Кто сильнее? Заведи свою мечту

Дмитрий Помоз

В один прекрасный день все мы должны будем выйти из себя и первый раз в жизни сделать все по-настоящему. Это необходимо, чтобы удержать свою планету в руках. Именно так и поступил Игорь. Он вышел из дома, оттолкнув привычный мир со всеми его шаблонами, чтобы найти настоящий, а в нём и себя.

2

В метро было не протолкнуться. Но и проталкиваться, по сути, было незачем. Движение утренне-будничной толпы так же предсказуемо и упорядочено, как движение воды в унитазе после слива. На входе она с жесткостью пасти старой беззубой псины подхватывает тебя. Это неприятно, порой больно, но без крови. Дальше зловонная пасть тащит тебя вниз, утрамбовывает и консервирует в вагоне, в рассоле из запахов чужих подмышек и не до конца пережеванных завтраков.

В подземке Игорю нужно будет проехать от Озерков до Московской. Как же давно он не спускался в метро. Всего сорок минут, и он будет у места назначения, а не полтора часа, как на машине. Не сложными вычислениями Игорь посчитал разницу, и умножил ее на два. Получился один час и сорок минут в день. Можно пойти дальше, и умножить эту цифру на количество рабочих дней в неделю, в месяц, в год. Так мы и тратим жизнь. Но Игорь постарался занять себя мыслью о том, что он еще никогда без видимой причины не приезжал на работу на тридцать, а то и на сорок минут раньше положенного. Чем же ему там себя занять? Выходя из квартиры, он никак не мог вообразить, чем заниматься до конца дня с учетом очередного опоздания, а теперь задача усложнилась на добрый час. Никаких особенных дел у него, по сути, не было; чистая формальность — последний рабочий день.

И плевать, что половину пути он будет висеть задавленный, как селедка, ведь вторую часть пути вагон станет наполовину пустым и свободным, как и он сам.

Две недели без малого Игорь принимал мир заново. Не как фон своих дел, а точнее: своих-чужих дел, а как неповторимый феномен в каждом своем проявлении. Без суеты, без коктейлей жгучих неотложностью мыслей, без напряженно-потерянных взглядов. И в эти дни он снова стал раскрываться красоте окружающего, улавливать изящность архитектур, блики воды на набережной, слышать, что волнует прохожих, замечать тонкие запахи женских духов и пугающие отрыжки подворотен. Мир переставал быть фоном его личных и в внутренних баталий. Если видишь, что кто-то где-то дерется — это еще не значит, что война везде. Мир становился ближе, а Игорь переставал драться, выходил из своего футляра. Он вспоминал, как улыбаться прохожим, отвлекаться от мыслей о грядущем, о делах и об отчетах перед очередью начальников и всякого рода командиров, как планировать свою жизнь, а не рабочий день, вечер, ночь и утро.

Держась за поручень, он как под микроскопом разглядывал свою руку и пальцы, цепко до белизны в подушечках сжимающие скользкий металл. На внешней её стороне, прямо над кистью проступали сине-зеленые ручейки вен. Они выходили прямо из-под его часов и затекали куда-то между пальцев. Раньше их было почти не видно. Кожа на руке совсем сухая, и тонко шелушится. Когда-то едва заметные, жидкие, светлые волосы на верхних фалангах, теперь почернели и окрепли. Складки дермы стали глубокими и резкими, будто резанными. Еще он разглядел множество микротравм от кошачьих укусов, до мелких бытовых порезов.

«Как же изменилась моя рука, как же изменился я сам! Мы меняемся каждый день, каждую секунду, но у нас нет времени это заметить. Мы следим за всем, чем угодно, кроме себя. Ни наблюдаем, ни изучаем, ни пытаемся себя понять, что снаружи, что внутри. От этого почти все наши проблемы. А мы ищем их корень где угодно в стороне и никогда его не найдем».

Свет в вагоне мерцал, а сам вагон, унося по тоннелям, качало из стороны в сторону, так что плотная толпа внутри плескалась, как живой водоем. И, несмотря на то, что Игорь во всю учился заново смотреть на мир вокруг, у него никак не получалось находить в этой вагонной каше отдельных людей ни по лицам, ни по одежде, ни по движениям. Все взгляды повторялись пустотой, посматриванием на заклеенные безобразной рекламой стенки вагона, изучением карты метро, разглядыванием спин впереди стоящих или своих же ботинок. Десятки левых рук этой стосороканожки-мутанта были заняты одинаковыми оригинальными сумками, а десятки правых, по-уродски изловчившись, держали не менее одинаковые эксклюзивные смартфоны прямо перед лицами своих счастливых хозяев, и те перелистывали одни и те же страницы в интернете для «не таких, как все», не замечая ничего вокруг. Только дети своей еще чистой энергетикой могли выделиться из этой неповторимой массы, но их голоса оглушал скрип вагона, а крошечные фигурки с головой скрывала толпа, как море скрывает тонущего.

Игорь не прекращал попыток разглядеть в этой субстанции хоть какое-то содержание, пока в череде центральных станций и пересадок её почти всю не высморкало из вагона, и тот опустел чуть ли не на те же пресловутые две трети.

Из нововошедших пассажиров Игоря, пожалуй, привлекла всего пара молодых людей.

Первый из них заступил в вагон на станции «Сенная Площадь». Он был расхлябан и расслаблен. Еще вчера его одежда, прическа и движения были свежими и бойкими, но сегодня все заметно изменилось в противоположную сторону. Тем не менее, это совершенно не смущало молодого человека, он ухмылялся сам себе. Ему не было дела до рекламных наклеек, казалось, он совершенно не беспокоился ни о времени, ни вообще о чем бы то ни было, создавая впечатление человека, который не то, что никуда не опаздывает, а которому в принципе никуда не надо. Он везде уже был, и там, куда сейчас лежит его путь, никто не распнет его на кресте часовой и минутной стрелки.

Он вошел, и, прищурив взгляд точно охотник, метящий в жертву, приземлился на ближайшее свободное место, прямо возле Игоря. Несколько минут пока поезд добирался от «Сенной» до «Техноложки», молодой человек изучал вагон, его сиденья, окна, двери и поручни, почти нагло разглядывал людей так, будто видел их и все вокруг первый раз в жизни. Но спустя пару минут, все-таки потянулся рукой в карман куртки. В этот момент Игорь разочарованно вздохнул: «Ну вот, еще один „не такой, как все“, лезет за своей игрушкой, проверить время, а потом убить его, коротая путь».

Однако, спустя несколько секунд карманных раскопок, в руке парня оказался вовсе не телефон, а несколько сложенных втрое тетрадных листа и огрызок розового карандаша с грязной резинкой. Парень на какое-то время закрыл глаза, потом открыл снова, и, положив листочки на коленку, начал что-то записывать. Писал он всю дорогу, пока Игорь в последний момент не выскочил на своей остановке, засмотревшись на него. Тот и бровью не повел ему вслед. Он писал стих, подбирая слова, отстранился совершенно от всего. Игорю было очень интересно, о чем же тот стих, но разглядеть его сверху-вниз, в моргающем, брыкающемся вагоне, да еще и вверх ногами, у него никак не получалось. В итоге его любопытному взгляду поддались лишь только первые строчки:

С «Сенной» мне надо ехать до конца

По синей ветке и до самого, до юга.

Второй молодой человек в это время уже находился в вагоне. Игорь не заметил, когда тот вошел. Он стоял у самой дальней двери. Казалось, он пытался вжаться в стены вагона, чтобы его никто не мог видеть. Игорю не удавалось прочитать взгляд его глаз, тот прятался за солнечными очками. Но что-то ему подсказывало, что этот парень почти уверен, что внимание всего вагона приковано лишь к нему одному, и даже тусклый, мерцающий свет старой, неисправной лампы, как яркий софит, тоже нацелен именно на него.

Парень уперся взглядом в своё отражение в стекле с надписью «Не прислоняться». На нем были видавшие виды белые кеды, заштопанные джинсы и короткое черное пальто. Периодически начиная судорожно шевелить губами, он разговаривал сам с собой, возможно даже спорил.

Когда двери вагона не спеша разъехались на стации «Парк Победы», он резко развернулся, и, осторожно придерживая сумку, засеменил к выходу, но в шаге от края вагона встал, как вкопанный. Это точно была его станция, но почему-то он не решился сойти на ней. Даже с расстояния длины почти целого вагона Игорь заметил блестящие разводы пота на его лбу и висках. Он снова хотел стать невидимым. Двери с грохотом захлопнулись, и поезд затянуло в сумерки туннеля. Парень чертыхнулся на свою нерешительность, отчаянно стукнул кулаком в резиновый стык дверей, и, не разжимая руки, уперся в нее лбом. Он с такой силой стискивал пальцы, что через несколько секунд его кулак покрылся трупной бледностью.

На Московских воротах они вышли вместе, а дальше Игорь потерял его из виду.