще не отпускала, — сказала она, когда Федор вернулся.

— Извини, — он осторожно приблизился и нежно поцеловал Асю в щеку. Запах ее волос предательски не давал сил отстраниться, и Федор зарылся в них лицом.

— Ты фото забыл, — сказала девушка.

— К черту фото! И Воронцова твоего к черту! — он обнял Анастасию свободной рукой и крепко прижал к себе. — Я и так его рожу никогда не забуду.

Ася нахмурила брови:

— Что значит, не забудешь? — она отстранилась и поглядела на Федора. — Он тебе так понравился, что ты решил сменить ориентацию? — полушутя полусерьезно возразила девушка.

— Я вообще-то натурал, если ты до сих пор не заметила. И «блондинки», — он кивнул на фото на столе, — вообще не моем вкусе.

— Я серьезно.

Федор вздохнул и, сделав пару шагов в сторону, повернулся к Анастасии:

— Если серьезно, то вот эту красоту он мне навел, — молодой человек указал пальцем на шрам на левом виске.

Шрам был единственным недостатком внешности красавца-адвоката, если его вообще можно было назвать недостатком. Живой пример того, когда можно сказать, что шрамы украшают мужчину. Черные вьющиеся волосы цвета воронового крыла, смуглая от природы кожа и цвета горького шоколада глаза делали Федора похожим на латиноамериканского мачо. Образ из девичьих грез — горячий парень, ловко вращающий бедрами под такты зажигательной и страстной румбы. Ася, уже в который раз, тайком залюбовалась собеседником.

— Хм… Воронцов? Алекс помог тебе стать таким вот сексуальным мачо?

— Это тебе только кажется сексуальным, а другим может и не очень.

— Ой, Леснов! Не прибедняйся! Интересно, и каким образом это вышло?

— Мы сильно подрались. Та давняя история с тобой и твоим отцом, где я повел себя, как последняя сволочь.

— Но какое отношение к ней имеет Александр? — в голосе Аси звучали искренние нотки удивления.

— Мы столкнулись в ночном клубе, оба были навеселе и его, похоже, сильно тронул факт о твоей поруганной чести.

— Что? Воронцова? Ты шутишь!

— Ни капли. Он разукрасил меня из-за тебя, хотя и случайно. Какой-то железкой на руке оцарапал во время драки. По-моему, часами. Меня здорово зашивали и едва остановили кровь. Он потом загудел в обезьянник. Менты загребли тогда всех подряд, без разбору. Отпустили только меня. По блату, так сказать. Плюс рана.

— То есть, получается, отец отправил его в армию из-за меня?

— Вот, видишь, как много ты еще не знаешь о своем будущем супруге. Я дело говорю. Взвесь все хорошенько. Того и гляди, влюбишься, как по заказу. И задачка сойдется с ответом, — Федор наблюдал за ее реакцией. При последних словах Ася снова поменялась в лице. На нем отразились раздражение и злость, как и полчаса назад, что давало немалую надежду адвокату.

— Знаешь, а не пошел бы ты… Иди лучше, работай! — в голосе Аси послышалась обида. Федор попытался приблизиться к ней, но та подняла руку ладонью к нему.

— Разговор на сегодня окончен. Ступай.

На этот раз адвокат, не говоря ни слова, покинул Асину явочную квартиру. Анастасия взяла в руки чашку с недопитым кофе. Она сжимала ее до того крепко, что костяшки пальцев побелели. Еще секунду, и девушка была готова швырнуть ее на пол. Но, совладав с собой, тихо сказала сама себе:

— Это все равно ничего не меняет. По крайней мере, на сегодня. Воронцов не из тех, кому нравятся «те, кому за…», а я не предмет, которым отец вот так просто может распоряжаться, и не животное. Я живой человек.

Настойчивый трезвон нового рингтона, который от скуки установила Ася, бессердечно заставлял проснуться. Она уткнулась носом в подушку, пытаясь прийти в себя, прежде, чем ответить.

— Нет, это явно не моя мелодия! Придется сменить. Хотя, по утрам, вряд ли, и какая-то другая будет приятной. Особенно, если еще только… семь! Мать твою, кто это?.. Лана!

С третьего раза Ася все же попала по кнопке тач-панели и сказала в трубку:

— С ума сошла, что ли, в такую рань?

— Ну, прости-прости, соня. Знала, что ты будешь ругаться. Я тут полночи не спала.

— Что случилось? — тон подруги сразу превратился из сонного в серьезный.

— Вчера встретила Федора на улице. Вечером. Он едва держался на ногах. Пьян был вдрызг. Одет нормально, сумка его обычная с документами, но он, по-моему, даже не соображал, куда идти. Пришлось проводить до самого номера.

— Надеюсь, господин ловелас не испугал тебя посягательством на твою честь? — равнодушно спросила Ася с явным облегчением, поскольку собиралась услышать что-нибудь похуже, чем известие об очередном загуле Леснова.

— Ася! Да он вообще был не в состоянии стоять! Сомневаюсь, что даже мог бы отличить женщину от мартышки! Дело не в этом. Он все время бредил твоим замужеством. По ходу это и есть причина пьянства. Ты бы съездила, посмотрела, как он там.

— Ты ж его до кровати довела, значит все в порядке. Не думаю, что мистер Мачо-адвокат станет себе вены резать из-за моего замужества.

— Ась, не прикидывайся бессердечной, ты — не такая.

— Сначала ты говоришь, чтобы я попыталась заинтересоваться своим будущим мужем, а теперь, чтоб пожалела Федора.

— Не нужно его жалеть. Он неравнодушен к тебе, а потому просто прояви человечность.

— Ладно-ладно, поеду сейчас. Я ворчу, потому что легла поздно. Достали с этими разговорами про свадьбу, уйти было неприлично. Родители совсем вошли в образ. Кажется, выбирали имена своим будущим внукам. Хорошо хоть это было после моего ухода к себе, а то б я точно сорвалась.

— О-о-о! Держись, подружка!

— Приходится.

— Давай, целую. Потом увидимся.

— И я тебя крепко.

Ася нажала отбой и попыталась сообразить, с чего начать. Пьянство Федора совсем некстати.

— Что ж, придется его немного приласкать. — Сказала девушка сама себе. — Тем более, что и я сама ужасно соскучилась за этим прохвостом.

Она быстренько приняла душ и под предлогом ранней прогулки отправилась на Ланкину «штаб-квартиру», преобразиться соответственно плану «Приласкать». Родители еще спали, а прислуга не вдавалась в подробные расспросы хозяев. Так что ей повезло уйти из дому незамеченной. У Ланки Ася распустила волосы, предварительно вымытые от тонера и аккуратно спрятанные под шляпкой. Потом она слегка нанесла на тело и лицо автозагар, подведя румянец, губы и тени средством «3 в 1». На губки добавила каплю блеска и тщательно вырисовала рельеф ресниц любимой тушью, придающей им вид «нельзя отвести глаз». Вьющиеся от природы волосы теперь спадали на плечи мягкими локонами, отблескивающими всеми оттенками солнца.

Потом она надела кремовое платье из кружева со «слезкой» на груди и трогательными рукавами-фонариками. Оно очень придавало женственности, полностью обезоруживая мужскую половину. Кроме того, пониже «капельки», завязанной бантиком, находилась имитация шнуровки, под которой располагались потайные маленькие кнопочки, всегда беспроигрышно действовавшие на Леснова. Дополнив комплект изящными туфельками из мягкой кожи цвета ванили и ажурными трусиками в тон, она, прихватив сумочку и очки, отправилась в гостиницу. По дороге девушка купила свежих душистых чебуреков с сыром и кофе.

На ресепшине никого не было и Ася, не теряя времени, прошла к лифту. У дверей Леснова она достала зеркало, а довольная увиденным отражением, слегка надавила на ручку и открыла дверь номера. Та оказалась незапертой. Ася вошла, и, повесив снаружи ярлычок «Не беспокоить!», заперлась изнутри. Бесшумно проскользнув через прихожую, она нашла Федора спящим на кровати прямо поверх покрывала, в костюме, но без пиджака. Галстук его был приспущен, открывая треугольник загорелой груди, а у помятой рубашки рукава были небрежно закатаны выше локтя. Суточная щетина не добавляла неряшливости, а лишь придавала шарма мистеру Ловеласу. По кровати были разбросаны бумаги. Копия завещания с пометками адвоката. Анастасия взяла лист в руки, и глаз невольно ухватил ненавистные строчки: «…для вступления в права наследования Анастасия Григорьевна Вересковская и Александр Викторович Воронцов должны состоять в законном браке и прожить в нем не менее пяти лет. В случае не заключения или расторжения брака в этот период, наследуемое имущество переходит в собственность благотворительных организаций… Бла, бла, бла… Исключение составляет случай развода по причине, подтвержденной неоспоримыми фактами измены одной из сторон. В этом случае причитающееся по наследству имущество, переходит потерпевшей стороне… Завещание вступает в силу после смерти хотя бы одного из владельцев имущества, коими на момент составления сего завещания являются Виктор Семенович Воронцов и Григорий Филиппович Вересковский. На протяжении пяти лет, предшествующих вступлению в наследство, управление имуществом находится под контролем личного представителя умершего, коим также может быть оставшийся в живых волеизъявитель настоящего завещания…». Девушка села на кровать.

— Капец, — вырвалось невольно. — Полный, если не сказать хуже. — Эй! — тихонько позвала она, осторожно погладив Федора по шершавой щеке.

Леснов открыл глаза:

— Очень надеюсь, что ты только видение и мне снится, что моя госпожа застала меня в таком виде.

— Извини, но я никуда не исчезну, — Ася кокетливо положила подбородок на свой кулачок, опершись локтем в колено.

— Попался!

— Да уж! — подруга продемонстрировала ему пустую бутылку из-под коньяка, которую нашла рядом, на полу. — Это первая или вторая?

— Не помню.

— Значит вторая.

— Правда, кажется, вчера это был виски.

— Вот-вот-вот! И я об этом!

— Что загрустила? Да брось ты эту бумажку, разберемся.

— Как-то не верится. Там все четко и ясно прописано.

— Грамотно. Ничего не скажешь. Но решаемо. Даже ты уловила нужную нить. — Федор поднялся и сел, обхватив голову руками. — Ох, елки! На кой же хрен я вчера столько пил.

— Дать таблетку?

— Не-е, я сейчас в душ схожу и полегчает. Слушай, какие я сделал выводы, изучив бумаженцию. — Федор встал, взял у Аси бумагу и продолжил:

— Первое — отцы хотели, чтобы их дети вели благообразный образ жизни, и такое указание, должно удерживать вас от измен, так что тебе придется вести себя очень осторожно и благопристойно. Не давать даже малейшей тени лечь на твое морально-социальное отражение.

Второе — предки хотят сохранить Империю, поэтому, прописали пункт, что в случае измены имущество отходит второму супругу. Пять лет заставят вас держаться вместе и в горе, и в радости, что тоже положительно для бизнеса. И, в конце концов, вы просто можете привыкнуть друг к другу. Что имеем? Прочную ячейку общества.

Третье и главное — упоминание об измене в таком виде дает тебе колоссальную возможность провернуть свою идею с ловлей Воронцова-младшего на живца. То есть, на аппетитную леди, что обойдется очень дешево, принимая во внимание ситуацию и ожидаемый результат. Выходи замуж — туда-сюда, организуем измену и ты в шоколаде. А там, с наследством, как скажешь. Но для приличия годик помучаться придется. Что хмуришься?

— Жаль, что свадьбы не удастся избежать.

— Прости. Ты так надеялась, но даже я здесь бессилен. Этот документ делался не просто для порядка, а чтобы обрубить все возможные лазейки.

— Да уж, отец это умеет.

— Было бы вас двое заинтересованных — ты и Воронцов — опустив доводы морали, вопрос можно было бы решить в два счета. То, что не смог предложить твоему отцу Кошкин, смог бы предложить вам двоим я. Но заинтересованных здесь предостаточно. И благотворительный фонд — лишь самый безобидный из них. Потому за соблюдением установленных правил будут тщательно следить. — Он минуту помолчал, видя переживания Аси. — Да не парься ты, он же не Квазимодо, а нормальный мужик. Девки вон из-за денег замуж за стариканов выходят, и глаза соперницам повыдирать готовы.

— Я — не девка! — пошипела сквозь зубы Ася.

— Прости… Прости…, — Федор покачал головой и присел подле Аси. — Я просто хочу… я, делаю все, чтобы ты была счастлива… — грустно ответил он, заглядывая ей в лицо.

— И, по-твоему, вот ТАК должно выглядеть мое счастье?

— Асенька, поверь, мне очень горько, что так все получается. И дело не в гонораре. Я готов избавить тебя от этого замужества совершенно бесплатно. Я вобщем-то больше остальных теряю, если ты забыла.

— Не переживай, Леснов, меня ты не потеряешь. Даже несмотря на замужество, я всегда буду от тебя на расстоянии вытянутой руки.

— Я знаю. Знаю, — он минуту помолчал. — Можно, конечно, отказаться от брака. Я отсужу по максимуму — хватит на приличное жилье и вклад под проценты. Жить нормально получится. Но это для рядового человека, а не для твоих родителей. И суть даже не в деньгах. На суде раскроется вопрос спора со всей поднаготной. А вот это и есть тот самый позор для графа Вересковского. Всплывет имя крестного, события десятилетней давности. И вся оплошность, которая привела к сегодняшнему результату.

— Ты прав. Это исключено. Не позволю полоскать доброе имя крестного в грязи.

— Ася, но ты же, знаешь Александра с детства. Это не какой-нибудь там чужой мужик с улицы. Вспомни, именно его ты когда-то даже любила. Ты сама мне рассказывала о ваших детских годах, и ты вся светилась тогда. Вы же общались. Ну, чего ты так убиваешься из-за этой свадьбы?

— В детстве я любила голубоглазого мальчика, надоедливого непоседу. Любила, как маленького братишку, за которого всегда чувствовала ответственность. Его больше нет. Он ушел бесследно, как и мое детство. И я совершенно не знаю того человека, которого теперь мне прочат в мужья. Он для меня совершенно чужой. Вряд ли пару открыток на день рождения за все это время, можно считать общением. Особенно, если учесть, что в последний раз даже открытка была лет десять назад. И, кроме того, моя личная жизнь сейчас…

— Что?

— Ничего! Неважно. Теперь уже не важно. — Анастасия встала и подошла к окну.

— Моя госпожа принесла мне завтрак? — сменил тему Леснов, видя настроение собеседницы. Где-то в глубине души он почувствовал болезненный укол при последних словах Аси, но не подал виду.

— Да, чебуреки с сыром, еще горячие, и кофе, — оживилась она.

— Отлично, спасибо. Если ваша светлость подождет, я мигом в душ — не могу себе позволить дольше находиться пред твои ясны очи в изрядно потрепанном виде.

— Хорошо, иди. Я и так собиралась с тобой позавтракать.

Федор скрылся за дверью ванной, а Ася прибралась, сложив бумаги в его портфель, и накрыла завтрак на столике в прихожей. Минут через десять он появился снова, посвежевший и гладко выбритый, с уложенными волосами. Ася, глядя на смуглого красавца, привычно полюбовалась ухоженным подкачанным телом, обмотанным на бедрах в полотенце.

Федор был немного старше нее. За ним постоянно волочились женщины разного положения и наружности. Появление Леснова, где бы то ни было, никогда не могло оставить равнодушным прекрасную половину. Кроме того, как говорят, костюм нужно уметь носить. Это либо дано от природы, либо достигается немереными усилиями. А Леснов не только умел носить костюм, но и умел носить себя, несмотря на нередкие загулы с бутылочкой крепкого содержания. Ася никогда не рассматривала его как потенциального мужа и, тем более, отца своих детей. Просто им было комфортно вместе: одинаковые взгляды, одинаковая жажда жизни и капелька авантюризма, одни интересы и любовь к свободе. С тех пор как Ася добилась успехов и случайно встретила его на очередном корпоративе, они уже не расставались. Как будто магниты тянулись друг к другу. С Федором было легко: понимал с полуслова, ни в чем не упрекал, если надо — подсказывал или, играя адвоката, облачал свои убеждения в одежку «так для тебя будет лучше». Никаких приступов собственничества на почве ревности. И никаких проблем.

Самое интересное, что напор Аси мог снести только Леснов, стерпеть ее взрывы и грубости, погасить бурю совершенно при этом не пострадав. Ася действительно всегда прислушивалась к его советам. Возможно потому, что ко всем ее взбалмошным выходкам он относился со снисхождением и мудростью родителя ребенка, который непрерывно совершенствуется.

Вот и сейчас, он не дует губы из-за ее вынужденного замужества, как сделал бы любой другой, а не только пытается помочь, но и преодолеть, накатывающую на нее в связи с этим, депрессию. Уговорить доводами разума. И ревность свою, а она есть, и Ася это видела, он пытается заглушить чисто мужскими методами, не показывая, что ему действительно больно, не шантажируя и не закатывая истерики. В их близкой дружбе первым на любви стратил он. Но и сама девушка даже не могла представить, что вдруг в ее жизни не окажется Федора, хотя бы на расстоянии.

Ася прошлась по комнате и остановилась в дверном проеме в прихожую, скрестив на груди руки.

— Прости, мне нужно одеться, — с оттенком неловкости попросил Федор.

— Одевайся. — Анастасия отвернула голову в соседнюю комнату, принявшись разглядывать ее интерьер. Через пять минут она ощутила, что он подошел совсем близко и услышала:

— Не поможешь с галстуком?

— Помогу, — девушка ловко переплела ленту в аккуратный узел и снова приняла прежнюю позу.

— Ты расстроена.

— Нет, просто не доспала. Мне неуютно жить с родителями.

Федор протиснулся в дверной проем напротив нее, заложив руки в карманы. Он так и не поднял галстук на место и не застегнул ворот, оставляя открытой часть груди, и Ася уставилась на нее прямо перед собой.

— Мне кажется, тебе стоило показать им настоящую Настю. Даже не Настю. Язык уже не поворачивается тебя так называть. Анастасию. Их девочка давно выросла и, потому, у них нет другого выхода, как понять и принять. Это было бы правильно и тебе легче. И в деле с замужеством помогло бы не настроить против тебя…

–…у тебя есть запасная наглаженная рубашка? — вдруг резко и невпопад перебила Ася.

— Что? Прости…

— Ну, у тебя же есть еще одна готовая рубашка на сегодня?

— Есть, конечно. А что?! — Федор немного нахмурил брови и слегка улыбнулся.

Девушка одним движением выдернула из-под ремня аккуратно заправленную хрустящую ткань и запустила под нее руки.

— Ася… — выдохнул молодой человек.

Анастасия, не давая продолжить, нежно поцеловала загорелый треугольник напротив своего лица, что заставило господина адвоката невольно закрыть глаза. Она почувствовала, как он снова задержал дыхание. Последние едва слышные сигналы разума Федора заглушило движение собственных непослушных рук, уже прижимавших изо всех сил девушку к себе. Голым торсом он ощутил напрягшуюся грудь под тонким кружевом, только сейчас соображая, что под платьем ничего нет.

— Ася… ты же… понимаешь… что это придется прекратить… совсем скоро… Воронцов…

— К черту Воронцова!

Ася стала спускаться поцелуями по накачанным кубикам все ниже, на ходу расстегнув ремень и, сняв галстук, теперь уже валявшийся под ногами. Сквозь его тело прошла легкая дрожь, когда она коснулась губами кожи внизу живота. Федор осторожно подтянул девушку к себе и, подтолкнув к противоположному выступу лутки, дернул за конец бантика на декольте. Каждое прикосновение таких желанных и жаждущих губ дарили океан наслаждения. Одна за другой расстегнутые кнопочки и движение руки Федора по обнаженной груди вызвали непроизвольный стон…

— Вот, скажи, зачем я одевался? — спросил Федор, спустя час, перебирая кудри Аси, лежащей у него на груди.

— Странный вопрос. Это же очевидно: чтобы я могла тебя раздеть.

— Немыслимая женщина! Я же практически голый вышел из душа, а она… Уникальный экземпляр.

— Так ведь интереснее! — мягко засмеялась Ася.

— Да. И безумно желаннее. Ты, чертовка, знаешь, как довести мужчину.

— Совершенно непреднамеренно и случайно вышло, — Ася перевернулась и посмотрела Федору в глаза, сдерживаясь, чтобы снова не рассмеяться.

— Еще скажи, что и платье это ты одела без белья просто, чтобы позавтракать со своим адвокатом. Тебе же известно, что я его обожаю. А тебя в нем и подавно.

— У меня есть железное оправдание. Я соскучилась. Кстати о завтраке. Нас ждет холодный кофе и остывшее-застывшие чебуреки, — не давая заострить внимание на сказанном, поспешила констатировать Ася, но Федор, казалось, не слышал и не видел ничего кроме нее. Он перевернул девушку на спину, вытягивая запутавшиеся между ними шелковые простыни, и прижал собой к подушкам:

— Я, думаю, кофе и чебуреки теперь вполне в состоянии подождать еще немного, тем более, что у вас в Алуште они вкусны в любом виде.

Домой Анастасия вернулась далеко после обеда, выкручиваясь с помощью, согласившейся подстраховать ее Ланки. Через несколько дней она проводила подругу на автовокзал. Благодаря папе удалось легко раздобыть билет на автобус до самого Донецка на нужное время, и Ланке не пришлось тащиться на поезд в Симферополь. Они договорились, что как только все уладится с датой свадьбы, Лана еще вернется на целую неделю.

Федор бесцеремонно ввалился в кабинет Ланы Лянской, открыв ногой дверь, кинув «привет» и тут же развалился на ее новеньком удобном диване.

— Я, конечно, понимаю, что ты можешь себе такое позволить, но у меня остался еще один пациент на сегодня, и я не могу…

— Лан, это я твой последний пациент.

— Ты?! Овсянников?

— Ляпнул первое, что в голову пришло. Иначе ты бы стала звонить и расспрашивать все… — Черные глаза, обычно блестящие искорками наслаждения от каждого момента жизни, смотрели на нее мутно и подавленно.

— Мы могли бы поговорить и дома.

— Мне нужна стационарная терапия.

Лана подошла и села рядом.

— Я не думаю, мой дорогой, что в свете грядущих событий тебя можно будет удержать в стационаре.

— Ланка, скажи, что мне делать?

— Это уже не терапия. Ответ на такой вопрос за гранью моих врачебных возможностей.

Она минуту помолчала и взяла руку Федора в свою.

— Если я скажу, что в таких случаях лечит только расставание, а потом время, ты же не послушаешь.

— Это исключено. Я не оставлю ее. Я буду рядом, даже если придется терпеть адские муки. Такой поворот не обсуждается.

— Вот.

— Если она в него влюбится, мне крышка. Я уже никогда ее не верну.

— Но она не горит желанием выходить за Воронцова, поскольку на данный момент совершенно им не интересуется. Шансы есть. Только 5 лет — это не пять дней.

— Я разведу их раньше.

— Если это «раньше» будет вовремя.

— Она не сможет с ним ужиться…

— Точнее он не сможет, если попробует просуществовать с нашей Асенькой без потерь для здоровья.

— Она моя половина, а значит, по определению не годится для него.

— Почему ты раньше не попросил ее руки?

— А смысл? Возможно, нам бы даже не дали пожениться. Или сама Ася не согласилась бы — ты же ее знаешь. Знаешь ее отношение к замужеству. Да и она бы все равно не оставила семью. Нам пришлось бы развестись, чтобы она вышла за Воронцова.

— Нет, не пришлось бы, просто раньше бы вскрылся вопрос о завещании и его бы аннулировали еще при жизни старого графа!

— Я к тебе за помощью пришел, а ты режешь по живому.

— Иногда, если остро необходимо, операции делают без наркоза. Я ничем тебе не помогу, только могу поддержать разве что. И, я не вправе тебя обнадеживать, но с врачебной точки зрения, Анастасия любит тебя. Притом гораздо сильнее, чем может себе это представить. Но, несмотря на силу этой любви, вовсе не значит, что она не сможет увлечься своим мужем.

— Ну, если будет исправно играть спектакль, который придумала, мне не грозит никакая конкуренция.

— Это все теория, Федор. Наша с тобой теория.

— Я лишь хочу, чтобы она была счастлива. Пусть хотя бы она.

— Если это действительно так, ты справишься, поверь! — Лана посмотрела на осунувшегося Федора.

— Значит, справлюсь.

Дальше они так и сидели в кабинете Ланки, молча, до тех пор, пока на город стали спускаться сумерки, а в небе начали по одному зажигаться крохотные огоньки.

Федор то уезжал, то возвращался, помогая руководить журналом на расстоянии и скрашивая Асино безрадостное время, что оставалось до приезда Воронцова-младшего. Правда рандеву с кофе и чебуреками так больше и не удалось повторить. Его заменила одна незапланированная встреча прямо накануне знакомства с будущим мужем, которой вполне могло и не быть. Федор все время вел себя максимально корректно и галантно, показывая заботу исключительно об интересах Аси, не напоминая лишний раз о предстоящем и, не заикаясь об их отношениях. Сама Ася почти смирилась с неизбежным, она уже не злилась и не психовала. Спокойные уговоры Ланки и разумные доводы Федора сделали свое дело. Хотя при мысли о свадьбе с совершенно чужим человеком ей становилось невыносимо грустно.

Лана вырвалась еще раз с работы, чтобы побыть с Асей во время встречи с Воронцовым. Она вся извелась, думая, что девушка слетит с катушек. С таким-то характером немудрено. Потому прикинув, раз пара дней решит дату свадьбы, а это будет совсем скоро, то она сможет провести с подругой больше времени, чтобы хоть как-то подстраховать. Ведь, по сути, Анастасия была в своем кошмаре одна. Федора вряд ли можно считать союзником в такой ситуации. Решив сделать сюрприз Асе, девушка появилась в городе без предупреждения, но и для нее самой эта поездка без сюрпризов не обошлась.

Ася подходила к дому, где располагалась квартира подруги и приметила на обочине черную довольно знакомую машину. Она возвращалась после обеда с Лесновым, чтобы переодеться и вернуться в дом родителей. Предчувствие не обмануло: на площадке перед квартирой ее встречал Абдулла. При появлении девушки он учтиво склонился.

— Добрый вечер! — поздоровалась она.

Телохранитель снова, молча, поклонился.

— Я могу войти? — спросила Ася, понимая, что может нарушить спокойствие находящихся внутри.

Опять последовал такой же кивок. Она открыла дверь и вошла.

— Саид, да оденься ты уже! Ася будет с минуты на минуту, — услышала она голос Ланки.

— Понимаю, что должен уйти, но я не могу тобой насытиться, сладкая моя!

— Это пахлава сладкая, а я предпочитаю не быть съеденной. Вот сейчас поедешь обедать в VERITAS, там, конечно, пахлавы не подают, но оттуда все уходят сытыми и довольными.

— Извините. Я не хотела мешать, — Ася застыла в дверях и опустила глаза в пол, поняв, что застала голубков в недвусмысленной ситуации.

— Салам алейкум, Анастейша!

— Саид! — Ася медленно почтительно кивнула.

— До завтра, свет очей моих! — Саид целомудренно поцеловал Ланку в лоб, несмотря на то, что минуту назад видела Анастасия. — Без тебя мое Солнце не встанет…

— До завтра и береги себя! — Лана не скрывала своего трогательного отношения к гостю.

— Не ожидала меня увидеть здесь, принцесса? — Саид повернулся к Асе, не стесняясь на ходу застегивать пуговицы рубашки.

— Просто вы, вроде… расстались.

— Расстались.

— И это было четыре свидания назад.

— Ты, как всегда, цветешь, как майская роза под горячими лучами, хотя и на душе твоей туман, — не прокомментировав слова Аси, Саид поцеловал ей руку и удалился.

Повисла тишина.

— Какое именно Солнце он имел в виду? — спросила Анастасия подругу.

— Не придирайся к словам! Это всего лишь поэтическое выражение. — ответила Лана, сдерживая смех на двусмысленное замечание подруги. — Прости за сюрприз! Хотела тебя порадовать, но Саид немного спутал планы.

— Я очень рада, что ты приехала. Сюрпризом стал твой персидский шейх.

— Он арабский принц.

— Ну, да.

— Ась?

— Что?

— Ну, скажи уже.

— У тебя помада смазана и не уложены волосы.

— Мда. Мы тут не на светские темы разговаривали.

Подруги рассмеялись.

— Я знаю, ты его недолюбливаешь.

— Дело не в этом. Он красив, и он мне нравится. Просто я неспокойна, когда он рядом с тобой.

— Он ничего мне не сделает. Ты же видишь, как он дорожит мной.

— Вижу и потому боюсь. Ты вроде планировала…

— Знаю. И, хочу. И по той же причине. Не могу никак отказаться от…

–… пахлавы. Понятно. Ты всегда любила сладкое.

— С ним я забываю обо всем. Тепло, спокойно и мухи не кусают.

— Золотая и вся в алмазах. Клетка.

— Да. — Лана минуту помолчала. — Мы с тобой завтра приглашены на обед.

— Куда?

— Во дворец. Поедем в Бахчисарай? Он машину пришлет в 12.

— Кто бы сомневался. Поедем. Я тебя не брошу. Только возьмем Леснова, а? Все ж спокойнее.

— Зачем он тебе?

— Я неловко себя чувствую в присутствии Саида. Прости, но такое впечатление, что он женщин глазами раздевает.

— Во-первых, не всех женщин, а только красивых. А во-вторых, он мусульманин и мы для него — экзотика. А ты роскошная женщина.

— Вот это то, меня и смущает. Я не хочу в гарем.

— А я, хочу разве? Хотя, если второй женой будешь ты, я еще подумаю.

— Лан, чего ты себе им душу травишь? Ты можешь влюбиться, а в Саида невозможно не влюбиться, и ты влюбишься. Ты практически на грани. Он же хуже, чем… инопланетянин!

— Скажешь тоже. Обещаю, это в последний раз. Правда он к себе зовет.

— Совсем спятила? Я, конечно, понимаю, что у тебя нет моего Леснова и граф в очереди за штампом в паспорт не стоит, но все же рассудок терять не надо, а?

— Ну, не съест же он меня в самом деле? Погощу и вернусь.

— Так. Это мы ВЕРНЕМСЯ к этому разговору, а пока я должна позвонить Леснову, чтоб он билеты поменял.

— Ты, кстати, где была?

— Обедала с ним.

— В его номере?

— В ресторане.

— А потом?

— Лан, мы работали. У меня голова шумит от проблем, образовавшихся с моим вынужденным отъездом. Некогда думать о глупостях.

— Ладно, звони Федору, — согласилась Лана и пошла привести себя в порядок. Ася набрала номер адвоката.

— Привет!

— Привет, босс!

— Вольно!

— Есть!

— Слушай, кроме шуток. Ты мне завтра очень нужен здесь.

— Знаешь, что я готов сделать за эти слова?

— Едем с Ланкой в Бахчисарай. Самый настоящий арабский принц зовет нас на обеих в гости.

— Ого! И чего я там буду делать? Насколько мне известно, мужчин в гарем не берут, даже таких красавцев, как я. Точнее берут, только…

— Федор!

— Разве я могу тебе отказать?

— Можешь.

— Но не хочу. За вами заехать?

— В 12–00 у Ланки. За нами машину пришлют.

— Хорошо. Целую в обе щечки.

— Взаимно.

Саид встретил гостей с восточным радушием и размахом. Ася не особо любила сладкое, но устоять перед таким количеством изысканных лакомств не смогла даже она. В Бахчисарайском дворце их ждал сюрприз: хозяин предложил переодеться в восточные одежды, что испортило настроение Федору, но отказаться он не смог и, нахмурившись, позволил слуге одеть себя будто куклу в диковинное платье. Настроение несказанно улучшилось, когда в комнате, где был накрыт стол, появились девушки — Лана и Ася были бесподобны в полупрозрачных, расшитых золотом и серебром платьях, открывавшие соблазнительные формы на груди. У каждой в тон к наряду на распущенных волосах сверкали диадемы, а на декольте колье с драгоценностями.

— Такое впечатление, что я в сказке! — отозвался Леснов, до сих пор говоривший с хозяином лишь когда тот задавал вопросы.

— Восток — дело тонкое, Федор Алексеевич.

— Это точно. А вы знаете, как Ася великолепно танцует belly dance?!

— Анастейша?

— Да. Она с детства занималась, только ее ни за что не уговорить станцевать, — Ася многозначительно посмотрела на Федора. Если бы она могла пускать стрелы взглядом, то сейчас бы он уже был сражен наповал.

«Вот идиот! Перепил, что ли!» — бунтовало внутри, и Ася поняла, что придется танцевать.

— Могу я попросить мою дорогую гостью исполнить танец для наших скромных глаз?

— Тебя за язык кто-то тянул? — прошептала Федору Лана.

— Ну, простите, не я сюда меня притащил. Ляпнул лишнего, не подумав. Так что теперь, меня убить? — как можно тише возразил он.

Вдруг Саид встал, взял за руку Лану, заставив подняться с подушек, и едва слышно сказал ей, глядя в глаза:

— У меня дома полно танцовщиц. Я могу менять их каждую ночь всю свою жизнь. Но я преодолел все это расстояние, чтобы хоть несколько часов провести с тобой.

— Я тебя поняла, — ответила она.

Девушка подошла к Анастасии, опустилась на колени и сказала ей:

— Ась, потанцуй для нас, пожалуйста. Саид очень просит. Неприлично отказывать радушному хозяину.

— Хорошо, родная. Я станцую. Не переживай так.

Ася встала и пошла на середину зала. Зазвучала мелодия. Саид усадил Лану себе на колени и с интересом наблюдал за танцовщицей. Федор не сводил с Аси глаз, периодически заливаясь краской. Он бросил взгляд на Саида и сцепил сильнее зубы. Когда музыка закончилась, Ася поклонилась, а зрители зааплодировали. Саид пересадил Лану подле себя и подошел к Анастасии.

— Ты очень талантлива. Мало кто из профи так вот танцует.

— Спасибо, Саид. С некоторых пор я вообще не танцую ни для кого.

— Лана рассказала мне, почему ты смутилась. Твой танец — услада для глаз мужских. Помни: это мощное орудие.

Ася улыбнулась в ответ, а хозяин поцеловал ей руку.

После обеда они долго гуляли по дворцу, а затем Саид предложил отдохнуть, показав апартаменты для Аси и Федора. И пообещав, что их доставят домой и ни о чем не нужно беспокоиться. Ася и Лана переглянулись.

— Я домой хочу, сказала Анастасия шепотом. Я не буду отдыхать в одной спальне с Лесновым. Я практически замужем, в конце концов.

— С каких пор это тебя останавливает? — по-доброму посмеялась подруга. — Завтра погуляем вдвоем. А сегодня ты обо мне можешь не беспокоиться, поезжайте домой.

— Хорошо. Только позвони мне сразу, как вернешься.

— Договорились.

Она повернулась к принцу и сказала:

— Саид, я остаюсь, а Асе и Федору нужно на побережье. Федор перенес свою поездку из-за визита сюда.

— Хорошо, вас сейчас отвезут. Если хотите, оставьте платья себе на память.

— Спасибо за приятный вечер! — поблагодарили хозяина Ася и Федор. Им вынесли вещи, и после прощания с Ланой и Саидом Федор с Асей устроились на заднем сидении большущего джипа с перегородкой, отделявшей водителя от пассажиров.

Полдороги проехали молча. Федор не знал, что сказать и выжидал подходящий момент, который по его разумению должен был отразиться на лице Аси, но ничего особенного на нем не проскальзывало. Девушка безучастно смотрела на картинки, мелькающие за окном.

— Скажешь, когда я буду прощен.

— Я не сержусь.

— Ты меня во дворце прямо-таки пригвоздила взглядом стенке.

— Хм.

— Ася, прости. Я это сделал непреднамеренно. Просто к слову как-то пришлось. Не думай, пожалуйста, что я с помощью Саида заставил показать мне танец.

— Я же сказала, что не сержусь. Ну, танец и танец. Ничего особенного.

— Ты умопомрачительно танцевала! Я не мог отвести глаз. И Саид, кстати, тоже.

— Саид… хм… У Саида иная культура, он смотрит на женщин совершенно другими глазами.

Федор молчал.

— Я бы для тебя и просто так станцевала, — сказала Анастасия чуть погодя. — Только подходящего момента не было. — Она посмотрела на собеседника. — К сожалению, теперь уже вряд ли получится, так что, ты хотя бы увидел то, что так хотел.

— Ася…, — уловив с какой грустью она это сказала, Федор осторожно взял ее за руку, — иди ко мне… пожалуйста…

Анастасия поколебалась минуту, делая нависшую в салоне тишину невыносимой, но потом одним движением развернулась и оказалась сидящей у Леснова на коленях.

— Анастасия…, — прошептал он, легко касаясь губами ее раскрасневшихся от вина пахнущих шербетом губ и ощущая, как тяжело начала вздыматься грудь, туго зажатая в корсете топа. Руки судорожно стали пробираться сквозь многочисленные ярусы шелка и органзы.

В тот последний вечер Анастасия ощутила, что это было своего рода прощание с их свиданиями. И то, похоже, потому, что им обоим не хватило выдержки просто разойтись, зная, что это может быть их последний шанс побыть вдвоем.

Пытаясь пересмотреть свое отношение к Федору Леснову, она пришла к выводу, что, наверное, не может охарактеризовать это как любовь. Хотя, кто его знает, какой должна быть эта самая любовь. Описанная в романах, воспетая в стихах и сводившая с ума все человечество. Наверное, она просто ее никогда не испытывала, коль не знает, каково это должно быть. Результатом самокопания стала мысль, что никто не помешает ей съездить к Федору, не привлекая постороннего внимания, тем более, что поводов для их встреч будет предостаточно. Так, сведя баланс к нулю, к исходной точке, Ася решила сосредоточиться на встрече с Александром Воронцов.

Примечания

5

Любовь навсегда — с франц.

6

Сеньорита, прощайте! — с исп.