Шахта
Кенилворт Армс – многоэтажный жилой комплекс в центре Чикаго, приют для обездоленных, иммигрантов, тех, кто скрывается от закона, или у кого нет другого пристанища. Здесь останавливается мелкий преступник Круз, сбежавший из Майами от своих подельников, и Джонатан, порвавший с прошлым после неудачного брака. Только этот дом странный, в нем исчезают люди, его стены таят немало тайн, иногда кажется, будто они живые, будто в них пульсирует настоящая кровь, а в канализации и воздухопроводах обитает нечто такое, с чем не встретишься даже в самых страшных кошмарах. И когда у Круза начинаются проблемы с полицией и местным криминальным боссом, Кенилворт Армс меняется, он реагирует, причем так, что и непрошеных гостей, и местных жителей теперь ничто не сможет защитить. Книга содержит нецензурную брань
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Шахта предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Четыре
— Поглядите-ка, кого принесла нелегкая. Хоспади Иисусе, в автобусе для калек.
Джонатан слишком устал в дороге, чтобы быстро обернуться на голос. После нескольких часов в неудобном кресле его позвоночник напоминал букву S. Он ослабил хватку на рюкзаке и немного расслабился, как стрелок на Диком Западе — за мгновение до того, как был готов выхватить пистолет, чтобы пристрелить оппонента. На сей раз пистолет не понадобится. Этот голос был ему слишком хорошо знаком.
— Хотя, с другой стороны, Иисус был пожирнее. И пострашнее. — Тень, излучающая тепло, встала между Джонатаном и холодным воздухом, врывающимся через автоматическую дверь автовокзала.
— Хочешь сказать, про меня никогда не снимут кино?
Джонатан позволил себе улыбнуться.
— Только если «Топор любви» с рейтингом 18+. — Большие руки легли Джонатану на плечи и грубо их помассировали. — Хочу два билета прямо сейчас.
Джеффри Холдсворт Чалмерс Тесье развернул Джонатана, который был похож на марионетку в руках крупного мужчины, и заключил его в крепкие объятия, сопровождаемые похлопыванием по спине и несвязной приветственной болтовней. Джонатан увидел, как карие, словно у немецкой овчарки, глаза расширились, чтобы впитать образ давно не виденного друга. Лошадиная ухмылка Джеффри оказалась заразительной.
— Баш, чувак, — сказал Джонатан. Обнимая Баша здесь, в здании терминала, он чувствовал, что это — его семья. Баш достал из багажного отделения дополнительный багаж Джонатана — набитую оливковую спортивную сумку с красными кожаными ручками. Баш всегда был крупным, широкоплечим мужчиной с сильными руками. А в своем темно-зеленом пальто он казался еще больше. Под летящим подолом Джонатан заметил выцветшие черные джинсы и потертые альпинистские ботинки с ярко-зелеными шнурками.
— Давай, приятель. Если намереваешься дольше отираться возле этой помойки, я тебя пожалею и подкину мелочишки.
Эта фраза привела Джонатана в чувство, и он впервые осознал, где находится. Из мужского туалета впереди вышел чернокожий мужчина в видавшей виды куртке. Он шел босиком. Подошвы его ног пепельного цвета были изъедены морозом. Из толчка послышались резкие звуки, усиленные акустикой кафеля. Потом дверь захлопнулась и шумы смолкли.
На что бы он ни взглянул в здании терминала, его всюду встречала враждебность большого города, словно обитатели автовокзала не хотели быть замеченными. Слишком часто Джонатан ловил на себе этот взгляд за короткое время. Он чувствовал, что все взоры в этом вместительном помещении устремлены на него — чужака, постороннего, неместного, чистенького, в новых ботинках. Они смотрели на него не мигая и искали в нем недостатки.
— К черту этих придурков, — сказал Баш. — Половина из них сдохнет к утру. — Мужчина, вышедший из туалета, проплыл мимо них. — Разве я не прав, мудак?
— Дай денег домой позвонить, — скорректировал свой курс бомж, махнув рукой в сторону таксофона.
Джонатану казалось, что присутствие Баша вызвало у бомжа отторжение. Он не сводил глаз с его ног — окостеневших, гнилых, не подлежащих восстановлению. Если бы кто-нибудь в этот момент попросил у Джонатана денег, он бы не сдвинулся с места и продолжал смотреть как дебил. Ладно. Он был слишком вымотан. Заряд закончился. Пускай Баш защитит его от внешнего воздействия на какое-то время.
Джонатан потряс головой. Ощущение никуда не исчезло. У него было изможденное выражение лица невыспавшегося человека, которого только что разбудили.
— Привет, — сказал он.
— И тебе привет, — ответил Баш. — Добро пожаловать в ад. Здесь выход на парковку.
Он направился к огромной «тойоте» с цепями противоскольжения на колесах.
Баш. А почему Баш? В характере Джеффри придумывать что-то, не удостаивая логичным объяснением. Баш. Прозвище подходило этому крупному мужчине. У всех знакомых Джонатана была кличка… кроме него самого. Аманду он звал Печенькой, Зеленоглазкой или Роскошной, в зависимости от того, насколько сексуальным был их телефонный разговор. Короткошерстного терьера, живущего по соседству, они звали Собачья Морда, несмотря на кличку Док. Аманда звала своего кота Пупсиком, хотя его настоящее имя было не менее приторным. После элективных занятий по классической философии или антропологии в Университете Луизианы Джонатан коротал время в таверне Гризли, попивая пивко в компании Баша, Длинного, Гриба и Безумного Макса. А вот у самого Джонатана прозвища не было. В школе его звали Джонатан плюс первая буква фамилии, чтобы отличать от всех тесок в классе. Он прекрасно себя чувствовал среди всех Майков, Джеффов, Кэти и Дэбби, получивших свои скучные имена в эпоху чудесных шестидесятых. Ему повезло, что его не назвали Глифом, Рейнбоксом или Сативусом. И что его фамилия была удивительно прозаичной.
Просто Джонатан. Эй, дерьма кусок. Да, ты.
Он думал, что у всех есть другое имя, альтернативная личность. Иногда удается разглядеть оборотную сторону человека, которого знаешь с ног до головы. Иногда эта сторона совсем неприглядная. Некоторые люди ни разу в жизни не сталкиваются с отвратительными чертами самых близких.
Баш говорил о пиве, периодически переключая скорость и подправляя ход, если машину начинало заносить на снежной жиже. Джонатан подключился к разговору.
–…можно сказать, интересные местные пивоварни неподалеку от города. Это единственное, что мне нравится в провинциализме. Местное пиво. Не дождусь познакомить тебя с «Тихоней».
— Кто она?
— Не кто, а что. Пиво. — Баш был хорошим комиком. Он сделал паузу, чтобы до Джонатана дошла шутка.
— Пиво «Тихоня»? — Джонатан не смог сдержать улыбку. Это было непривычно и почти больно. — Пиво «Тихоня»?
— Звучит по-дурацки, правда? — Баш ухмылялся как стендап-комик. — Ты же не ударился в религию с тех пор, как мы виделись в последний раз?
— Нет, я люблю пиво.
Вино было напитком, который Джонатан больше не мог пить. Он потратил несколько лет жизни на то, чтобы культивировать вкус к основным сортам вин. И гордился тем, что знает, какое вино к какому блюду выбрать в ресторане. Но не теперь. Он больше не пил вино, потому что…
— Надо познакомить тебя с пивом «Тихоня», — продолжал Баш. — Тебе будет смешно до усрачки.
Джонатан кивнул. Улыбка застыла на его лице как цемент. Нежное, бархатистое подводное течение воспоминаний утянуло его за собой и пыталось утопить снова. Из-за него он разрыдался в автобусе. Из-за него же не мог и слова сказать сейчас.
Джонатан больше не пил вино, потому что…
Это был один из их последних «адских ужинов», атмосфера была ужасной. Слишком много закостенелого молчания.
Джонатан всегда мог отличить женатые пары в ресторанах. Они не разговаривают друг с другом, больше сосредоточенные на своих тарелках, чем на глазах супруга. То же касается устоявшихся отношений — тех, которые на полной скорости несутся в канализационный отстойник испорченных человеческих эмоций.
Этот чертов ужин обойдется в пятьдесят баксов, без учета чаевых, подумал Джонатан. Аманда включила режим избалованного ребенка на полную катушку. Ей было плевать. И ни один из них не ощущал вкуса еды.
В тот вечер Аманда прошлась по всему списку: она стареет, она толстеет (не так ли?), она зарабатывает недостаточно. Джонатану плевать на то, что ее работа в ипотечном бизнесе не приносит достаточно денег и ситуация вряд ли изменится. Джонатану плевать на всё и всех, кроме него самого. Никто никогда не любил ее по-настоящему. И никто никогда не полюбит. Ей скоро тридцать, а у нее еще нет детей. Если бы она была небезразлична Джонатану, он давно что-нибудь бы предпринял. Она ненавидела свою чертову жизнь.
И, о да, Джонатану было плевать. Разве не так?
На этом утверждении следовало запротестовать. Ему было не все равно. И переживания испортили этот ужин.
Но она не слушала его, уверенная в том, что ему плевать. И, слово за слово, сообщила, что в последнее время часто думает о самоубийстве.
Аманда никогда не говорила об этом вслух, но обвиняла Джонатана в том, что он распял ее на кресте, который она ненавидела. Аманда терпеть не могла, когда ее в чем-то обвиняли, даже если была в этом виновата.
Он знал, что она скажет потом.
— Ты не хочешь выслушивать все это дерьмо, Джонатан. Почему не скажешь, чтобы я валила к чертям собачьим?
Слишком просто. Именно этого она и хотела. Если она вытянет из него эти слова, то вина за прекращение их отношений будет лежать исключительно на нем. Еще одна маленькая смерть. Образ враждебного и уничтожающего все вокруг мира в глазах Аманды получит новое подтверждение, если ей удастся довести до кипения такого терпеливого человека, как Джонатан.
Аманда постоянно бросала курить, щелкала суставами пальцев и ковыряла болячки, пока они снова не кровоточили.
Джонатан никогда не позволил бы ей так легко вывести его из себя. Гнев не решит проблемы. Он сказал ей об этом.
— Здорово. Ты хочешь сказать, мне доставляет удовольствие выводить из себя того, кому я небезразлична. Просто великолепно.
Он сжал руками воздух. Все равно что собирать компьютер из эктоплазмы. Опять слезы.
«Нет», — ответил он. Но кажется, что ее удовлетворило бы, если бы жизнь на самом деле оказалась такой беспросветной, какой она себе ее представляла. Аманда подпитывала свое несчастье, потому что для нее это чувство было знакомым. И вести себя как стерва легче, чем что-то делать. Он ждал, что она, как обычно, огрызнется: «Забудь, Джонатан. Это же неважно, правда? Тебе плевать, ты не понимаешь и никогда не поймешь».
Вместо этого она выплеснула белое бордо из бокала ему в лицо. Вероятно, пересмотрела сериалов и решила воспроизвести дешевую мелодраму.
Он не успел прийти в себя, а она выбежала из ресторана. Все разговоры смолкли.
Белое вино стекало по его лицу, жгло глаза. Он слышал удаляющиеся шаги Аманды. Все смотрели на него. Где-то за спиной раздался короткий женский смешок. Потом вокруг зашептали, но без тени сочувствия.
Он не позволил Аманде взять верх. Поздравляю. Ты победила. Это важно, черт возьми.
Джонатан вытер лицо. Официант принес ему чистую салфетку. Он заказал капучино. Может, лучше остаться здесь, пока свидетели драмы не закончат свой ужин и не разойдутся по домам. Пять минут спустя он почти высох и перестал краснеть. По вкусу капучино напоминал барий. Джонатан оставил щедрые чаевые.
Весь путь домой он проделал пешком. Пятьдесят минут, на автомате переставляя ноги, думал, размышлял и наконец пришел в ярость.
Когда попытался открыть дверь своим ключом, обнаружил, что та закрыта на цепочку. Он улыбнулся. Затем ударил дверь ногой, вырвав цепочку вместе с болтами, которыми она была прикручена.
Наверное, Аманда ждала, что он виновато замедлится у двери в спальню. Они обменяются красноречивым молчанием или еще более бесполезными извинениями и продолжат разрушать жизнь друг друга.
Но Джонатан не остановился на пороге.
Он схватил ее за горло, сжав шею с такой же уверенностью, с какой ее влагалище сжимало его член. Вспоминал времена, когда после ужина они занимались любовью, смеялись, дурачились и боролись друг с другом. Аманда попыталась вырваться, но он был сильнее, а она находилась в невыгодной позиции.
Затем ее испуганные глаза заметили то, что было у него в руке. Он взял это на кухне.
Джонатан никогда не бил Аманду, не собирался делать этого и сейчас. Она кричала, чтобы он отпустил ее. Затем увидела странный блеск в его глазах и замолчала ради своего блага — как кошка, попавшая в капкан и смирившаяся с собственной участью.
Джонатан знал, о чем думала Аманда: «Вперед. Делай, что задумал. Ты заплатишь пото́м. Своей виной».
Почти безучастно он спросил, что она о себе возомнила. Продолжая прижимать ее к подушкам, вылил на нее полуторалитровый кувшин ледяного рейнского вина. Оно выливалось из горлышка, образуя пену у ее носа и рта.
Аманда попыталась закричать.
Вот до чего все дошло. Он сделал ей больно в ответ на крошечные агонии, которым она его бездумно подвергала во время их разговоров. Она делала это рефлекторно, не желая зла. Реакция Джонатана тоже была рефлекторной: он действовал как робот — не человек. Это делал кто-то другой, нарядившийся в его шкуру.
Он сделал ей больно, потому что больше не мог доставить ей удовольствие. Любая эмоциональная реакция была лучше сухого вакуума стресса и медленного яда их разлагающейся любви.
Аманда глубоко втянула воздух, всхлипывая и дрожа на кровати. Джонатан намеренно оставил кувшин на комоде. Ей придется коснуться этой омерзительной вещи и прочувствовать воспоминания о своем унижении, даже если потом она просто выкинет посуду в помойное ведро.
Наконец Джонатан сорвался. В этом нет сомнений. Дверь захлопнулась, и они оказались по разные стороны. Время уходить. Только идиот — или еще больший мазохист — не понял бы этого.
По задумке, его месть была блестящей. Никогда больше Аманда не сможет взглянуть на бутылку вина, не вспомнив о своем унижении, в котором сама виновата. Но неожиданно эффект оказался обоюдным. Теперь вино и Джонатану напоминало о том, что он сделал с Амандой.
А пиво напомнило, что он больше не пьет вино.
–…Возможно, треть пригородов на востоке и юге Чикаго — так называемые сухие районы, представляешь себе? На одной улице можно купить алкоголь, а через пару кварталов его продажа вне закона. Местные копы звереют при виде открытой бутылки. Оправдание для народа — «достоинство». Но все дело в денежных потоках. Ты же знаешь: чувство вины, байки о вреде алкоголя — все это троянский конь. Все, чего они хотят от нас…
— Дань, — сказал Джонатан, вновь обретя дар речи. — Чтобы мы набивали денежками их карманы.
— В точку! Но я ни разу не был в «сухом районе», пока не переехал сюда.
— Что они предлагают взамен? Если нет баров и магазинов с выпивкой, что вместо них?
— Церкви, приятель. Куча апартаментов для Бога. Из-за постоянного звона колоколов по воскресеньям кажется, что ты попал в лабораторию Ивана Павлова. Единственный возможный рефлекс в этом случае — попасть в объятия к демону алкоголя.
— Который приходится покупать за пределами «сухого района», верно?
Баш ухмыльнулся. Джонатан редко встречал людей с такими крупными зубами.
— Ты уже понял, как все тут устроено, сынок. — Он ударил по тормозам и вывернул руль, чтобы не сбить псину, перебегавшую дорогу. Промокшая, лохматая, замерзшая и голодная собака бросила в сторону пикапа взгляд, полный паники. Она напомнила Джонатану бомжа с автовокзала. Кто знает, может, это была его потерянная шавка. Собаки часто становятся похожи на своих хозяев.
Ты снова бежишь.
Он еще не рассказывал Башу об Аманде. Его реакцию легко предугадать. Ты кайфуешь от дерьма этого сорта, сказал бы он. Старый добрый Джонатан размякает и говорит: нет, ты вовсе не ведешь себя как стерва, сказал бы Баш. Ты постоянно наступаешь на одни и те же грабли. Затем он напомнил бы, что сам уже много лет не испытывает чувства вины. Вины не существует, сказал бы он. Это чувство слишком дорого обходится, и ты ничего не получаешь взамен, сказал бы он.
Не говоря о том, что побег от Аманды мог означать что-то еще. Побег может быть своего рода очищением, декларативным актом. А еще — трусостью, детской реакцией на проблемы взрослых.
Автомобили, погрязшие в снежной массе, сигналили во тьме. Вода размывала свет уличных фонарей в яркие вспышки одного цвета.
Джонатан начал инстинктивно тереть ладони о штаны. Прочь, проклятое чувство вины. Его ноги в ковбойских сапогах буквально жарились. Баш включил печку в машине на полную.
Улицы, проносившиеся за окном, были темными, обледенелыми, зловещими. Мотор тарахтел, дворники скрипели, Баш не отрывал глаз от дороги.
Джонатан прочистил горло, которое, казалось, смазано двойным слоем липкой грязи.
— Кстати, как называется район, в котором можно купить алкоголь? «Мокрый район»?
— Хо-хо-хо. Тебе здесь точно понравится. Насколько я помню, в газетах такие районы называют «депрессивными кварталами». Они тянутся до Дивижн-стрит. В них полно заброшенных полуразрушенных зданий. Словно власти хотят подчеркнуть свою цивилизованную тягу бороться с упадком городских окраин.
— Хотят уменьшить масштаб?
— Абсолютно точно. — Баш потер губу указательным пальцем, изображая чистку зубов. — Ты знал, что, когда алкаши замерзают до смерти, они чернеют? Неважно, какого цвета была их кожа при жизни. Стремно. Как кости при раскопках. Каждую весну после оттепели находят около сотни трупов. Тех, кто сидел на автобусной остановке или на бордюре, попивая стеклоочиститель или этанол, а их занесло снегом. Когда снег сходит, в сточных желобах постоянно видишь их одежду. Некоторые трупы вымывает из того, что было на них.
Одного взгляда по сторонам было достаточно, чтобы понять — снег здесь мог похоронить или стереть практически что или кого угодно. Джонатан видел безликие дюны снежных сугробов недельной давности, из которых торчали бамперы автомобилей. Иногда снег, будто лавина, поднимал автомобиль. Было несложно представить себе трупы, незаметно погребенные под огромными белыми сугробами.
На поверхности улиц — серая жижа. Черный лед. Замерзшие лужи цвета масляных разводов. Вафельные отпечатки протекторов тысяч шин. Кривые клыки сосулек частоколом свисают со всех доступных карнизов и сочатся ядом грязной воды. Они раздулись, словно сталактиты, освободились от оков и упали на землю, чтобы стать частью замерзшей арктической топографии, а затем превратиться в пар и наполнить собой грязный воздух. И наконец конденсироваться, чтобы стать новыми сосульками.
— Как ты тут живешь? — спросил Джонатан.
— Главное — не выходить на улицу. И много бухать. — Машина с трудом преодолела первый из нескольких узких поворотов. — Непривычно наблюдать за местными, когда начинается сезон снегопадов. Они делают вид, что ничего не изменилось. И упорствуют в этом. Разъезжают на огромных машинах, скользя и врезаясь друг в друга на перекрестках. А выражение их лиц остается неизменным. Словно это Божий замысел, и они не в силах его постичь.
Баш решил не выезжать на скоростное шоссе, потому что там царил настоящий ад. Автомобили смешались в одну кучу, будто игрушки на полу детской. Замерзшие ряды задних фонарей напоминали безумную модернистскую скульптуру из неона: черный асфальт, проступающий двойными полосками из-под ледяного наста; полицейские проблесковые маячки, отражающиеся на сугробах всевозможными оттенками красного — от розового до пурпурного; морозно-голубые огни эвакуаторов; бриллиантовый блеск фар дальнего света, освещающих не тот путь. И на все это с небес падает белизна, как легендарное проклятие, посланное на смертных, которым пришло в голову путешествовать на автомобиле в такую погоду. Белизна, накрывающая все вокруг покрывалом: накрахмаленный саван мертвеца, бесцветные и бескровные останки, визуальное выражение абсолютной смерти.
Баш обратил внимание на пробки на скоростном шоссе и в свойственной ему манере заметил с горьким сожалением:
— Как я и говорил, все они стараются не обращать внимания на снег. Идиоты. И… мои поздравления. Только что завершилась твоя первая экскурсия по району Рассет Ран, и тебя не ограбили. — Следующую фразу он произнес голосом Рода Серлинга [9]: — И не убили.
— Рассет Ран. Звучит так, будто кто-то переел мексиканской еды.
— Кстати, это твой первый «сухой район».
— Ах, вот на что они похожи. Я почувствовал нечто зловещее. — На самом деле Джонатан ничего не почувствовал. Просто пришлось к слову.
Улицы густонаселенных кирпичных домов сменились деревянными пригородами, соединенными между собой живописными дорогами, на которых освещение почти отсутствовало. Иногда вокруг были только деревья, тени и снег. Джонатан представлял себе горящие глаза ночных лесных обитателей. Они разглядывали дорогу и пытались понять, что за звери эти автомобили.
— В этой глуши полно дубов. — Баш все еще был в режиме экскурсовода. — Окленд, Окдейл, Ок Ран, Ок Парк, Оквуд [10]. Могучий дуб, придающий потомкам бутлегеров и гангстеров фальшивый налет высшего класса. В подобных местах больше домов, построенных Франком Ллойдом Райтом, чем в любом другом регионе страны. Вообще, что касается домов — они здесь вполне крепкие. И не разваливаются, в отличие от исторических зданий в Новом Орлеане. Скоро домов, увешанных испанским мхом, вообще не останется — если ты понимаешь, о чем я.
Плюх! Джонатан снова погрузился в свои мысли и вернулся к реальности после того, как пикап проехал по огромной луже, покрытой льдом.
— Прости, — сказал он, — меня вырубает. Слишком долго не спал.
— Ммм. Дорожная лихорадка. Классический случай. Тебя спасет глоток крепкого турбо-кофе из кофемашины дядюшки Баша.
— Или пиво «Тихоня».
Он жалел, что пропустил шутку Баша о пиве «Тихоня», занятый своими мыслями. Если он не будет давить, вероятно, услышит ее снова. Баш любил поболтать, особенно когда разговор касался его теории о том, почему этому гребаному миру скоро придет конец.
— Что за турбо-кофе?
— Санта-Клаус в соблазнительном обличье Камелы даровал мне кофемашину Krups Espresso Novo. Последняя модель. Я неделю потратил на то, чтобы понять, как взбивать молоко для капучино. Она, словно «Невероятно огромный человек» [11], залила молоком, будто спермой, всю кухню. Но теперь я неплохо справляюсь с насадкой вспенивателя. Мне приходилось пить все свои эксперименты — кофе слишком дорогой, чтобы его выливать. Торкало, пока я учился. Следующие пару недель я засыпал с трудом. Научившись варить эспрессо, я смешал свой первый хот-шот [12]. Пропорция — четыре ложки кофе на две с половиной чашки воды, чтобы покрепче. Потом добавляешь шот «Бейлиса», шот «Калуа». Завершающий штрих, в зависимости от настроения — амаретто, или «Франджелико», или шоколад. Так рождается гибрид. Вуаля, турбо-кофе.
— Настоящий кофейный Франкенштейн.
— Оно живо-о-ое! — У Баша не очень получалось пародировать Колина Клайва [13]. — Он сбивает тебя с ног и одновременно приводит в чувство.
Джонатану стало интересно, сколько порций турбо-кофе Баш успел выпить.
Пикап съехал с холма, на встречную полосу, и подрезал придурка, пытавшегося припарковаться на сугробе величиной с его французскую машину. Скорость была небольшая, обошлось без последствий.
— Эй, идиот, сначала получи права! — закричал Баш. — Или мозги! И научись водить! И купи американскую машину, черт возьми!
— Где мы сейчас? — Иррациональная паника завладела Джонатаном. Он понял, что в одиночку не найдет дорогу до автовокзала.
— Район Элмвуд-парк.
— Мокрый или сухой?
— Мокрый. Кажется.
— Слава Богу!
Он наблюдал за тем, как Баш ловко переключил скорость, чтобы замедлиться на повороте. Пикап с легкостью преодолел опасный ледяной участок дороги. Они повернули на боковую улочку. Аккуратные домики, перепачканные снегом, образовали две параллельные линии, которые пересекались где-то в бесконечно удаленной точке во тьме, за пределами поля зрения Джонатана. Пейзаж, достойный рождественской открытки. В каждом окне гостиной холодным светом горел огонь телеэкрана. Жизнь в холодильной камере морга, спокойствие обескровленной бело-голубой плоти, стабильность трупного окоченения.
Улочку, на которую свернул пикап, заблокировали два полуметровых сугроба. В тусклом свете они напоминали бетонную стену. Колея была наполовину погребена под свежевыпавшим снегом. «Тойота» двинулась вперед. Джонатан подумал, как тяжело обыкновенной машине преодолеть это препятствие. Все равно что бежать по пояс в воде. Баш переключился на первую скорость и выжал педаль сцепления, чтобы заехать на крутой пандус, ведущий на второй парковочный уровень. Парковка была открыта всем ветрам. Место, где припарковался Баш, на полметра торчало из-под крыши. Поэтому на капоте каждой стоявшей здесь машины имелся аккуратный сугроб.
— Вчера колеса вмерзли, — сказал Баш. — Просто ужас. Мне удалось выехать только с помощью домкрата. Я подвел его под днище, а затем выбил. — Он хлопнул в ладоши. Хлопок откликнулся эхом с дальнего конца парковки. — Невозможно ехать, если не прокручиваются колеса.
Когда Джонатан открыл пассажирскую дверь, порыв ветра чуть не захлопнул ее снова. Он посмотрел на дверь в недоумении. На второй попытке придержал ее ногой. Над ними высились пять этажей многоквартирного дома. Запотевшие окна озарял свет телевизоров.
— Приехали? — спросил Джонатан.
— Дом, милый дом. — Баш закатил свои карие глаза. — Добро пожаловать в ад.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Шахта предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
