Рождение неолиберальной политики. От Хайека и Фридмена до Рейгана и Тэтчер

Дэниел Стедмен-Джоунз, 2012

Переход от полного доминирования идей государственного вмешательства в первой половине ХХ в. к неолиберальному консенсусу конца ХХ в. – один из ключевых, но недостаточно исследованных сюжетов современной истории. Д. Стедмен-Джоунз анализирует, каким образом в 1940—1980-е годы в Великобритании и США неолиберальные идеи – об индивидуальной свободе, свободных рынках и дерегулировании – трансформировались в электорально успешные политические программы. Пытаясь ответить на вопрос, почему, столкнувшись c глубоким экономическим кризисом 1970-х годов, политики и чиновники обратились именно к неолибералиным идеям (причем первыми это сделали политики левого толка, находившиеся в тот момент у власти), автор рисует трехмерную картину, сочетающую интеллектуальную историю зарождения, развития и распространения неолиберальных идей в 1940—1970-е гг.; экономическую историю от послевоенного бума до стагфляции 1970-х гг. и эволюцию партийной политики в США и Великобритании в этот период. В книге содержится интересная история просачивания идей с университетских кафедр в общество и экономическую политику. Главные герои книги – Общество Мон-Пелерен, первая чикагская школа и многочисленные аналитические центры, а также К. Поппер, Л. фон Мизес, Ф. Хайек, М. Фридмен, Дж. Стиглер, представители школы общественного выбора (Г. Таллок, Дж. Бьюкенен).

Глава 1

Послевоенное устройство

В наше время эти экономические истины стали само — очевидными. Мы, можно сказать, приняли еще один «Билль о правах», на основе которого можно построить безопасность и благосостояние для всех, независимо от социального положения, расы и вероисповедания. Вот основные из этих прав:

право на полезную и оплачиваемую работу в промышленности, торговле или сельском хозяйстве страны;

право на доход, достаточный для покрытия потребностей в пище, одежде и отдыхе;

право фермеров реализовывать свою продукцию по ценам, обеспечивающим их семьям достойную жизнь;

право каждого предпринимателя — крупного или мелкого — вести бизнес в условиях, исключающих несправедливую конкуренцию или засилье монополий внутри страны или за границей;

право каждой семьи на достойное жилище;

право на полноценное медицинское обслуживание, на реальную возможность приобрести и сохранить хорошее здоровье;

право на достаточное экономическое обеспечение в старости и в болезни, страхование от несчастных случаев и безработицы;

право на хорошее образование.

Все эти права можно объединить одним словом: безопасность. После победы в войне мы должны быть готовы двигаться вперед в осуществлении этих прав, к новым рубежам человеческого счастья и благосостояния.

Франклин Рузвельт,послание «О положении страны», 11 января 1944 г.

В январе 1944 г. президент Рузвельт сообщил Конгрессу, как в основных чертах он видит послевоенное общество, основанное на социальных и экономических правах граждан. В то же самое время в Лондоне готовилась к выходу классическая полемическая работа Хайека «Дорога к рабству». Там, где Рузвельт видел возможность ввести и расширить „либеральные“ достижения Нового курса, который только укрепился в ходе военных усилий, Хайек и его единомышленники видели угрозу экспансии социализма, коллективизма и тоталитаризма. Когда ярость войны утихла, стал заметен конфликт двух диаметрально противоположных мировоззрений: американского „либерализма“ Нового курса и английской социальной демократии, с одной стороны, и резко критической позиции по отношению к ним, которая легла в основу трансатлантического неолиберализма, — с другой. Однако было несомненно, что „либерализм“ Нового курса господствовал в США, а английский премьер-министр Клемент Эттли начал создавать послевоенное устройство, символическим выражением которого стала основанная в 1948 г. Национальная служба здравоохранения, детище министра здравоохранения Эньюрина (Ная) Бивена.

По мнению многих прогрессистов левого толка, программа Рузвельта на послевоенный период разворачивалась слишком медленно, и это было одним из самых прискорбных упущений в новейшей истории США. Но несмотря на то, что демократы не смогли выполнить все обещания Рузвельта (особенно в части всеобщего медицинского обеспечения; правда, это частично исправил президент Барак Обама в 2010 г.), Справедливый курс Гарри Трумэна, Солдатский Билль о правах, расширение социального страхования в 1949–1950 гг. задали тон подъему американского „либерализма“¹. В то же время в Англии так называемый «доклад Бевериджа» 1942 г. («О социальном страховании и сопутствующих услугах») выразил стремление к тому, чтобы послевоенное устройство основывалось на политике социального государства, которую проводили новолиберальные правительства Асквита и Ллойд Джорджа в начале ХХ в. И действительно, в мае 1945 г. неблагодарные избиратели отстранили от власти Уинстона Черчилля и Консервативную партию, заменив их лейбористами Эттли. Будучи одним из великих реформаторских правительств, лейбористы воплотили предложения Бевериджа о социальном обеспечении с рождения до смерти и — опять же по инициативе Ная Бивена на посту министра здравоохранения — развернули широкую государственную программу по восстановлению разрушенного бомбами жилого фонда.

Таким образом, в середине века две страны с очень разными системами и очень разными обстоятельствами ощутили влияние схожих социальных и либерально-демократических импульсов. Память о Великой депрессии 1930-х годов сделала устранение безработицы, бедности и нужды главным пожеланием избирателей. Они требовали от лидеров, чтобы общество «никогда больше» не испытало такого унижения и такого ухудшения жизни из-за краха на рынке². Либералы-реформисты и умеренные консерваторы в Англии, либеральные республиканцы и консервативные демократы Юга (во всяком случае, белые) в США были преданы этим целям не меньше, чем сторонники Лейбористской и Демократической партий³. В 1945 г. и в США, и в Англии в политической культуре, в общественном диалоге и на выборах доминировали мыслители и партии центристского и левого толка. 55 лет спустя, на заре нового тысячелетия, царило совершенно другое умонастроение, которое предприниматель и филантроп Джордж Сорос назвал «рыночным фундаментализмом»⁴. В числе творцов этой перемены было движение, впервые заявившее о себе в последние годы Второй мировой войны. Трансатлантический либерализм и течение, распространявшее его программу, возникли как критика того, что Хайек и другие называли «коллективистским» характером политики президента Рузвельта и премьер-министра Эттли. Эта критика была вызвана чувством сильного страха перед тоталитаризмом, угрозу которого Хайек и его единомышленники видели в безоглядном расширении функций государства и административного аппарата в первой половине ХХ в. Но для возникновения условий, при которых эти новые идеи смогли войти в политические программы республиканцев и консерваторов и, соответственно, повлиять на государственную политику, должны были произойти глубокие структурные сдвиги в экономике, сопряженные не только с определенной политикой, но и с целым рядом внешних событий и обстоятельств. А это случилось только в конце 1960-х годов и особенно в 1970-е годы.

Однако в данной главе необходимо вначале обрисовать картину политической ситуации в Англии и США в середине ХХ в. В какой мере можно говорить о консенсусе между политическими элитами и обществом в обеих странах? В чем состояла политическая и интеллектуальная парадигма, по поводу которой неолибералы делали столь мрачные прогнозы? Политический и общественный облик Англии и США в корне изменился под воздействием двух мировых войн, прогрессизма, фабианского социализма, Великой депрессии и Нового курса.

В первой половине ХХ в. в Англии и США происходили серьезные экономические и политические перемены. В обеих странах роль государства росла в геометрической прогрессии. Например, в 1900 г. все расходы центрального правительства в США составили 521 млн долл.; в Англии они составили 193 млн ф. ст. В 1949 г. соответствующие расходы составили 39 млрд долл. в США и почти 3,5 млрд ф. ст. в Англии. В 1990 г. федеральное правительство США потратило 1,3 трлн долл., а правительство Англии 158 млрд ф. ст.⁵ Согласно принятой в 1913 г. 16-й поправке к Констиуции в США был введен федеральный подоходный налог. Это быстро повысило налоговые доходы федерального бюджета. Если в 1900 г. государственные доходы составлял 567 млн долл., то в 1949 г. они достигли 41,5 млрд, из которых 26,7 млрд приходились на подоходный налог, а 3,8 млрд на отчисления в Фонд социального страхования⁶. В Англии в 1900 г. государственные доходы составляли 140 млн ф. ст., из которых 29 млн приходились на подоходный налог и налоги на имущество. В 1949 г. государство получило 4,1 млрд ф. ст., в том числе 1,85 млрд от подоходного налога и налогов на имущество⁷. Эти цифры наглядно показывают, насколько присутствие государства, его масштабы и влияние росли по мере того, как ведущие политики под давлением все более неблагополучного населения создавали всеобъемлющее социальное государство в ответ на экономический крах в 1930-х годах и в ответ на мировую войну в 1940-х.

Однако в конце войны, в 1945 г., экономическое положение двух стран было диаметрально противоположным. США вышли из войны небывало могущественными и богатыми, а Англию война отбросила назад, взяв с нее зримую дань в виде погибшего под бомбами гражданского населения и разрушенных городов. Финансовые затраты на разгром нацистов заставили Англию поступиться некоторыми имперскими владениями. Ситуация усугублялась еще и тем обстоятельством, что причиненное войной разорение наложилось на долговременные последствия экономического кризиса 1930-х годов. Чтобы справиться со всеми этими бедами, нужен был новый экономический подход, и он тут же появился в виде идей экономиста Джона Мейнарда Кейнса, бывшего членом Либеральной партии. Теория Кейнса предусматривала использование макроэкономического управления налогово-бюджетной и денежно-кредитной политикой как ответ на Великую депрессию. С тех пор кейнсианские рецепты были приняты политиками Англии и США и стали главным течением профессиональной экономической науки. Макроэкономика занимается такими общеэкономическими феноменами, как уровень занятости, процентные ставки, фискальная и денежная политика в отличие от узкоспециализированной микроэкономической политики. Опубликованная в 1936 г. книга Кейнса «Общая теория занятости, процента и денег» и его ведущая роль в послевоенных переговорах, завершившихся созданием Бреттон-Вудской международной денежной системы, установили правила, которыми руководствовались западные государства при стабилизации экономики в послевоенный период. После бедствий, пережитых в 1930-х годах, первой и главной целью экономической политики считалась полная занятость. Желание избежать очередей за пособием по безработице в равной мере овладело как истеблишментом Англии и США, так и местным рабочим классом.

Кейнс утверждал, что государство может преодолеть экономическую цикличность с помощью налогово-бюджетной политики или крупномасштабных государственных инвестиций в условиях, когда спрос в экономике ослабевает, или во время рецессии. Закачивание денег в экономику, государственное вмешательство путем дефицитных госрасходов или стимулирование потребления за счет снижения налогов — все это, как считали государственные деятели, и есть те самые инструменты, которые обеспечат высокую занятость и устойчивый экономический рост. Эти рецепты, казалось, предлагали и политикам, и обществу то, чего они больше всего желали: перспективу полной занятости и роста благосостояния. Последователи Кейнса зашли в развитии его идей настолько далеко, что сам Кейнс, пожалуй, не смог бы себе этого представить.

По мнению биографа Кейнса Роберта Скидельски, «Кейнс считал, что правительства могут регулировать общую покупательную способность лишь грубо и приблизительно, но все равно это будет лучше, чем laissez faire. Однако следующее поколение продвинуло этот проект гораздо дальше. Оно думало, что проблема недостатка информации, стоящая перед центральным руководством, — это проблема временная и ситуативная и что когда статистические методы улучшатся, можно будет контролировать все. Эта идея достигла апогея в концепции „тонкой настройки“ в 1960-е годы»⁸.

Неокейнсианские рецепты вкупе с программой государства благосостояния (хотя эта последняя, конечно, не достигла в США такого размаха, как в Англии) составляли основу американской и английской экономической политики в 1950 — 1960-е годы. Это была эпоха «батскеллизма»; так ее окрестил сотрудник «Economist» Норман Макрей, составивший это слово из имен видного английского консерватора Рэба Батлета и преемника Эттли во главе лейбористов Хью Гейтскелла⁹.

В США Новый курс в 1930-е годы ознаменовал революцию во всей системе управления. Администрация Рузвельта, избранного в 1932 г., принялась за реформирование банковского сектора, поддержку фермеров и создание крупномасштабных государственных программ трудоустройства. Этими программами с целью преодоления депрессии занимались Управление общественных работ (PWA), Управление гражданских работ (CWA) и еще одно Управление общественных работ (WPA). Принятый в 1935 г. Закон о социальном страховании положил начало государству благосостояния, пусть и ограниченному в целом ряде важных отношений. Права профсоюзов были закреплены созданием Управления национального восстановления (NRA) и особенно принятым в том же 1935 г. Национальным законом о трудовых отношениях, известным как закон Вагнера. Принятый в 1933 г. закон Гласса — Стигелла создал систему биржевого и финансового регулирования (впоследствии отмененную): он запрещал коммерческим банкам заниматься операциями с ценными бумагами и учреждал две организации — Комиссию по ценным бумагам и биржам и Федеральную корпорацию по страхованию депозитов. Федеральное управление по жилищным вопросам и Управление жилищного строительства США представляли собой первичную структуру поддержки покупателей жилья и бездомных. Ипотечные кредиты должны были выдаваться под льготный процент, и в США впервые появилось государственное жилищное строительство.

Мероприятия Нового курса, взятые в целом, закрепили роль федерального правительства в американской жизни и утвердили политику государственного вмешательства в экономику. Но достижения Нового курса были ограничены в целом ряде важных отношений¹⁰. Прежде всего, американское государство благосостояния, в отличие от английского, не распространялось на всех. По настоянию южных демократов в Конгрессе чернокожие, временные и сельскохозяйственные рабочие, а также женщины первоначально были исключены из системы социального страхования и страхования по безработице, а создание системы социальных пособий оставлялось на усмотрение штатов¹¹. В результате, например, чернокожие на Юге получали незначительные социальные пособия или не получали никаких. Программа всеобщего медицинского обеспечения, предусмотренная планами Комитета по экономической безопасности при Рузвельте, не получила развития, не говоря уже о ее внедрении, до тех пор пока администрация Обамы не придала этой задаче приоритетный характер. Между тем многочисленная и шумная оппозиция никогда не смирялась с программой, которую считала противоречащей всем американским традициям индивидуальной инициативы и свободы. Из рядов этой оппозиции впоследствии вышли некоторые известные спонсоры неолибералов после Второй мировой воны, в том числе такие деятели, как Уильям Волкер и Лоренс Фертиг. Деньги противников Нового курса сыграли важнейшую роль в продвижении рыночной идеологии в послевоенных США.

«Английский Новый курс» (как это назвал Питер Хеннесси) представлял собой сочетание реформ либеральных правительств Герберта Асквита и Дэвида Ллойд Джорджа 1906–1922 гг. и реформ лейбористского правительства Эттли 1945–1951 гг.¹² Эта политика была подтверждена и продолжена в 1951–1964 гг. во время длительного правления консерваторов, которые не пытались изменить ее ключевые компоненты и тем более пойти принципиально иным курсом. Послевоенный консенсус, как это называлось в Англии, был сочетанием всеобщего социального обеспечения с национализацией «командных высот» экономики и предприятий коммунального хозяйства; к 1951 г. лейбористы поставили под контроль государства Банк Англии, железные дороги, автомобильные грузоперевозки, гражданскую авиацию, угольную, сталелитейную, электроэнергетическую и газовую отрасли.

Английское государство благосостояния создавалось поэтапно. Либеральные правительства Генри Кемпбелла-Беннермена и Герберта Асквита в 1906–1916 гг. ввели пенсии для нуждающихся престарелых, страхование по безработице для нуждающихся, биржи труда для безработных и пособия по болезни для работающих¹³. Система, однако, была фрагментарной, и многие граждане остались за ее рамками. Если в США Новый курс ознаменовал появление новой формы либерализма, то в Англии эти ранние реформы стали водоразделом между викторианским либерализмом XIX в., воплощенном в политике правительств Гладстона, и новым прогрессивным либерализмом, сопряженным с активной ролью государства. Либерализм Гладстона основывался на принципах laissez faire и свободы торговли. Новые же либералы видели главные помехи для свободы в бедности, болезнях и неустроенности.

Послевоенное лейбористское правительство, ориентировавшееся в том числе на фабианских социалистов и Уильяма Бевериджа, дополнило эти первые реформы всеобщим пенсионным обеспечением, обязательным страхованием по безработице и Национальной службой здравоохранения Ная Бивена¹⁴. Беверидж (как и Кейнс, член Либеральной партии) был главным архитектором реформ либералов и лейбористов, но при этом фигурой противоречивой. По словам его биографа Джоуза Харриса, «ни в коей мере не будучи последовательным «либеральным коллективистом», он колебался между почти абсолютной преданностью свободному рынку и столь же сильной тягой к полуавторитарному административному государству»¹⁵. В его личности нашла воплощение внутренняя противоречивость либерализма ХХ в., разрывавшегося между своим классическим наследием laissez faire и совершенно новым видом интервенционизма. Тем не менее идеи Бевериджа и Кейнса привели к возникновению тех явлений, которые вызывали у неолибералов опасение и неприятие.

И в основе „либерализма“ Нового курса, и в основе английских либеральных и лейбористских реформ лежало подспудное убеждение, что благополучие государства обеспечено, пока власть находится в руках просвещенной и квалифицированной политической элиты. Знаменитый «мозговой трест» при Рузвельте и прогрессивно-либеральные кадры, персонифицированные Бевериджем и Кейнсом, как нельзя лучше соответствовали концепции спускаемых сверху реформ на благо всего общества. Прогрессивно-либеральный проект не был революционным. Он родился из стремления сохранить и защитить либеральную демократию и капиталистическую систему. При этом, однако, он был основан и на убеждении, что возможен «средний путь» (как называл это Кейнс). Когда экономический хаос 1930-х годов был вытеснен войной, либералы увидели луч света. И в Англии, и в США крепло убеждение, что полная военная мобилизация экономики и общества показывает, как можно решать социальные задачи в мирное время. Неолибералы, разумеется, резко протестовали против такого вывода.

По обе стороны Атлантики политические элиты — государственные служащие, политики, высшие должностные лица и ученые — имели общий набор представлений о многих ключевых элементах экономической и социальной политики. Они считали несомненным, что государство благосостояния необходимо, и государство должно активно вмешиваться в экономику. Однако это только часть картины. Особенно в США эта картина была слишком сложной, чтобы ее можно было описать просто как консенсус. Начавшаяся в конце 1940-х годов холодная война вызвала непрестанную идеологическую борьбу не только между коммунистами и капиталистами, но и между американскими консерваторами и „либералами“¹⁶. Кроме того, в крупных городах существовали глубокие противоречия между черными и белыми, которые нередко приводили к серьезным столкновениям¹⁷. Эта борьба велась и скрытно, и открыто агрессивно, о чем свидетельствуют столкновения по поводу десегрегации и постоянное смещение границ между собственно городом и пригородами¹⁸. На Юге был силен расизм, и в послевоенный период политики Юга стали одной из самых влиятельных политических сил США, поскольку перенесли свою поддержку с Демократической партии на Республиканскую. Это произошло после принятия Закона о гражданских правах (1964) и Закона об избирательных правах (1965) при Линдоне Джонсоне¹⁹. В 1930-1940-е годы консервативные южные демократы в силу нетерпимости к чернокожим стали причиной многих заметных законодательных изъянов Нового курса. Растущий и непреодолимый раскол в рядах Демократической партии был предрешен, когда в 1948 г. «диксикрат»^[11] Стром Термонд выдвинул свою кандидатуру на пост президента и повел против президента Трумэна пять штатов глубокого Юга^[12].

В Англии общество претерпело социально-экономические перемены, которые становились все заметнее на рубеже 1950-1960-х годов. Конец империи впервые повлек за собой массовую иммиграцию из бывших колоний в метрополию²⁰. Многочисленные выходцы из Вест-Индии и Южной Азии начали прибывать в Англию как раз в то время, когда английская экономика была истощена войной. Конец 1940-х годов Дэвид Кейнестон назвал периодом «аскетизма» и жертвенности²¹. Английским государственным деятелям и рядовым гражданам пришлось смириться с тем, что Англия утратила роль мировой державы. Это обстоятельство катастрофически проявилось во время Суэцкого кризиса в 1957 г. Без помощи американцев премьер-министр Энтони Иден ничего не смог бы поделать с генералом Гамаль-Абделем Насером. Это показало, что Англия больше не является самостоятельным игроком на международной арене, — горькая пилюля для политического истеблишмента.

Таково было положение США и Англии в середине ХХ в. Это был мир, который давал многим прогрессистам надежду на то, что поскольку наступил мир, можно преодолеть самые трудные социально-политические проблемы. Но нашлись критики, считавшие, что столь оптимистический взгляд на вещи утопичен и питается опрометчивой верой в благотворность вмешательства государства. Так, сложилась группа мыслителей, считавших своим долгом развенчать этот оптимизм. И сейчас мы перейдем к изложению позиции этих людей — Карла Поппера, Людвига фон Мизеса и Фридриха Хайека. Именно они стали провозвестниками той системы идей, которая во второй половине ХХ в. преобразовала интеллектуальный ландшафт и радикально изменила практическую государственную политику как в Англии, так и в США.

Примечания

11

свобод и выдвинули своего кандидата — губернатора Южной Каролины Дж. С. Термонда. — Прим. науч. ред.

12

Понятие «глубокий Юг» охватывает шесть штатов: Алабама, Арканзас, Джорджия, Миссисипи, Флорида, Южная Каролина. — Прим. науч. ред.