Реальный репортер. Чему не учат на журфаке

Дмитрий Соколов-Митрич (2015)

«Реальный репортер» Дмитрия Соколова-Митрича — это не учебник журналистики, а книга о профессионализме. Лаконичные и ненавязчивые соображения автора полезны не только студентам журфаков и действующим журналистам. Они близки любому человеку, который всерьез строит свою карьеру, свой бизнес, свою жизнь. Именно поэтому первая версия книги уже стала настольной для тысяч людей самых разных профессий. А еще эта книга о стране под название Россия и ее главном ресурсе — людях, которые умеют действовать. В хрестоматийной части обновленного «Реального репортера» собраны лучшие репортажи автора, в которых он разрабатывает очень редкую для российской журналистики и литературы тему — тему русского оптимизма. По его собственному признанию, миром правят истории, именно историями люди думают и живут, именно истории способны построить или разрушить бизнес, экономику, страну, цивилизацию. Пространство русских историй всегда носило маниакально-депрессивный характер и «Реальный репортер» — это еще и удар по культуре пессимизма, попытка заложить в сознание аудитории алгоритмы активной жизни. От автора В первом издании «Реального репортера», которое вышло три года назад и стало бестселлером, хрестоматийный раздел книги представлял из себя «краткое содержание эпохи». Так получилось, что я стал свидетелем почти всех важнейших событий и явлений, которые Россия пережила в новом тысячелетии — от «Курска» до Кущевки, от исламского терроризма до государственного монополизма. Но в новом издании, которое Вы держите в руках, я не только существенно расширил список профессиональных соображений, но и полностью обновил хрестоматийную часть. Почему? Просто за эти три года я успел понять, что главное содержание истории — не события, а люди. И я вижу, как на моих глазах в нашей стране рождается принципиально новый тип героя — русский оптимист. Это не обязательно тот, кому все нравится или у кого все хорошо. Это обыкновенный предприниматель собственной судьбы. Человек, который не навязывает ответственность за свою жизнь окружающему миру. Он может ошибаться, он не застрахован от жестоких поражений, но он никогда не бездействует. И я решил вам в этой книге про таких людей рассказать. Еще и потому, что если вы хотите достичь успеха в журналистике или любой другой профессии, то прежде всего вам придется научиться оптимизму. Для кого эта книга Это книга для начинающих и опытных журналистов и репортеров. Для всех, кто хочет посмотреть на историю современной России глазами простых людей. Для поклонников журнала «Русский репортер».

2. Мужики летят на биеннале

Кто такой дядя Коля и зачем он уговорил жителей села Звизжи стать великими художниками

2008 год, февраль

Если бы десять лет назад жителям калужской деревни Звизжи сказали, что их имена будут звучать на крупнейших российских и зарубежных арт-площадках, они бы снисходительно улыбнулись и отошли в сторону от того человека, а может быть, и в морду ему дали. Теперь они знают, что такое арт-объект, на их счету десятки работ, отмеченных во всем мире, а их опыту и славе завидуют многие заметные фигуры столичной художественной тусовки. Как современное искусство проникло на берега реки Угры и что оно там натворило — выяснял корреспондент «РР».

Грачи сбежали из мультфильма

— А что это было? — спрашивает 15-летний Витя, кивая на деревянные обломки, скрепленные местами железной арматурой.

— Это был полумост, — отвечает 25-летний Володя Симонов. — Он стоял три года, а потом развалился.

— Разве бывают полумосты?

— Здесь все бывает.

— А вон там что за хрень? — Витя показывает на склон.

Там вроде бы одинокая могилка, огороженная кладбищенским заборчиком, но, если приглядеться, это вовсе не могилка, а кроватка. На нее можно лечь и полежать. Я попробовал. Ощущения пронзительные.

— Это «Кровать Бродского», — отвечает Володя Симонов.

— Кого?

— Архитектор такой есть — Александр Бродский. Он эту кровать придумал.

— А зачем?

— А затем! — взрывается Володя. — Это искусство, понял? Ему «зачем» не нужно.

— А куда ты ворону понес? — не унимается любознательный подросток.

— Ты задолбал, Витек! Это не ворона, а грач. Вам в школе картинку показывали «Грачи прилетели»? Нет? Ну, тогда иди полумост разбирай.

Витька сегодня первый день в Никола-Ленивце, поэтому он еще не врубается. А Володя Симонов работает с дядей Колей с 2000 года и понимает, что, если грачи прилетели из теплых стран, это жизнь, а если из мастерской — инсталляция. На склон, который спускается от заброшенной церкви к реке Угре, Володя несет уже 121-го грача. Всего их будет больше 150. Все грачи деревянные и прикольные, как будто сбежали из мультфильма. Несмотря на то что до Калуги отсюда 60 километров, а до Москвы все 260, недостатка в зрителях не будет. В прошлом году на фестиваль «Архстояние» приехало 3 тысячи человек — машину негде было поставить. В этом ожидается еще больше, причем в два захода: 1 марта на фестиваль, 8-го — на Масленицу.

— А восемь лет назад по этому склону снеговики спускались, 223 штуки. — Володя пытается подавить непроизвольный смешок, но у него не получается. — Мы пока их с пацанами лепили, все друг на друга смотрели, чтобы лишний раз проверить, рехнулись мы или все нормально. Зато когда снеговики были готовы, мы уже все поняли.

— Что поняли?

— Что такое искусство, поняли.

— И что это такое?

— Да просто искусство, и все. Чего тут понимать?

Богатырь терзает свинью

У дяди Коли Полисского в избе первые советские стеклопакеты, за ними — шикарный вид на реку Угру; в сенях звизжане красят гуашью грачей, а жилое помещение кишит деревянными муравьями. Это дядя Коля готовится к Венецианскому биеннале. Десант из Никола-Ленивца собирается слепить там из лозы 5-метровый муравейник, по которому будут ползать 500 муравьев.

— До 2000 года я был вполне успешным живописцем, — вспоминает Полисский. — Родился и вырос в Москве, но попасть в Строгановку в те времена было нереально, поэтому я поступил в питерскую «Муху». Там познакомился с митьками: Шагиным, Флоренскими и другими. После окончания учебы вернулся в столицу, но продолжал поддерживать с ними отношения и вошел в историю митьковского движения как первый после Минина и Пожарского митек, проживающий в городе Москве. Как раз когда я возвращался с акции «Митьки в Париже», мне позвонил мой знакомый архитектор Вася Щетинин и начал взахлеб рассказывать про Никола-Ленивец.

Вася Щетинин и сейчас рассказывает про Никола-Ленивец взахлеб:

— Я тогда был еще студентом МАРХИ, и моя квартира на какое-то время стала негласным митьковским штабом в Москве. За это время мы так сдружились, что я не мог не принять участия в их акции «Транссибирский экспресс». Мы просто сели в поезд Москва — Хабаровск и рисовали все, что видели, а потом сделали выставку. Вышел я из этого поезда с огромной печенью и неизлечимым желанием во что бы то ни стало создать поселение художников. Потом еще керосинчику в мое воспаленное воображение плеснул Слава Полунин — у него была идея создания «Города счастья», в котором жили бы художники-единомышленники. Несколько месяцев я рыскал в радиусе 300 километров от Москвы. Параметры поиска были такие: пустая деревня в балдежном месте, и чтобы обязательно была заброшенная церковь. Однажды гостил на даче у своего друга в Потаповке — это в 8 километрах отсюда. В День Военно-морского флота встретил двух нетрезвых моряков. Они мне это место и указали. Я встал на высоком берегу Угры и понял: вот оно! Церковь, красотища, деревня брошенная, название шикарное — все совпадает. Надо брать!

— Говорят, где-то здесь еще и татарское иго пало.

— Да прямо вот на этом самом месте и пало, причем самым мистическим образом. Сошлись два войска, постояли с месяц на разных берегах реки, посмотрели друг на друга и разошлись. Это бескровное сражение так и назвали — великое стояние на реке Угре. Оно произошло в 1480 году, спустя целых 100 лет после Куликовской битвы.

— А откуда названия такие странные — Никола-Ленивец, Звизжи?

— Точно никто не знает. По поводу Звизжей легенда гласит следующее: в сосновом бору на крутом берегу Угры в трех километрах от Никола-Ленивца русский богатырь, глядя на костры вражеского лагеря на противоположном берегу, мечом булатным мучил свинью, которая визжала как резаная, заставляя врагов содрогаться от ужаса.

— Это он религиозную рознь, что ли, разжигал?

— Татары в те времена еще были язычниками, поэтому религиозного смысла свинячий визг для них не имел. Просто неприятно им было, вот и все. Что же до Никола-Ленивца, то здесь другая легенда. Якобы однажды накануне праздника Николая-угодника враг вероломно напал на русское поселение, и дружинникам пришла в голову та же идея, что спустя века помогла Кутузову победить Наполеона: сдать населенный пункт без боя, зато сохранить войско. Радуясь легкой победе, враг предался пьянству и разврату, в результате потерял бдительность — обленился. Тем временем наши собрали силы в кулак и в Николин день выбили неприятеля обратно за реку. По Угре в те времена проходила негласная граница русского сепаратизма — ее называли поясом Пресвятой Богородицы, — поэтому подобные стычки здесь случались нередко. В мирные времена село разрослось настолько, что на картах девятнадцатого века помечалось значком от 2000 до 10 000 жителей. А когда сюда пришли мы, здесь уже жил один дядя Ваня Соколов. Царствие ему небесное — умер от регулярного недопивания.

Снеговики живут своей жизнью

Взяв штурмом гектар земли, художники еще долго всеми правдами и неправдами добывали стройматериалы — на заре постсоветского мира сделать это было не так-то просто. Построить дом и взяться за кисти Николаю Полисскому удалось лишь в 1994 году. Но прошло еще пять лет, и дяде Коле стало смертельно скучно.

— Я вдруг понял, что превращаюсь в какое-то животное, вечно пережевывающее краску. Вроде все было хорошо: мои картины продавались, я преподавал в Московском технологическом институте легкой промышленности, но при этом чувствовал, что прочно упираюсь головой в потолок. Я видел, что есть другое искусство, но не знал, как в него войти. Идея пришла, когда я ехал на машине в Нижний Новгород. Как раз выпало очень много снега, и я почему-то задумался о том, как много снеговиков можно из него слепить. И вдруг понял, что это не просто мысль. Это проект.

Дядя Коля вернулся в Никола-Ленивец, позвал еще живого тогда дядю Ваню Соколова, и они стали лепить снеговиков. Слепили три штуки, и тут ударил мороз — снег стал нелипким. А надо было срочно куда-то уезжать.

— Я тогда говорю: «Дядя Ваня, собери, пожалуйста, знакомых ребят из Звизжей. Как только начнется оттепель, пусть лепят сколько влезет. За каждое туловище плачу по десятке». И что вы думаете? Когда я вернулся, меня встречала толпа снеговиков. С морковками, но без ведер. Я им поручил искать ведра, и они их нашли, но все — с прогнившим дном. Оказывается, местные женщины используют такие ведра для выращивания рассады. Зимой ведра женщинам не нужны, поэтому они предоставили их в мое распоряжение совершенно бесплатно, но под расписку.

Снеговики тихою толпою спускались к реке и в ней растворялись. Когда стало теплеть, они начали жить своей жизнью: потихоньку таяли и всякий день меняли облик. У каждого снеговика нарисовалась своя судьба, но все вместе они произвели фурор в ЦДХ на ярмарке актуального искусства «Арт-Москва». Дядя Коля понял, что идет в правильном направлении. И что идет он уже не один.

Когда снеговики растаяли окончательно, на их месте выросло намного больше травы, чем вокруг: сработал эффект снегозадержания. Дядя Коля снова созвал мужиков из Звизжей — на этот раз не лепить, а косить. Из скошенной травы построили огромную башню. Она простояла один сезон, и ее скормили коровам. Получился навоз — он тоже послужил актуальному искусству. Дядя Коля и его команда построили башню из лозы, расставили в ней ящики с землей, удобрили ее тем самым навозом и посадили в эту землю всякие овощи. Потом этими арт-плодами угощали публику на фестивале «Арт-Клязьма».

С этого момента арт-объекты стали расти в Никола-Ленивце как грибы после дождя: башня из дров, труба ТЭЦ, сплетенная из лозы, «Шишкин дом», специально сконструированный маститым голландским художником Андрианом Гезе, инсталляция «Граница», конкурс арт-туалетов — каждый новый проект в Никола-Ленивце становился событием. Звизжане стали своими людьми не только на первостепенных отечественных фестивалях — их стали приглашать в европейские страны. А два года назад у дяди Коли возникла идея фестиваля «Архстояние», который теперь проводится в Никола-Ленивце дважды в год.

— У архитекторов работа нудная, а тут мы им предоставляем возможность порезвиться, — говорит Николай Полисский. — Принцип такой: они разрабатывают проекты, а мои ребята их реализуют. Архитекторам отдушина — ребятам заработок. У меня уже художников человек пятнадцать работают постоянно, а иной раз приходится до пятидесяти нанимать.

— Вы их на полном серьезе художниками считаете?

— Абсолютно. Им действительно нравится. Уже много раз было, что кто-нибудь уезжает, например, работать в Москву. Например, охранником. Но потом все равно возвращается. Говорит: «Там скучно». Пока не вернулись только двое: один чересчур удачно женился, а другой ушел в менты. Я принципиально не беру к себе людей с образованием. Зачем? Меня эти ребята еще ни разу не подводили. Все, что мне нужно делать, — это аккуратно их направлять, задавать вектор работы, а дальше они уже сами. Знаете, у немецкого художника Йозефа Бойса была идея принимать в художественные вузы без экзаменов. Он терпеть не мог всю эту академическую братву и грозился, что обычных деревенских мужиков научит работать так, что они сделают прорыв в искусстве. Но ему терпения не хватило, а у меня, похоже, получается.

Деньгам место в унитазе

За советскими стеклопакетами вдруг раздался страшный рев — на горизонте показалось какое-то чудо техники. На бешеной скорости оно ворвалось в Никола-Ленивец, перед самыми нашими воротами затормозило, но таки сбило одну железную опору. Потом чудовище резко развернулось и на такой же сумасшедшей скорости попыталось скрыться за горизонтом. Дядя Коля выскочил за дверь, прыгнул в свой джип и ринулся в погоню.

Тем временем в избу вошли ребята, которые до сих пор работали в мастерской — «лепили» из дерева грачей и муравьев. Весь инструмент звизжинских художников — это болгарка, дрель и сверла, но все равно они «лепят» — это слово осталось в их лексиконе еще со времен снеговиков. Мастерская располагается в здании заброшенной церкви — епархия дала на это добро, потому что священника все равно пока нет, а благодарные Николай Полисский и Василий Щетинин нашли спонсора, который воздвиг на храме новые купола с крестами.

— Кого это дядя Коля поехал догонять?

— Грейдер, — усмехнулись ребята. — Который дороги чистит. Вообще-то он сюда не обязан был заезжать, но водителям, когда они напьются, очень уж работать нравится, так что это не в первый раз.

Ребят зовут Андрей Белов, Алексей Гусев (Гусь), Женя Зеленский и Иван Барыгин. Последний недавно вернулся из Малоярославца. Пытался там учиться в художественном училище. Не понравилось.

— На практике оно как-то интересней, — оправдывается Иван. — У нас тут каждый день животы от хохота болят, потому что работа творческая, креативная. Да и все равно нет лучшего учителя, чем дядя Коля. К нему как-то люди тянутся. В Звизжах поначалу все на нас как на идиотов смотрели. И на него тоже. А потом как-то прониклись. Вот сколько здесь арт-объектов расположено? Штук пятьдесят, наверное. И не было еще ни одного акта вандализма. Потому что люди чувствуют, когда красота реальная, и ее не трогают.

— Да если бы кто и тронул, мало бы ему не показалось, — проговаривается Гусь.

— А главное — он относится к нам как к равным, — продолжает нахваливать куратора Женя Зеленский. — Слов «нельзя» или «плохо» вообще никогда не произносит, а если и накричит, то не от злости, а с досады. И с самого начала называл нас соавторами. Когда звал на работу, так и говорил: «В соавторы пойдешь?»

— Это, наверное, чтобы денег не платить.

— А ты думаешь, мы бесплатно работаем? — снова встревает Гусь. — Он нам платит, причем вовремя и хорошо. Больше, чем на птицефабрике в Острожном. Вот если я завтра уйду, послезавтра в Звизжах очередь выстроится на мое место. Он ведь кроме ежемесячной зарплаты еще долю выплачивает, когда крупные заказы поступают. Вот недавно мы в Москве на Алтуфьевском шоссе слепили из лозы «Лихоборские ворота», так получили по 100 тысяч каждый.

Про этот гигантский гонорар Николай мне уже рассказывал — то вздыхая, то хихикая. Заплатить-то он заплатил, только потратили художники эти деньги феноменально бестолково. Кто-то купил машину и тут же разбил. Кто-то купил машину и тут же продал в три раза дешевле, потому что она, оказывается, не ездит. Кто-то зачем-то купил кучу очень дорогих мобильных телефонов. А кто-то и вовсе объяснить не может, куда эти деньги ушли. «Ребята, — говорил им дядя Коля, — я в следующий раз куплю огромный унитаз, положу ваши деньги в пластиковую коробочку и аккуратно их смою. Потому что это одно и то же».

— А вы небось теперь всю историю искусства знаете лучше Церетели? — интересуюсь у ребят.

— Зачем нам про них читать, это они про нас читают, — с напускной хвастливостью отвечает Андрей Белов. — Мы и так со многими художниками знакомы. Пили вместе сколько раз. С «Синими носами», например. Отличные ребята, хулиганистые такие. Да и Кулик ничего.

Белов, кстати, успел в этой жизни в тюрьме посидеть. Гусь тоже. А теперь он автор стилевого решения грачей, которые прилетели.

Конец ознакомительного фрагмента.