В сторону Атлантиды

Дмитрий Роюк

Основа для обреченного брака готова. Измена, предательство и психологическое расстройство. Два потерянных человека на льдине и очередная ложь на горизонте. Но как можно осудить жену, которая попала в аварию? Как прийти к ней на помощь, если она исчезла с места происшествия?Чтобы найти жену, Никита должен взять лопату в руки и раскопать могилу предателя.

© Дмитрий Роюк, 2021

ISBN 978-5-0055-8327-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

"Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет"

В сторону Атлантиды

Когда

будущего нет.

Часть 1

В сторону прошлого

Глава 1

Москва

(1 декабря 2011 года)

Когда Лика согласилась на брак, Никита мягко улыбнулся, и на глазах выступили слезы. Он встал с колена, закрыл пустую коробку, откуда только что достал дорогое кольцо, и посмотрел в глаза будущей жене. В ответ она прижалась к его груди, а затем поцеловала в шею. Это было 1 декабря 2011 года, — в день, когда пошел первый снег.

Влюбленные стояли на выходе из ресторана, на Якиманской набережной, рядом с Патриаршим мостом.

Снег сыпал большими хлопьями, но внутри заведения было тепло и уютно.

Никита крепко обнимал Лику и совсем не хотел выходить на улицу. Скоро будет еще холодней — метеорологи обещали лютую зиму.

Лика освободилась из объятий будущего мужа и повернулась к выходу.

— Ты переедешь ко мне? — спросил Никита, когда Лика дернула за ручку двери ресторана.

— Я пока не знаю, как сказать об этом отцу.

Лика скрестила руки выше груди, спрятала голову в воротник плаща и пошагала вдоль набережной к метро.

— Лик, — догоняя, позвал Никита. — Ты уверена, что согласна выйти замуж?

Девушка резко остановилась и посмотрела в темно-белое небо. Снег сорвался не случайно. После них останутся следы. Оборвутся перед метро и вновь появятся на выходе из него. Затем их спрячет в свой кокон экспресс и где-то в переулках Сходни они снова окажутся вместе. Вдвоем.

Лика сильнее прижала руки к груди. Тонкий осенний плащ не спасал от холода в теплой зимней Швеции, и тем более не спасет здесь, в Москве, где морозы куда круче. Раз она сказала «Да!», значит, заметать следы уже поздно. Она всем сердцем любила Никиту, но не было такого дня, чтобы она не вспоминала об Артеме, — единственном друге Никиты.

Артем притянул ее силой, подло разделив жизнь на «До» и «После». И с этим грузом нужно вступать в брак.

Лика повернулась к Никите.

Большие карие глаза открыто смотрели на него.

— Дай мне пару дней, и я вся твоя.

Никита, не отрывая взгляд, кивнул головой и с долей сомнения в голосе произнес: «Хорошо».

— У тебя нет выбора, — Лика сдержанно улыбнулась, взяла Никиту за руку и они продолжили путь к метро.

Никита проводил Лику домой, зашел в местный бар и заказал две бутылки лагера. Сел на высокий стул у стойки и посмотрел в окно. Снегопад немного успокоился. С неба падали редкие хлопья.

Он открыл бутылку и почти залпом выпил пиво. Открыл другую, но не притронулся.

О чем думала Лика, когда согласилась на брак?

Когда первый раз Никита увидел ее в клинике Швеции, — это была худая девушка, на которой висела большая белая пижама, с овальным вырезом на спине. Потом — поворот головы и глаза. Большие, карие, широко открытые, как у любопытного ребенка.

Глядя на нее, сразу представляешь: тебя вот-вот обманут. Но эта мысль кажется настолько нелепой, что тут же вылетает из головы. Внимание перехватывает тембр голоса. Она говорит не громко, но и не тихо. Болтает об обычных вещах, но с тревогой.

«О чем ты на самом деле думаешь, Лика?»

Этот вопрос, заданный при первой встрече, Никита сейчас повторил мысленно дважды. Обнял пальцами бутылку холодного пива, прислонил к виску, затем немного отпил и вернул на стойку бара.

Нет, сейчас не самое лучшее время рассуждать о грезах Лики. Нужно возвращаться домой, подготовиться к ее переезду, и лечь спать. Впереди, счастливое будущее. Нужно к нему привыкать. Хорошенько выспаться. Прошлая жизнь была бродячей, а теперь с согласием Лики на брак, преобразилась.

Но сидя за стойкой у бара Никита не ощущал себя счастливым.

Частые проблемы супружества — быт, деньги и секс на стороне. Никите придется вступить в брак уже с проблемой под номером три. Как бы глупо это не звучало, но он уже успел откусить соленый каравай до свадьбы.

Никита отпил еще пива, и на краешках его рта заиграла отчаянная улыбка. Не то чтобы он хотел изменить жизнь Лики к лучшему, сделать ее счастливой в браке. Скорее это был акт работы над собой посредством другого человека, который тоже нуждался в помощи. Пытаясь изменить другого — меняешь в первую очередь себя. Банальное стремление исправиться вместе. Даже не изменить жизнь Лики к лучшему, а спасти ее от тоски по Артему. Тем самым заодно излечив и себя. Ведь ему тоже ужасно не хватало Артема. Не смотря на то, как Артем обошелся с Ликой, жизнь без него казалась опаснее, чем с ним.

Никита снова обхватил пальцами холодную бутылку пива. Так хорошо приложился, что опорожнил ее до дна.

Почему он так прикипел к Артему? Потому что Артем однажды его спас? Звучит, как-то по киношному. Но выходит именно так.

А Лика?

Разве можно лишиться разума из-за любви на самом деле?

Или это всё гештальды из его долбанного детства?

Вот здоровое желание быть кому-то нужным по-настоящему — это норма, но есть ли она в нем, в Никите?

В детдоме нельзя было достичь простого человеческого понимания. А детство — это тень на всю жизнь, паралич будущего.

Никита махнул рукой бармену и через пару минут ему принесли стакан с одно солодовым виски.

От множества вопросов голова шла кругом.

Никита поднял высоко стакан и отпил половину.

Любви нет. Так твердил ему Артем, когда был жив.

«Это приманка для новичков. Я когда-то тоже вляпался. Еле пережил. Чтобы в следующий раз не попасть на крючок, как только видишь, что влюбляешься, нужно сразу нападать. Это как со вскрытием квартир. Вышиб дверь, вошел внутрь, вынес ценности, сбежал по лестничной площадке вниз, а обернувшись, уже ничего не чувствуешь. Адреналин гаснет. После секса теряешь интерес к девушке. Поэтому не затягивай, на хрен прогулки, сразу нападай».

Никита сжимал стакан с виски и будто заглядывал в глаза Артему. Но напротив него стоял бармен. Натирал винные бокалы.

— Мы закрываемся, — сухо объявил он.

Никита задумчиво кивнул головой, представляя совсем другое лицо.

— На улице поднялась метель, — сказал бармен, дав понять, что не собирается задерживаться ни на минуту.

— Я живу в пару кварталах, дойду на ощупь.

В баре щелкнул свет, и в помещении стало темно.

— Думаю, дверь найдете, — обратился бармен к Никите, взглянув на наручные часы с подсветкой, и перепрыгнув через стойку бара, пропал в дверях.

Никита обернулся: полу черный силуэт уборщика передвигался, как приведение по залу. Он поднимал стулья, ставил на столы, а затем протирал пол. Никита спрыгнул с высокого стула и пошагал к выходу.

— Эй, уважаемый.

Никита, пройдя мимо уборщика, повернулся.

Перед ним стоял пожилой человек со шваброй.

— Я наблюдал за тобой.

Никита оценивающе посмотрел на него.

— Не знаю, что там у тебя приключилось, но прежде, чем что-то сделать, подумай: сможешь ли ты из этого выбраться?

— Вас попросил об этом мой отец?

— О чем?

— Передать золотой совет.

Старик облокотился рукой о швабру.

— Он переживает.

— Тогда пусть приходит на мою свадьбу. Я приглашаю.

Никита толкнул ногой дверь и, спрятав голову в воротник черной парки, исчез в белом снегопаде.

Глава 2

День следующий

(2 декабря 2011 года)

— Ты живой? — это был металлический голос Эллы над ухом. Соседки по этажу. — Извини за беспокойство. У тебя была открыта дверь. И я решила зайти.

Никита шмыгнул носом в подушку и перевернулся на спину.

— Привет Эл.

Элла улыбнулась. Стараясь сделать это как можно лучше. Белое каре ужасно полнило ее лицо, в невыгодном свете подчеркивая двойной подбородок. Ей было немного лет. Около тридцати. После трех беременностей ее разнесло. А вернуться в прежнюю физическую форму не давала постоянная сидячая работа продавца, и разные мелкие подработки в выходные. Элла любила по этому поводу рассуждать, прилагая фотографии из студенческой жизни.

— Ты как?

— Я в порядке.

— Уверен?

Никита немного приподнялся на локти и увидел, что он, не раздевшись, лег в кровать.

— Да, Эл. У меня все отлично.

— Может тебе приготовить глазунью?

— Прости, но ко мне может прийти Лика. Это моя невеста.

— Во как! Тогда тебе лучше быстрее привести себя в нормальный вид.

— Спасибо за беспокойство.

— Не за что, Ник.

Элла оглядела спальную комнату. Полупустой шкаф для одежды, большая кровать по центру и две тумбочки по углам.

— Скоро она оживит твою квартирку, — Элла тяжело вздохнула. Когда-то я тоже была замужем.

В любом другом случае Никита бы обязательно поинтересовался проблемами соседки, с которой в принципе перекидывался только приветственными фразами в лифте. И два раза выслушал историю, как Элла выиграла мисс красоты в старших классах. Но сейчас раскалывалась голова. Ром оказался лишним. Вчера, вернувшись, домой, Никита обнаружил после предыдущих арендаторов квартиры, недопитую бутылку на балконе.

Тот человек в местном баре, который мыл полы, задел его, напомнив об отце.

Невыносимо больно вспоминать родительский поступок. Мама Никиты и отец отдали его в детдом, из-за неспособности содержать семью. Потом мать умерла. А отец запил. Умудрился стать богатым художником, и обнищать. Потом изменился, стал набожным. Но сути это не меняло. Никиту он не хотел найти. Только спустя много лет, отец задумался о сыне, его поиске.

Сначала радость затмила все. Когда Никита узнал, о том, что он не один на этом свете, эмоциям не было предела. Но со временем чувства к отцу, который впрочем, жил особняком, в маленьком домике, при церкви на Берсеневской набережной, притупились. А вчерашний уборщик тронул Никиту за живое. Рана снова открылась. И как-то все не вовремя. Впереди серьезный шаг — свадьба. А этот уборщик, с отцовскими нравоучениями… Будь он не ладен.

Ощущая на себе взгляд Эллы, Никита встал с кровати.

В голову прилила кровь. Лицо побагровело.

— Спасибо. Дальше я сам.

— Я хочу с тобой попрощаться.

Никита вопросительно посмотрел на Эллу.

— Я не могу тянуть аренду квартиры. Переезжаю к матери.

Никита почувствовал тяжелый взгляд Эллы. Его аренда тоже была ему оброком.

Он не нашел, что ответить и не знал, как подбодрить Эллу, и просто обнял ее. Раньше, Никита выставлял квартиры, и вполне отлично обеспечивал себя. Но жизнь на кромке чужого счастья ему не приглянулась.

— Прости, что не смогу тебе помочь.

Элла по-доброму рассмеялась.

— Мы ведь даже не знаем друг друга.

— Но это не помешало тебе сегодня проведать меня.

— Ладно, не буду тебя задерживать. А то вдруг придет твоя невеста.

— Спасибо, что зашла.

Элла уже вышла из квартиры, как Никита окликнул ее.

— Эл.

Она вернулась.

— Да, — стоя в дверях, сказала она.

— Постарайся не бросать своих детей.

Элла с непониманием посмотрела на Никиту, легонько кивнула головой, и пошла к своей двери напротив.

Никита потянул на себя железную дверь и, захлопнув, поплелся в душ.

Снял вчерашнюю одежду.

Залез в ванную.

Открутил в душе холодную воду и подставил голову под ледяную струю.

Их дружба зародилась при странных обстоятельствах.

Никите было восемнадцать, Артему — двадцать один.

За неделю до окончания учебного года, в детском московском приюте, Никита пытался дважды выпрыгнуть из окна туалета, четвертого этажа, из здания для старшеклассников.

По словам одного из учителей Никита не был склонен к суициду, хотя рос довольно замкнутым ребенком. В переполненном приюте мальчик чувствовал себя ужасно одиноким. В отличие от других сверстников не был коммуникабельный. Хотя мог грамотно и долго рассуждать. Но это было большой редкостью, чем постоянством. Никита тяжело менял окружение, и не имел постоянных друзей. Казалось, дружба была ему противна.

Однажды на уроке философии он вступил в спор, что было ему не свойственно, с преподавателем, о межличностных отношениях между людьми: о тесной дружбе полов. Старый, со слипшейся у рта бородой, профессор, рассказывал ребятам, что человеку сложно быть одному. И поэтому каждый должен найти себе друга для взаимной помощи. За стенами детдома ожидает много трудностей и поэтому, кто еще не успел ни с кем близко подружиться: стоит поторопиться. И хорошо было бы влюбиться! Найти свою вторую половину в жизни.

Тема для приюта была довольно острой. Брошенные на обочине жизни дети слушали с некоторым скептицизмом. Они не могли впитать простую истину человека, который прожил жизнь полноценно, — обычную в своем понимании. Никита, выросший с острым чувством ненужности, не мог вместить в себя мирное течение жизни, и с предпоследней парты закричал во все горло, что любви нет, а дружба — это капкан для наивных идиотов.

Старый преподаватель не повел и глазом, продолжая дальше вести монолог. Но Никита выкрикнул повторно. На что профессор снова не обратил внимания. И тогда Никита встал, отодвинул громко стул, залез на него и, что есть сил, протрубил: вы что глухой? Разве нам не понятно, что вы врете? Не обманывайте нас. Уходите!

Старый преподаватель ничего не ответил. Встал и вышел из класса.

У одного учителя, Никита всегда вызывал чувство вины. Он был свидетелем того, как его принесли родители в детдом, и учитель не постарался переубедить молодых супругов забрать годовалого ребенка назад.

Никита был милый, симпатичный мальчик. Довольно часто грустил, что для детдома было вполне сносно. И его постоянная задумчивость — точно не следствие длинной цепочки суицидальных мыслей. Никита встал на подоконник в туалете, потому что один молодой водитель, по имени Артем, сказал, что знает его родителей.

Артем развозил хлеб. Жил с матерью. Хотя ничем не отличался от детдомовских ребят. Белое невзрачное лицо, серые глаза и старая, потрепанная одежда.

Артем приметил, что Никита считал деньги, вырученные с продажи яблок на ярмарке, собранные за школьным зданием, у смотровой ямы для машин. Там, где Артем менял колесо.

Артем ни капли не сомневаясь, в том, что Никита еще сможет заработать денег, решил их выманить.

На удивление Артем быстро втерся в доверие Никите, пообещав, что покажет ему родных. Взял деньги на бензин, с условием съездить к родителям в деревню, в Подмосковье, и больше не появлялся.

А когда снова объявился: Никита стоял в окне того самого туалета, откуда его пытался снять Сашка, — сосед по кровати. После того, как преподаватель философии покинул класс, Никита выбежал пулей, вслед за ним. Чуть не снес старика в коридоре школы, и побежал по ступеням на четвертый этаж.

На старом фургоне для перевозки хлеба подъехал Артем. Никита увидел с распахнутого окна машину и, спрыгнув с подоконника, побежал по школьному коридору на выход.

Не успели ребята обменяться рукопожатием, как лицо Никиты побагровело, и он пошагал обратно в школьное здание. Артем без задней мысли сказал: братец предки тебя не ждут. Ты главное не расстраивайся. Мой батя — алкаш тоже не балует меня своим присутствием в моей жизни.

Артем похлопал Никиту по плечу, достал из кармана джинс пачку сигарет и предложил выкурить по одной. Никита отмел пачку в сторону и, не проронив ни слова, пошел на четвертый этаж.

Ступая ногой в пустоту, Никита услышал за спиной голос Артема.

— Никит, не делай этого. Я погорячился. Старик, прости мне мою жадность. Не знаю я твоих «предков», но обещаю: если ты выпрыгнешь, я отгрызу себе руку. Умоляю.

За спиной Артема стоял все тот же Сашка, — сосед по кровати. А за ним еще пару таких же сирот.

— Никит, прошу тебя.

Никита смотрел под ноги. Голова кружилась. Было страшно. Не прыжок ужасал. Пугала дорога в ад. Один набожный воспитатель рассказал, что самоубийство — большой грех. Хотя вся эта жизнь напоминала Никите подобие ада. Самое страшное не смерть, а жизнь. Но все же Никита струсил сделать шаг в никуда.

— Я буду твоим другом, — пролепетал Артем.

Эта фраза отдернула Никиту назад.

Артем сделал аккуратно шаг вперед.

— Друг, я знаю, как сколотить капитал. Тогда ты отсюда дернешь раньше, чем положено.

Никита резко обернулся: опять врешь?

Артем через силу улыбнулся, но вышло никак.

— Я так и знал.

— Друг, не дури.

Обращение «друг» притягивало Никиту обратно. Мертвое, не привыкшее к дружбе сердце понемногу таяло.

Хотелось рыдать. Хотелось жить. Жить, когда по ощущениям понимаешь, что из этого ничего хорошего не выйдет.

Жизнь — это то, что было вчера. То, что вспоминать не хочется.

Никита топтался на месте. Ноги болтались в больших, не по размеру кроссовках. Пальцы нервно сжимали оконную ручку.

— Ну, так, что друг?

— Да пошел ты!

Никита спрыгнул обратно с подоконника и выбежал из туалета.

Через несколько часов, в коридоре, лежа на холодном кафеле, в скрученной позе Никита прятал лицо от ударов. Грязные носки кроссовок летели точно в голову и точно между ребер. Никита закрывался руками, чувствуя боль в локтях.

— Сколько раз, тебе скотине, говорили не заходить в туалет на первом этаже!

— Мой закрыт, — выкрикивал Никита, закрываясь руками от ударов.

— Интересно же по чьей вине? — ругался пучеглазый Макс из 11-Б.

Нос кроссовка, в который раз, четко вошел между ребер, и Никита почувствовал, как внутри, невыносимо закололо. Словно прокрутили нож, а потом вытащили.

Толпа, не унимаясь, пинала Никиту.

Никита попытался выкрутиться, встать на ноги, чтобы дать отпор и убежать, как тут же получил кроссовком в нос, и упал обратно.

В глазах потемнело. Из носа хлынула кровь. Крики смешались в кашу. В груди отбивалась режущая боль. Шансы выбраться были нулевыми, как вдруг, чья-то нога пролетела мимо Никиты, над головой. Этот кто-то промахнулся и с криком отлетел в стену. Затем следующий драчун, потом еще.

Никита немного раздвинул руки и увидел Артема. За него впервые заступились. Человек, который его назвал сегодня не только по имени, но еще и прибавил: друг.

Сердце наполнилось необъяснимыми словами благодарности. Никита уверенно встал с пола и начал бить обидчиков, вслед за Артемом.

Глава 3

Тот день

(3 декабря 2011 года)

Было уже почти семь. Солнце пробивало спальное окно ярким светом и слепило глаза. На улице стояла спокойная, но холодная погода.

Никита щурясь, встал с кровати. Зашел на кухню. И включил электрочайник. На стеклах появлялся иней. Он открыл балкон, впустив свежий воздух.

Лика так и не пришла. Даже не позвонила. А сам почему-то не решился набрать.

Никита подставил голову под кухонный кран и, набрав в ладони воды, обдал лицо.

Закипел электрочайник. Никита выключил его из сети и налил кипяток в кружку, закинув перед этим чайные листья Пуэра.

Глядя в балконное окно, подождал пока завариться китайский напиток для бодрости. Залпом выпил его и пошел собираться. Надел черные джинсы, вязанный серый свитер. Перед выходом накинул черную парку.

Возле лифта было невыносимо тихо. Обычно Элла в это время тоже шла на работу.

Металлические двери лифта со скрипом распахнулись перед лицом Никиты. И он шагнул вовнутрь старой клетки.

Через тридцать минут экспресс доставил его до места работы.

В ресторане было темновато. Солнце не могло достать длинные коридоры без окон.

Никита вошел в бар.

Включил кофе машину и взял чашку, чтобы приготовить себе американо с теплым молоком.

Вдруг за спиной он услышал голос, похожий на металлический голос Эллы. Только куда более жесткий и хрипловатый.

Никита обернулся.

Это была уборщица по имени Халиса. В полутемном помещении она передвигалась фантастически легко и непринужденно. Но, только завидев Никиту, тут же остановилась.

— Никита?! — она говорила на ломанном русском. По своему происхождению она была узбечкой. Как и большинство азиат, она приехала в Москву исключительно ради денег. Оставив семью на родине.

— Доброе утро, Халиса.

Никита взял чашку наполненную черным кофе и полез в холодильник за молоком.

— Это не я.

Никита, достав пачку молока из холодильника, посмотрел на Халису.

Сквозь утренние сумерки можно было разглядеть, что лицо ее покраснело.

— Что не вы, Халиса?

— Тебе сегодня день рождение. Я решила отметить.

Халиса проговорила это с некоторой радостью в голосе. Но страха в интонации присутствовало больше. Она взяла то, что ей нельзя. Точнее нельзя никому из персонала. А такие как Халиса совершенно чувствовали себя чужими в этой стране, и у нее тут же затряслись руки.

— Пойдемте со мной.

Халиса недоверчиво посмотрела на Никиту.

— Не переживайте. Я никому не скажу, что вы брали алкоголь, — он вышел из бара и направился по длинному коридору к лестнице, которая вела в раздевалку.

— Вот возьмите, — Никита достал из своего ящика бутылку красного вина, когда они поднялись наверх, вдвоем.

— Мой муж не разрешает мне пить. Он может избить меня.

— Это ужасно некрасиво с его стороны. Но что если бы вы перестали пить.

Халиса посмотрела преданными черными глазами в глаза Никиты.

— Я не вижу своих детей. Целый день мою посуду и полы.

Никита тяжело вздохнул.

— Но сегодня сам Аллах разрешил, — Халиса лукаво улыбнулась и протянула руки к бутылке вина.

— Это как понимать?

— Ты хороший человек. И у тебя сегодня важный день — день рождения.

— А муж, что скажет?

— Ты для меня, как сын.

— Извините, я слышал, что восточные мужчины ревнуют ко всем подряд.

— Да-а. Но не к тебе.

Никита отдал бутылку вина и вернулся в бар, допивать остывший кофе.

***

Никита выпил холодный американо и, выйдя из-за бара, сел за стойку, со стороны гостя.

Кто-то в зале уже включил свет. Но никого еще не было видно. Странно, но сейчас ужасно не хотелось слышать поздравления в свой адрес. Рукопожатия, удары по спине. Хочется попросту забыть этот день. Ровно четвертак. А на душе скребут кошки, будто уже девяносто. Вроде бы вчера был еще ребенком. Играл в детство.

Хотя детство — в детдоме его почти не было. Колония с послабленными понятиями. Чуть проще, чем зоновская феня, но со своей извилиной. Потом уверенный уход из стен приюта. И страх. Волчьи ощущения ненужности. Оказывается в мегаполисе можно загнуться раньше, чем в интернате. Попросту исчезнуть, как автомобиль на МКАДе. Свернуть на объездную дорогу. И в этом муравейнике никто ничего не заметит.

Годом ранее, вообще казалось, что уже умер. Правда, не в огромной Москве, а в маленькой Швеции.

«На чужой земле живым сошел в могилу. Лежа в холодной яме, тихо на распев подбирал слова и пропихивал в рыхлую землю записку, с просьбой о помощи, но там наверху: последняя грязь отпала от лопаты, ляпнув на небольшой бугорок комком черной золы. И все, отвернувшись, ушли».

Никита не помнил себя таким несчастным, как в тот зимний вечер.

Надравшись виски, он приполз пьяный в палату и упал на застеленную кушетку, лицом в подушку.

Его укололи тонкой иглой в сердце. А дальше: густая темнота и холод в пальцах.

Артема не было.

Он шарил по пустым коридорам больницы, высматривая наживу для обоих.

Подумать только: он занимался сексом с его Ликой, а сегодня уже печется о нем.

Белый провод с лампой, цвета извести, тихо качался от сквозняка.

Вот, что еще запомнилось.

Никита, вспомнил, что не закрыл шкаф в раздевалке и вернулся. Выйдя обратно, спустился по лестнице вниз, и минул длинный коридор.

Толкнул ногой дверь и застыл.

Огромная толпа персонала плыла в его глазах, держа в руках фейерверки. Товарищи по работе громко распевали поздравление на английский манер.

Никита потупил глаза. Сил благодарить не было. Все шло не так, как надо. Вряд ли кто подарит дорогу назад в день рождения.

А если подарит, разве можно изменить прошлое?

Глава 4

Швеция

(январь 2011 года)

Что было дальше? Дальше была черная пустота перед глазами и знакомое чувство. Чувство, которое, как шкура волка всегда с тобой.

Смысла не имело рассуждать, как жить теперь.

Артем вел себя так, будто ничего не произошло. Травил байки, шептал на ухо, когда сидели в ресторане для душевнобольных, тыкая пальцами в московских толстяков, которые лишившись третьего состояния, начали сходить с ума, перед лицом бедности.

Хлебал во всю ивановскую ирландский виски и ржал, как лошадь, потирая руки. Артем был тем русским, который мог легко предать все святое, ради собственных забав, а потом каяться всю жизнь. Только вот о последнем Никита, пожалуй, ошибся. Он надеялся, что Артем поймет, какую он совершил ошибку, но нет. То, что Никита оберегал, как нечто особенное, переживая о большой разнице в возрасте между собой и Ликой. Артем попросту взял. Сорвал, как цветок и, надышавшись, выбросил, как Печорин. Лика, с которой Никита познакомился в клинике в Швеции стала ни его. Пока Никита прогуливался с Ликой по лесу, мило беседуя по дороге в клинику, засматривался на нее в местном ресторане, Артем ее утащил, как хитрый лис тащит из курятника, затерявшихся кур. И провел с ней ночь, о которой бредил Никита.

* * *

(Вечер января 2011 года)

Лика вошла в палату. Едкий запах медикаментов ударил ей в нос. Она открыла окно и включила свет. Луч лампы мгновенно осветил комнату. Палата больше напоминала небольшую залу, чем больничный закуток на одну персону.

Лика скинула плащ и подошла к зеркалу. Ее тонкая как лист кожа на лице дышала чем-то не совсем здоровым, больше больным духовно, а не физически. Словно каждое прикосновение мужской руки портило ее выражение лица, как будто прикасаясь к какому-то капризному яблоку, на котором остается след или вмятина.

«Как бы искренне не смеялся клоун, его грим всегда давит на зрителя, — с грустью думала Лика. — И как бы искренне не смеялся клоун в уборной актера, он по-прежнему будет ощущать на своем лице остатки выцветших красок».

Она так долго искала, чтоб быть кому-то нужной и нашла. Но он почему-то не торопится, чего-то боится. Боится ее не совершеннолетия? Или ее богатства? Думает, что она еще маленькая? Жить с девяти лет без матери — это невыносимо. И семнадцать лет уже не кажутся детским возрастом.

Она вытерла ватным тампоном макияж и вспомнила, как один фотограф на бесплатной фотосесии сказал, что глубина и объем ее глаз совершенны. И еще многое, что он болтал, что сейчас всплыло совсем некстати. Образ воспевателя блуждал по углам палаты и раздражал ее.

«А Никита способен любить по-настоящему…»

Лика подошла к распахнутому окну. Холодный ветер гнал перистые облака вдаль.

Невозможное легко создать, — прошептала она, — даже если все возможное ты уже потерял. Будто посылая Никите воздушный поцелуй, Лика прижала пальцы к губам, а затем закрыло окно.

В это время кто-то постучал в дверь палаты. Лика не успела обернуться, как на пороге стоял друг Никиты, Артем.

На следующий день Никита подстерег Лику после обеденных процедур в девятом кабинете и пригласил на ужин в местный ресторан. Туда, где они с Темой высматривали себе наживу, среди лечившихся богачей. Чистили их карманы, палаты, кошельки и даже умудрялись выманивать пин-код кредитной карты.

Лика долго, мешкая, согласилась. И спустя несколько часов они сидели вдвоем, поедая клубничный чизкейк из одной тарелки.

Закинув последний кусочек творожного пирога в рот Никите, Лика подняла винный бокал наполненный водой и аккуратно, чтоб не разбить хрупкие стенки, прикоснулась к его бокалу с водой, который стоял не тронутым на столе.

Прозвучал тихий, мелодичный звон.

— От чего ты лечишься? — неожиданно спросила Лика.

Никита поджал губы и отвел взгляд в сторону окна.

«Если бы ты знала, что я полностью здоров, ты бы ужаснулась. Мне самому от этого не по себе. И если я признаюсь то, разумеется, ты спросишь: что я здесь делаю? Я начну на ходу сочинять историю. И выдам себя».

— Мой друг Артем сказал, что я ненормальный. И привез меня сюда, — Никита хотел это выговорить как можно быстрей и с улыбкой на лице.

Лицо Лики тут же стало белым. Она начала ерзать руками по столу, и не зная куда их деть, опустила на колени. Потом резко зажмурив глаза, спрятала лицо руками.

— Что с тобой?

— Он недруг тебе, — проговорила она сквозь пальцы.

— Не важно, — Никита подсел ближе к Лике, — он точно хороший приятель. Кстати однажды он меня спас. Ты чего раскисла?

Лика подняла голову. Хотела успокоить себя, солгать, но не смогла.

Еще пару секунд и Никита вылетит пулей из ресторана. Но он сидел неподвижно, как залитая холодным бетоном статуя.

«Артем это сделал нарочно. Лика была тоже объектом. Точнее ее отец. Московский банкир. Артем находил работу, Никита ее выполнял. Артем догадался, что Никита влюбился в Лику. А это означало провал денежного дела. Нужно было создать искусственную ненависть. И у него это получилось. Но Лика, как она повелась на это? Как она смогла променять его на такого гопника, как Артем?»

***

После дня рождения. По дороге домой, на ленинградском шоссе.

(3 декабря 2011 года)

Такси остановилось в пяти метрах от Никиты. Затем машина сдала назад. Дверь открылась. Сначала на припорошенный снегом асфальт ступила стройная нога, затем вторая. А потом появилась фигура девушки.

Это была Лика. Она вышла, и немного щурясь, от столбовых фонарей, попыталась разглядеть нескончаемую дорогу за мостом. Ночью было совсем мало автомобилей, но гул двигателей и запах выхлопных газов пропитал так Москву, что уже постоянно держался в воздухе. Оглядываясь по сторонам, она аккуратно направлялась к Никите. Ветер раздувал ее платье. Чёрные замшевые сапоги до колен, юбка цвета какао, и любимый осенний плащ. На голове чёрный берет.

Поскрипывая каблуками на мокром снегу, она подошла к Никите. Никита, как истукан, будто вросший в землю, глядел на темную реку, протекающую под мостом. Лика подошла к Никите почти вплотную. Обеими руками сжав дамскую сумочку. Эта сумочка играла роль невидимой границы.

— Знаешь, что я почувствовала, когда осознала, что выхожу замуж? Никита повернулся, заглянул в глаза Лики, и отчаянно улыбнулся.

— Я сейчас очень одинока. Мне страшно. Отец против тебя. А ты… Ты обязательно, спустя время, вспомнишь, — Лика набрала полные легкие воздуха. — Вспомнишь Артема. Вспомнишь, что я… обзовёшь меня грязной…, — она выдохнула, так и не произнесся этого слова вслух.

На лице Никиты появилась скорбная гримаса.

— Я не могу без тебя.

— Но и со мной ты не сможешь.

— Мы не в тупике, — резко запротестовал Никита.

— Тогда, что ты предлагаешь?

— Я люблю тебя.

— Уверен?

Никита твёрдо кивнул головой.

— Да.

— Тогда обними меня.

Лика выпустила сумочку в грязный снег, запустив руки в русые волосы Никиты, и страстно прижалась губами к его губам. Руки Никиты находились по швам. Он будто только, недавно обледенел, а теперь не мог так быстро оттаять. Пальцы медленно начали закрадываться под тонкий плащ Лики. Ещё полшага и они станут единым целым. Но что-то Никиту сдерживало, не давая понять: почему он не готов, ступить вперёд? Ведь он сам предложил ей руку и сердце.

В груди гремело, как на железной дороге. Кровь пульсировала в висках. Лика взяла на себя ответственность за последний шаг, и Никита не отступил назад.

Через час они уже лежали в постели, в его съемной квартире. Страстно прижимаясь, друг к другу, губами ища в темноте наслаждение. Время проваливало их, балуя долгим ощущением настоящего. Руки сцеплялись в крепком замке. Стон, движение двух тел, тяжелое, беспрерывное дыхание и сон. Сладкий, бесконечный сон до следующей ночи. Пока ощущение не сменились привычной тревогой.

А за окном началась лютая зима.

Глава 5

Свадьба

(Лето 2012 года)

Свадьба была простенькой. По своему милой. Приятной. Чарующей.

Она немного задержалась под виноградной аркой, возведенную для молодых. Перед тем, как сделать серьезный шаг, взойдя на ступеньки, ведущие в храм: она решила прояснить для себя одну деталь. Все её подружки твердили: любовь живет три года. Это не то чтобы сейчас выбивало её из колеи, но она все-таки нервничала по этому поводу.

По последним предположениям современных ученых можно было, чуть ли не высчитать день: когда засыхает цветок. Но это все еще было не точно. Теория, а не факт.

Брак — будни. Любовь — американский уикэнд. Стояло перед глазами Лики, бегущей новостной лентой. Не понятно, откуда всплыло это информационное сообщение, и трубило в её сознании.

Он шел немного впереди, придерживая её за руку. В принципе муж должен на шаг обгонять. Он — глава. Но Лику почему-то это сильно смущало: куда он торопится?

Большие, огромные барельефы напутственно смотрели на нее с высоты. Великолепные архитектурные творения в русско-византийском стиле, по задумке Тонна.

Храм Христа Спасителя казался выше обычного. Возможно, это объяснялось предсвадебным волнением, кружащим голову. Или небо было так низко в такой день, что казалось главный купол, растворяясь, уходит в голубые небеса.

Он стал на первую ступеньку. Припомнил тот день, когда он оказался здесь впервые. И как это круто поменяло его жизнь.

По краям, у входа, находились самые близкие и дорогие им люди. Это были их отцы.

Она сделала глубокий вдох и последовала за ним.

Он помог ей приподняться, придерживая обнаженный локоть. Мамино бальное платье реглан перешитое на заказ сидело идеально. Длинный шлейф платья с короткой юбкой спереди из многослойных оборок притягивал восхищенные взгляды. Плотный лиф украшала яркая тесьма. Грубая ткань наряда гармонично соединялась с кружевом и нежной тканью подъюбника. Лика походила бы на диснеевскую принцессу, если бы вместо белых кожаных кед Converse обула бы стильные каблуки. Но в душе Лика была бунтаркой, хоть и ее розовое милое личико излучало святую простоту, готовую нести все тяжести супружеской жизни.

Ее карамельно-карие, немного влажные глаза, поглощали без отдачи дневной свет, практически не отражая его, наливались темным глубоким контрастом, и воспламенялись внутри.

Жених смотрел сосредоточено перед собой, считая про себя ступеньки.

Время растягивалось в сладком волнении. Страх, как морская прибрежная волна: накатывал, шумел в ушах, и отпускал.

В какой-то миг ему все показалось сном — замедленной съёмкой.

Еще немного и кто-то закричит: снято.

Но вдруг видение резко сменилось. И он увидел рядом с собой будущую, почти настоящую жену. С тонкой осиновой талией и хрустально блестящим напудренным лицом.

Что для него казалось страшнее: видеть ее по-настоящему счастливой… Или реальность была настолько идеальной, что казалось все сном?

Еще шаг и они войдут в Храм.

А там нужно взглянуть священнику в глаза. Отцу Анатолию.

Он поднял голову и увидел голубое, почти прозрачное небо. И тяжело ступил вперед.

От духовных лиц сложно спрятать тайны собственной жизни. Но он и не собирался ничего скрывать. На прошлой неделе он во всем раскаялся на исповеди. Вот только один помысел он оставил при себе, затаил. Даже все чего стыдился, рассказал в деталях.

Но вот обиду…

Сначала она выбрала ни его.

Позже, они бегали под лучами июльского солнца, по Патриаршему мосту, светясь и позируя на камеру. Это были первые фотографии: мужа и жены.

Глухой чмок в кадре.

Кремовый букет невесты в стиле ретро.

Мурашки на запястье жениха.

Детский щепок — поцелуй.

— Не смотри, как я люблю! — сказала Лика.

— А то что?

— Разве можно получать удовольствие, целуясь с открытыми глазами?

Его руки опустились ниже талии, перетянутой кружевной лентой. Они стояли вдвоем на бугорке Патриаршего моста, томительно счастливые под прямыми лучами горячего летнего солнца.

— Как видишь!

Черная бровь взметнулась верх. Ярко-розовые щеки запылали краской: точь-в-точь, как у Леди Тремейн, мачехи Золушки.

— Не зли меня.

— Я и не пытался.

— Это ужасно плохо смотрится на фотографии.

— Ладно, ладно.

— Вдобавок ты еще и помят.

— Прости. Мне вчера пришлось нелегко.

— Не переживай. Сегодня день нашей свадьбы и я не собираюсь доставать тебя расспросами: почему твой костюм в таком ужасном виде? Это удел жен.

— Хм… Так мы вроде бы…

— Завтра, — перебила она. Завтра я тебя убью!

— Не двигаемся, — обратился фотограф. Улыбочку! Вот, отлично!

— Марио, надеюсь, ты запечатлел этот день, как я тебя просила?

— Лик, обижаешь, — Марио зачем-то подмигнул Никите.

Он вопросительно на него посмотрел, оттянув верхнюю пуговицу на рубашке, которая уже, как два с половиной часа подряд его душила.

Но, похоже, троюродный брат Лики ничего не собирался ему сообщить.

— Ребятки, вы — самая сумасшедшая пара!

— Спасибо Марио! — пропели в один голос молодожены.

— А вот этого фотографировать не надо, — сказала Лика брату.

— Же безуэн до, — умоляюще сказал Марио, — ты так круто пнула его рукой в грудь.

— Марио, — настойчиво сказала Лика.

— Я подумал, что неплохо бы…это…

— Удали, — перебила его она.

— Марио, — Никита настоял на просьбе Лики. Сведя на переносице брови.

— Да, — оторвав голову от дисплея фотоаппарата, сказал он.

— Она любит тебя, — сказал Никита, чтобы недотрога Марио не обиделся на троюродную сестру.

— Жё компран.

— Ты для нее, как я.

— Может, объяснишь? — Марио выключил фотоаппарат и с недоумевающим взглядом посмотрел на Никиту.

Черный классический костюм и белая рубаха. Никита был больше похож на самого себя, на официанта выездного мероприятия, чем на жениха. С той разницей, что он нигде не носил пиджак.

— Она не выносит, когда я смотрю, как она нервничает. А ты вдобавок это еще фотографируешь.

— Да ладно. Просто она, — Марио покрутил пальцем у виска, в тот момент, когда Лика засмотрелась на Церковь Николы в Берсеневке. Маленькая церковь стояла на Болотной набережной, под Патриаршим мостом.

Раньше там жил отец Никиты.

— Марио, — с нажимом сказал Никита.

— Да что?

— Марио она тебя обожает!

— Alors tu penses qu’elle t’adore?

*То есть ты думаешь, что она тебя обожает?

Спускаясь с бетонных ступенек Патриаршего моста в сад, Марио обогнал Никиту, и стал впереди.

Лика объятая лучами солнца, как хором ангелов, шла под руку с отцом.

— Она что-то задумала.

— Неужели решила сбежать? — отшутился Никита, шныряя глазами по сторонам.

— Именно! Как ты…? — по лицу Марио проскользнула страшная тень предположений.

— Не мудрено, — перебил его Никита. Девушки обычно переигрывают с волнением в день свадьбы.

Марио казался Никите очень смешным. Француз, который всю сознательную жизнь провел в Москве, пытался корчить из себя европейца, искренне переживающего за мир во всем мире. И тем более за Россию.

— Утром она хотела заказать билет на самолет.

— Не может быть? — подстегнул его Никита.

— Я сначала подумал это ее привычный бзик.

— Какой еще «зик»?

— Бзик, — пояснил он. Ваш разговорный сленг… Ты ведь понимаешь меня?

Никиту раздражала разговорная манера Марио. Недотрога Марио всегда пытался быть своим, изучая язык улицы. Его эгоцентричная черта — тянуть внимание на себя, делала из него нелицеприятного человека в обществе.

— К чему ты клонишь?

— Она нервничает.

— Марио, я ее отлично понимаю.

— Нет. Если бы она волновалась как обычно. Она бы не просила удалить фотографию. Знаешь, как говорят фотографы: мы обожаем ловить моменты. Но не все моменты нуждаются в проявлении. Оn aime…

— Что ты этим хочешь сказать?

— Вчера она чуть не сорвалась.

— Конкретно.

— Хотела убежать.

— Марио для девушек это нормально.

— Нет. Молодожены делятся на две категории: те, кто убегают из-под венца. Те, кто не являются на свою свадьбу. И те, кто по идиотской причине все-таки пришли оба на собственное торжество!

— Марио, получается три категории!

— Какая разница?

— Марио… Выпей лучше шампанского, старик.

— А если я скажу, что неделю назад ей кто-то звонил.

— Марио, ей всегда кто-то звонит.

— Она ему не ответила.

— И это был именно: он?

— Она сама так сказала…

— Что конкретно она сказала?

— «После его слов, у меня кружится голова» — вот что!

Никита остановился посередине бетонных ступеней, обернулся назад. Лика о чем-то увлеченно разговаривала с отцом, широко жестикулируя руками. Она увидела взволнованное лицо Никиты, и послала ему воздушный поцелуй, мягко улыбнулась, обнажив белые зубы.

Никита хотел было сделать шаг невесте на встречу, но ноги его не послушались.

— Погоди, — Марио схватил Никиту за плечо.

— Что?

Темно-серые стены сада поплыли тенями в глазах.

Картина свадьбы начала рваться на картонные куски.

— Это еще не все… Давай уединимся.

— Марио, почему ты мне нашептываешь тайны, после венчания?

— Прости. Я француз.

— Марио ни один француз так не делает. Теперь запихни свои тайны, куда-нибудь подальше.

Глава 6

Свадебное послевкусие

(Неделю спустя)

«Торопыга» грузовик, мчал по ночному МКАДу, доставляя неудобства всем опаздывающим машинам домой.

Никита сидел справа от Макса. Макс крутил баранку, как в старом добром фильме о дальнобойщиках. Хоть его махина и была в разы меньше, все-таки коренной москвич мнил о себе больше, чем он был на самом деле. Стильный Макс, так Никита его прозвал про себя, носил бороду, ухоженную в салоне и стрижку, как у Шона Конери, британку, он был уверен, что не получив вовремя образование откроет свое дело, поработав немного на «дядю» в ресторане. Классическая замашка современного упрямца. Хотя образование в России помогает любо богатым, либо детям политиков.

— Вот сукин сын, — выругался Макс, и почесал свою хваленую бороду.

— Чего там? — поинтересовался Никита.

— Мразь деловая прет на «Мерене».

— Может, накажешь? — поддел Никита.

— А че думаешь: не накажу?

Макс немного покраснел и посмотрел в зеркало заднего вида.

Черный Мерседес висел на хвосте и сигналил, чтоб Макс его пропустил.

Но Макс делать этого не собирался.

— Ты че реально собрался с ним тягаться?

— Конечно, — заверил Макс.

— Как бы мы колес не лишились.

— Не говори чепуху.

Никита посмотрел в боковое зеркало и увидел на пассажирском месте девушку.

Похоже, она тоже увидела его в зеркале.

Никита взглянул на обручальное кольцо и прокрутил его вокруг пальца.

«Что же Марио еще хотел сказать во время свадьбы?»

— Гони давай!

— Что? — спросил Макс.

— Не уступай.

— Ты сейчас серьезно?

— Вполне, — Никита положил голову на кулак и снова посмотрел в боковое зеркало.

Что-то схожее с его болью было в глазах у этой девушки.

Пока Никита задумался, Мерен обогнал.

И чувство досады тут же приумножилось.

Водитель вылез из окна и показал fuck.

— Урод, — выругался Никита.

— Могу догнать, — сказал задетый Макс.

Никита смотрел на хвост черного Мерседеса, не зная, зачем запоминал номер.

— Давай жми на газ, — пробасил Никита.

Макс посмотрел удивленно на товарища.

— Окей.

«Марио ревновал ко мне троюродную сестру и попросту не хотел, чтобы она вышла за меня замуж. А тесть тем более.

«Да они просто сговорились», — рассуждал Никита и вдруг поймал себя на мысли, что смотрит девушки в глаза, с помощью зеркала.

— Ты как это провернул? — спросил Никита, будто очнулся ото сна.

— Я бываю чертовски ловкий на дороге.

Никите было впрочем, все равно, как Макс так быстро обогнал скоростной Мерседес.

Теперь Никита мог смотреть в глаза той, которая тоже сомневалась в правильности собственного выбора.

Макс резко зажал педаль газа и Мерседес, как корабль в море начал исчезать.

Через двести метров Макс свернул на заправку, и на их удивление черный Мерседес тоже подъехал, поравнявшись рядом.

Двигатель мощно гудел.

— Ну что цыплята, поверили в победу?

За рулем сидел идеальный красавец лет двадцати восьми, в белой рубашке и синем с отливом пиджаке. За его мощной атлетической спиной нельзя было увидеть девушку.

— Пока будут машины на МКАДе твой Мерседес — обычная колымага, — сказал Макс, дав понять, что ему не очень нравится тон обращения к нему. Да и вообще, Макс, справился с этим Мерседесом. Хотя его ужасно душила жаба, что у него, у москвича, до сих пор нет такой крутой машины. Макс был почти обладатель сталинской квартиры. Только вот умрет бабушка. Нет, разумеется, Макс не желал родной бабули смерти. Просто он уже давно себя вел, среди коллег на работе так, будто он из высшей касты. А бабуля все жила! Напоминая внуку его инфантильность.

Ну, вот, сейчас начнется, — подумал Никита. Он не особо уважал Макса. Зная его упертый характер — доказывать всем, что он не приезжий, Макс начнет сейчас состязаться. Никита тоже не был приезжим. Но интернат — это не земля, прилегающая к столице, — это просто зона отчуждения рядом с ней. Большинство сталинских построек ничем не отличаются от провинциальных сталинских квартир. В тяжелые девяностые мусор был везде. Во всех подъездах страны. Но с развитием экономики, которая правда держится по-прежнему на волоске, центр столицы стал чем-то вроде землей обетования. Цены на квартиры достали небес. И вчерашние бедолаги из девяностых возомнили о себе, что они нечто.

— Ты молодец, — сказал водитель Мерседеса, Максу. Такое упрямство обязательно вознаградится в будущем. Если хочешь, приходи в мою фирму. Мне нужны уверенные менеджеры по продажам.

Макс надменно посмотрел на человека, который явно польстил его самолюбию, и еле скрыл улыбку. Разумеется, Макс хотел выхватить визитку с номером, но его гордый характер москвича не позволял это сделать.

Макс равнодушно вернул заправочный шланг на место и сел в машину.

Никита не собирался садиться в машину. Он думал что-то предпринять, чтобы девушка вышла из Мерседеса. Он хотел знать: в чем их совместимость?

Вдруг она вышла. В черном вечернем платье до колен, с открытыми плечами, и направилась в мини-маркет.

— Я сейчас, — крикнул Никита Максу, и поспешил за девушкой.

Он стоял за ней в очереди и разглядывал голую спину. Чем-то она была похожа по фигуре на его жену. Такая же нежная кожа, тонкие плечи, и худая спина.

— У вас заблокирована карта, — сказал кассир.

— Я сейчас схожу в машину и вернусь.

— Не стоит, я оплачу.

Девушка не успела опомниться, как Никита приложил телефон к терминалу и оплатил с помощью PayPass.

— Я не просила, — в ее голосе послышалась грубость.

Она смотрела прямо на Никиту.

— Тебе не стоит просить деньги у этого самовлюбленного придурка, — сказал почти шепотом Никита. Но кассир все-таки разобрала его речь и с интересом уставилась на Никиту.

— Паша многого уже добился. Ему можно любить себя.

— Тогда поторопись к нему, — Никита почувствовал укол ревности и зависти одновременно.

«И зачем я вообще поплелся за ней? Хотел удостовериться, что готов состязаться, с образом женской мечты? Все что я могу — это, как Макс обогнать нечаянно, а потом все равно буду плестись в хвосте».

Девушка вышла из мини-маркета, оставив на кассе плитку черного шоколада.

Никита взял шоколад и вышел следом.

— Возьми, ты забыла шоколадку, — сказал Никита, когда девушка садилась в черный Мерседес.

Все-таки Никита хотел что-то доказать. Не до конца понимая, что именно.

— Спасибо, — сказала она. И на ее красиво ухоженном лице появилась улыбка.

Черный Мерседес выехал с заправки, и растворился на МКАДе.

Посреди заправки Никита остался один. Он чувствовал себя опустошенным. Покручивая обручальное кольцо на пальце, ему показалась, что эта девушка могла дать ему ответ: почему одни изменяют, а другие нет.

Он уже собрался садиться в машину к Максу, как увидел на асфальте визитку. Никита поднял кусок тонкой картонки, чтобы отдать Максу. Может все-таки гордый москвич оттает и позвонит.

Никита взял в руки визитку и прочитал.

Компания «Реглан».

Производство любых видов бумаги.

Покрутил в руке и увидел на обратной стороне надпись шариковой ручкой.

Аня. Рядом номер телефона.

Никита положил визитку себе в карман и прыгнул в грузовик.

Глава 7

Швеция

(Январь 2011 года)

Никита сидел у заснеженного окна, на шатающемся стуле. Положив правую руку на белый пластиковый подоконник, угодил локтем, в центр желтого круга: вчера Тема оставил оловянную кружку с горячим пивом. Вместо признания вины, Тема объяснил, что хмель спасает его от хронического кашля.

Открыв свежий номер Expressen — национальную газету Швеции, с символом осы, и слоганом «она жалит», Никита начал разглядывать цветные картинки, мало понимая, о чем пишут на иностранном языке.

— Я сегодня был на экскурсии. И знаешь, че там болтают? — Тема влетел в палату, как вихрь, чуть не снял с петелек хрупкую дверь из такого же белого пластика, как и подоконник.

— Не-а, — Никита кинул равнодушный взгляд поверх газеты на Тему.

— Типа викинги — это не раса и не народ. Такая дичь, вот старик, вроде профессия как или образ жизни. И я прикинул: а мы кто?

Тема кинул спортивную куртку Адидас на не заправленную койку.

— Русские.

— Удивил, — ухмыльнувшись, Артем налил полный стакан виски и вернул бутылку Джемесона в маленький, бежевый холодильник. — Короче просто воры, — и опрокинул в глотку горючее.

— Рюрик вроде из варваров был. Но, тем не менее — мы нормальные. Просто не оседлые, хоть и живем, имея собственную землю.

— Воины-земледельцы?

— Ты решил язык почесать? Работы нет?

— Есть, но… А ты типа управился?

— Да, — нырнув взглядом в газету, сказал Никита. — Правда, она не разговорчивая.

— Я «тя умоляю. У этой киски наивный детский взгляд, пухлые губки и аккуратный вздернутый носик — выглядит как любопытный ребёнок. Ты че не можешь ее разболтать?

— Все в порядке, — напрягшись, ответил Никита.

— Мы торчим здесь второй месяц. Меня накаляет эта обстановочка. Особенно наш не премиум этаж. У этой девки батя шишка в Москве. Так что не затягивай. Выуди инфу и дело с концом.

— Помнится — это твоя работа находить объекты.

— Да’к я в легкую ее разговорю. Покажу ей гроб с музыкой на третьем этаже. Но могу ведь смазать впечатление о себе. Ну ты понял че я хотел сказать.

— На пианино играют, а не гладят лакированную крышку. К тому же оно расстроено.

— Во как, — Тема почесал почти лысый затылок и опять прилип к холодильнику. Потянулся за бутылкой ирландского.

— Не прикладывайся. Нам ещё сегодня играть с дипломатами в шахматы.

— Точно. Эти два паразита обыграли нас вчера. Надо сегодня будет ответочку им дать.

— Не важно. — Никита отложил газету на подоконник. Главное инфа, Артём.

— Слышь, я не люблю, когда меня всякие пузатые финтикляи оставляют в дураках, — пусть даже это игра тошнотворных очкариков.

— СИЗО научило тебя играть. Так что не переживай, сделаем их, — приободрил Никита и улыбка тут же сползла с его лица. Короче, Тем с дев… С Ликой все будет хорошо. Не надо ее тебе разбалтывать. А вот шахматистов. У тех богатство без края.

— Э, да ну ладно.

— Что?

— Ты че раскраснелся та? Назвал ее имя вслух и поплыл! Только не говори, что ты вляпался?

— Нет, я не влюбился, — сердито отрезал Никита, потрепав свисающий с подоконника край газеты.

— Ну, ну. Гляди мне. Это брат — плохая тема. — Артём подошёл к Никите, обвивая длинными худыми пальцами холодный стакан с виски, и похлопал его по плечу, неприятно сжав ключицу.

Никита отвёл взгляд в окно. Стёкла немного оттаяли, и он увидел, как у могильного холма, среди редкого льда плескалась синяя вода, глубокого озера Меларен. Ветер закручивал маленькие барашки волн.

— Мне надо выйти кое-куда, — Никита встал, откинул руку товарища, придвинул стул к белой штукатуреной стенке.

— Ты чего раскис?

— Я в полном порядке. А ты, похоже, успел напиться.

— Только не заводи эту шарманку снова.

Никита рукой нащупал под пружинистой кушеткой обувь и сел на свою застеленную кровать, сунул правую ногу в ботинок.

— Куда намылился? — спросил Тема, когда Никита уже стоял на выходе, накидывая чёрную парку на плечи.

Тема стоял уже без футболки. Высокий и худощавый. Жилистое телосложение бегуна. В правой ладони болтался пустой стакан.

— Хочу подышать свежим воздухом, чтоб надрать этих дипломатов в шахматы.

— А-аа. Давай старичок. А то я и впрямь охмелел. Наверное, вздремну часик.

— Договорились. Как приду, разбужу тебя.

Никита хлопнул дверью и остался в пустом коридоре, окрашенного в приторно зелёный цвет, с белым, как снег потолком, на котором через каждые три метра красовались конической формы прозрачные плафоны.

Никита тихо пошаркал не зашнурованными ботинками вперёд, с разнузданными языками, утопая ногой в мягком ворсе, узкой ковровой дорожки.

Длинный коридор упирался в небольшой застекленный холл с лифтами. Там, где находился центральный вход в клинику, состоящую из четырёх главных и одного подвального этажей. На металлической доске, ввинченной шурупами в белый камень, с правой стороны, было выгравировано бело-розовыми буквами: «Privat klinik med experimentell terapi» — частная клиника экспериментальной терапии.

Приблизившись к выходу, Никита резко обернулся. Ощущение, будто кто-то за ним следит.

Коридор был пуст. Кроме электрического шепота, колеблющихся звуков, вырывающихся наружу из-под стеклянных плафонов, ничего больше не было слышно. Будто все легли спать или умерли.

Никита дернул за серебристую ручку двери и приятная прохлада, тёплого января оглушила сильным потоком ветра. Опьянев от свежего воздуха, он покачнулся в ногах, чиркнув массивной подошвой Тимберлендов по мраморному полу, выложенного мозаикой.

Похлопав по джинсовым карманам, Никита обнаружил, что оставил зажигалку в палате. Достал из внутреннего кармана парки успокоительные таблетки, кинул сразу две в рот и начал громко жевать, и кривиться, кромсая горькие колёса во рту. Антибиотики выписывал высокий и худощавый доктор Ларс, вместе с витаминами и прочей требухой, которую они с Темой, разумеется, не принимали, либо выплевывали в раковину умывальника, — если доходяга Ларс выдавал таблетки прямо у себя в кабинете. Либо выбрасывали в урну туалета.

Но с уколами была загвоздка. Парни боялись переиграть, чтоб реально не двинуться головой.

Горькие таблетки растаяли во рту. Почувствовав небольшое расслабление, Никита кинул мятный леденец в рот.

Напротив него, примерно в двадцати шагах, от сильного дуновения шатались маленькие голые кусты. Свистящий ветер перекочевывал девственно чистый снег с одного кургана на другой. Будто шептал молитву над захоронениями прошлых времён викингов. Однажды остров Бирка, а сейчас ныне Бьёркё, внезапно угас. Оставил пустовать чёрную землю, выгоревшую дотла.

Распаковав пачку красного Мальборо, Никита сунул в рот сигарету. Плевать на огонь, таблетки уже подействовали, сделали тело немного ватным.

Пожевывая зубами фильтр, он припомнил вдруг, как он с Темой сюда добирался.

Прилетели почти без багажа, в Стокгольм в начале ноября. Добрались до Экера — муниципалитета провинции Уппланд в округе Стокгольм, находящийся на Востоке центральной части Швеции, омытой озером Меларен на юге и Балтийским морем на востоке.

Они знали, что до острова Бьёркё можно добраться только на туристической лодке.

В Экерё на информационном стенде Никита увидел, что в Бирку ходит пассажирская лодка из Растахольма, а это было намного ближе, чем до Ховгордена. Но в Растахольме лодка уже уплыла в 15:00.

Парням пришлось ехать сначала в Ховгорден, а потом оттуда уже ловить лодку на Бирку, как и планировалось изначально.

Подельники упали на заднее сиденье пыльного Мерседеса. Тема, смочил горло ирландским виски. Жидкость булькала в металлической фляге, с блестящими выгравированными буквами, на лицевой стороне: ДРУЗЬЯ НЕ УМИРАЮТ. Через пару глотков Тема сразу же отключился.

Никита повернул голову к окну.

До Ховгордена тянулась тихая дорога среди сумрачных лесов и голых полей, где в сезон прорастали золотые колосья пшеницы.

Чем ближе они приближались к месту — тем тише, и все меньше были видимы признаки людей вокруг и цивилизации. Но движение на дороге было довольно интенсивное. Узкая гладко асфальтированная дорога была без обочин. Из интересного: кое-где попадались указатели на рунические камни, которые надо было искать в дремучем лесу.

Старый Мерседес резко затормозил у дебаркадера, где стоял паром и от удара головой в водительское сиденье Тема проснулся.

Дальше, обычный автомобильный желтенький паром увозил на остров Адельсё, где находился загадочный Ховгорден. Раньше в Ховгордене возвышался замок средневековых правителей Швеции. Здесь ютилась тихая и безлюдная жизнь. Кажется, что на этом острове ты один. Как в детстве, когда из колыбели выбросили в жизнь, и еще пока не понимаешь, что детдом — это не среда для жизни, а место выживания.

Через двадцать минут ребята пересели с парома в лодку, идущую до острова Бьёркё.

Глава 8

Свадебное путешествие

(Лето 2012 года)

Свадебное путешествие — самая неотъемлемая часть в продолжении любви. В её сохранении. В попытке отдалить скучные будни супружеской жизни — еще чуть-чуть.

Никита и Лика прошли регистрацию.

— Первое, что я сделаю в Италии — это хорошенько высплюсь, — сказала Лика.

— А я напьюсь.

— Я так устала… От твоих… Вот этих вот…

— Аналогично! Я надеялся, что нам некогда будет спать.

— Я серьёзно устала. Отец мне вымотал все нервы перед свадьбой. Ты ведь знаешь, как он к тебе относится?

— Благодаря твоему отцу, я пью не дорогой виски, а запихиваю в себя любой дешевой джин, только бы его нравоучительная физиономия не маячила перед моим лицом.

— Но ведь он прав.

— Прав в том, что я должен работать за копейки и содержать жену, у которой в родительском доме туалет больше, чем сейчас наш зал в съёмной двушке.

— Никит, перестань. Все будет. Я ради этого стала твоей женой, понимаешь?

Никита сомнительно улыбнулся.

— Я хочу, чтобы ты всего добился сам; со мной. А не воровал.

Лика поцеловала Никиту в кончик носа и легонько царапнула накрашенным в розовый цвет, ноготком по щеке.

— Я не дам тебе спать, — обняв ее за талию, сказал Никита, повторно напав на крепость.

— Мне нужен день или два, чтобы побыть там немного одной.

— Может, тогда ты сама полетишь? А я позже подскочу.

— Нет. — Нельзя просто полежать рядом?

— Послушай, неделю назад у нас была свадьба. И признаться, я ожидал большего в первую брачную ночь, чем немое кино на потолке!

— Дорогой муж, успокойся.

— Я спокоен, — закричал Никита.

Мужчина, прошу соблюдать спокойствие, — рядом с ним появилась дородная женщина, похожая на администратора.

— Прошу за него прощения. С ним все в порядке. Просто молодой человек давно не летал на самолетах.

— Но это не дает ему право раскрывать рот больше дозволенного!

— Поверьте за пределами аэропорта милее и спокойнее моего мужа вам не найти.

Женщина осмотрела Никиту с ног до головы, решив точно убедиться в этом.

— У него была тяжелая неделя, — добавила Лика. Представляете, сразу после свадьбы его вызвали на работу.

— Я в прошлом врач-психолог. Ангелина Родионовна.

Это прозвучало так, будто она назвала Никите диагноз.

— Никита. Если вам интересно мое имя.

— Хм, — прошипела женщина, выпучив жабьи зеленые глаза.

Никита вскинул спортивную сумку на плечо и собрался уже идти, но Ангелина Родионовна его задержала, перекрыв путь массивным телом.

— Ваш крик обусловлен внутренним переживанием. Проблема, как и задача в математике решается тогда, когда её решают.

Судя по сверлящему взгляду, администратор хотела его просто размазать по стенке. Чтобы развеять скуку. А знания из психологии использовала просто, как предлог для завязки разговора.

— А мне кажется, проблемы нет, — указав пальцем на супругу, сказал Никита.

— Самая распространённая ошибка.

— Возможно. Но нам пора. Приятно было пообщаться.

Лика встала на носочки. И быстро подступила к мужу на встречу, чтобы шепнуть что-то на ухо. Все планы дьявола она обожала извещать именно так.

— Подыграй, — еле слышно сказала она. — Мой муж боится летать. Поэтому он всегда летал первым классом.

Ангелина Родионовна потупила взгляд: и что дальше? Глаза катались по орбите.

— Вы знаете: он сейчас ужасно переживает. К тому же у него в полете может случиться недержание.

От сказанного у Никиты подпрыгнули брови. На что Лика лишь театрально, как ангел улыбнулась.

Ангелина Родионовна напряглась сильнее прежнего: вы думаете, что я вот так просто пересажу вас в первый класс?

Лика захлопала длинными ресницами: ну, а разве так можно?

— Девочка, я разве сказала что можно?

— Мляя…, — вырвалось у Никиты, почти перейдя в мат.

— Уже? — голос Лики задрожал, как струна.

— Так, спокойно.

— Я в порядке! — заверил Никита двух женщин.

— Милый, где твои таблетки?

— Какие к черту таблетки?

— Началось, — всхлипнула Лика.

— Что? Что, началось? Приступ или недержание?

Позже, сидя в самолете, они вспоминали, лицо Ангелины Родионовны, с которого можно было срисовать, как выглядит запоздалый испуг. И уже просто счастливо смеялись.

— Это минимум, как на три дня…

— Что на три дня? — спросила Ангелина Родионовна Лику.

— Вот это, — Лика ткнула пальцем в Никиту. — Я убью тебя. Если с его рта полезет пена, прежде чем он изгадит пол: я за себя не ручаюсь!

— Так, — прикрикнула женщина. У моего внука сегодня день рождение. Не хочу из-за двух идиотов ломающих комедию не попасть на праздник.

Ангелина Родионовна уставилась на Никиту, выпучив холодные зеленые глаза, катающиеся по орбите: ты чего с ней связался?

— Что-о? — возмутился он.

— Размычался, он! Хе-е… Ушлая твоя девка. Думаешь, я слепая?

— Я, правда, болен, — раздраженно ответил Никита, сожалея о том, что Лика слишком заигралась.

— Знаешь, что…?

Женщина стала к нему вплотную, большой грудью прижав его к не рабочему эскалатору.

— Короче, такое дело, — заметался Никита, стараясь не глядеть на ее шары, которые вот-вот готовы были его придушить. — Если я захочу полететь первым классом: я обязательно полечу. Достать для меня два билета — пустяки. Проблема в том, что супруга у меня очень странная. Страстно любит приключения.

— Правду говорят: «… два сапога — пара».

Ее лицо краснело от злости.

Она приложила руку к подбородку, погладила его, будто у нее росла борода.

Лика с замирающей тревогой наблюдала за ними. Милые глазки сияли от внутренней радости.

Никиту конкретно раздражала эта сцена. Но он сдерживался не ради пересадки в бизнес класс. Ему не хотелось лететь на следующем рейсе, другой авиакомпании. Или куда хуже: быть выпихнутым за двери аэропорта. И покупать новые билеты.

— Так что? — он незаметно положил пачку долларовых купюр в правый карман. Эти деньги Никита берег для трат в фешенебельных магазинах Италии, сюрприз Лики. Последние его сбережения, которые он наживал нечестным путем с Темой.

— Ладно, — немного погодя, согласилась Ангелина Родионовна. Ради внука. А то гляжу: вы мне здесь устроите спектакль. Пойдем за мной. — Только тсс…

Никита обернулся, чтобы позвать с собой Лику, но ее не оказалось рядом. Он быстро обвел взглядом аэропорт.

— Где твоя бестия? — спросила Ангелина Родионовна. — Давай мне тут не устраивайте. Ищи ее.

— Я думаю, она ушла в туалет.

— Послушай парень, то, что мы сейчас с тобой сделаем — не игрушки. Давай найди ее, и бегом ко мне.

Ангелина Родионовна сжала купюры в кармане, оценивая сумму по весу и развернувшись, направилась к другому, рабочему эскалатору.

Никита забежал в женский туалет и позвал Лику.

Никого.

Потом вышел на центр аэропорта и начал искать глазами.

Вот же она.

Разговаривает в телефонной будке.

Но почему? Разве нельзя воспользоваться мобильной связью.

Глава 9

День, который хочется забыть.

(Швеция 2011 года)

Возможно, это был первый раз, когда Никита заглянул по-настоящему в глаза Лики. Светло-карие, карамельки, по-детски сияют, кажется, вот-вот заплачут, но нет. Смеются, бегают, шаловливо рассматривает подбородок Никиты. Стеснительно краснеют тонкие, как лист напудренные щеки, когда Артем обращает на нее внимание из-за соседнего стола. Он подмигивает ей. Она на несколько секунд задерживает взгляд на нем, а потом ее взгляд снова врезается в Никиту, глаза в глаза, как два автомобиля на скорости.

Внизу живота Никита чувствует легкое истомное напряжение. Левым глазом он разрезает центр зала. Словом пасет трех толстяков в обтягивающих смокингах. Те глотают большими кружками воду, ибо таков закон шведской больницы. Так сказать конституция терапии — никакого алкоголя.

Лика переманивает его взгляд, а Никита жадно уже смотрит на воду. Сушит невыносимо. И на то целых две причины. Три пингвина с бабками и симпатичная скейтерша, с неискушенными губами, которая носит имя Лика. Изначально мама ее назвала Гликерия. Но отец начал звать ее Лика. Что со шведского языка означает счастье, с арабского — сладкая, а с греческого — свидание. Конкретная магия имени. Это свидание, которое обещает Никите неиспробованную сладость. И судьба Лику занесла именно в Швецию.

Никита неискушен в любви, лишь в авантюрах знает толк. И вопрос, как острая льдина, режет Никиту напополам: «если у меня с ней все получится, то начну жить сначала, с белого листа. Найду работу».

И как только Никита прокрутил этот добродетельный монолог в своей голове и вспомнил рассказ Лики об ее имени, он заметил, что-то неладное. Лика опять врезалась на скорости в него глазами. Но это был совсем другой взгляд. Это как на чистой лазурной воде обнаружить маленькие воронки. Они, разумеется, ничего не утянут с собой на дно. Но все равно обращаешь на них внимание.

В круглом небольшом зале приглушили свет. И проникновенно заиграло фортепиано. Лика отвела взгляд в сторону, и Никита увидел, как она улыбнулась Артему. Только теперь, когда Никита почувствовал укол ревности, он понял, насколько ее накрашенные карамельной помадой губы могут быть сладкими.

Тут вдруг, нарушив правило не сближаться, чтобы больше обозревать, не терять из виду богатых толстосумов, подошел Артем к их столу. И предложил потанцевать Лике. Никита кивнул головой, но тут же об этом пожалел.

Никита поднес к своим губам стакан воды, закинул голову и опрокинул его в раз, будто там был алкоголь, в котором нуждался Никита.

Сам того не желая он смотрел на танцпол, где вышли поплясать толстяки. Теперь Никита резал левым глазом ту часть зала, где Лика танцевала с Артемом. Поначалу, Лика танцевала, будто ее принудили. Держалась, на расстоянии, двигалась, как оловянный солдат. А потом правая бретелька на вечернем темно-синем платье немного спала, и Артем положил жилистую ладонь, на обнаженное плечо, словно прихлопнул рукой муху. Лика не отпрянула и не застеснялась. Наоборот, в ней что-то открылось: глаза, стали смотреть широко, а потом томно полузакрытым ртом она что-то шепнула и засмеялась.

Тема подмигнул Никите, улыбнулся и показал пальцами знак: окей! Никита кивнул головой и почувствовал, как сосет под ложечкой. Рядом с его пустым стаканом стоял стакан Лики. Никита потянулся за стаканом рукой, повернул голову к танцполу, но Лики и Артема уже не было. Танцпол был забит битком. Никита не сделав ни одного глотка, отставил стакан в сторону, и приподнялся.

— Старичок, ты куда?

Никита обернулся. Перед ним стоял его подельник и собственно друг. В черных с проглаженными стрелками брюках и в белоснежной рубахе, с вычурной коричневой бабочкой, как у цыгана. Да пожалуй, перед Никитой стоял его друг. Никита не знал, как это толком друг. В детдоме, где он рос, каждый был сам за себя. Дружба — это выгода интересов.

Тема опрокинул стакан Лики с водой. И держал его так, будто это его собственный. Как к такому выводу пришел Никита непонятно, но под ложечкой защекотало еще больше.

— Короче братец, — Тема обогнул квадратный черный стол, зацепив угол. Наклонился к уху Никиты. — Ребятки наши, пингвинята-шахматисты, направились отлить в сортир. Я за ними. Потом у них шоу программа в сауне. Собираются париться. И как ты догадываешься: им там будет не скучно. Тема кинул взгляд на пустой стакан Никиты, где недавно была вода. Это здесь типа цивильно, а там… За стеночкой больницы… Короче… им там будет не скучно. А я как раз пошарю в их кармашках.

Тема похлопал Никиту по плечу.

— Я погнал.

— А где Лика? — Никита понял, что интонация выдала его волнение.

— Братик, ну здесь где-то жмется. Около танцпола. Ты лучше следи пока за нашими пингвинами. Вдруг кто решит вернуться обратно из сауны.

— А Лика? Мы же вроде собирались выудить из нее информацию тоже, — Никита почувствовал, как ему тяжело дались эти слова. Он ни за что на свете не хотел обмануть Лику, тем более обокрасть ее дом.

— Не переживай. Она уже никуда не денется. Ты ее поищи. Она должна быть где-то здесь.

***

(За десять минут до этого)

Лика почувствовала, как Артем положил ладонь на ее обнаженное плечо. Странно, что для него это было нормально.

Лика решила аккуратно выпутаться из его объятий. Никита пристально смотрел на нее. Ей было не по себе. Кружась, она хотела вынырнуть из пут Артема, но что-то внутри нее вдруг учащенно дернулось. И она оказалась лицом к лицу с Артемом. Сама не зная как, она широко улыбнулась ему. И тут же обвинила себя за это.

— У меня кружится голова. Мне нужно в номер, выпить таблетки, — напряженным голосом сказала Лика. Она чувствовала, что-то подобное тому, когда ситуация выходит из-под контроля.

— Мы можем сходить вдвоем, — предложил Артем, глядя в глаза Лики.

Она ничего не ответила.

Лику чуть не вырвало от такой наглости. Но она почему-то продолжала танцевать.

Затем Артем позволил себе наклониться к ней еще ближе.

Лика, понимала, что уже не может себя контролировать, и вырвалась из объятий Артема, скрывшись в толпе танцующих людей.

Глава 10

Свадебное путешествие

(Лето 2012 года)

Молодожены приземлились в самом крупном аэропорте Италии. Который носил имя известного художника и изобретателя эпохи Возрождения — Леонардо Да Винчи. Аэропорт находился в 30 километрах к юго-западу от Рима, в небольшом городе Фьюмичино.

Ужасно палило солнце и слепило глаза.

Никита первый сошел с трапа, подал Лики руку. Она аккуратно выставила носок на трап, и придерживая шляпку, пряча сонное лицо от прямых лучей, последовала за мужем.

В солнечном мареве стоял потный человек с табличкой, и выкрикивал слова на ломанном русском.

— А вот и наш итальяшка! — оживилась Лика.

Невысокий мужчина танцующей походкой подбежал к ним: Бонжорно!

— Салют, — шутя, сказал Никита.

— Никит, — Лика толкнула супруга локтем в бок.

Встречающий гид был именно таким, как Никита себе и представлял типичного итальянца: кареглазый, с темными волосами. Среднего роста — типа жгучий брюнет.

— Я вас забирать… Отэль, — жевал слова итальянец.

— Да, конечно. Разумеется, — Лика мило ему улыбнулась и передала сумку, чтобы погрузить в машину.

— Милый, прошу: можно обойтись без глупых шуточек.

— Конечно, любимая.

— Можьно проходит, — обратился дорогой и обаятельный сопроводитель.

— Сенькью, — сказал Никита.

Молодожены упали вдвоем на заднее сиденье и томно, то ли от счастья, то ли от жары, вздохнули.

— Кто бы мог подумать, — сказал возбужденно Никита. Здесь ведь жил сам Галилей… Донателло, Рафаэль и Да Винчи! Я ведь в детстве мечтал стать художником или каким-нибудь интересным умным деятелем.

— Милый, все дороги ведут в Рим.

— Пусть будет именно так!

Лика положила голову на плечо мужу и закрыла с улыбкой на лице, глаза. Она давно мечтала об этой поездке. Никита прижался к жене посильнее. И уставился на дорогу.

Молодожены прибыли в античный город полный различных достопримечательностей находящихся близко друг от друга. И это не могло не тронуть их. Окружение просто забавляло Лику. Маленький дьявол глотал смешинки и, как ребенок с открытым ртом, смотрел в машинное окно.

Город эстетического искусства и моды. Старых катакомб и древних церквей. Самый значимый в истории Флавиев амфитеатр, расположившийся в ложбине между Эсквилинским, Палатинским и Целиевским холмами. И для всех он больше известен, как Колизей.

— А в какой отель нас везут? — поинтересовался Никита, когда Лика устала смотреть в окно машины и легла мужу на колени, растянувшись, как кошка.

— Он, возможно, не самый лучший, но он именно для тебя. Это квартира.

— Ты решила устроить мне сюрприз?

Лика растерянно посмотрела снизу верх на мужа, а потом внезапно рассмеялась.

— Он символический. Надеюсь, ты сможешь его понять! — и кольнула острым ноготком мужа в нос.

— Хмм… любопытно.

— Предлагаю выйти в центре, — Лика поднялась с колен мужа, как будто прозвенел будильник. — Здесь сейчас будет стоять невероятный запах пиццы и лазаньи. Ты не сможешь отказаться.

— Вот от тебя я точно сейчас не смогу отказаться. А вот от ароматной пиццы…

— Ну, уж нет! — Лика, как непослушный ребенок мотнула головой и приставила палец к губам мужа. — Эти люди слишком темпераментные. Им нельзя смотреть, как ты меня любишь!

Они вышли на площади Испании.

И их тут же окружили элегантные палаццо и флагманские магазины известных брендов типа Gucci и Valentino. Лика бегала по площади босиком, отирая ступнями серую старинную брусчатку, пугала голубей, кружилась, льняной сарафан бесился, поднимался вверх. А она все смеялась и смеялась на камеру.

Лика доела ванильный рожок, и немного заскучав, подошла к небольшому фонтану, который итальянцы называли Баркачча. Этот скульптурный памятник был похож на классическую ванную, но имел другую геометрическую форму, и больше смахивал на лодку.

Лика опустила ноги в фонтан, закрыла глаза, и развела руки в сторону. И держала их до тех пор, пока супруг не запечатлел ее на камеру телефона.

От фонтана молодожены поднялись по испанской лестнице. На безлюдной вершине, красовался белый фасад церкви Тринита-деи-Монти.

— Может быть, мы уединимся, любимая?

— Мы ведь только приехали. Ты только взгляни, что тебя окружает.

— Место и впрямь отличное!

— Никит, можно без твоих сарказмов.

— Нет же, почему… Место и впрямь прекрасное.

— Не обижайся. Я знаю, что ты не любишь католиков.

— Я разве говорил, что не люблю католиков?

— Ты всегда настаиваешь на том, что есть только одна вера — православная.

— Я против них ничего не имею.

— Мой папа сказал, что ты больше похож на атеиста.

— Мне плевать, что думает твой папа. Так ему и передай.

— Может не стоит так выражаться в адрес моего отца.

— А я и ничего и не говорил.

Она прижалась к мужу вплотную. И провела рукой по русым волосам. Через тонкий сарафан Никита чувствовал ее тело. Ужасно хотел супругу. Отчего злился на нее, заведомо зная, что она откажет, ссылаясь на плохое настроение, после выматывающей подготовки к свадьбе и самой свадьбы.

— Я переживаю за тебя. Ты постоянно на что-то зол.

— У меня было нелегкое детство, а потом и…, — Никита запнулся, прикусив нижнюю губу. Он не хотел признавать свою ревность к Артему.

— Знаю.

— Но ты мог бы делиться своими переживаниями со мной. Ведь я твоя жена. Ведь ты всегда о чем-то думаешь.

Никита ненатурально улыбнулся.

— Хорошо, я постараюсь.

Что бы он сейчас не сказал, Лика бы в любом случае не поняла. Его физическое влечение к жене граничило с неврозом. При каждой вспышке прошлого, ему было необходимо тепло ее тела. Ее влечение к нему он рассматривал с точки зрения желания еще раз попросить прощения за измену.

— А лучше, постарайся все забыть!

— Знаешь, может и можно все забыть, только вот Артема просто так не выкинешь из головы. И ты ведь знаешь, что тебя я простил, но…, — Никита опять прикусил губу. Только теперь верхнюю. Он не совсем понимал, зачем это говорит. И это ли нужно было сейчас сказать? Почему все его разговоры крутятся вокруг Артема? Он его вечная экзистенциальная ловушка?

— Но хотя бы на время нашего свадебного путешествия давай это забудем. А Артему нужно дать спокойно пожить на том свете.

— Это тяжело. По двум причинам. Он вряд ли сейчас наслаждается раем. А вторая…

Вторая заключалась в том, что Никита продолжал вводить разговор путаницу. Хотя знал, в чем заключается вторая причина.

— Твоя тоска ему не поможет. А моя страстная любовь, — Лика обняла худыми пальцами лицо мужа, — покроет мой проступок. Только дай мне пару дней.

— Раз ничего мне не остается, как любоваться этим городом. Тогда вперед!

Лика впилась в губы мужа. А затем после долгого поцелуя взяла его руку, прижалась к груди и театрально сказала: Островских даме нужна интеллектуальная прогулка, а потом… Лика вдруг запнулась. За спиной Никиты, на дверном окне была приклеена записка с внутренней стороны.

Ты еще помнишь нас?

Никита смущенно посмотрел на Лику.

–… а потом, я вся твоя, — добавила Лика, после долгой паузы, и незаметно сорвала записку с окна автомобиля.

Глава 11

Аня

(Весна 2012 года)

Счастье — это исключительная вещь, которую нельзя найти на прилавках магазина. На этот предмет можно нечаянно наткнуться — не больше.

Аня это понимала, как никто. Потому и ходила, в этот небольшой, и душный спортзал, находящийся недалеко от её съёмной, шикарно обставленной квартирке. Рядом с Москва-Сити. За которую, разумеется, приходилось отваливать почти половину заработной платы, точнее, за аренду жилья, в пределах локации, где обитают завидные женихи.

Ее счастье было повернуто к ней спиной — чему она до немой истерики была рада.

Его корпус, как тело королевской кобры, парировал от летящей обратно груши, под скрип подвесных цепей. Его аккуратно накаченная шея удлинялась в момент нагрузки удара: бросок рептилии вслед за жертвой, пытающейся спастись.

Когда тяжелый мешок из бычьей кожи напирал на него: он уходил влево, нанося резкие боковые удары сериями. Между тем, как груша, выгибаясь в дугу, уходила вправо: она видела его мученически уставшее лицо в зеркалах. Казалось он, тоже уловил тепловой импульс ее синих, выразительных глаз, и начал усиленно выкладываться на спурт.

Ловить его отражение, когда беговая дорожка хорошо её измотала до того, как этот Тайсон надел перчатки — заставляла Аню серьёзно поднапрячься. Если сейчас она позволит себе расслабиться — это означает провал. В таком узком помещении можно затеряться в толпе, и стать в очередь, чтобы снова перехватить упертый взгляд лидера.

Аня старалась по максимуму использовать свои физические ресурсы.

В зале нарастал глухой звук: хлесткий удар мокрой нагайки — соприкосновение мужской грубой силы, яростно вгрызающейся в кожу быка, с шипящей злостью змеи. Крепко сжатый кулак, замотанный натуго в бинты, упакованный в боксерскую перчатку, как в подарочную бумагу рвал на части мешок, как упрямый американский питбультерьер.

Вдруг он остановился. Рассеяно начал срывать передними зубами липучки с перчаток. Подался немного влево, теряя равновесие, грузно приземлился на подкосившиеся колени и еле успел в падении согнуть локти.

Аня тут же подскочила: вам плохо? Что с вами?

Она не на шутку перепугалась.

— Голова, — сказал он, и засопел носом.

Правой рукой, тыльной стороной кисти, он массировал висок, пытаясь сорвать зубами липучку с черных перчаток, чтобы высвободить левую руку.

— Вам нужен доктор, — с неподдельным волнением в голосе сказала Аня. Она опустилась на колени и начала разминать мягкими подушечками пальцев его лицо. Затем запустила руки в черные, упавшие на бок волосы, чтобы передать теплую энергию голове.

— Вам очень плохо? — настороженно, спросила она, не зная, что делать дальше.

— Рябит в глазах и… в голове шум.

Он стоял на четвереньках и смотрел прямо перед собой, на ее упругий живот.

Аня только было открыла рот, чтобы позвать на помощь, но обернувшись к залу, вдруг поняла. Никто не успел обратить внимание, что боксеру реально плохо.

Это был шанс. Настоящий шанс: проявить заботу. Познакомиться ближе.

— Я сама принесу воды.

Он тяжело кивнул, скорчив в болезненной гримасе рот.

Аня мигом побежала в раздевалку. Не теряя драгоценных секунд, вернулась с литровой бутылкой колы, в правой руке.

Такого подвоха он не ожидал, но сделал вид, что обрадовался.

— Обычной воды можно! — тактично попросил он, улыбнувшись через силу.

— Прости. Это все что у меня было.

— На нашем этаже мужска душевая. Там есть кран. Пожалуйста, набери воды.

— Конечно.

Аня немного колебалась, но все-таки забежала в мужскую душевую и набрала воды, стараясь не смотреть по сторонам. Не обращая на гадкие свистящие вопли.

Набрав больше половины бутылки, она быстро побежала назад.

— Тебе лучше? — спросила Аня, наблюдая за движением его массивного кадыка.

Он стоял, запрокинув голову, в одних тренировочных шортах марки Reebok, и жадно пил.

Вода разливалась по мускулистой загорелой шее.

— Намного. Ты спасла меня, — ответил он, как только успел оторваться от бутылки.

Краска отхлынула от его спортивного лица.

Аня скользнула взглядом по его скульптурно-правильной форме тела, стараясь сделать это, как можно не заметно.

Красивые, тонко очерченные грани лица блестели капельками пота. Ровный, подтянутый подбородок немного был искажен нахлынувшей внезапно головной болью. Прищуренные глаза раскрывались, поднимались, как утреннее солнце в горах, разливаясь, как атлантический океан синим кобальтовым оттенком. Выразительные черные брови, аккуратно выщипанные в дорогом салоне, еще были немного сдвинуты в кучу. Но взгляд Паши стал уже ясным.

Он вытер тыльной стороной ладони рот и дружественно улыбнулся. Показав белые ровные зубы.

Лицо Ани порозовело. Эту благодарность она приняла, как комплимент.

— Я — Аня.

— А я…

— Павел Владимирович, — раздался голос на другом конце тренировочного зала. Павел Владимирович, — голос не унимаясь, кричал.

Аня почувствовала прилив гнева и неизбежную потерю познакомиться ближе. Звуки сбивчивых шагов нарастали, и шли прямо на нее.

Спортсмены нехотя пропускали ряженого в годах доходягу в гавайский галстук.

— Я здесь.

Это был Анатолий Павлович. Взъерошенные, словно под током, светло-седые волосы, как у Трампа, на которые помочилась собака и они, стали желтыми. Плотно вдавленные в горбинку носа, брендовые, очки монокли.

— Что-то серьезное?

— Советую немедленно прочитать в раздевалке.

Аня стояла рядом.

— Прости Анатолий Палыч, но я только, что чуть не умер.

— Ему нужно отдохнуть. Никаких серьёзных решений он не должен сейчас принимать, — загородив спиной Павлика, вступилась Аня.

— Она — мой ангел, — выглядывая из-за плеча Ани, пояснил спокойно Паша. Пытаясь укротить оценочный взгляд коллеги.

— Ой, Паша я тебя умоляю. Избавь меня от этих вот шуточек.

Саркастическая усмешка худощавой жертвы диеты, расфранченного в дорогой ретро костюм, заставила Аню почувствовать удар под дых.

— Анатолий Палыч, меня чуть не накрыло. Аня настоящий супермен, с пола меня подняла мертвого.

Павлик стал рядом с Аней и подмигнул.

Павлик смотрел широко. Видно было, что он уже полностью оправился.

Аня скромно улыбнулась в ответ.

— Короче эти галстучные заводы тебя доведут. К слову, почему ты ходишь в эту дыру? Здесь же задохнуться можно.

— Меня бесят куклы в вашем с Артуром Михайловичем а-ля «удобно-комфортном» спортзале. Смотрят на меня, как на сундук с золотом.

— Ну да. А у тебя вон какой пресс. Никто фигуру не ценит!

— Я вкалываю не для того, чтобы жениться на хромосоме с идеальным лицом.

Аня тут же втянула свои губы. В надежде спрятать ботекс. Похоже, Павлик делился информацией, как им завладеть. И сейчас главное не упустить возможность получить ключ к сердцу!

— Ну что ж, — Анатолий Палыч ткнул пачкой бумаг Павлика в грудь. Давай очухивайся и читай. Договорились?

— Что бросишь меня?

— А что тут делать?! Эта милая девчушка тебя спасла. Что тебе еще надо?

— Впрочем, да, — резонно ответил Паша.

— Похоже она на тебя запала! А это что значит?

— Понятия не имею, — Павлик победоносно прищурился.

— Эта молодая и милая леди не даст тебе умереть. Короче, Павлик, не переиграй. Пригласи девушку поужинать.

Анатолий Павлович ушел, оставив виновников ситуации наедине.

Водрузилось молчание.

Аня подошла к Павлику ближе и протянула руку: пойдем. Тебе надо принять душ. Сам справишься?

Павлик откровенно смерил Аню взглядом. Черные эффектно обтягивающие лосины и розовый топ на сочной груди, второго размера. — А какие есть варианты?

— Я догоню Анатолия Павловича и уговорю его, чтобы он помог тебе.

— Не стоит торопиться! Не хочу слышать этого зануду в душе.

— А по-моему, зануда ты!

— Да неужели?

— Да. Ты больше похож на капризную девчонку, которую не ценят по достоинству, — Аня не поняла, зачем брякнула это вслух. Ведь такой красавец не может быть занудой. И тем более вести себя, как девчонка.

— Ты меня очень плохо знаешь!

— Да ты бьешь грушу, как ребенок.

— Предположим. Тогда причем здесь «зануда» или «капризная девчонка»?

Вопрос застал Аню врасплох. Она нагородила чушь и не знает, как теперь ответить. Она хотела поддеть Павлика за самолюбие. В надежде, что он отреагирует иначе. Вступит с ней в словесную перепалку. Начнет отнекиваться, оправдываться и тогда Аня положит тигриную, ухоженную в салоне пятерню на его грудь и скажет: что он справиться, если рядом будет кто-то ему подсказывать.

Читать книги по психологии: «как поймать красавца» и ловить его на самом деле — дичь как разнится.

Паша оказался уверенным мужчиной. В природе Аня таких не встречала.

Аня похлопала глазками, сожалея о том, что не успела попасть к своему мастеру, чтобы нарастить кукольные ресницы.

— Объяснила.

Аня напряженно улыбнулась.

— Хм. Все?

Да уж. Раньше на такой взгляд мальчики сразу же велись, а этот… зануда.

— Похоже, мы возле душевой. Дальше ты сам.

Аня постаралась выдавить, как можно более легкую улыбку на лице и по привычке повторно захлопала отсутствующими длинными ресничками.

— Хорошо. Еще раз спасибо, что спасла меня. Может быть, мы как нибудь поужинаем?

— К сожалению после шести вечера я не ем. Диета.

Аня чмокнула свою ладошку и помахала на прощание Павлику — жест, который используют девушки для того, чтобы дать надежду на любовь мальчикам.

Она выбежала, как ужаленная. В спортивных лосинах, вся потная. На плече болталась спортивная сумка. Она не верила тому, что с ней сейчас произошло на самом деле. Руки покусывала приятная дрожь.

Такой успех сразу не переваришь.

Она прошла Краснопресненскую улицу, мимо дорого бутика с женским нижним бельём. Вот для кого покупают такие сюрпризы, — понимала она.

Потом на ее пути, на углу торгового центра Афимолл Сити, попался мужской спортзал, с высоким витражным окном.

Кто-то даже ей помахал.

«Сегодня точно мой день», — понимала Аня.

Вот только помахать Павлику равнозначно отсутствию перспектив. Так махают мальчикам, дающим надежду на несбыточную ночь. А такого красавца, как Павлик, надежды не интересуют.

Глава 12

Москва

(Лето 2018 года)

Никита с Максом погрузили музыкальную аппаратуру и грязную ресторанную посуду в грузовик от яндекс такси.

Водитель, видя измученные лица парней, сочувственно покачал головой, прыгнул в кабину. Включил зажигание. Завел мотор. И под противный свист шин тронулся с места.

Ребята обтрясли пыль с штанов. И посмотрели друг на друга.

Ощутимый ветер подул в их сторону. Наверное, решил обдать свежестью июля ребят, после трудового дня. Природа согласилась отблагодарить парней за тяжелый и нервный день.

— Может, закурим, — по-дружески предложил Макс, и протянул Никите синюю пачку Whinstone.

Никита предупредительно выставил руку, открытой ладонью к Максу.

— Я завязал.

— Хм… Красавчик. Я все никак… не могу бросить.

Макс был в черных свободных брюках, черные лакированных туфлях и белой рубашке, — форма одежды, которую требует носить учредители от персонала.

— Где Аня? — Никита посмотрел на часы на экране айфона 8+.

— Ну, а ты как думаешь?

Макс лукаво сощурился. Глаза были у него не то чтобы зеленые. Они были какими-то травяными, выцветшие на солнце. Точнее потускнели, в ночном клубе от яркого света прожектора.

— Не хочу даже думать об этом.

— Чувак!

Макс похлопал Никиту по плечу.

— Писяет она!

— А, ты про это. А я уже подумал, что она там…

Никита откашлялся.

— Перестань. — Старик, она запала на тебя.

— Макс…

— Что? Что Макс?! Ты лазишь в её вещах, как в своих. Я охренел, когда ты взял ее мобильник и разблокировал пароль.

— И что?

— Аня никому не доверяет личные вещи.

— Мы с ней хорошо сдружились. Здесь нет ничего особенного, в том, что я знаю ее пароль от айфона.

— Труби, труби!

— Макс, у меня как бы жена.

— Как бы? — Макс торжественно улыбнулся. Типа подцепил на крючок.

— Слышь, может, сам подкатишь к ней?

— Нет уж, сенкью.

— Макс, я серьёзно.

— Чувак, я тоже.

— Ты знаешь: откуда она прикатила?

— Саратов.

— Ну?

Никита недоуменно пожал плечами.

— Обычный город.

— Это не Москва.

— Разницу я понимаю.

— Чувак, она примчала сюда за хорошей жизнью.

— И это по-твоему плохо?

Никита посмотрел Максу в мутно-зеленые от недосыпа, глаза. Внутри у Никиты, что-то вдруг заиграло, похожее на злобу. Максу рассуждать легко, когда родился в своей квартире, а не в ипотечной, съемной или детдоме. Хоть и рожают тебя в роддоме, но везут ведь в чужой дом.

— Нет, — Макс немного зажеманился.

— Ну вот.

— Таких, как она я называю мотыльки, — Макс не унимался.

Он погладил свою шикарно ухоженную барбером бороду и повернулся к Никите надменным профилем.

Никита безучастно покачал головой.

— Мотылек живет два дня, — Макс косо глянул на Никиту, — А такие, как Аня гнездятся два года в Москве. Это дедлайн, чувак, — время за которое ты должен к кому-то прилипнуть. То есть выскочить удачно замуж.

— А если не вложиться в срок?

— Эти особи либо перегорают ко всему: потому что ими пользуются богатенькие молодые раздолбаи. Или устают жить на содержание папиков.

— Кто такие папики?

— Это такие пузаны с кошельком, с закрашенной, в дорогом салоне, плешью на башке. Но попробуй еще найди нормального, а не извращенца. Короче один шанс из ста. Легче наткнуться на любовь. Но кто хочет жить с милым в шалаше?

— Ты прям драматическую арлекинаду расписал.

— И не говори. Почти каждая провинциалка тянется только к бабкам, — Макс был доволен собственными выводами и надменно улыбнулся, давая понять, что он из другой касты.

— А вот собственно и… провинциалка.

— Но, — Макс выдержал паузу. Набрал в легкие воздуха и сказал: ты исключение для Ани. Зайдешь и без бабок.

Аня вышла из лифта и повернула направо, в сторону противоположную выхода.

Макс окрикнул ее: Анчут!

От того как он исковеркал ее имя, у Никиты наизнанку выкрутило живот.

Аня обернулась, распушив винные, цвета глинтвейна, волосы. Из последних сил ослепительно улыбнулась, словно позировала фотографу, который прятался за высоким зеленым фикусом, в глиняном горшке.

Аня подошла к ребятам, и Никита заметил, как она отвела взгляд в сторону. В синих, как небо глазах проглядывалось отчаяние. Улыбка безнадежно сползала в низ, по утонченному профилю лица, подчеркнутого люксовой косметикой.

Наверное, никто не предложил прогуляться ей после праздника.

— Вот твои «Адики», — отозвался Макс и указал пальцем на черную спортивную сумку, рядом с собой.

Аня без сил упала на кожаный диван, в фойе подъезда и сразу же скинула стильные туфли на пол. Подтянула ногой спортивную сумку. Расстегнула замок. Нащупала рукой белые кроссовки Adidas с изображением на кожаном языке бывшего профессионального теннисиста Стэна Смита.

Макс сначала немного приосанился, хотел встать, помочь переобуться Ане, но вдруг по какой-то причине сел на место.

Скорее всего, она нравилась Максу, но то, как он сейчас о ней плохо отзывался, говорило, что как то «не камильфо» теперь строить из себя Дон Жуана.

Никита сел рядом с Аней. С другого бока.

— У нас фонил сегодня первый микрофон, — сказала она.

— Прости. Я забыл тебе сказать, что пришла пора заказать новый.

— Что еще надо докупить на следующий праздник?

— Я бы добавил две световые лампы и хорошую колонку для акустики. И бокалы под белое вино и шампанское. Их расхватывают, как пирожки.

— Не знаю. Одобрят ли учредители?

— Может в клуб? — Макс, втиснулся в разговор.

— Я ужасно устала, — голос Ани был подавлен.

— Макс, не сегодня.

— Все, как обычно.

— Ну, Макс, — умоляющей интонацией, обратилась Аня.

Но это никак не помогло.

— Короче: Ань, вызывай нам такси, — Макс резко изменился в лице.

Он не смог выдержать отказа. Он точно, в тайне любил Аню, но боялся себе признать. Такие типы, как Макс считают себя крутыми. Ведь родился он в Москве. Не то, что Аня, в Саратове. И поэтому с такими дамочками, которые ищут богатых пап, Макс никогда не захочет иметь что-то общее. Но жизнь, как правило, сталкивает человека в лоб в лоб с тем, что он презирает больше всего.

— Никит, в каком направлении живешь? — спросила Аня.

— Химки, микрорайон Сходня, — не сразу ответил Никита.

— А я прям на славянке, рядом с торговым центром Океания, — сказал Макс.

— Я вызову тебе такси, Макс. А Никита живет в моей стороне.

Аня опустила голову в дисплей айфона.

Макс покраснел. Никита жил совсем не в стороне Ани. Наоборот, Аня жила совсем недалеко от Макса.

Мягкие волосы упали прядью со лба на экран. Аня не спешила их убирать в сторону.

Макс достал из куртки сигарету: может, закуришь?

Никита отрицательно покачал головой.

Аня подняла голову, закинув волосы назад.

Ее строгий овал напудренного лица освещал свет телефона. Она внимательно смотрела на экран, приоткрыв немного широкий, чувственный рот. Сейчас она казалась немного невзрачной. Черная тушь и красная губная помада с мелкими блестками, выцвели. Но осталось что-то цепляющее. Что-то не похожее на красоту, больше схожее на причину очарование женским бессилием, и хрупкостью.

— Макс, машина через две минуты будет здесь.

— А мы?

— Вот.

Аня показала Никите экран телефона: яндекс такси еле-еле двигался на встречу, теряясь в перекрестках Москвы.

— Двадцать минут ждать?

— Думаю, он приедет намного раньше.

— Ладно, ребят. Я покатил.

К подъезду подъехала желтая Kia.

— Пока Максим, — Аня встала с дивана, чтобы попрощаться с Максом.

— Давай…

Макс крепко прижался к Ане бородатой щекой.

— Пока Максим, — повторила Аня.

Никита приподнялся с дивана и похлопал Макса по плечу, намекая на то, что лимит обнимания с Аней у него закончен.

— Чувак. Пока, — Макс разжал объятия и подошел к Никите.

Протянул руку.

Ребята попрощались. И провели Макса к машине.

Аня и Никита вернулись в фойе и упали на диван.

Напротив них нервно ерзал на стуле консьерж: глядел футбольный матч.

Конец ознакомительного фрагмента.