Записки кисейной барышни

Домна Токмина

В этом любовно-историческом авантюрном романе описаны судьбы двух девушек из разных эпох. Одна с легкостью разбрасывает врагов и спасает жениха, другая может только мечтать об этом. Она проходит путь одиночества и, наконец, получает подарок судьбы по имени Васенька, которого полюбила за его страдания. Но, как оказалось, Васенька – и есть эпицентр всех бед. Однако, так ли слаба кисейная барышня? То, что она пережила, мог бы выдержать не каждый. Спасает юмор и вера в то, что встретит своего настоящего мужчину.

Глава 6. Федора

— Нянюшка, вот как придет любовь, так сразу почувствую, что это — моя половинка, — попыталась девушка успокоить Матрену.

— От этой любви горе одно да страдания. Глупость это девичья, — не соглашалась женщина.

— Выйти замуж без любви я не могу, лучше в старых девах умереть, — не соглашалась Федора.

— Старость незаметно приходит, но быстро. Сама не заметишь. Кажется, что вся жизнь впереди. А тут, на пороге уже она с косой поджидает. Вот как мне помирать, если ты не пристроена? — не сдавалась Матрена.

— Значит, тебе придется долго ждать и жить, — обняла Федора свою старую нянюшку, заменившую ей мать.

— Но чего ты ищешь, девочка моя? — выпытывала Матрена.

— Он должен хоть чем-то напоминать моего отца. Это — человек редкостный, такого второго вряд ли встречу, — покачала головой Федорушка.

Действительно, Василий Александрович был человеком уникальным. Смолоду он много путешествовал по разным странам, подолгу жил в этих местах, изучал их язык, культуру, делал замечательные зарисовки обитателей. Только к сорока годам он решил осесть в своем поместье. Ему сосватали простую, добрую девушку, которая безмерно его любила, никогда не перечила и не вмешивалась в его дела и увлечения. А увлечения у него, одно сменяло другое: то пытался вести раскопки в поисках древних поселений и кое-что, действительно, обнаружил, то пытался изобрести вечный двигатель. Много лет разрабатывал оружие, которое легко заряжается и одновременно стреляет в несколько мишеней.

Первым делом после женитьбы Василий Александрович дал вольную своим крестьянам, и они могли идти куда глаза глядят. Но, как ни странно, ни один, теперь уже вольный крестьянин, не покинул усадьбу.

Василий Александрович очень хотел сына, чтобы обучить его всему, что знал сам, чтобы воспитать достойного приемника его идеям, но родилась дочь. Когда отец увидел этого ангелоподобного ребенка, смотрящего на него внимательно большими слегка удлиненными глазами цвета морской волны, он в восторге воскликнул:

— Какие у этой малышки необыкновенные глаза! В зависимости от настроения они меняют цвет — то зеленые, то синие, то голубые — русалочьи глаза. Я назову ее Ундиной.

Но священник категорически отказался нарекать ребенка именем, не занесенным в Святцы:

— Только через мой труп назовешь ребенка нехристианским именем. Вот тебе на выбор имена, или назову сам, — кричал священник так, что гасли свечи.

Но барин стоял на своем. Тогда священник, вопреки воле родителей, окрестил ребенка Федорой.

— Что ж, «богом данная» в переводе с греческого, — грустно и с неохотой согласился отец Федоры.

Но, несмотря на это, наедине отец всегда называл дочку Ундиной.

Чтобы ребенок попусту не тратил время, родитель построил школу, где сам и преподавал. А чтобы Ундине было не скучно и интересно учиться, набрал в класс крестьянских детей, где учил их читать, писать и, кроме того, по четыре иностранных языка — по желанию.

Сам же Василий Александрович знал не менее двадцати языков и диалектов, поэтому ничего удивительного не было, что в этом поместье дети свободно могли разговаривать, например, на французском, итальянском или китайском.

Ундина воплотила в себе все замыслы отца, которые он ожидал от, так и не появившегося сына. Она интересовалась философией, математикой, литературой, историей, свободно владела всеми языками, что знал ее отец. Да и характером она больше походила на мальчишку-сорванца, чем на барышню на выданье. Могла стоя скакать на лошади, саблей рубила тыквы на колышках как лихой казак. По деревьям не лазала, а летала как белка и в сражениях, даже с мальчишками всегда выходила победительницей.

— Да где же это видано, — иногда ворчала нянюшка, — чтобы девушка по деревьям лазала, словно обезьяна?! Ты бы, Василий Александрович, учителя нанял танцам ее обучить, да на фортепианах играть.

Под напором няни барин пригласил учителя музыки и танцев. Федора и здесь показала себя с самой лучшей стороны — все ей давалось легко. Наделенная многими талантами, девочка обладала столь же необыкновенной красотой: стройная, небольшого роста, с фигурой фарфоровой статуэтки, она казалась хрупкой, но это было обманчивым впечатлением.

Когда кто-либо впервые встречался с ней, оставался под сильным впечатлением. Поражал ее гипнотический взгляд: под длинными пушистыми ресницами скрывались необыкновенные чарующие глаза; небольшой слегка вздернутый носик, пухлые губки, черные, красивой формы брови и нежно-розовая кожа, которая бывает только у блондинок, дополняли этот образ небесной красоты.

Но когда девушка распускала свои волосы цвета лунного сияния, падающие волнистым каскадом до пят, казалось, что время остановилось, — хотелось все время любоваться этим необыкновенным, волшебным видением.

Однако, при всем своем превосходстве Ундина была девушкой простой, добросердечной и не чванливой, как большинство ее ровесниц из столь же знатных семейств.

— Иди, барышня, переоденься, а то гость подумает, что тебе надеть нечего, — осуждающе поглядела на свою воспитанницу няня.

Федора любила гулять в крестьянской одежде, которая не стесняет движения. Спорить она не стала и поднялась в свою комнату.

— Что надеть? — гардероб был полон новомодных нарядов, заказанных у лучших портных. Но платья после доставки их в поместье, так и оставались нетронутыми — наряжаться было некуда.

— Надень это, — протянула Дуняша сине-зеленое платье с нежными причудливыми цветами.

Она тщательно расчесала густые волосы хозяйки, чуть отошла в сторону и с благоговением в голосе произнесла:

— Красота неписаная! Ну, сегодня точно сосватают.

— Не загадывай заранее. Я гостя еще не видела и не разговаривала с ним, — пресекла она фантазии служанки.

— А Василий Иванович до чего красив, вот бы пара была прелестная! — размечталась Дуняша, мысленно уносясь в то, как в их церкви проходит венчание.

— Какой еще Василий Иванович? — поинтересовалась Федора.

— Как какой? Я целый час тебе рассказываю, гость ваш. Кто еще! — возмутилась Дуняша.

— Извини, я просто задумалась, — в тот момент хозяйка мечтала вовсе не о госте, а о новом изобретении отца.

— Только умоляю — не умничай, поглупее держись, а то разведешь философию, жених и сбежит как намедни Афанасий Петрович, — чуть не умоляла ее Дуня.

Действительно, не так давно заезжал помещик с сыном по какому-то пустячному поводу.

Ясное было, — хотели убедиться, насколько рассказы о красоте Федоры соответствуют действительности. Девица, не ожидая гостей, влетела в гостиную в одежде крестьянки. А когда была представлена гостям, от неловкости вдруг завела беседу о Конфуции, чем сильно смутила собеседников, которые, похоже, понятия не имели, о ком идет речь. И, едва отобедав, в спешке скрылись.

Слуги потом смеялись, вспоминая, что говорил Афанасий Петрович сыну:

— Найдем девушку попроще. Эта хоть и красива, но чудаковата.

Федоре нравилось, когда при виде ее гости первое время теряли дар речи и открыто любовались ею. И хотя она себя красавицей не считала, ей это ощущение приходилось по душе.

Конец ознакомительного фрагмента.