Портал домой

Дом

Две подруги, связанные неблизким родством, одарены сверхспособностями. Поначалу забавляясь, они понимают, что вовлечены в чью-то мрачную и разрушительную игру. Им предстоит преодолеть порталы между мирами, преодолеть морок, разгадать губительные козни и — спасти Землю. Но справятся ли они?

Встреча

Сестры изменились после полета: Юка приобрела холодное очарование, поумерив врожденную грубость; Мая раскрепостилась, готовая всему вторить заигрывающим смехом. Вскоре Мая почувствовала холод, и Юка создала ей невидимую защиту, приобняв. Поблизости пробивались почки на деревьях и всходила трава.

Сестры переглянулись, кивнув друг другу; достали из сумок телефоны и выключили их. Таково предписание клуба — отключать телефоны на задании.

— А этот друг точно придет? — спросила Юка.

Пригревшись, Мая была готова бурчать что угодно, чтобы Юка продолжала ее согревать.

— Та, конечно, Ю! Когда еще у него будет свидание с двумя красотками?! — патетично сказала Мая, опустила голову на плечо Юки и устало прикрыла глаза.

Через пять минут подпрыгивающим шагом пришел ссутуленный Миша и, заметив, что Мая уснула на плече у сестры, протянул вспотевшую холодную руку Юке, пожав ее руку легким прикосновением. Юку зацепили его большие добрые уставшие полуприкрытые глаза, — в этих глазах она узнала свое одиночество; на его лице не отражались эмоции, но она почувствовала его неловкость и волнение, он пытался их спрятать за гипертрофированной вежливостью и отзывчивостью. На какое-то время войдя в его состояние, Юка отразила эти эмоции. Миша долго переминался с ноги на ногу, не решаясь заговорить; вскоре он неуверенно вовлек Юку в обсуждение спящей Маи и ее непростого характера, — и Юка почувствовала облегчение.

Вскоре прибыл пустой трамвай. От резкого лязганья Мая спросонья вздрогнула, потеряв равновесие; Юка вовремя удержала ее от падения.

— Вот и приехали, — процедила Юка. Все зависли в свете трамвая.

Вскоре все трое уселись на задние сидения, расположенные в ряд. Севшая посередине Мая счастливо предложила всем взяться за руки. Ее предложения часто были необычны, но Юка к этому привыкла. Они держались за руки. Юка знала, к чему клонит сестра, глядя на них поочередно с загадочной улыбкой; она отвела взгляд в окно. Вскоре полились сладкие Маины речи: «Миша хороший, он и мухи не тронет», «Ну и богатырь, правда, Ю?» — Юке хотелось исчезнуть; она нехотя повернулась.

— Мая, зачем ты?.. — недоумевала Юка, не закончив фразы.

Мая ласковее улыбнулась, прикрывая в удовольствии глаза, устремляя лицо к воображаемому источнику света.

— Ах, как хорошо!.. — протянула она, вбирая воздух в легкие.

Юка закатила глаза, ухмыльнувшись. Восклицания сестры, зачастую не имевшие ничего общего с происходящим, невольно наводили на мысль, что та находится где-то не здесь или же в измененном состоянии сознания. Миша, следовавший тайному призыву Маи, теперь не отрывал взгляда от Юки, а ее взгляд пилил потолок. Между ними возникала скрытая связь, и теперь все вопросы и ответы негласно посвящались одной Юке, чему Мая, восторженно улыбаясь, была только рада. Юка была не так довольна: проявление земных чувств стоило ей больших усилий. В то же время — и она это заметила — этот парень сглаживал ее холодность.

Мая продолжала шутить, смеясь от своих шуток в ожидании поддержки друзей. Юка ушла в себя; Миша увлекся рассказами о всевозможных духовных практиках: от «сверхновых» медитаций до измененного состояния сознания, — но его никто не слушал — все погрузились в себя.

За окнами раздавался ритмичный стук, вышедший для Юки на передний план. Люди, изредка заходившие на остановках, с интересом поглядывали на них, подвисая над сиденьями, прежде чем сесть; Юка не сводила с них испытующего взгляда, обернувшись в броню неприязни и вызывающей важности, ограждая своими крыльями и друзей. Мая в то же время с кокетливым интересом поглядывала на наиболее симпатичных незнакомцев; ее голос делался мурчащим и возбужденным; глаза при разговоре с друзьями распахивались, метая любопытные взгляды на людей.

С разобщением мозаики сложившегося мира Юки — сюда же входили ее друзья — в ней начали происходить незаметные изменения. Излишняя сдержанность и предугадывание дальнейших действий вылились в беспричинное волнение. Теперь, чтобы выглядеть прежней — намеренно игнорируя эти ощущения, — она сильнее отстранялась от друзей, но облегчения это не приносило: трамвай то ширился, размываемый волнами, то сужался, приобретая резкость очертаний. Но Юка продолжала изо всех сил натягивать на себя маску спокойствия, одновременно теряя координацию, — в животе бегал распирающий табун.

Вопрос друзей: «А куда мы поедем?» отдался в ней контрольным выстрелом. Юка, из-за сильного внутреннего напряжения преисполненная излишней любезности, щебечущим голосом пропела:

— Да с вами хоть куда!

Вцепившись в Мишину коленку, она заглядывала одичавшими глазами на Маю:

— У тебя есть зеркальце? У меня все в порядке с лицом? — ища хоть какой-то поддержки. В лице Маи читались растерянность и испуг.

«Что же Юка творит? Она завалит задание», — прочитала Юка по ее лицу. Это было до того унизительно, что Юка обозлилась на все вокруг и внезапно обрела уверенность, тревога прошла. Она почувствовала себя униженной и внутренне обособилась от друзей; абстрагировалась, чтобы восстановиться.

Они вышли на следующей остановке после парка Горина, проследовав пешком еще три остановки до дома Юкиной матери. Нужно было скоротать время, чтобы попасть в ближайший ресторан-пивоварню немецкой кухни Beerstown, подымить кальян.

Снега нападало немерено. Посмотришь вверх — черные звезды кружатся посреди серого бескрайнего неба. Вскоре все трое стояли у торца Юкиного дома, посреди одинокой холодной и бесконечной синевы, договариваясь о чем-то большем, а вовсе не о спланированном маршруте; обмениваясь той информацией, которую сестры недополучили в трамвае. Дом, в котором Юка выросла, теперь казался ей чужим, словно в нем кто-то провел чужое детство. Детская площадка во дворе со сломанными качелями, некогда бывшая свидетельницей неприятных сцен с ее друзьями детства, теперь казалась брошенной выросшими детьми, на смену которым пришли дети со смартфонами.

«Какие такие мысли этого аутсайдера могли нас вызвать?» — размышляла Юка, не находя ответа. Вот уж осточертевшая работа, заставляющая сдавать неповинных. В Мише не было ничего необычного: скромный с виду парень, без вредных привычек, с неявными странностями.

Просидев на лавочке и погуляв между домами, они отправились в ресторан. Юка оттаивала, румянясь от приливающих чувств. По пути Миша все ближе жался к ней, вызывая и в ней волнение. Когда-то Юка пообещала себе разделять личное время — когда она позволяла себе испытывать чувства, и рабочее время — когда требовалось хладнокровие для совершения, по ее мнению, неправомерных действий, от этого она испытывала внутренний конфликт и напряжение.

Они плелись по проулку между двумя садиками. Солнце взошло над горизонтом, окрасив слоистые облака в алый цвет, подсвеченный ярко-желтой каймой. Долгая прогулка на удивление нисколько не утомила новых друзей, только сильнее сплотив их.

Ресторан в виде средневекового замка, располагавшийся у дороги, которую заездившие машины превратили в грязное месиво из снега, был обвешан синей гирляндой-занавесом вдоль карниза крыши. Рядом находилась детская площадка и приземистая елка с такой же гирляндой и выбивавшейся красной звездой. Интерьер заведения был так же «средневековым»: кирпичная кладка, отделка из дикого камня, массивная мебель и стулья из натурального дерева, обитые кожей и прикрепленные к дереву гвоздями с крупными позолоченными шляпками, приглушенный свет и множественные элементы декора в виде рыцарских доспехов. Основные места располагались вокруг party-бара «Башня», находящегося на возвышении по центру и огражденного стеной с витражными окошками. У входа их встретил сонный талисман заведения — медведь в баварском костюме, — он определенно собирался перекурить, но увидел их, украдкой выглянув из-за двери.

Они уселись за уединенным столиком у окна; вскоре им принесли безалкогольные коктейли мохито за счет заведения — как первым посетителям. Юка села рядом с Мишей, чтобы избегать прямого зрительного контакта, но вскоре поняла свою ошибку: она чувствовала давление на личное пространство, и ей пришлось сдвинуться ближе к проходу.

Официант принял заказ, включавший два алкогольных мохито, — Мише с Юкой вкус неалкогольного не пришелся по вкусу.

— Ой, посмотри, как две няшные снежинки на подоконнике жмутся друг к другу, пытаясь согреться, — заметил Миша, ставший галантным и внимательным к незаметным деталям. Когда он обращался к Юке, его голос приобретал масляную певучесть и возбужденное дрожание.

Юка с притворной улыбкой засмотрелась на пол, думая: «Прекрасно. Согреться, чтобы растаять». Наконец подошел кальянщик. Миша с Юкой совпали в желании подымить «чем-то кислым», а сидевшая напротив Мая, улыбнувшись, независимо забронировала «сладость». Увидев ее уверенный настрой, они склонили свой выбор в ее пользу. Вскоре Мае принесли греческий салат, а Юке — имбирный чай, чтобы, как объяснили, не вскружил голову кальян.

Сестры отлучились в уборную, чтобы восстановить энергию, расходующуюся на общение с людьми, и обменяться некоторой информацией. В предбаннике ярко-красного цвета, стоя перед зеркальным полотном, они сделали совместные фото; Юка избегала взгляда в зеркало. Как только дверь в уборную подалась, сестры со смехом побежали скрываться в кабинки.

— Кажется, Ю, он к тебе просто намертво… — многозначительно заметила Мая. — Думаю, я теперь тут лишняя. Ты и сама с ним — о-го-го! — справишься, — добавила она с облегчением.

— Подожди еще чуть-чуть, — отвечала Юка, прерывисто дыша, и это состояние было Мае знакомо.

— Не волнуйся, ты такая умничка! Маэстро своего дела! — заключила Мая вдохновенно.

Юка расширила ноздри, втянув поглубже воздух.

— Ты знаешь, о чем я!.. Мое волнение — это конец нашему заданию!..

Мая жизнерадостно засмеялась, опустив переживания Юки, которую захлестывали волны одиночества. Юка знала, что без поддержки Маи она все завалит. Чтобы успокоиться, она вытащила из сумки ароматическую палочку, попросив у Маи зажигалку; усевшись на крышку унитаза в позу лотоса, включила негромко звуки природы на айфоне, принявшись выравнивать дыхание.

Мая закашлялась от ароматического облака и, задержав дыхание, просипела, что подождет за столиком. Спустя пять минут Юка вышла под пение птиц на телефоне; позабыв о догорающей палочке в руке, и невозмутимо уселась за столик.

— Как у них тут холодно… Кажется, стало еще холоднее, — заметил Миша.

— Они просто экономят, я уверена, — холодно сказала Юка, пристально посмотрела на Мишу и сухо улыбнулась.

За окном взбушевалась метель; окна у краев незаметно подернулись морозными узорами, которые Юка подметила косым взглядом, нахмурилась и сжала губы. Она лучше других знала причину этому.

— Ох, у Юки на душе сплошная весна, даже птицы распелись в ее присутствии! — благоговейно пропела Мая, сведя возникшее напряжение на нет. Затем она начала мечтать, как в разгар зимы они устроят пикник на природе.

Переключившись, Юка с облегченной улыбкой стала разливать остывший чай по кружкам под пение птиц из кармана. Кальян ударил в головы, отыгравшись на Мае и только восстановившейся Юке.

Оправляясь от удара кальяна, вскружившего голову, Юка оглянулась, пытаясь оценить окружающее и неожиданно заметив видоизмененных людей: они стали полупрозрачными, задвоившись; на ногах отсутствовала обувь. Юка завороженно смотрела в направлении столиков; увидев пропасть в глазах сестры, Мая посмотрела следом. За окном постепенно смеркалось; стены ресторана теряли непроницаемость — просвечиваясь.

Увидев замешательство сестер, Миша проследил за их взглядами. «Он тоже, глянь!» — телепатически сказала Юка, чуть наклонив к нему голову; ее ноздри раздулись. Мая хитро сощурилась на Мишу, кокетливо улыбнувшись, безмолвно отвечая: «Это очень странно, Ю. Что это происходит?..» Миша не выдержал:

— Вы смотрите друг другу в глаза, и я словно вижу отрывки мыслей, падающих звезд, — он положил руки на стол — одну на другую — и со страдальческой улыбкой кротко и печально выдохнул. Вдруг Юке пришло в голову, что его душа выше устремлений этого нескладного тела.

Миша залпом выпил алкогольный коктейль, чему сестры обрадовались в надежде, что теперь он все им выдаст. Сестры окинули взглядом зал, им помахал сидевший за столиком полупрозрачный человек. Они услышали чье-то телепатическое обращение, адресованное им: «Вы на задании?» Сестры округлили глаза, и Миша тотчас принялся считать в них звезды, уютно подперев щеку ладонью, растянув улыбку. «Ты слышала?» — телепатически взывала Юка к Мае. — «Да… Неужели он нам? Не может быть… чтобы незнакомец общался с нами телепатически», — отвечала Мая. — «Я вас прекрасно понимаю. Вы, наверное, новенькие в клубе?» — интересовался человек, не думая подходить. — «Нет, не новенькие», — отвечала Юка, сжав губы. Мая покачала головой из стороны в сторону, наконец воспроизведя вслух: «Не рассказывай ему ничего. Мы не знаем, кто это». Но мужчина больше ничего не спрашивал — он исчез.

Все это время опьяневший Миша оценивал их сощуренным взглядом философа, выставив локоть на стол и подперев вскинутую голову указательным пальцем на губах.

— Поехали в «Дом Синоптиков»?! Угощаю, — вывел он неожиданно решительно.

Мая обрушилась на спинку дивана-кресла, кивая и накручивая на палец локон красноватого оттенка: она была приятно удивлена предложением своего подопечного, — развлечения и танцы были ее любимой частью заданий.

— Конечно, угостишь, — добавила она мурчащим голоском.

— Разве он и утром работает? — сказала Юка.

— О да, только без диджеев, — ответил Миша.

Он тотчас резво встал, оглядываясь в поиске официантов и куртки; увидел одного, крикнул:

— Счет!

— Там вешалка на входе. Мы же вешали куртки, — подсказала Юка, но Миша оказался достаточно горяч, чтобы продолжить поиски чего-то еще. Высыпав на стол купюры и мелочь, он принялся их пересчитывать, фасуя по стопкам, руководствуясь непонятно чем. Юка подхватила его затею, рассуждая про себя: «Судя по всему, ты — социофоб с творческими наклонностями… а, может, даже гениальными».

Было около одиннадцати часов.

Доехав, они вышли прямо у клуба, стоявшего особняком среди других зданий, выделявшегося как лотос на кувшинке. Потеплело; снег прекратился, и все поплыло грязью.

Увидев нелюдимое здание, они решили немного повременить, усевшись на остановке на лавочку.

— Чуть подождем и пойдем, — сказала Юка неуверенно.

— На трамвай? — отвечала Мая.

— Да уж, не хватает нашего трамвая, — сказала Юка понуро-мечтательно.

— Юка жить без них не может, — объяснила Мая Мише.

— Я тоже люблю, особенно задние сидения, — сказал Миша, незаметно придвинувшись к Юке.

«Вот и шел бы кататься!» — вскинулась Юка про себя. Когда она знала, что растрачивает время впустую, ее настроение падало; внутренняя энергия провоцировала ее беспокойство.

Юка встала, сказав телепатически: «Мая, пошли», направляясь в сторону клуба. Миша поднялся следом. Мая помедлила.

— Ах, как же хорошо! Еще два месяца — и весна! — протянула Мая на вздохе, поднимая голову вверх.

Миша помог Юке снять пуховик, а Мая, улыбнувшись им, самостоятельно повесила свой, — ей нравилось, что между ними налаживалась связь, и она теперь могла в удовольствие оторваться по-своему.

Они прошли в основной зал в виде амфитеатра с отходящей от центра потолка — над танцплощадкой — подсвеченной тканевой драпировкой; обогнули округлое пространство клуба и примкнули к барной стойке, как котята к молоку.

Вновь втроем — никого вокруг; музыка играла на танцполе позади, создавая интимную обстановку. Все заказали по коктейлю. Позади раздались шаркающие и притопывающие шаги: неизвестно откуда взявшийся мужчина засыпал под энергичный ритм, склонив голову, иногда подсматривая на сестер. Ремиксы на шлягеры сменяли друг друга: Walk, Stole the show, How deep is your love, «Пьяное солнце», «Твои глаза».

Мая отодвинула бокал с остатками коктейля, готовая разорвать танцпол и покорить несколько умножившуюся публику. Она схватила Юкину руку, которая, искусно вывернувшись, указала на уборную. Юка проследовала в уборную под припев: «…мимо нас пьяное солнце, оно уйдет и больше не вернется…»

Выключив свет, Юка уселась на закрытую крышку туалета в позу лотоса; мысли о том, что отец в неведении, где она, не отпускали ее. Туалетная комната стала постепенно охлаждаться, обрастая инеем.

Юка не успела впасть в анабиоз, ее ослепил свет, и повеял отрезвляющий запах сигарет: кто-то закурил, стоя прямо у ее кабинки. Очень скоро туалет разразился кашлем, послышался звук прыжков.

— Капец, совсем уже экономят на людях! Холодрень невыносимая! — нервно воскликнула женщина.

— Видимо, они хотят, чтобы вы больше танцевали, — отозвалась Юка мрачной любезностью, тихо откашлявшись.

Женщина цокнула, вспыхнув:

— А я у тебя вообще не спрашивала! И не надо тут свет выключать! Умная нашлась, советы давать, — и хлопнула дверью.

Юка вернулась к своим делам. Вскоре она перенеслась домой, оставив физическое тело в кабинке.

Так как ее никто не мог увидеть, она спокойно обошла дом в поисках отца; не найдя, она отправилась в летнюю кухню, где увидела его лежащим за столом с пустой чекушкой возле раскинутых рук. У Юки защемило сердце. Отыскав клочок бумаги и старый карандаш, которым отец раньше делал наброски, она написала чистосердечное, аккуратно положив его на стол, задержав на мгновение руку. Сжала губы, расширила ноздри, из ее карего глаза скатилась слеза; светло-небесный глаз, окаймленный черным кольцом, остался сухим. Она исчезла.

— Юка, ты где? Я тут замерзну! — говорила Мая, стуча в кабинку.

Юка оттаивала. Покрутив глазами и подвигав челюстью, она заворочала тяжелым языком:

— Да… тут, — и, с хрустом разогнув конечности, вышла.

Поджав губы, она приобняла Маю, не желая ничего объяснять.

— Вытрешь мне макияж? — спросила Юка.

— Так там же зеркало.

— Ты же знаешь, что мне…

— Ну ты же такая красивая! Мы же еще пойдем танцевать! Столько красавцев пришло — о-го-го!

Юка кротко, но серьезно качнула головой. Мая опечаленно вздохнула, надув губы:

— Доставай уже свои салфетки!..

Стерев все, она убедила Юку оставить помаду. Исполнив просьбу, Мая скромно отошла в сторонку, закурив. Юка молча дожидалась ее, то и дело вожделенно поглядывая на испускаемый дым. Пустив дым из носа, Мая достала из сумочки еще одну сигарету. «У тебя опять голова закружится. Тебе вообще не стоит…» — телепатически сказала Мая, не прекращая курить.

— Я все равно уже пила. Все нормально, — ответила Юка в голос.

Уже после первых затяжек, как и ожидалось, у Юки закружилась голова и окружающее пространство отдалилось и выцвело; Юка зашаталась и, забывшись, взглянула в зеркало, — пульс и дыхание подскочили. Тяжело вдохнув, она сползла по стенке вниз, прикрывая лоб руками. Мая подсела рядом, затушив сигарету об пол.

— Пошли потанцуем, и все пройдет, — тихо сказала она, положив ладонь на Юкино плечо.

Площадка вновь оказалась пустой. Спустя время приковылял диджей, но музыка не сменилась. Только сестры ступили на площадку, как народ, прятавшийся в зале, потянулся следом, — теперь места едва хватало для скромных танцевальных движений. Мае понравился движняк; она заиграла телом, бросая огненный взгляд по сторонам в поисках «храбреца». Она подпитывала внутренние силы взаимной игрой в гляделки, побуждавшей ее цвести, голос стал вибрирующе-флиртующий, рассыпающийся страстью.

Жаркая атмосфера воспламенилась после того, как Миша «дотронулся» до чьей-то пятой точки, — совершенно непреднамеренно, как он пояснил. Девушка в короткой юбке и надушенном дешевом парике, выглядевшая женщиной легкой доступности, набросилась на беспомощно оправдывавшегося Мишу, отпуская ему развязные пощечины. Миша остолбенел и налился румянцем, пытаясь протиснуться сквозь шквал ее неумолкающих эмоций робким оправдывающимся голоском.

Юка, беспристрастно наблюдавшая за ними, думала, как глупо и низко выглядят эти разборки со стороны. Мая вмешалась, вобрав в себя всю силу взглядов этой площадки, разъяренная и раскаленная добела, — агрессию в отношении «подданных» она принимала на свой счет. Она въелась засветившимися глазами в «пострадавшую»; музыка тотчас остановилась, как и любопытствующие на площадке. Наконец Юка очнулась.

— Ты что задумала? — осведомилась она, раздувая ноздри и сводя брови.

— Сейчас я покажу этой стерве, кто она такая! — неистовствовала Мая, доставая из сумки косметичку.

— А если узнают? Мы не можем использовать способности на людях.

— Не узнают. Я уже так делала много раз, — отвечала Мая, скромно улыбаясь.

Поняв, что задумала Мая, Юка достала из сумки салфетки, предложив переиграть: они стерли с нее всю штукатурку; намазали губы красной помадой, заметно заходя за контур; содрали парик, оставив сбитые волосы под сеткой, и ушли, прихватив с собой оцепеневшего Мишу.

Тем временем отец Юки потянулся за столом, уставившись на татуировки на предплечьях. На одной была спираль с примыкающим полым кругом, а на другой — спираль с наметкой на глаз в центре. Затем он перевел взгляд на клочок бумаги и лежавший рядом карандаш. Прицеливаясь расплывающимся взглядом, отчаянно протирая глаза, он прочитал: «Я не сбегала. Приеду к трем. Обнимаю. Ю». Марк нахмурился, постучав пальцем по пустой бутылке; кивнул себе, понимающе вздохнув, и задумчиво взял карандаш.

Мая вышла из клуба, преисполненная достоинства, заразительно улыбаясь. Удерживая Мишу под руки, они доплелись до остановки; поставив его перед собой, они распластались на скамье по разные стороны.

Сестры покурили; все загудело и понеслось; время облегченно шагнуло под колеса. Миша переводил одуревший взгляд с Маи на Юку, затем наклонил голову к плечу.

— Так и что, ты недоговорил… как называется эта практика? — спросила Юка, имитируя любопытство.

— Это… осознанные сновидения?! — вопросительно ответил Миша, с облегчением падая между ними.

Позади раздалась матерщина. Обернувшись, они увидели недовольную жизнью девушку с потрепанными волосами, направлявшуюся в их сторону. Миша не помнил, где ее уже встречал. Сестры улыбнулись друг другу через Мишину спину, затягивая его в прибывший троллейбус. Измазанная тушью и помадой девушка с бледным лицом свалилась на скамейку, запрокидывая голову. Вонзив меж губ сигарету, она пустила дым вслед удалявшемуся транспорту.

Сначала они завезли домой Маю — хоть ее дом был дальше Юкиного, — а затем переполненный чувствами Миша предложил Юке свою компанию до ее дома. Теперь, взяв всю ответственность за задание на себя, Юка перестала выражать явное неудовольствие от общения, по-прежнему сохраняя маску отстраненной любезности. «Его слабость только в одном — одиночество и замкнутость. Он не находит родственной души», — подумала Юка.

Следуя по проезду мимо клуба, Юка отвечала на непонятные вопросы, мечтая немного помолчать и полюбоваться прекрасным заснеженным видом; следами под ногами; жизнью, такой разнообразной, мелькающей за каждым окном. Она хотела молчать, но вместо этого вынужденно бурчала ответы, прикрывая глаза и втягивая морозный воздух, склеивающий волоски в носу.

Миша проводил ее до самого дома. Повисла полная неловкости и стеснения пауза. Юка, желавшая поскорее вернуться домой, первой набросилась на него, звонко чмокнув в щеку, бойко отчеканив с карикатурной улыбкой:

— Еще увидимся!

Миша восторженно дернул головой, медленно потерев щеку, и побрел обратно подпрыгивающим шагом. Юка еще немного понаблюдала за его странной походкой и вошла в калитку. «Как ребенок — милый», — решила она. Домой она вернулась точно к трем.

Дома Юку встретили Маря и Жанна. Юка мысленно набралась смелости, представляя, как ее сейчас обдадут словесным кипятком.

— Дрянь! Сволочь! Где пропадала? Все обыскались уже! — кричала мачеха.

— Я же вам говорила, что она папе записку оставляла, — вступилась Маря.

— А папа где? — спросила Юка.

— Записку?! — взвыла Жанна, выпучив глаза. Она постучала по стенке кулаком, хлопнув в ладоши. — Раз — и нет его! Говорить надо! — выкрикнула она. — А папа… козел! И эта пьяная слониха Евмения!.. Я знаю, где они пасутся! — прищелкивая пальцами, Жанна направилась на деревянных ногах в дом.

— Мадам Матрешкина, — тихо прошипела Юка. Маря прыснула. — Пойдешь со мной? — спросила Юка, качнув головой в сторону соседнего дома со встроенной дверью в заборе. Маря закивала.

Через смежную дверь они проскочили к деревянному дому, покрытому облупившейся бордовой краской. За занавешенными шторами было темно; витал запах скипидара и каких-то благовоний. По полкам и полу были разбросаны драпировки — ткани разного цвета и длины.

В зале, на самодельном подиуме, в полутьме позировал Марк в одних трусах, — с рюмкой в одной руке и огурцом — в другой. За белым шатающимся столом сидел старый сосед, несостоявшийся художник, у которого отец брал уроки рисования, раздетый по пояс, царапавший набросок на листке бумаги. По другую сторону стола сидела Евмения, вознесшая руку для тоста.

— Пап… я пришла, — сказала Юка растерянно, заметив, как карандаш художника решительно чиркает по листку.

Отец дернулся, чтобы посмотреть на нее.

— Как ты? Хорошо? Откуда куртка? — сосед осек его с патетичным придыханием.

Юка приблизилась к столу, уставившись на набросок.

— Но тут же ничего не видно, — заявила она, жалея об этом.

— Это задумка такая. Во тьме грехи сокрыты. Они неявны, — ответил сосед, обосабливая каждое обращенное к Богу слово острой выразительностью.

— Ну вот вы во тьме, а я все равно вижу ваши грехи, — вскипела Юка.

— Это философия, барыня. Она неявна, но она есть, — отвечал сосед, теряя былой энтузиазм.

— Тогда просто нарисуйте черный квадрат, а не укореняйтесь в своих грехах, объясняя их творчеством, — заявила Юка бесстрастно.

— Получается хороший… — проговорила дрожащим голосом Евмения, аккуратно поставив рюмку на стол.

— Юка! Она… — запнулся отец.

Маря с Юкой вышли.

— Идея! — неожиданно воскликнул сосед, размазав ладонью эскиз. Прихватив другой ластик, он подошел к окну, в порыве раздвигая шторы: — Открытие грехов! — воскликнул он. — Ева, лей!

Войдя на свой участок, Маря подхватила грязный мяч и стала его высоко подкидывать.

— Юка, метеорит! Мы умрем! — кричала она, падая на землю. Задумчиво глядя на «падение», Юка вошла в дом.

К ночи они с Маей созвонились телепатической связью, договорившись по инициативе Юки проехаться в нежилую квартиру Илады, — убедиться, что там все в порядке. Юка оставила напоследок записку на Марином столе, — в глаза она не умела врать, а в записке, творческом сочинении, можно было без сожаления все приукрасить.

12/27/24

Ночью сестры встретились на остановке, неспешно пройдя еще восемь остановок пешком, — наслаждаясь морозным воздухом, тишиной и безлюдьем. Машины тихо спали под снежным покрывалом на пригретых парковочных местах. Пройдя по опустевшей эстакаде, они двинулись в сторону спящего рынка.

Болтали обо всем и ни о чем. В этих разговорах была непринужденность, в которой обе нуждались. Для них не существовало запретных тем. Их разговоры — это истерический и непрекращающийся смех кукабары, окрыленной музой. Сама ночь расцветает — оживая незаметно для всех, — окрыленная этой музой бездумной непосредственности. Становился явным и неоспоримым всемирный заговор, который они сдували со своих ладоней вселенской золотой пылью. Маленькие сверхчуткие души братьев меньших выходили из-под покровов тьмы созерцать новый порядок перекроенного мира, покуда «большие умы» мира сего только видели об этом сны.

Когда они подошли к заброшенному парку Горина, чтобы сократить путь по диагонали, выключенный телефон Юки зазвонил, разредив тишину; Юка дернулась в испуге, непроизвольно оглянувшись. Проиграв несколько секунд, мелодия прервалась; ей пришлось включить телефон, чтобы проверить входящий.

— Номер неизвестный, — пробубнила Юка. — Пошли, — добавила она, бросая телефон в большую кожаную сумку с цветными лоскутками. Теперь в ее голове играла мелодия Chimes.

— Это из клуба… — сказала Мая встревоженно. — Мы должны сдать информацию.

Для Юки это было самой неприятной частью задания, но еще неприятнее было то, что она — впервые — не хотела этого делать.

Не дождавшись ответа, Мая благоговейно воскликнула, широко улыбнувшись:

— Неужели, Юка?!

Юке стало неловко; она не любила делиться своими переживаниями, но Маю было не обмануть. «Не неужели», — ответила Юка телепатически, опустив глаза в землю.

После отъезда матери квартира три года оставалась бесхозной, — она уехала в соседнее государство, где нашла себе очередного мужа, в очередной раз окунувшись в конфетно-букетный… Комнаты были просторными и светлыми; некоторые вещи все так же лежали на своих местах, как их оставили перед отъездом. Пока Мая мыла руки, Юка тайком прикасалась к вещам, вдыхая их запах, — разрыв между ней и матерью исчезал; теперь она ощущала ее присутствие.

Сестры пошли на маленькую лоджию с кружками чая, откуда виднелся поглощенный синевой одинокий островок школы, в которой раньше училась Юка. Высунувшись в окна, они пускали дым и мечтали. В небе на большом расстоянии от луны светился яркий ореол. Юка отвела взгляд в сторону:

— Он просто одинокий, как и я, — неразборчиво проговорила она себе под нос. — Как я могу его сдать?

— Ю, ты что-то сказала? — переспросила Мая. — Пожалуйста, повтори, мне это очень важно!

Юка покачала головой, опустив взгляд во двор.

— Как же красиво! — Мая улыбнулась, подставив лицо небу. — Лучшее время!.. Ты понимаешь, Ю?! — ее глаза озарились светом всех солнц.

Вскоре сестры легли спать. Перед рассветом со двора донесся пронзительный гудок, похожий на звук клаксона. Юка вздрогнула от неожиданности. Мая сонно дернулась в кровати.

— Что это? — вяло спросила она.

— Тебе лучше знать. Ты же предвидишь будущее, — ответила Юка, подскакивая к окну. Мая подбежала следом.

Окинув взглядом расцветающий, но все еще мрачный двор, Юка посмотрела вниз. Под домом находилось какое-то продолговатое черное пятно. Вскоре из большого пятна отделилось пятно поменьше, уставившись — как Юке показалось — на них. Мае приспичило накраситься; торопливо подбежав к зеркалу, она начала прихорашиваться в темноте. У Юки похолодели конечности: посвященность в сверхъестественное отнюдь не уменьшала ее трепета перед ним. Внутренняя скованность Юки, ущемляющая ее энергию, оборачивалась смутными предчувствиями и опасениями. Накинув цветочный халат поверх маминой ночной рубашки, она руками прибрала волосы в излюбленный хвост с перепонкой. Мая поминутно спрашивала у сестры, как она выглядит, и, не дожидаясь реакции, принималась исправлять мнимые недочеты. В это время Юка слонялась по прихожей, продумывая речь, оправдывавшую отсрочку информации.

Услышав шорох и стуки на этаже, сестры не сговариваясь побежали прятаться на лоджию. Мая, преданная клубу, но понимая чувства сестры, негласно решила ее прикрыть перед сотрудниками клуба.

Закрыв пластиковую дверь, сестры притаились друг напротив друга.

— Не очень хорошая затея прятаться в квартире. Они же нас увидели в окно, — проговорила Юка, укоряя себя.

— Так он, может, и не зайдет… Надеюсь… — Мая улыбнулась; она была возбуждена предпринятой авантюрой.

С наступившей минутой тишины сестры взглянули друг другу в глаза.

— Как же удивительно, — сказала Мая задумчиво. — И все-таки это странно… — она повернула голову набок, расширив глаза. — Ты замечала, Ю, как много у нас общего? — протянула она.

— Ты о чем?

В ответ Мая улыбнулась глазами, мягко притронувшись ладонью к Юкиной щеке.

— Наши глаза… оба разного цвета!.. Неужели ты не задумывалась? — говорила она с характерной загадочно-восторженной мягкостью.

Юка опустила глаза в пол.

— Обычно я много чего думаю, только сейчас… — до сестер донеслись приближающиеся шлепки по полу и утробное бормотание. — Не лучшее время для…

Послышались взмахи крыльев.

— А ну вы-выходите! В-вас обеспечили в-властью над п-природой, а в-вы? К-клуб о-отнимет ваши с-сверхспособности, без него в-вы ни… — запнулся прерванный Рокосуд.

Юка, выбежавшая первой, крикнула с прорвавшейся злостью:

— Кто?! — ее голос оставался тверд; энергия холода возрастала. Сестры стояли в дверях. Гусь застыл, вопрошающе вытянув к ним шею.

— Ты. В-вы… — гусь напрягся. — Но т-тогда в-вы будете обычными! — закончил он растерянно.

— Насколько мне подсказывает память, способности у нас появились еще до клуба, так что, как бы ни хотелось, обычными нам стать не судьба, — продолжала Юка.

Температура в квартире ощутимо понизилась. Мая постучала Юке по плечу, на что та мигом отреагировала, зная причину. Ее глаза вспыхнули голубым; она плавно перевела взгляд на гуся. Потерянный Рокосуд пританцовывал от холода, не находясь, что ответить.

На дворе рассветало; многоэтажки за окном рассеивались забившей в окно метелью.

— А пойдемте пить чай? — отозвалась Мая с ничего не значащей пустой улыбкой; в комнате запахло чайной розой. Мая сияла.

Метель тотчас поутихла; Юка облегченно кивнула, и следом, изогнув шею, неуверенно закивал Рокосуд, не зная, чего в другой раз ожидать от сестер.

Люди, когда-либо встречавшиеся с сестрами, больше не находили себе места. Парень, однажды встретивший их на улице, тщательно прошаривал интернет в поиске хоть одной наводки, которая бы немного приблизила к ним. Не найдя ответов, терзаемый наваждением, он оставил включенным компьютер, поднялся на ночную крышу и, процитировав отрывок из написанных стихов, сделал шаг в необратимое. На столе остались лежать обрывки вырванных страниц с бегло написанными стихами, посвященными «двум пленительным лунным цветкам, осветившим мой ночной путь».

Встречавшиеся с ними горели нестерпимым желанием неожиданной встречи, превращаясь в параноиков, безотчетно вглядывавшихся в видения — отдаленно напоминавшие загадочных сестер, которые вскоре рассеивались миражом.

Вскоре чайник под пристальным взглядом Маи закипел, — она не любила тратить электричество на такие пустяки. Все уселись за обеденным столом кухни. Лучи солнца пробивались в глаза Рокосуда, сидевшего у стенки на подушке, — он предпочитал сидеть на мягком.

— С-скажите, с-скажите, ка-ак там мальчик? Не-не испортили вы его еще с-своими чарами? — встревоженно опомнился Рокосуд, выпучив кукольный голубой глаз на солнечный луч.

Только Мая открыла рот, чтобы ответить, как раздался телефонный звонок, — она таинственно улыбнулась сестре. Юка поплелась отвечать.

— Рокосудушка, мы все знаем твой неподдельный интерес к… мальчикам, но чтобы настолько сильный!.. — Мая плавно растянула губы в улыбке, игриво развернув опущенную на ладонь голову к плечу, опущенную на ладонь.

Юка медлила, прикусив изнутри уголок губы, устремив взгляд сквозь пространство; достав телефон из сумки, она ответила решительным голосом:

— Слушаю, — она сжалась над телефоном, плотнее прижав к уху.

— Юка, это я… Такое ощущение, что мы вечность не виделись, — сказал возбужденный голос и притих в ожидании ответа.

«Нет, я о нем расскажу», — подумала Юка.

— Я вчера вечером не мог до тебя дозвониться, у Маи тоже заблокирован. Вот, думаю, мистика, — добавил Миша. Наконец-то у этого несформированного потерянного птенца, думала Юка, прорезался голос созревшего парня, к несчастью — с серьезными намерениями.

Юка бегло шепнула Мае:

— И что теперь ему говорить?

Мая отодвинулась от стола, привычно улыбаясь.

— Импровизируй! У тебя талант, дар!.. — и она переключилась на Рокосуда.

— Юка, тебя плохо слышно, может, связь… Давай я перезвоню? — голос Миши казался обеспокоенным.

— Не… нет! Я тут, здесь… как ты?! — Юкины щеки вспыхнули; она стиснула телефон, ощутив боль в кисти.

— Все хорошо, но без тебя… — говорил Миша; Юка раздула ноздри, стиснув зубы. — Не то совсем, в общем. А с тобой появился смысл. Мне кажется… — продолжал Миша. Дальнейшее Юка пропустила мимо ушей.

Юку распирало противоречие: либо рассказать, что она подставная, либо продолжить общение, но это было бы предательством непредвиденно возникших чувств. Юка невпопад поддакивала, не слыша слов.

— Может, увидимся сегодня? — решительно спросил Миша.

С этими словами Юка очнулась.

— Ну, приезжай попозже, если хочешь. Скину адрес, — Юка отключилась, украдкой взглянув на воодушевленно смеющуюся Маю.

— К-кто з-звонил? — гусь изрядно вытянул шею, повернув голову набок и вытаращив не моргающий глаз.

— Твой мальчик, — сказала Юка, положив голову на кулак выставленной на стол руки. — Может, скоро придет. Только тебе лучше стать настоящим молчаливым гусем, — добавила она задумчиво.

— К-кто это — гу-гусь? Я-я — не п-птица! Я-я-то по-поумнее пернатых, — неистовствовал гусь; слова доносились из его нутра.

Мая отвела насмешливые глаза, накручивая бордовый локон на палец. Юка сощурила напряженные глаза на гуся, поджав и растянув губы в снисходительной улыбке; взгляд скользнул вниз.

Спустя тридцать минут Миша набрал Юку, чтобы она спустилась и открыла дверь, — домофон в квартире не работал. Юкино сердце заколотилось; она нервно заходила по комнате, запаниковав от мучивших ее противоречий. Тяжело задышав, она выскочила из кухни. Мая, осознавшая, что с сестрой что-то происходит, стала успокаивать ее на свой лад: беззаботно подпрыгнув к ней, она вдохновленно-радостно защебетала о всякой бессмыслице, — не помогло. Только Юка наткнулась на свое отражение в зеркале пенала, Маины глаза в ужасе округлились. Юка оглянулась вокруг невидящим взглядом и, потеряв координацию, рассыпалась метелью прямиком на лоджию, попутно обрызгивая мебель и стены снегом. Температура в квартире упала. Мая побежала открывать Мише дверь.

Спустя время на пороге появилась незадачливая фигура. Миша помедлил, прежде чем перешагнуть порог, уловив запах «дамы сердца», — морозный и свежий, с нотками цитруса. Его большие, глубоко посаженые синие глаза взволнованно забегали по прихожей, он предвкушал встречу.

— Ты проходи, Мишутка, сейчас она подкрасится, — сказала Мая, подталкивая Мишу, хищно рыскавшего взглядом по всем темным углам, как если бы Юка была мышью. — А у нас тут домашний гусь!

Услышав свое прозвище, гусь налил глаза красным, высветлив оперение. Мая ринулась на лоджию.

— Какая няша! — раздался восторженный возглас.

Тем временем Юка вышла из образа, теперь она всматривалась вдаль из окна. Мая тихо приблизилась, направив на нее открытый сияющий взгляд. Юка расстроенно молчала. Она не понимала, почему с ней постоянно что-то происходит. Голова кружилась, а перед глазами двоилось и видоизменялось.

Гусь едва сдерживался, чтобы не заговорить, так как его субъективные знания об обычных гусях сводились к передразнивающему каламбуру, от которого он отказался, чтобы не упасть до их уровня. Когда Миша попытался его погладить, он по-человечески закачал головой, попятившись. Сестры тихо смеялись, подглядывая из-за двери.

Спасаясь от Миши, Рокосуд увидел сестер, вытаращил на них вопрошающий взгляд и громко загоготал. Переключив внимание, Миша вцепился глазами в Юку. Почти сразу Юка пошла отвлекать Мишу демонстрацией квартиры, не желая выставлять чувства напоказ.

Сидя за столом и наблюдая за метавшимся по кухне гусем, причитавшим: «Время, время! У нас мало времени!», Мая вспоминала эпизоды из жизни, которые, она была уверена, не проживала. Вскоре гусь утихомирился, заметив прицеленный взгляд Маи.

Вернулись Миша с Юкой; по их виду можно было заподозрить состоявшийся поцелуй: Миша сбился в комок мужества и силы, выпрямился и словно бы воспарил; Юка отводила глаза, не желая пересекаться ни с кем взглядом, — она испытывала смущение и непонятную легкость, раскрепостившую ее мимику. Миша, неловко возвышаясь над ней, удерживал ее за кончики пальцев крупной вспотевшей ладонью.

11:00

В головах сестер зазвучали невыносимые звуки сирены; Рокосуд едва не попался, успев вскрикнуть:

— Как?

Пытаясь прикрыть гуся, Мая продолжила, оглядываясь на Мишу:

— Как же хорошо, что мы снова все вместе, но нам пора!..

Едва выдерживая звуки в голове, она просияла, излучая участливость и тепло.

Юка выпроводила Мишу, взамен пообещав ему помахать сверху, «что бы ни случилось». С его уходом она сдулась, придя в себя.

— Когда уже летим? — осведомилась она, с трудом выдерживая сигнал в голове.

Гусь развел крылья, изогнув шею по направлению к лоджии, издав неприятный звук: «Га-ак!»