Все, что может быть истолковано как угроза

Ева Витальевна Шилова (2024)

Игра. Она бывает разная, об этом много написано. Люди во что только не играют: и в карты, и в шахматы, и в нарды, за столько лет игр придумано предостаточно. Но иногда приходится играть с огнем, бывает, что с судьбой, и не всегда со своей. В данном случае речь пойдет об интереснейшем из игровых порождений человечества — рынке ценных бумаг.

Игра на понижение

Всякий раз, когда моя жадность заставляла меня

хватать быструю прибыль или пересиживать временной период,

в котором я торгую, мне приходилось дорого платить за это.

Ларри Вильямс

Нортону было тошно. Сдав вчера шефу отчет с указанием суммы присвоенного попечителями фонда инвалидов детства, он не выдержал и провел вечер в баре, тупо глотая химмель рюмку за рюмкой, и желая надраться до беспамятства, чтоб не помнить подробности отчета. Какие же твари! Он и сам не святой, но хоть какие-то границы должны существовать! А эти жировали, обкрадывая тех, кого жизнь уже и без того обездолила! Хорошо бы судейские впаяли им по максимуму, жалеть подобных людоедов нельзя.

Поэтому нынче утром ему было тошно. Окружающий мир представлялся гнусным и продажным. Болела голова, хотелось пить и свернуть чью-нибудь челюсть. Да еще и комиссар отдела по расследованию финансовых преступлений вместо благодарности за успешное раскрытие дела, заговорил о новом расследовании.

— К нам обратились коллеги из Эребурга, и майор Зигмунд Хофер прибыл, чтобы ввести нас в курс дела.

Низенький и ледащий Хофер довольно бодро просеменил к «доске доказательств», прозванной не без подачи самого Нортона «стеной сумасшествия», и начал выстраивать на ней коллаж из уже имеющихся данных.

— К нам обратился директор банка Майера, господин Грубер.

Первый дагеротип занял место в центре доски. Хорошо они там питаются, в своем Эребурге, меланхолично отметил Нортон, такую ряху за три дня не объедешь.

— Дело весьма деликатное… и не до конца ясное. Как вы, очевидно, знаете, банк Майера, кроме своих прямых обязанностей, также осуществляет функции депозитария.

Это понятно, кивнул самому себе Нортон, выделили спецпомещение, где в сейфах хранятся ценные бумаги и прочие активы клиентов, небось еще и управление ими на себя согласились возложить за неплохую денежку.

— На прошлой неделе господин Грубер производил выборочную проверку сейфов наугад выбранных клиентов и обнаружил в сейфе господина Мозера недостачу пакета акций компании «АО Бауэр». Господин Грубер не стал поднимать панику, а предпочел на следующий день, двадцать восьмого февраля, скрытно и внепланово провести ежегодную общую проверку содержимого депозитария вместе со своим заместителем, господином Пихлером.

Второй дагеротип был прикноплен к доске под первым. На диету он сел что-ли после долгого периода чревоугодия, подивился Нортон, экая морда плиссированная, как у собаки, как ее там? Мопс, нет, шарпей! А, неважно, так чего там по итогу не хватало в сейфах?

— При проверке хранилища все оказалось на месте.

Нортон разочарованно откинулся на спинку стула. Ну вот, стоило тащиться аж из Эребурга в столицу только для того, чтоб поведать им о прогрессирующем маразме директора банка.

— Не все так просто, — Хофер, оказывается, умел улыбаться, пусть и криво. — Господин Грубер прямо из банка немедленно отправился к семейному лекарю, потребовал созыва консилиума и прошел всестороннюю проверку. Несмотря на возраст и некоторый… гм… излишний вес, у него не обнаружилось проблем со здоровьем, как физических, так и психических. И только имея на руках подобное свидетельство, он явился в наш комиссариат, чтобы сообщить о неладах в депозитарии.

Предусмотрительный какой, хмыкнул Нортон, впрочем, не без уважения. Потому что господин Грубер изначально зарекомендовал себя как человека основательного, не требующего слепо верить именно ему на слово, а «подпер» это свидетельством не одного, а аж целого консилиума эскулапов. Только что именно из этого следует?

— И, о чем это нам должно сказать? — озвучил висящее в воздухе недоумение комиссар Бергер.

— О том, что господин Грубер не ошибся, заметив недостачу. И о том, что тот, кто взял бумаги, озаботился тем, чтобы своевременно положить их обратно.

— Допустим, временное извлечение бумаг действительно имело место быть… и что из этого следует?

— Мы предполагаем, что это была «пробная» кража, в смысле вор проверял: заметят отсутствие бумаг или нет. И раз уж шум не поднялся, вор вправе рассчитывать на то, что в следующий раз он сумеет обнести больше ячеек. Или покуситься на самые ценные депозиты.

«Проверочная» кража, а ведь был у них похожий случай… пожалуй, опасения этого банковского толстолобика вполне резонны. Только их-то комиссариат каким боком ко всему этому?

— А от нас-то что требуется?

— Дивизионный комиссар Эребурга обращается с просьбой к столичной полиции откомандировать к нам в город агентов, умеющих работать под прикрытием для расследования этого… эпизода.

— И как Вы себе это представляете? — даже комиссар слегка удивился, не говоря уже об остальных сотрудниках отдела.

— Понимаете, мы не можем напрямую спросить у сотрудников банка, не брали ли они этих бумаг, все должно происходить в обстановке полной секретности, да и город у нас небольшой, все полицейские служащие известны наперечет, поэтому и хотели попробовать внедрить кого-то извне.

— Но раз у вас город небольшой, то и любой новый человек будет заметен, не боитесь спугнуть своего воришку?

Вот-вот, он испугается, затаится и не даст поймать себя за руку! А угроза кражи останется.

— Новизна новизне рознь! — не согласился Хофер. — Одного мы сможем пристроить в банк под идеальной легендой! Один из охранников, Хуго Вагнер, между прочим, перешедший в банк после выхода на пенсию по ранению из полиции, как раз окончательно собирается на покой, и никого не удивит, если на его место возьмут его же дальнего родственника. Кумовство, оно в любой среде существует…

— А второго как прикажете легализовать?

— А вот второго… мы думали над личиной журналиста или писателя, тогда никто не удивиться ни факту его переезда, ни склонности задавать вопросы.

Может получиться, думал Нортон, легенды вполне «рабочие», осталось определиться с вероятными фигурантами, чтоб понять кто из наших лучше впишется в знакомство с ними.

— И к кому, по-вашему, следует присмотреться? — брюзгливо осведомился Бергер. — Кто мог целенаправленно шарить в сейфе этого… Мозера?

— И что мы зря голову ломаем, — вмешался резкий как понос хауптман Тойгер, — правила оформления депозитов стандартные: о том, что будет помещено в сейф, могли знать только трое: сам клиент, директор или замдиректора и исполнитель — ответственный из отдела ценных бумаг! Клиент не в счет, остаются двое!

— Ага, а текст договора хранения замдиректора сам печатал? — не сдержался Нортон. — А данные, о том, за кем на период сделки будет закреплен ранее свободный сейф, тоже он в картотеку вносил? А охрана сейфового зала совсем не смотрела кого они внутрь запускают?

— Ах, ты ж… ну, точно… а это и машинистка, и секретарша, и разные менеджеры, и охрана… а уж кому они могли проболтаться… значит, подозреваемых у нас много.

— Так кто конкретно кажется Вам сгнившим звеном? — вернулся к сути комиссар. — Директора банка и его зама, я, так понимаю, Вы из подозреваемых исключаете?

— Приходится, — согласился Хофер. — Директор Грубер работает в банке более тридцати пяти лет, и, более того, сам обратился к нам за помощью. Господин Пихлер трудится там не на много меньше, но, главное, не зная о проверке, не имел возможности подложить украденные бумаги обратно, попросту не успел бы этого сделать. Нет, под подозрение попадают те, кто мог заподозрить неладное во время выборочной проверки сейфов двадцать седьмого февраля, и либо вечером, либо ночью успевал вернуть ценности в сейф. Потому что утром двадцать восьмого февраля, господин Грубер пришел до открытия банка в 8.00 и вместе с господином Пихлером немедленно приступил к глобальной проверке. И не обнаружил вчерашней недостачи.

— Резонно… кто остается из тех, кто был накануне на работе?

— Эгон Штайнер, — и третий дагеротип появился на доске правее первых двух. — Тридцать девять лет. Начальник депозитария банка. Пятнадцать лет безупречной службы. Жена — родная племянница господина Грубера. Трое детей. Никаких указаний на то, что может быть нечист на руку.

Мало ли, что их нет… кто-то же акции из сейфа изъял, а потом быстренько обратно подложил, почему бы и не этот безупречный, похожий на карпа с выпученными глазами сотрудник.

— Кристиан Ланге, — четвертый дагеротип занял место на доске ниже предыдущих. — Двадцать шесть лет, родителей нет. Трудится в банке уже почти четыре года, за это время дослужился до старшего менеджера отдела ценных бумаг. Из аристократической, но разорившейся семьи. Его отец когда-то потерял все деньги на бирже. Помните, когда во время последнего кризиса обрушился строительный «пузырь»? Их семью тоже крепко «задело». Вот теперь вынужден зарабатывать на жизнь себе и сестре. Мог пойти на кражу для восстановления привычного уровня жизни, и обеспечения приданного сестре.

Н-да уж, не самая приятная личность, сделал вывод Нортон, изучая очередное изображение. Скорее, неприятная. Резковатые черты лица, жесткий взгляд, эдакий акулёнок. При этом, похоже, высокомерный и заносчивый. К такому просто так для задушевной беседы не подъедешь.

— Ярла Хинли. Двадцать три года. Младший менеджер отдела ценных бумаг. Уже два года трудится делопроизводителем. Занимается ведением банка документов, регистрацией и составлением учетных карточек. Семейное положение — сирота, да еще и вдова. Несмотря на скромный оклад, одевается в лучших магазинах города. Возможно, привыкла при муже жить на широкую ногу и, лишившись привычной финансовой поддержки, теперь вынуждена подворовывать.

Ее дагеротип, помещенный левее, большого интереса у полицейских не вызвал. Пегая блондинка с тугим пучком волос на затылке. Светлые, кажется, серые глаза. Строгий костюм. Очки. Офисная крыска.

— Слушайте, Хофер, — снова влез Тойгер, — давайте уже определимся: Ланге Вы подозреваете, потому что у него нет денег, а Хинли — потому что они у нее есть, где логика?

— Он мог еще не успеть наворовать столько денег, чтоб это было заметно со стороны, а она уже накупила дорогущих нарядов!

— Уймитесь, — одернул их комиссар, — кто еще остался?

— Матильда Эдер, секретарша господина Грубера, сорок семь лет. Трудится на своем месте уже пятнадцать лет, замужем, двое взрослых детей, до сих пор ни в чем противозаконном замечена не была.

Дагеротип секретарши тоже вызвал минимум энтузиазма: на всем облике строгой немолодой дамы читалось только одно слово — компетентность. Небось, и печатает со скоростью пулемета, и на работу никогда не опаздывает, и подчиненных шефа усмиряет одним движением брови.

— Далее, Минна Ширтиц, восемнадцать лет. Машинистка. Не замужем, проживает с родителями и старшими братьями. Работает в банке после окончания гимназии второй год, имеет веселый нрав, не пропускает ни одного фестиваля по народным танцам. Периодически ее встречают после работы разные молодые люди.

А вот тут уже оживился весь отдел. Снимок барышни Ширтиц был сделан где-то на улице, на что указывали попавшие в кадр кусты, и дополнительно раскрашен. Золотоволосая хохотушка в национальном костюме с кокетливым жакетом-корсажем сапфирового цвета была на редкость хороша. Вот такую я бы допросил, аж облизнулся Нортон. Я бы глубины ее памяти, и не только памяти, поизучал. Наверняка там таится много интересного и неизведанного…

— И, наконец, охранники: в тот день возле хранилища с 8.00 бессменно дежурила пара Хубер-Дайнц, после окончания их рабочего дня в 20.00 на ночное дежурство заступила пара Эйсманн-Вагнер. Все четверо неоднократно проверенные сотрудники, а Вагнер и вообще наш бывший коллега. Никто лишний, по их словам, в помещение депозитария не заходил.

— Так мы и ищем «своего»! — не упустил возможности подколоть провинциального коллегу Тойгер. — Вор-то явно «внутренний»!

— А это не может оказаться уборщица? На них и внимание никто не обращает, и доступ у них есть беспрепятственный во все помещения.

— Уборщик. Обращают. И не во все. — послушно разъяснил Хофер. — Банк заключил с агентством «Адлер» соглашение, что специальный человек производит основную уборку помещений с 8.00 до 9.00, причем при уборке кабинетов, помещений кассы и хранилища за ним, не заходя внутрь, наблюдают оба дежурных охранника.

— А если днем кто-то грязюку на обуви натащит? Или снег?

— С этим справляется специальный чистильщик обуви, сидящий перед банком.

— Подождите! У кого из них вообще был доступ к ключам от сейфов? И к самому хранилищу? Или и к тому, и другому? Или возможность сделать дубликат? — Нортон все еще надеялся сузить круг подозреваемых.

— К сейфам… у директора. У его заместителя. У начальника депозитария. У старшего менеджера отдела ценных бумаг. У охраны только к хранилищу.

— Другими словами, его не было только у подозрительных дам? И мы их можем смело исключить?

— Н-не совсем… — замялся Хофер. — Только одну из них. В тот день директор Грубер отпустил свою секретаршу, госпожу Эдер, пораньше домой к приболевшему сыну, а потом, собственно, и занялся выборочной проверкой сейфов. Так что она не могла даже знать о том, что ситуация «припекает».

— Минус фигурант — всегда плюс! — весело заржал Тойгер.

— И потом… мы думаем, что проникновение в хранилище и возврат содержимого сейфа произошло двадцать седьмого февраля после 20.00., когда дневные охранники сдали дежурство ночной охране, и пара Эйсманн-Вагнер заняла свой выгороженный локально-охранный пост у входа в банк, но до 21.00, когда все, даже задержавшиеся сотрудники, покинули помещение банка. Именно в этот момент при отсутствии охраны у двери в хранилище и наличии ключа от него проще всего было туда пробраться, не попавшись никому на глаза.

— А охранники что, так и сидят всю ночь в своем «аквариуме» безвылазно?

— Нет, банк подписал с агентством договор о комбинированной охране. Каждый час они совершают обход внутренних помещений. Тех, которые не заперты.

— И кстати, кто может поручиться, что у этого вора не было сообщника среди охранников? У них-то доступ к самому хранилищу есть, так? Сказал напарнику, мол, в туалет нужно отлучиться, а сам с дубликатом нужного ключика быстренько к сейфу метнулся, забросить туда пакет — минутное дело!

— Не получается, — помотал головой Хофер. — Никаких передвижений ночных охранников поодиночке по инструкции не предусмотрено. А туалет находится в том же помещении.

То есть дневная смена охраны в сам депозитарий заходить не имела права, а ночная не имела еще и возможности. Если… между дежурными не было сговора. Или между дежурными и уборщиком. Но охрану из этого самого местного агентства всяко проще прощупать землякам, а не столичным работникам, к этому их уж точно не припашут, с облегчением подумал Нортон. И комиссар, как будто подслушав его мысли, предложил плотной проверкой охраны заняться эребургским полицейским, а присутствующих призвал подумать, с кем из оставшихся фигурантов могли бы поработать сотрудники его отдела.

— Чего тут думать, тамошних девиц надо раскручивать! — ни секунды не сомневался Тойгер.

Что-то в этом есть… раз уж у них не было доступа к ключам от сейфов и хранилища, они как раз и могут стать тем самым незаинтересованным источником информации. Потому, что женщины, с одной стороны, как правило, более наблюдательны, чем мужчины, а с другой, больше склонны посплетничать. И кому же достанется право их «раскрутки»?

— Майор Нортон Хольмберг и лейтенант Кэри Вартнер! — торжественно провозгласил комиссар Бергер. — Вы направляетесь в Эребург для помощи местному комиссариату в расследовании краж в депозитарии банка Майера. Кэри, ты займешь должность охранника, твой объект — машинистка Минна Ширтиц. Норт, ты изображаешь столичного репортера и пытаешься влезть в доверие к младшему менеджеру Ярле Хинли. Вопросы?

— Почему именно мне досталась эта страшилка? — искренне возмутился Нортон. У него от неожиданности даже голова перестала болеть, настолько поразился его организм. — Почему не та танцорка?

— Потому что лейтенант Вартнер у нас молодой и сам любитель танцев, так что и с ней куда быстрее общий язык найдет. А вот ты мужчина солидный, тебе сам бог велел окучивать более взрослый контингент, — комиссар не задержался с объяснением. — Пойми, Норт, вдова не клюнет на молоденького парнишку, здесь сработают только возраст и опыт!

— Да ладно тебе, Хольмберг, подкатишь к вдовушке, они говорят, покладистые и не слишком переборчивые, — осклабился Тойгер, — главное, очень глубоко… в смысле далеко не заходи, а то твоя невеста тебя не поймет!

Нортон мысленно только глаза закатил: вот потому ты, хауптман Тойгер, и не станешь никогда майором. Ты уже третий комиссариат меняешь и нигде прижиться не можешь, по причине поганого характера и грязного языка. Никак не держатся у тебя во рту скабрезности, обязательно выливаются на окружающих. Но одно ты подметил точно, Анне-Лиза факту его командировки незнамо куда и незнамо насколько явно не обрадуется и будет долго дуться…

— А представителем какой газеты я буду, и на какую тему собираюсь писать? — с тоской поинтересовался Нортон.

— У нас есть договоренность с «Курьером», я предупрежу главреда, и он выпишет тебе удостоверение спецкора. А тему…, тему, я надеюсь, нам подскажут коллеги из Эребурга, о чем, собственно, можно расспрашивать эту вдовушку, не вызывая подозрений.

— Нет, комиссар, — счел нужным возразить Нортон, — как хотите, но такое не «прокатит». На написание статьи сколько времени нужно? Ну, материал пособирал с неделю, потом сел и настрочил за день-другой, и можно уезжать. А у нас есть гарантия или хотя бы надежда не то, что мы этих вороватых сотрудников или одинокого вора словим за пару недель? Нету, а удлинять пребывание, оплаченное, замечу, пребывание репортера в чужом городе без веской причины, значит сознательно навлекать на себя подозрения.

— И что ты предлагаешь?

— Мне нужно обоснованно задержаться в этом Эребурге минимум на месяц, чтоб хоть как-то успеть войти к ней в доверие. Поймаем вора раньше, раньше уеду, но до того мне нужен «железный» повод сидеть там безвылазно и контактировать с этой воблой.

— Повод, говоришь… а если не просто журналист? Если, скажем, писатель?

— Было бы идеально, только что я отвечу на вопрос о том, что я такого уже написал? Чтоб было правдоподобно? А такой вопрос непременно будет задан…

— Н-да, кажется, легенду надо продумать получше…

Это еще мягко сказано. Пока легенда настолько «сырая», он в этот Эребург даже не сунется, его расколют в два счета и вся операция по ловле вора будет обречена на провал. Потому, что затаившийся и непойманный вор продолжает представлять опасность, а ну как поделится задумкой с каким-нибудь собратом по разуму и, пока они будут его караулить в одном городе и одном банке, тот провернет эту схему отъема денег у финансового учреждения в другом месте. Нет, такую добычу надо скрадывать осторожно, мелкими шажочками, чтоб наверняка.

И «покрутив» причину приезда и возможных расспросов Хольмберг с комиссаром, наконец, решили попробовать не врать. В смысле, сказать часть правды, но кое о чем умолчать. Существуют же разные государственные финансовые органы, которые занимаются проверкой состояния подотчетных организаций на местах, вот Нортон и станет таким выездным представителем Службы текущего банковского надзора. Но его задача будет нетривиальной, он должен будет изображать фининспектора, который хорошо разбирается в собственно бухгалтерском учете и анализе банковских операций, что, кстати, чистая правда, но не совсем представляет себе технику отражения в банковском балансе операций с ценными бумагами клиентов.

В последние годы видов таких операций становится все больше и объем их растет, а законодательство за этим ростом не поспевает. До сих пор нет единого мнения о том, как учитывать в балансе долгосрочные и краткосрочные ценные бумаги клиентов, вместе или по отдельности, а, значит, нет и единых нормативов, какую налоговую ставку следует устанавливать и какой налог взимать за текущие операции с ними. И куда правильнее относить операции по их хранению, то ли к активным, раз это делается за отдельную плату и составляет часть прибыли, то ли к комиссионно-расчетным, раз существуют стандарты по оплате арендуемых сейфов.

И с кредитованием под залог ценных бумаг тоже пока полной ясности нет, четких указаний что делать, если курс заложенных бумаг колеблется, до сих пор не выработано. Поэтому в Службе текущего банковского надзора якобы принято решение разослать инспекторов по разным городам, чтоб они на месте выяснили как с этими неясностями справляются местные банки. И составить отчет, включающий в себя оценку действий банкиров по каждому виду операций. А потом, изучив сводный отчет, департамент управления банками Центрального банка разработает рекомендации по уточненному отражению ценных бумаг в балансе банка и налоговые ставки для каждого вида операций с ними.

Нортон аж загордился собой, такую шедевральную причину для проверки сотворить всего-то за десять минут — да он, прям, гений! Комиссар Бергер, слушая его, довольно кивал, о чем-то думая, а потом разразился ценным указанием:

— Знаешь, Норт, а ведь нашему отделу и правда такая методичка не помешает… так что, будь любезен, составь-ка ты и вправду такой отчет с оценкой их действий… и с рекомендациями как лучше поступать в том или ином случае, вот и будет у тебя тот самый «железный» повод торчать в этом Эребурге месяц-другой, а у меня ясность, что писать бухгалтерии в качестве обоснования твоей туда командировки. Не могу же я вписать причину «вхождение в доверие к фигурантке»! Или того хуже «соблазнение подозреваемой за казенный счет»! А так, «для проведения расследования на месте с целью разработки рекомендаций по предотвращению хищений» все понятно и лишних вопросов не возникнет…

И этот туда же! Что ж их всех так зациклило на этом соблазнении! Они думают, Нортон не способен разговорить фигурантку, не пуская в ход тяжелую артиллерию? А комиссар добавил:

— Директор Грубер будет частично поставлен в известность о твоем расследовании. И сам даст ей секретное указание ввести тебя в курс дела. И предложит в качестве прикрытия использовать легенду об ухаживании.

Нет, теперь его точно всем отделом засмеют! И постоянно будут подкалывать, как у него продвигается процесс ухаживания? Ладно, Кэри, ему повезло к очаровательной машинисточке клинья подбивать, процесс, прямо скажем, не лишенный приятности, а ему общаться с этой линялой страхотой…

В Эребург из Бренна поезда-экспрессы не ходили. Пришлось брать билет на обычный пассажирский поезд и трястись ночь и часть дня со скоростью сорок миль в час, да еще с остановками в каждой деревушке, которые и на карте-то не всегда обозначены. А что делать? Это поезд местного значения, обслуживающий потребности этого региона, поэтому деваться было некуда. И Нортон страдал всю дорогу, ежась от сквозняка, в борьбе с которым не помогало выданное казенное одеяло, и постоянно просыпаясь от заливистого храпа соседа по двухместному купе, вот уж кто точно получал удовольствие от поездки! Ну, или по крайней мере, не ощущал неудобства так остро.

Поэтому на перрон Эребурга Нортон сошел продрогший, сонный и злой. И цветущий вид явно нормально выспавшегося встречающего его Хофера как-то не добавлял красок в этот промозглый день. А посадивший его в коляску коллега прямо лучился энтузиазмом, обращая его внимание на ту или другую достопримечательность, мимо которой он его провозил.

Конец ознакомительного фрагмента.