Абсолютная власть

Дэвид Болдаччи, 1996

Болдаччи движет весь жанр саспенса. People Этот роман рвет в клочья общепринятые нормы современного триллера. Sunday Express И снова вы можете произнести слова «Болдаччи», «бестселлер» и «киносценарий», не переводя дыхание. Chicago Sun Роман «Абсолютная власть» явился дебютом Болдаччи – и его ошеломительным успехом, став безусловным мировым бестселлером. По этой книге снят одноименный киноблокбастер, режиссером и исполнителем главной роли в котором стал Клинт Иствуд. Интересно, насколько богатая у вас фантазия?.. Представьте себе, что вы – высококлассный вор и забрались в роскошный особняк. Обчистив его и не оставив ни единого следа, вы уже собираетесь испариться с награбленным, но внезапно слышите шаги и стремительно прячетесь в укромное место. Неожиданно появляются хозяйка дома и неизвестный мужчина. У них начинается бурный секс. Но мужчина ведет себя как садист, и женщина, защищаясь, хватает со столика нож. Тут в спальню врываются двое вооруженных охранников и расстреливают несчастную в упор. Страсть оказалась смертельной. А незнакомец поворачивается к вам лицом – и вы узнаете в нем… президента США! Что бы вы сделали, а?..

Глава 6

Лютер сидел за маленьким столом в очень скудно обставленной комнате. Стулья и стол — старые, испещренные тысячами царапин, ковер — такой же древний и не очень чистый. На столе, помимо папки с документами Лютера, не было ничего, кроме стопки визитных карточек. Лютер взял одну из них и прочитал: «Компания “Юридические услуги”». Эти люди были отнюдь не лучшими в своей профессии; им далеко до тех, кто ворочал миллионами в центре города. Выпускники третьеразрядных юридических колледжей, не имеющие надежды устроиться в солидную фирму, они влачили свое профессиональное существование в надежде на то, что им подвернется удача. Но с каждым годом их мечты о больших офисах, больших клиентах и, самое главное, больших деньгах потихоньку угасали. Однако Лютеру не нужны были лучшие из лучших. Ему требовался кто-нибудь, все равно кто, с дипломом о юридическом образовании и нужными бумагами.

— Всё в порядке, мистер Уитни.

На вид парню, полному надежд и энергии, было лет двадцать пять. Это место — не конечная точка его пути, он все еще искренне в это верил. На усталом, дряблом, осунувшемся лице мужчины постарше у него за спиной такой надежды больше не просматривалось.

— Это Джерри Бернс, старший поверенный; он будет вторым свидетелем вашего завещания. Мы выдадим вам заверенную справку, и нам не придется представать перед судом, подтверждая, что мы засвидетельствовали ваше завещание.

Появилась строгая женщина лет сорока с хвостиком, с ручкой и нотариальной печатью.

— Это Филлис, наш нотариус, мистер Уитни.

Все сели.

— Вы хотите, чтобы я зачитал условия вашего завещания?

Джерри Бернс сидел за столом, уставившись в пустоту, мечтая обо всех тех местах, где он предпочел бы оказаться, всем своим видом показывая, что ему это до смерти надоело. Джерри Бернс, старший поверенный. Пожалуй, он с бо́льшим удовольствием кидал бы вилами навоз где-нибудь на ферме на Среднем Западе. Сейчас он с нескрываемым презрением посмотрел на своего младшего коллегу.

— Я его уже прочитал, — ответил Лютер.

— Вот и чудесно, — сказал Джерри Бернс. — В таком случае начнем.

Через пятнадцать минут Лютер вышел из «Юридических услуг» с двумя экземплярами своего завещания, составленными по всей форме, засунув их в карман пальто.

Долбаные юристы, без них нельзя поссать, посрать или умереть. Это все потому, что все законы составлены юристами. Они держат всех остальных людей за причинное место. Тут Лютер подумал о Джеке и улыбнулся. Джек — другой. Затем он подумал о своей дочери, и улыбка погасла. Кейт тоже не такая. Но Кейт его ненавидит.

Заглянув в магазин фотопринадлежностей, Уитни купил фотоаппарат «Полароид» и кассету с фотобумагой. Он не собирался доверять кому бы то ни было печать тех фотографий, которые намеревался снимать. Затем вернулся в гостиницу. Через час у него были готовы десять снимков. Завернутые в бумагу и положенные в плотный конверт, они отправились на дно его рюкзака.

Сев у окна, Лютер долго смотрел на улицу. Прошел почти час, прежде чем он наконец встал, подошел к кровати и рухнул на нее. Всему есть свои пределы. Он не настолько бесчувственный, чтобы его не тронула чужая смерть, не ужаснуло событие, лишившее жизни человеческое существо, которое могло бы еще жить и жить. И в довершение ко всему, не нужно было забывать о том, что во всем этом замешан президент Соединенных Штатов. Человек, которого Лютер уважал, за которого отдал свой голос на выборах. Человек, занимающий самый высокий пост в стране, едва не убил женщину своими пьяными руками. Даже если б Лютер стал свидетелем того, как его ближайший родственник хладнокровно раскроил кому-нибудь голову, он не был бы так потрясен. Ему казалось, это он сам подвергся насилию, это ему в горло вцепились руки убийцы.

Но ему не давало покоя еще что-то. Нечто такое, на что он не смел взглянуть прямо. Уткнувшись лицом в подушку, Лютер закрыл глаза в тщетной попытке заснуть.

* * *

— Это просто замечательно, Дженн!

Джек смотрел на особняк из кирпича и камня, простирающийся от края до края больше чем на двести футов, комнат в котором было больше, чем в общежитии колледжа, и недоумевал, с какой стати они вообще здесь. Петляющая дорожка привела к гаражу на четыре машины, расположенному позади внушительного сооружения. Газоны были такими идеально ухоженными, что Джеку показалось, будто он видит перед собой огромный изумрудно-зеленый бассейн. Лужайка за домом спускалась тремя террасами, и каждая из них представляла собой отдельный бассейн. Здесь имелся полный набор игрушек для очень богатых: теннисные корты и конюшни и целых двадцать акров для прогулок — настоящая империя по меркам северной части Вирджинии.

Риелтор ждала у входной двери, оставив свой «Мерседес» последней модели у большого каменного фонтана с вырезанными из гранита розами размером с кулак. Она торопливо подсчитывала и пересчитывала доллары, которые получит в качестве комиссии. Ну разве они не потрясающая молодая пара? Риелтор повторяла это так часто, что у Джека заболели виски.

Дженнифер Болдуин взяла его за руку, и через два часа экскурсия завершилась. Грэм подошел к краю просторной лужайки и восхитился вслух густой рощей, в которой боролась за господство эклектичная подборка вязов, елей, кленов, сосен и дубов. Осень была в самом разгаре, и по всей территории поместья Джек видел пляску красных, желтых и оранжевых пятен.

— Так сколько это стоит?

Он чувствовал, что ему полагается задать этот вопрос. Но им это явно не по карману. По крайней мере, ему точно не по карману. Джек вынужден был признать, что место очень удобное: всего сорок пять минут до его офиса в час пик. Но им нечего даже думать о покупке чего-либо подобного. Джек выжидающе посмотрел на свою невесту.

Та нервно теребила локон.

— Три восемьсот.

У Джека посерело лицо.

— Три миллиона восемьсот тысяч? Долларов?

— Джек, оно сто́ит втрое больше.

— В таком случае почему, черт возьми, его продают за три восемьсот? Дженн, мы не можем себе это позволить. Даже не думай.

Вместо ответа Дженн, закатив глаза, помахала рукой риелтору, которая сидела в машине, составляя контракт.

— Дженн, я зарабатываю сто двадцать тысяч в год. Ты зарабатываешь примерно столько же, может быть, чуть больше.

— Когда ты станешь партнером…

— Правильно, мое жалованье вырастет, но не настолько. Мы не можем позволить себе платить по ипотеке. И вообще, я полагал, мы переедем к тебе.

— Для супружеской пары мой дом не подходит.

— Не подходит? Да это же настоящий дворец, твою мать!

Подойдя к скамейке, покрашенной зеленым под цвет листвы, Джек сел. Дженн встала прямо перед ним, с решительным видом скрестив руки на груди. Ее летний загар начинал сходить. Из-под кремово-коричневой фетровой шляпы ниспадали на плечи длинные волосы. Идеально скроенные брюки подчеркивали изящные формы. Лакированные сапожки облегали ноги и скрывались под штанинами.

— Мы не будем брать ипотеку, Джек.

— Неужели? — Он удивленно поднял взгляд. — Что, нам отдадут этот дом даром, потому что мы потрясающая молодая пара?

Дженнифер замялась, затем сказала:

— Папа платит наличными, а мы потом ему вернем.

Грэм этого ждал.

— Вернем? Черт побери, Дженн, как мы вернем ему такую огромную сумму?

— Папа предложил очень щадящую рассрочку, с учетом наших будущих доходов. Во имя всего святого, Джек, я могла бы заплатить за этот дом накопившимися процентами на один из своих вкладов, но я знаю, что ты будешь против. — Она подсела к нему. — Я полагала, что если мы поступим так, тебе будет лучше. Я прекрасно понимаю, как ты относишься к деньгам Болдуинов. Мы обязательно расплатимся с папой. Это не подарок. Это заем под процент. Я продам свой дом. Надеюсь, я выручу за него восемь сотен чистыми. Ты тоже вложишь какую-то сумму. Это не бесплатная прогулка. — Дженнифер игриво ткнула длинным пальцем ему в грудь, подчеркивая свою мысль, и оглянулась на дом. — Он прекрасен, Джек, ты не согласен? Мы будем здесь счастливы. Нам предназначено жить здесь самой судьбой.

Грэм скользнул по фасаду здания невидящим взором. В каждом окне ему мерещилась Кейт Уитни.

Стиснув ему руку, Дженнифер прильнула к нему. Боль у Джека в голове усилилась, выйдя в красную зону. Его мозг наотрез отказывался функционировать. Во рту пересохло, конечности затекли. Осторожно высвободив руку, он встал и молча направился к машине.

Какое-то время Дженнифер сидела на скамейке, и главным чувством, отражающимся у нее на лице, было изумление. Затем она в гневе встала и последовала за Джеком.

Риелтор, внимательно наблюдавшая за разговором из своего «Мерседеса», перестала составлять контракт и недовольно поджала губы.

* * *

Рано утром Лютер вышел из маленькой гостиницы, затерявшейся в беспорядочно застроенном жилом пригороде к северо-западу от Вашингтона. Поймав такси, он попросил отвезти его к центральной станции метро, кружной дорогой, поскольку ему якобы хотелось посмотреть достопримечательности Вашингтона. Просьба эта нисколько не удивила таксиста, и тот поехал маршрутом, который ему предстояло повторить еще тысячу раз до официального завершения туристического сезона, если в этом городе туристический сезон вообще когда-либо завершается.

Небо грозило пролиться дождем, однако всякое могло случиться. Непредсказуемая погода кружилась и металась по региону, или обходя Вашингтон стороной, или ударяя по нему в полную силу, прежде чем уйти в сторону Атлантического океана. Лютер поднял взгляд на мрак, проникнуть сквозь который не удавалось недавно взошедшему солнцу.

Будет ли он жив через полгода? Возможно, нет. Его могут найти, даже несмотря на предпринятые меры предосторожности. Но он намеревался в полной мере насладиться тем временем, которое ему осталось.

Метро доставило Лютера к Национальному аэропорту Вашингтона. Оттуда он добрался на автобусе до главного терминала. Уитни уже зарегистрировался на рейс «Американ эйрлайнс» до Далласа; там он сделает пересадку и вылетит в Майами, где переночует, после чего еще один самолет доставит его в Пуэрто-Рико, а уже оттуда он отправится на Барбадос, конечную точку своего пути. За все было заплачено наличными; судя по паспорту, он был Артуром Ланисом, шестидесяти пяти лет, проживающим в Мичигане. У Лютера было с полдюжины таких документов, профессионально изготовленных, выглядящих солидно, но абсолютно «липовых». Этот паспорт, действительный еще в течение восьми лет, показывал, что его обладатель много путешествует.

Устроившись в зале ожидания, Лютер притворился, будто изучает газету. В зале было многолюдно и шумно — типичный рабочий день загруженного аэропорта. Время от времени Уитни поднимал взгляд над газетой, проверяя, не обращает ли кто-либо на него особое внимание, но не замечал ничего необычного. А поскольку занимался он этим достаточно долго, что-нибудь обязательно щелкнуло бы, если б у него возникли причины для беспокойства. Объявили посадку на его рейс; Лютер получил посадочный талон и поднялся по трапу на борт воздушного судна, которое через три часа должно было доставить его в сердце Техаса.

Рейс «Американ эйрлайнс» из Вашингтона в Даллас считается загруженным, но, как это ни странно, место рядом с Лютером оказалось свободным. Сняв пальто, он положил его на кресло, тем самым предъявляя на него свои права, и, устроившись поудобнее, выглянул в иллюминатор.

Когда самолет покатил по рулежной дорожке, готовясь к взлету, Лютер различил кончик обелиска Вашингтона, торчащий из густого клубящегося тумана. Всего в миле от этой точки его дочь вскоре отправится на работу, в то время как ее отец поднимется в облака, чтобы начать новую жизнь чуть раньше запланированного, и не совсем ту, о которой он мечтал.

Оторвавшись от земли, лайнер быстро набрал высоту, и Лютер долго смотрел вниз на извивающийся Потомак, пока река наконец не осталась далеко позади. Мысли его ненадолго переключились на давно умершую жену, после чего снова вернулись к живой и здоровой дочери.

Подняв взгляд на улыбающееся деловитое лицо стюардессы, Лютер заказал кофе и через минуту получил простой завтрак. Выпив горячий напиток, он прикоснулся к стеклу иллюминатора, покрытому причудливыми разводами. Вытерев стекло, обнаружил, что у него влажные глаза. Он быстро оглянулся вокруг: остальные пассажиры заканчивали завтракать или уже дремали, коротая время до посадки.

Подняв откидной столик, Лютер расстегнул ремень и отправился в туалет. Там посмотрел на себя в зеркало. Глаза у него были красными, под ними нависли тяжелые мешки. За последние тридцать шесть часов он заметно постарел.

Плеснув себе в лицо водой, Уитни подождал, когда капельки соберутся вокруг рта, и плеснул еще раз. Затем вытер глаза. Они горели. Прислонившись к крохотной раковине, Лютер постарался унять дрожь в руках.

Какие бы усилия воли он ни предпринимал, его мысли возвращались к той комнате, где у него на глазах жестоко избили женщину. Президент Соединенных Штатов был пьяницей, развратником и бил женщин. Он улыбался перед объективами камер, целовал маленьких детей и обхаживал старушек, завораживая их своим обаянием, проводил важные совещания, летал по всему миру в качестве главы государства — и при этом был похотливым козлом, трахавшим замужних женщин и избивавшим их, а потом еще и становившимся причиной их смерти.

Хорошенькое сочетание.

Для одного человека эта ноша была невыносимо тяжелой.

А Лютер чувствовал себя очень одиноким. И очень взбешенным.

Но самым печальным было то, что подонку все это сойдет с рук.

Уитни твердил себе, что, будь он на тридцать лет моложе, непременно ввязался бы в бой. Но от возраста никуда не деться. Нервы у него по-прежнему оставались крепче, чем у многих людей, но, подобно камням на дне горной речки, с годами они обтерлись и были уже не такими, как прежде. Ввязываться в драку — удел молодых, и тут уж ничего не поделаешь. Его время прошло. Но Лютер не мог с этим смириться. Он не может просто все забыть и жить дальше.

Снова посмотрев на себя в крохотное зеркало, Уитни не сдержался и громко застонал, наполнив тесное помещение болью раскаяния.

Никакими отговорками невозможно оправдать то, что он не сделал. Он не открыл зеркальную дверь. Не сбросил мужчину с Кристины Салливан. Правда заключалась в том, что он мог предотвратить смерть этой женщины. Если б он вмешался, та была бы жива. Он променял чужую жизнь на свою свободу, а может быть, и жизнь. Эта женщина защищалась, ей была нужна помощь, а он, Лютер, просто смотрел на это. Человеческое существо, не прожившее и трети того, что прожил он сам. Он струсил, смалодушничал, и сознание этого душило его, подобно огромной анаконде, угрожая раздавить все органы его тела.

Почувствовав, что ставшие ватными ноги не могут больше держать вес его тела, Уитни низко склонился над раковиной. Он больше не мог видеть свое отражение. Самолет задрожал, попав в зону турбулентности, и Лютера стошнило.

Прошло несколько минут, прежде чем он смочил бумажное полотенце холодной водой и вытер лицо и затылок. Наконец ему удалось кое-как доковылять до своего места. Ревя двигателями, самолет продолжал свой полет, и с каждой пройденной милей в груди у Лютера нарастало чувство вины.

* * *

Зазвонил телефон. Кейт взглянула на часы. Одиннадцать часов вечера. Обыкновенно она просеивала вызовы. Однако сейчас, по какой-то необъяснимой причине, ее рука сорвала трубку с аппарата до того, как включился автоответчик.

— Алло.

— Что это ты так рано ушла с работы?

— Джек?

— Как твоя нога?

— Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?

— Просто проверяю своего пациента. Врачи никогда не спят.

— Твой пациент в полном порядке. Спасибо за заботу. — Помимо воли Кейт улыбнулась.

— Рожок сливочного мороженого с карамелью — этот рецепт меня никогда не подводит.

— О, значит, у тебя бывали и другие пациенты?

— Мой адвокат посоветовал мне не отвечать на этот вопрос.

— Тонкий ход.

Джек мысленно представил, как Кейт сидит, накручивая на палец кончик волос, точно так же, как поступала, когда они учились: он зубрил требования безопасности, она занималась французским.

— У тебя волосы на концах вьются и без твоей помощи.

Отдернув палец, Кейт улыбнулась, затем нахмурилась. Это замечание вызвало наплыв воспоминаний, и не только хороших.

— Джек, уже поздно. Завтра у меня судебное заседание.

Встав, Грэм принялся расхаживать с беспроводным телефоном в руке, лихорадочно соображая. Все, что угодно, только чтобы задержать Кейт у телефона еще на несколько секунд. Ему стало стыдно, как будто он подсматривал. Джек непроизвольно обернулся. У него за спиной никого не было — по крайней мере, он никого не увидел.

— Извини, что позвонил так поздно.

— Ладно.

— И извини за то, что зашиб тебе ногу.

— За это ты уже извинялся.

— Да… Ну как ты? Я хочу сказать, помимо лодыжки?

— Джек, мне вправду нужно выспаться.

Он надеялся, что она это скажет.

— В таком случае расскажи мне это за обедом.

— Я же сказала тебе, что у меня суд.

— После суда.

— Джек, по-моему, это не очень хорошая затея. Больше того, я уверена, что это отвратительная затея.

Ему захотелось узнать, что она имела в виду. Он никак не мог избавиться от дурной привычки искать в ее словах скрытый смысл.

— Господи, Кейт, это всего лишь обед. Я же не прошу тебя выйти за меня замуж. — Джек рассмеялся, понимая, что безнадежно все испортил.

Кейт больше не теребила волосы. Она тоже встала, и зеркало в прихожей поймало ее отражение. Она потянула ворот ночной рубашки. У нее на лбу появились отчетливые складки.

— Извини, — поспешно пробормотал Джек. — Извини, я не хотел тебя обидеть. Послушай, я тебя угощаю. Должен же я на что-то тратить деньги.

Ответом ему было молчание. На самом деле он не был даже уверен в том, что Кейт его слушает.

Джек репетировал этот разговор на протяжении последних двух часов. Все возможные вопросы, ответы, намеки. Он будет говорить так гладко, Кейт отнесется к нему с таким пониманием… У них все получится. Пока что абсолютно ничто не шло в соответствии с планом. Джек решил перейти к запасному варианту. Он стал умолять.

— Пожалуйста, Кейт, мне очень хочется поговорить с тобой. Пожалуйста!

Она снова села, подобрав под себя ноги, и потерла длинные пальцы на ногах. И глубоко вздохнула. Годы изменили ее далеко не так сильно, как она думала. Хорошо это или плохо? В настоящий момент Кейт не могла ответить на этот вопрос.

— Где и когда?

— «У Мортона»?

— Пообедать?

Джек воочию представил себе ее изумленное лицо при мысли об этом сверхдорогом ресторане. Сейчас она наверняка гадает, в каком он мире теперь живет.

— Хорошо, как насчет закусочной в Старом городе рядом с Фаундер-парк, часа в два? Обеденный перерыв уже закончится, народа там будет немного.

— Это уже лучше. Но я ничего не обещаю. Если не смогу выбраться, я тебе позвоню.

Джек медленно выпустил задержанный воздух.

— Спасибо, Кейт.

Положив трубку, он рухнул на диван. Теперь, когда его замысел увенчался успехом, он гадал, что, черт возьми, делает. Что он скажет? Что она ответит? Джек не хотел ссоры. Он не солгал, ему просто хотелось поговорить с ней, увидеть ее. Только и всего. Джек повторял это себе снова и снова.

Пройдя в ванную, он сунул голову в раковину с холодной водой, затем схватил пиво, поднялся на крышу и сел в темноте у бассейна, наблюдая за самолетами, пролетающими вдоль Потомака к Национальному аэропорту. Сдвоенные красные огоньки обелиска Вашингтона подмигивали, стараясь его утешить. В восьми этажах под ним улицы затихли, лишь изредка доносился вой сирен полицейских машин и карет «Скорой помощи».

Окинув взглядом безмятежную гладь бассейна, Джек опустил ногу в остывшую воду и посмотрел на разбегающиеся по поверхности круги. Выпив пиво, спустился вниз и заснул в кресле в гостиной перед бубнящим телевизором. Он не услышал, как звонил телефон; сообщения не было. Почти за тысячу миль от него Лютер Уитни положил трубку на телефон и закурил сигарету — первую за тридцать с лишним лет.

* * *

Пикап службы доставки «Федерал экспресс» медленно ехал по уединенной проселочной дороге. Водитель читал надписи на ржавых, покосившихся почтовых ящиках в поисках нужного адреса. Никогда еще ему не приходилось доставлять заказ в эту глушь. Пикап трясся на сплошных ухабах, которыми была усеяна узкая дорога.

Доехав до конца дороги, водитель свернул к последнему дому и начал сдавать задом. Лишь по чистой случайности он бросил взгляд на деревянную табличку рядом с дверью и увидел адрес. Покачав головой, улыбнулся. Что ж, иногда это бывает чистым везением…

Дом был маленький и неухоженный. Видавшие виды маркизы над окнами, распространенные лет за двадцать до того, как водитель появился на свет, провисли, словно бесконечно устали и думали лишь о том, как бы отдохнуть.

Пожилая женщина, открывшая дверь, носила платье в цветочек и толстый свитер, накинутый на плечи. Ее распухшие красные ноги говорили о плохом кровообращении и, возможно, целом букете прочих недугов. Похоже, женщина удивилась посылке, но с готовностью расписалась в квитанции.

Водитель взглянул на роспись: Эдвина Брум. Сев в машину, он уехал. Проводив его взглядом, женщина захлопнула дверь.

* * *

Затрещала рация.

Фред Барнс уже семь лет занимался этой работой. Разъезжал по району, где жили богатые, смотрел на большие дома, ухоженные лужайки, изредка на дорогие машины с похожими на манекены пассажирами, проезжающие по безупречному асфальту к массивным воротам. Он никогда не бывал внутри тех домов, которые охранял, и не рассчитывал, что такое когда-либо случится.

Барнс поднял взгляд на внушительное строение. От четырех до пяти миллионов, по его прикидкам. Денег больше, чем он смог бы заработать за пять жизней. Временами ему казалось, что это неправильно.

Барнс проверил сообщение на рации. Надо посмотреть, что к чему. Он не знал, в чем дело. Просто позвонил владелец и попросил проверить дом.

Ударивший в лицо холодный воздух заставил Барнса подумать о чашке горячего кофе с плюшками, а затем восьми часах сна, после чего он снова сядет в свой «Сатурн», чтобы провести еще одну ночь, охраняя собственность богатых. Зарплата была не такой уж и плохой, хотя социальный пакет оставлял желать лучшего. Жена Барнса также работала на полную ставку, но с тремя детьми их совокупных доходов едва хватало. Впрочем, сейчас всем приходится нелегко. Барнс окинул взглядом гараж на пять машин за домом, бассейн и теннисный корт. Ну, положим, не всем…

Завернув за угол, Барнс увидел свисающую из окна веревку, и все мысли о кофе с плюшками исчезли. Он присел на корточки, рука его метнулась к оружию. Схватив рацию, Барнс доложил обстановку, при этом голос его дрожал от волнения. Настоящая полиция прибудет через несколько минут. Можно дождаться ее, а можно самому приступить к расследованию. Барнс рассудил, что за восемь долларов в час лучше оставаться на месте.

Первым подъехал его начальник в белоснежном универсале с эмблемой охранной фирмы на двери. Через тридцать секунд к дому свернула первая из пяти патрульных машин, и вскоре они выстроились на асфальтовой дорожке, словно перед железнодорожным переездом.

Двое полицейских остались прикрывать окно. Скорее всего, злоумышленники давным-давно покинули дом, однако в полицейском ремесле строить предположения опасно.

Четверо полицейских приблизились к входной двери, еще двое обошли дом сзади. Работая парами, они вошли в дом, отметив, что входная дверь не заперта, а сигнализация отключена. Удовлетворившись первым этажом, полицейские осторожно поднялись по широкой лестнице, напрягая слух и зрение на предмет малейших признаков какого-либо звука или движения.

Когда они поднялись на площадку второго этажа, обоняние сообщило сержанту, руководящему группой, что речь идет не о простом ограблении.

Четыре минуты спустя полицейские стояли вокруг того, что еще совсем недавно было молодой красивой женщиной. Пышущие здоровьем лица всех четверых стали мертвенно-бледными.

Сержант, мужчина лет пятидесяти с небольшим и отец троих детей, бросил взгляд на открытое окно. «Слава богу», — подумал он; даже несмотря на свежий воздух с улицы, атмосфера в комнате сводила с ума. Еще раз посмотрев на труп, сержант быстро подошел к окну и вдохнул полной грудью ночную прохладу.

Его дочь примерно такого же возраста. На мгновение он представил ее лежащей на полу: от лица одно лишь воспоминание, жизнь жестоко оборвана. Теперь дело было уже не в его компетенции, но ему очень захотелось одного: присутствовать при том, как схватят того, кто совершил это ужасающее злодеяние.