Связь без брака – 3. Время разбрасывать камни

Дмитрий Распопов (2024)

Жизнь пошла под откос, когда ты, пойманный на взятке, попадаешь в тюрьму. Жена от тебя уходит, родственники отвернулись, деньги закончились и отныне все твои друзья и собутыльники, такие же, как и ты, бывшие сидельцы.На что ты готов, чтобы изменить свою жизнь, начав её заново? Готов врать? Убивать? Или же лучше стать знаменитым спортсменом? Тем, кому покорятся Олимпийские вершины.Выбор — перед тобой, как и новая жизнь.

Глава 3

— Ваня! — раздался громкий голос, и дверь открыли без стука.

— Товарищ Белый, — скривился я, словно съел лимон, — я только приехал.

— Я знаю, мы тебя в аэропорту видели, — улыбнулся он, — не стали пугать того, кто тебя ещё встречал, так что поднимайся, надевай медали и поехали.

— Куда? — насторожился я.

— Знакомиться, — хмыкнул он.

— А можно мне хотя бы душ принять и переодеться?

— Ваня, ты эти свои девчачьи замашки мне тут брось, — он дал мне шутливую затрещину, — поехали, этот человек не будет ждать.

— У меня же нет здесь прослушки? — поинтересовался я у него, словно между прочим.

Комитетчик нахмурился.

— Хочешь что-то сказать? Тогда лучше на улице.

— Ваш ответ, товарищ Белый, ну вообще меня не успокоил, — вздохнул я, надевая обратно медали и застёгивая куртку.

Мы вышли из общежития и пошли по стадиону к КПП.

— Прежде чем разговаривать с товарищами из Первого главного управления, — тихо сказал я ему по ходу, — хочу, чтобы вы знали. Нашего агента пасли американцы, причём, похоже, точно зная день, когда мы должны были с ним встретиться.

Лицо комитетчика резко обострилось, скулы стали явно видны.

— Думаешь, либо предательство, либо были предупреждены? — наконец сказал он.

Я достал записную книжку, которую забрал у наблюдателей, и передал ему.

— Допросить их я побоялся, поэтому пришлось обыскать квартиру. С самим агентом я не встретился, информацию не передал и не забрал, соответственно, я не знал, есть за ним ещё наблюдение или нет. Рисковать не хотелось.

— Всё правильно, Ваня, сделал, — он открыл книжечку, полистал её и убрал себе в карман, — как-то это странно, конечно. Первое управление само настаивает на необходимости использовать тебя для передачи информации, ампулу с цианидом дают, а агент оказывается проваленным. Сам или не сам, не столь важно. Скандал мог разгореться знатный, если бы тебя с ним сфотографировали вместе, а его потом задержали за шпионаж. Или же попытались тебя арестовать, а ты раскусил бы ампулу и самоустранился.

— Ну и, если уж говорить про все странности, — я решил рассказать ему и про моё испытание, — помните, я вам говорил, что меня избивали в подвале? Это были два человека в масках, не Данил, с которым я познакомился позже.

Он остановился и внимательно на меня посмотрел.

— Раньше об этом боялся говорить, поскольку не доверял?

— А кому у нас вообще можно верить, товарищ Белый? — ответил я вопросом на вопрос.

Он хмыкнул.

— Знаешь что, съезжу-ка я к Юрию Владимировичу один, поделюсь с ним твоими сомнениями, а ты пока никуда не выходи с базы, особенно не садись в машину с людьми из Первого.

— Хорошо, тогда буду ждать вашего решения. А почему, кстати, вы часы не проверили и дали мне их спокойно привезти?

— За это не волнуйся, мексиканцы по нашей просьбе их проверили, — отмахнулся он, — просто часы по заоблачной стоимости. Не наше это дело, их же не вывозили из страны.

— Да, если уж речь зашла про твои приключения, за что ты мексиканских бандитов покрошил? — продолжил он.

— Каких бандитов, товарищ Белый? — попытался закосить я под дурачка.

— Вань, мы только что говорили с тобой о доверии, — напомнил мне он.

— Ладно, в общем, они похитили младшего брата одной из девушек-хостес, которая должна была навредить советской делегации, а я с ней хорошо общался, и она мне всё рассказала, ну а дальше пришлось принять меры, чтобы никто не пострадал.

— А кто второй был с тобой? — он внимательно посмотрел на меня. — Любитель удавок.

— Товарищ Белый, считайте, что никого больше не было, — твёрдо сказал я полунамёком, — я был один.

— Ты дал ему слово?

Я пожал плечами.

— Сказал вам всё, что могу.

— Нехорошо, конечно, Ваня, хранить секреты от своих товарищей, но так даже проще. Тебе для сведения, для всех — эту операцию провёл Денис, мы его наградим и отправим куда подальше, чтобы научился думать головой.

— Как скажете, я не гонюсь за подобной славой.

— Да, но, кому нужно, будет известна правда, — он внимательно посмотрел на меня, — от тебя требуется лишь молчание.

— Да я не болтлив, когда дело касается важных тем.

— Вот и отлично, — он протянул мне руку, — отдыхай тогда.

— Я бы, кстати, хотел возобновить занятия у профессора и в МИДе, испанский мне очень пригодился, а Татищева хотелось бы просто поддержать, поскольку у них с дочерью проблемы большие.

— Да, и пока мы выясняем всё, — вспомнил он, — по Игорю Щёлокову к тебе просьба, продолжай входить к нему в доверие, выясни как можно больше о его делах, а особенно о делах его отца. Просьба от Юрия Владимировича. Пока мы не можем со своей стороны показывать активность, а ты для этого идеальная кандидатура.

— А когда от меня уберут то говно, что сейчас льётся со всех газет? — поинтересовался я. — А то вроде как и не чемпион вовсе, с их слов.

— Здесь мы бессильны, Вань, — он покачал головой, — кто-то высоко в ЦК очень на тебя зол, и это точно кто-то из первой пятёрки. Мы пробовали поговорить с газетчиками, но те разводят руками, статьи им с фотографиями присылают уже готовыми, они их просто публикуют.

— М-да, ну ладно, — нехотя согласился я, — тогда буду ждать от вас вестей.

— Давай, Ваня, держись, главное, не раскисай, — он похлопал меня по плечу и, повернувшись, пошёл к КПП.

***

На следующий день в газетах началось чествование олимпийских чемпионов, встречи их с ответственными товарищами, правда, невысокого ранга. Сам Брежнев не считал легкоатлетов чем-то важным, он любил в основном футбол и хоккей. Так что вскоре всё, о чём мне рассказывал Озолин, начало сбываться: из всех семи золотых медалистов орден Ленина вручили двум, ещё трём серебряным призёрам выдали орден «Знак Почёта» и оставшимся медали «За трудовое отличие». Меня же никуда не звали, никаких награждений не было, единственное, что пришёл хмурый Щитов, обнял меня и сказал не раскисать. Затем вручил ордер на получение комнаты и два ключа на ржавом металлическом кольце.

— Это максимум, Вань, что я смог, — он старался не смотреть мне в глаза.

— Деньги хоть заплатят? Было три мировых рекорда мной побито, — напомнил ему я, — две золотых медали и одна бронзовая.

— Тут такое дело, Ваня, — смутился он, — тебе заплатят за два рекорда по пять тысяч за каждый.

— Александру за мировой рекорд обещали пятнадцать, — поделился я с ним инсайдом.

— Ты газеты давно читал, Ваня? При твоём имени у многих сейчас мгновенно пригорает зад, поэтому о чём-то договариваться с руководством просто нереально. Так что лучшее, что мы выбили, — это по четыре тысячи за золото, полторы за бронзу и по пять за рекорды, ну и плюс комната в коммуналке, — расстроенно сказал он.

— То есть с этого ещё минус тринадцать процентов подоходный, минус один процент профсоюзных и минус полтора процента комсомольские сборы? — быстро подсчитал я, поскольку с последнего разговора с Озолиным яснее понимал картину происходящего.

— Полтора процента за перевод денег и твой долг из кассы товарищеской взаимопомощи, — напомнил он.

— Какой перевод? Я готов и наличными получить за полтора процента.

— Ваня, так положено, не твоего ума дело менять порядок.

— Как-то совсем негусто получается, Николай Петрович, — я покачал головой, — шестнадцать тысяч с копейками за два мировых рекорда и золотые медали.

— Тебе раньше деньги вообще же не нужны были, — напомнил он мне.

— До победы! — я тоже напомнил ему о своих словах. — Но теперь хотелось бы устроить свою жизнь вне этой тренировочной базы.

— Вань, я промолчу про то, что многие и этих-то денег не видят всю свою жизнь, — недовольно сказал он, — поскольку понимаю, что с тобой обошлись не по-человечески, но сделать ничего нельзя.

— Ладно, тогда я буду готовиться к Олимпиаде 1972 года, — спокойно заявил я, а у него отпала челюсть, — надеюсь, тогда станет получше у страны с деньгами для своих спортсменов.

— Ваня, ты серьёзно сейчас? — удивился он. — Какая вторая Олимпиада? Век спринтеров недолог, обычно после одной-то Олимпиады люди уходят из спорта.

— Вы против олимпийских медалей? — поднял я бровь. — Пусть и не обязательно золотых.

— Ты погоди гоношиться, — отмахнулся он, — это обдумать нужно, посоветоваться.

— Ну, вы тогда думайте, а я буду готовиться к следующему чемпионату СССР и Европы, вам, надеюсь, это золото всё ещё нужно?

— Да нужно, Вань, кто спорит-то, — тяжело вздохнул он, — хотя сейчас полегче стало, ты у нас не единственный теперь золотоносец. Поэтому нам опять выделили нормальное финансирование.

— Ладно, думайте, Николай Петрович, — пожал я плечами, — а я поеду посмотрю на эту вашу комнату.

Он скомкано попрощался и исчез, а я пошёл вызывать такси с КПП. Стало интересно, чем Родина меня наградила за упорный труд и десятичасовые ежедневные тренировки. Адрес, по которому мы прибыли, оказался в жопе мира, такой, что я дал шофёру три рубля и сказал, чтобы он подождал меня, поскольку я тут вряд ли задержусь. Дом был старый, ещё дореволюционный, а бельё, в изобилии вывешенное во дворе на сушку, говорило о большом количестве народа, который здесь проживал. Обветшалый подъезд и квартира «23» со множеством звонков на косяке двери. Один из ключей подошёл к замку, и я пошёл внутрь, едва не ударившись головой о цинковую ванну, висевшую сверху. Вытерев ноги о тряпку, я протопал к своей комнате.

— Вы к кому, товарищ? — тут же в коридоре появилась больших размеров женщина, окидывая меня неприятным взглядом.

— К себе, — я показал ей ключи.

— А, вы тот спортсмен, — она скривилась, — ну хоть получше, наверно, чем прошлый алкаш. Сразу говорю, женщин приводить нельзя!

— Да? — удивился я. — Почему это?

— У нас дети кругом! — категорично заявила она.

— Позвольте спросить, а как они появились? — вежливо поинтересовался я.

Глаза у женщины выпучились от возмущения, и с визгом:

— Хам! — она исчезла в своей комнате.

Моя была крайней в дальнем углу и, видимо, раньше служила кладовкой, поскольку окна в ней не имелось вообще, лишь тусклая лампочка со сделанным газетным абажуром да скрипучая панцирная кровать, какие стояли в школе-интернате, более здесь не наблюдалось ничего.

«Ну, наградили так наградили», — улыбнулся я, смотря на такое богатство.

Качая головой, запер дверь и пошёл обратно, садясь в машину.

«Помню я, были в СССР маклеры по недвижимости, — в голове промелькнула мысль, — надо будет у Игоря спросить, думаю, он точно больше в теме».

Вернувшись обратно, я нашёл номер телефона, который он дал мне при нашей последней встрече, и набрал его. В голову сначала ударила громкая музыка, человеческие голоса и чей-то женский голос навеселе.

— Да?

— Игоря позовите.

— А кто его спрашивает?

— Скажите, что Битлз.

Девушка, видимо, приложила трубку к груди и крикнула в комнату:

— Дорогой, тут тебя Битлз какой-то спрашивает.

Через несколько секунд я услышал знакомый голос.

— Иван? Ты?

— Да, Игорь, привет, хотел отдать тебе посылку от Александра.

— О-о-о, да! — возликовал он. — Слушай, а ты не хочешь ко мне сейчас заехать? У нас тут туса, клёвые тёлки, хороший алкоголь, только свои.

— Если свои, тогда я, наверно, вам помешаю? — дал я ему шанс отказаться.

— Нет, Иван, если можешь, приезжай! Я просто ужас, как хочу послушать пластинку!

— Хорошо, еду.