Гномы Боландского леса

Дéнис Уоткинс-Питчфорд, 1955

Однажды Лобхобу, самому умному из всех гномов Боландского леса, пришла в голову мысль построить паровоз, и через несколько месяцев в лесу появилась железная дорога. Теперь гномы могли ездить на шахту и к реке на поезде, и им больше не приходилось таскать по лесным тропинкам тяжёлые золотые слитки, найденные в шахте, и выловленную в реке рыбу. Жизнь гномов была бы счастливой и безмятежной, если бы не злобные разбойники-лепреконы, которые иногда наведывались в лес. Во время одного из дерзких набегов лепреконы захватили в плен предводителя гномов. Удастся ли гномам освободить своего вождя и очистить Боландский лес от разбойников? Эта захватывающая история написана в лучших традициях бестселлера «Вверх по Причуди и обратно»: увлекательные приключения, неожиданные повороты сюжета и ни с чем не сравнимая атмосфера классического литературного произведения «старой школы», незаслуженно позабытого и открытого заново.

3

Если вы подумали, что ежедневные рейсы на шахту и обратно казались Лобхобу и его брату Гартвиду (не говоря уже о Снарте) скучным и утомительным занятием, то вы ошибаетесь.

Вовсе нет. Даже несмотря на то, что трое гномов договорились управлять паровозом по очереди, они каждый раз спорили о том, кто именно теперь должен вести состав.

Не сомневаюсь, что вам тоже понравилась бы такая работа. Мне бы она точно понравилась. Каждое утро машинисты вставали раньше всех; они приходили к воротам депо ещё до восхода солнца и болтали со стражами, с наслаждением вдыхая прохладный осенний воздух.

Паровоз, тендер и вагоны стояли в депо на станции «Боландский берег», у дверей которого всегда дежурили часовые. Если бы кто-нибудь попытался увести паровоз или повредить его, я не дал бы за жизнь этого негодяя и ломаного гроша, потому что у каждого стража был с собой специальный рожок, чтобы поднять тревогу. По сигналу такого рожка все дюжие гномы из поселения мигом примчались бы на станцию словно рой рассерженных ос. Каждый из них в таких случаях брал с собой арбалет или лук со стрелами, и горе тому, кто осмелится на какую-нибудь выходку!

Паровоз стал самым ценным достоянием гномов: они дорожили им больше, чем своей золотоносной шахтой, расположенной далеко в лесу. Гномы постоянно намывали и начищали паровоз. Он всегда сиял, словно бриллиант, его медные детали блестели красным золотом, словно в них отражалось заходящее солнце, и даже пол кабины машиниста содержался в такой чистоте, что на нём можно было сервировать завтрак.

Но я, пожалуй, вернусь к рассказу о том, как гномы готовили паровоз к отправлению.

Вдоволь поболтав со стражами (эти бедолаги продрогли на ночном дежурстве и теперь пытались согреть пальцы рук своим дыханием или хлопали большими волосатыми ушами, чтобы они не замёрзли), Лобхоб и Гартвид (или Снарт, если была его очередь) брали хворост и сухую траву, хранившиеся в депо специально для растопки парового котла, и укладывали их в топку паровоза. Они подбрасывали дровишек, и вскоре в топке уже весело плясало пламя. Как же приятно было согреть руки и, возможно, даже разок-другой выкурить трубку, набитую табаком из мать-и-мачехи.

Паровой котёл паровоза разогревался около двадцати минут, затем раздавался свист выходящего пара, в воздухе повисал запах разогретого металла, а из котла доносилось бульканье — паровоз теперь стоял «под парáми», как говорят железнодорожники.

Лобхоб и Гартвид забирались в кабину и медленно выводили паровоз из депо. К этому времени на перроне уже толпились рудокопы и сборщики дров, к которым иногда присоединялись несколько охотников, так как поздней осенью в лесу ещё можно было выследить кое-какую дичь. Те же, кто проспал или замешкался, в эту минуту второпях надевали свои кожаные пальто, натягивали на голову меховые шапки, целовали на прощание своих гномих и гномят и сломя голову неслись к станции.

У билетной кассы всегда была толчея, а всё потому, что билетёр по имени Чихýн не был силён в арифметике и всегда путался в расчётах, выдавая сдачу покупателям билетов. Порой перед кассой выстраивалась длинная очередь рассерженных и отчаянно жестикулировавших гномов.

Вы наверняка от души посмеётесь, когда узнаете имя начальника станции. Его звали Шмелепуз. Думаю, он получил такое имя потому, что был очень толстым гномом, хотя могла быть и другая причина, о которой я просто не знаю. Как бы то ни было, Шмелепуз считался очень важной персоной, и никто не осмеливался смеяться над ним, уверяю вас! Он носил щеголеватый цилиндр из кротовой кожи с золотой лентой и расшитую золотом нарукавную повязку.

Именно Шмелепуз давал команду об отправлении поезда, и ослушаться его не смел даже Лобхоб. По команде Шмелепуза стрелочник в своей будке тянул за рычаг, на мачте перед паровозом с лязгом поднималось сигнальное крыло семафора, последние пассажиры второпях вскакивали на подножки вагонов, и паровоз, издав громкий гудок, трогался с места. «Чуф! Чуф! Чуф! Чух-чух-чух, чух-чух-чух», — пыхтел паровоз. А какой замечательный вид открывался из кабины машиниста! Слева и справа мелькали деревья, кружились в диком танце красные листья, летевшие из-под колёс паровоза, дрозды с пронзительными криками улетали прочь, непрерывной чередой проплывали за окнами знакомые места.

Конечно, по нашим человеческим меркам «Гордость Боланда» шёл не очень быстро. Думаю, вы бы запросто обогнали его на велосипеде, но гномам такая скорость казалась довольно высокой. Но с какой бы скоростью ни шёл поезд, его пассажирам нравилось смотреть, как дымит паровоз, и ощущать запах масла и горящих дров.

Первой остановкой был «Совиный лес» — маленький полустанок с небольшой каменной сторожкой, огороженной частоколом. Если вы хотите узнать, как выглядит частокол, представьте себе стену из стволов деревьев с заострёнными концами, вкопанных в землю вплотную друг к другу и прочно скреплённых между собой.

Кстати говоря, частоколом была обнесена каждая станция. Это было сделано для того, чтобы к станции не приближались лепреконы и другие незваные гости, хотя, конечно, частокол едва ли мог остановить медведя или кабана, если они забредали сюда; правда, и ущерб, который наносили эти звери, оказывался небольшим. Но даже медведи опасались гномьих стрел, потому что стрелы эти жалили словно осы. Дело в том, что гномы смазывали концы своих стрел ядом, который они извлекали из осиных и пчелиных жал.

Но самым смертоносным ядом для стрел был, пожалуй, яд, который гномы извлекали из ядовитых желёз лесных гадюк, а гадюк в Боландском лесу водилось видимо-невидимо. Эти особые стрелы использовались лишь в крайних случаях — например, в сражениях с Шерой Бегом и его бандой. Было бы слишком жестоко применять их против стареньких медведей, которые, в конце концов, были просто слишком любопытными и никогда не пытались причинить гномам вред. А вот волки были вовсе не такими безобидными, особенно зимой, когда их вой частенько доносился до поселения гномов и не давал им уснуть. Время от времени гномы, работавшие в лесу, загадочным образом исчезали, и их сородичи были уверены, что тут не обошлось без волков.

За «Совиным лесом», где всегда царил сумрак, потому что полустанок окружали высокие буки и густые зáросли остролиста и тиса, следовала, конечно же, станция «Боланд». Здесь с поезда сходили рыбаки, шмыгая носами и притопывая ногами, если утро выдавалось особенно морозным.

Следующей остановкой была Шахта, где работали рудокопы. Они шли по перрону, гремя маленькими округлыми железными касками, которые были очень похожи на шлемы наших предков-воинов в далёком XVI веке.

После этого Лобхоб и Гартвид отправлялись в сторожку, чтобы перекусить. Холодным осенним утром горячий завтрак был очень кстати. Просто удивительно, какой жуткий аппетит разыгрывался у машинистов «Гордости Боланда» после каждой поездки на паровозе!

На кухне хлопотала жена охранника, которой иногда помогала жена начальника станции, а машинист и кочегар уплетали жареную плотву, только что выловленную в Боланде, или, если повезёт, жареного угря — в лесных прудах и ручьях водилось множество упитанных угрей. Эта рыба, подрумяненные на огне желудёвые лепёшки, варенье из ежевики и ягод тёрна и жаренные грибочки в придачу, благо была осень — отменный завтрак для любого гнома, да я и сам бы от такого не отказался. Кофе из обжаренного корня одуванчика или чай из высушенных листьев пáдуба тоже были весьма кстати. Иногда в качестве закуски на завтрак подавали печёных улиток на гренках, которые, возможно, покажутся вам не очень аппетитным угощением, но на вкус они были совсем как устрицы, если вы когда-нибудь пробовали устриц (а вы наверняка их не пробовали).

Иногда после завтрака Лобхобу и Гартвиду нужно было загрузить в последний вагон поезда багаж и грузы: маленькие бочки с пресноводными мидиями для Хэла О’Хобба (он их просто обожал), многочисленные мешки с орехами, вязанки дров, доски и бревна для какой-нибудь стройки, и, наконец, особо важный груз — сундуки с золотом, опечатанные начальником станции и переданные стражам под расписку, которые надо было доставить в поселение для выплаты гномам заработной платы.

Остаток дня машинист и кочегар проводили либо на охоте, либо на рыбалке, либо помогая гномам, работавшим в шахте, — в зависимости от погоды.

Когда солнце становилось «красным и округлым», как сказал бы английский поэт Джон Клэр^[10], в тёмных елях на лесных холмах начинали ухать совы. Это означало, что гномам пора было возвращаться домой. Из шахты плотной толпой выходили рудокопы, уставшие и чумазые, щуря глаза после целого дня, проведённого в тёмных подземных пещерах; на перроне зажигались станционные фонари, начальник станции отдавал последние распоряжения, а стражи проверяли луки и арбалеты, готовясь во всеоружии встретить любую опасность, которая могла поджидать пассажиров поезда в лесном сумраке.

Когда были произнесены слова прощания, «Гордость Боланда» давал последний резкий свисток (звук которого эхо разносило по окрестным холмам), и поезд отправлялся в обратный путь, делая остановки в «Совином лесу» и «Боланде», чтобы забрать рыбаков с посиневшими носами и наполненными богатым уловом корзинами. Гномы были очень искусными рыбаками и редко возвращались домой с пустыми руками.

Так выглядел типичный рабочий день в поселении гномов. Я рассказал вам об этом для того, чтобы вы как можно ярче представили себе, чем именно занимались гномы в обычный осенний или зимний день.

К тому времени, когда «Гордость Боланда» прибывал на станцию «Боландский берег», становилось уже совсем темно; в лесной чаще раздавались пронзительные крики сов, а когда начинались сильные холода, из леса частенько доносился душераздирающий вой волков.

Поселение гномов, расположившееся под корнями огромных буков, было очень уютным местечком. В своих укромных и глубоких жилищах, какие можно встретить в лесу только у барсуков, гномы были в полной безопасности и могли не бояться ни врагов, ни холодных ветров и непогоды. И только бедолаги-стражи в полном одиночестве топтались на своих постах, время от времени потягивая горячую черничную наливку, чтобы не замёрзнуть. Стражи были настоящими храбрецами со стальными нервами. А кроме того, какой бы ни была ночь — морозной и снежной или тихой и лунной, — на поясе у каждого стража всегда висел медный рожок, с помощью которого можно было подать сигнал тревоги. В Боландском лесу может случиться всё что угодно!

Примечания

10

Джон Клэр (1793–1864) — один из крупнейших английских поэтов XIX века. — Прим. пер.