Картофельный обряд

Дмитрий Шадрин

Обстоятельства вынуждают незадачливого скрипача обучиться игре на инструменте от Молоха. Перед тем как исполнить на таком инструменте одну мелодию для одного человека, нужно совершить картофельный обряд.

3

Паленов и Скорик курили на площадке между третьим и четвертым этажом. Вспыльчивого Паленова за глаза называли Володя Бешеный. Заторможенный прихрамывающий Скорик откликался на прозвище Коля Скорый.

Скорик стоял, прислонившись спиной к стене, сонно помаргивал и давился зевками. Он весь день сажал картошку. Теперь все тело Скорика ныло от усталости, ломило поясницу и перед глазами чернели картофельные грядки. Скорика преследовал запах сырой земли и голос Пал Степаныча Комолых, который и подрядил Скорика в качестве батрака. «Еще немного, Скорый, еще чуть-чуть, последний бой он трудный самый!» — с насмешливой улыбкой поторапливал Комолых Скорика, который корячился с лопатой и обливался потом.

Скорик оглядывался, видел за спиной невозделанное поле, которое чем дольше и тяжелее Скорик работал, тем шире оно становилось. Во всяком случае, так казалось Скорику. Но, измотав и выжав Скорика, поле все-таки закончилось. И вот теперь осоловелый Скорик стоял, привалившись к стене, зевал и помаргивал.

— И сколько он тебе заплатил? — спросил Володя.

Скорик назвал сумму.

— Вот крохобор. Вот жучара, — Володя в сердцах бросил окурок. — Таких как он надо давить и давить, — Володя с ожесточением растоптал дырявым ботинком бычок, словно это был крохобор и жучара Комолых. — Не надо было тебе соглашаться.

— Ну, тогда бы он нашел кого-нибудь другого. Мало что ли желающих, — философски возразил Скорик и зевнул.

Метнув на Скорика сердитый взгляд, Володя передернулся и подошел к окну. В широком сквере кружились на самокатах подростки в дырявых джинсах. За сквером красовался, важничал и тянулся к небу отель «Огнереченск», манил неоновым огнями ресторан высокой кухни «Амадей». У ресторана выстроились в тесный ряд дорогие иномарки: лексусы, мерсы, ауди, порше… Глядя на иномарки, на широкие темные окна ресторана, Володя спросил себя: «Почему я здесь, а не там?» Почему не он? Ведь было же такое мутное время, когда и он тоже занимался бизнесом, подавал кое-какие надежды, продавая китайские пуховики, турецкие кожанки, польские яблоки. Но потом все пошло наперекосяк. Он запил, пустил по ветру капитал. Так сказать, проел семенную картошку и остался на бобах. И вот теперь он здесь, на площадке, а не там, в «Амадее». Не он ест лобстеров и запивает дорогим коньяком. Нет, не он. У Володи началось обильное слюноотделение, заворчал пустой желудок, и в груди зашевелилось что-то темное и клубящееся, словно Володя надышался мороком и мраком. Володя что-то пробормотал.

Клевавший носом Скорый, который в полусне барахтался и тонул в картофельных грядках, встрепенулся:

— А? Что? — часто и сонно моргая, проговорил он.

— Почему одним все, а другим ничего? — спросил Володя.

— Ну… — Скорый почесал затылок, не зная, что сказать. — Это ведь… в общем-то… — Скорый с вздохом зевнул. — Мм да… короче… — и опять зевнул.

— Дай закурить что ли, — сказал Володя.

Скорый с неохотой выудил из кармана куртки мятую пачку с изображением верблюда на лицевой стороне и черными легкими на заднике. Напоминанием о картофельных грядках из кармана посыпалась земля.

— Ты что в кармане решил картошку посадить? — Володя усмехнулся и выбил последнюю сигарету из пачки. Смяв пачку, Палёнов бросил ее в угол. Володя закурил, затянулся и, вернувшись к окну, выдохнул дым. Угрюмо глядя на «Амадей», он спрашивал себя, как будто расчесывая ментальную болячку: почему он здесь, а не там? Как так получилось, что вся его жизнь пошла под откос и коту под хвост? Почему ему приходится влачить жалкое существование, когда другие живут на полную катушку и радуются жизни?

— Что там? — позевывая и борясь с сонной одурью, спросил Скорик.

— Что там?! Что там?! Там жизнь! — Володя выругался, швырнул дымящуюся сигарету на пол и стал с ожесточением топтать ее, словно это была не сигарета, а мокрица.

Опомнившись, Володя уставился на коричневатое крошево под ногами.

— Ну вот. Последняя сигарета, — с сожалением сказал Скорик и, прижав затылок к стене, закрыл глаза. Он опять стал тонуть в картофельных грядках. Они втягивали в себя. Скорик почувствовал, что превращается в клубень. Издалека или откуда-то сверху, с поверхности земли до Скорика донесся голос Палёнова:

— Закурить не найдется? — спросил Володя.

Содрогнувшись, Скорик открыл глаза и опять оказался на площадке между третьим и четвертым этажами. Володя преграждал путь незнакомцу. Запавшие глаза незнакомца смотрели в пол. Он сильно сутулился. В правой руке он держал скрипичный футляр.

— Не курю, — сказал незнакомец, все так же глядя в пол.

— Спортсмен что ли? — спросил Володя. На его лице задергалась злая усмешка.

Незнакомец ничего не ответил и тихо проскользнул между Володей и перилами.

Палёнов угрюмым тяжелым взглядом проводил незнакомца, который быстро поднялся на четвертый этаж и пропал из вида за лестничным пролетом.

— Не курит он, — горько усмехнулся Палёнов. — Слышал, как он мне ответил?

— Как? — Скорик зевнул.

— Так, будто я не человек, а какой-то… картофельный клубень.

— А может он и правда не курит.

Паленов подошел к окну и уставился на «Амадей».

— Не человек, а картофельный клубень, — с тоской пробормотал Володя, наблюдая, как иномарка, похожая на разбухшую серебристую каплю подплыла к ресторану. Из машины вышел порывистый человек с серым плоским лицом похожим на бульдожью морду. За ним выпорхнула красавица с утиными губами навыворот и рыжими волосами, уложенными с нарочитой небрежностью. Бульдожья морда что-то сказала рыжей спутнице. И та ответила улыбкой продавщицы. Бульдожья морда с довольной улыбкой посмотрела на небо, как бы говоря небу, что жизнь удалась.

— Что ты сдох, — пробормотал Палёнов.

Раздался еле слышный глухой хлопок, как будто стукнули выбивалкой по пыльному ковру. Бульдожья морда покачнулась и повалилась на асфальт. Рыжая красавица закричала, ее лицо стало некрасивым. Она побежала прочь, подвернула каблук, споткнулась, упала, выронила сумочку. Вскочила, побежала, прихрамывая и размахивая руками, словно делала зарядку.

Застыв у окна, Палёнов смотрел и не верил своим глазам. Не спит ли он? Не мерещится ли ему черти что?

— Что там? — откуда-то издалека донесся голос Скорого. Вздрогнув, Палёнов отшатнулся от окна. — Ты чего такой? Что там такое? — оторвавшись от стены, Скорый подошел к окну. — Чего это все там мечутся? — Он зевнул.

У Паленова пересохло во рту, он нервно сглотнул. Страшно захотелось закурить.

— И кто теперь картофельный клубень? Кто теперь клубень? А? — Палёнов лихорадочно засмеялся.

— Да ты чего? — Скорый озадаченно вытаращился на Паленова.

— Дай закурить! — сказал Палёнов, чувствуя, что его потряхивает.

Скорый с сожалением посмотрел на раздавленную сигарету и скорбно вздохнул.

— Это была последняя.

— А! Чтоб тебя! — раздосадованный Палёнов махнул на Скорого рукой и заметался от стены к стене.

Остановился, увидев незнакомца, который со скрипичным футляром тихо сбегал по лестнице.

— Закурить! — потребовал Палёнов, словно незнакомец был ему должен.

— У меня нет, — глядя под ноги, пробормотал незнакомец.

Он попытался прошмыгнуть мимо Палёнова. Но тот опять преградил ему дорогу.

— Что-что? — завелся Палёнов. Он побагровел, его глаза сузились и сверкнули. Лицо исказилось.

— Что ты там бормочешь?

— Дай пройти, — сказал незнакомец.

— Чего-чего? — Палёнов затрясся, превращаясь в Володю Бешеного. — Ты как со мной разговариваешь?

— И как же? — глядя в пол, незнакомец переложил футляр из руки в руку.

— Так словно я не человек, а… а… — Палёнов запнулся, задыхаясь от бешенства.

— Там прям какая-то катавасия, — сказал прильнувший к окну Скорик.

— Словно я клубень картофельный! — выпалил Палёнов.

Незнакомец оторвал глаза от пола, пристально посмотрел поверх головы Палёнова и усмехнулся.

— А разве не так?

Палёнов содрогнулся, словно его ударили. Он вскипел. В глазах у него потемнело.

— Ах ты… — Палёнов выругался и пнул скрипичный футляр.

Щелкнув замками, футляр раскрылся. Но вместо скрипки там лежала складная винтовка с оптическим прицелом. Палёнов оцепенел, вытаращив глаза. В голове у него помутилось, зашумело. Там как будто бы закружился мушиный рой. Внезапная острая боль пронизала Палёнова. Мертвенные глаза незнакомца обдали Володю холодом и припечатали к полу. Палёнов почувствовал себя сигаретой, которую размазывают по бетону, превращают в крошево.

«И это все?» — промелькнуло в угасающем сознании Палёнова.

«Это все», — ответили ему ледяные глаза незнакомца.

На Палёнова пахнуло сырой землей, и он растворился в кромешной тьме.