По ту сторону огня

Ева Вишнева (2025)

В древнем роду Алерт у каждого есть дар. По семнадцатилетняя Энрике не похожа па свою семью: опа не замораживает реки, как мать, не умеет возводить сады и видеть будущее, как сестры, и разговаривать с животными, как отец. Пустая, недостойная любви… Желая обрести дар, Энрике отправляется в столицу к дяде, с которым семья разорвала все связи. Он известный ученый — и, кажется, может помочь племяннице. По для этого нужно согласиться па опасный эксперимент. Вместе с переменами в ее жизнь врывается незнакомец из снов сестры-ясновидящей и завладевает мыслями и сердцем девушки. Однако приносит он не только первую влюбленность, по и опасность, которая грозит разрушить жизнь Энрике…

Глава 4

Алан

Проснулась я поздно и в плохом настроении: снилось, будто я на борту корабля. Стою на палубе, вглядываясь в горизонт, жду, когда покажется полоса земли — но ее все нет. А компас сошел с ума, бешено раскручивает стрелку. Карта же неуловимо меняется: стоит отвлечься на несколько секунд, материки и океаны перемещаются.

«Ничего, это лишь сон, — вздохнула я, разглядывая дракончиков на потолке. — Какие милые. Если бы в этой комнате жил ребенок, он был бы в восторге». Я поднялась, добрела до умывальни. Ужаснулась, заметив, как сильно опухли веки после вчерашних рыданий. И почему я не сдержалась? Мне ведь и слова пообиднее говорили.

Я принялась методично приводить себя в порядок. Разобрала чемодан, переоделась в удобное платье, уложила волосы. Вздохнула, бросив взгляд в зеркало перед тем, как выйти в коридор: казалось, я совершенно не сочеталась с роскошной обстановкой. Воробей, случайно залетевший в королевский сад, где водились лебеди.

Поместье было погружено в уютную тишину, по галереям носился легкий сквозняк. Попадавшаяся навстречу прислуга поглядывала с любопытством, вежливо интересовалась, нужна ли помощь. Одна из девушек проводила меня до столовой и сообщила, что Фернвальд отбыл рано утром и, возможно, вернется лишь завтра. Ну и слава богам! Значит, сегодня не придется смущаться, мириться с его странными манерами. И жалеть, что взгляд дяди ласковый, такой, каким папа на меня никогда не смотрел. Не думать! Не думать и не вспоминать.

Покончив с завтраком, я задумалась: а что теперь делать? Поместье огромное, его, кажется, и за неделю не обойти. Галереи и залы украшены картинами и скульптурами — дядя, судя по всему, любил коллекционировать искусство. Вот только я в нем не разбиралась. Прогуляться по скверу, который виднелся из окна моей новой комнаты? Погода хорошая; осень в столице мягкая, не похожая на алертовскую, туманную, с колючим ветром и первыми заморозками.

И все же я отправилась в библиотеку. Еще вчера хорошо запомнила дорогу туда. «Дурочка, отдохнула бы сегодня. Еще найдешь время», — злилась я на себя, но продолжала путь.

Библиотека показалась мне величественной. Она походила на лабиринт: коридоры из высоких книжных шкафов разветвлялись и сплетались; некоторые упирались в запасные выходы или подсобные помещения, другие вели в самое сердце, где находился камин. Пол перед ним был устлан ворсистыми коврами. Чуть дальше — несколько кресел с торшерами, пара столов, глобус в половину моего роста. А еще тумбочка, в которой оказалась бумага, карандаши, конверты, открытки и другие полезные мелочи.

Корешки изданий манили, хотелось провести по ним пальцами. Казалось, под каждой обложкой — шедевр. Сперва я бездумно бродила вдоль шкафов и полок, читала знакомые и незнакомые названия. Затем стала искать книги о Стене, пособия об устройстве кораблей, о морском деле, подводных течениях и чудовищах, встречающихся в океане.

Время пролетело незаметно. За несколько часов мне удалось отыскать картотеку, разобраться с нумерацией полок и отсеков, бегло пролистать несколько книг, которые могли оказаться полезными. Я раскладывала их на столе, когда живот скрутило от голода. Решив вернуться после обеда, я спешно направилась к выходу.

Библиотека занимала добрых три этажа, причем дверь располагалась на верхнем, почти под самым потолком. Видимо, работавший над поместьем архитектор хотел, чтобы каждый входящий мог сразу восхититься масштабом, взглянув сверху на лабиринт книжных шкафов. Чтобы покинуть библиотеку, нужно было подняться по красивой лестнице, закручивающейся мягкой спиралью.

Я быстро шла по ступеням, оглянулась лишь на секунду: определить, нет ли более прямого прохода к камину — как вдруг…

Удар! Я замахала руками, заваливаясь назад, пытаясь схватиться за перила. Почти получилось!.. вот только пальцы соскользнули с лакированного дерева — хорошо, хоть мне удалось изменить траекторию падения и не удариться спиной о ступеньки. Но пришедшая в следующую секунду боль все равно выбила воздух из легких.

— Ой-ооой, — раздался над головой удивленный возглас.

Меня бесцеремонно подхватили под мышки, вздернули на ноги. Я застонала.

— Досадно. Вы неудачно упали. Можно я посмотрю… — голос мужской, незнакомый.

Перед глазами все плыло. Начинало тошнить. Еще немного, и я потеряю сознание. Сквозь морок проступило лицо человека. Серые глаза, полные губы, русые волосы. Виноватое выражение — явно не хотел, случайно получилось.

— Вам плохо? Подождите, постараюсь помочь.

— Я… слышу вас.

— Что вы сказали?.. Простите, не разобрал. Потерпите немного.

Незнакомец подхватил меня на руки.

— Ну что вы… не стоит… Поставьте обратно.

Он что-то ответил, но я уже не слышала. Перед глазами потемнело, потом стало белым-бело. Как ткань для подвенечного платья. Как снег. Как чистый лист, на котором можно написать письмо домой.

В себя приходила медленно. Казалось, словно я тону, путаюсь в водорослях, похожих на длинные волосы.

— Энрике! — позвали меня.

«Рейнар!» Хоть бы брат догадался, что я в беде! Нырнет следом, поможет выбраться. Как в тот день…

Время шло, но никто не спешил на помощь. Воздух кончился, и я, не сдержавшись, вздохнула. Легкие словно наполнились огнем; водоросли исчезли, и меня вытолкнуло на поверхность. Я лишь успела подумать, что плохо плаваю. С опаской приоткрыла глаза, боясь, что их зальет соленая вода. И вдруг обнаружила, что лежу на кушетке.

— Энрике, выпейте. Это поможет прийти в себя, — кто-то прижал стакан к моим губам.

Я с трудом проглотила горькую настойку, зажмурилась, сдерживая подступающие слезы. В правой руке пульсировала боль; наверное, падая, я выставила ее, чтобы смягчить удар. Еще ныли колени.

Я с трудом поднялась, осмотрелась. Небольшое светлое помещение с низким потолком, из мебели — кушетка, шкафчик, стол, стулья и неожиданно раковина, возле которой суетился мужчина средних лет.

А незнакомец, в которого я врезалась, устроился на кушетке, у меня в ногах. Он был молод, худощав и, судя по всему, высок. Меня удивили его руки — изящные, почти женские, если не считать широких ногтей. Лицо красивое; тем не менее оно казалось незавершенным. Словно в этом лице не хватало какой-то важной, запоминающейся черты.

Поймав мой взгляд, незнакомец сказал:

— Простите. Я очень торопился. Думал сократить через библиотеку. А тут вы неожиданно выскочили, я не сумел сориентироваться.

— Вечно вы витаете в облаках, — усмехнулся второй мужчина. — Уж простите его, Энрике. Этот чудак не впервые сбивает людей с ног. А меня, кстати, зовут Верьо. Я личный врач Фернвальда. Ну и вы можете обращаться с любыми жалобами.

— Большое спасибо, что помогли.

— Ну что вы, это моя работа. С рукой поаккуратней, старайтесь не перенапрягать. Если разболится, не терпите, живо ко мне. Если даже ночь будет, не стесняйтесь разбудить, — Верьо подхватил с пола пухлый портфель. — А теперь вынужден откланяться. Вешенка вот-вот разродится. Как почувствуете себя лучше, приходите смотреть жеребенка.

С этими словами он вышел. Я осталась один на один с незнакомцем, который, кажется, за весь разговор с доктором ни разу не отвел от меня взгляда.

— Верьо обычно не лечит животных, но Фернвальд подпускает к своим лошадям только самых надежных людей, — зачем-то уточнил он. — Ваш дядя называет лошадок «мои красавицы». И ужасно ревнует ко всем. Даже к Верьо, хоть он и доктор.

Я смущенно улыбнулась, попыталась поддержать разговор:

— Мой папа разводит охотничьих собак и ни к кому их не ревнует. Зато они готовы любого загрызть, защищая его.

— Приятно познакомиться, Энрике. Меня зовут Алан. — Честно сказать, резкая смена темы мне не понравилась. — Просто Алан. Без фамилии.

— Ну здравствуйте, просто Алан. Мое имя вы знаете. Правда, если хотите, можете называть меня «Эни».

— У вас очень красивое имя, Эни.

Повисла неловкая пауза. Я не привыкла получать комплименты, поэтому, кажется, слегка покраснела. Алан тоже покраснел: он выглядел так, словно не привык эти самые комплименты делать. Мне вдруг стало легко и весело, захотелось пошутить по этому поводу. Но, увы, ничего остроумного я так и не придумала.

— От кого вы прятались в библиотеке?

Тоже мне вопрос!

— Ни от кого не пряталась, книги выбирала. А вот к кому вы так торопились, что даже сбили меня с ног?

— Хотел посмотреть на жеребенка.

— Лукавите, Алан.

— Почему же лукавлю, Эни? — Он усмехнулся, копируя мои интонации.

— К возлюбленной вы торопились, верно? Какая она, ваша возлюбленная? Наверняка красавица и умница. С даром… Ну, скажем… Замедлять ход времени, когда вы вдвоем. Ведь, говорят, влюбленных время не щадит, пролетает быстро и незаметно, — я подмигнула.

Кажется, эта фраза встречалась в одном из романов, которые Лилия читала часами напролет, забравшись с ногами в мое любимое кресло. Когда я просила уступить, она делала вид, будто не слышит.

— А вы, значит, наделены даром узнавать чужие мысли?

Я неуверенно улыбнулась. Судя по изменившемуся тону, моя милая шутка задела молодого человека.

— Надо же, я ошибся, — добавил Алан. — Совершенно забыл, что у вас нет дара.

Слова прозвучали как хлесткая пощечина, в душе поднялась бессильная злость: как же так, дядя ведь обещал, что в его доме никто не будет указывать на мой недостаток. Что, и тут терпеть подколки? Я вскочила с кушетки, стремительно вышла за дверь.

— Энрике, куда вы?! — Алан бросился за мной, схватил за больную руку. — Я что-то не так сказал?

— Ау! Отпустите. Не желаю находиться с вами в одной комнате.

— Из-за дара, да? Мне Фернвальд об этом рассказал. Простите, я не думал, что обижу вас, подняв эту тему.

— Какой вы нечуткий.

Я немного успокоилась и решила поддержать начатую ранее игру:

— Нечуткий. Поэтому у вас и нет возлюбленной. Я права?

— Прошу, давайте оставим эту тему, — Алан дернул плечом. — Лучше посмотрим жеребенка.

Прежде чем направиться в конюшню, мы зашли на кухню, перехватили по ароматной лепешке с мясом. Прикрыв глаза от удовольствия — специи дразнили кончик языка, — я думала о том, что, оказывается, умею флиртовать. Пусть наивно и нелепо, но умею. Откуда только взялась эта смелость — спрашивать незнакомого человека про возлюбленную, нести околесицу, цитируя девичьи романы?.. И почему этой смелости не было, когда Ричард нашел меня под плакучей ивой?

В конюшне Вешенка, серая в яблоках, встретила нас приветственным ржанием. Сил ей хватало лишь на то, чтобы время от времени приподнимать голову. Доктор Верьо возился с жеребенком. Я аккуратно присела рядом, похлопала Вешенку по шее, по вздымающемуся и опадающему боку.

— У тебя красивый малыш. Ты умница.

Лошадь тихонько заржала, словно ответила.

— Да уж, роды были не из легких, — Верьо выглядел измученным. — Но Вешенка у нас храбрая и умная, замечательно справилась.

Алан застыл посреди стойла, словно впервые тут оказался. Взглянул вниз, брезгливо поморщился, постучал туфлями друг от друга, стряхивая приставшее к носку сено.

— Кстати, — вдруг воскликнул доктор. — Этот жеребенок — подарок богов вам, леди Энрике. Давненько у нас не бывало гостей и не рождалось жеребят. А тут разом и вы, и этот малыш. Так что, думаю, именно вам следует выбрать ему имя.

Предложение оказалось неожиданным. Не то чтобы я была против… Просто есть такое поверье: выбираешь имя — выбираешь судьбу.

— Ну что, как бы вы хотели его назвать?

— Даже не знаю… — замялась я. Беспомощно оглянулась на Алана. — Может, вместе имя выберем? Мы с вами знакомы всего ничего, а уже успели и рассердиться друг на друга, и примириться. Пусть это имя станет знаком начавшейся дружбы. Как вы на это смотрите?

Несколько секунд Алан обескураженно молчал, а доктор смеялся:

— Боюсь, милая Энрике, этому парню раньше никто дружбы не предлагал. Между нами говоря, характер у него противный, вы скоро сами об этом узнаете. Фернвальд брал для Алана помощниц, но они сбегали одна за одной.

— Надеюсь, Верьо, я не пожалею. Враги в дядином поместье мне не нужны. А от друзей бы не отказалась.

Алан между тем прочистил горло, сказал чуть хрипло, проигнорировав доктора:

— Я не сердился, Эни. А что до имени, как насчет «Ойто»?

Вешенка тихонько заржала.

— Похоже, маме нравится. Пусть будет Ойто. Красивое имя. Кстати, раз уж мы теперь друзья, может, перейдем на «ты»?