Колдовская метка

Дэн Патрик, 2018

Драконы давно уничтожены, как и опасная магия. За континентом Винтерквельд неусыпно бдят Зоркие. Все дети обязаны пройти Испытание. В отдаленном северном городке живут брат с сестрой. Стейнер занят кузнечным делом, Хьелльрунн помогает по хозяйству. Но все меняется, когда Зоркие обнаруживают на одном из них отголосок магии… Что, если Зоркие заберут не того? Приготовьтесь к мрачному и захватывающему приключению, где каждый скрывает под маской свой секрет.

2

Хьелльрунн

«Соглашение с Обожжёнными республиками дало Сольминдренской империи право проводить Испытание по всему Винтерквельду. Нелегко отнимать детей у родителей, но всякий ребёнок опасен. В такие времена велика угроза восстания, и сила Зоркого — в большом войске. Всякое сопротивление должно безжалостно подавляться, а жестокость встречаться беспощадностью».

Из полевых заметок иерарха Хигира, Зоркого при Имперском Синоде

Хьелльрунн ненавидела кухню. Низкий потолок давил; печь не справлялась, отчего дым стоял завесой; а громоздкий стол занимал полкомнаты. Хьелль устала постоянно обходить огромный деревянный стол. Сколько бы еды на него поместилось, да только выставить нечего — такая вот горькая ирония. Хьелльрунн только и ждала, когда наступит лето, чтобы часами бродить среди лесов в тишине и одиночестве.

Стейнер зачерпнул деревянной ложкой солидную порцию овсянки и плюхнул кашу в миску. Тихонько напевая под нос, он обошёл стол, взял добавку и принялся есть, не обращая внимания на сестру. Марек уже возился в кузнице с какой-то заготовкой.

— Ты улыбаешься, — заметила Хьелльрунн, сама не притрагиваясь к еде. — Первый раз вижу.

Ложка замерла на полпути. Стейнер поднял голову и удивлённо вскинул брови.

— Что?

— И напеваешь. Ты же не любишь музыку.

— Люблю, просто не умею петь. Это ты у нас одарённая — вечно мурлычешь песенки и всякую допотопную чушь.

— Ты ненавидишь музыку, — повторила Хьелль и сама поняла, до чего жалко это прозвучало.

Стейнер пожал плечами и снова занялся кашей.

После короткого молчания Хьелль тоже принялась за еду.

— Давай сегодня обойдемся без песен, Хьелльрунн, — попросил брат. — В городе имперцы, а может, даже Зоркий. А древних богов они недолюбливают…

— Богинь.

— Хорошо, богинь. — Стейнер возвёл глаза к потолку. — Пой лучше в лесу, ладно? И расчешись уже — не голова, а гнездо. Ты что, бродяжка?

Хьелльрунн вскинула руку и, спрятав большой палец, обратила ладонь тыльной стороной к брату. В прежние времена знаком четырёх стихий желали удачи, теперь же — кое-чего другого.

— И не вздумай так махать руками на людях, если не хочешь в назидание лишиться пальцев — солдаты скоры на расправу.

Хьелльрунн вскочила. Внутри всё кипело, как в океанском шторме, а в груди колючим клубком свернулась обида.

— Как можно веселиться, когда вокруг рыскают имперцы и этот Зоркий? Чему ты радуешься, зная, что твоя сестра — ведьма?

Стейнер выронил ложку и вытаращил глаза. В угасающем осеннем свете его лицо казалось совсем бледным.

— Хьелль…

— Прости, — выдохнула она едва различимо за треском очага. — Это неправда. Я не колдунья.

Брат резко потёр лоб, взял ложку, но тут же снова положил — аппетит пропал.

— Я радовался, потому что вчера Кристофин заговорила со мной, и мы отлично провели время. Нравлюсь я ей или нет — не знаю, и не пойму, что делать дальше, но всё равно… — Он задумался, подыскивая слова, но в конце концов просто пожал плечами. — Было весело. А в Циндерфеле с этим туго.

— О, — с трудом выдавила Хьелльрунн.

Повисла гулкая тишина, и кухня вдруг показалась чудовищно громадной.

— Пойду помогу отцу, — сказал Стейнер, поднимаясь. И, пряча взгляд, вышел.

Мыть посуду несложно, а вот подметать при таком здоровенном столе — настоящая пытка. Девушка не хотела выходить из дома и тянула время, но лавки не станут ждать целый день. Она прошла в кузницу и встала, опустив голову. Здесь было ещё хуже, чем на кухне, — вечный мрак, жара, запах гари и пота.

— Нужно купить еду, — попросила Хьелль, когда Марек оторвался от работы.

Стейнер затачивал серп и лишь бросил на сестру мимолётный взгляд. Ей почудилась раздражённая складка между бровей. Однако он сразу отвернулся и вновь занялся лезвием.

— Торговля идёт плохо, и денег на мясо нет, — отозвался Марек. — Разве что на дешёвое.

Хьелльрунн кивнула, и ей в руку легла скудная горстка монет.

— Прости, — неловко пробормотал Марек. Он бесконечно стыдился, что не в силах накормить своих детей досыта.

— Ей не следует идти одной, — тихо заметил Стейнер. — Тут имперцы — мало ли.

Отец явно собирался возразить, но раздумал и, кивнув, вернулся к работе.

Брат с сестрой проскользнули в приоткрытые двери кузницы, и Хьелльрунн решилась заговорить.

— Извини за утро. Я не против твоих улыбок, просто сегодня я сама не своя.

Стейнер приобнял сестру за плечи, притянул к себе и, зарывшись лицом в спутанную копну волос, поцеловал в макушку.

— А чья же? Уж не моя ли?

— Я не то хотела сказать.

— Такая уж мне досталась сестра — сложная, угрюмая, нечёсаная и славная. Другой и не надо.

Хьелль невольно улыбнулась.

— Я извиняюсь, а ты говоришь «сложная и угрюмая»?

— А что надо сделать? — усмехнулся Стейнер, объятия теперь больше походили на стальной захват.

— Отпустить меня, дубина. Я, может, и нечёсаная, а ты — немытый.

Они шли петляющими мощёными улицами мимо приземистых домов и почти не встречали людей — немногие набирались храбрости выйти за порог.

— Тихо сегодня, — заметил Стейнер. — Все попрятались из-за этих солдат.

— Я дальше не пойду, — испугалась Хьелльрунн, чувствуя, что во рту пересохло, а к горлу подкатывает тошнота.

— Нельзя уступать их власти, Хьелль. Это Нордвласт — здесь сердце могучего севера! И как мы можем говорить про нашу силу, если трусим купить еду в собственном городе?

— Я боюсь вовсе не солдат, а Зорких.

— Без колдовской метки страшиться нечего, — возразил Стейнер, но Хьелльрунн уже наслушалась этого вдоволь. Недалёкие и заурядные жители Циндерфела любили бездумно повторять избитую фразу.

Стейнер замедлил шаг и украдкой взглянул на сестру.

— Утром ты сказала…

— Я просто разозлилась. Ничего колдовского во мне нет. Зорких я боюсь вовсе не из-за метки. Нетрудно догадаться, что эти дряхлые старики делают с девушками моего возраста.

Стейнер вздрогнул. Она отлично знала, что брат до сих пор воспринимал её, как десяти-одиннадцатилетнюю девочку. В свои шестнадцать в её теле пока не случились естественные для ровесниц перемены, и она чувствовала, будто застряла в детстве.

— Сходи-ка к Хокону, купи баранью шею или говяжью голень, — велел парень, пожимая плечами. — Не знаю, что из этого будет дешевле.

Он высыпал сестре в ладонь пару монет и приложил палец к губам — дескать, Мареку ни слова.

Вся лавка помещалась в одной комнате, заставленной чёрными столами вдоль трёх стен. Входную дверь украшала деревянная решётка с мутными бугристыми стёклами, сквозь которую на мясо падал тусклый дневной свет. В глубине каморки горели две лампы, разгоняя сумрак.

Хьелльрунн сказала, за чем пришла, и стойко выдержала кислый взгляд мясника — крупного, грузного мужчины, лысого, но с бородой такой длинной, что в ней легко перезимовала бы парочка зверей. Маленькие глазки прятались под тяжело нависающими бровями, что придавало ему вечно угрюмый вид.

Мясник назвал цену, и Хьелльрунн замешкалась, пересчитывая монеты.

— Раньше голень стоила дешевле, — не подумав, выпалила она.

Хокон пожал плечами, вытер жирные ладони о фартук и скрестил руки на груди.

— Нельзя ли немного снизить цену?

— Всем хочется есть, — ответил мясник.

— Почему так долго, Хьелль? — В лавку проскользнул Стейнер. Для такого здоровяка двигался он бесшумно и часто заставал Хьелльрунн врасплох.

— Я… — Взгляд девушки метнулся от брата к мяснику и монетам в ладони.

— Не сошлись в цене? — догадался Стейнер с ноткой угрозы в голосе.

— Жёнушка твоя, а? — поинтересовался Хокон. — Или девицу завёл?

— Нет, — отрезал молодой кузнец. — Сестра.

Мясник натянул улыбку, сальную, как и его передник, и раскинул руки.

— Что же ты молчала, малышка?

Вздохнув, Хьелльрунн посмотрела на брата.

— Вы же знаете, кто я, — заметила она. — И всё норовите меня обмануть.

— Значит, такое происходит не впервые? — Стейнер впился в мясника острым и тяжёлым, как гранит, взглядом.

— Да я же просто дурачусь, — оправдывался Хокон. — А девчонка всё воспринимает всерьёз.

— Когда в следующий раз придёте в кузницу, мы обязательно подурачимся вместе, — отчеканила Хьелльрунн.

Она схватила свёрток, грохнула о прилавок горстку монет и вылетела из полутёмной лавки.

— Я же не со зла, — оправдывался Хокон.

— Само собой. — Тон Стейнера ясно давал понять обратное.

Лицо мясника окаменело, а глаза остановились на Хьелльрунн, которая ждала брата снаружи.

— Берегись, кузнец, — хрипло прошептал Хокон, перегнувшись через прилавок. — Неладно с ней что-то: вечно рыщет по лесам, собирает травы, вороньи перья, грибы. Сестра или нет, но она точно не в себе.

Хьелльрунн услышала и оцепенела от страха. Она торопливо оглядела прохожих, но люди не желали ввязываться в неприятности и поспешно, не поднимая глаз, пробегали мимо. Кажется, никто не обратил внимания на злые слова мясника. Вскоре появился раскрасневшийся Стейнер. Стиснув зубы, он яростно сжимал кулаки.

— Прости, — виновато пролепетала Хьелльрунн.

— Ты ни в чём не виновата, — заверил брат, но ей с ужасом показалось, что думает он иначе.

— С ним всегда так — вечно не ладится.

Стейнер ничего не сказал, лишь резко кивнул. Они зашагали вниз по улице, и Хьелльрунн с трудом поспевала за братом, то и дело поскальзываясь на серой слякоти, покрывшей мостовую.

— Глянь-ка! А вон и Кристофин. — Возле булочной Хьелль заметила дочь трактирщика, занятую разговором с какой-то женщиной.

Стейнер поднял голову и удивлённо наморщил лоб.

— А это ещё кто?

Собеседница Кристофин выглядела диковинно для здешних мест и, судя по насмешливой улыбке, знала об этом. Циндерфел привык к редким гостям с Шанисронда, но незнакомка разительно отличалась от них, и не только цветом кожи. Она была светлее темнокожих моряков с Дос-Фесха, а разрезом глаз напоминала жителей Дос-Кара. Угольно-чёрные волосы чужестранки струились до талии, и с первого взгляда трудно было угадать её возраст. Она носила жилет из оленьей кожи и такие же сапоги до колен, а рукава рубашки закатывала до локтя, выставляя напоказ браслеты — медные с прозеленью, блестящие гагатовые или матовые из слоновой кости. У бедра висела сабля — и не просто красивая безделушка, если верить шрамам на предплечьях.

— Привет! — поздоровался Стейнер чуточку неуверенно.

Кристофин усмехнулась, а незнакомка иронично сморщила нос.

— Я не кусаюсь. Просто спрашивала у твоей подруги, нет ли свободных комнат на ночь.

— Простите моего брата, — вмешалась Хьелльрунн. — Незаурядные женщины его пугают.

Кристофин и чужестранка расхохотались, и Хьелль, не удержавшись, присоединилась к их веселью. Стейнер озадаченно почесал затылок.

— Столкнулись неожиданно, вот я и удивился — всего лишь, — пробурчал он и отвёл взгляд.

— Как дела, Хьелль? — поинтересовалась дочь трактирщика. — Были у Хокона? Не забудь помыть мясо. Кто знает, где побывали эти лапы.

Стейнер скорчил гримасу.

— Большое спасибо. Теперь неделю есть не смогу.

— Этот человек — свинья, — нахмурилась Хьелльрунн. — Огромная грязная свинья. Свинья, которая управляет мясной лавкой — до чего иронично.

Стейнер и Кристофин нахмурились, а незнакомка протянула руку.

— Меня зовут Ромола. И мне нравится ход твоих мыслей — как у поэта или безумца.

— Э, спасибо, — пробормотала Хьелль. — Вот только не уверена, что хочу быть чокнутой.

Черноволосая чужестранка надула губы:

— В этом странном мире безумие — не худший выбор, как думаешь?

Хьелльрунн не поняла, что имела в виду Ромола, но принялась жадно изучать новую знакомую.

— Вы — пират? — спросила девушка.

— Хьелль! — возмущённо гаркнул Стейнер. — Простите мою сестру, она… э… ну…

— Иногда, — ответила Ромола.

— Что «иногда»? — не понял юноша.

— Иногда пират. — Необычная женщина с улыбкой посмотрела на Кристофин. — Но не сегодня. И не теперь.

«Я была права», — губами прошептала Хьелльрунн брату и радостно ухмыльнулась.

Стейнера разобрал смех, и он поспешно прикрылся кашлем.

— Не хотите зайти? — предложила дочь трактирщика. — Я собиралась проводить Ромолу в таверну, заодно и вас покормлю.

Хьелльрунн заметила, как Кристофин смотрит на Стейнера, и в ней опасным вихрем взметнулось незнакомое чувство.

— Мне пора, — промямлила она. — Папа заждался.

Последняя фраза предназначалась брату, но он широко улыбался Кристофин и ничего не заметил.

— Рада знакомству, — сказала Ромола. — Береги себя.

Хьелльрунн кивнула и побрела прочь, отчего-то злясь на Кристофин.

— Передай отцу, что я скоро приду, — попросил Стейнер вслед сестре, но она лишь ниже склонила голову, притворившись глухой.

— До чего пустоголовый… Бросил меня одну посреди города, — бормотала Хьелль под нос. — Раз так, то и мне до него дела нет. И до всяких «отставных» пиратов. Ну и пусть «чокнутой» называют.

Прохожий искоса поглядел на неё и перешёл на другую сторону улицы.

— И мне уж точно нет никакого дела, как Кристофин смотрит на Стейнера. Интересно, что между ними происходит?

* * *

Стейнер явился только под вечер, и Марек ничем его не упрекнул. После ужина, когда Хьелльрунн хлопотала на кухне, дверной засов скрипнул, и в комнату протиснулся брат. Держался на ногах он нетвёрдо.

— Ты что, призрака по дороге встретил? — Хьелльрунн сидела за столом в ночной рубашке, обняв ладонями кружку с горячим молоком.

— Не призрака, а пирата. Оказывается, Ромола — неплохой сказитель. Я узнал от неё жутковатую историю.

— Про что?

— Про Горекрыла и маму Кару.

— И вовсе она не страшная. Разве что чуточку.

— Наверное, дело в рассказчике, — тихо заметил Стейнер.

— Что ещё она говорила? — Глаза сестры сияли любопытством.

— Только, что в городе имперские солдаты, и завтра состоится Испытание.

Хьелльрунн резко выпрямилась и уткнулась взглядом в кружку.

— Ненавижу это, — выдавила она.

— И я, — вздохнул Стейнер.

Девушка вспомнила, как проходила Испытания и как потели ладони, а живот скручивало тугим узлом. Она вспомнила свой страх, что Синод найдёт в ней драконью скверну и навсегда разлучит с домом.

— Это в последний раз, — пообещал Стейнер. — Всё будет хорошо, Хьелль.

Она молчала, пытаясь побороть дрожь.

— Двадцать лет в Циндерфеле не встречалось колдовских меток, — успокаивал брат. — До сих пор всё проходило хорошо, и в этом году ничего не изменится.

— Надеюсь, ты прав, — ответила Хьелль, кривя губы в тревоге.

— Хьелль, может, отчего-то… Ты сомневаешься, что пройдёшь Испытание в этом году? Если хочешь что-то сказать…

— Нечего говорить! — Она вскочила, сердито протопала к лестнице и поднялась наверх, ни разу не оглянувшись.

— Спокойной ночи, — пожелал Стейнер вдогонку, хотя вряд ли стоит ожидать спокойствия.