Прикосновение Хаоса

Дмитрий Цветков, 2019

Как случайное событие может изменить жизнь? Происходит ли это само собой или кто-то вмешивается в привычный ход вещей, тем самым подталкивая, к заранее уготовленному пути. Александр Венский и Игорь Ридгер, оба бывшие кадровые офицеры Российской армии, неожиданно попадают в сложную и запутанную ситуацию. Разные по характеру и образу жизни люди сталкиваются с проблемами, источник которых – один и тот же человек, мистическим образом, оставшийся в живых, после точного выстрела Венского. Водоворот проблем, который казалось бы должен стать фатальным для обоих, неожиданно открывает перед Венским и Ридгером, совершенно иную реальность. Под контролем тех, кто не может назвать себя человеком, с героями происходит нечто странное и то, что являлось первостепенно важным, уступает место ничего не значащим ранее вещам и событиям. Теперь выбор между жизнью и смертью они смогут сделать лишь, приняв или отвергнув новые правила, навязанные незримым кукловодом.

Пролог

Он всегда появляется там, где нужен. Встречи с ним неизбежны. Его визиты неожиданны, а действия непредсказуемы. Он бесстрастен и неумолим. С ним невозможно договориться, его нельзя ни о чем просить. Он всегда прав и не нуждается в советах. Он стальной стражник, посланный небом следить за исполнением неизбежного. У него нет лица, нет голоса — лишь смутный, туманный, изменчивый образ. Он прекрасен и безобразен; он не ищет веселья, далек от уныния. Он строго определяет границы дозволенного. Не пытайтесь его понять, не вздумайте с ним спорить, не пробуйте его обмануть. Он знает, что такое обман и ведает о безысходности споров.

Суть его миссии не подвластна вашему примитивному сознанию. Его цель — любовь, его идеал — красота. Его суть — истина. Его крылья безмерно велики, их тень скрывает пороки и слабости, силу и добродетель. Его огненный взгляд прожигает насквозь, его сверкающий меч причиняет боль, а боль приносит искупление. Он всегда один, и его вечно великое множество. Вам придется подчиниться его воле, вы станете игрушкой его абсолютного холодного разума. Его действия порой жестоки и безжалостны, но они не ведают зла, ибо он знает, что такое зло, и сделает так, чтобы и вы познали это и ужаснулись собственной ничтожности.

Тот, по чьей милости он прибыл к вам, наделил его безграничным могуществом, но он никогда не использует его по собственной прихоти. Он исполнитель великой воли, он несет божественную мудрость.

Как смертельно заблуждается тот, кто считает, что он поможет; как глуп верящий в его милосердие. Он страшен, он жесток, он коварен. Он превратит ваше существование в ад. По его милости вы пройдете все, что уготовано для вас свыше. И путь этот будет долог и мучителен. Его не заботят ваши страдания. Он будет неистово истязать ваше тело, поскольку преследует лишь одну цель, не гнушаясь ради нее никакими средствами. И действия его покажутся вам изуверскими. Но это лишь иллюзия — иллюзия бледного немощного страха, иллюзия мучительной боли и горького несчастья, дарующая бесконечную свободу и несущая вечное благо. Он знает, он слышит, он ведает, ибо он…

1

Александр Венский остановился на площади перед башней Цитглогге. Задорный крик петуха нарушил обычно царящее здесь чинное спокойствие, а в эркере под знаменитыми астрономическими часами Каспара Бруннера задефилировали фигурки сказочных персонажей, из которых Александр доподлинно опознал только медведей.

— Без четырех три, — тихо проговорил он, сверяя время на своих часах с бернскими. Александр знал, что петушиное пение раздается ровно за четыре минуты до наступления каждого часа.

Он не был большим знатоком истории и архитектуры, но старался ознакомиться с основными достопримечательностями стран и городов, в которых ему довелось оказаться. Это позволяло хотя бы на время почувствовать себя беспечным туристом, наслаждающимся местной культурой, историей, кухней и прочими радостями, которые могут прельстить человека, не обремененного делами.

Александр часто бывал за границей, и в большинстве случаев эти визиты являлись отнюдь не праздными. Он выезжал за пределы родины для того, чтобы выполнить порученную работу, на которую обычно уходило не более трех-четырех дней. И хотя он не отличался сентиментальностью и излишним романтизмом, все же выбирал время для осмотра исторических памятников и популярных среди туристов мест.

В этот раз в его личном распоряжении было порядка трех часов. Александр еще несколько минут полюбовался башней с диковинными часами, а затем неспешно двинулся по улице Крамгассе. Он с интересом рассмотрел Медвежий фонтан, представляющий собой скульптуру медведя в шлеме, с заткнутыми за пояс мечами, который гордо держал в одной лапе знамя, а в другой — щит. Посетил дом-музей Альберта Эйнштейна, где тот изложил знаменательную теорию относительности, приоткрывшую перед человечеством завесу над устройством мироздания. В католическом соборе Святых Петра и Павла он присел на скамеечку в одном из последних рядов и закрыл глаза, чтобы глубже проникнуться умиротворенной атмосферой священного места. Александр не был верующим, но, как и все, в глубине души надеялся, что Бог есть, несмотря на то, что в жизни часто сталкивался с вещами, с трудом отождествляемыми с божьим промыслом.

Александр разомкнул веки, поднял голову, посмотрел на сводчатый купол, глубоко вздохнул, чтобы напоследок поглубже вобрать в себя атмосферу храма, и вышел на улицу. Еще около часа он бродил по старинным бернским улочкам, затем, изрядно проголодавшись, зашел в ресторан. Неплотно, чтобы его окончательно не разморило, поел, расплатился по счету, оставив щедрые чаевые, и направился к стоянке такси. Через двадцать минут Александр рассчитался с таксистом, покинул машину, прошел метров триста и заглянул в небольшой антикварный магазинчик.

— Добрый день, мистер Лукас, — обратился он к пожилому швейцарцу за прилавком. — Мое имя Ганс Гюстав. Для меня должны были оставить посылку.

Швейцарец внимательно рассмотрел гостя. Затем удалился и через минуту появился вновь, держа в руках черный кожаный чемоданчик.

— Благодарю, мистер Лукас, — с почтительной улыбкой произнес Александр и взял из рук старика предназначенную ему вещь.

Затворив за собой дверь магазина, он снова остановил такси. Через десять минут водитель припарковал машину по указанному им адресу. Александр взглянул на часы, удовлетворенно кивнул самому себе в подтверждение того, что действует четко по установленному графику, вышел из такси и уверенно зашагал по тротуару.

Никто не заметил, как ровно в семь вечера человек юркнул в подъезд дома, фасад которого украшали затейливые колонны и каменные фигуры рыцарей в доспехах, расположившиеся под самой крышей. Поднявшись по лестнице на четвертый этаж, Александр подошел к двери и открыл ключом входной замок. Замер на несколько секунд, прислушиваясь к тишине: квартира была пуста. Он прошел в комнату и аккуратно, чуть отодвинув занавески, направил пристальный холодный взгляд на улицу.

Внизу, на противоположной стороне, хорошо просматривался вход в отель «Леон». Александр раскрыл чемодан.

Людей перед отелем почти не было. У парадного входа стоял припаркованный лимузин с заведенным двигателем. Двое крепких парней появились из дверей отеля. Один из них подошел к машине, заглянул в боковое стекло, что-то жестом показал водителю и принялся внимательно изучать улицу и близлежащие здания. Второй остался у входа. Когда первый парень закончил осмотр и дал команду второму, тот распахнул дверь отеля и пропустил вперед мужчину. Высокий, худощавый, в щегольском сером костюме, он направился к лимузину, беззаботно болтая по мобильнику и словно не замечая тех, кто обеспечивал его безопасность. Второй парень последовал за ним, озираясь по сторонам и опытным взглядом сканируя короткий маршрут. Первый телохранитель уже открывал заднюю дверь автомобиля, предоставляя своему подопечному беспрепятственный доступ в салон.

Перед тем как сесть в машину, человек в сером костюме закончил разговор по телефону, убрал его в карман пиджака и неожиданно, словно повинуясь команде, поднял голову и посмотрел на окно, за которым Александр уже начал приводить в движение спусковой механизм снайперской винтовки. Взгляды их на мгновение встретились, и Венскому показалось, что вызывающая улыбка жертвы была адресована именно ему.

В следующий момент приглушенный хлопок разогнал тишину квартиры, в которой киллер в легком замешательстве нажал на спусковой крючок. У входа в отель «Леон» высокий худощавый человек рухнул на асфальт как подкошенный, забрызгав кровью из простреленной головы своих охранников для пущего ощущения их беспомощности.

Александр в этот раз на несколько секунд дольше, чем обычно, задержался на огневой позиции, шокированный неожиданным взглядом и кажущейся улыбкой жертвы. Освободившись от короткого замешательства, он аккуратно положил на пол оружие и направился к выходу. Через двадцать секунд он уже садился в припаркованный к черному входу джип, а через минуту выехал на параллельную улицу, уверенно удаляясь от места происшествия.

***

Дорога до Женевы заняла более двух часов. Прибыв в город, Александр бросил машину на окраине, на такси добрался до железнодорожного вокзала и сел в поезд до Милана. Разместившись в удобном кресле скоростного экспресса, он откинулся на спинку упругого сиденья. Живописные швейцарские пейзажи замелькали в окне вагона. Вскоре веки потяжелели, и сладкая дрема закружилась в голове Александра калейдоскопом приятных мыслей.

Но в один миг что-то тревожное и холодное бесцеремонно выдернуло его из сладостного забытья. Он широко раскрыл глаза и будто наяву увидел то, что случилось в Берне — человек, который несколько часов назад был мишенью, отчетливо улыбался за мгновенье до своей смерти. Это не было случайностью. Сейчас Венский ничуть не сомневался, что несчастный смотрел именно на окно, из которого был сделан выстрел, и дьявольская улыбочка предназначалась именно ему — ему, убийце.

За все те годы, которые Александр посвятил беспощадному ремеслу, он ни разу не посмотрел в глаза своей жертве. Не потому, что боялся, а просто не относился к объекту как к человеку, как к личности. Он всегда видел перед собой лишь неодушевленную куклу, мишень. Разве кто-то переживает из-за точного попадания в безликую цель; разве кто-то мучается от укоров совести, произведя великолепный выстрел в яблочко? Он давно привык убивать, еще со времен службы в рядах Российской армии. И всегда, когда стрелял в человека, перед глазами был лишь объект, враг, нелюдь, а нелюдей необходимо уничтожать. Нельзя испытывать чувства к врагу. Его нельзя любить, нельзя ненавидеть, ему нельзя смотреть в глаза, нельзя задумываться о том, что движет недругом, и какие эмоции он испытывает. Только так можно остаться в живых и не сойти с ума от угрызений совести, вспоминая предсмертный человеческий взгляд.

Теперь, когда война переместилась из гор, ущелий, пустынь, полуразрушенных городов и поселков на улицы мирных, на первый взгляд, регионов, он относился к приказам и поставленным перед ним боевым задачам так же, как и раньше — холоднокровно и профессионально.

В этот раз что-то пошло не так. Тот человек знал, что за окном противоположного дома сидит стрелок; знал, что последует выстрел, но вместо того, чтобы спрятаться, просто стоял, ожидая смерти, и улыбался, разглядывая своего палача. «Почему не бежал? Почему не сказал охране? Почему вообще вышел из отеля? Почему? Почему? Почему! — судорожно размышлял Александр, стирая ладонью пот со взмокшего от волнения лба. — Он же знал, что я буду стрелять! Знал! Я же видел это! Чего ждал, почему улыбался?»

Пейзаж за окном в одночасье сделался унылым и серым. Больше не было уютной и красивой страны — вместо нее за пыльным стеклом мелькали взъерошенные ветром деревья, непрочные, словно картонные, постройки и чужое пасмурное небо. С глубоким вздохом Александр резко откинулся на спинку сиденья, стараясь усилием воли успокоить встревоженное воображение: «Я просто устал. Мне необходим отдых. Мне просто нужно расслабиться».

На войне боевые товарищи часто делились с ним странными, полумистическими историями. Тогда, слушая их с едва заметной скептической улыбкой, Венский четко понимал: это плод перевозбужденного и утомленного сознания, иллюзия восприятия. Так он решил и сейчас.

По прибытии в Милан, Александр прямо с вокзала взял такси до аэропорта, откуда ближайшим рейсом вылетел в Москву.

2

Бизнес Ридгера последнее время шел в гору. Несмотря на финансовый кризис, накрывший мир в начале XXI века, Ридгер сумел преумножить свое состояние. Он вовремя понял: остаться на плаву сумеет тот, кто точнее оценит ситуацию и предпримет действия, направленные не на удержание устоявшихся позиций, а на захват стремительно освобождающихся мест под солнцем. Те, кто поддался рыночной панике, кто судорожно начал защищаться, обречены на крах, а таких горе-бизнесменов оказалось немало. Их предприятия и организации зашатались и начали разваливаться на части — сначала медленно, а затем все стремительнее и стремительнее.

Ридгер со времен своего военного прошлого знал, что оборонительные действия ведут лишь к поражению. И даже если оборона грамотная и укрепления мощные, то падение можно только отсрочить, но оно неминуемо произойдет. Поэтому он всегда атаковал, а защиту рассматривал как период для подготовки следующего удара. Игорь никогда не паниковал, никогда не опускал руки и всегда старался бить первым. А бить по слабым хоть и не совсем честно, но зато очень эффективно — и сил не тратишь, и время экономишь.

В период кризиса Игорь Ридгер не стал спасать существующий бизнес. Он много потерял на реализации ненужных активов, зато много выиграл от покупки крайне перспективных проектов, нуждающихся в финансовой помощи. И если принадлежащее ему имущество и компании он продал за треть их докризисной цены, то приобретения сделал на сумму в десятки раз меньшую их реальной стоимости. Формирование копеечной цены будущей собственности Ридгера не обошлось, конечно же, без его личного участия. Оставаясь в тени, он старательно создавал вокруг испытывающих серьезные трудности компаний еще более неблагоприятные условия. А когда хозяева окончательно вылетали в трубу, неожиданно появлялся и предлагал свою помощь. Помощь была небескорыстной и даже несправедливой, но бизнес есть бизнес, и тот, кто отвергает его жесткие правила, никогда не доберется до намеченных высот, а если волею судьбы и доберется, то долго на них не задержится.

Этот грабительский метод ведения дел придумал не он, поэтому пример Игоря никогда не попадет в учебники и практикумы по экономике. Заслуга Ридгера состояла лишь в том, что он, во-первых, не растерялся и не запаниковал, а во-вторых, вовремя осознал, что кризис — это не что иное, как передел устоявшихся правил и механизмов. А если что-то начали делить, то в результате непременно появятся и обделенные, и оставшиеся в выигрыше. Ридгер знал, к какой категории себя определить. Он с расчетливостью и выдержкой дикой кошки незаметно подкрадывался к жертве, кропотливо и старательно, как паук, оплетал ее сетью интриг, изворотливо и хитро, как змей, просачивался сквозь искусственно созданные им обстоятельства, оставаясь кристально чистым, а приблизившись к цели на расстояние атаки, бульдожьей хваткой вгрызался в горло. Инстинкт хищника, помноженный на многолетний опыт воина, подкрепленный житейской мудростью и природной верой в собственную непогрешимость, позволял получать почти все, что он для себя наметил.

Финансовые интересы Ридгера распространялись на многие направления бизнеса. Он владел коммерческой недвижимостью, предприятиями по переработке древесины, сетью ресторанов, несколькими гостиницами и медицинскими клиниками. Любой, кто со стороны наблюдал его стремительное восхождение к вершинам российского бизнеса, мог бы причислить его к самым успешным людям настоящего времени, если бы не одно но — Ридгер не умел делиться. Он редко шел на компромиссы. Полностью отвергал заискивания перед более влиятельными людьми и государственными чиновниками, которые нередко бывают крайне необходимы в лоббировании личных интересов. Основанием для этих принципов служили отнюдь не представления о чести или о неприемлемости коррупции, а непомерная гордыня. Он считал всех людей, за редким исключением, слабыми, глупыми и безнадежно серыми. Именно такой подход помогал выжить, и именно он не позволял достичь положения человека, безупречно вписывающегося в систему, которая вроде бы и принимала его, но не допускала к основным механизмам из опасений, что подобный персонаж в определенный момент времени станет непредсказуемым и неконтролируемым.

Ридгер не был глупцом, но некоторые вещи не находили у него понимания. Он не желал подстраиваться под обстоятельства, считая, что никто не в праве его учить или оказывать на него влияние. Недостойны! Он был уверен в своей правоте, он был слишком уверен в себе.

— Катя, пригласи ко мне Северцева.

— Альберт Оскарович будет через пять минут, — ответила по громкой связи секретарь.

Ридгер встал из-за стола, подошел к бару, достал красивую пузатую бутылку коньяка, два больших бокала и вернулся на свое рабочее место.

— К вам Альберт Оскарович.

— Пусть заходит, — Ридгер плеснул коньяк в бокал, сделал глоток, неторопливо покатал спиртное во рту. Проглотил. — Меня полчаса ни для кого нет.

— Конечно, — понятливо ответила секретарь.

Дверь в кабинет отворилась, и начальник службы безопасности Северцев уверенно шагнул через порог.

— Разрешите, Игорь Георгиевич?

На вид Северцеву было лет тридцать пять. Среднего роста, телосложения спортивного, но скорее сух, чем плотен. Лицо простое, даже слишком. Жидкие волосы, зализанные на бок, тщательно скрывали появляющуюся лысину. Внешнее сходство с человеком, принадлежащим к силовым структурам, на взгляд любого обывателя, в нем отсутствовало напрочь. Но это была лишь видимость.

Ридгер тщательно подбирал человека на должность начальника службы безопасности, и из довольно приличного числа кандидатов остановил выбор именно на нем. При всей внешней неказистости и невзрачности Северцева, за его плечами были десятки боевых операций, разработанных и выполненных безукоризненно. Он был фанатично предан делу, пунктуален и аккуратен. Отсутствие личной жизни и вообще неподвластность каким-либо эмоциональным проявлениям, отличали его от остальных. Северцев был темной лошадкой для всех, и Игорь Ридгер умело пользовался этим обстоятельством. Где он познакомился с Северцевым, и кем был последний до того, как стал работать на Ридгера, никто точно не знал, но слухи ходили разные.

— Проходи, Альберт, — Ридгер жестом предложил присесть за стол напротив. — Выпьешь?

Не дожидаясь ответа, он плеснул из бутылки коричневую жидкость во второй бокал и пододвинул его к Северцеву. Тот бросил короткий взгляд на коньяк и сразу же отвел глаза.

— Ну? — нетерпеливо протянул Ридгер.

Северцев положил на стол пухлый конверт.

— Здесь все.

Ридгер взял конверт, вынул оттуда пачку фотографий и стал просматривать одну за другой. На мрачном лице появилась кривая усмешка. Он откинулся на спинку кресла, бросил фото на стол, заложил руки за голову и облегченно вздохнул.

— А остальное?

— У нас, — кратко ответил Северцев.

Ридгер взглядом указал на бокал и удовлетворенно заключил:

— Теперь можно выпить.

Северцев кивнул. Взял в руки бокал и в один глоток осушил его.

От такого варварского обращения с коньяком Игоря слегка передернуло. Он поморщился, но не стал комментировать манеры личного цепного пса. С ироничной улыбкой он несколько секунд смотрел на Северцева, а затем снисходительно произнес:

— Можно на время расслабиться. Я доволен твоей работой.

Он вынул из ящика стола другой конверт — не столь пухлый, чем тот, который только что получил — и бросил на стол. Начальник службы безопасности молча сгреб конверт и, не заглядывая внутрь, отправил его во внутренний карман пиджака.

— Могу идти?

— Да, думаю, больше ничего срочного.

Альберт кивнул, встал и уверенным шагом направился к выходу.

Когда дверь за ним захлопнулась, Ридгер еще раз просмотрел фотографии. Несколько минут о чем-то размышлял, а затем задумчиво проговорил:

— Эх, если бы за мной так следили, все было бы иначе.

3

Все встречи Александра Венского с руководством происходили исключительно на нейтральной территории. Его куратор — действующий кадровый офицер федеральной службы — был человеком довольно улыбчивым и открытым, если можно так сказать о сотруднике организации, чьи интересы он представлял. Встречи не носили системного характера и назначались лишь в случае появления у федеральной службы необходимости в услугах Венского. С куратором они были знакомы давно — со времен, когда оба открыто носили форму и погоны офицеров Российской армии, а Венский четко понимал, что делает и за кого воюет.

На последней войне Александр командовал ротой спецназа и считал за честь возложенную на него задачу. Он знал, что защищает Родину, людей и не сомневался в правильности выбора. Вернее, он даже не задумывался об этом. А если бы кто-нибудь стал обсуждать или, того хуже, осуждать его действия, то он не раздумывая заехал бы сопляку в морду — не сильно, а так, для ума, чтобы неповадно было совать свой нос туда, куда его совать не следует.

Но кто из военнослужащих не мечтает о мире? В свободное от боевых заданий и учебной подготовки время, Александр часто представлял себе, что будет, когда его война закончится. Опыта личной жизни у него практически не было, поэтому фантазия не скупилась на образы. Венский почему-то видел себя жителем российской глубинки. Видел, как уверенно следует за могучей лошадью, тащащей за собой здоровенный плуг. Твердо ступая по свежей борозде, он сильнее вдавливает плуг в землю, отчего лошадь фыркает, озирается, но упорно идет вперед. Вечером, уставший, он возвращается домой, где встречают жена и ребятишки. Двое — нет, трое — мальчишек и девочка. А он — защитник и кормилец… Но даже в сокровенных мечтах о мире Александр не представлял свою жизнь без войны. А светлые фантазии, которые так красочно рисовало сознание, были нужны лишь для того, чтобы отчетливее испытать непреодолимую тягу к битве. Но этого Александр пока не осознавал.

Куратор, как рядовой горожанин, сидел на прогретой солнцем лавочке, которая уже лет двадцать не покидала своего места на аллее Измайловского парка культуры и отдыха. Эта скамейка была неизменным местом встречи Венского с его куратором Заболоцким.

— Рад видеть тебя, — сдержанно, но приветливо произнес Андрей Заболоцкий.

— Взаимно, — сухо ответил Венский и присел рядом.

Заболоцкий протянул ему конверт.

— Благодарю за службу, — стандартная формулировка, как показалось Венскому, прозвучала слегка иронично.

Он сурово взглянул на куратора, убрал конверт в сумку и с интонацией, которую вряд ли позволил бы себе ранее, ответил:

— Служу России.

— Ты что-то не в духе. Есть проблемы?

— Да нет, — Венский опустил лицо и стал зачем-то рассматривать мысы своих ботинок.

Заболоцкий легонько толкнул его в плечо:

— А ну, рассказывай!

— Да нечего рассказывать, все прошло идеально. Можно сказать, по нотам.

Голос Венского казался спокойным, но ухо опытного профессионала мгновенно распознало едва уловимые нотки раздраженности. Будто рентгеновским взглядом Заболоцкий просканировал Венского, и его мозг выдал неутешительное заключение. Если бы подобная ситуация возникла лет десять назад, то Заболоцкий непременно прервал бы сотрудничество, установив за Александром круглосуточное наблюдение, а возможно, и подверг бы его серьезному допросу. Но времена изменились. Профессионалы подобного уровня приносили службе хорошие дивиденды, как политические, так и финансовые. Коммерческая составляющая, отсутствовавшая ранее, теперь попирала устоявшиеся за многие годы правила работы федеральной службы. И если в былые славные времена завидное для любой структуры страны государственное финансирование позволяло не беспокоиться о деньгах, то сегодня они были не менее важны, чем основное направление деятельности. Да и личные интересы отдельных сотрудников организации зачастую вставали в один ряд с государственными.

Андрей знал: Саша Венский за время службы не раз демонстрировал стальную волю и твердый, как камень, характер, но теперь он по какой-то причине взволнован и явно чего-то не договаривает, а значит, что-то внутри него дало сбой. И это было столь же очевидно, как то, что лавочка, на которой он много лет встречается с агентами, уже не нова. Но то, что ранее являлось табу, сегодня требовало компромисса, и Андрей Заболоцкий, полковник федеральной службы, являющийся экспертом высшего класса в своем деле, снова его искал.

— Что ж, по нотам, так по нотам, — задумчиво произнес он, а потом дружелюбно, словно не было напряженного раздумья, добавил: — Хорошо, отдыхай. Понадобишься — дам знать.

— Лады, — равнодушно отозвался Венский, не прекращая разглядывать свою обувь.

Заболоцкий протянул руку на прощание. Во время рукопожатия он еще раз заглянул в глаза Александра. Хотелось ошибиться, но… к сожалению, ничего утешительного для себя он в них не увидел.

Раскачивающейся походкой куратор удалялся от места встречи. Венский смотрел вслед и прекрасно понимал, что его взволнованность не осталась незамеченной. Но как ни старался он выкинуть из головы предсмертную улыбку своей жертвы, бросающей вызов неизбежности, не получалось.

— Черт подери! — выругался Венский.

Ему не нравилось это состояние. Но с неприятным чувством он пока ничего не мог поделать. Еще немного посидев на скамейке, он зачем-то снова посмотрел на ботинки, неторопливо встал и побрел в сторону выхода из парка.

4

В автомобиле Ридгера было комфортно. Он расположился на заднем сиденье, вытянув вперед ноги, и мечтательно смотрел сквозь тонированное бронированное стекло. Тон стекла не позволял прохожим и проезжающим мимо автомобилям разглядеть хоть что-нибудь в салоне. Зато Ридгеру происходящее снаружи было видно прекрасно. Цвет тонировки создавал солнечное настроение, так что в любую погоду за окном машины царила радующая глаз атмосфера.

— Давай домой, — скомандовал он водителю.

— Но вы же сказали…

— До-мой, — по слогам, но совершенно невозмутимо повторил Ридгер.

Игорь пребывал в благодушном настроении. Ему нравилось добиваться задуманного, и это, пожалуй, было единственной страстью в его жизни.

Игорь Ридгер, бывший офицер Российской армии, бывший заключенный, а ныне успешный предприниматель, получал огромное удовольствие от осознания факта своих побед. Проигрывать он не любил, да и не умел, а вот выигрыши приносили поистине неземное блаженство. Возможно, именно по этой причине он никогда не играл в рулетку и не делал ставки на тотализаторе. Зная систему работы казино, он понимал: за игровым столом невозможно победить, а значит, и остановиться. Следовательно, он попусту растратит свою жизнь, просадив состояние и заимев репутацию неудачника, как это происходит со всеми патологическими игроманами.

Эта непомерная тяга одержать верх в годы военной службы заставляла его проявлять поистине фантастическую изобретательность. О находчивости Игоря Ридгера среди военнослужащих стали ходить истории, со временем обросшие домыслами и превратившиеся из реальных в легендарные. Возможно, благодаря небывалой изобретательности, Ридгер и остался жив: будучи несколько раз раненым, он выбирался из ситуаций, из которых кто-либо другой вряд ли смог бы найти выход.

Сегодня была одержана очередная победа, и настроение было превосходным, а значит, простительно еще раз изменить решение.

— В «Дионис», — лениво протянул он.

— Извините, не понял, — растерялся водитель.

— Олег, что непонятного? — Ридгер самодовольно ухмыльнулся. — Мы едем в «Дионис», или ты забыл дорогу?

— Помню, Игорь Георгиевич.

— А если помнишь, рули, — он вытащил из кармана пиджака мобильный и набрал номер.

Приятный голосок порадовал слух.

— Неужели? — услышал он в телефоне вместо приветствия. — Неужели его сиятельство снизошло до звонка?

— Здравствуй, солнышко, — Ридгер расплылся в улыбке. — Думал о тебе весь день. Хочу загладить вину и пригласить на ужин.

Девушка молчала.

— Ты все еще дуешься? — немного наигранно поинтересовался Игорь.

— Нисколько, — обиженно ответила девушка.

— Ну вот и славно. Тогда бери такси и приезжай в «Дионис».

— Вот так запросто? — в ее голосе чувствовалось разочарование.

— Да брось, — тон Игоря сделался ласковым. — Ты же знаешь меня: военное прошлое, контузия. Можно ли так долго злиться на ветерана?

— Не прибедняйся, — она сделала паузу. — Я, между прочим, имею собственные планы на вечер.

— Значит, отмени их, — поднажал Ридгер. — Или ты ждешь долгих и нудных извинений?

— Жду!

Ридгер убрал трубку от уха. Нетерпеливо посмотрел в окно, подбирая нужные слова, но решил изменить тактику.

— Приезжай, и будут тебе извинения. Полчаса на сборы хватит?

— Хватит, — огрызнулась девушка.

— Жду. Целую, — закончил разговор Игорь и нервозно затряс аппарат в руке.

По профессиональной привычке водитель внешне оставался абсолютно невозмутимым, невольно слушая душещипательную беседу шефа, но в душе позволил себе улыбку.

— Ну что за люди эти женщины? — вслух посетовал Ридгер. — Корчат из себя незабудок, хотя больше походят на хищниц.

Олег согласился:

— Точно. Хищницы!

Через сорок минут Игорь сидел за столиком в ресторане «Дионис».

Посетители манерно общались и c показательным безразличием ели блюда, цены на которые могли бы повергнуть в шок среднестатистического обывателя любой страны мира. Ридгер часто приезжал в это место, хотя, положа руку на сердце, не очень любил его. Зато хорошо понимал: это один из самых модных и дорогих ресторанов, который по достоинству характеризует его гостей. Лишних здесь не бывает, а нелишние, ставшие завсегдатаями, не нуждаются в дополнительных представлениях, подтверждающих их высочайший социальный статус. Словом, тот, кто стремится к успеху, просто обязан бывать в подобных заведениях.

Обменявшись скупыми приветствиями со знакомыми, Игорь вольготно расположился на стуле с широкой полукруглой спинкой и потягивал легкий аперитив в ожидании. Она зашла в зал раскованно и дерзко — быть может, чуть более дерзко, чем следовало бы, но Ридгеру это понравилось. Это же его женщина, а значит, ей дозволено слегка переборщить. При этом она притягивала к себе внимание степенных глупцов, заставляя их спутниц бледнеть и напрягаться.

— Ничего, что я опоздала? — непринужденно бросила она и уселась за стол, не дожидаясь приглашения.

Игорь огляделся: окружающие завистливо поглядывали в их сторону. Он широко улыбнулся, встал, подошел к ней и, припав к протянутой для поцелуя ручке, тихо сказал:

— Извини. Я был неправ.

Она испытала на нем взгляд дикой волчицы.

— Извини? И всего-то?

Ридгер кивнул.

— К устным извинениям прилагается роскошное дополнение — чуть позже.

Дикая волчица исчезла, а появившаяся на ее месте нежная кошечка удовлетворенно кивнула и поцеловала Игоря в щеку в знак полного прощения.

Позже, как и остальные гости, они безразлично ели и беспечно болтали. Лариса — так звали девушку, — забыв обиду, сумбурно рассказывала какую-то историю, а он в пол-уха слушал. Женское щебетание создавало благоприятный фон для пищеварения. Боковым зрением Ридгер заметил в зале человека, ужинающего в окружении трех мужчин. Его мозг, — вероятно, из-за легкой расслабленности — не сразу обработал полученную зрительную информацию, и поэтому Игорь еще несколько секунд продолжал трапезу, с улыбкой слушая Ларису. Но как только он осознал увиденное, улыбка непроизвольно сползла с лица, сменяясь крайним изумлением и даже испугом.

— Игорек, что с тобой? — растерянно произнесла Лариса, наблюдая за внезапной переменой его настроения.

Но Ридгер не отвечал: он не мог оторвать изумленного взгляда от худощавого мужчины за столиком.

— Игорек! И-и-го-орь, — сложив руки рупором у рта, Лариса пыталась вывести его из оцепенения.

Ридгер резко повернул голову в ее сторону, отчего девушка невольно вздрогнула. Потер руками лицо, снова посмотрел в сторону мужчины, мирно ужинающего с приятелями и, убедившись в том, что это не галлюцинация, очень тихо и мучительно застонал.

— Да что с тобой?! — всполошилась Лариса.

— Заткнись, — грубо рявкнул Ридгер и сверкнул глазами так, что возникшее у нее желание нахамить в ответ отпало начисто.

Она растерянно захлопала глазками и просто молча продолжала смотреть на него.

— Мы уходим, — неожиданно оповестил ее Ридгер.

— Но я… — попыталась возразить Лариса.

— Мы уходим, — очень убедительно повторил он и окинул взглядом зал в поисках официанта.

Расплатившись по счету, они вышли из ресторана на улицу.

— Ты можешь, черт побери, объяснить, что на тебя нашло?

Ридгер взглянул на часы. Затем посмотрел на девушку.

— Извини. Моя машина в твоем полном распоряжении. Олег отвезет тебя, куда ты скажешь. У меня появилось очень срочное дело. Извини.

— Извини, извини, — передразнила его Лариса. — Ты последнее время только и делаешь, что издеваешься надо мной, а потом извиняешься. Какое такое срочное дело?

Ридгер молча взял ее за локоть и подтолкнул к автомобилю.

— Отвезешь Лару, куда она прикажет, — отдал он распоряжение водителю. — Потом можешь ехать домой.

— Понял, Игорь Георгиевич. Завтра утром как обычно подъезжать? — спросил Олег, но Ридгер уже захлопнул дверь, не обращая внимания на его вопрос и на недовольные причитания Ларисы.

Он вернулся в ресторан, кивком головы подозвал администратора.

— Кто сидит за тем столиком?

Девушка бросила короткий взгляд на указанный Ридгером стол.

— Кто именно вас интересует, Игорь Георгиевич? — учтиво поинтересовалась она.

— Тот человек в центре, худощавый, — уточнил Ридгер.

Девушка виновато пожала плечами.

— Я первый раз вижу этого господина. Но столик был заказан именно на его имя, — она закрыла глаза, вспоминая имя незнакомца. — Он представился Всеволодом Светлым.

— А с ним кто?

Она снова виновато пожала плечами.

— Имена этих господ я, к сожалению, не знаю.

Отчасти удовлетворенный ответом девушки, Ридгер протянул ей купюру Европейского Союза.

— Я чем-то еще могу быть вам полезна?

Но Ридгер уже шагал в сторону выхода, набирая чей-то номер на своем телефоне.

— Алло, — услышал он голос в трубке.

— Нам нужно срочно увидеться.

— Насколько срочно? — уточнил мужской голос.

— Немедленно! — почти прокричал Ридгер.

— Приезжай в «Угодья охотника». Помнишь адрес?

— Помню, — ответил Ридгер, нажал на отбой и поднял руку, останавливая проезжающее мимо такси.

5

Квартира в элитном жилом комплексе на набережной Яузы была обставлена дорого, но безвкусно. Габаритная трешка, разместившая на своей площади эксклюзивную мебель и домашнюю технику, больше походила на выставочный зал, нежели на жилое помещение. Смешение стилей и цветов не выдерживало никакой критики, а расстановка отрицала все писаные и неписаные правила дизайна и уж точно не имела никакого отношения к древней китайской науке Фэн-шуй, завоевавшей в последнее время и европейскую территорию. Очевидно, что человек, проживающий здесь, был небеден, но начисто лишен вкуса и совершенно безразличен к такому пустяку, как домашний уют. Дорогие вещи были расставлены до такой степени нелепо, что складывалось ощущение мебельно-бытовой какофонии. Зато те немногочисленные люди, которые удостаивались чести посетить эту квартиру, могли воочию убедиться, что даже в хаосе реально навести порядок. В квартире царила поистине музейная чистота. Отсутствие всякой логики в обстановке отчасти компенсировалось идеально проведенной уборкой и свежим воздухом в помещениях. Паркетные полы блестели, прозрачность окон внушала впечатление полного отсутствия стекол, плитка в ванной комнате сияла, словно побывав в руках ювелира. Одежда и обувь были тщательно разложены по предусмотренным для них шкафам и полкам, а кухонные принадлежности промыты до скрипа.

Хозяин жилища Александр Венский не очень любил свою квартиру. Несмотря на то, что ремонт и обстановка обошлись ему в кругленькую сумму, он не чувствовал себя комфортно в этих стенах. Александр подолгу отсутствовал дома из-за постоянных дел и командировок, но когда возвращался, проводил практически все время в одной комнате, которую можно было бы назвать рабочим кабинетом, если бы она хоть сколько-нибудь походила на кабинет и не так сильно напоминала берлогу. Это была единственная по-настоящему жилая комната: здесь Александр и спал, и ел, и развлекался. В этой комнате он размышлял о жизни, сидя в удобном кресле или лежа на широкой кровати. Здесь находилось его окно в мир — персональный ноутбук, за которым Венский проводил много времени, рыская по сайтам в поисках интересующей его информации. Эта комната была его личной территорией, которую он ревностно оберегал от постороннего вторжения. Только близким друзьям и редким женщинам дозволялось переступить ее порог. На остальном пространстве он попытался создать респектабельный интерьер, но за отсутствием должной социальной подготовки, создал лишь повод для насмешек. Поэтому он перестал приглашать гостей и сам крайне редко бывал в других помещениях.

Сейчас Венский сидел в кресле и смотрел безучастным взглядом в экран большого телевизора на противоположной стене комнаты. Назойливые мысли о недавних событиях не давали покоя. Венский поймал себя на том, что чего-то боится, и от этого чувствовал себя совершенно обескураженным. Странное, до сего дня неизвестное состояние, появилось после выполнения последнего задания. По непонятной причине ему было жалко человека, так вызывающе смотревшего в ствол его оружия. Впервые в жизни захотелось узнать, кем был несчастный, и почему он, Венский, получил приказ о его ликвидации. Александр знал, что подобные душевные инсинуации крайне опасны. Знал, что ни к чему хорошему они не приведут. Знал, что из-за них могут возникнуть серьезные неприятности, и знал, что его куратор уже догадывается о проблемах. Он не знал только, чем все это закончится, и сможет ли он забыть о случившемся. И поэтому ему было не по себе.

Венский резко встал, подошел к столу, устроился на вращающемся кресле перед компьютером и машинально начал делать запросы в поисковой системе по темам, хаотично всплывающим в сознании. Он вчитывался в тексты, просматривал видео, двигался по ссылкам, погружаясь в глубины киберпаутины в надежде избавить себя от тягостных мыслей. Но мозг не желал воспринимать новую информацию, упорно продолжая отравлять организм ядом мучительных сомнений.

— Черт побери! — в сердцах вскричал Александр и отпрянул от монитора.

Задыхаясь от переполняющего грудь волнения, он схватил телефонную трубку и стал нервно нажимать на кнопки.

— Алло, — услышал он голос в телефоне.

— Это я, привет.

— Привет, — произнесла девушка слегка удивленно. — Что-то случилось?

Александр убрал от лица трубку и глубоко вздохнул.

— Нет, с чего ты взяла? — он постарался не выдавать своего взвинченного состояния.

— Голос, — ответила девушка.

— Что голос?

— У тебя встревоженный голос.

— Тебе показалось, — тихо произнес Венский.

Он знал Лену больше года. Они познакомились случайно — в парке после его очередной встречи с куратором. Она неспешно шла по алее, задумчивая и невозмутимая. Легкое летнее платье, подчеркивающее грациозность ее фигуры, распущенные, немного вьющиеся волосы, кокетливо забранные заколками у висков, маленькая сумочка, изящно перекинутая через плечо, и неторопливая походка, уверенная и в то же время робкая, заставили Венского замереть. И, подчиняясь законам очарования, он подошел к ней и задал, как потом понял, самый глупый вопрос, который только мог возникнуть в его голове:

— Вы не против, если я тихонечко пойду рядом?

Лена немного удивленно посмотрела на него, поправила капризную челку и заливисто расхохоталась. Александр тоже рассмеялся.

Вечером они ужинали вместе. Он узнал, что Лена по образованию лингвист, работает в туристической компании, любит легкую музыку и старые комедии, без ума от Блока и Сидни Шелдона, ценит в людях честность и откровенность, радуется весне и грустит осенью. А главное, он узнал, что она не замужем и несколько дней назад рассталась со своим молодым человеком. Он чувствовал, что без памяти влюбился; хотелось верить, что они не разлучатся никогда. Но постоянные командировки и служебные дела не позволяли развить и укрепить их отношения. Они стали видеться реже, а теперь и вовсе встречались один или два раза в неделю, несмотря на то, что его чувства к Лене ничуть не охладели. Просто Венский не мог позволить себе такую роскошь, как личная жизнь, и считал, что с его стороны будет крайне непорядочно давать любимой женщине надежду на скорые перемены в лучшую сторону.

Лена не догадывалась о его деятельности в федеральной службе: она считала, что Александр обеспечивает безопасность некого коммерческого предприятия, интересы которого распространяются за пределы России, поэтому и вынужден так часто бывать за границей.

— Лена, я просто по тебе скучаю, — голос Венского немного дрогнул. — Я очень хочу видеть тебя… Слышишь? Приезжай!

Небольшая пауза повисла между абонентами.

— Я тоже соскучилась, — после некоторых колебаний призналась она, — и знаешь, я… тоже хочу тебя видеть, но только не в твоей модерновой казарме.

— Почему в казарме? — Венский смутился.

— Приезжай лучше ты, — будто не было вопроса, предложила она, — а лучше… знаешь, давай встретимся на нейтральной территории.

Александру очень понравилось ее предложение.

— Выбор места за тобой, — немного пафосно произнес он.

— Нет уж, — усмехнулась Лена, — я подала идею, а ты занимайся ее развитием.

«Как хорошо, что я ей позвонил», — подумал Венский.

Он улыбнулся трубке, которая радовала его голосом любимой женщины. Тягостное волнение исчезало, уступая место волнению приятному. Он немного засуетился, перебирая в уме варианты места встречи, и на несколько секунд завис в раздумье.

— Расслабься, Саш, — Лена весело рассмеялась. — Я сейчас так живо представляю, как ты стоишь в своей комнате, в самом центре, трешь рукой висок и осматриваешься в поисках подсказки. Я больше не стану тебя мучить. Приезжай в торговый центр «Европейский» — я здесь слоняюсь уже часа два в поисках женского счастья. Не поверишь, я не могу найти то, что мне надо, — и она снова рассмеялась.

— Хорошо, — Венский уже достаточно повеселел для того, чтобы воспринимать шутки, — я с удовольствием помогу тебе в поисках.

— О нет! Прошу! — взмолилась Лена. — Просто забери меня отсюда, и я приму любое твое предложение.

— Буду через полчаса. Обещай, что не останешься там, если все-таки найдешь свое счастье.

Венский услышал вздох разочарования.

— Надеюсь, мое счастье найдет меня через полчаса. Буду ждать тебя в «Кофейном доме» на третьем этаже. Не заблудишься?

— Буду ровно через полчаса.

Он встретил ее в торговом центре. Лена выглядела утомленной.

— Шопоголики — больные люди, — произнесла она, приблизившись к Александру. — Когда собираешься за покупками, настроение превосходное, а когда приступаешь к выбору, то оно все больше портится с каждой примеркой. Так что я в твоем полном распоряжении. Увози меня отсюда, да побыстрее.

Венский нежно обнял ее за плечи.

«Какая же она милая», — подумал он, целуя Лену в раскрасневшуюся щечку.

— Не хочу тебе портить настроение окончательно и не стану зазывать в свои хоромы. Мы едем в центр, в ресторан.

— В какой?

— В самый шикарный, — гордо продекламировал Венский.

— Ух ты! — по-детски восторженно, но немного театрально восхитилась она.

Их путь до цели был недолгим. Подъехав, они, хоть и не без труда, но все же отыскали свободное для парковки место и, оставив машину, двинулись в сторону входа в «Дионис». Навстречу им вышли двое мужчин и направились к автомобильной стоянке, на которой Александр только что демонстрировал Лене филигранную технику управления машиной, втискиваясь на единственный свободный участок.

— Я никогда не была здесь, но наслышана об этом месте, — сказала Лена.

Тот, улыбаясь, вышагивал по мощеной дорожке.

— Уверен, тебе понравится.

— Наверное, ты приглашаешь сюда своих девиц? — предположила Лена, и лицо ее сделалось наигранно безразличным.

— О да! — отшутился он, за что мгновенно получил незаметный удар локтем в бок.

Александр слегка дернулся, но Лена крепко держала его под руку.

— О да? — повторила она и еще раз ткнула его локотком.

Александру почему-то стало очень смешно. Наморщенный носик Лены и озорной блеск ее красивых глаз привели его в восторг, и он хихикнул, за что был еще раз обласкан ее легкой рукой.

— Шучу, шучу! — залепетал он, еле сдерживая смех, и показательно скривился, демонстрируя, что ее праведный гнев не был пролит напрасно. — Я здесь тоже первый раз.

— Ах ты…

Александр не стал ждать очередного враждебного выпада — он освободил руку из пленительного захвата, ею же обнял девушку, притянул к себе и страстно поцеловал. Тон вечеру был задан. Отпрянув от Венского, Лена сурово посмотрела ему в глаза, затем улыбнулась, ласково провела теплой и мягкой ладошкой по его щеке и снова взяла под руку.

Двое вышедших из ресторана мужчин уже поравнялись с Александром и его возлюбленной.

— Я прошу прощения, — неожиданно обратился к паре один из них, — вы случайно не знаете, выезд на Пятницкую открыт?

— Что? — переспросил Александр, тревожно всматриваясь в лицо незнакомца.

— Я говорю, что поворот с Пятницкой улицы несколько часов назад перекрыл автомобиль ДПС, и нам пришлось сделать приличный крюк, чтобы добраться сюда. Вот я и интересуюсь, не с Пятницкой ли улицы вы сюда заезжали?

— Что? — снова переспросил Венский.

Он не мог поверить своим глазам. Перед ним стоял человек, лицо которого он навечно запечатлел в памяти. Цепким взглядом матерого хищника он быстро и правильно оценил ситуацию: «Этот стоит близко — с ним проблем не возникнет; второй может опередить и выстрелить — я увернусь, но вот Лена однозначно попадет под огонь… Да и для снайпера место, на котором мы стоим — просто находка. Рубль за сто, на этот раз мне не выкрутиться».

Откуда-то сверху послышался звон разбитого стекла.

«Конец!» — подумал Александр и инстинктивно закрыл своим телом Лену.

6

Хочешь насмешить Бога — расскажи о своих планах.

Они шли только по ночам… Днем нельзя — опасно.

Им нужно было перебраться через перевал и оказаться в заданном квадрате не позднее шести утра четверга. Сегодня понедельник. Трех ночей на преодоление заданного маршрута вполне достаточно. Если они вовремя окажутся на месте и дадут подтверждение в центр, то авиация нанесет удар по боевикам Хазберта, и с ними наконец-то будет покончено. Много бойцов полегло, выслеживая их лежбище. Много жизней, много времени и много сил было отдано для обнаружения лагеря. Теперь, когда местонахождение террористов было установлено, ошибиться было нельзя, а нанесение удара, не имея стопроцентной гарантии в успехе — ошибка. Существовала вероятность, что в указанном месте, в указанное время Хазберта не окажется, и тогда поспешные действия не оправдают средств и усилий, затраченных на подготовку операции, что приведет к весьма неприятным последствиям.

Местность, где Хазберт обосновал свое укрытие, исключала возможность его захвата силами спецподразделения без потерь. Здесь он был дома, и сама природа, казалось, помогала ему сделать свой лагерь практически непреступным. Поэтому приказ был получен следующий: «Не привлекая внимания и избегая прямых и косвенных контактов с любыми представителями местного населения, группой из двух человек пробраться в означенный квадрат, и в случае подтверждения информации, дать команду на уничтожение».

Здесь темнеет быстро, почти мгновенно. То ли земля вращается шибче, стремясь ускорить ход времени, которое несет смерть и разрушения, то ли сумрак слишком торопится заполонить собой пространство, воспользовавшись ослаблением позиций света. Теперь его время! Теперь тьма заявляет свои права, смело и властно врываясь на эту землю и накрывая ее черной ночью.

— Ярко горят, — Титан встал, разминая затекшие ноги.

Лис накинул на плечи вещмешок и бросил на друга удивленный взгляд.

— Да звезды, звезды! — с кривой усмешкой уточнил Титан, заметив на лице Лиса удивление. — Я говорю, что ярко горят звезды.

— Хм… романтик, — буркнул Лис. — Нам бы их потушить, чтобы не мешали передвижению, а он любуется.

— Звезды потушить нельзя, — выдохнув, изрек Титан.

— Значит, нужны тучи, облака — они бы избавили нас от этого предательского света. — Лис стоял во весь рост, вглядываясь в темноту, которая была бы абсолютной, если бы не свет небесных огней. — Но я понимаю, что в этих богом забытых местах дождь за праздник, и сегодня праздника не будет.

— Будет праздник, но точно не сегодня, — Титан поправил амуницию.

— Романтик, — Лис усмехнулся.

Титан включил прибор ночного видения. Глаза быстро привыкли к картинке.

— Я веду, ты — за мной. Впереди длинная ночь, длинная и тихая.

— Дай бог, — Лис неумело, бегло перекрестился.

Они начали движение по заранее подготовленному маршруту. Места возможного присутствия были вызубрены как «Отче наш», но мало ли чего взбредет в голову местным, и уж тем более противнику. И дай бог, чтобы те, кому не спится, не попались им на пути следования.

Несколько часов безостановочного движения с редкими замираниями на пять-десять секунд при подозрительном шуме. Маршрут постоянно устремлялся вверх. Дыхание сбивалось, ноги начинали гудеть. До перевала было еще далеко, а подъем становился все круче и круче. Титан поднял руку. Лис замер. Жестом Титан обозначил привал. Лис с облегчением вздохнул.

Они сползли к подножью уступа, плотно поросшего кустарником. Лис, не мешкая, скинул с себя рюкзак. Титан аккуратно освободился от своей ноши. Несколько минут они сидели молча. Дыхание постепенно выравнивалось. Лис вынул из пачки сигарету и мгновенно поймал на себе суровый взгляд командира. Он хитро улыбнулся, поднес незажженную сигарету к носу и стал с нарочитым наслаждением вдыхать ее запах. Титан криво усмехнулся.

— Через два часа начнет светать. Мы укладываемся в график.

— Хорошо, — продолжая наслаждаться запахом табака, безразлично бросил Лис.

— Знаешь, — Титан вглядывался в густую небесную тьму, — я в последнее время все чаще стал задумываться…

— О чем? — все так же безразлично поинтересовался Лис.

— О чем? — Титан глубоко вздохнул, затем вмиг посуровел и раздраженно ответил: — Ни о чем! Просто cтал много думать.

Лис саркастически посмотрел на него, на мгновение убрав от лица сигарету.

— Чего уставился? Сам, что ли, никогда не задумывался?

— Почему? — Задумывался. Я думал о том, что буду делать, когда это закончится.

— И…? — совершенно серьезно спросил Титан.

— Ничего, — равнодушно ответил Лис и снова принялся вдыхать запах сырого табака.

— В смысле? — Титан выглядел заинтригованным.

Лис ухмыльнулся, убрал в карман сигарету, заложил руки за голову и самодовольно произнес:

— Я ничего не придумал.

Титан какое-то время растерянно глядел на него; нервная улыбочка то появлялась на его лице, то исчезала снова. В конце концов он рассмеялся, отмахиваясь рукой от своего не слишком вдумчивого собеседника. Лис важно раздул щеки и начал изображать из себя великого мыслителя. Он все больше и больше входил в образ, но неожиданно заметил тревогу в глазах друга.

Титан поднял руку, призывая Лиса замереть. Тот повиновался. Тихий, еле уловимый зловещий шорох… Бойцы ощутили чье-то присутствие… Странное присутствие, нечеловеческое. Еще через секунду Лис не услышал, а почувствовал, что называется, спинным мозгом, приближение угрозы. Титан потянулся рукой к ПНВ, бросая короткий взгляд на Лиса. Тот смотрел вверх, а на его лице появился четкий отпечаток такого узнаваемого на войне чувства, которое трудно спутать — это был холодный, пронизывающий тело и парализующий волю, делающий из человека обездвиженную мишень, тупой и липкий испуг. Титан медленно… очень медленно, борясь с разъедающим разум волнением, повернул голову в направлении взгляда Лиса… С уступа, край которого находился прямо над их головами, надвигалось нечто… Нечто темное, сверлящее темноту взглядом двух огненно-перламутровых глаз.

7

Подмосковное имение «Угодья охотника» занимало территорию бывшего детского лагеря, располагаясь в живописной лесной полосе на берегу реки. Ридгер добирался до места часа полтора, проклиная в душе странную тягу некоторых к уединенным уголкам природы. Он считал, что гораздо удобнее и практичнее находиться там, где сосредоточены все активы.

— Проклятые романтики, — нашептывал Ридгер, поглядывая время от времени на часы.

Охватившему его раздражению было объяснение. Сегодня он впервые в жизни столкнулся с тем, чего не мог объяснить. Он не привык решать задачи с непонятным для него условием. Ридгер нервничал и судорожно старался найти объяснение странному обстоятельству. Но все доводы разума наталкивались на бетонный волнорез и, раздваиваясь, порождали еще больше вопросов.

Прибыв на место, он расплатился с таксистом, — как обычно, молча и высокомерно — и прошел через пост охраны на территорию, принадлежащую тому, от кого он желал получить разъяснения.

Комплекс деревянных гостевых срубов, искусно украшенных резным орнаментом, дорожки, вымощенные красной узорной плиткой и подсвеченные низенькими фонариками в кованом обрамлении, ухоженные деревья, аккуратно подстриженные кусты, свежий воздух, тишина, атмосфера покоя и умиротворения, — все это совершенно не трогало Ридгера. Он быстрыми шагами приближался к центральной постройке в виде сказочного терема, проговаривая про себя слова, которыми он собирался поприветствовать хозяина комплекса. Грубым и резким движением Ридгер толкнул входную дверь и оказался внутри. Неторопливый, крепкий и довольно уверенно держащийся юноша вышел ему навстречу и преградил дорогу. Ридгер бросил на него взгляд, полный ненависти, что не возымело совершенно никакого эффекта.

— Меня ждут, — злобно буркнул Ридгер.

Юноша не двинулся с места.

— Ты что, не понял? Меня ждут, — повторил Ридгер еще более угрожающе.

Юноша посуровел и сделал шаг навстречу, демонстрируя полную решимость действовать. Ридгер побагровел от ярости в готовности вцепиться наглецу в глотку…

— Ренат, это ко мне. Пропусти.

Из глубины зала появился высокий широкоплечий мужчина лет сорока. Выражение лица юноши мгновенно сделалось почтительным.

— Прошу вас, проходите.

— Ты что такой грозный, Игорь? — спросил хозяин комплекса, вальяжно вышагивая навстречу гостю.

Ридгер еще раз кинул недобрый взгляд на молодого наглеца.

— Ренат, оставь нас и принеси коньячку и что-нибудь к… в общем, сам реши.

Ренат понимающе кивнул и удалился.

— Ну, — грубовато протянул, хозяин, — что стряслось?

— Нечто необыкновенное, — с сарказмом в голосе произнес Ридгер, и на его лице появилась кривая усмешка. — В «Дионисе» я встретился с трупом.

— Ты чего несешь, Игорюша? — хозяин произнес его имя в уничижительной манере. — С каким трупом?

— С самым что ни на есть настоящим, несколько дней назад упокоенным на Николо-Архангельском кладбище.

Хозяин с прищуром посмотрел на Ридгера.

— Что значит, встретился? Ты можешь говорить по-человечески?

— Мне кажется, или ты стал плохо понимать по-русски?

— Ну хватит! — рассвирепел хозяин. — Ты что мне здесь шоу устраиваешь? Говори по существу.

Ридгер брезгливо, но с некой опаской улыбнулся и осудительно покачал головой.

— Я видел Славина — живым и здоровым — в обществе каких-то хмырей, и, судя по его аппетиту, он чувствовал себя превосходно, — Ридгер сделал паузу. Ему хотелось подольше насладиться видом отвисшей челюсти оппонента и процессом видоизменения формы его глаз до совершенно округлой. — По словам администратора заведения, он представился Всеволодом Светлым. И столик заказывал именно он, а вот кто с ним был, она не знает.

— Ты уверен? — хозяин комплекса выглядел заинтригованным.

— Так же, как в том, что общаюсь с тобой, Доктор.

Это прозвище давно и плотно закрепилось за ним, и Ридгер постарался произнести его как можно пренебрежительнее. Доктор потер рукой лоб и начал медленно обмерять шагами зал. Было совершенно очевидно, что известие шокировало его, хотя он очень старался не терять самообладания.

— Этого не может быть, — бурчал он себе под нос в ходе размышлений.

Ридгер наблюдал за ним и чувствовал огромное облегчение — впервые после загадочной встречи в «Дионисе». Было отрадно оттого, что человек, выхаживающий по мягкому ковру и мучительно пытающийся переварить информацию, чувствует себя гораздо хуже, чем сам Ридгер.

В зал вошел Ренат, неся на серебряном подносе коньяк, фрукты, порезанный лимон и какие-то сладости в вазочке.

Доктор бросил на вошедшего мимолетный взгляд, в один жест уместил указание поставить все на стол и немедленно выметаться вон. Ренат четко выполнил немой приказ. Доктор, не мешкая, подошел к столику, разлил коньяк по бокалам и залпом осушил свой. Ридгер уже второй раз за день скривился от подобного обращения с коньяком, затем легким движением руки поднял свой бокал, оценил цвет напитка, погонял содержимое по стенкам изящного хрустального сосуда и сделал небольшой глоток.

«Хороший коньяк!» — подумал он, с наслаждением наблюдая за Доктором, остолбеневшим в раздумьях.

— Нет, Игорь, этого просто не может быть, — произнес наконец тот. — Я не обнаруживаю никаких ошибок и не могу заметить никаких промахов. Славин был убит — тому есть свидетели и заключение врачей. Тело доставили в Россию, здесь производилось вскрытие. Мои люди были на похоронах. Все гладко!

— Но я видел его, — уверенно произнес Ридгер. — Или ты считаешь, что у меня галлюцинации?

Доктор скептически посмотрел на Ридгера, отчего тот изменился в лице. Но Доктор вытянул вперед руку и примирительно сказал:

— Давай без истерик. Я понимаю, что обознаться тебе было трудно. Но могу сказать одно: Славин мертв, а повстречавшийся тебе человек, возможно, просто фантастически похож на него. Хотя… — Доктор потряс перед собой рукой с вытянутым указательным пальцем, и тон его стал более оптимистичным. — Если ты говоришь, что тот человек — копия Славина, то можно предположить, что это его брат… брат-близнец! Славин ведь воспитывался в детском доме? Может быть, я чего-то недоглядел. Я это непременно проверю. Проверю, будь спокоен!

Хозяин комплекса подошел к Ридгеру, и глаза их встретились. Они теперь походили на двух боксеров, которые сошлись на традиционной «дуэли взглядов» перед боем.

— Или тебя не это волнует, Игорек? — и снова он произнес его имя в уничижительной манере. — Может быть, ты пришел обвинить меня в нечистоплотности?

От неожиданного поворота Ридгер несколько сдал свои позиции. До сего момента он не рассматривал такую возможность, но теперь, после подсказки Доктора, он грубо выругался про себя, что упустил ее из вида.

Глаза Доктора свирепо блестели. Ридгер криво ухмыльнулся.

— Да что ты, Док, если бы я заподозрил тебя в подобном, сам бы не приехал, — и дерзкая улыбка расплылась по его лицу.

Доктор еще несколько секунд сверлил Ридгера глазами, затем холодно улыбнулся, сделал глоток коньяка и, не отводя от собеседника глаз, произнес:

— Ты не меняешься, — он, по-свойски похлопал его по плечу. — Обещаю, что уже к завтрашнему вечеру у меня будут ответы. А ты делай, что должен и не забивай себе голову чужими проблемами.

— О’кей, — Ридгер чуть дернул плечом, будто сбрасывая остатки ощущений от прикосновения руки Доктора. — Только ты уж позаботься, чтобы мне не мешали — это ведь твоя часть работы.

— Моя, моя. Да хватит тебе заводиться, — Доктор знал нрав Ридгера и теперь старался разрядить обстановку. — Давай в баньку, попаримся, выпьем, снимем стресс. Познакомлю тебя с исключительными нимфами, которые уже заждались и заскучали. Уверяю тебя, никакой проблемы нет.

Ридгер закрыл глаза и глубоко вздохнул, пытаясь привести в норму разыгравшиеся нервы.

— Игорь, в жизни случаются невообразимые по своему масштабу совпадения. Нужно лишь убедиться, что это именно совпадение, а не что-то иное, и все разом встанет на свои места. Поверь, я знаю, что говорю.

— Возможно, — буркнул Ридгер. — Вот только я не верю в случайности.

— И зря, — продолжал лить свой бальзам на возбужденное сознание Ридгера Доктор, — нужно всегда верить в положительный исход и не отвлекаться на козни лукавого. Я же сказал: день-два, и будет точный расклад.

Игорь глубоко вздохнул… Лекарство Доктора подействовало. Стало спокойнее.

— Может, ты и прав. Во всяком случае, очень на это надеюсь, — он взглянул на часы. — Но в баню, извини, не пойду. Позвони, как появится информация.

— Не сомневайся.

***

Тяжелый внедорожник непринужденно проскакивал выбоины и ухабы на дороге. В салоне автомобиля, который Доктор предоставил Ридгеру, было комфортно и пахло свежестью. Игорь ехал на заднем сиденье, закрыв глаза. До дома еще минимум час пути, если без дорожных заторов — в самый раз, чтобы расслабиться, но задремать никак не получалось. Ридгер так и сидел с закрытыми глазами, силясь разложить в голове по полочкам события сегодняшнего вечера.

«Возможно, Доктор прав. В самом деле, не покойник же восстал из ада, чтобы зайти подкрепиться в московский ресторан. А если бы это действительно был Славин, и жизнь ему оставил Доктор, затеяв непонятную игру, то не стал бы он разгуливать по Москве. Наверное, затаился бы до поры…»

Ридгер потер виски и приоткрыл глаза. За окном проносились многоэтажки спального района. Яркими огоньками оконных проемов они подмигивали Ридгеру, то ли приветствуя его возвращение в город, то ли посмеиваясь над тем, что его попросту водят за нос.

«Если ты честен со мной, то скоро станешь богат, — подумал Ридгер, мысленно обращаясь к Доктору. — Но если задумал обхитрить…»

Он покачал головой, представляя, как поступит с Доктором в случае предательства.

Игорь снова потер виски, пытаясь прогнать напряжение, затем откинул голову на удобный подголовник и закрыл глаза. Ему захотелось заехать к старому другу — только с ним Ридгер мог чувствовать себя совершенно расслабленно и спокойно. Только ему он мог доверять — доверять безмерно. А вот ему, Игорю Ридгеру, доверять было нельзя, — от этой мысли у него похолодело нутро, сделалось мерзко и неуютно; он тут же поморщился, стараясь выкинуть из головы ненужные сантименты. Глаза сами собой раскрылись. Несмотря на томительные ощущения эмоциональной опустошенности и накопившейся усталости, спать абсолютно не хотелось. Неприятное состояние. Тяжелый день.

8

Лена заметила резкую перемену в настроении своего спутника. Вид у Александра был такой, словно он увидел призрака. Лена невольно сделала шаг назад, наблюдая за странной реакцией Венского на, казалось бы, заурядный вопрос случайного прохожего.

От звона разбитого стекла Александр вздрогнул, и ей стало страшно. Лена не понимала, что происходит, но чувствовала: ее спутник растерян и даже испуган. Она никак не ожидала увидеть его в таком состоянии: для Лены Венский всегда был воплощением мужественности и хладнокровия, — именно эти качества, разительно отличающие Александра от большинства ее знакомых, всегда восхищали ее. Спокойный, сдержанный, уверенный в себе, — казалось, ничто не может вывести его из состояния равновесия. И вдруг обычный с виду прохожий, вежливо задавший вопрос, поверг его в состояние шока.

Венский стал похож на сжатую стальную пружину, готовый в любой момент выплеснуть наружу напряжение, возросшее за считанные мгновения до предела. Лене даже показалось, что он зажмурился, когда хрустальный звон стекла, осыпающегося, вероятно, из-за сквозняка или чьей-то неосторожности, заставил всех спокойно повернуть головы в сторону соседнего дома. А он зажмурился! Еще сильнее напрягся и зачем-то стал закрывать своим телом Лену от вопрошающего мужчины. Странно!

— Проезд открыт, — как можно дружелюбнее произнесла она, выходя из тени Венского. И улыбнулась так очаровательно, что отвлекшийся на секунду прохожий несколько растерялся.

— Что? — теперь уже переспросил незнакомец, и только с этими словами к Венскому вернулось осознание. — Что, простите?

Его лицо расплылось в улыбке: было очевидно, что Лена очаровала мужчину, и теперь он смотрел на нее увлеченно и даже страстно, чем и вывел Александра из оцепенения.

— Она сказала, что вы спокойно проедете. Мы несколько минут назад заезжали с Пятницкой улицы — движение было совершенно обычным.

Незнакомец, слегка смутившись от собственного назойливого взгляда в сторону девушки, перевел глаза на Александра и как-то осторожно, даже слегка виновато, улыбнулся.

— Благодарю вас, а то мы уже собрались выбираться огородами, — он издал несуразный смешок и обратился к своему товарищу: — Эдуард Карлович, мы доберемся до места быстрее, чем предполагали.

Эдуард Карлович, мужчина лет шестидесяти, основательно упитанный, с крепким и довольно внушительным пузом, берущим свое начало прямо от подбородка, все еще смотрел на соседний дом, пытаясь обнаружить разбитое окно.

— Хорошо, — произнес он тоном, совершенно не соответствовавшим смыслу слова «хорошо».

— Еще раз благодарю, — незнакомец любезно склонил голову.

— Не за что, — прощебетала Лена и подарила ему еще одну сногсшибательную улыбку, после чего кокетливо взяла Венского под руку и потянула в сторону входа в «Дионис».

— Ты что, знаком с этим типом? — спросила она.

— С чего ты взяла? — отвечая вопросом на вопрос, Венский хотел получить время, чтобы немного прийти в форму. Он прекрасно понимал, почему она спрашивает.

— Так знаком или нет? — она пытливо посмотрела ему прямо в глаза.

— Нет, — он отрицательно потряс головой. — Я впервые его вижу.

«Нет» у Александра получилось правдоподобно, потому что он действительно не был знаком с этим человеком, а вот вторая часть ответа прозвучала фальшиво. Венский просто не умел врать, а то, что он впервые видит его, было враньем.

Александр хорошо запомнил фото незнакомца, врученное ему Заблоцким, которое впоследствии он тщательно сличил с оригиналом и удостоверился в сходстве с помощью высокоточной оптики, закрепленной на крышке ствольной коробки снайперской винтовки. Имя своей цели он запомнил не хуже: Всеволод Славин.

Именно через этот прицел Славин улыбнулся Венскому… Тот или этот?

«Этого не может быть! — воспротивилось все его существо. — Я же сделал меткий выстрел!»

И теперь — после мучительных воспоминаний и размышлений, после настойчивых самоубеждений в мнительности и усталости — через несколько дней после случившегося восставший из могилы мертвец преспокойно разгуливает по центру города, ни от кого не скрываясь. Мало того! Набравшись невероятной наглости, покойник заговорил с ним, сделав вид, что впервые видит Венского.

«Но ведь он не узнал меня! — убеждал себя Александр. — Ведь не узнал!»

Венский ничуть не сомневался, что этот тип не выказал никаких эмоций при встрече. Он даже бровью не повел, хотя наверняка заметил растерянность на лице Александра. Что это? Подстава? Хитрая игра, кем-то затеянная, или просто невероятное сходство незнакомца с покойным?

— Са-ша, ау-у-у! Ты где-е-е-е? — донесся до его слуха голос Лены.

Он посмотрел на нее и попробовал улыбнуться, но понял, что губы не слушаются, и вместо улыбки получилась глупая гримаса.

— Да что с тобой? — Лена начинала заметно волноваться.

Венский, не останавливаясь, обернулся через плечо. Двое мужчин садились в роскошный автомобиль. И тот, кто являл собой точную копию его жертвы, прежде чем закрыть за собой водительскую дверь, неожиданно бросил на Венского мимолетный, но чрезвычайно выразительный взгляд. Именно в эту минуту на его лице появилась та самая вызывающая улыбка, которая не давала Александру покоя в последнее время.

Венский резко отвернулся, лоб его покрыла испарина. Он остановился — не размышляя, не обдумывая действий, — просто остановился от неожиданности.

— Сашка… — Лена взяла его за рукава рубашки, и легко подергивая за них, взволнованно и очень нежно произнесла: — Давай не пойдем в этот ресторан… Давай вообще уйдем отсюда!

Она не понимала, что происходит, но задавать вопросы больше не хотела: какой смысл, ведь он все равно не станет отвечать. Лена видела, что с Александром творится что-то неладное, и как могла, старалась помочь.

— Или… Если хочешь, поедем к тебе? Что скажешь?

Венский все же смог изобразить на своем лице подобие улыбки. Он взял ее ладошки в свои крепкие руки и аккуратно притянул к себе. Лена прижалась лицом к его груди, а руками нежно обвила его шею. От ощущения близости любимой женщины стало теплее и спокойнее.

— Ты прости… — он подбирал слова, но не мог найти нужные.

Он искал решение, выход, но все, что приходило в голову, казалось нелепым. Он снова находился в ситуации, в которой чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Рыбой, которой хотелось в море, где хоть и полно хищников, но все просто и ясно. Ясно, кого опасаться, а кого нет, кого защищать, куда плыть и где притаиться в случае опасности. А что он может здесь, в этом городе, за мирным обликом которого скрывается жестокая битва — за лучшее место, за положение в обществе, за деньги, за женщин, за все, что только можно отобрать. Это соперничество не прекращается ни на миг, не знает сна; оно коварно и жестоко, беспринципно, цинично и не гнушается никакими средствами для достижения цели. И он, Александр Венский, ничего не понимает в этой скрытой и лицемерной войне, являясь в ней лишь бездумным инструментом, который без промаха бьет по живым мишеням.

Лена, Лена… Она так дорога ему. Он не сможет жить, если с ней что-нибудь случится. Ради нее он готов сжечь дотла любой город мира. Но сжигать ему ничего не придется, ибо здесь опасность для нее представляет только одно обстоятельство — присутствие рядом человека, который может явиться разменной картой в игре, скрупулезно продуманной хитроумными дельцами. Они с легкостью скинут ненужную масть, чтобы следующий ход оказался более прибыльным, и этой сброшенной за ненадобностью картой может случайно оказаться она, его любимая женщина. А значит, защищать Лену требовалось только от себя самого, и с таким раскладом Александр пока ничего не мог поделать.

— Прости, — почти шепотом произнес он.

Лена посмотрела так, что ему стало тошно и горько от своего бессилия и беспомощности. Ему захотелось закричать, топнуть ногой; он предпочел бы выхватить АКМ и, закрывая ее своим телом, отстреливаясь от невидимых гадов, с боем пробиться к месту, где она будет в безопасности, где будет счастлива. И он сможет! Он сумеет ее защитить. И даже если автоматная очередь прошьет его грудь, он не упадет и не остановится — он стиснет зубы и будет драться до последнего. Вот только… оружия у него не было, врагов он не видел и не чувствовал, и место Лены было именно здесь, а вот он… Он должен исчезнуть.

— Прости…

Лена приложила руку к его губам. Она чувствовала, что сейчас он скажет то, чего она совершенно не хочет слышать. Именно сейчас! Еще одно мгновение, и с его уст слетит фраза, которая оборвет их и без того зыбкие отношения. Нет! Не сейчас! Она должна остановить его.

— Я с тобой. Я не брошу тебя.

И она прижалась к нему всем телом. Крепко-крепко.

— Поедем ко мне! Я вижу, что у тебя неприятности. Я хочу быть рядом, я хочу помочь. Я не хочу, чтобы ты снова исчез, даже на минуту. Пожалуйста…

Александр зажмурился, а она поцеловала его и мягко, лаская воспаленное сознание Александра, произнесла:

— Не смей исчезать! Слышишь… Не смей!

Сначала Венскому казалось, что он не справится, но все же силы нашлись. До недавнего времени его эмоции находились под полным контролем. И всегда в минуты сильного отчаяния откуда-то изнутри, из области живота, поднимался мощный поток, вытесняя сомнения и раздумья, неся уверенность и решительность. Так произошло и теперь. И он подумал:

«К черту все! Пусть будет, как будет — хотя бы сегодня! Ведь она не хочет, чтобы я уходил, и я не хочу, так почему я должен подчиняться обстоятельствам?»

Он немного отпрянул, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Ленка, да я просто устал. Знаешь, эти разъезды, командировки, эта чертова работа заставляет видеть в обыкновенных прохожих подозрительных типов. Мне просто показалось, — он улыбнулся широко и светло. — Может, уйти на пенсию?

Лена укоризненно покачала головой.

— Э-э-эх ты, воин! Пугаешь слабую женщину, — она хитро посмотрела на него и едва уловимо повела бровью. — Тебе нужно снять напряжение. Я умею это делать. Теперь я выбираю место, где мы проведем вечер. Пошли.

И они пошли прочь от ресторана. Он не спрашивал, куда, он не хотел знать наперед, что будет дальше. Он решил довериться Лене и судьбе. В его практике такое случалось, и внутренний голос пока не подводил.

9

Новый день — новые ощущения! Все, что вечером казалось неразрешимым и пакостным, утром представляется не таким уж печальным. Сон — самое загадочное свойство нашего организма. Некоторые физиологи пытаются объяснить его функции с научной точки зрения, но продвинулись в этом вопросе не дальше, чем их учителя. Ученые представляют сон как естественную потребность, обусловленную усталостью тела и особой активностью структур головного мозга. Они многого достигли в описании химических и физических процессов, выявили массу закономерностей и правил, но причину — именно причину возникновения сна — объяснить пока не может никто. Точно так же, как никто не может объяснить возникновение силы притяжения. Ученые сумели лишь описать законы, по которым она работает, но что является толчком, побуждающим фактором к порождению этой силы, не знает никто. Хотя, наверное, кто-то знает, но хранит величайший секрет — возможно, до определенной поры.

Сегодня Ридгер спал неспокойно. Он видел плохие сны. Их было несколько, они были коротким, и один ужаснее другого. Среди ночи он проснулся, отбиваясь от змей, окруживших его ложе, и случайно, сонным, но резким движением руки, сбил с тумбочки красивый старый будильник, который не разлетелся на мелкие кусочки именно благодаря тому, что был старым и прочным. Он несколько раз просыпался и засыпал, и лишь под утро погрузился в ровное и умиротворенное состояние, и даже увидел во сне что-то хорошее, но почему-то после окончательного пробуждения моментально забыл, что именно. Зато кошмары, в частности, змей, он помнил исключительно четко.

Несмотря на неприятный осадок от ночных видений, Игорь Ридгер тщательно исполнил традиционную утреннюю церемонию: сделал несколько физических и дыхательных упражнений, принял контрастный душ, позавтракал, покинул дом и прямо по зеленому газону направился к ожидавшему его во дворе особняка автомобилю.

— Доброе утро, Игорь Георгиевич, — Олег поторопился открыть дверь машины, заметив, что босс не в настроении.

Ридгер молча забрался в салон и плюхнулся на сиденье. Олег резво оббежал машину, сел за руль и плавно выехал на дорогу.

— В офис? — поинтересовался он.

— Да, — буркнул Ридгер.

Ридгера ожидал долгий и, как ему представлялось, напряженный день. Две важные встречи, которые он запланировал, должны были либо разрешить поставленные задачи, либо подбавить новых проблем. Он уже довольно долго пытался приобрести контроль над приборостроительным предприятием и сегодня рассчитывал укрепить свои позиции.

Московский завод приборов и оборудования (МЗПО) уже несколько лет испытывал сильные финансовые затруднения, балансируя на грани полного разорения. Именно банкротством все бы и закончилось, если бы не новая оборонная программа правительства. Между предприятиями бывшей оборонки разгорелась нешуточная борьба за получение крупного государственного заказа, и МЗПО был в числе тех, кто мог такой заказ получить. Он обеспечил бы длительное безбедное существование с перспективой дальнейшего расширения производства за счет госбюджета. Но для получения государственного заказа помимо коррупционных интересов существовала необходимость значительно увеличить технические возможности и приобрести высокоточное современное оборудование, требующая вложений немалых средства, которыми нынешние владельцы МЗПО не располагали. Еще полгода назад об инвестициях такого масштаба не могло идти и речи, но теперь многие банки выразили готовность в случае получения госзаказа выдать предприятию кредит на очень выгодных условиях, что совершенно не устраивало Игоря Ридгера. Конечно, существовали предприятия, лучше подготовленные технически для получения государственных привилегий, но не все могли повлиять на решение комиссии министерства обороны. А Ридгер мог.

Акции МЗПО в настоящий момент практически ничего не стоили, но уже начинали приобретать, пусть и виртуальную, но все же ценность. Игорь всеми правдами и неправдами, тайно, чтобы не попасть под подозрение, создавал помехи в получении заводом банковского кредита, одновременно скупая ценные бумаги. Он рассчитывал завладеть солидной долей завода до того, как будут объявлены итоги тендера. И когда МЗПО сделают государственным подрядчиком, — а в этом он лично нисколько не сомневался, — а банковские сейфы откроются для завода, как пещера Али-Бабы, он получит возможность вольготно распоряжаться сокровищами этой пещеры. Мечта! Мечта любого бизнесмена. Но до той поры нельзя допускать, чтобы МЗПО получил кредит, ведь тогда цена его акций может невероятно возрасти, и план Ридгера купить за копейки то, что через короткое время будет стоить миллиарды, рассыплется, как трухлявый пень.

Естественно, не один Игорь Ридгер вынашивал такой план. Несколько человек, достаточно влиятельных, чтобы испортить его игру, сильно мешали, но пока он одерживал победу за победой и неудержимо рвался к цели.

— К чему снятся змеи? — вопрос был задан в пустоту, но водитель решил, что Ридгер обращается к нему.

— Смотря в каких обстоятельствах, — со знанием дела ответил Олег.

— Что? — переспросил Ридгер, выныривая из глубины собственных размышлений.

— Я говорю, в основном, к предательству и измене, а если во сне убить змею, то значит, дела ваши не так плохи, и все недруги будут повержены, — широко улыбнувшись, Олег взглянул на Ридгера в зеркало заднего вида, но уловив недобрый взгляд шефа, моментально посерьезнел.

В своем сне несколько мерзких тварей Ридгер совершенно точно пустил в расход. При воспоминании об их диком устрашающем шипении и неестественно резкой предсмертной агонии его передернуло.

— Это ты откуда знаешь? — уже с явным интересом спросил он.

Олег пожал плечами:

— Да бабка моя в таких вещах здорово разбирается. Она мне в детстве бородавки знаете как заговаривала! — Олег восхищенно покачал головой. — Я про них моментально забывал, а когда вспоминал и смотрел на руку, не поверите: кожа идеально чистая, словно их и не было.

— Кого не было? — с каким-то глуповатым выражением лица переспросил Ридгер.

— Ну говорю же, бородавки она умела заговаривать так, что они бесследно пропадали.

— А причем здесь бородавки?

— Бородавки? — Олег снова посмотрел в зеркало заднего вида и удивился неподдельному интересу шефа к его рассказу. — Я думаю, она у меня немножко того… в смысле, знает какие-то колдовские фокусы. И сны она мне постоянно растолковывала, и все обычно сбывалось.

Ридгер с минуту сверлил взглядом бритый затылок Олега, потом закрыл глаза и глубоко вздохнул. На душе отчего-то стало спокойнее, и Игорь даже почувствовал некую уверенность в себе.

— Значит, убить змею во сне — хороший знак? — проговорил он снова будто бы в пустоту.

— Точно хороший, — подтвердил Олег. — А вам, Игорь Георгиевич, змеи сегодня снились?

Ридгер оставил без внимания вопрос своего водителя. Рассказ Олега о бабке-колдунье пришелся очень кстати.

— Значит, все недруги будут повержены! — торжественно провозгласил он.

— Вы, если что еще приснится, спросите — я объясню, а если чего не смогу — спрошу у бабки, она точно знает, — предложил свои услуги Олег.

Но Ридгер его не слышал — он пристально вглядывался вдаль сквозь тонированное стекло, а на его лице проявлялась какая-то недобрая, демоническая улыбка.

10

«Как она хороша!» — восхищенно подумал Венский, любуясь безмятежно спящей Леной.

Он опустился на колено около ее кровати — хотелось смотреть и смотреть на нее. Чувствовать ее близость — близость хрупкой слабой женщины, придающей такую мощную силу. Поразительно!

Вчера он проявил себя не лучшим образом: нервничал, суетился, вынашивал в голове планы отступления — словом, выглядел недостойно. На то, конечно, была причина — неожиданная встреча с незнакомцем, который как две капли воды походил на человека, убитого им в Берне. На человека, чей странный предсмертный взгляд отнял его покой. Впрочем, разве это оправдывало малодушное поведение?

Он вообще в последнее время кажется себе странным. Он стал много предполагать и много чего домысливать, хотя всегда предостерегал от этого подчиненных. Ведь домыслы являются всего лишь плодом воображения; они вовсе не обязательно претворятся в жизнь, а вот подпортить себе нервы и наделать глупостей из-за них можно запросто.

Как легко давать советы, не испытывая чувств человека, которому эти советы адресованы. Теперь Александр знал, что такое сомнение, и каким мучительным может быть раздумье, позволяющее неуверенности разрастись до невероятных размеров. Теперь он будет аккуратнее в наставлениях. Он впервые оказался в таком состоянии и понял, что справиться с неуверенностью гораздо сложнее, чем он считал раньше.

И все же он сумел взять себя в руки, и в этом, несомненно, помогла она.

«Она ангел», — думал он, любуясь ее безмятежным сном и ровным дыханием.

Сегодня ночью она смогла вернуть ему веру в собственные силы и заставить — возможно, на время, но все же — выбросить из головы страхи, за которые ему было стыдно. Венский будто обрел потерянную частичку себя. Он снова стал единым, целостным, как там, на войне, где он мог многое, если не все.

— Как она это сделала? — произнес он одними губами и счастливо улыбнулся. — Спасибо, любимая.

Уходить не хотелось, но идти было нужно. Он дотронулся до ее волос, которые всегда пахли свежестью. Лена тихонько заворочалась и приоткрыла глаза.

— Уже уходишь? — прошептала она, смотря на Александра сквозь прикрытые веки с длинными сонными ресницами. Он кивнул. Она потянулась к нему теплой, мягкой рукой и коснулась щеки.

— Будь осторожен, воин.

— Обещаю.

— Не пропадай надолго.

— Обещаю.

Она довольно улыбнулась.

— Обманешь — убью, — тихо и очень непосредственно заявила она и, повернувшись на бок, снова закрыла глаза.

Венский нежно посмотрел на нее.

— Не обману.

Он еще раз коснулся ее волос, затем поцеловал в спрятавшуюся под дремлющими густыми локонами щеку и направился к выходу.

11

Игорь Георгиевич Ридгер продефилировал мимо поста службы безопасности, не обращая никакого внимания на уважительные приветствия. Он был возбужден предвкушением легкой победы над кучкой бездельников, именуемых себя банкирами, а на самом деле являющихся пройдохами и жуликами.

Ридгер не любил банкиров — он считал, что из всех предпринимателей эта категория является особенно нечистоплотной: они ничего не производят, ничего не продают и, вообще, не приносят никакой пользы. Но так уж получилось, что сложившаяся финансовая мировая система нуждается в услугах банков, хотя без них бизнесом заниматься было бы проще и выгоднее. Ридгер полагал, что владельцы прокатных пунктов, предоставляющие людям на время автомобили, предметы спортивного инвентаря или бытовую утварь, куда более полезны, чем те, кто предоставляет на время деньги, да еще и не собственные, а позаимствованные у вислоухих граждан, которые, не стремясь самостоятельно преумножать свое состояние, доверяют прохиндеям. Но отдавать свои сбережения в чужие руки — это прерогатива бездельников и глупцов, не желающих трудиться, чем грамотно пользуются владельцы банков. Лень — двигатель прогресса, а лентяи — самый полезный инструмент в руках умелого манипулятора. А ведь именно закрепившийся за банкирами статус умелых манипуляторов делает их наиболее уязвимыми. Они так уверовали в свое могущество, что напрочь забыли: кроме обязательств и долгов у них вообще ничего нет. Они слишком зависимы! Зависимы и от тех, кто дозволяет им владеть «большим кошельком», и от тех, кто этот кошелек пополняет. Они зависят от слухов, от настроений общества, от политической ситуации и даже от погоды. Лишиться того или иного банкиры могут в любой момент и боятся этого до смерти — именно на этом собирался играть Ридгер. Он заставит их сомневаться — это все, что ему необходимо!

Скупо кивнув секретарю, которая с порога принялась излагать ему информацию о полученных звонках и письмах, о планах и встречах на сегодняшний день, Игорь Ридгер проследовал в свой кабинет и, пропустив мимо ушей ее доклад, буркнул:

— Кофе.

— Да, конечно, одну минуту, — обескуражено ответила девушка.

Ридгер был у цели, и его сейчас интересовала лишь скорейшая победа в переговорах. Он четко представлял свое аргументированное выступление, которое подтолкнет финансовых божков к отказу от предоставления кредита МЗПО.

Он сделал глоток кофе, приготовленного старательной сотрудницей и криво ухмыльнулся.

— Змеи, змеи… змеи… — пропел он удовлетворенно. — Пожалуй, нужно завести личную гадалку.

Телефон нежно оповестил о входящем вызове. Ридгер включил громкую связь.

— Игорь Георгиевич, все собрались в зале заседаний.

Ридгер еще раз усмехнулся, с энтузиазмом потер ладони:

— Уже иду, — и направился в зал переговоров.

Слова приветствия он произнес негромко, без резкости в голосе, но в манере истинного хозяина ситуации.

— Доброе утро, господа! Надеюсь, что дальнейший день будет так же добр.

Ожидающие немного оживились, и по помещению пронесся едва уловимый заискивающий трепет. Раздался негромкий, тактичный и одобрительный смех. Ридгеру показалось, что он легко, словно чародей, развеял царившее здесь до его появления напряжение.

— Я рад, что уважаемые партнеры и коллеги согласились на эту встречу. Уверен, она будет плодотворной.

Голоса одобрения и поддержки.

Ридгер только теперь бегло оглядел собравшихся.

— Разрешите начать? — вопрос прозвучал, скорее, с утвердительной интонацией.

Он вмиг посерьезнел, раскрыл папку и наскоро просмотрел распечатанные листы с текстом, цифрами, графиками, диаграммами. Ридгер нарочито демонстрировал свою особо тщательную подготовку к данному мероприятию, хотя давно знал наизусть все, что ему было необходимо: что поделаешь, демонстрация приложенных усилий — неотъемлемая часть церемонии. Собравшиеся должны думать, что ради них он потратил массу времени и нервов. Они должны находиться в плену собственных иллюзий, возносящих их на пьедестал первостепенной значимости. И тогда их собственное тщеславие не позволит принимать решение разумом, заставив чувства занять главенствующее положение.

«Смешные, — рассуждал про себя Ридгер, делая вид, что заканчивает последние приготовления к докладу. — Думаете, от вас здесь что-нибудь зависит? Считаете свое слово последним? Хм… я покажу, кто в этой комнате принимает решения».

Он снова поднял взгляд на финансистов и заговорил:

— Уважаемые господа! Каждый из нас точно знает, что делает, и точно знает, для чего. Я лишь постараюсь объединить наши устремления в едином, выгодном для всех потоке. Ваша репутация не позволяет мне приводить излишние доказательства — вы и сами понимаете очевидность моих доводов и, уверен, разделяете мою точку зрения.

Ридгер сделал паузу и скользнул глазами по собравшимся. Он не всматривался в лица — он был убежден, что слушатели поддерживают его.

— Вы знаете, что речь пойдет о финансировании Московского завода приборов и оборудования. Это предприятие в списке кандидатов на получение государственного заказа, и от вашего финансового участия во многом будет зависеть решение комиссии Министерства Обороны. Завод нуждается в средствах на приобретение необходимого оборудования и увеличения производственной базы. Если же деньги не поступят, то государственный заказ, скорее всего, уплывет из-под носа, и тогда завод полностью утратит коммерческую привлекательность. Я могу оказать некое влияние на решение комиссии, а посему мне бы хотелось понимать, насколько вы расположены участвовать в данном проекте.

— Прошу прощения, Игорь Георгиевич, — председатель правления «ТехноБанка», сам не ведая того, оказался невольным участником в постановке Ридгера.

— Да, Семен Варламович? — Ридгер являл собой само почтение и чуткость.

— Мы, безусловно, обладаем нужными сведениями, но хотели бы от вас услышать о гарантиях. Ведь сумма немалая, и вкладывать такие средства в воздушный замок, сами понимаете, не слишком осмотрительно.

Ридгер понимающе покачал головой и, подняв перед собой руку в знак полной готовности, принялся зачитывать и озвучивать цифры и выдержки из подготовленных документов. Он предоставил сведения о состоянии дел на предприятии, нарочито приукрасив свое выступление несколькими заведомо завышенными показателями, которые должны были склонить собравшихся к выводу о положительном решении комиссии, но одновременно с этим посеять сомнение в правдивости цифр. Он постарался заверить всех в своей возможности повлиять на принятие нужного решения, но мастерски оставил пробелы — все с той же целью. А в завершение Ридгер сообщил новую, скорректированную сумму кредита, которая превышала ранее озвученную. В этом вопросе он сослался на информацию, полученную из достоверных источников, которым он безмерно доверяет, и внес свои компетентные пояснения.

Ридгер пытался выглядеть убедительно — на девяносто девять процентов. Он говорил со знанием дела, почти не позволяя усомниться в своей полной осведомленности, но все же оставил микроскопические черные точки, совсем немного портящие идеальный блеск.

— Таким образом, господа, смею вас заверить, что выделенные вами средства позволят значительно укрепить ваши финансовые позиции. Хотя… — Ридгер манерно улыбнулся, — хотя понимаю, что они и без того весьма надежны.

В душе Игорь ликовал. Все прошло именно так, как он и рассчитывал. Нет ничего хуже противоречивых сведений, заставляющих людей искать подвох там, где его нет. Много правды и совсем немного лжи — это все, что требовалось. Теперь информацию станут перепроверять, и даже если сухие факты будут говорить в пользу выделения средств, у банкиров закрадется сомнение в верности этого решения.

Лица представителей финансовых организаций были несколько обескураженными. А лицо Игоря Ридгера сделалось немного заискивающим, совсем чуть-чуть. Он продолжал свой спектакль, и теперь ему нужно было выглядеть не таким уверенным в себе, чтобы еще больше укрепить сомнение в сознании потенциальных партнеров.

— Благодарим вас, Игорь Георгиевич, за предоставленную информацию, — Семен Варламович Райзмон снова взял на себя смелость озвучить общее мнение. — Надеюсь, вы понимаете, что нам потребуется время для принятия решения. Ваша репутация практически является гарантом истинной обстановки дел, тем не менее…

Райзмон окинул взглядом коллег, ища одобрение своему резюме.

— Да…

— Конечно…

— М-м-м… да… — прозвучали голоса банкиров.

— Благодарю, вы были убедительны.

Последние слова принадлежали представителю банка «Слава». Ридгер только теперь хорошо рассмотрел его. Это была пока неизвестная в финансовом мире личность. Человек, занявший пост президента банка совсем недавно. Янсон Эдуард Карлович, — Ридгер отчетливо вспомнил его имя. По обыкновению, Игорь не занимал свое внимание персонами, которые, как он считал, этого не заслуживают. И Янсон был одним из тех, на кого это правило распространялось. Пожилой, полный, с маленькими невыразительными глазками, в дорогом костюме, хорошо скрывающим лишний вес, Эдуард Карлович сидел на встрече молча, и только теперь позволил себе произнести слова благодарности. Лучше бы он и дальше молчал! Лучше бы ушел такой же серой мышью, как и появился. Но он высказался, и высказался подчеркнуто вежливо, поэтому Ридгер не сумел пропустить мимо ушей его реплику. Игорь смотрел на Янсона, судорожно перебирая в памяти обстоятельства, при которых он мог встречаться с этим господином. И он вспомнил. В момент рукопожатия Ридгера словно ударило током. Он лишь диким усилием воли заставил себя сохранить внешнюю невозмутимость.

— Всего хорошего, Игорь Георгиевич. Уверен, мы примем положительное решение по вашему вопросу, — учтиво склонов голову, Янсон направился к выходу.

На этом встреча была завершена. Обмениваясь скупыми рукопожатиями и дежурными фразами, Ридгер слепым взглядом провожал каждого визитера. Он так и остался стоять неподвижно после того, как дверь за последним медленно затворилась.

— Все хорошо? — своим обычным, лишенным эмоций тоном, спросил Северцев.

Ридгер не повернул голову в его сторону — он смотрел на закрытую дверь. Веко его подрагивало.

— Все хорошо, Игорь Георгиевич? — повторил Северцев.

— Что? А, да… все хорошо, — растерянно пролепетал Ридгер. — Ты… знаешь… Ты выясни мне все про этого Янсона. Кто? Откуда? С кем? Как? В общем, все. Ты понял меня, Альберт?

— Что-то не так? — Северцев, тон которого не позволял судить о степени его обеспокоенности состоянием шефа, как и Ридгер, уставился на входную дверь.

— Надеюсь, что нет… хотя да, что-то не так. Поэтому выясни все, и немедленно. И еще… Хотя ладно, пока все.

Северцев несколько секунд смотрел на дверь, стараясь разглядеть причину беспокойства, затем молча покинул комнату переговоров.

— А вот это уже неприятности, — вслух пробормотал Ридгер.

Он покачался на пятках, медленно обошел переговорную и присел на стул, где только что сидел Янсон.

— Ну надо же, а я даже ни разу не взглянул на него, — посетовал он незримому собеседнику.

Неожиданно он рассмеялся. Не от огорчения, не от досады, а от закипающей злости. Злости на себя за излишнюю самоуверенность, затмившую очевидное: именно Янсон ужинал вчера с предполагаемым покойником Всеволодом Славиным или с его братом-близнецом, что вовсе не делает создавшееся положение проще. Сегодня же Эдуард Карлович пришел в офис к Ридгеру и практически повторил слова Славина, которые для последнего оказались фатальными.

Всеволод Анатольевич Славин был первым, кто, поняв выгоду, решил кредитовать МЗПО. Тогда и Ридгер решил, что Всеволод Славин должен умереть, иначе весь его план рухнет.

Для скупки акций Ридгеру требовалось время. И чтобы его обеспечить, он подкупил заместителя председателя комиссии Министерства Обороны Возняцкого Валерия Викторовича, который был готов предоставить Ридгеру необходимый срок при условии, что МЗПО за это время не поступит ни копейки инвестиций. В противном случае Возняцкий мог попасть в довольно затруднительное положение, ведь тормозить планы Министерства Обороны, зная, что предприятие обладает достаточными средствами для реализации этих планов — не что иное, как преступление. За которое в рамках развернувшейся борьбы с коррупцией, могли показательно определить в места, где деньги хоть и имеют значение, но не такое, как дома. Ридгер различными способами пытался не допустить преждевременного финансирования до получения им контрольного пакета акций завода, и кроме Славина никто не вмешивался в его игру. А Славин вмешался и… умер.

Или все-таки не умер?! И почему банк Янсона называется «Слава»? — Ридгер подскочил, словно на него выплеснули ведро ледяной воды.

В ярости он изо всех сил стукнул кулаком по столу, больно ушибив кисть о его поверхность, скривил от боли и негодования лицо и опустился на стул с мучительным стоном. Часы на стене оглушительно отстукивали уходящие в никуда секунды.

Игорь поймал себя на том, что уже довольно долго наблюдает за их исчезновением: «…пятьсот сорок пять, пятьсот сорок шесть…» Он поднялся со стула. На лице его теперь не было ни гнева, ни растерянности — лишь холодный блеск стальных глаз.

Ридгер вновь усмехнулся невидимому собеседнику. Нехорошо усмехнулся, недобро.

— Ну что ж, посмотрим, — произнес он в пустоту, за которой прятались пока неизвестные ему персонажи; затем взглянул на распухшую руку, неторопливо собрал со стола свои бумаги, на несколько секунд замер в раздумье и уверенно направился к выходу.

12

«Хороший двор! Тихий, зеленый», — подумал Венский, остановив машину у дома одного из своих бывших сослуживцев.

Он вышел из автомобиля и мягко захлопнул водительскую дверь. Коротко пропищал сигнал центрального замка.

Подъезд хрущевской пятиэтажки, в которую он направлялся, был, как и двор, тих и чрезвычайно чист. Таких домов на севере Москвы предостаточно, но не все жильцы могут похвастаться казарменным порядком в помещениях общего пользования. Венский любил порядок, поэтому, оценив обстановку, он одобрительно кивнул.

Легко поднимаясь по ступенькам, он скользил рукой по прохладному дереву перил, но мгновенно остановился, как только его ладонь соприкоснулась с чем-то липким и влажным. Венский брезгливо отдернул руку, морщась и шумно выпуская воздух из легких.

— Ну что за гады? — негодующе прошипел он, просматривая сверху донизу лестничные пролеты.

Запах машинного масла отчетливо ударил в ноздри.

— Ну что за люди? — каким-то плаксивым тоном повторил Венский.

Дальше он поднимался не торопясь, внимательно осматривая перила, а на четвертом этаже остановился и некоторое время изучал информативную надпись, выцарапанную на побелке возле одной из квартир: «Здесь живет Катька».

Венский покачал головой, хотел было произнести слова осуждения, но вместо этого у него получилось длинное:

— За-а-ануда…

Он глубоко вздохнул, расстроенный противной противоречивостью собственных мыслей. На секунду закрыл глаза… открыл… еще раз шумно и резко выдохнул, и уже не останавливаясь и ни на что не заглядываясь, в несколько прыжков преодолел последние два лестничных пролета и с силой нажал на кнопку звонка нужной ему квартиры.

В квартире долго ничего не происходило, затем из ее глубины послышались тяжелые, медленно приближающиеся шаги, потом долгая возня с замком, и, наконец, дверь медленно приоткрылась. Из-за нее на полкорпуса высунулся небритый и сильно помятый здоровенный детина.

— Чо-о-о надо? — спросил амбал, даже не взглянув на гостя.

Венский криво усмехнулся. Ухватившись рукой за край двери, он резко потянул ее на себя. Амбал не успел среагировать и вывалился из квартиры, потеряв опору, но тут же вскочил и, приняв угрожающую позу, уставился на Венского. Тот стоял спокойно, и довольная улыбка расплывалась по его лицу.

— Саня! Венский! — радостно, срываясь на визгливые нотки, прокричал здоровяк и распростер руки для объятий.

Венский перестал улыбаться и сурово сдвинул брови:

— Давно пьешь?

— Да ты ч-о-о? Я… нет… несколько дней.

Он еще сильнее взъерошил и без того лохматую голову и виновато пожал плечами. Венский снова улыбнулся и покачал головой:

— Ну ты чудовище! У тебя похмелиться-то есть чем?

— А как же! — радостно произнес амбал, и глаза его заблестели.

— Ну тогда пригласи войти.

— Конечно, заходи — какие вопросы, командир! Я ж тебе всегда… ты ж знаешь… в любое время, — он заговорил быстро и невнятно, бурно жестикулируя здоровенными ручищами.

Квартира Миши Данилина, носящего кличку Медведь, выглядела, как настоящая берлога. По сравнению с ней в жилой комнате нежилой квартиры Венского царил образцово-показательный порядок. Александр не торопясь проследовал сквозь заваленный непонятным хламом коротенький коридор и оказался на кухне, где Миша рьяно принялся разгребать стол, заставленный пустыми бутылками и грязными тарелками.

— Командир, ты иди погуляй по комнатам, а я за пять минут наведу здесь блеск, — сказал он, не прекращая складывать в уже переполненную раковину посуду с засохшими остатками трапезы.

— Наведу блеск! — иронично передразнил его Венский. — Ну наводи.

Александр обследовал квартиру Данилина. Одна комната оказалась заперта на ключ, другая, по-видимому, выполняла все функции сразу, являясь и спальней, и гостиной, и кладовой. Кровать была не заправлена, и затхлый запах постельного белья ударил в ноздри. В углу располагался телевизор — вероятно, один из первых цветных аппаратов, произведенных за рубежом. У одной стены было сложено несколько больших коробок, другую почти полностью занимали шкафы и полки, плотно уставленные книгами. Пыльный стол был завален то ли исчерканными, то ли исписанными листами бумаги и книгами с многочисленными закладками.

Венский задержался у стола. Элифас Леви «Книга Мудрецов», Карлос Кастанеда «Путешествие в Икстлан», Елена Блатавская «Разоблаченная Изида»… Александр прочитал еще несколько названий книг — все они являлись произведениями эзотерическими и отчего-то немного пугающими: «Бхагавад Гита», Михаэль Лайтман «Вавилонская Башня».

Венский издал цокающий звук языком, поражаясь странным увлечениям своего товарища, и вынес вердикт:

— Допился!

По возвращению на кухню он был удивлен неожиданно быстрому выполнению, казалось бы, неразрешимой в такие сроки задачи. Кухня преобразилась. Нельзя сказать, что окна стали чище или шкафы заблестели, но ноги к полу уже не прилипали, стол был протерт, и грязная посуда исчезла из поля зрения.

— Оперативно, — одобрительно произнес Венский.

Данилин сиял.

— Давай, командир, присаживайся. Есть будешь? А пить?

Венский сухо зыркнул на Медведя, и того немного передернуло от сурового взгляда бывшего командира.

— Да ты ж сам про похмелку спрашивал…

Венский продолжал молча смотреть на него.

— Да что не так-то, Сань? Ты чего меня, как перед казнью, рассматриваешь?

— Я пытаюсь разглядеть, что в тебе от прежнего Медведя осталось, и пока ничего не вижу.

Данилин запустил здоровенную пятерню в длинные непромытые волосы. Склонил голову и так просидел несколько минут, изредка вздыхая и даже тихонько постанывая. Александр не торопил его с ответом — он собирался ждать ровно столько, сколько потребуется его бывшему сослуживцу, чтобы вспомнить, кем он на самом деле является, и сравнить с тем, кого он в данную минуту из себя представляет. Но вместо осознания, Данилин молча потянулся к бутылке — сначала робко, затем смелее, и, наконец, решительно скрутил ядовитой твари горло. В стакан потек сладкий яд, с помощью которого он давно и упрямо пытался отравить свою память, так безжалостно возвращающую его к прошлому и заставляющую отрицать настоящее. Данилин никак не мог найти себе места в новом мире, впрочем, как и многие. И тогда он вновь обращался к спиртному, действующему эффективно, но недолго, поэтому приходилось повторять процедуру снова и снова… Он уже переставал понимать, что есть прошлое, а что настоящее, и это скорее устраивало, чем обременяло.

Данилин с показательной небрежностью, отрицающей победу рутины над его разумом, опрокинул в себя стакан.

— Мощно! — прокомментировал Венский его выступление с бутылкой и стаканом. — Станиславский был бы в шоке. Верю, Миша! Верю! Жизнь — дерьмо! Вот только долго ли ты так протянешь, боец?

— А я и не претендую, — прохрипел Медведь, смачно занюхав локтем горькую.

— Ну-ну, — с укором хмыкнул Венский. — Значит, я ошибся и зашел не в ту дверь.

Данилин звериным взглядом впился в Александра. Порция яда возымела желаемый эффект.

— Да нет больше Медведя! — взревел он. — Издох он в берлоге, как шавка на помойке. Залег и издох. И не нуждается он больше в нравоучениях и наставлениях, и в помощи тоже не нуждается.

Данилин вскочил и навис над Венским, как зомби, готовый в любой миг наброситься на обидчика и сломать его тело в стальных тисках могучих лап. Венский по-прежнему стоял, подпирая собой дверной косяк, и лишь взгляд его сделался металлическим, холодным и чересчур спокойным.

— Дурак ты, Миша, хотя и не был таким. Но, вероятно, оказался слабее, чем я думал. Извини за беспокойство. Продолжай собственные похороны… Приду на поминки! — Венский разочарованно улыбнулся и направился к выходу.

Тяжелые шаги за его спиной угрожающе быстро приблизились. Александр сделал шаг в сторону и боковым зрением уловил стремительный полет кулака-кувалды, пытающейся воткнуться в его голову. Он еще больше сместился в сторону и коротким резким движением вмиг погасил неадекватное сознание Медведя.

Через минуту Данилин открыл глаза, вернее, один глаз, так как второй затек от образовавшейся гематомы. Он сидел на полу в коридоре, а рядом как ни в чем не бывало на корточках сидел его бывший командир и очень близкий товарищ.

— Сволочь ты, Саня, — буркнул Данилин, трогая заплывший глаз. — Ко мне же сегодня дама должна прийти — что я ей скажу?

— Хорошая дама? — Венский проявил искренний интерес.

— Хорошая — не такая, как ты представляешь. Помоги встать — не видишь, мне здесь тесно.

Венский подал ему руку.

— Тяжелый, черт. И как я тебя на себе из боя вынес, ума не приложу.

Данилин улыбнулся.

— Не знаю, ты всегда был непредсказуемый, — Медведь встал, посмотрел на синяк и отчего-то радостно засиял.

— Нравится? — спросил Венский, разглядывая собственное творение в том же зеркале.

— Ты, черт подери, всегда был быстрее!

— Неправда, — тон Венского сделался возмущенным. — Ты вспомни, как на спор уложил меня за несколько секунд. Где же это было?

— В Ливии, — мгновенно уточнил Медведь. — Тогда я действительно был в форме.

— Ты, Миша всегда в форме, только иногда настроение у тебя отвратное. Характер поганый. Понимаешь?

— Какой есть, — Медведь, как паровоз, выдохнул накопившийся в его организме лишний воздух, а вместе с ним и мучительное напряжение. — Есть будешь?

— Ты уже спрашивал.

— И чего ты мне ответил?

— Буду.

— А пи… — Медведь оборвал себя на полуслове.

— Выпью за встречу, почему нет, — спокойно произнес Венский.

Данилин зыркнул на Александра, хотел что-то сказать, но вместо этого развел руками.

— Я искренне рад, командир… Нет, правда, не ожидал… Рад!

— И я рад! — признался Венский, затем бросил короткий взгляд на закрытую комнату. — Там то, о чем я думаю?

Медведь довольно сощурился.

— Ты даже не представляешь, как это теперь выглядит.

Венский похлопал Медведя по плечу.

— Значит, ты все еще в теме! Молодец! Покажешь?

— Обязательно, но сначала прошу к столу.

— Ну давай, капитан, угощай, чем бог послал.

Они уселись за небольшой кухонный стол. Данилин разложил по тарелкам яичницу, порезал колбасу, хлеб, выставил банку маринованных огурцов, поменял стаканы на рюмки, разлил водку: Венскому полную рюмку, себе половинку.

— Нет, старичок, так не пойдет. Первую полную, а дальше сам решишь.

Данилин согласился.

Они подняли рюмки, несколько секунд молча смотрели то ли вдаль, то ли в собственные души, а затем так же молча выпили.

— Рассказывай, — начал Данилин, запихивая в рот разом почти все порцию яичницы.

Александр не стал тянуть.

— Помощь мне твоя понадобилась.

Данилин перестал жевать, удивленно посмотрел на Венского, молча взял бутылку водки, налил рюмку товарищу и половину себе, потом подошел к раковине и не глядя выплеснул в нее все содержимое бутылки.

Александр улыбнулся.

— Рассказывай, — повторил Медведь, усевшись за стол.

— Да всего сразу не расскажешь, — Венский дернул бровью и наморщил лоб. — Давай поедим, ты покажешь мне свои сокровища, а потом поговорим.

— Лады!

После еды Данилин заварил крепкий чай с мятой и еще какими-то травами. Рассказал Венскому о своей девушке или нескольких девушках — из его сумбурного рассказа Александр не понял, а переспрашивать не стал. Когда чай допили, Медведь сделал паузу и негромко, но очень торжественно спросил:

— Ну, идем?

Они подошли к запертой комнате. Данилин открыл ключом дверь и гордо распахнул ее, представив на суд командира то, что крайне редко демонстрировал людям.

— Е-мое! — протянул впечатленный Венский.

В его собственной квартире была одна комната, в которой царила небрежная обстановка — в отличие от остальной площади, старательно напичканной дорогой мебелью и аксессуарами самых престижных марок. Здесь же картина была диаметрально противоположной: квартира представляла собой захламленный бедлам, а эта комната… В ней можно было проводить медицинские операции. Александру даже показалось, что он почувствовал запах кварца. Начищенный до блеска паркет, идеально чистое окно, почти наглухо занавешенное плотными шторами, стеллажи с книгами, на которых не наблюдалось ни единой пылинки, идеально ровные потолки и стены, покрашенные голубовато-серой структурной краской, грамотная система освещения. Угол занимало полутораметровое растение в большом горшке, — Венский решил, что это драцена, но не рискнул бы спорить со знатоками. На одной из стен — фотографии, много фотографий, все в рамках, развешанные аккуратно, в строгой последовательности.

Венский задержался у стены и несколько минут рассматривал фото. Он вглядывался в лица людей, вместе с которыми не раз рисковал жизнью. За каждым снимком стояли истории, которые и Венский, и Данилин могли бы вспоминать часами.

Александр подумал, что их дома символизируют нелепые потуги обустроиться в чуждом для них обществе. В свое время Венский тоже предпринимал попытки уйти в стакан и завести себе друзей, вероятно, похожих на теперешних собутыльников Медведя, но жизнь распорядилась иначе. И теперь, чтобы соответствовать высокому социальному статусу нового круга знакомых, ему приходилось ежедневно примерять на себя образ обеспеченного человека. Но, как и Михаил Данилин, капитан Российской армии, специалист высшего класса по технической разведке, имеющий за плечами огромный опыт боевых операций — по сути, он тоже не нашел себя в мирной жизни и продолжал свою войну. Именно поэтому и у него, и у Медведя в квартирах были скрытые для посторонних глаз уголки — убежища для души, в которых можно быть собой и не оглядываться на мнение окружающих.

— Посмотри, Саня! — голос Медведя был немного приглушенным, но Александр спиной почувствовал трепетный восторг.

Длинный, с огромным количеством полок и ящичков компьютерный стол, расположился в дальнем углу комнаты. Вместо одного монитора, как привык Венский, у Медведя стояли три, и все три одновременно ожили. Легкий шорох вентиляторов, щелчки и короткие писки… Данилин сиял как ребенок. Александр изо всех сил пытался разделить восхищение друга и внимательно рассматривал оборудование, одновременно получая от кибермастера точные технические характеристики, которые ему ни о чем не говорили.

— Значит, Медведь жив? — сделал вывод Венский.

–… и силен! — Данилин постучал себя в грудь кулаком.

— И способности твои не утонули в вытянутом сосуде?

— Обижаешь, командир. Это ж я так, от скуки. А это… — он обвел рукой свое тайное убежище, — это как раньше… Я в теме!

— Значит, я могу на тебя рассчитывать?

— А то! В любое время. Дружба не ржавеет. Тем более, я тебе жизнью обязан.

— Дело прошлое, все мы друг перед другом в долгу.

Взгляды их встретились, и они были красноречивее любых слов, убедительнее самых выразительных жестов, надежнее любой надписи. Взгляд двух воинов — немая клятва, которую ни один из них не посмеет нарушить. Венский протянул руку Данилину и по-мужски сдержанно простонал от крепкого рукопожатия настоящего Медведя.

13

Делай, что должно, и будь что будет.

В один миг, изрыгая утробный рык, существо сорвалось с уступа и, промелькнув над головой Титана, накинулось на его сослуживца. Лис не издал ни единого звука. Он попытался избежать прямого нападения, чуть сместившись в сторону, но не успел. За несколько мгновений зверь обездвижил его и теперь глядел в сторону Титана — снежный барс, король местных владений, незримый охотник, призрак из рассказов старейшин. Даже сквозь тьму Титан увидел, что взгляд его исполнен холодной неподдельной ярости, и нет никакой другой силы, которая смогла бы эту ярость одолеть. Рука Титана крепко обхватила рукоять ножа. Пока зверь выжидал, у него было несколько секунд, чтобы приготовиться к атаке. К сожалению, Лис был лишен такой возможности, и теперь одному богу известно, не покинуло ли дыхание его тело, неподвижно распластавшееся на каменном склоне горного уступа.

Проклятая темнота! Под ее покровом невозможно было уловить движения зверя: звезды слишком тускло горели. А вот для ирбиса темноты просто не существовало — он великолепно видел все. Титан понимал, что до оружия он дотянуться не успеет — факт; да и стрелять нельзя — выстрел услышат; встать и принять удобное для схватки положение зверь не позволит, поймав малейшее движение — тогда точно конец.

Титан улыбнулся какой-то нечеловеческой устрашающей улыбкой: он был готов к поединку, хотя неудобное положение его тела не давало никаких шансов на победу. Полулежа на спине, он был крайне удобной мишенью, и все же был готов — готов драться насмерть. Барс чувствовал это и медлил с броском. Возможно, он всматривался и искал наиболее уязвимое место для нанесения смертельного удара, а возможно, был попросту удивлен странным немощным существом, которое сверлило его взглядом бледных глаз, и взгляд этот совершенно не радовал зверя.

Ирбис дернулся, и Титан ощутил зловонное дыхание хищника одновременно со жгучей болью в области груди. В следующее мгновение зловещий вой, перерастающий в ужасающий истошный рев, перемешался с запахом крови. Нестерпимая боль от вгрызающихся в плоть клыков и когтей барса гасила сознание, в котором внутренний голос неустанно кричал: «Бей! Бей! Бей!» И он бил, стальное лезвие в ослабевшей руке жалило бок хищника снова и снова, пока грузное тело не обмякло и не навалилось на Титана всем своим весом. И в этот момент очертания звезд растеклись по небу, слившись в сизое пятно, которое с каждой секундой становилось все бледнее.

«Нет! — откуда-то изнутри монотонно повторял внутренний голос. — Нет! Нельзя! Не теперь! Терпеть… терпеть… терпеть!»

Титан сделал слабый глоток пьянящего горного воздуха. Сознание медленно возвращалось. Пятно на небе темнело, и очертания звезд становились более отчетливыми. Он из последних сил скинул с себя поверженного врага и, цепляясь руками за острые камни, потащил свое тело к неподвижно лежащему другу.

Лис не двигался. Титан приложил пальцы к его запястью. Слава богу! Пульс бился, кровь пульсировала в артерии.

— Лис! Лис! Ты слышишь меня?

Тот не отзывался.

Темнота не позволяла определить степень серьезности его ран, но Титан чувствовал, что дело плохо. Нужен врач. Но как? Как вызвать помощь? Операция засекречена, на карту поставлено многое. Значит, нужно справляться самим.

— Терпи. Терпи, дружище. Я тебя вытащу.

Как глупо! Как глупо все получилось. Можно было ждать любой угрозы, но вот встречи с дикой кошкой… Абсурд! В этих краях никто давно не видели ирбисов, и именно теперь это случилось. Как глупо!

Времени на выполнение задания мало. Нужно решать, что делать дальше, и решать нужно немедленно. Если Титан оставит Лиса здесь, то дойдет до места и в положенное время выйдет на связь. Но как же Лис? Что будет с ним? А с ним, скорее всего, ничего не будет — вернее, не будет его. Он скончается, не приходя в сознание, или его добьют местные. Но на ожидание помощи времени нет.

Титан поднялся на ноги. Немного мутило, сильно саднила грудь и нога, но общее состояние он оценил как удовлетворительное. Он еще раз посмотрел на друга, кивнул и подмигнул, подбадривая тем самым скорее самого себя, нежели Лиса.

— Значит, пойдем дальше, как и шли. Вдвоем. А там посмотрим, что предпринять.

Решение принято. Титан достал из аптечки необходимые медикаменты и сделал все, что мог сделать для сохранения жизни друга.

— Лис! Лис! — снова тишина в ответ. — Ну ничего, дойдем…

И он потащил его на себе.

До перевала еще далеко. Подъем становился все круче и круче. Титан толкал каменистую почву ногами. Уже пробивался сквозь сумрак робкий, но неудержимый рассвет. Он понимал, что останавливаться и дожидаться темноты не получится. Нужно идти. Нужно идти осторожно, но все же двигаться вперед, иначе все зря. Титан надеялся на чудо. Он не рассчитывал, что из ниоткуда появится кто-то из своих, но при этом верил в благоприятное стечение обстоятельств. А как же иначе? Думать о том, что не хватит сил и времени? Тогда не дойдешь: тело откажется повиноваться, а разум сыграет какую-нибудь злую шутку, которая в итоге окажется фатальной. Нужно верить, что все задуманное получится и считать непредвиденные испытания всего лишь проверкой. Проверкой на выносливость, на силу духа, на твердость характера. И кому, как не ему, знать об этом, ведь он Титан, и заслужил это имя благодаря несгибаемой вере в себя. Он, Титан, бывал в таких передрягах не раз и не два, и всегда выползал, вылезал, выдерживал.

— Ничего не выйдет, — хрипел он кому-то чужому — незримому ведуну, нашептывающему сомнения. — Я сделаю то, что должен, будь уверен.

Он терял счет времени. Ноги каменели, а легкие, казалось, сузились до предела, не желая впускать внутрь воздух. Крупные капли пота застилали едкой пеленой глаза.

— Мы скоро будем на перевале, там отдохнем, слышишь? — обращался он к Лису, который стал тихонько постанывать.

«Это хорошо, — думал Титан, — значит, жив, значит, справится».

Время от времени он замирал. Прислушивался к тишине гор, но, не уловив подозрительных шумов и шорохов, неумолимо двигался к намеченной цели. Чем выше он забирался в горы, тем тяжелее становился воздух, и растительность предательски редела, подвергая его риску попасть в чье-то поле зрения. Титан переставал понимать, сколько он прошел и сколько еще предстоит пройти — необходимо было сделать привал.

Он опустился на колени в широкой расщелине на склоне балки, предоставляющей надежное укрытие от случайных взглядов, аккуратно положил Лиса и, тяжело дыша, откинулся на спину. Лис снова издал приглушенный стон.

— Потерпи еще немного, скоро уже, — прошептал Титан, не совсем отдавая себе отчет в смысле произнесенной фразы.

Он не понимал, что будет скоро, и как он будет действовать дальше. Он все еще намеревался выполнить задание и выйти к намеченной точке в срок, но все сильнее осознавал утопичность своих намерений. Но отступать он не привык и отказываться от цели не собирался.

«Делай, что должно, и будь что будет!» — Титан не знал, кому принадлежит это изречение, но уверовал в его мудрость как в непреложную истину. В трудных ситуациях он всегда проговаривал про себя эти слова с глубоким и не совсем ясным для него смыслом, словно подпитываясь заключенной в них энергией.

Усталость вкупе с ранами, полученными в ночной схватке с ирбисом, неумолимо брала свое. В пути он не обращал внимания на собственную боль, но теперь боль настойчиво требовала ощутить себя.

— Бывало и хуже, верно, Лис? — прохрипел он, обращаясь к другу. — Сейчас отдохнем и двинемся дальше.

Он улыбнулся одними растрескавшимися губами.

— Сейчас только отдохнем немного и…

Перед глазами пронеслись картины радужной и такой далекой мирной жизни, которая всегда манила его в мечтах. Голубое, залитое солнечным светом небо, луг с сочной зеленой травой, шум реки. Он лежит с закинутыми за голову руками и смотрит в высь — на мечущихся в радостных игрищах птиц. Утомительная работа в поле отдается сладостной истомой во всем теле. Сейчас его любимая поднесет ему воды напиться. Он уже слышит приближающиеся шаги — сначала смутно, но потом все увереннее и отчетливее. Она уже совсем рядом… Как же хочется пить… Он хочет взглянуть на нее, но веки не слушаются; он хочет подняться и протянуть к ней руки, но те не повинуются ему. Он так устал от работы, он хочет напиться и немного поспать. Она подходит к нему и аккуратно трогает за плечо. Он не видит ее, но чувствует запах — такой приятный и знакомый запах. Она снова легко толкает его в плечо. Он улыбается. Она толкает настойчивее… Небо темнеет, резко затягивается свинцовыми тучами. Налетевший невесть откуда ветер холодит грудь. Она касается его снова и уходит. Он не хочет, чтобы она уходила — он хочет окликнуть ее, но губы не слушаются. Сквозь закрытые веки он ощущает сгустившуюся небесную тьму. Неужели погода портится? Ветер становится все сильнее и сильнее и уже неудержимо подталкивает уставшее тело, пытаясь перевернуть его на бок. Он сопротивляется. Откуда взялся такой грозный ветер? Порыв подхватывает его и отрывает от земли. Он не хочет покидать это место. Ветер поднимает его все выше и несет — несет прочь от зеленого луга, от звенящей реки, несет туда, где он должен находиться. Он знает, где это место. Он хочет позвать ее, но издает лишь слабый хриплый стон. Постепенно тело возвращает утерянный в воздушных вихрях вес. Оно становится тяжелым и болезненным. Грудь нестерпимо болит.

Титан с трудом приоткрыл глаза. Монотонно поскрипывали колеса повозки, которая, мерно покачиваясь, двигалась по каменистой дороге. Рядом с повозкой шел черноволосый мальчик лет двенадцати. Мальчик посмотрел на Титана и улыбнулся искренней ребячьей улыбкой. Впереди, погоняя запряженного в повозку ослика, шел старик, что-то напевая себе под нос.

— Где Лис? — почти проскрипел Титан и сам удивился своему неестественно осипшему голосу.

Мальчик снова улыбнулся — еще шире — и кивнул головой на место рядом с Титаном. Лис тоже лежал в повозке. Лицо его было мертвенно-бледным, а лоб покрыт крупными каплями пота.

«Жив», — с облегчением подумал Титан и, повернувшись к мальчику, слабым голосом попросил:

— Дай воды.

Ветер нес их в неизвестность, но сопротивляться этой неизвестности не было ни сил, ни желания.

14

Игорь вернулся в свой офис, дал распоряжение секретарю ни с кем не соединять и все встречи отменить.

— По какой причине, Игорь Георгиевич? — поинтересовалась девушка.

— Умер, — злобно сорвалось с его уст.

Секретарь молчала, часто моргая густыми ресницами. Она словно замерла в ожидании более разумного ответа.

— Мне учить тебя? — закипел Ридгер. — Скажи, заболел, срочные дела… Ну придумай что-нибудь. Или ты только дерьмовый кофе в состоянии варить?

Девушка заморгала еще чаще, и вид у нее сделался испуганным. Ридгеру показалось, что она готова расплакаться.

«Нужно гнать эту истеричку», — подумал он, но чтобы не усиливать напряжение, негромко, хотя и по-прежнему нервно произнес:

— Хорошо… Скажи, что плохо себя почувствовал, и перенеси встречу с Возняцким на завтра… хотя, лучше я сам с ним созвонюсь. Просто извинись за меня и передай, что свяжусь с ним, как только мне станет лучше. Остальным говори, что буду завтра.

Ридгер посмотрел на часы. Подумал о чем-то, хотел что-то сказать, но лишь неуверенно повернулся в сторону двери и удалился.

***

— На Арбат, — коротко скомандовал он водителю, и автомобиль тронулся с места.

Ридгер внешне выглядел спокойным, но в душе кипели нешуточные страсти. Он был зол, обескуражен, ему хотелось рвать и метать до тех пор, пока не он не выяснит, что происходит. Информации от Доктора не поступало, и Игорь до сих пор не знал, есть ли родственник у покойного Славина, или сам Славин не является покойником. Игорь понимал, что любая необдуманная суета может привести к роковой ошибке, поэтому он выкинул из головы пару десятков идей, которые первыми пришли на ум.

Но кто же все это затеял? Кто так умело обрабатывает поляну, на которой он уже сделал разметку? Доктор? Покойный Славин? Ридгер негодующе фыркнул от этой мысли. Может быть, кто-то из комиссии? Или банкиры, приходившие к нему утром, уже играют по своим правилам, и не он их, а они его водят за нос? Что затеял этот выскочка Янсон? Что он, черт подери, о себе думает? Внезапно Ридгеру стало страшно, и липкий холодный пот выступил на лбу. Янсон не участвовал в предварительных переговорах, а его предшественник внезапно слег, подкошенный тяжелым недугом, и теперь находился на лечении в Германии. Уж не подстава ли это? Вдруг Янсон — именно тот, кто хочет сломать его игру и ввести собственные правила? С кем он встречался в «Дионисе»? Зачем? И если Славин действительно жив, то это даже не неприятности — это конец!

Ридгер зарычал, как дикий зверь, и стукнул кулаком в стекло. Водитель не шелохнулся: он был сосредоточен и старался вести машину быстро и плавно, чтобы еще больше не рассердить шефа. Олег знал, каким бывает Ридгер в гневе. Лучше об этом не знать вовсе.

— Дай сигарету, — не глядя в сторону Олега, буркнул Игорь.

Тот без промедлений протянул ему пачку.

Ридгер не курил, что называется, системно, но время от времени мог побаловать себя хорошим табаком. Он прикурил, выпустил изо рта столбик дыма и откинулся на спинку сиденья. Нервничать нельзя, нельзя торопиться, нельзя считать себя дичью, нельзя бежать и защищаться. Ридгер затянулся и постарался выпустить дым кольцами. Не получилось. Он развеял рукой по салону неудачу, несколько раз затянулся и снова повторил попытку. Ровные колечки одно за другим направились в сторону лобового стекла.

— Вот так, — удовлетворенно протянул он.

Нужно знать, что задуманное исполнится, нужно быть готовым к любому резкому повороту, нужно опережать, успевать и точно наносить сильные удары, а если пришло время поставить блок, то, воспользовавшись паузой, надо разглядеть уязвимое место противника, чтобы действовать жестко и наверняка.

Игорь выбросил сигарету и, вытащив из кармана телефон, набрал номер.

— Как дела с акциями завода? — спросил он без предисловий.

— Все по плану. Цена стабильная, мы приобретаем. Мы в графике, — ответил абонент.

Ридгер нажал кнопку отбоя. Сегодня он собирался встретиться с Возняцким, человеком, чей безусловный авторитет был способен повлиять на решение комиссии министерства. Но встречу Игорь отложил. Возняцкий начнет задавать вопросы о переговорах с банкирами — и что ему должен ответить Ридгер? Что все прошло, как рассчитывали или… Игорь мог и соврать, и сказать правду, если бы четко понимал, что для него выгоднее. Но он пока не понимал. Ведь все, что он себе представил в черном свете, могло оказаться идеально белым, а его страхи — следствием усталости и мнительности: да мало ли что может вывести человека из состояния холодного равновесия! Вот, например, змеи!

— Послушай, Олег, — тон Ридгера стал на удивление дружелюбным. — А что говорит твоя бабка, если сон не сбывается?

— Что-то не так, Игорь Георгиевич? — с опаской поинтересовался водитель.

— Опять глупейший вопрос! — возмутился Ридгер. — Да если бы все было так, стал бы я тебя спрашивать?

Олег что-то промямлил себе под нос.

— Да говори ты яснее, ничего не понятно! — и Ридгер подался вперед, чтобы лучше слышать своего растерянного подчиненного.

— Да не было такого ни разу, — немного виновато произнес Олег. — Я один раз задавал бабке тот же вопрос. Думал, что ее предсказание не сбылось…

— А она?

— А она рассердилась и сказала, что я не там ищу толкование. Сказала, что сам не знаю, что для меня важно, а что мелочь.

— Это как понять? — удивился Ридгер.

— Да там такая история… — Олег смущенно рассмеялся. — Я в девицу был влюблен, а она будто не замечала меня, представляете! Я ей цветы, подарки, а она ноль внимания. И главное, брала все и улыбалась так застенчиво, ну словно надежду давала… И все не в кассу. А в тот день в клубе вечеринка должна была пройти знатная, и она собиралась прийти. Ночью мне радуга снилась — большая, яркая. Так вот, бабка сказала, что в любви у меня все сложится и даже пахнет свадьбой. Я как на крыльях прилетел в клуб, а эта… которая мне нравилась, в этот вечер нарезалась, как последняя, прости господи, и свалила с моим знакомым к нему на хату. Фу-у-у-ух… Думал, рехнусь от ревности и обиды.

— И…? — подгонял его Игорь.

— Не она это была! — восхищенно произнес Олег. — Бабка мне сказала, что пути Господни неисповедимы, и нельзя свои планы принимать за божьи. Если знак был, то все сбудется, вот только где, с кем и как, знает лишь Творец.

— То есть…?

— Вот и я сначала не понял. А на следующий день пошел к своему корешу на разборки. Левые, конечно, разборки из-за шлю… прошу прощения, Игорь Георгиевич…

— Продолжай! — Ридгер не знал, как ускорить повествование и нервничал, теряя терпение.

— Ну вот… Мы, конечно, с ним повздорили, а потом решили, что не дело из-за бля… то есть, женщины, ссориться, и отправились в бар — знаете на Кутузовском английский пивняк?

— Знаю, знаю! Ты по делу говори!

— А там я познакомился с Ольгой. Я лучше нее вообще никого не встречал, влюбился и понял — это на всю жизнь. Про эту… забыл, как будто ее не было. Даже страшно подумать, что все могло сложиться иначе, и я бы с ней не встретился. Ведь она на следующий день из Москвы собиралась уезжать. У нее с институтом проблемы были, да и на личном фронте… Получается, права была бабка — пути Господни неисповедимы!

Ридгер откинулся на спинку сиденья. Рассказ Олега не оправдал его ожиданий. Разбираться в божьих замыслах у него не было ни времени, ни желания. Да и в Бога он верил где-то в глубине души, и только когда это было ему выгодно. Он вообще был разочарован тем, что так понадеялся на мнимый знак, который пока ничего хорошего ему не принес.

— На бога надейся, а сам не плошай, — пробубнил он себе под нос.

Олег молча пожал плечами.

Но все же в сознании Игоря, где-то в самом потаенном его уголке, мелькнула микроскопическая, но радостная мысль — все не так плохо, как ему кажется, — укрепившая его решение не предпринимать поспешных действий.

Машина остановилась в переулке, прилегающем к пешеходному Арбату.

— Жди здесь, — отдал распоряжение Ридгер и вышел из автомобиля.

Он подошел к подъезду дома… Остановился… Задумался… Осмотрелся. Никого в пределах видимости не было, кроме праздно прогуливающейся пожилой парочки. Ридгер открыл дверь и зашел внутрь.

Старый подъезд выглядел солидно: длинные лестничные марши, узорные кованые ограждения с массивными перилами, широкие площадки между пролетами, окна с арочными сводами, цветы на подоконниках. На третьем этаже он остановился перед деревянной дверью, покрашенной простой коричневой краской. Она, как уродливое родимое пятно на белоснежной коже юной девицы, портила все впечатление респектабельности.

«Старая масть не гнется под натиском времени!» — подумал Ридгер и поднес руку к звонку.

— Кого-то ищешь? — хрипловатый голос донесся с верхней лестничной площадки.

За спиной скрипнула входная дверь. Ридгер обернулся.

— Не дергайся. Стой, как стоишь.

Сверху неторопливо и даже небрежно, перекатывая монетку между костяшками пальцев, спускался типичный уголовник с широким шрамом от левой щеки до лба. Ридгер стоял спокойно. Грубые руки того, кто появился из двери напротив, бесцеремонно ощупали его на предмет оружия или еще чего похуже.

— Чистый, — буркнул досмотрщик и отошел в сторону.

— Ты не огорчайся, брат. Я-то про тебя наслышан, но сам понимаешь: порядок такой. Твою машину отгонят на соседнюю улицу, там заберешь. Здесь не надо светиться. Времена теперь мутные, — и он криво улыбнулся, продемонстрировав, как ни странно, идеально ровные белые зубы.

— Мне водителя надо предупредить, — сказал Ридгер раздраженно.

— Не надо, — лениво протянул его собеседник. — Заберешь вместе с машиной на соседней улице, — и он снова скривил лицо в улыбке.

— Я могу позвонить? — уже не скрывая раздражения, спросил Игорь.

— Ну конечно… Жми на звонок-то, — и уголовник, слегка пошаркивая ботинками, начал поднимался по лестничному маршу туда, откуда так неожиданно возник.

Сзади захлопнулась дверь. Резко и неожиданно. Ридгер вздрогнул.

— Бычье! — буркнул он себе под нос и нажал кнопку звонка.

Дверь открыли почти мгновенно — Игорь даже не успел убрать руку от кнопки. Перед ним предстал молодой парень довольно культурного вида, худощавый, в футболке и джинсах, с длинной, но аккуратной стрижкой, на вид лет двадцати пяти. Его внешность очень выгодно отличалась от тех, с кем Ридгер только что имел неудовольствие общаться.

Парень вопрошающе вскинул голову.

— Я к Виктору Семеновичу. Меня зовут Игорь Ридгер.

Парень удивленно вздернул брови. Ридгер издал что-то вроде нетерпеливого рыка.

— Скажи, Лукавый пришел.

Парень оценивающе оглядел Ридгера снизу доверху, секунд десять изучал его лицо, потом безразлично ухмыльнулся и жестом предложил войти в квартиру. Проследовав по длинному коридору, они оказались в дальней комнате, где на удобном диване вольготно расселся пожилой мужчина в махровом халате, с типичной для его статуса внешностью.

— А-а-а, Игорек! — улыбаясь, протянул он севшим голосом. — Глазам не верю: неужто сам пожаловал!

Он тяжело поднялся с дивана и заковылял навстречу гостю, по ходу дав парню знак покинуть комнату. Скупые мужские объятия, ставшие частью церемонии приветствия в девяностых годах прошлого столетия, так и не стали для Ридгера радостной процедурой, но ничего не поделаешь — дань уважения традициям.

— К тебе мышь не проскочит, — заметил Игорь после предложения присесть на удобное широкое кресло.

— Правильные мышки не страшны — крысы опасны! — философски изрек хозяин квартиры, которого по паспорту звали Грандин Виктор Семенович, но широко известен он был в криминальном мире под кличкой Саргат. — Ну а хорошим людям дорога всегда открыта… Кто с вопросом, кто с добрым советом.

— Ой ли! — улыбнулся Ридгер. — Зачем тебе советчики, Семеныч? Ты сам энциклопедия.

— Хе-хе-хе, — наигранно захихикал хозяин квартиры. — Ты, видать, Игорек, в беду попал, коль пришел без приглашения, да еще и песни хвалебные поешь. Ну… прав?

Ридгер на секунду потупил взор, размышляя, не совершает ли он ошибку.

— А что, откажешь?

— Тебе-е-е-е? — вопросом потянул Саргат, и взгляд его сделался абсолютно бесстрастным, как рентгеновский луч, проедающий голову Ридгера до самого основания.

После процедуры немого сканирования хозяин квартиры подошел к шкафчику, достал оттуда бутылку коньяка и две грубые стопки граммов на сто, обе наполнил и протянул одну Ридгеру. Тот взял емкость, поднес к лицу: коньяк неплохой, дорогой, выдержанный, спешки не любит. А старый вор еще раз внимательно, почти сурово, взглянул на своего гостя, чему-то своему усмехнулся и залпом выпил, отчего Ридгер в душе скривился.

— Я тебя, Лукавый, много лет знаю: ты правильный парень, хотя и с недостатками, но… кто нынче без них! Я и на зоне тебя поддерживал, чем мог. Рад, что в тебе не ошибся. Ты добро помнишь, общее поддерживаешь, причем дай бог каждому такое внимание уделять. Ты здорово поднялся — я знал, что так будет, но в дела твои, заметь, никогда не лез. Надеюсь, и не придется. Поэтому если помощь моя тебе пригодится, буду рад, но если ты меня в блудняк втянешь…

Виктор Семенович Грандин горько вздохнул. И снова наполнил свою стопку. Игорь посмотрел на содержимое своего сосуда.

— За тебя, Саргат. За твое долголетие, за твою свободу! — и он, вопреки своим привычкам, в один глоток по-варварски разделался с коньяком.

— От души! — прокомментировал его тост Саргат. — Добрые слова.

Он присел рядом с Игорем.

— Говори.

— Мне нужно все узнать об одном человеке.

Ридгер, достав из кармана пиджака фотографию Славина, передал ее Саргату.

— Чем же тебя покойничек заинтересовал? — лукаво спросил тот.

Ридгер разочарованно цокнул языком.

— Ты тоже в курсе?

— Игорек… — укоризненным тоном протянул Саргат. — Ушки не только у тебя есть.

Ридгер в этот момент горько пожалел, что пришел сюда, но обратного хода уже не было. Он на несколько секунд задумался, потом вздохнул и произнес:

— Я встречался с ним — уже после его кончины. Я не мог обознаться. И если он действительно жив, то у меня большие проблемы. И еще… Самое неприятное: если он жив, то это означает, что среди моих партнеров завелась крыса. Поэтому я пока не могу доверять своим.

— Большие проблемы — большие деньги! — Саргат покачал головой. — Большие деньги…

Ридгер посмотрел на него и словно в пустоту произнес:

— Ты ж меня знаешь… Мне главное, чтобы ты не светился, — его взгляд постепенно сфокусировался на лице вора. — А что до денег — давай обсудим, — и он показал на пустую стопку, ожидающую следующей порции.

15

Тир, в котором Венский оттачивал свои огневые навыки, лет десять назад располагался загородом. Сегодня же разрастающаяся безумными темпами столица практически стерла различия между городом и пригородом, и тихое провинциальное местечко превратилось в шумный район, обросший крупными торгово-развлекательными комплексами и жилыми многоэтажками, больше походя на центр, нежели на предместье.

Несмотря на то, что движение на московских улицах к этому времени уже заметно оживилось, Александр добрался до места быстро. Венский уже не мыслил своей жизни без регулярных тренировок в тире, которые стали не просто привычкой, а чем-то вроде наркотической зависимости, от которой он не собирался избавляться.

Стрелковый зал находился на территории спортивного комплекса, принадлежащего когда-то федеральной службе. Нельзя сказать, что федералы вовсе отказались от своей подготовительной базы, просто теперь стало гораздо выгоднее использовать ее в коммерческих целях. Помимо денег, она приносила полезную информацию от бизнесменов и чиновников, решивших укрепить свои обмякшие тела. Лет пятнадцать назад эта территория охранялась не хуже военных объектов высшей категории секретности. Теперь здесь находился шикарный спортивно-оздоровительный центр со сладким и мирным названием «Малина». Просторные светлые тренировочные залы, оснащенные новейшими тренажерами, великолепный бассейн, бани, тир и уютный бар. Все изменилось, и даже инструкторы помолодели и приобрели соответствующий веяниям времени внешний вид, вот только задачи у некоторых остались прежними. Но об этом знали единицы, а те, кто знал, не отличались болтливостью.

Александр был здесь со многими на короткой ноге, начиная от дежурных администраторов и заканчивая инструкторами по физической подготовке.

— Здравствуйте! — широко улыбнулась черноволосая девушка Юля.

— Доброе утро, Юленька.

— Давно не заходили. Дела?

— Да так получилось…

Стандартное приветствие и стандартный набор любезностей.

Александр по длинной галерее прошел в помещение стрелкового тира.

— Здорово, Сань! — по-свойски встретил его бывший коллега по службе Валерий Изотов, работающий теперь инструктором по стрелковой подготовке.

— Здорово, Изотыч!

Настроение Венского после встречи с Данилиным было приподнятым.

— Давно тебя не было, — с хитроватой улыбкой произнес Изотов. — Дела по работе?

— Любовь! — нарочито печально вздохнул Венский. — Она нас мучает, она нам жить спокойно не дает.

— Оп-па-а-а-а! — со смешком воскликнул инструктор. — Не ожидал, что ты подвластен этим чарам.

— Я не подвластен! — серьезно заявил Венский, приблизившись вплотную к лицу инструктора. — Вот только мало кто об этом знает, и в этом вся проблема.

Они рассмеялись.

— Ну что, на позицию и как обычно? — спросил Изотов.

— Нет, — отрезал Венский, — давай поработаем с оружием российских полицейских.

Инструктор чуть не отшатнулся от Венского.

— Да ты что? Зачем? Неужели решил поменять ориентацию?

— Нужно быть готовым к любым переменам, — спокойно заявил Александр, примеряя противошумовые наушники.

— Ну-ну! Конспиратор, — почти выругался Изотов.

Венский всегда здорово стрелял, причем получалось это у него как-то само собой, непроизвольно. Нет, он, конечно, оттачивал свои навыки, и довольно усердно, но еще будучи курсантом, практически всегда с первого раза попадал в цель. Сокурсники подшучивали над ним, в душе завидуя редкому дару, а некоторые даже пытались выведать, какими хитростями он пользуется. Но хитростей никаких не было, просто он никогда не сомневался, что пуля попадет именно туда, куда он ее определяет. А в тех редких случаях, когда точка мишени оказывалась пустой, Александр скорее удивлялся этому, нежели злился. Тогда он повторял попытку и получал желаемый результат. Уверенность исходила откуда-то из области живота, будто боек бил по капсюлю именно там, и пуля вылетала не из ствола оружия, а прямо из него самого. Александр всегда точно чувствовал место контакта свинца с мишенью, и даже когда мазал, определенно знал, куда именно попадет вышедший из-под контроля заряд. Ему даже не приходилось долго целиться, совмещая мушку с мишенью — вместо этого он синхронизировал внутренний механизм, лишь мельком взглянув на избранную цель. Талант! И кто знает, почему именно он был наделен редкой способностью.

Отстреляв несколько обойм, он снял наушники и, в очередной раз изумив результатом бывалого инструктора, снисходительно подмигнул ему.

— Возьмут меня на твое место?

— Не-е-ет, — протянул Изотов. — Ты даже объяснить не сможешь, как ты это делаешь — какой же из тебя инструктор?

— Это верно, — согласился Венский. — Давай часика через полтора в баре встретимся. Так и быть, угощу бедного служащего чашкой кофе.

— Точно платишь? Чашкой-то не отделаешься!

— Буду рад отдать последнее, — отрапортовал Венский.

— Ну тогда жди, буду непременно.

Около часа Александр занимался в зале единоборств, провел несколько спаррингов. Ближний бой, как и стрельба, давались ему легко. Он чувствовал соперника, угадывал его мысли, поэтому опережал в каждом действии. Нападение на себя он пресекал в зародыше: как только противник собирался предпринять активную атаку, Венский либо смещался в неудобную для того сторону, либо контратаковал, либо умело блокировал удары. Зато его выпады — быстрые, дерзкие, непредсказуемые, почти всегда достигающие цели — заставляли соперника нервничать, а значит, совершать ошибки, которые Александр парадоксальным образом предугадывал.

Окончательно измотав инструктора, он поблагодарил его за партнерство.

— Ты был бы классным спортсменом, Саня, — заметил его визави по спаррингу. — Жаль, что жизнь распорядилась иначе. У тебя несомненный талант, поверь. А мне можно верить: через мои руки не один чемпион прошел, но такой дар не часто встретишь. Ты словно создан для боя.

Венский усмехнулся.

— Если б знать… А может, не поздно еще?

Инструктор покачал головой.

— Сомневаюсь. Физики может не хватить — возраст. Выносливость в нашем возрасте уже не та. А без нее долго не протянешь. Да ты и сам все знаешь.

Венский покачал головой.

— Человек предполагает, а Бог располагает, — задумчиво произнес он, вытирая лицо махровым полотенцем.

Плаванье, контрастный душ, раздевалка, чистая одежда, контрольное взвешивание. В условленное время он сидел в уютном баре спортивного центра в ожидании Изотова, который уже порядком задерживался. Александр расположился в удобном кресле и пил чай с травами. Покой и умиротворение! Тренированное тело находилось в состоянии релакса.

Венский знал, что физические нагрузки вытесняют из организма все негативные мысли, для подпитки которых требуется большое количество нервной энергии. А после хорошей физической нагрузки нет возможности растрачивать энергию на нервотрепку и негатив, ибо вся она направлена на восстановление организма, подвергшегося насилию со стороны собственного обладателя. Поэтому после занятий Александр всегда испытывал ощущение покоя с легкой примесью необъяснимой инфантильной радости. В здоровом теле — здоровый дух. Об этом знали древние, а вот современные люди почему-то предпочитали другие, более прагматичные мудрости.

Приятное состояние неожиданно было прервано острой болью в районе левого бедра. Венский не сообразил, что произошло, но свободная рука инстинктивно полетела в сторону опасности и уткнулась в чье-то теплое тело. Раздался женский вскрик, сменившийся сбивчивым тяжелым дыханием. Лицо Александра исказилось от боли; ощущение покоя бесследно исчезло. Обжигающее пятно от пролитого чая, растекшееся по его брюкам, требовало немедленно скинуть их с себя, но Венский стерпел.

— Ты ж меня ошпарила! — прошипел он сквозь зубы, обращаясь к девице, которая держалась за живот и, как выброшенная на берег рыба, старательно и безуспешно хватала ртом воздух.

От этого зрелища он тут же подскочил с места. Непонимание происходящего сменилось полной растерянностью. Позабыв про боль, Венский смотрел на жертву своей непроизвольной реакции и глупо моргал.

— Эй, ты чего? — пролепетал он дрожащим голосом и склонился над бледнеющей на глазах девицей, которой он только что, подчиняясь выработанной за годы тренировок реакции на угрозу, заехал тяжеленной ручищей точно в солнечное сплетение. — Эй, я ж случайно… ты как?

Девушка не отвечала. Она продолжала безуспешные попытки восстановить дыхание, которые становились все слабее и слабее.

В сторону Венского полетели негодующие реплики.

— Совсем охамели! Мужчинами еще себя называют!

— Он бы так мужиков колотил!

— Справился, да? А с виду вроде нормальный!

— Ей в больницу нужно!

Последнюю фразу Александр расслышал отчетливо и принял за руководство к действию. Одной рукой он подхватил теряющую сознание женщину, второй — свою сумку, и, нелепо извиняясь перед всеми, засеменил в сторону выхода.

Просверленный со всех сторон удивленными взглядами, Венский покинул комплекс «Малина» и вышел на автомобильную парковку.

— Чертов медведь! Растяпа! Тупица! — усердно подбирал он эпитеты к своей персоне.

Пискляво сработал зуммер сигнализации.

Венский раскрыл дверь и усадил на заднее сиденье женщину, которая вроде бы потихоньку приходила в себя.

— Ну как ты? — Венский с пытливой надеждой заглянул ей в глаза.

— Живот болит, — слабым голосом ответила девушка.

— Потерпи. Скоро доктор тебя посмотрит.

Он уже сел за руль и завел двигатель, когда к своему глубочайшему недовольству вспомнил, что права и документы, как обычно, оставил у администратора в сейфе. Издав негодующий звук, похожий на рычание, Венский заглушил двигатель.

— Я мигом, только права заберу, — бросил он через плечо пострадавшей и пулей помчался в фитнес-центр.

На поиски администратора и изъятие документов из сейфа ушло минут пять. Бормоча ругательства, Венский выскочил из дверей здания и практически запрыгнул на водительское место своего автомобиля.

— Как ты? — поинтересовался он состоянием своей пассажирки, рассматривая ее в зеркале заднего вида.

Было похоже, что жертва его слоновой неуклюжести потеряла сознание.

— Черт! — выругался Венский, и его автомобиль, взвизгнув шинами, сорвался с места.

Домчав до больницы, он остановился прямо у центрального входа.

— Потерпи, потерпи, — приговаривал он, оббегая машину.

Отворив заднюю дверь, чтобы взять на руки девушку, он остолбенел.

Ее роскошное платье от низа живота до колен было густо окрашено кровью.

— Беременна! Боже мой!

Ошарашенный собственной догадкой, он ворвался в клинику.

— Носилки! Врача! Быстро! — неистово проорал он.

***

Александр сидел в неудобном пластиковом кресле и, погрузившись в гнусные мысли, обреченно ожидал известий. Он с ненавистью рассматривал собственную руку, которой так неосторожно и несвоевременно махнул в сторону.

— Чертов придурок, — уже в сотый раз произнес он одними губами. — Неужели так сложно было посмотреть, кто передо тобой?

Самобичевание продолжалось до тех пор, пока обеспокоенная молоденькая медсестра не возникла перед его глазами.

— Я попрошу вас дождаться полицию для дачи показаний. Они скоро будут.

— Да, конечно… Как она?

Медсестра помедлила, а затем произнесла фразу, от которой челюсть Венского отвисла чуть ли не до колен:

— Она уже в операционной. К сожалению, пули задели жизненно важные органы. Врачи борются, но пока не можем дать никаких прогнозов. Не пройдете ли вы пока в тот кабинет? — и она указала рукой на дверь в центре коридора. — Нам необходимо записать ваши данные.

Несколько секунд Венский сомневался, правильно ли он понял услышанное. Затем, поманив медсестру к себе вкрадчивым движением ладони, робко прошептал:

— Мне очень нужно в туалет, понимаете?

— Понимаю, — участливо ответила молодая женщина. — Туалет в конце коридора слева.

— Благодарю, — и он неторопливо направился в указанном направлении.

Как только Венский оказался в туалете, он распахнул окно, выскочил на улицу и перебежками направился к своей машине, около которой уже вились двое полицейских.

16

Ридгер вышел из квартиры Саргата с противоречивыми чувствами. Много лет назад Саргат сильно помог ему выжить на зоне, куда, как полагал Игорь, его определили несправедливо и необоснованно. Долгих шесть лет он топтал казенные полы и ел казенную баланду (хотя блюда из рациона питания Ридгера баландой не являлись — и все благодаря покровительству Саргата, держащего под собой зону).

Виктор Семенович Грандин был законником старой формации с безупречной репутацией в криминальной среде. Опытным глазом матерого волка он с первых дней разглядел в Ридгере личность неординарную, обладающую острым умом, твердым характером и редкой способностью находить выход из любой неприятной ситуации с наименьшими потерями. Саргат вообще недоумевал, как человек, обладающий такими талантами, умудрился загреметь на восемь лет, да еще и по обвинениям, которые любой опытный адвокат превратил бы в мелкую пыль еще на этапе досудебного разбирательства. «Значит, кому-то сильно помешал!» — рассуждал Саргат, что еще больше убеждало его в выдающихся способностях Ридгера.

Пешки не способны срывать планы крупных фигур, и угрозу для них представляют весьма условную. Пешек легко отдают на съедение, порой лишь с тем, чтобы отвлечь внимание соперника. С пешками не церемонятся, но и не строят планы по их устранению. Кроме, пожалуй, одного случая, когда все без исключения фигуры, не разбирая мастей и регалий, принимаются обезвреживать мелкую беззащитную пешку, которая по невероятной случайности вышла из-под контроля и теперь стремительно рвется в ферзи. Но это в шахматах, а в жизни физическое устранение таких уникумов — дело неосмотрительное: их незаурядными способностями выгоднее воспользоваться. Такими людьми не бросаются, их стараются вернуть в систему, из которой временно выкинули из-за их слепой веры в собственную независимость. Ну разве не опрометчиво полагать, что ты в состоянии управлять собственной жизнью и подчиняться только своим желаниям? Глупо и самонадеянно! Саргат понимал, что люди, упрятавшие Ридгера сюда, не обойдут его вниманием после освобождения. Они просто утихомирили взбунтовавшееся сознание этого уникального человека, чтобы впоследствии использовать его. «Не перевоспитывать же его здесь будут!» — Саргат даже улыбнулся нелепости этой мысли.

Вор-рецидивист Грандин знал, что исправительные учреждения не призваны искоренять человеческие пороки — они созданы для того, чтобы ломать бунтарей, вытравливая их индивидуальность и делая послушными марионетками в руках неодушевленного монстра по имени СИСТЕМА. И поскольку он уяснил это лучше и быстрее других, то был удостоен статуса, дающего широкие полномочия в хорошо отлаженном механизме, состоящем из пешек, фигур и тех, кто ими двигает.

Никто не проходил сквозь эти жернова, сохранив сердце, в которое не запустил бы свои корни холодный страх. Именно этот страх и становится главным рычагом воздействия на «исправленного» человека. Саргат знал об этом не понаслышке — на протяжении многих лет он наблюдал, как мелкие независимые воришки, попадающие на зону, становились закоренелыми преступниками, которых брали под контроль уже прошедшие обработку рецидивисты. Рецидивистов, в свою очередь, контролировали те, кто до смерти боялись угодить на их место и таким образом попадали в зависимость от лиц, имеющих власть упрятать бедолаг за решетку: круговая порука уже давно и плотно держалась на страхе перед системой перевоспитания.

Освободить человека от порока страх не способен — для этого нужны более гуманные методы, но они бы противоречили старому как мир правилу «око за око», а отрицать это правило означало идти против системы, что равносильно разбрызгиванию воды против ветра.

Будучи человеком неглупым, сумевшим выжить и преуспеть в современном системном мире, Саргат решил, что рвущаяся в ферзи пешка по имени Игорь Ридгер, которой на зоне дали кличку Лукавый, обязательно попадет в руки тех, кто ее сюда упаковал. И почему бы тогда ему, Саргату, не воспользоваться своим положением, а когда пешка проскочит в дамки, не получить вознаграждение за помощь, которая облегчила ее трудный путь?

Из восьми положенных лет Ридгер отсидел шесть и освободился условно-досрочно. Саргат освободился за год до него и встретил Лукавого как близкого друга. Надо отдать должное старому вору: он не стал давить на Игоря и, согласно своему плану, предоставил полную свободу действий как в своей организации, так и вне ее. Но Ридгер прекрасно понимал: свободой здесь не пахнет, ему просто дали время. Время, чтобы определиться, встать на ноги и вернуть долг. Сделать это придется, но как? Денег у него в то время не было, работать в группировке Саргата — верный путь обратно за решетку. Выстроить свой бизнес и платить за крышу — вообще не вариант. «Как же поступить? — размышлял Игорь. — Как выбраться из-под могущественного влияния, не нажив серьезного врага?»

Пока он искал пути решения, предположения Саргата сбылись. Люди, ожидающие возвращения Ридгера, очень скоро обозначили свое присутствие. Принадлежащие силовым структурам чины сделали Игорю несколько предложений, и все они были перспективными и прибыльными. Забыв про старые обиды, Ридгер согласился, и уже через два года сумел закрыть все вопросы с вором, причем с большой выгодой для себя. Он помог Саргату получить полный расклад на компанию «Мерион», которая к тому времени являлась одним из учредителей крупного торгового центра и нескольких ресторанов. Эта компания была замешана в мутных аферах и умудрилась напакостить как государству, так и криминальным структурам, но до поры ей все сходило с рук. И так уж вышло, что именно компания «Мерион» сильно мешала Игорю в его бизнесе. Через своих новых друзей он накопал тонны убийственного компромата на «Мерион» и отдал его Саргату, который и решил вопрос сам и так, как посчитал нужным. Ридгера не очень интересовало, с кем придется воевать старому вору, и чьи интересы Саргат затронет, разбираясь с «Мерион». Его устраивал любой расклад. Если вор проиграет, то Игорь освободится от долга, а если выиграет, то вдобавок к освобождению от обязательств, он еще и разделается с конкурентом. Второе было явно выгоднее, поэтому Ридгер всячески содействовал бандитам, оставаясь в тени и ничем ни рискуя. И Саргат выиграл! А позже… в роскошной бане в присутствии братвы вор торжественно провозгласил, что Игорь отдал все долги, и теперь к нему нет никаких претензий.

Но подобное решение не было продиктовано моралью или понятиями. Просто мудрый Саргат понимал: тот факт, что не он, а руководитель компании «Мерион» кормит червей, был одобрен людьми, чьи интересы Игорь отныне, сам не зная того, представляет. И Грандин Виктор Семенович, вор-рецидивист, а ныне совладелец крупной и крайне доходной компании, хочет он того или нет, будет считаться с их условиями и требованиями: он стар, а в старости хочется жить спокойно и богато. А Ридгер? Что ж… пусть наслаждается мнимой свободой, ведь он молод, а молодость, как правило, не замечает очевидного, не чувствует на своей шее крепкий ошейник, который так легко затянуть потуже, перекрыв доступ воздуха в легкие. В любом случае Саргат не ошибся, сделав ставку на пешку, и братва это оценит.

В дальнейшем отношения Ридгера и Саргата приобрели статус товарищеских, если этот эпитет применим к отношениям тех, кто подчинил свою жизнь власти денег. Игорь нечасто обращался к нему с просьбами, а если обращался, то просьбы эти были прозрачными и пустяковыми. Саргат помогал и ничего не требовал взамен, довольствуясь таким же мелкими услугами со стороны Ридгера. Но сегодня… сегодня Игорь открыто объявил, что не доверяет своим партнерам, а это уже не пустяк. Это ситуация, которая может обернуться для него еще одной кабалой. Но Ридгеру было крайне необходимо получить информацию от человека, не играющего по правилам его компаньонов… Или играющего? Господь! Он так запутался в происходящем, что не в состоянии оценить правильность своих действий! Он уже начал верить предсказаниям и гадалкам. Так ведь можно очутиться и в церкви, коленопреклоненным перед иконой, и вовсе не ради моды, а с искренней мольбой о вразумлении.

Ридгер вышел из подъезда дома и с наслаждением вдохнул воздух, глубоко наполняя легкие свободной свежестью. В памяти промелькнул момент освобождения из зоны: тогда он тоже сделал глубокий вздох.

Его машины действительно не оказалось на месте. Через переулок он прошел на соседнюю улицу, где и заметил свой автомобиль, небрежно припаркованный у тротуара. Вокруг машины, слегка пошатываясь, прохаживался Олег.

— Он чего, пьяный? — со злостью выговорил Ридгер и прибавил шагу.

Физиономия Олега удивленно вытянулась, словно он вовсе не ожидал встречи с шефом. Рассеянным взглядом покрасневших глаз он посмотрел в сторону Игоря и запустил пятерню в волосы.

— Игорь Георгиевич… — проговорил он, заикаясь. — Я здесь…

Ридгер выпучил на него глаза. Первое желание было схватить Олега за воротник пиджака и хорошенько встряхнуть, выплевывая ему в лицо жесткие и оскорбительные ругательства. Но он сдержался и просто молча смотрел, как Олег, путаясь в движениях, ринулся открывать для него заднюю дверцу.

— Что с тобой? — грубо, но не повышая голоса, спросил Ридгер.

— Я… я не понимаю… может, жара?

Он держал дверь открытой, судорожно пытаясь подобрать слова для объяснения того, чего он сам не понимал.

Ридгер подошел ближе. Олег смотрел на него испуганно, как кролик на удава.

— Давай ключи. И пошел вон отсюда, — ледяным тоном произнес Ридгер.

Олег сунул руку в карман, затем в другой, что-то промямлил себе под нос и принялся методично обследовать остальные карманы в поисках ключа. Ридгер не стал долго смотреть на это представление. Он жестко захлопнул открытую Олегом дверь, обошел автомобиль и спокойно уселся на водительское место; ключ, как он и предполагал, лежал на торпеде.

Машина плавно тронулась, все дальше отъезжая от Олега, который, как завороженный, продолжал обшаривать свои карманы. Что с ним произошло, он так и не понял. Голова звенела, как колокол. Он пытался вспомнить предшествующие события, но тщетно. Водитель и не мог помнить, как к лицу его приложили пропитанную эфирной смесью ткань, а затем сгрузили на заднее сиденье его обмякшее тело и не торопясь перегнали машину, дабы избежать лишних вопросов и ненужных глаз.

— Вот блатные, все не как у людей, — посетовал Ридгер и прибавил газу.

Он понимал, что его водитель не виноват в случившемся, но в конце концов… От предателей, дураков и дилетантов надо избавляться без сожалений.

17

Все знают о существовании закона подлости. Именно по этому закону бутерброд, приготовленный с душой и любовью, но неаккуратно оставленный на краю стола, обязательно упадет маслом вниз, если его случайно задеть.

Эту неприятную закономерность в 1949 году объяснил капитан ВВС США Эдвард Мерфи. Конечно, и до него бутерброд падал маслом вниз, но именно выдвинутая Мерфи теория, названная впоследствии по имени своего основателя, легла в основу целого перечня правил и законов, удивительных по своей «позитивности». А началось все с техника ВВС США, который допустил критическую ошибку при монтаже экспериментального оборудования, созданного для изучения воздействия на человека максимальных перегрузок. Вот тогда инженер Эдвард Мерфи и произнес свою бессмертную фразу: «Если что-то можно сделать неправильно, то человек так и сделает!» Позже это высказывание перефразировали, и основной закон Мерфи стал звучать следующим образом: «Если какая-нибудь неприятность может произойти, она обязательно случится!» А дальше появились следствия: все не так легко, как кажется; из всех неприятностей произойдет именно та, ущерб от которой больше; всякая работа требует больше времени, чем вы думаете; всякое решение плодит новые проблемы и так далее… далее… Далее до бесконечности, ибо нет конца человеческим проблемам и трудностям.

Александр за последнее время испытал на своей шкуре все негативные следствия закона Мерфи. События развивались ужасающе стремительно, усугубляя ситуацию с каждым днем. Одна странная, возможно, нарисованная переутомленным воображением улыбка, дала толчок целой череде неприятностей. Спираль неурядиц закручивалась все сильнее и сильнее, безжалостно увлекая Венского в бешеный и беспощадный водоворот.

И вот теперь он доставил в больницу женщину, неосторожно задетую рукой в баре спортивного комплекса, после чего в ее животе оказались две пули. Бред! Как? Когда? Откуда? И, главное, что теперь делать? Почему он растерялся и сбежал от полиции несмотря на то, что не был виновен в случившемся? Но кто тогда виновен? В его голове крутилось множество вопросов, но ни на один из них ответа не находилось.

Застыв неподвижно, как каменное изваяние, собрав в кулак все силы и все свою недюжинную волю, Венский пытался понять, когда все началось, и из-за чего он оказался в такой странной, по меньшей мере, ситуации. Он поминутно восстанавливал в памяти хронологию последних событий, перебирал мельчайшие детали, но, увы, тщетно! И если в законе, описывающем падение бутерброда, есть видимое начало неприятностей — это край стола, на который человек упрямо его кладет, надеясь, что в этот раз правило не сработает, — то где ошибся он? В какой момент сработал механизм, запустивший в действие безжалостные законы бывшего военного инженера, Александр понять не мог.

Теперь он сидел в баре и банально пил водку. Это единственное, что он мог делать после того, как окончательно заблудился в мыслях. Он уже плохо соображал, заказывая следующую и следующую порцию жидкого счастья, избавляющего от тяжких раздумий хотя бы на время.

Музыка, порождаемая мощными динамиками, небрежно разносилась по залу и вместе со спиртным помогала Венскому расслабиться. Он пил, осматривал мутным взглядом посетителей и пытался подражать исполнителям звучащих хитов в своей неумелой и оттого абсолютно неподражаемой манере.

Девушки, сидевшие за столиком недалеко от Александра, оживленно обсуждали его выступление. Одна из девиц просто поедала глазами хорошо одетого, очевидно, небедного мужчину, который к тому же был далеко не дурен собой. А вот трем мужчинам его грубое и фальшивое пение, вероятно, пришлось не по вкусу. Им вообще не нравился Александр, заслуживший внимание трех роскошных женщин, которые представляли для них явный интерес на сегодняшний вечер.

Но Венскому было плевать и на многообещающее внимание женщин, и на негодующие взгляды мужчин. Он басил, подпевая известной эстрадной диве, и изредка обменивался репликами с барменом, которого вполне устраивал клиент, оставляющий сказочно щедрые чаевые после каждой опорожненной рюмки. Александр уже не думал ни о плохом, ни о хорошем — ни о чем вообще.

— Ты неплохо исполняешь, — растягивая слова, как сладкую медовую конфету, произнесла девушка. — Не помешаю?

Она присела рядом с Венским за барной стойкой, загадочно щурясь и улыбаясь одними уголками губ. Две ее подруги, оставшиеся за столиком, с нескрываемым любопытством наблюдали за этой сценой.

Венский поднял на неожиданную собеседницу тяжелый задурманенный взгляд.

— Как зовут? — не утруждая себя длинными прелюдиями, спросил он.

— Ника.

— Хочешь выпить, Ника?

Она подмигнула расторопному бармену и взглядом указала на пустой фужер. Тот, не мешкая, исполнил девушке замысловатый коктейль.

Ника интригующе пригубила крепкий напиток и прямо-таки прожгла Венского томным, испепеляющим страстью взглядом.

— За тебя, Ника, — как робот произнес Александр и, не замечая дьявольского блеска ее глаз, влил в глотку очередную порцию.

Подружки девушки прыснули от смеха. Ника сурово зыркнула на них.

— А как зовут печально поющего рыцаря? — не собираясь отступать, поинтересовалась она.

— А-а-а-х, — отмахнулся Венский, — зови, как тебе нравится — и я отзовусь.

Ника улыбнулась и, повернувшись в сторону подруг, чуть кивнула головой и медленно моргнула. Те восторженно ждали развития событий.

— И все-таки, — продолжала упорствовать Ника, — у тебя есть имя?

— Есть, — отчеканил Венский. — Саша.

Ника снова улыбнулась уголками губ и повторила:

— Саша… Са-ша… Александр! Как Македонский… Александр Великий?

— Великий! — раздул щеки Венский и чуть было не икнул.

Бармен своевременно наполнил опустевшую рюмку Великого и тут же поймал на себе недовольный взгляд Ники.

— Скажи мне… прелестное создание… — Венский старался походить на трезвого и от этого выглядел еще более хмельным, а слова звучали неестественно пафосно, — что делать, если совершенно не знаешь, что тебе делать?

Ника удивленно вскинула брови.

— Ну если пытаешься понять, что делать нужно, но что происходит, не понимаешь, — продолжил он формулировать свой вопрос. — Ну… скажем… шлепнул… м-м-м… то есть… э-х-х!

Попытка закончить фразу не удалась, и он мучительно застонал, затем сильно сжал пальцы в кулак, поднес его к губам и больно укусил себя, понимая, что не в состоянии ничего объяснить.

Ника вопросительно посмотрела на подруг. Те замерли в растерянности, не улавливая, о чем вещает Александр.

— Я выпил лишнего, — пробурчал он и потряс головой, словно породистый скаковой жеребец.

— У тебя неприятности? — попыталась угадать Ника.

— У меня? — он смешно ткнул себя пальцем в грудь. — Не-е-ет! Я жив, здоров и даже пьян, а вот у нее — у нее действительно проблемы. Хотя, может быть, уже нет проблем…

Венский посмотрел на бармена. Тот указал кивком головы на рюмку, уже несколько минут ожидающую своей неминуемой участи. Венский нахмурился и нечетким движением схватил приговоренный к употреблению объект.

— Не торопись, Саша, — Ника своей изящной ручкой задержала исполнение приговора. — Может быть, тебе нужно поговорить? Знаешь, это иногда лучше, чем надираться в стельку, а на следующий день еще сильнее мучиться.

Венский взглянул на нее удивленно, а уже через несколько секунд в его глазах читалось очевидное восхищение.

— Точно! — кратко, но очень выразительно изрек он и стукнул себя ладонью по лбу. — Ты умница! Ну конечно, нужно поговорить!

И он на радостях совершил намеченное, вновь опустошив рюмку, после чего громко стукнул ей о стойку бара к немому недовольству бармена. Приложив руку к груди в знак извинения, Венский приблизился к Нике и заговорщицким тоном произнес:

— Конечно, мне нужно поговорить… Вот только с кем?

— Со мной, — ласково ответила девушка и, показательно оглядевшись, продолжила: — Может быть, не здесь? Шумно, да и ты уже достаточно насиделся. Давай уедем.

— Уедем… — повторил за ней Александр. — И куда же мы уедем? Здесь хорошо! Разве нет?

И он снова начал подвывать под песню, гримасничая, как звезда сцены. Подруги Ники весело рассмеялись, высоко подняли руки и захлопали в ладоши. Венский повернулся в их сторону и сделал глубокий поклон, чуть не слетев при этом с высокого стула.

— Послушай, — Ника выглядела несколько решительней и строже, нежели подобает флиртующей даме. — Ссора с женщиной — не повод раскисать! Сегодня пусто, а завтра густо.

Венский зажмурил один глаз, чтобы избавиться от второго экземпляра Ники, кивнул головой в знак полного с ней согласия и обреченно произнес:

— Ты права. Пусто… густо… снова пусто… снова густо! — и он хлопнул ладонью по барной стойке так, что рюмка, ожидающая следующей порции, подпрыгнула и безвольно опрокинулась.

Бармен метнул в сторону Венского неодобрительный взгляд. Ника вздрогнула. Ее подруги удивленно округлили глаза, а молодые люди, уже давно ожидающие чего-то подобного, зловеще оживились. Уже через пару секунд на плечо Венского легла тяжелая пятерня и потянула его на себя. Он поневоле развернулся и даже привстал со своего места.

— Шел бы ты домой, мужчина! — чеканя слова, произнес широкоплечий молодой парень с бритой головой, сияющей, как бильярдный шар.

Ничуть не смутившись от грубого обращения, Венский глубоко и разочарованно вздохнул.

— Ну… Чего сопишь? Не в состоянии дойти до выхода? Так мы поможем! — с кривой усмешкой произнес лысый.

Ника часто заморгала. Обладатель бритого черепа производил внушительное впечатление, и спорить с ним она пока не решалась. Ее подруги с приоткрытыми ртами наблюдали за страстной сценой, словно находились на премьере в театре. Но пауза затягивалась, а напряжение нарастало, и Ника не выдержала:

— Без вас обойдемся! — уверенно произнесла она. — Пойдем, Александр Великий, нам действительно пора.

— Хм… правда? Неужели действительно пора, лысый? — издевательски улыбнулся Венский и легонько похлопал своего обидчика по щеке.

Тот изменился в лице. Острые глазки шустро забегали, будто осматриваясь на предмет случайных свидетелей, на лбу появились три параллельные складки, и он больно сжал плечо Александра своей здоровенной лапой.

— О-о-ой! — простонал Венский. — Ты же мне ключицу сломаешь.

— Отпусти его! — громко крикнула Ника.

Она даже не успела понять, что произошло, но лысый неожиданно скривился и завалился на пол, воя от боли, а Венский как ни в чем не бывало сидел на стуле и стряхивал со своего плеча отпечатки пальцев бритоголового. И Ника, и бармен, и девушки за столиком замерли в ожидании дальнейшего действа, и ожидание их оказалось весьма недолгим. Два товарища бритоголового, ничуть не уступающие ему в габаритах, как по команде поднялись со своих мест. Выражение их лиц пугало. Лицо же Венского озарила обворожительная улыбка, и он распростер руки для объятий.

— Бойцы, ну что так долго?!

— Саша! — взмолилась Ника. — Не надо! Они же покалечат тебя! Давай уйдем!

Не найдя понимание у Венского, она обратилась к бармену:

— Что стоишь как пень?! Зови охрану!

Но охрану звать не пришлось. Как по мановению волшебной палочки, за спинами возбужденных и негодующих молодых людей возникли три внушительные фигуры в темных костюмах, галстуках и белых, как снег, рубашках.

— Вот это да! — воскликнула одна из девиц за столиком и приложила ладони к раскрасневшимся от волнения щекам.

Друзья лысого, скорчившегося на полу от боли, растерянно переглянулись. Вид появившихся из ниоткуда парней ничего хорошего для них не предвещал.

— Забирайте своего кореша и мухой на выход, — приказал один из костюмированной команды широкоплечим парням, после чего с неподдельной заботой обратился к Венскому: — У вас все в порядке, Александр Викторович?

— Да! — с улыбкой и без всякого удивления ответил Александр. — У меня все отлично!

Девушки за столиком восхищенно покачали головами. Они были уверены, что подруга только что на их глазах вытащила из мутного омута настоящую золотую рыбку.

18

Старинные купола храма действовали на Ридгера как анестезирующий бальзам, нанесенный на ноющую рану. Как только он замечал их издали, на душе становилось тепло и уютно. Игорь начал ездить в церковь не по зову сердца, и не из-за житейских трудностей — он вообще считал религию обманом, некой имитацией счастья, созданной для тотального контроля над обществом. Ридгер даже отдавал должное грандиозности организации, сумевшей овладеть разумом миллионов и диктовать им свои требования. Себя, естественно, он к обманутым и очарованным не причислял и церковь стал посещать лишь по веянию моды.

Так уж получилось, что после длительного периода атеизма в нашей стране, вместе с первыми кооперативами открылись и двери храмов, долгое время находившихся под замком для большинства граждан. И дело не в том, что церкви были в буквальном смысле закрыты — они всегда принимали людей независимо от их веры и социального статуса, — просто посещать их было зазорно, и государство неистово осуждало тех, кто поддавался увещеваниям священнослужителей. Коммунистическая партия, долгое время главенствующая в бывшем Советском Союзе, не могла допустить служения двум идеалам и ревностно оберегала своих членов от духовного разложения. Лидеры партии, являющиеся одновременно главными идеологами страны, не позволяли заменить истинную веру в светлое будущее верой в выдуманного, по их утверждению, Бога.

Но времена социализма канули в лету, а молодой капитализм, заполнивший своими идеями умы большинства населения, не имел ничего против Создателя и даже приветствовал духовное возрождение. И потянулись вереницы старых и новых верующих в распахнувшиеся вновь двери: кто с проблемами, кто с подаяниями, кто просто ради забавы, кто осторожно присматривался, нет ли здесь какого-то хитроумного подвоха… И церковь с радостью стала принимать каждого нового прихожанина.

Образовавшаяся за короткий срок буржуазная прослойка общества вряд ли могла похвастаться честностью и порядочностью в накоплении капитала. Еще в девятнадцатом веке Бальзак увековечил истину, что за каждым большим состоянием кроется преступление, а за разрастающимися в короткие сроки капиталами новой России преступления тянулись длинной чередой. И не то чтобы совесть сильно мучила новых русских — они преспокойно спали и с аппетитом ели, — но где-то в глубине души появилось неизвестное доселе чувство, которое трудно было описать словами. Новоявленные бизнесмены, подчиняясь неизвестному чувству, ссужали колоссальные суммы на реконструкции, реставрации и даже строительство новых храмов. Они стали демонстративно креститься, носить увесистые золотые кресты и регулярно посещать службы, чтобы получить индульгенцию у Бога, если таковой действительно существует.

Ридгер не утруждал себя раздумьями о существовании Всевышнего. Он поступал так, как того требовало время. И если посещать церковь стало нужно, дабы соответствовать положенному образу, он и посещал; вот только креститься так и не научился и креста никогда не носил. Он просто ходил на службы в те храмы, в которых собирались соответствующие его статусу люди. Позже эти походы превратились в привычку, и он даже начал испытывать непонятную тягу к священным строениям и вообще ко всему, что связано с религией. Сам того не замечая, он время от времени наскоро осенял себя крестным знамением, после чего воровато озирался, удостоверяясь в отсутствии случайных свидетелей этого невольного и нелепого действа. Но верить Ридгер продолжал только в себя, в свои силы, свою волю и свой ум, считая, что все вышеперечисленное принадлежит только ему и является его личной заслугой. Делиться славой он не желал ни с кем, и уж тем более с Богом, в существовании которого очень сильно сомневался.

Церковь, в которую он приехал сегодня, находилась под Москвой и не отличалась обилием высокопоставленных прихожан. Впервые Игорь случайно оказался здесь пару лет назад, возвращаясь в Москву с деловой встречи. Так вышло, что он разговорился с местным священником, который, как выяснилось, тоже был на войне, а по возвращению, — вероятно, разочаровавшись в общепринятых ценностях, — оставил мирскую жизнь. Их первая беседа была недолгой, но оставила в душе Игоря приятные впечатления.

Он приезжал сюда нечасто, но зато исключительно по доброй воле, подчиняясь странному желанию, в причинах возникновения которого разбираться не считал нужным: ходят же некоторые в походы, на рыбалку, в лес. Ездят, в конце концов, на дачу, и абсолютно не задумываются, почему их привлекает такой досуг; так с чего ему забивать себе голову лишними вопросами? Ездит и ездит! Что в этом странного? Должен же человек отдыхать от суеты. А здесь он отдыхал, отдыхал душой. Здесь ему нравилось. Он бы вообще купил эту церковь, будь это возможно.

Машину Игорь, как всегда, остановил прямо у церковных ворот. Выйдя на улицу, он деловито окинул взглядом окрестности и, кивнув стоящей у входа женщине в ответ на низкий поклон, прошел на территорию.

Народу было мало, и Ридгер неспешно побрел по мощеной дорожке, ведущей к храму. Зайдя внутрь, он остановился. От знакомой приятной смеси запахов талого воска, штукатурки и прохладной сырости, у него слегка закружилась голова. Хорошо! Спокойно… Он не знал имен святых, не разбирался в драматизме библейских сюжетов, изображенных на иконах — он просто стоял, смотрел и слушал.

— Добрый вечер, Игорь.

Это был знакомый голос.

— Здравствуйте, отец Константин.

— Рад видеть тебя вновь, — лицо священника не выражало никаких эмоций, но Ридгеру показалось, что он улыбается.

— Вот решил заехать…

Игорь будто оправдывался: ему вовсе не хотелось выставлять напоказ свои чувства.

Отец Константин понимающе кивнул.

— Это хорошо… Хорошо, что ты не забываешь Господа.

Ридгер ухмыльнулся, затем неожиданно, словно эта мысль только что осенила его, спросил:

— Может быть, у вас есть несколько минут? Я бы с удовольствием прошелся, поговорил. Знаете, так устаешь от городской суеты, а здесь… Одним словом…

Ридгер сбился: он нервничал. Встречи с отцом Константином всегда начинались одинаково: каждый раз он пытался выглядеть достойно, быть хозяином положения, и каждый раз это стремление уступало место легкой робости, ставящей его в положение просителя. Ридгер никогда не позволял себе такой слабости, никогда и нигде, и лишь здесь это невнятное чувство не причиняло неудобств — скорее, было приятно.

— Да, конечно, — ответил священник. — Всегда рад… Всегда.

Они вышли на улицу.

День сдавал свои права. Косые тени деревьев ложились на землю, расчерчивая прихрамовую территорию причудливыми, неестественно вытянутыми силуэтами, которые с каждой минутой вытягивались еще чуть больше и чуть перемещались по мере движения солнца, неумолимо клонящегося к закату. Наступал вечер.

Священник молчал. Игорь знал, что он не заговорит первым, а будет терпеливо ждать. Для Игоря этот момент был самым волнующим. В мирской жизни он всегда начинал беседу сам, всегда обладал правом первого и решающего слова. Дома, на работе, на встречах и на отдыхе он привык задавать тон беседе. И все крайне внимательно его слушали, но лишь с тем, чтобы понять, как дальше себя вести, дабы не угодить в немилость, а еще лучше, извлечь для себя выгоду из общения с таким влиятельным человеком. Никому и дела не было до проблем Игоря, каждый как под увеличительным стеклом рассматривал себя в лучах могущества Ридгера. Игорь мог начать разговор и оборвать его. Если тема исчерпала себя, или собеседника занесло не в ту сторону, то лишь от одного его сурового взгляда несчастный трусливо замолкал, тщедушно обдумывая последствия неосторожного слова. А здесь… Здесь никто не собирался соглашаться с Игорем, и спорить никто не думал. Но главное, что никто ничего не ждал от него и ни к чему не обязывал.

Ридгер не привык к подобному. Он совершенно не владел ситуацией и не контролировал ее. От его прихоти абсолютно ничего не зависело — он был безвластен над этим местом и этим человеком, смиренно следующим рядом. И хотя отец Константин был обходителен с ним, он вел себя так не из-за желания получить что-либо от Ридгера и не из-за страха попасть к нему в немилость, как поступали многие в миру, а просто так, без всякого умысла. Возможно, из-за желания помочь — помочь великодушно и бескорыстно, как искренне любящие родители помогают своим детям, ничего не требуя взамен. Игорь прекрасно понимал, что ровно ничего из услышанного от отца Константина не найдет у него отклика. Как и в детстве, наставления и трудные для понимания примеры и аллегории будут противоречить всему тому, что для него так важно и дорого, но… Он чувствовал заботу и внимание. Это было сродни далекой и почти забытой родительской опеке, от которой он безумно мечтал освободиться, и которой так безнадежно не доставало ему теперь в его взрослой, красивой и независимой жизни.

В этот раз пауза затянулась. Они молча прохаживались по аккуратным дорожкам, выложенным вокруг здания церкви. Игорь делал вид, что любуется природой, отец Константин смиренно ждал. Легкий ветерок нежно теребил листву на деревьях, легко сметал сорные травинки с земли, развеивал скопившуюся в воздухе пыль.

— Это как бороться с собственной тенью, — неожиданно нарушил молчание отец Константин. — Чем больше действий ты предпринимаешь, чтобы угомонить ее, тем суетливей она становится. Ты тратишь свои силы и энергию, а она словно питается твоими запасами и останавливается лишь тогда, когда ты прекращаешь бессмысленные попытки.

Отец Константин будто угадал непроизнесенный Игорем вопрос и приступил к ответу, как обычно, туманному и замысловатому.

— Посмотри на тени, отбрасываемые деревьями. Они покорны и не беспокоят Создателя; с их помощью можно легко обнаружить источник и причину, — и он указал на растянувшиеся по территории церкви силуэты, а затем посмотрел на солнце, прикрывая глаза ладонью. — Видишь, как просто.

Отец Константин взглянул на Игоря и сдержанно улыбнулся.

— Господь наградил нас великим даром — свободой воли. И мало кто задумывается, что выбор, который мы делаем ежедневно, является именно нашим выбором, именно нашим.

Он остановился, повернулся лицом к Ридгеру и, заглядывая в глаза, положил на его плечо руку, словно упреждая лишние бессмысленные движения. Игорь на мгновение замер.

— Зачастую мы сами создаем ад и можем долгое время находиться в нем исключительно из-за того, что неистово предаемся порокам и грехам. Это трудно понять человеку неверующему — так же, как и то, что победить грешные мысли и желания можно лишь путем полного раскаяния и смирения, которые будет означать отказ от пустых суетных деяний. Только тогда мы избавимся от власти Сатаны и сможем увидеть Господа. Только тогда мы будем поистине счастливы. И только тогда забудем о бессмысленной войне с собственной тенью, которая является всего лишь отражением нас самих.

Отец Константин несколько секунд молчал, наблюдая, как Игорь морщит лоб, тщетно пытаясь постичь недоступное его разуму откровение, а затем продолжил неторопливое движение, увлекая его за собой.

— Понимаешь, Игорь, все, что сегодня тревожит тебя — это следствие твоих же усилий, следствие твоих ошибок и твоих деяний. Остановись — и все вокруг тебя начнет обретать понятные очертания.

Игорь бессильно покачал головой.

— Ваши слова мне совершенно неясны. Я не склонен считать себя ни грешником, ни праведником. Я всего лишь живу и делаю то, что считаю нужным. Я не могу отрицать существование Бога, но и не собираюсь глубоко вникать в этот вопрос.

— В тебе говорит гордыня, — тихо произнес священник.

— Возможно, это так. Но это моя жизнь, и я не думаю, что должен к кому-то обращаться для наведения в ней порядка. Я всегда рассчитывал только на себя. Надеюсь, и в дальнейшем буду поступать, руководствуясь этим принципом.

— Прости его, Господи! — смиренно произнес отец Константин и медленно размашисто перекрестился.

Теперь Игорь немного расслабился. Волнение, которое он обычно испытывал перед началом разговора, отступило. Спина выпрямилась, плечи расправились, и гордый взгляд больше не упирался в землю.

— Вы, отец Константин, как и я, видели много боли и страха. Вы воевали и смотрели в глаза смерти, вы теряли друзей. Почему Бог не остановил все это, как вообще дозволил? Чем виноваты мирные жители, попадающие под тотальные зачистки? Разве они могли выбирать? В чем вина тех, кто считал, что воюет за истину, а получалось, что истина выражает интересы группы прохвостов, обогащающихся за счет войны?

— Пути Господни неисповедимы. Мы лишь должны верить в его непогрешимость.

— Опять эти многозначительные фразы, не дающие даже мало-мальски понятной информации. Отчего все священники, не умеющие ответить на прямой вопрос, прячутся за текстом заученной наизусть книги? Ответьте, отец Константин, почему?

Игорю показалось, что теперь он ведет беседу, и его голос играет первую партию. Он обретал привычное состояние, освободившись от изначального трепета.

— Мне трудно ответить лучше, чем сказано в Библии. Но если ты хочешь знать мое мнение, то знай: именно этим сложным путем я пришел к Богу. Именно тернистый путь помог мне освободиться от гордыни и тщеславия. И я благодарен Господу за милостивое позволение хоть немного приблизиться к нему и избавиться от власти Сатаны. Никто не в состоянии понять промысла божьего, но все, что он делает, совершается нам во благо.

Ридгер усмехнулся.

— А те, кто был в аду вместе с вами и попал на кладбище, а не в лоно церкви — те тоже должны благодарить его?

— Ты богохульствуешь, Игорь! Не забывай, где находишься.

Ридгер разочарованно вздохнул.

— Да-да, кончено… Простите.

— Бог простит.

Они продолжали свое неторопливое шествие. На некоторое время повисла немая пауза.

— Я, в общем, хотел задать вопрос, — оборвал тишину Ридгер. — Как вы считаете, существуют ли знаки… указания, предостережения? Иными словами, дает ли нам Бог подсказки, как лучше поступить, что предпринять, чего опасаться? Например, в снах или еще каким-либо образом?

Отец Константин многозначительно поднял брови.

— Все, что нам нужно знать, есть в нашем сердце. Слушай свое сердце, и тогда ты познаешь Господа. А предсказания, колдовство, гадания — от лукавого. Это его козни. С их помощью он вводит нас в заблуждение, отводя от истины.

— Значит, церковь не приемлет предвиденье? — удивился Ридгер.

— Не совсем так. Есть святые, которым Бог поведал некоторые свои тайны, но все они заслужили того смирением и чистотой души. Они обрели покой и знания, отказавшись от мирских грехов и обретя счастье в истинной вере.

— Будь смиренным — и обретешь покой, — со скрытой иронией произнес Ридгер. — Наверное, это не по мне. Какая-то рабская идеология.

— Все мы рабы Господа, желаем мы того или нет.

— Я — нет! — твердо ответил Ридгер.

Священник с состраданием и сочувствием посмотрел на него.

— Все в руках Господа. Но ты ведь приехал сюда сам, а значит, чего-то ищешь. Не задумывался, чего? И отчего ты всякий раз замираешь сердцем, чувствуешь прилив радости, завидев издалека купола нашей церкви? Не обманываешь ли ты себя, Игорь? Не противишься ли ты своему естеству, произнося такие слова?

— Я?! — словно мальчишка, пойманный на обмане, Игорь покраснел, но сообразив, что это разоблачение ничем ему не грозит, мгновенно расслабился и даже по-детски невинно улыбнулся. — От вас ничего не скроешь. Откуда знаете про купола?

— Я не первый год служу здесь. И, поверь, люди не такие уж разные. Их различают лишь греховные желания, а в остальном все очень похожи, — и он позволил себе улыбнуться чуть более радостно, чем прежде.

— Ах, отец Константин! — Ридгер шутливо погрозил пальцем. — Не хотел бы я встретиться с вами за столом переговоров.

Они еще минут десять общались: Игорь задавал вопросы, отец Константин отвечал. Он отвечал, как обычно, туманно и витиевато, но Игоря это устраивало: во всяком случае, в его словах не было нравоучений и указаний — их Ридгер не потерпел бы ни от кого.

Прощаясь, отец Константин осенил Игоря крестным знамением, пожелал удачи и невзначай заметил, что будет рад следующей встрече. Ридгер знал, что эти слова произнесены не ради соблюдения этикета — он действительно желает ему удачи и действительно будет рад встрече.

Отец Константин удалился, а Ридгер вышел с территории церкви и спустился к реке, живописно протекающей у подножья холма, на котором возвышался златоглавый храм. Он бродил по берегу, зарывая мысы своих дорогих ботинок в светло-зеленую траву. Просто бродил и никуда не торопился. Он любовался природой, наблюдал за полетом птиц, расчерчивающих небо непонятными, хаотичными с первого взгляда траекториями — наверное, тоже просто так, без всякой цели. Просто летают друг за другом, радуются хорошей погоде и не думают, что будет через несколько дней, полностью доверившись судьбе… Или Богу?

Ридгер позавидовал этой окрыленной свободе. В глубине его сознания зарождался вопрос, который Игорь не мог сформулировать словами, но чувствовал, что он поразительно волнует его. Что же доставляет им такую радость в жизни? Отчего они беззаботно тратят свои силы на бесцельные полеты вместо того, чтобы направить их на какое-нибудь полезное мероприятие — например, постройку шикарного гнезда, где им будет комфортно и тепло, и где можно накапливать съестные запасы, чтобы не переживать о завтрашнем дне… И что… и для чего? Они ведь и так совершенно беспечны, если проводят время, как и где им хочется. А еда… еда и так находится поблизости, и ее можно раздобыть в любой момент. Так для чего же делать запасы? На зиму? Но зачем? Ведь зимой они отправляются в теплые страны, где мошки и комары, трепеща от приближения пернатых твердоклювых охотников, все же не собираются покидать свое обиталище и, сродни своим палачам, беспечно рассекают воздух нелогичными пассами, радуясь жизни. Но чему? Чему они так радуются?

Ридгер представил себя большим комаром. Хотя нет, не большим и неповоротливым, а маленьким и юрким, с сильными крылышками и отточенным острым хоботком, который, подобно стальной игле, способен проколоть насквозь толстую кожу и вдоволь напиться чужой крови. Его передернуло. Он даже поморщился и брезгливо сплюнул на землю. Но не от явственного запаха крови, ведь его он знал не понаслышке, а от полной безысходности, которую сулила ему комариная жизнь.

Неужели бесконечная погоня за пропитанием и есть смысл их жалкой жизни? Неужели так никчемно они проводят свой век? Где же стремление к славе, богатству, где погоня за удачей и хитроумные жизненные комбинации? Где все те неповторимые удовольствия, без которых жизнь так пресна и однообразна? Как он сможет просто так летать с единственной мыслью об укусе какого-нибудь ротозея, подвергая свое никчемное существование риску оборваться от смачного шлепка потной и скользкой ладони? Он даже не стал бы сопротивляться — так и закончил бы комариный век, сося свежую кровь и одновременно наблюдая за приближением неминуемой гибели. В таком финале есть хоть какая-то доля романтики.

Ридгер усмехнулся своим странным мыслям. Он поднял голову к небу и еще раз посмотрел на птичьи игрища, прикрывая ладонью глаза от уже потускневших лучей вечернего солнца, которое большим и тяжелым огненно-красным шаром нависло над горизонтом.

— И эти не лучше комаров, — вслух произнес он. — Летают, сами не понимая, зачем, чему-то радуются, на что-то надеются, для чего-то живут…

«Пути Господни неисповедимы!» — прозвучали слова отца Константина в его голове.

И Ридгер подумал, что Бог насмехался, когда создавал птиц, комаров, да и вообще животных, которых лишил возможности жить по-настоящему.

Неожиданно для себя он выделил из ряда обездоленных Богом тварей змей. Моментально провел в голове аналогию со своим сном и тут же потерял из вида беснующихся в воздухе птиц и теплое закатное солнце, перестал слышать хрустальное журчание воды в реке. Игорь полностью вернулся в свой мир, который крепче крепкого держал его в своих мощных тисках.

«Бабка Олега сказала, что смерть змеи — хороший знак, — подумал Ридгер. — Но если она колдунья, как он говорил, то почему считает, что только Бог ведает, что и когда произойдет? Неужели колдуны тоже верят в Бога? Тогда, получается, что она верующая, но точно не святая. И во что же, интересно, она верит, если отец Константин не сомневается в дьявольском происхождении пророчеств? Чушь какая-то! Бабка-колдунья, занимающаяся предсказаниями с помощью черта, но утверждающая, что все в руках Господа».

Ридгера даже немного замутило. Он остановился, на секунду закрыл глаза и неожиданно для самого себя расхохотался в голос.

«Господи! Да о чем я думаю?! У меня куча нерешенных проблем, а я размышляю о воззрениях старой маразматички и разочаровавшегося в жизни офицера. Я, наверное, полный идиот!»

Его смех разлетался по округе, нарушая покой и внося в здешнее размеренное бытие нечто новое и никому неизвестное. И эта неизвестность с ужасающей быстротой заполняла умиротворенное пространство бешеной энергетикой сумасшедшего, но такого сладостного для него мира. Ридгер, больше не размышляя, сделал резкий разворот на сто восемьдесят градусов и твердым шагом направился к автомобилю: время сантиментов и отдыха закончилось, пора возвращаться! Его ждут, и он скоро явится, чтобы продолжить торжественное шествие сквозь ряды тупоголовых посредственностей, которые посмели посчитать себя сильнее и изобретательнее.

— Я возвращаюсь, — негромко оповестил Ридгер съежившуюся от его самоуверенности действительность.

И словно почувствовав его готовность к решительным действиям, реальность отозвалась мелодичной трелью звонка мобильного телефона.

— Слушаю.

— Здравствуйте, Игорь Георгиевич.

— Здравствуйте.

— Мы не встречались с вами, но уверен, что вы слышали обо мне, — короткая пауза. — Моя фамилия Светлый.

19

Чему быть, того не миновать.

— Положи его в доме, Лейха, — сказал старик, выпрягая единственную тягловую силу из повозки.

Мальчишка стоял молча и смотрел на Титана. Черноволосый, с крупными смоляными глазами и длинными густыми ресницами. Он чему-то радовался, и чумазое лицо его было озарено улыбкой. Девушка в темном платье и плотно повязанном вокруг головы черном платке, скрывающим волосы и шею, поспешила в дом, чтобы приготовить постель для раненого.

Титан поднялся на локтях и огляделся. Это был горный хутор. Дом, несколько сараев, загон для скота. Место тихое. Вокруг скалы и обрывы.

Раны его болели, но за время пути он немного пришел в себя и теперь был в состоянии двигаться самостоятельно. Выбравшись из телеги, воин встал на ноги. Лис остался лежать.

— Живой, брат?

Глаза Лиса были открыты, и он попытался изобразить улыбку. Титан положил руку ему на лоб. Жар! Лис горел, словно только что побывал в преисподней.

— Ему нужен врач, — обратился он к старику, который неторопливо разбирал поклажу.

— Здесь нет врача, — ответил тот и подошел к Титану.

Они встретились взглядами. Титан не заметил в глазах старика ни злобы, ни упрека, ни ненависти.

— Женщины помогут ему, — добавил он и, повернувшись к дому, прокричал: — Лейха! Амилия! Поторопитесь.

Мальчик c неподдельным восхищением продолжал следить за Титаном, словно тот был героем его мечты. Он тихонько, но без опаски, приблизился к нему почти вплотную и, прищурив от солнца один глаз, спросил:

–Ты русский?

— Русский, — ответил Титан.

Мальчишка снова разулыбался, затем развернулся и пулей ринулся в дом, крича что-то на неизвестном Титану языке.

«Эх! — подумал Титан. — Не скинули бы нас с обрыва», — и еще раз оглядевшись, убедился, что место как нельзя лучше подходит для этого.

Хутор располагался на единственной равнинной местности, пригодной для жилья. Слева — глубокое и широкое ущелье, за которым высились скалы; за скалами — горные хребты, прячущие свои вершины под низкими облаками. Сзади и спереди — крутые склоны величественных гор; справа — все те же отвесные скалы.

Он посмотрел на солнце, давно переплывшее за полдень, и это означало, что вся их операция находится под огромной угрозой. Но что он мог поделать? Ведь даже свое местонахождение Титан не знал, тем более не представлял, для чего их привезли сюда. Возможно, их судьбы уже предрешены, и через пару часов со склона спустится группа боевиков…

Титан подумал, что хорошо бы бежать, но куда? То, что он отыщет дорогу, внушало большие сомнения. Его, ползущего, как вялая ящерица, по крутому склону, наверняка обнаружат и вдоволь потешатся стрельбой по живой мишени. Но этому не бывать, ибо здесь его друг, и бросить Лиса он не сможет. А значит, будет здесь ждать прихода местных, а там… там будет видно, кто кого.

Ветер судьбы забросил его в эту местность, и не могло быть, что все зря. Умереть он мог сотни раз в бою или в схватке, а умирать на хуторе, да еще покорно этого ожидая… Нет! Не будет этого!

Две женщины — одна молодая, другая постарше — старательно пытались вытащить Лиса из повозки. Титан поспешил к ним.

— Куда вы его? — всполошился он.

— В дом, — ответила Лейха, не поднимая на Титана глаз.

Титан взял обессиленного друга на руки.

— Куда нести? Показывай.

Он опустил Лиса на кровать в одной из комнат. Посмотрел на женщин: та, что была постарше, — вероятно, Амилия — взяла два кувшина и удалилась. А молодая — Лейха — стала аккуратно снимать с Лиса форму.

— Ты врач? — спросил Титан.

— Моя мать умеет лечить людей, — ответила девушка. — Она часто помогает раненым, их последнее время много стало.

— Раненым боевикам? — переспросил Титан.

— Раненым людям, — сухо ответила Лейха и впервые коротко, но крайне сурово взглянула на Титана. — Или для вас есть различия?

Титан не стал спорить, хотя, очевидно, понимал разницу между боевиками, преступниками, террористами и солдатами, которые пытаются освободить мир от подобных нелюдей.

— Вам лучше побыть снаружи, — произнесла Амилия, которая появилась на пороге комнаты с белыми лоскутами и наполненным теплой водой тазом.

Титан взглянул на Лиса:

— Крепись, брат, я рядом, — и без промедлений покинул дом.

Во дворе старик возился с дровами, а мальчик бегал с чем-то вроде сачка, охотясь за роскошной бабочкой.

Титан подошел к старику. Тот оставил дела и выпрямился, ожидая вопроса.

— Что с нами будет? — сурово спросил Титан.

Старик усмехнулся и снова принялся за работу.

— Одному Богу известно, что будет дальше, — он поднял несколько чурбаков и, повернувшись к Титану, добавил: — Вот только я не посвящен в его планы и принимать решений за него не привык. Ты об этом хотел спросить, солдат?

Титан утвердительно кивнул.

— Как отсюда выбраться?

Старик жестом попросил его взять несколько поленьев и следовать за ним.

Титан подобрал столько, сколько уместилось в руках.

— Отсюда несколько дорог, но тебе не выбраться одному. Когда вы окрепнете, я провожу вас, а пока можете отдохнуть, — произнес старик, не оборачиваясь.

— Но у меня нет времени.

— Время есть у всех, — ответил старик.

Титан обогнал его и, заслонив дорогу, упрямо произнес:

— Мне нужно перебраться через перевал сегодня ночью. Ты слышишь меня, отец?

Старик молча обошел его и двинулся дальше по направлению к рубленному низкому домику.

Титан чертыхнулся и поковылял за ним.

Рубленный домик оказался очень похожим на русскую баню. Старик ловко развел огонь в печи, положил в топку несколько поленьев, отрегулировал поддув.

— Зачем тебе туда? — спросил старик, когда они вышли на улицу.

Титан поежился: он не имел права говорить о своем задании.

Старик продолжал смотреть прямо ему в глаза.

— Там плохие люди, которые сделали нам много зла… да и вам, наверное, — сбивчиво заговорил Титан, но старик слушал его очень внимательно и не собирался перебивать. — Если я не буду на месте в среду утром, то… много народа погибнет зря… понимаешь, зря. А это грех, так не должно быть. Я не могу сказать всего, я и так доверился тебе, но поверь… просто поверь.

Старик печально вздохнул.

— Если завтра вечером ты не изменишь свое решение, я провожу тебя до нужного места.

— Мы не успеем к сроку! — почти прокричал Титан.

Старик усмехнулся и положил руку на плечо Титана.

— Это мой дом — я знаю, куда нужно идти, и сколько времени займет путь. А если ты не веришь, то вот по той тропке, — и он указал на еле заметную серую ленточку на склоне горы. — Отправляйся прямо сейчас. За друга не переживай: когда он поднимется на ноги, я выведу его к вашим.

— Я вернусь за ним, — почти радостно произнес Титан, предвкушая скорую возможность выполнить задание.

— Ты не вернешься, солдат — ни за ним, ни домой, — и старик печально опустил глаза.

— Ты чего несешь! — возмутился Титан.

— Прояви уважение, солдат, — старик говорил совершенно ровным и твердым тоном. — Я гожусь тебе в деды, я спас твою жизнь и жизнь твоего друга, я пообещал помочь. Поэтому либо делай, как я говорю, либо уходи прямо сейчас. А теперь, если ты все-таки решил проявить благоразумие, помоги мне истопить баню.

И он направился к поленнице.

Титан простоял в нерешительности несколько минут.

— Упрямый горец, — прошептал он себе под нос.

Титан прекрасно понимал, что решений может быть всего два. Либо идти сейчас и рискнуть всем, в том числе и жизнью Лиса, либо довериться старику и опять же рискнуть всем. Ему подумалось, что тот вряд ли водит его за нос, ведь он действительно спас их с Лисом, хотя мог бросить там, в ущелье, забрав оружие и снаряжение. Мог по прибытии на хутор скинуть их в яму или закрыть в сарае и, дождавшись своих, местных, которые с радостью приняли бы подобное подношение, продолжать жить, как и жил.

Было в этом старце что-то такое, отчего Титану хотелось верть его словам. И лишнее доказательство этому — постель, предоставленная раненому русскому. Постель в его доме, а не где-нибудь в подсобном помещении. За это старика не похвалят те, кто может появиться здесь. Лечение и укрывательство раненых русских, пришедших на эту землю не по приглашению, никак не могло сослужить добрую службу хозяину хутора.

Дымок из печной трубы сизой рябью струился на фоне холодных скал.

— Надо следить за чистотой своей души, — задумчиво молвил старик.

— Отмывать ее с мылом и мочалкой? — пошутил Титан

Старик посмотрел на него с многозначительным прищуром и хрипло рассмеялся.

— Именно так — мылом, мочалкой, горячей водой. В хилом и грязном теле не может быть чистой и сильной души. Ей будет там неуютно. Она поболит-поболит, да и примет волю своего обладателя, и тогда сложно будет снова обрести чистоту.

Титан сидел на скамейке, смастеренной из ствола старого дерева. Старик сидел рядом.

Старик молчал, изучая далекие горные пейзажи, на которые смотрел ежедневно, но взгляд его не казался пустым и безразличным: он любовался, ему нравилось то, что он видел.

— Кошки в этих местах теперь редкость. Они не нападают на людей без причины, — прервал он молчание.

— Откуда ты знаешь про кошку?

Старик улыбнулся, но оставил вопрос Титана без ответа.

— Время не то — ни для потомства, ни для брачных игр. Большая случайность, что вы встретились с ним, и большое везение, что вы все еще живы. Похоже, зверь был напуган. Но странно, чем вы могли напугать его?

— Да ничем, — ответил Титан. — Мы даже дышали через раз, чтобы не привлечь ничье внимание.

— Это и странно, — прохрипел старик. — Но, вероятно, так было нужно. Никто не может помешать провидению.

Из дома донесся крик Лиса. Это был крик, исполненный болью; продлившись несколько секунд, он стих. Титан попытался встать. Но сухая и на удивление сильная рука старика заставила его сесть на место.

— Доверься Амилии — она знает, что делает, — спокойно произнес старик.

— Ему, наверное, потребуются лекарства? — Титан был встревожен.

— Успокойся, солдат: в горах есть все для поддержания жизни, даже в таком слабом теле.

Солнце низко нависло над горными хребтами. День близился к своему завершению, уступая права тьме. Сквозь идеально прозрачный воздух округа просматривалась на многие километры, и расстояния казались обманчиво маленькими.

Запах гор, насыщенный ароматами трав, расслаблял и навевал легкую грусть, перемешанную с умиротворенностью и покоем. Печаль и радость, уныние и восторг — казалось бы, несочетаемые состояния души прекрасно укладывались в одно мощное и неповторимое чувство, которое Титан не мог описать словами, но оно нравилось ему.

Где-то далеко шла война, где-то там рвались тротиловые заряды и свистели пули. Где-то там люди старались доказать друг другу, кто на сегодняшний день в этих местах хозяин, и кто имеет больше прав диктовать условия игры.

Сейчас Титану казалось, что он находится в другом измерении, никак не связанном с привычным для него миром. Он, словно аккумуляторная батарея, отсоединенная от потребляющего устройства, восполнял энергию, которая так сладостно разливалась по его телу, его душе, его мыслям.

— Скоро нагреется вода в котле, и можно будет смыть с себя все лишнее, — сказал старик. — Потом Лейха накроет на стол. Твоему другу пару дней придется полежать. Он потерял много сил, их необходимо восстановить. А ты отдыхай, наслаждайся свободой, пока есть возможность.

Внезапно взгляд старика сделался суровым.

— Моя дочь Лейха уже взрослая, и я не запрещаю ей делать то, что она считает нужным. Она может много рассказать тебе о жизни гор, — и взгляд старика стал еще жестче. — Постарайся не ошибиться, солдат, и не переступить грань, после которой трудно будет вернуться таким, как раньше.

— Ты говоришь загадками, старик. А я не очень люблю отгадывать чужие загадки, — в голосе Титана отчетливо чувствовались нотки оскорбленного самолюбия.

Старик похлопал его сухой и жилистой рукой по плечу.

— Вы, люди, все мерите одним аршином. Я сказал лишь то, что ты должен был услышать, и это не являлось ни угрозой, ни наставлением, — и старик хрипло и довольно рассмеялся.

— Вы, люди… — вникая в произнесенную фразу, повторил Титан.

Где-то вдалеке послышался топот лошадиных копыт. Перед Титаном и стариком неожиданно возник улыбчивый мальчуган, только теперь улыбка покинула его лицо, уступив место выражению озабоченности.

— Со стороны сухой лощины появились всадники — человек десять, — быстро проговорил он, c неумело скрываемой тревогой поглядывая на Титана.

— Иди помоги сестре, Арлан. Cкажи, что скоро нагреется вода, а потом нашему гостю нужно будет хорошо поесть, — старик произнес слова мягко и совершенно беззаботно, и его лицо, изрытое глубокими морщинами, слега разгладилось и повеселело, убеждая мальчугана, что нет никакого повода для волнений.

Арлан улыбнулся своей светлой улыбкой и побежал в дом. Но вот на Титана спокойствие старца произвело скорее удручающее, нежели обнадеживающее впечатление.

— Мне нужно мое оружие, — твердо скал он, вглядываясь вдаль, откуда доносился лошадиный топот.

Старик, не поворачивая головы в его сторону, наклонился и сорвал с земли травинку, сжал двумя пальцами и вытянул руку, подставив ее под легкое дуновение горного ветерка.

— Это мой дом, а вы мои гости. Тебе не о чем беспокоиться, солдат. В моем доме нет войны.

Старик несколько секунд смотрел на травинку, безвольно колеблющуюся на ветру, затем аккуратно положил ее на землю, встал и неторопливо направился в сторону рубленого домика, где вода в котле уже закипела.

20

Очертания комнаты выправлялись. Туманные образы с каждой секундой обретали все более четкую и правильную форму. Александр выныривал из тягучего состояния забытья и медленно осознавал, что проснулся в чужой, неизвестной ему квартире. Он попытался вспомнить, чем закончился вчерашний день, но тщетно. Напрягая задурманенный алкоголем разум и усердно взывая к изменившей памяти, он добился лишь острого приступа головной боли.

Произошедшее до посещения ресторана он помнил очень хорошо. Но эти воспоминания как раз относились к категории нежелательных. Лучше бы он помнил, что было после того, как он загрузился спиртным, хотя не факт, что события, завершившие его неудачный день, оказались бы менее драматичными.

Венский бросил бесплодное занятие и снова закрыл глаза. Он решил, что лучше будет поспать еще: воспоминания, может, и не восстановятся, но головная боль, скорее всего, отступит. Но попытка вернуть себя в состояние сна провалилась, как только он почувствовал, что рядом с ним спит незнакомая женщина.

Сразу после неожиданного открытия он в общих чертах вспомнил, что произошло в ресторане, и испытал заметное облегчение. Ничего плохого там не случилось, не считая глупого поведения и небольшой потасовки, которая по какой-то причине была остановлена.

Несколько секунд Александр перебирал в голове имена женщин и довольно быстро определился, что его даму зовут Ника. Вот только где он теперь находится, как попал в эту квартиру, и что случилось после его стычки с лысым буяном, оставалось для него загадкой. Но это уже детали, которые, скорее всего, окажутся гораздо банальнее, чем можно вообразить.

Ника заворочалась. Александр замер и задержал дыхание. Ему не очень хотелось, чтобы девушка просыпалась. Он бы гораздо комфортнее себя чувствовал, если бы незаметно выбрался из этой квартиры, избавившись от необходимости продолжать случайное знакомство. Возможно, это не по-мужски, но он наверняка оставил Нике номер телефона, а значит, они могут созвониться, и тогда он принесет извинения за бестактное исчезновение. Но это будет позже, когда голова его будет работать лучше, чем сейчас, а теперь он хотел уйти. Но… ему не повезло.

— Ты уже проснулся? — сонно протянула Ника и, повернувшись на бок, прижалась к нему теплым обнаженным телом.

«Черт!» — негодовал про себя Венский.

Его странным образом удивил факт отсутствия на девушке одежды. Подсознательно он надеялся, что вырубился, как только оказался в кровати, но теперь стало ясно, что вырубился он не сразу.

Ника приподняла голову от подушки и, подперев рукой щеку, стала рассматривать Александра, причиняя ему этим жуткое неудобство.

— Как ты себя чувствуешь? — в ее голосе отчетливо звучали издевательские нотки. — Головка не болит?

— Болит, — буркнул Александр.

— Бедненький, — сочувственно произнесла девушка и поцеловала его в щеку, затем снова приняла первоначальное положение и спросила: — Может быть, аспирин? Или чего-нибудь попить?

— Нет, обойдусь.

Венский закинул руки за голову и принял более расслабленную позу, дабы не выглядеть страдальцем. Ника приникла щекой к его груди. Ее прикосновения обжигали. Александр чуть не вздрогнул, когда она провела рукой по его шее и плечу, но выдавил из себя улыбку.

— Пожалуй, пора вставать, — изобразив бодрый голос, произнес он.

— М-м-м, — недовольно надула губки Ника. — Вчера ты был со мной нежнее.

Венскому оставалось лишь усмехнуться, слов не нашлось. Усмешка обидела Нику, и она, фыркнув, отпрянула от него.

— Флирт по пьянке? — вызывающе спросила она.

— Ну что ты, — попытался сгладить ситуацию Александр, — я рад, что мы вместе. Но у меня просто раскалывается голова. Пожалуй, контрастный душ может спасти мне жизнь.

Ника улыбнулась.

— Правда, рад?

— Ну конечно, — и он обнял ее.

Ника приникла к нему и заигрывающим тоном произнесла:

— Мы можем принять душ вместе.

Венский взглянул на нее, судорожно соображая, как бы потактичнее вырваться из постельного плена и оказаться в одиночестве под струями ледяной воды. Он смотрел на Нику пустым взглядом, изображая на лице нечто вроде улыбки, но так ничего и не ответил на ее предложение. Поцеловав девушку в щечку, он выскользнул из-под одеяла и, прихватив с собой брюки, засеменил по длинному коридору.

Закрыв за собой дверь ванной, он тут же включил воду. В большом зеркале над раковиной мелькнуло его отражение, и он на некоторое время задержался, рассматривая свой помятый вид. Через несколько секунд ему страшно захотелось плюнуть в глазеющее на него из зазеркалья лицо с отеками под глазами и неприятной щетиной на подбородке.

— Козел, — прошипел он своему отражению. — Здорово ты решаешь проблемы.

Тот, в зеркале, выглядел виновато. Венскому даже показалось, что он заслуживает некоторого сочувствия. Ведь то, что происходило с ним в последнее время, действительно могло довести человека до нервного срыва. Но Александр остался строг к себе.

— Козел, — повторил он, но уже не так категорично.

Душ несколько привел его внутреннее и внешнее состояние в порядок. После дыхательных упражнений он снова взглянул на себя в зеркало. Проведя рукой по мешкам под глазами, заметно уменьшившимся, Венский остался доволен скорым преображением. Но желание плюнуть в свое отражение не исчезло окончательно, и он поспешно брезгливо отвернулся.

Выйдя из ванной комнаты, он осмотрелся внимательнее. Судя по обстановке, Ника была девушкой небедной и, что совершенно точно, обладала хорошим вкусом. Квартира была просторной и светлой. Изящная классическая мебель гармонично сочеталась с едва заметным узором обоев, дубовым паркетом и лепниной в виде причудливых растений на потолках. Каждый предмет был на своем месте, каждый выглядел достойно и величественно. Благородная цветовая гамма, сдержанный декор, грамотно расставленные акценты — определенно, дизайном занимался профессионал. В подобных суждениях Венский напоминал собаку, которая все понимает, но не может ничего сказать. Он с первого взгляда мог сделать вывод, что выглядит красиво, а что нет, где работал мастер, а где дилетант, но когда сам брался за работу, внутренне чувство прекрасного исчезало без следа.

Он с любопытством рассматривал детали прихожей, когда почувствовал на себе ироничный взгляд.

— Ты дизайнер? — спросила Ника.

Она стояла, подперев плечом стену, и с любопытством наблюдала за изучающим обстановку Александром. Он глупо улыбнулся и зачем-то пожал плечами.

— Нет, я… не дизайнер.

— А кто же ты, Александр? Вчера ты так и не ответил на мои вопросы. Я даже подумала, что ты шпион иностранной разведки.

«Слава богу! — подумал Венский. — Значит, я не был болтлив».

— Ну так чем ты занимаешься, Саш? — продолжала допытываться Ника.

В легком халате, подчеркивающим достоинства ее фигуры, с распущенными густыми волосами, она выглядела прекрасно.

— Может быть, сделаешь кофе? — спросил он, откровенно рассматривая девушку, которой явно льстил такой интерес.

— Хочешь кофе? — произнесла она загадочно-томным голосом.

Александр кивнул и отвернулся, усилием воли погасив в себе страстный порыв.

— Торопишься на встречу со своим партнером? — теперь в ее голосе чувствовалось раздражение.

— С партнером?

— Ну да. С тем, кто прислал своих людей в ресторан.

— Каких людей? — удивился Венский.

— Ой, как все запущено, — ехидно пропела Ника. — Неужели у рыцаря провалы в памяти? Может быть, ты и не помнишь, что между нами было? Если нет, то спешу тебя обрадовать: ты был настоящим львом. Я давно не испытывала подобного.

Она откинула назад голову, и густые волосы сползли с плеч, а грудь от глубоко чувственного вздоха своевольно вырвалась из-под халата.

Венский почувствовал, как желание начинает вытеснять разум.

«Вот чертовка!» — подумал он и уже было начал движение в ее сторону, но усилием воли сумел пресечь шальной порыв.

Ника неожиданно рассмеялась, покачала головой так, что густые локоны приняли привычное положение, и, завершая эротическое представление, запахнула халат.

— Пошли, рыцарь, я сварю тебе кофе.

Венский был готов застрелиться от неловкости. Он чувствовал себя настоящей скотиной, если этот собирательный животный образ мог полностью отразить его внутреннее состояние. Мало того, что нажрался, как последний алкаш, вместо того чтобы решать проблемы, так еще и забрался в постель к этой девушке, а теперь корчит из себя саму невинность.

Двуличие никогда не являлось отличительной чертой Александра, но кто может похвастаться моральной стойкостью под воздействием немалого количества крепкой выпивки? Впрочем, как и в уголовном кодексе, это не служило оправданием. Он поплелся на кухню, покусывая губу и подыскивая нужные слова.

— Он сказал, что будет ждать тебя в полдень там, где обычно. Я пыталась выяснить, где находится это место, — Ника безразлично взглянула на Александра. — Только не надо думать, что я это делала из любопытства. Мне просто показалось — и, как видишь, я оказалась права, — что тебе будет трудно вспомнить о вашей договоренности. Но ты не ответил, так что теперь сам вспоминай, где твой знакомый будет ждать тебя.

Венский потер рукой висок.

— Это все? — он присел на стул.

Ника глубоко вздохнула.

— Твой знакомый представился Андреем, твоим деловым партнером, и просил напомнить тебе о встрече, если забудешь. Конечно, я не хотела напоминать. Мне хотелось… — Ника оторвалась от турки с кофе и уже несколько виновато взглянула на Венского. — Впрочем, это теперь не важно: если тебе так сильно хочется улизнуть, то я не стану задерживать.

Александру очень хотелось улизнуть, но все-таки он решил побыть джентльменом, тем более до встречи оставалось более двух часов. Ему стало абсолютно понятно, что вчера он виделся с Заболоцким, и если тот сам разыскал Александра, значит, уже в курсе его проблем. Что ж, тем лучше: не нужно будет тратить время на лишние объяснения.

Почему-то на душе стало поспокойнее. Венский порой примерял образ циника, когда того требовали обстоятельства, но при этом в душе оставался беспробудным романтиком и свято верил в военное братство и взаимовыручку. Много раз он находился в ситуациях, где его романтизм должен был рассыпаться как карточный домик, но Венский упрямо считал их исключением из правил.

Заболоцкий свой. Его, конечно, задурманила городская сытая жизнь, но все же он свой. И его появление — еще одно доказательство тому. Он сам нашел Александра, как только понял, что произошла неприятность, и он нуждается в помощи.

— Ну что там с кофе? — уже другим тоном спросил Венский.

Александр еще раз окинул Нику оценивающим взглядом и почувствовал будоражащий трепет. И снова он на несколько секунд выпал из настоящего, предвкушая сладостные мгновения в объятьях пышноволосой красавицы. Но тут в голове его, как наваждение, возник образ Лены, а это был удар ниже пояса.

Полностью откинув грешные мысли, он окончательно закрепил свою тело в положении сидя на стуле в ожидании завтрака.

Разговор за утренней трапезой проистекал на удивление легко и непринужденно. Ника смеялась над вчерашними нелепыми выходками Александра, представляя их в безобидном шутливом свете. Она больше не намекала на продолжение свидания и даже не намекала на следующую встречу.

О себе Ника ничего не рассказывала, да и о нем вопросов не задавала. Иногда она отводила взгляд в сторону окна, и тогда Александр замечал еле заметные нотки грусти в ее глазах. Ему становилось не по себе. Но Ника быстро преображалась, поворачиваясь к Александру, и он с радостью отмечал, что лицо ее не выражает ни задумчивости, ни печали.

Она понравилась Венскому. Это чувство было далеко от влюбленности и даже от увлечения, но по-человечески она была ему симпатична. Он решил, что непременно встретится с Никой еще раз, если конечно в дальнейшей жизни не произойдет фатальных событий, которые заставят его изменить планы.

Он наконец-то сумел выяснить, где находится дом Ники, и сделал вывод, что до места встречи с Заболоцким придется добираться не менее сорока минут.

Время поджимало.

— Знаешь… мне было хорошо с тобой, и если ты не против…

— Я не против, — опередила его Ника. — Ты тоже мне очень понравился, и я не хочу знать, женат ты или нет, есть ли у тебя дети, и вообще ничего не хочу знать. Ты только звони… а лучше заезжай… ну хотя бы изредка.

Она глядела на него нежно и страстно, умоляюще и дерзко. Все человеческие чувства перемешались в ее отчаянном порыве.

Венский покачал головой, снова не найдя нужных слов для ответа. Александр просто несколько раз кивнул в знак согласия, сделал большой завершающий глоток кофе, нелепо улыбнулся и нерешительно встал.

— Ну, провожай.

И она проводила его страстным и долгим поцелуем.

21

Альберт Северцев в сотый раз обводил кабинет шефа бесстрастным взглядом. Он никогда не смотрел в глаза оппонента до момента начала разговора. Создавалось впечатление, что его вовсе не интересует предмет предстоящей беседы, впрочем, как и сам собеседник. Обстановка кабинета его тоже не слишком интересовала: он просто смотрел по сторонам, ожидая вопроса или указания.

Ридгер хорошо знал, что внешний вид Северцева и его безразличное отношение к происходящему являлось эдаким камуфляжем, скрывающим истинную сущность этого невзрачного с виду человека. Он давно привык к своему сотруднику, но иногда с трудом душил гнев, вспыхивающий в сердце от абсолютной невозмутимости Северцева.

Сам Ридгер был не на шутку взвинчен происходящими событиями, поэтому вид Северцева его сегодня особенно сильно раздражал.

— Ну? — немногосложно начал разговор Ридгер.

Северцев мгновенно закончил осмотр помещения, блуждающий взгляд остановился и уперся в шефа.

— Я собрал кое-какие сведения о Янсоне и его банке, — и он положил на стол папку. — Но…

— Что «но»? — нетерпеливо перебил его Игорь.

— Но я не нашел ничего интересного на этого субъекта, кроме одного, — ровным тоном ответил Северцев. — Совет акционеров недавно назначил его на должность в связи с плохим состоянием здоровья прежнего управляющего. До этого Янсон был руководителем одного из филиалов банка «Слава» в городе Луга под Питером. Мохнатой лапы Янсон не имеет, качествами финансового хищника не обладает. В Москве проживает c женой в квартире, принадлежащей банку. Детей нет ввиду некоторых проблем со здоровьем у супруги. Хороший семьянин, хотя может позволить себе легкую интрижку без обязательств. В делах аккуратен, даже педантичен. По сути, скорее исполнитель, нежели организатор, но в состоянии руководить коллективом. С сотрудниками по работе строг, но справедлив. Закончил Петербургский Государственный Университет по специальности финансы и кредит. Карьеру нельзя назвать стремительной, но Янсон двигался по служебной лестнице уверенно, без срывов. Личного бизнеса не имеет. Зато его супруга владеет тремя салонами красоты в Питере, дающими неплохой доход. Деньги на приобретение одного салона давал Янсон, а вот расширился бизнес исключительно стараниями его жены.

Северцев замолчал. Взгляд снова сделался безразличным.

Ридгер несколько секунд пытался понять, закончил ли Альберт выкладывать информацию или попросту завис, как старый «Пентиум».

— У тебя все, черт тебя побери? — не выдержал Игорь и сильно хлопнул ладонью по столу.

— Да, — ответил Северцев. — Это основное, а подробности в папке на вашем столе, но там тоже ничего интересного.

— А что же ты тогда нашел странного в его биографии?

— Ничего.

Ридгер на секунду закрыл глаза: ярость раздирала изнутри. Если бы на рабочем столе находилось оружие, то он, скорее всего, выпустил бы всю обойму в этого истукана с железными нервами.

— Альберт, — с великим трудом сдерживаясь, процедил сквозь зубы Ридгер, — ты сказал, что одно обстоятельство тебя смущает. Не затруднит ли тебя пояснить, что именно?

— Игорь Георгиевич, — Северцев наморщил лоб и стал похож на расстроенного чиновника. — Единственное, что мне не нравится — это ваш интерес к субъекту, который просто не может вызвать никакого интереса. Поэтому если бы вы были более откровенны, то я гораздо эффективнее мог бы обработать полученную информацию, а так…

Северцев развел руками, затем поднес правую руку с вытянутым указательным пальцем ко лбу и несколько раз постучал по бледной наморщенной коже.

— Мне нужно знать суть проблемы.

Ридгер встал с кресла и подошел к окну. Некоторое время он рассматривал улицу, соседние здания, бегло взглянул на солнце и, зажмурившись от слепящих лучей, спросил:

— Почему ты не женишься?

Северцев ухмыльнулся.

— У меня нет… я не знаком с женщиной, которую захотел бы взять в жены.

— Тогда почему ты не поищешь себе ту, которая стала бы тебе хорошей женой?

— Не имею достаточно времени: много дел, много работы.

Северцев отвечал обычным для себя тоном, нисколько не удивляясь неожиданному и, казалось бы, неуместному вопросу.

Ридгер повернулся и пристально посмотрел на него.

— Ты хорошо зарабатываешь, а живешь в тесной конуре, твоя машина давно требует замены, в отпуск ты ездишь в лучшем случае в Турцию, женщины у тебя нет, — Ридгер говорил, как следователь на допросе — хороший следователь, искренне пытающийся разобраться в происходящем. — У тебя есть какие-то планы? Ты имеешь цель в жизни?

Северцев безразлично пожал плечами.

— Да нет, я просто делаю то, что мне нравится. У меня нет конкретной цели, и жениться я не тороплюсь. Меня просто все устраивает. А вас что-то смущает?

— Нет, — кратко ответил Ридгер и, подойдя к своему столу, снова уселся в кресло.

Секунд десять он продолжал сверлить Северцева взглядом, а затем произнес:

— Ты уверен, что Славин мертв?

— Да.

Теперь Ридгеру показалось, что голос Северцева дрогнул. И даже бесстрастный взгляд на мгновение сделался испуганным.

— Да, — снова повторил он. — Я лично контролировал ситуацию и могу голову дать на отсечение, что труп находится в земле.

Ридгер молчал.

— У вас есть другие сведения? — спросил Северцев.

Ридгер поморщился.

— Конкретных нет, но я видел его в ресторане в компании Янсона, а вчера он звонил мне и предложил встретиться. Правда, представился по-другому — Всеволодом Антоновичем Светлым, — Игорь улыбнулся — нехорошей улыбкой, ненастоящей. — Согласись, созвучно Всеволоду Анатольевичу Славину? К тому же, они на одно лицо.

Вопреки свойственному ему самообладанию, Северцев стал похож на студента, пойманного за списыванием государственного экзамена. Взгляд забегал, словно ища оправдания, и он начал усердно тереть глаза и переносицу сухими длинными пальцами.

— Что, Альберт, нравится новость? — злобно спросил Ридгер.

Через несколько секунд Северцев вновь был воплощением хладнокровия.

— Славин мертв, — это прозвучало как окончательное утверждение.

— Да что ты? — с сарказмом вопросил Игорь. — Славин мертв, а я сошел с ума, так?

Северцев отрицательно покачал головой.

— Всеволод Славин мертв. И я не знаю, с кем вы встретились. Но если бы вы, Игорь Георгиевич, оповестили меня немедленно, то теперь бы не находились в безвестности, и уж тем более не обвиняли бы меня в предательстве.

Ридгер недолго смотрел немигающим взглядом на своего первого стражника, затем тяжело выдохнул и, отмахнувшись рукой, раздраженно проговорил:

— Да, брось ты, Альберт, я и не собирался. Вот только что мне думать? — и он подался вперед, опершись обеими руками о край стола. — Что мне думать, Альберт? Я встретил человека, как две капли воды похожего на Славина — в компании Янсона, который заменил прежнего управляющего банка, странным образом сраженного тяжелым недугом. А ведь именно с ним у меня были договоренности. И что теперь? А теперь этот Янсон намекает, что выделит деньги заводу, а похожий на покойника человек забивает мне стрелку. Ты понимаешь, что будет, если МЗПО получит бабки? Ты понимаешь? — Ридгер переходил на крик; глаза его неистово блестели, а на висках пульсировали вздувшиеся вены. — В лучшем случае я пойду по миру. Это в лучшем случае! А в худшем… — Ридгер махнул рукой. — Кто-то затеял игру со мной. И я не могу понять ее правила.

Он оторвался от стола и откинулся на спинку кресла.

Северцев терпеливо выслушал шефа.

— Вы зря так драматизируете, Игорь Георгиевич. У вас на руках останутся акции завода, и даже если вы не сможет скупить их в достаточном количестве до того момента, как цена начнет расти, вы все равно ничего не потеряете. В любом случае вы станете богаче…

Ридгер закрыл лицо ладонями, а затем, издав утробный рык, неистово завопил:

— Да что ты несешь, дебил! Если все узнают, как я водил за нос кучу народа, мне лоб зеленкой разукрасят. Таких проколов не прощают, понимаешь, Альберт? Неподсудны лишь победители! Мне нужен контрольный пакет! И ты лучше меня знаешь, что произойдет, если деньги заводу выделят в ближайшее время. Я стану изгоем, с которого только ленивый не захочет получить. И тогда уголовное дело за мошенничество станет для меня лучшим исходом. Надеюсь, дальше объяснять не нужно?!

Северцев согласно кивнул.

— Я вас понял, Игорь Георгиевич. Я вас понял. Я выясню, кто такой Светлый, откуда он взялся, и как Янсон с ним связан. Сколько у меня времени?

Конец ознакомительного фрагмента.