Ветра Пустоши. Книга 2. Новые враги

Дмитрий Литвинов, 2021

Мир вокруг – это Пустошь, бескрайние ядовитые пески, продуваемые буйными ветрами, высушенные под раскаленным радиоактивным солнцем. В немногочисленных местах, пригодных для жизни, основали свои поселения выжившие люди. Окружающий мир враждебен и жесток, ресурсы крайне скудны, на всех их не хватает, поэтому люди, как и их предки прежде, ведут ожесточенные войны друг с другом. Но этого оказывается недостаточно, люди изгоняют из своих поселений более слабых и физически ущербных. Жажда отомстить гонителям и выжить, вернуть себе право снова называться людьми сплотила разобщенных изгоев, сильный и умный лидер повел их за собой. Но хватит ли у них стойкости духа и веры, чтобы переломить ход событий в свою пользу, сломать устои, заставить людей снова считаться с ними и уважать их право на жизнь. К какой из противоборствующих сторон судьба будет более благосклонна? Чьи взгляды, идеологии и убеждения окажутся сильнее и позволят сохранить человеческий облик?

Глава 1. Кровь виновных.

Время лучший лекарь, оно затянет и излечит душевные раны — мы все забудем, все вычеркнем из памяти, мы все начнем заново.

Встреча.

Ветер лениво гнал песок, срывая песчаные шапки с высоких барханов. Песок осыпался вниз сплошной, переливающейся на солнце, блестящей взвесью, наполняя пространство вокруг бесконечным шелестом миллиардов недовольных, потревоженных песчинок. Среди двух высоких барханов, в пойме внизу расположился небольшой лагерь. Между двумя картами, маленьким посыльным и малым двухосным грузовым был натянут навес из плотной брезентовой ткани. Сверху над навесом и настилами палуб были растянуты паруса, образовывая собою еще два яруса навесов. Со всех сторон от основного плотного навеса вниз была пущена и натянута в несколько слоев парусина, образовывая стены укрытия и перегородки внутри него. Таким образом, песок, осыпающийся сверху, не доставлял людям никаких неудобств, он сыпался на верхние ярусы парусины, скользил по ним вниз, за пределы укрытия. Ветер гулял между слоями парусины, проветривая внутренне пространство и вентилируя его, давая людям, разместившимся внутри немного вожделенной прохлады.

Внутри, в одном из отделенных парусиной отсеков, на песке была постелена плотная ткань, несколько мужчин сидели кругом, подобрав под себя ноги, еще несколько сидели за их спинами, слушая, о чем те совещаются. Возле высокого, седоволосого мужчины с татуировкой на лице, стояла ламповая портативная радиостанция. Кабель от рации уходил наружу из огромной палатки, к закрепленной на мачте грузового карта антенне. Отшельник внимательно изучал лежащие рядом бумаги, на которых были отображены точки и тире в произвольной, не повторяющейся последовательности. Бумаги были разложены на несколько стопок, он брал очередную из нужной стопки, быстро пробегал ее глазами и откладывал в другую сторону, в общую стопку. Обладая феноменальной памятью, тексты зашифрованных посланий он мог читать спокойно, необходимые ключи шифрования надежно хранились у него в голове. Широкоплечий коренастый крепыш, с красными зрачками глаз и красной бородой терпеливо сидел напротив, внимательно наблюдая за действиями высокого. Вокруг царила полная тишина. Наконец Отшельник закончил изучение донесений, отложил их в сторону, поднял глаза на Нувела.

— Да, много всего накопилось, пока мы в Пустоше были, дела срочного вмешательства требуют везде. Хорошо, что связь заработала, это много времени нам сэкономит.

— Что там в Атолле?

— Операция прошла успешно. Из наших потерь, только двое братьев в сквере. В остальных группах все живы. Мика и Ратус ранены, но не сильно. Расследование Воеводы забуксовало, но им все же много удалось узнать, Связной опасается, что его самого и ребят раскрыли. Плюс Виолетта, которая чуть нас всех не выдала сама того не понимая. Хорошо, что Связной ее из города вывел. Это из старого. Из нового — Совет конкретно закусился с Воеводой, отстранил его от занимаемой должности, после провальной операции с изгоями. Воевода подчиниться отказался, воины его поддержали, в городе сейчас двоевластие. На открытые конфронтации пока никто не решается. Ключевые, стратегически важные точки города за людьми Воеводы, пока у них паритет сил, все выжидают, что будет дальше.

— Какие наши действия, все по плану?

Отшельник задумался ненадолго.

— Виолетта нам планы немного спутала, но может это даже к лучшему. У меня идея появилась, как это нам на пользу обернуть и Атолл с соседями рассорить.

Отшельник, переключил каналы частот на радиостанции, выставил нужную частоту, несколько раз прокрутил рычаг динамоключа, надел наушники, поднес микрофон к губам, зажал тангенту микрофона — несколько раз произнес позывной абонента. Ничего, шипение в эфире. Через десять минут все повторилось. Потом снова, еще через десять минут. Наконец вызываемый позывной ожил, ответил.

— Принимайте сообщение.

Коротко сказал Отшельник, убрал микрофон, взял в руки телеграфный ключ, начал отбивать сообщение. Закончив, снова поднес к губам микрофон.

— Получили? Хорошо — отбой.

Затем сменил частоты на радиостанции, снова начал вызывать, но уже другой позывной. Ему ответили, он снова отбил сообщение, снова отбой. Затем снова смена частот, новый позывной, новое сообщение. Снова отбой. После чего передал наушники, стоящему за его спиной человеку в серой одежде, тот принялся укладывать аппаратуру в специальный чехол.

— Указания нашим людям в Атолл, в Закатный Становый Союз и в Полуночный Альянс отправил.

— Зачем нам становики?

Спросил худощавый, жилистый мужчина.

— Похоже, брат Мерек, поход на закат у нас намечается, нужно детали тщательно продумать и информацию собрать.

Тот кивнул коротко, за своим вожаком хоть в Пекло.

— Какие новости с полуночи?

Подал голос краснобородый крепыш.

— Наш человек там хорошо закрепился.

— Это который из Артели Рудокопов и Добытчиков?

— Да, Сват, которому мы два года назад должность в Сходе через решение Вече представителей Родов протолкнули. Он отлично справляется, это с его помощью мы в Атолл стволы и боеприпасы с караваном переправить смогли, как раз вовремя. Еще он сообщил, что курьеры со слитками в артель благополучно добрались, правда, за проход по чужим землям откупные пришлось платить, но добрались без происшествий. Сейчас планирую это золото в ход пустить — хочу чтобы Сват вожатого Сама и его семью из долгового рабства у Патрона выкупил. Сам из того же поселения Артели Рудокопов и Добытчиков, у него два младших брата восемнадцать и тринадцать лет, жена молодая, их дочери два годика. Они пять лет как в рабстве за долги отца, тот караван в Пустоше загубил.

— Какой нам прок от него, зачем нам вожатый? Мы и сами через Пустошь ходить умеем.

— Мне он совсем для другого дела нужен. Семью его выкупим, он нам по гроб жизни признателен будет. Семья у него большая, в поселении его уважают, может представителем Рода быть на общем Вече поселения, а это уже фигура. Имея своего человека среди представителей Родов и человека в Сходе, можно уже более серьезно на политику влиять, если деньгами подкрепить, то и решения нужные лоббировать.

— Ну, брат, ты как всегда, на много лет вперед мыслишь! Я рад, что Пустошь тебя к нам много лет назад привела.

В отсек палатки вошел человек, облаченный в серую одежду.

— Парус на горизонте, с полудня приближается. Наши.

— Ну что ж, братья, на этом с делами пока все, пойду изгоев наших городских встречу.

Все поднялись. Нувел, бумаги с донесениями в глубокую ступу положил, капнул на них немного горящего масла из светильника, бумага занялась. Отшельник вышел из палатки в Пустошь встречать гостей.

Парус приближался, рос, уже можно было разобрать очертания карта. Из палатки вышли еще люди, все сзади за спиной Отшельника остановились. Карт приблизился еще, люди в нем начали паруса сбавлять, скелет мачты проступил, обнажился, карт стал замедляться, наконец, в стороне на подъезде к лагерю остановился совсем. Люди с него начали спускаться на песок, коренастый крепыш, одетый в пончо, помог спуститься второму человеку, худому, узкоплечему, тот шел сильно хромая на обе ноги, тяжело ему было идти. К встречающим подошли, сняли капюшоны и повязки, покрывающие лица, очки с глаз на лоб подняли. Мика расплылся в широкой улыбке, лицо уставшее, круги огромные темные под глазами, щеки ввалились, руки в стороны растопырил. За ним девушка идет, волосы темные коротким ежиком вверх топорщатся, усталость на лице. Отшельник им на встречу шагнул, брата в объятия заключил, девушка остановилась в нерешительности. На нее посмотрел, глаза теплые, мягкие. Навстречу шаг сделала, в объятиях обоих мужчин утонула. Наконец высокий их отпустил, шаг назад сделал.

— Рад, что вы добрались. Ну и видок у вас конечно, я уж про запах молчу. Всех аргов в Пустоше распугали?

Сзади зычно засмеялся Нувел, Мерек его поддержал, Мика хохотнул следом за ними, высокий тоже в улыбке расплылся. Девушка стояла в непонимании, переводя взгляд с одного мужчины на другого. Обветренные лица, искрение улыбки, горящие теплым огнем глаза вокруг, усталость пережитых дней разом ее отпустила, боль прошла, уступив место приятной тягучей расслабленности — она тоже рассмеялась как ребенок, звонко и задорно.

— Вам отдохнуть нужно, братья вас проводят. Отдыхайте, восстанавливайте силы, говорить будем завтра.

Солнце уже клонилось к закату. Люди в лагере разошлись каждый по своим делам, кто-то на отдых, другие в караул на ночь заступать. Первым делом Мике и Виолетте дали напиться воды, выдали по куску сытного ковыльного хлеба. После чего девушку проводили в отдельный от мужчин отсек. Откинув в сторону плотную занавеску, служившую дверью, девушка вошла вовнутрь и замерла на пороге в нерешительности.

— Сейчас я воды принесу помыться.

Донеслось до нее сзади из-за спины, но эти слова девушка уже едва расслышала, все ее внимание было приковано к серым глубоко посаженым глазам девочки подростка с каштановыми волосами.

— Здравствуй Виолетта, не ожидала тебя здесь увидеть. Не стой в проходе, проходи, пожалуйста, располагайся.

Спокойно отрешенно произнесла девочка.

— Здравствуй Заира. Конечно глупый вопрос, но все же — как ты?

— В первые дни тяжело было, а сейчас ничего — привыкла. Меня даже погулять выпускают, даже без сопровождения, знаешь почему?

— Почему?

— Потому что я никуда убежать не смогу, пески вокруг лучше всякой охраны, да и мороки… Ты их уже видела?

— Нет.

Отрицательно покачала головой девушка.

— Значит, охотятся в Пустоше. Ничего увидишь еще, вот уж зрелище, я таких огромных бестий никогда не видела. Иногда мы с Анердеем в нарды играем, общаемся много, он какой-то совсем другой, не такой как все. Заболтала я тебя, да проходи же ты.

Сказать, что Виолетта стояла потрясенная увиденным — не сказать ничего. Ворох противоречивых мыслей крутился у нее в голове — дочь Воеводы, та из-за которой в Атолле сейчас кипят нешуточные страсти, рушиться вертикаль власти и экономика целого города. Та, которую силой выкрали, которая страдает где-то в Пустоше, у неизвестных бандитов в плену, сейчас сидит перед ней совершенно спокойно и буднично рассуждает о своем заточении. Девушка была настолько потрясена, что даже не спросила о ком, только что ей говорила Заира. Мужчина в серой одежде принес воду. Виолетта скромно с тазом и ведром ушла в угол небольшого отсека, отделенного тканью. Принялась раздеваться, снять сапоги было тяжело, ужасная боль огнем жгла ступни. Девочка наблюдала молча, потом поднялась, к ней подошла.

— Давай я тебе помогу.

Спокойно предложила она. Помогла снять с Виолетты обувь, ужаснулась ее разбитым ногам, взяла тряпку, начала помогать, девушке омываться. Вода в тазу была какой-то странной, мутной, вязкой и имена слегка приторный запах.

— Какая странная вода. Что с ней?

Задумчиво произнесла Виолетта.

— Это не вода, это сок какого-то растения, оно своими корнями способно уходить на десятки и даже сотню метров вниз, до подземных вод. Сверху растение напоминает корни вывороченного дерева, в периоды между Солнечными Бурями на нем даже цветы появляются, пахнут они правда отвратительно. Я видела, как мужчины делают глубокие засечки на больших отростках и собирают этот сок в емкости, за ночь его можно собрать до нескольких ведер с большого старого растения.

Девочка замолчала, продолжая помогать Виолетте.

— Что с твоими ногами?

— Я больше недели шла через пески Пустоши пешком.

Девочка подняла на нее удивленные глаза.

— Зачем?

— Чтобы встретиться с ним.

— С кем?

— Со Странником.

— Зачем?

— Чтобы помощи у него просить. Понимаешь, кроме него никто во всем мире мне не сможет помочь.

— В чем эта помощь заключается?

— Извини Заира, но я не могу тебе этого сказать, это очень личное.

— Ничего, я понимаю.

Виолетта не могла поверить своим глазам, дочь Воеводы Атолла сейчас помогает ей, обычной проститутке из трактира омывать грязное тело, обрабатывать раны, застирывать одежду. Какая сила могла ее так изменить, изменить до неузнаваемости? Потом девушки еще долго разговаривали, делились каждая своими новостями — Виолетта рассказала Заире о том, как она вместе с изгоями покинула город, как через Пустошь шла, ничего не сказав про сообщников изгоев, оставшихся в городе, которые ей помогли. Девочка рассказала, что с ней было после похищения, о жизни среди изгоев в Пустоше.

Потом Виолетту сморил крепкий и глубокий сон.

Проснулась она от непонятных звуков. Звуки странные, голоса грубые, издавали их явно мужчины, несколько поочередно. Иногда слышны были короткие непонятные команды, иногда лязг металла. Виолетта приподнялась на локте, поймала на себе взгляд девочки подростка, Заира тоже уже не спала.

— Что это?

— Они тренируются, каждый день это делают. Выйди, посмотри, тебе интересно будет.

Виолетта поднялась, штаны и рубаху натянула, носки тонкие вместо портянок на ноги разбитые одела, сапоги обула, из палатки вышла. Солнце только начинало подниматься вдалеке, за барханами. Впереди два огромных черных морока на задних лапах сидят, за мужчинами наблюдают внимательно. Мика тоже возле входа стоит, вперед смотрит сосредоточенно.

— Не бойся, мороки не тронут.

Не оборачиваясь, сказал он девушке. Неподалеку и вправду мужчины в серых одеждах тренируются. Одни боролись, приемы отрабатывали, потом пары менялись. Другие с ножами работать учились, третьи с автоматами холостили — изготовки для стрельбы разные занимали, перезарядку отрабатывали из разных положений: магазин отсоединить, в подсумок убрать, новый достать, примкнуть, затвор перезарядить. С краю высокий человек, вокруг него трое молодых худощавых мужчины, он на голову выше них. Все с ножами против высокого — нападают. Выпад, секущий удар, перехват, подкат. Высокий как змей вертится, никто достать его не может, как песок, ветром гонимый, их обтекает. Подсечка — один из троих на песке. Уход, нырок, удар в живот — еще один на песке. Уход в сторону, руку перехватил, через себя бросок — третий тоже повержен. Высокий выпрямился, что-то троим, сказал, в сторону палатки посмотрел, нож убрал, сюда идет.

— Проснулись уже, как спалось?

— Замечательно отдохнули. К вам можно?

Ответил быстро Мика. Высокий вместо ответа парня по правому плечу легонько хлопнул, тот ойкнул, от боли скривился.

— Плечо сначала восстанови, нам дело предстоит, серьезнее любой тренировки, ты там нужнее.

— Восстановлю, все хорошо будет. Виолетта с тобой поговорить хотела.

Вдруг неожиданно, даже для самой девушки, сказал за нее парень.

— Хорошо, идем в палатку.

— Я наедине, без свидетелей поговорить хотела.

Быстро бросила девушка. Высокий посмотрел на нее внимательно, не понять, о чем думает сейчас. Кивнул.

— Идем.

За палатку зашли, мороки за ними поднялись, высокий им жестом команду здесь остаться дал, послушались. С девушкой за бархан зашли — солнце на желтом блюде перед ними впереди лежит, жаром своим обжигает.

— Я пришла… Понимаешь… Мне помощь нужна…

Слова в горле застряют, не знает, как сказать. Столько раз она эту встречу себе представляла, сотню раз мысленно уже просьбу свою высказала, умоляла, требовала, просила, рыдала, кричала. А сейчас слова горло покидать отказываются. В прошлой жизни говорила много, о разном, со всеми, любого разговорить могла, к любому подход найти, и где это все? Нет уже ничего, жизни той нет, и этого умения нет, та женщина слаба была, унижаясь перед каждым, помощи искала. Женщины той нет — она другая теперь. Сейчас она заново родилась, а эта новая Виолетта, другая совсем — теперь она не будет унижения терпеть, своего требуя, сама возьмет, с ценой не считаясь. Но знает ли она сама об этом? Это еще в глубине нее дремлет, видела ли она это уже? Странник рядом стоит, вперед на блюдо со светилом желтым смотрит.

— Я знаю, зачем ты здесь. Разве денег оказалось недостаточно, чтобы проблему твою решить?

— Нет. Сан сен Гор пробовал помочь — поздно.

Шепотом ответила девушка, слезы на глазах выступили, по лицу потекли, на горячий песок упали.

— Почему?

— Дочь за сына Станового посватана, сына моего он бастардом своим объявил, и год назад на воспитание воинам отдал — не продаст он их.

— Что же ты от меня хочешь?

— Ты все можешь, я знаю, я видела! Верни мне моих детей.

— Виолетта, ты видела людей в лагере?

Девушка опешила, от вопроса — при чем здесь эти люди?

— Да.

— Как, по-твоему, зачем они здесь?

— Ты их сюда привел?

— Под дулом автомата привел?

— Нет, я не так сказать хотела — они за тобой следуют.

— Для чего?

— Чтобы отомстить.

— Зачем им мстить, человеку, которого многие из них даже не видели никогда в жизни?

— Ну, может, тогда… Я не знаю.

Растерянно проговорила она и осеклась.

— Они здесь для другого дела — ради тех, кто их в Ковчеге ждет, ради тех, кто в клетках Атолла томится, ради тех, кого в рабстве становики держат, ради тех, кого на улицах полуночники вешают. И ты меня сейчас просишь, сказать им, что мы должны забыть обо всех других и за твоими детьми на закат отправиться?

— Я…

Девушка не смогла договорить, слезы неудержимым потоком хлынули из глаз, она обхватила живот руками, на колени вниз упала, громко в голос разрыдалась. Странник спокойно присел рядом на песок, подобрав под себя ноги, по-прежнему продолжая на восход смотреть.

— Какую цену ты готова заплатить за две эти жизни?

Спокойно спросил он.

— Проси что хочешь, я согласна на все.

Провыла в ответ девушка.

— Я не спрашиваю о том, что ты готова отдать, я спрашиваю о том, что ты готова забрать.

— Я тебя не понимаю.

Девушка замерла на месте, рыдать перестала, на мужчину смотрит внимательно, всхлипывает коротко иногда.

— Ты должна понимать, какой ценой будет добыта свобода твоим детям — то, что нельзя купить, обычно берут силой. Ты видела, на что я способен, видела мои методы, взять, что нужно мне. Представляешь, что будет там? Ты готова забрать несколько десятков, а может и сотен невинных жизней, чтобы вернуть себе всего две взамен?

— Да готова.

Едва слышно произнесла девушка.

— Я тебя не слышу.

— Да готова, готова!

Громко прокричала она, голос ее хрипел, запнулся, она снова заплакала. Изгой кивнул коротко, глаза полыхнули белым огнем.

— Человек удивительное существо — он может сколько угодно рассуждать о долге, чести, правде, иных добродетелях, учить им остальных, как должно тем жить и поступать, как нельзя делать никогда. Но стоит самому заблудиться в лабиринте реальности, где его добродетели не способны ему помочь, как он тут же отвергает их, поворачивая свое учение вспять, выворачивая его наизнанку.

— Заткнись.

Прошипела девушка рядом. Странник повернул к ней удивленное лицо. Девушка как кошка лапой, быстро отвесила ему ладошкой ощутимую пощечину, руками в плечи уперлась, надавила, назад на спину повалила, собой сверху придавила, губами своими быстро его губы нашла, назад отпрянула.

— Верни мне их, бери для этого что нужно. Мою жизнь бери, чужие бери, сколько нужно, сколько влезет, только верни мне эти две жизни.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, братья закончили тренировку, закончили завтрак, когда Странник и Виолетта вернулись в палатку. Все занимались каждодневной рутинной работой, одни после ночной вахты отсыпались, другие карты осматривали, смазывали механизмы, инспектировали такелаж и паруса, иные оружием занимались — чистили, смазывали. Все готовились. После полудня Странник созвал совет посвященных. Братья собрались в отсеке на покрывале там, где и вчера. У Странника в руках был листок бумаги, с отчетом-шифровкой.

— Вот, только что получил ответ из Закатного Станового Союза. Нас интересует поселение Истрица.

— Значит, ты уже продумал детали, помог кто или сам?

Спросил Нувел, а у самого улыбка на лице. Странник непонимающе смотрит на него. Брат пояснил.

— Слышал, за лагерем волчица утром выла. Сначала подумал, арг подкрался, но потом вспомнил, что у тебя гостья.

Остальные тоже в улыбке расплылись. Странник несильно, ткнул краснобородого кулаком в плечо, тот едва на ковер не завалился, все дружно рассмеялись.

— Вот с тебя хохмач, и начнем. Ты у становиков жил, знаешь, как их поселения устроены, опиши сейчас нам. Особенно интересует, расположение смотровых вышек, оружейной комнаты, караульного помещения, радиоточки и дома Станового.

Нувел кивнул, высыпал в круг, между сидящими мужчинами, небольшую горку песка, ладонью ее разровнял по ткани, пальцем начал условную схему поселения чертить, выделяя, интересующие Странника строения, попутно все поясняя. Он закончил, Странник опять слово взял.

— Наш человек передает, что в поселении сейчас около тридцати воинов и меньше десятка наемников, остальные мужчины безоружны, да вы и сами знаете, что поселенцы, в большинстве своем, работяги и с оружием обращаться не умеют. Караул несут обычно десять воинов, остальные отдыхают — делами домашними занимаются. Оружие после смены они в оружейную комнату сдают, наемники его там-же хранят, при себе у всех только личное оружие — ножи и пистолеты, эти правила одинаковы во всех поселениях Пустоши. Поэтому настоящий отпор смогут дать только воины несущие наряд, охраняющие ворота и стену. Что у нас с пулеметами?

— Печенег в порядке, а вот Утес все время заклинивает, патрон недосылает. Я с ним уже три дня вожусь, пока результата нет.

Ответил Нувел.

— Понятно, нам и Печенега хватит. К поселению подойдем под видом посыльного каравана, под флагами цветов Атолла, одежду их воинов из копальни оденем, остальные нашивки наемников нашьют. Все должны думать, что мы это войско Атолла, за дочерью их Воеводы пришедшие, якобы мы думаем, что ее там удерживают. Поэтому нужно панику среди поселенцев посеять и вопрос «Где она, где дочь Воеводы Атолла?», обронить, чтобы он у них намертво в мозгу отпечатался. Местных безоружных не трогаем, наши цели все, кто с оружием и сопротивление оказывает. Главная цель — захват радиоточки и дома Станового. Когда будем уходить, с их радиоточки посылку Воеводе в Атолл отправим. С координатами места встречи, стравим их между собой. В доме Станового нас интересует девочка по имени Меа и мальчик Мак, забираем их, остальных — под нож. Мальчик может быть среди воинов в караулке, это тоже нужно учесть. Теперь о деталях операции — идем двумя посыльными картами, я с двенадцатью воинами на одном, Нувел, ты и еще двенадцать братьев на втором. Подходим, я свой карт в воротах ставлю, блокируя их, твой сзади, готовый в любой момент паруса поставить и в Пустошь уйти. С картов работаем группами по три человека, по две группы на стратегически важную точку. Шестеро в карте Нувела в резерве остаются, карт к выходу готовят. На моем карте только рулевой, и пулеметчик, рулевой ему ассистирует. Теперь вот цели для групп. Нувел, радиоточка на тебе, взять и удерживать до моего появления. Я в дом Станового. Вы — ваши цели смотровые вышки. В самом начале, пока никто ничего не понял, я постараюсь их из СВД почистить, если не справлюсь ваша задача их заткнуть. Вы — казарма. Пулеметчик отрезает плотным огнем доступ к оружейной комнате. Возьмем с собой гранаты и дымовые шашки, здесь в Пустоше они нам не пригодятся, ветром дымы сдует, а в поселении сильно нас выручат. Сколько у нас противогазов?

— Три десятка, плюс коробок к ним пару ящиков, сами перезарядили химический поглотитель, все нормально.

— Отлично на всех хватает. Нувел ждешь меня, забираешь посылку и в свой карт сразу возвращаешься. Ставишь паруса и в Пустошь уходишь. Я сообщение отправляю и за вами ухожу. Жестить там сильно не нужно, наш приоритет — сообщение и посылка. Всем собираться, выходим завтра с первым ветром.

— Если мы оттуда сообщение отправим, как сюда вперед Воеводы дойти успеем? Нам с ними идти одинаково.

— Успеем. Мы сразу в Пустошь уйдем, а им день на сборы понадобится, у них в Атолле всего одна команда карторов, три остальные с полуночи, они просто так не пойдут, их, скорее всего силой, заставлять придется. Это нам тоже на руку — наш рейд рассорит Атолл с закатниками, а насилие в отношении карторов, рассорит их с полуночниками.

— А если они на это не пойдут?

— Пойдут еще как. У Воеводы пути другого нет, мы его полностью лишили маневра, выбора не оставили. Ему или сюда и хоть какой-то шанс победителем назад вернуться, либо там остаться, растерять авторитет среди воинов и Совету борьбу проиграть. У нас карты легкие быстрые, нам ходу пять дней, им тоже с опытным вожатым, но один день минимум у них на сборы уйдет. В драку сразу, с марша, они не влезут, там воины опытные — разведку сначала проводить будут, чтобы врага узнать, позиции наши выявить, это еще один день. Значит, минимум два дня у нас в запасе будет. Поэтому через четыре дня у радиостанции круглосуточная вахта, как только мы радиоточку возьмем, сообщение в Атолл отправим, и сразу вам весточку пошлем. Как только ее получите, на следующий день лагерь собирайте и к точке встречи выдвигайтесь. Дорога у вас дня три займет, на подготовку нам три дня хватит, много там времени сидеть не стоит — там еще фонить может прилично, нечего лишний раз дозу накапливать. Мерек, по приезду на место готовите наши позиции, вкапываетесь в песок, Мика тебе поможет, он в фортификации хорошо понимает. Главное помните — против нас силы превосходящие будут, нам нужно лишить их маневра и скорости, сковать в узкостях, раздробить. Сможем это сделать — преимущество получим, нет — опрокинут они нас, раздавят, сметут. Мика, держи это в голове, когда позиции укреплять будешь и людей расставлять.

Мика кивнул.

— Потом, сам все равно перепроверишь, поправишь меня, если что не так сделаю.

— Конечно, две головы всегда лучше. На этом, все — готовим оружие и карты, инструктируем людей, потом всем отдыхать.

Поход на закат.

Утреннее солнце поднялось над горизонтом всего несколько минут назад, но группа людей уже давно проснулась и оделась. Они закончили необходимые приготовления, взяли инвентарь, чтобы отправиться в близлежащую округу для рутинной каждодневной работы. Солнечная Буря, наконец, закончилась, можно было работать вне поселения, добывать скудные ресурсы, пополняя ими истощенный за время бури рацион. В этом году было уже две подряд Солнечные Бури, первая продлилась всего месяц, потом через два месяца наступила вторая Солнечная Буря, которая продлилась пять месяцев. Запасы заготовленного продовольствия и чистой воды в поселении сильно сократились, если через несколько месяцев природный катаклизм повториться, людей ожидает сильный голод. Голод уже наступил, еда на столе сейчас бывает один раз в день, а тогда будет раз в три-четыре дня. При таком раскладе, с такими короткими интервалами между бурями, при отсутствии живительной влаги, возделывать почву и высаживать в нее, что либо, не имеет никакого смысла — урожай не успеет вызреть, а скорее всего попросту погибнет.

Закатные земли относительно пригодны для возделывания, в периоды между Солнечными Бурями, когда эти периоды продолжительны по времени и хоть изредка, но с неба выпадает влага. Но сейчас почва была укрыта следами эрозии, выветрена свирепыми ветрами и высушена. На ее поверхности образовались огромные трещины. Но даже когда с неба идет дождь и солнце не высушивает так сильно землю, получить богатый урожай на этой земле невозможно. Трава сейчас вся выгорела, молодой поросли не было — без дождя жизни нет. Деревья тоже скинули лист и сейчас стоят абсолютно голыми. Озеро возле стана обмелело еще в прошлую Солнечную Бурю, в этот раз оно высохло полностью. Стан некогда основала семья (род) Истров, их потомки правят здесь до сих пор, стан по-прежнему носит название по имени рода его основавшего — Истрица. Единственный источник продовольствия и пропитания сейчас, пока не пошли дожди, это рыба, живущая в этом озере. Когда озеро начинает пересыхать, рыба зарывается глубоко в грунт и там, в анабиозе, дожидается прихода дождей. Группа людей сейчас как раз собирается отправиться на поиски и сбор этой рыбы.

Худая, стройная девочка, с длинными вьющимися волосами, тоже готовиться снова, как и каждый день, идти в Пустошь, чтобы тяжело работая, найти пропитание для семьи. Хотя это не ее родная семья, никогда ей не была и никогда не станет, не смотря на то, что через год она выйдет замуж за младшего сына главы семейства. Шесть лет назад она против воли попала сюда вместе с матерью и младшим братом, долги отца сделали и ее должницей, а жадные, ненасытные и беспринципные люди лишили ее свободы, права выбора, и права на жизнь, жизнь вне чужой воли и желания. Эти люди надругались над ее матерью, а потом разлучили их, продав далеко за пределы поселения, другим жадным и беспринципным людям. Год назад этот же человек разлучил ее с братом, отдав его на воспитание воинам, а ее саму, обязал выйти замуж за мерзкого и заносчивого юношу — своего сына. Шесть лет сердце болело, копило злобу и ненависть к этим людям, злоба требовала выхода, девочка строила коварные планы мести. Девочка была не глупа и понимала, что сейчас она полностью бессильна. Но, на примере старших братьев своего суженного и их отношений с женами, девочка прекрасно осознавала, какую власть над мужчинами имеет женщина, но не глупая и взбалмошная дурочка, а холодная и расчетливая вея — дикая кошка, хитрая и коварная владычица Диких Земель.

План мести созрел в голове девочки — обратить свое горе и несчастье, горем для ее гонителей. Благо будущий ее жених хоть и был жесток и неуравновешен, но он был туп и до крайности внушаем, манипулировать им у нее даже сейчас получалось неплохо, что уж говорить о том моменте, когда она будет с ним делить супружеское ложе.

— Меа!

Детский голос остановил девушку. Она посмотрела на сопровождавших ее людей.

— Идите, я догоню, я скоро.

Бросила она им и пошла к темноволосому мальчугану. Тот с разбега обнял ее.

— Я скучал по тебе сестренка, где ты пропадаешь все время?

С обидой в голосе сказал он.

— Я тоже скучала, братишка, но ты ведь знаешь, что у меня нет для себя даже минуты времени — если я не работаю в Пустоше, я работаю в доме или в городе. Да и ты тоже с воинами занят постоянно.

Девочка встревожено посмотрела в сторону караульного помещения.

— Они тебя не хватятся?

Мальчик отрицательно помотал головой в стороны, продолжая обнимать сестру.

— Еще рано они все спят, сейчас только постовые не спят, но их в караулке нет, они на местах.

— Вот держи.

Девочка достала из маленького кармашка, спрятанного в складках платья, небольшой кусок черствого хлеба, протянула брату. Тот с жадностью схватил его, потом помедлив, спросил.

— А ты, ты ведь и так ничего не ешь, вон какая худая? Мама расстроиться, если тебя такую увидит.

— Со мной все в порядке, мама нас любыми рада будет видеть. Я-то в доме Станового живу, а вот тебя среди воинов не кормят совсем. Ешь, давай.

Мальчик с жадностью набросился на засохшую краюху хлеба.

— Как ты бедный мой, справляешься?

Ласково спросила девушка, погладив брата по волосам.

— Нормально, в двух нарядах старшие хорошие, не обижают меня, только в одном старший лютый дядька, бьет за малейшую провинность.

— Часом не сегодня его смена?

— Нет, он вчера был, вон синяк, какой поставил.

Мальчик продемонстрировал полностью синее предплечье на левой руке.

— Потерпи родной, немножко, закончиться все скоро.

Девочка печально вздохнула, прижала к себе брата. Его подбадривает, а сама не верит, что это вообще закончиться когда-то. Раньше еще верила, что мама вернется, заберет их отсюда, а сейчас она даже не знает, жива та или уже, может и не стало ее.

— Мне пора.

— Когда мы еще сможем, увидится?

— Через два дня. Хорошо?

— Обещаешь?

— Обещаю!

Сестра еще раз обняла брата на прощание, в лоб поцеловала и к воротам, ведущим в Пустошь, пошла. Группа людей уже далеко уйти успела, маленькие фигурки в далеком мареве на горизонте маячили. Девочка на ходу убрала волосы в пучок, платком голову обмотала, очки на глаза одела, побежала людей впереди догонять.

Группа людей в плотных одеждах, с наглухо закрытыми лицами, дошла до нужного места в Пустоше. Земля здесь большими ямами была изрыта. Ямы вниз уходили на пару метров, чтобы в них спуститься, нужно было воспользоваться лестницами, установленными ранее, в предыдущие дни. В группе были и мужчины и женщины, мужчины несли шанцевый инструмент — кирки да лопаты, женщины корзины, ведра и веревки. Вниз по лестницам спустились, инструмент и ведра разобрали, за работу принялись. Одни кирками куски жесткой твердой земли откалывают, на куски помельче ее дробят, другие руками перегребают, пустую землю в сторону откидывают. За ними люди с лопатами эту землю в ведра и корзины собирают. Четвертые ведра наверх подают. Сверху пятые подальше от ямы ее относят, высыпают и ведра назад на веревках опускают. Пыль густая поднялась, плотные платки–повязки, и очки на лицах спасают людей. Пыль высоко вверх из ямы поднимается, дальше ее утренний ветер подхватывает, в сторону стана относит. Иногда, в дробленных пыльных кусках земли, рыба попадается, разная — мелкая, большая, окрасов разных. Люди сортируют рыбу, некоторую отдельно в ведра складывают — эта для еды пригодна. Другую рыбу обратно в пыль выбрасывают — эта отравленная, есть ее нельзя. Солнце высоко над горизонтом поднимается, припекает, душно становиться, дышать тяжело, каждый замах кирки, каждое движение лопатой даются все труднее и труднее, каждое ведро земли становиться все неподъемнее — люди устали.

— Все, хватит на сегодня, собираем инструмент, пора возвращаться в стан!

Командует старший. Но люди знают, что эта фраза обманчива и лжива — сегодня работа еще не закончена, они сейчас вернуться в поселение, чтобы переждать пик солнечной активности, чтобы спустя несколько часов вернуться сюда снова.

Все поднялись из ямы наверх, вереница людей к поселению потянулась, неся скудную добычу — три ведра рыбы, собранные сегодня.

**********

— Парус с восхода приближается!

Прокричали со смотровой вышки, возвышавшейся, на пять метров выше трехметрового бетонного забора, которым по периметру было обнесено поселение.

— Еще один, два паруса!

Седой воин поднялся на стену, стена не широкая, метр всего шириной. Ограждения на ней сверху бетонные по пояс, с наружной стороны, за которыми укрыться можно в случае огневого контакта при нападении противника. Воин бинокль из подсумка извлек, один окуляр треснувший. Вот гадство, с такой рухлядью в караул заступать каждый раз — надоело уже, неужели новый не выторговать никак у соседей или копачей, это ведь глаза наряда! Бинокль к глазам поднес, мутно все впереди, карты очертания нечеткие имеют, кажись посыльные небольшие. Странно, почему сразу два? Так, что за флаги у них на мачтах? Не разобрать, расплывается картинка, далеко еще, пусть ближе подойдут. Так, уже что-то видно — цвета Атолла. Послы, наверное, делегация какая поди, прибыла к Становому — правителю их станом, а может и к самому Вожичу — правителю Закатного Станового Союза, отсюда поедут. Все наслышаны, что в Атолле проблемы серьезные, только никто не наслышан с кем. Может с полуночниками, а может, Демоны Пустоши опять вернулись. Не к добру эти два паруса к ним прибыли, ох и не к добру — принесут они им беду.

— Поднять голубой флаг, посыльного к Становому отправить мухой, доложить о гостях!

На шпиле самой высокой мачты поселения трепыхался на ветру флаг Закатного Станового Союза — изображение рыбы на желтом фоне, внизу которого была подшита черная полоса — цвет Истрицы стана. Под ним вверх взмыл сигнальный флаг, оповещающий гостей, что в стане готовы их встречать.

Подъезжают. Паруса начали складывать, задний карт заметнее отстал.

— Открываем ворота! Двое со мной встречать.

Мощный засов, закрывающий ворота, в сторону сдвинули. Створки ворот в стороны разошлись. Первый карт паруса уже убрал, накатом шел. При подъезде к воротам останавливаться начал, кабина в ворота прошла, совсем остановился. Старший дежурной смены охраны в сопровождении двух воинов на встречу идет, автоматы беспечно за спинами. Еще несколько воинов неподалеку во дворе, двое на стене, по одному на двух смотровых вышках, стоящих немного поодаль. Воины пытаются карт рассмотреть, что случилось, почему остановился в воротах, почему у него паруса так сложены, не разглядеть что внутри? Паруса вверх откидываются, выстрел резкий хлесткий, как будто плеткой стегнули, секунда, за ним второй. Серые фигуры из-под парусов на землю прыгают, свист в воздухе, дверь водителя открывается, вспышка длинная раскатистая оттуда, сверху из грузового отсека карта ее еще две поддержали. Седого воина и двоих, которые с ним, срезает длинной очередью. Пространство вокруг наполняется канонадой выстрелов, стреляют длинными очередями. Во дворе шашки разрываются, пространство вокруг заволакивает постепенно едким дымом. Почему молчат пулеметы на вышках? Пулемет на крышу карта установлен, пулеметчику сектор прутами металлическими, в крышу ввинченными, помечен, в направлении оружейной комнаты, она по правую руку от караульного помещения, ошибиться нельзя — сейчас дымами двор закроет, своих людей огнем накрыть можно будет. Очередь в сторону оружейной комнаты ушла. Пристрелочная. Скорректировался, следующая точно в цель пошла. Люди в серых одеждах в разные стороны рассыпались, в ворота еще несколько вбежало. Стреляют только серые, в ответ стрельбы почти нет, если где и начинает стрелять в ответ — почти сразу умолкает. Граната, взрыв, второй, потом еще. Поселение вокруг наполняется криками ужаса, боли, истерики, мольбами о помощи и пощаде. Печенег грохочет за спиной короткими очередями, в тон ему подпевают автоматы, изредка раскатистым басом ухает дробовик.

Высокий наемник в сопровождении еще двоих, прокладывает себе путь по улицам короткими очередями из АКСУ. По другой стороне улицы еще одна группа из трех человек огнем поддерживает высокого, рядом с ним идут. Сзади третья группа, отстав на шесть метров, спины им страхует, раненых противников добивает, боковые улочки зачищает. Вот и нужный дом, выделяется на фоне остальных размерами, убранством.

— Дымы ставим!

Хлопок, шипение, сразу еще несколько. Площадку вокруг дома начало затягивать едким тяжелым дымом.

— Внимание, взрыв!

Мощный взрыв входную дверь выбивает. Граната внутрь пошла, взрыв внутри. Люди в серых одеждах с нашивками наемников на рукавах быстро входят в дом, раздаются одиночные выстрелы. На входе двое остались, улицу держат, остальные попарно помещения осматривают, зачищают. Воин раненый, осколок в животе на полу лежит. Высокий склонился над ним.

— Заира, дочь Воеводы где?

Глаза полные ужаса, руки рану на животе зажимают, кровь сочиться из-под них.

— Какого Воеводы?

Голос дрожит, страшно ему умирать, не хочется. Другой наемник наклонился, автомат подобрал, разоружил раненого.

— Воеводы Атолла.

— Не знаю. Я не понимаю, нет ее здесь.

— Становый здесь!

Голос со второго этажа зовет. Наемники ушли, раненого на полу оставили. Не слышно больше в доме выстрелов, на улице только изредка короткие очереди раздаются.

Высокий наемник на второй этаж поднялся, остальные внизу остались, закрепились на случай штурма. В комнату вошел — времени мало, дел еще много. Двое наемников с автоматами в серых одеждах в комнате стоят, полный лысый мужчина на диване видит, женщина рядом, довольно молодая, на руке его повисла. Трое мужчин: старшему на вид за двадцать, младшему пятнадцать. Девочка подросток с ними, худая, волосы темные вьющиеся, на мать очень похожа, ошибиться сложно. Еще две девушки постарше с ней рядом, скорее всего жены старших сыновей.

— Ты Меа?

Коротко спросил высокий.

— Да это она. Кто вы, что вам нужно?

Дрожащим голосом полный мужчина ответил. Высокий кивнул стоящему рядом мужчине, то к девочке подошел, руку протянул.

— Идем, не бойся.

— Куда вы меня забираете?

— К матери тебя отвезем. Где Мак?

— Он с воинами.

Девочку увели.

— Так вы от Виолетты?

С удивлением спросил полный мужчина. Высокий напротив него на корточки присел, противогаз с лица снял — лицо страшное, шрамами покрытое, татуировка на нем — вязь какая-то.

— Ты удивлен, не ожидал, что и за рабыню есть, кому заступиться и кому отомстить? Людей как вещи использовать привык?

— Ее муж караван сгубил, она долги его возвращала.

— А ты ей выбор дал? Или сразу вещью обратил? Вершителем судеб чужих себя почувствовал?

Высокий взгляд на троих юношей перевел.

— Кто из вас воин?

Тишина в ответ.

— Вот и детей своих ты приучил на чужих спинах ездить, благами себя окружать, людей использовать. Сколько денег вам нужно, чтобы счастливыми быть?

Снова тишина.

— А долг Виолетты во сколько оцениваете? По-твоему, два года унижений, продажа ее в бордель, детей у нее забрать, их самих будущего и выбора жизненного пути лишить — это мало? Ты их в собственность превратил!

Щеки красные затряслись, слезы выступили.

— Забирайте, забирайте их, прошу…

— Конечно, заберу. Держи.

Высокий полный квадрат серебряный ему протянул, тот в руки взял, не понимая ничего.

— Что это?

— Я думал, ты знаешь. Это деньги, за сына твоего старшего.

Высокий руку с пистолетом в голову старшего юноши направил. Выстрел — красным в стороны брызнуло, тот замертво упал. Женщины завизжали, у полного истерика началась, глаза бешенные, вскочить попытался. Высокий его ударом ноги в живот на спину сбил. Комната наполнилась одиночными хлопками, едкий кислый дым заволок ее полностью. Полный мужчина задыхаясь, лежит на спине, пытается жадно втянуть ртом воздух. Высокий наемник к нему подошел.

— Столько ты за Виолетту выторговал, удачная сделка?

Сверху еще один полный серебряный квадрат упал, затем еще.

— Вот тебе пять полных серебряных квадратов, по одному за каждого члена твоей семьи. Как по мне выгодная сделка. Во сколько собственную жизнь оценишь?

— Не нужно, прошу.

— А она тебя просила? Что ты ей на это ответил?

— Пожалуйста…

Со стоном, голосом полным страха и отчаяния Становый произнес. Высокий нож достал, над ним склонился, короткий удар, хрип. Полный мужчина затих. Высокий наемник лезвие о его халат отер, в ножны убрал.

— Пора, все к радиоточке выдвигаемся.

Три группы от дома Станового двигались тем же порядком — обе стороны улицы контролируя, третья группа замыкающая — тылы страхует. К углу дома подошли, за ним уже радиоточка. Улица плотным дымом затянута, перед зданием несколько человеческих фигур на земле лежат, в серой одежде среди них нет никого.

— Не стреляйте, свои! Три восемь!

Прокричал кодовое слово высокий наемник.

— Четыре один! Проходите.

Донеслось со стороны здания. Ответ получен, все в порядке, в здании братья. Вышли, быстро улицу пересекли. Нувел в здании, двое раненых у него, их перебинтовывают.

— Как у вас дела?

— Все в порядке, ранения легкие, радиостанция не повреждена, оператор жив.

— Отлично забирайте девочку, и раненых, отходите к караулке. Вы тоже с ними, мне здесь двух групп хватит. Нувел, по пути внимательно караулку осмотрите, живых допросите, мальчик там должен быть, в доме Станового его не было. Как только его отыщите, сразу в Пустошь уходите, нас не ждите, за два часа до заката остановитесь, мы нагоним.

— Хорошо, удачи брат!

Коренастый крепыш, высокого по плечу хлопнул. Раненых подобрали, к девочке одного человека в охрану приставили, ушли, в дыму растворились. Высокий наемник подошел к оператору, лежащему на полу, рывком его на ноги поднял, на стул силой усадил. Лысый щуплый мужчина жался и трясся всем телом.

— Частоту Атолла ставь, оператора вызывай.

— Но я же, меня же…

Высокий пистолет достал, к колену лысого дуло приставил.

— Хорошо, сейчас, не стреляйте!

Тумблерами пощелкал, микрофон ко рту поднес, кнопку нажал.

— Башня, Башня — Туре на связь. Башня, Башня — Туре на связь.

— Слушаю Тура, Башня на связи!

Лысый мужичок вопросительно на высокого наемника уставился, тот микрофон у него из рук взял, кнопку нажал.

— Башня, принимайте сообщение для Воеводы.

Микрофон положил, телеграфный ключ взял, короткое сообщение морзянкой отстучал. Снова микрофон взял.

— Как приняли Башня?

— Сообщение приняли, это все?

— Да, конец связи.

— Конец связи.

Мужичка со стула стащили, в угол комнаты швырнули, Высокий сам тумблеры пощелкал в нужное положение, микрофон опять ко рту поднес.

— Фантом, Отшельнику на связь.

— Фантом на связи.

— Сообщение принимайте.

Снова на телеграфном ключе сообщение шифрованное отстучал.

— Приняли? Отбой связи.

На месте повернулся, пистолет в сторону мужичка лысого направил. Вспышка, хлопок, тот на полу обмяк. Две длинных автоматных очереди по радиостанции прошлись, щепки из нее выбили. Люди, в серых костюмах, молча покинули здание. В городе уже никто не стрелял, тишина в воздухе висела, Печенег тоже молчал. Две группы, во главе с высоким наемником, до карта добрались, по пути никого не встретив. Пулеметчик на крыше через прицел вперед смотрит внимательно, пулемет молчит.

— Нувел проходил?

— Да порядок, дети с ним.

Сверху откликнулся пулеметчик.

— Выводим карт!

Люди на рычаги тяговых лебедок налегли. Карт попятился назад из ворот. Высокий наемник из подсумка длинный цилиндрик достал, за шнур резко потянул — хлопок, шипение — красная ракета вверх ушла. Карт за ворота вышел, люди паруса ставят, пулеметчик по-прежнему ворота под прицелом держит, высокий с автоматом тоже, снизу его страхует.

— Не стреляйте, свои! Три восемь!

Донеслось из-за ворот.

— Четыре один! Проходите!

Люди в серых одеждах начинают выходить, к карту быстро бегут. Двоих несут, один стонет, второй обмяк в руках, еще одного под руки ведут. Погрузились, паруса поставили, паруса ветром свежим наполнились, карт в Пустошь на восход покатил.

Лица союзников и лица врагов.

В воздухе гостиной витал аппетитный запах сочного жареного мяса, легко приправленный запахом свежевыпеченного ковыльного хлеба, дополнял гармонию запахов легкий сладкий аромат травяного настоя. В гостиной за столом сидели двое мужчин: статный седобородый старик, с повязкой вместо левого глаза и крепкий воин, с зачесанными назад черными волосами. Мужчины острыми ножами сочное мясо отрезают, в рот отправляют, хрустящим хлебом заедают, душистым травяным настоем запивают.

— Агате сегодня снова не здоровиться, от завтрака отказалась. Лекарь говорит, что это от нервов. Разве я сам не понимаю? Если и дальше так себя изводить будет, от истощения умереть может. Что там слышно, есть новости?

Седой мужчина спросил у воина. Тот вилку и нож в сторону отложил, губы тряпкой отер.

— Вчера толпа склад продовольственный вскрыла, охрана не справилась. Люди обезумели уже от голода, страха нет, хотя без провокаторов, конечно же, здесь не обошлось, но выявить их не удалось. В результате применения силы трое горожан и один полицмейстер погибли, склад разорен полностью. Карательную экспедицию снаряжать будем?

— Конечно, ишь удумали, поганцы, во время голода общее добро разворовывать! Выявить и каждому руку отрубить, у кого с того склада хоть что-то отыщется.

— Там и ремесленники в толпе замечены были.

— А закон он для всех один, преступил его — будь добр получи наказание.

— Двоих торговцев вместе с семьями ночью вырезали, их дома обчистили полностью. Торговцы роптать стали, Совет недоволен.

— А не нужно было меня от должности отстранять и этого наемника назначать, пусть теперь разгребают. Ты смотри, устроили тут — сижу у себя в доме на осадном положении, окна забаррикадированы, вооруженной охраны полный дом, как будто ни сегодня-завтра штурмовать будут. Что с расследованием?

— Какое расследование? В этом бардаке давно уже все пропало и прахом обратилось. Как тут расследовать, если в одну часть города вообще не сунешься, а для другой полномочий нет? Да и людей тоже нет.

— Вышибалы объявились?

— Нет, как сквозь землю провалились.

— На трактирщика все-таки думаешь?

Воин кивнул.

— Уверен он или с ними заодно, или покрывает их. Но то, что он замешан, в этом я уверен.

— И что, так и будем ждать?

— А что нам еще остается делать? Они Заиру для торга выкрали, значит, скоро сами на связь выйдут.

— Внимание, движение по улице!

Прокричал воин, который наблюдал за улицей, ведущей к дому, из-за баррикады у окна. Послышался щелчок снимаемого предохранителя, лязг затвора. Мужчины вскочили из-за стола, стоящие рядом автоматы похватали, тоже привели их в состояние боевой готовности.

— Это свой, наш воин бежит!

Доложил наблюдающий у окна воин. Мужчины расслабились, флажки предохранителей назад подняли. Стук в дверь, другой воин двери открыл. Посыльный с улицы прошел в дом, представился, к седому мужчине подошел.

— Воевода Верд сен Вер, только что получили.

Посыльный протянул Воеводе бумагу. Тот ее быстро из руки выхватил, развернул, глазами пробежал.

— Ничего не понимаю. Игер, что это значит, шифровка какая-то?

Он протянул записку воину с черными, зачесанными назад волосами. Тот записку взял, в свою очередь смотрит на нее — первое слово Заира, значит, записка касается дочери Воеводы, потом цифра двузначная стоит, вверху нее кружочек, следом еще одна двухзначная цифра с черточкой вверху, потом еще одна с двумя черточками вверху. Далее тире и снова двузначные цифры с кружочком, одной и двумя черточками вверху. Действительно непонятно, цифры не повторяются, что все это может означать. Плечами пожал.

— Нужно подумать.

Мужчины к столу вернулись. Сидят, думают, записку и так и эдак вертят — понять ничего не могут.

— Где-то я уже похожие цифры видел, где же это было…

Задумчиво Игер произнес.

— Вспоминай, вспоминай — сейчас это очень важно.

Воевода явно волновался.

— Совершенно ясно, что это та посылка, которую мы ждали. Вспомнил — на постоялом дворе видел! Я туда.

Воин поднялся с места.

— Сам не ходи, людей возьми с собой.

— Мне надежные люди понадобиться могут.

— Все самые преданные и надежные в этом доме.

Воевода троих воинов подозвал.

— Они с тобой пойдут. Что, друг Игер, думаешь — пора нам в поход собираться?

— Скоро это выясниться, но что-то подсказывает мне, что да!

Игер, в сопровождении воинов, из дома Воеводы направились в сторону городских ворот. Не доходя до них, в улочку свернули, к постоялому двору вышли. Внутри, в зале за столиками сидело несколько караванеров, люди общались между собой. Их разговоры разом оборвались, когда они увидели, вошедших. Игер обвел взглядом зал — вожатого здесь не было. Он прошел к одной из стен, не обращая внимания на сидящих за столами людей, принялся внимательно картины, висящие на стене, изучать, быстро переходя от одной к другой. Наконец его взгляд остановился на одной из картин. Он ее изучал с минуту, потом снял со стены, подошел к караванерам, сидящим рядом за столиком.

— Что это?

Те на картину посмотрели, на воина в недоумении глаза подняли.

— Остров среди вод океана, из прошлой жизни.

— Я об этих цифрах снизу спрашиваю, что они означают?

Караванеры плечами пожали.

— Откуда нам знать.

Игер остальных караванеров обошел — результат такой же. У кого же спросить, кто это знать может?

— Лекс вожатый где?

— У себя в комнате, где ж ему еще быть.

Пожал плечами картор. Игер быстро наверх поднялся, воины за ним. Комнату вожатого отыскал, постучал. Тишина. Он снова постучал — ответа нет. Воин дверь силой толкнул, легко поддалась, не заперта. Открыл внутрь вошел. Вожатый на кровати лежит, глаза открыты, в потолок смотрит.

— Эй, парень, ты живой?

–Ааааа, этооотыыы…

Протянул тот.

— Ты что пьян? Понятно.

Игер развернулся — мастер-помощник Гикс в комнате напротив живет, в его дверь постучал. Спустя немного времени мастер-помощник Гикс открыл дверь.

— Что с Лексом, он что пьян? Откуда самогон взяли — в городе сухой закон?

— Он под грибами.

— Он что совсем сбрендил, с чего вдруг?

— Не знаю, он уже больше недели вообще не с кем не общается, а до этого о девушке какой-то горевал. Бросила она его что ли, я толком не понял.

— У тебя та трава есть, которая симптомы грибов снимает?

— Осталась еще.

— Давай, заваривай ее и неси сюда, будем нашего страдальца в чувства приводить.

Мастер-помощник Гикс ушел, Игер в комнату вожатого зашел, от запаха поморщился — похоже, тот не только больше недели ни с кем не общался, но даже не выходил отсюда, даже по нужде. Нет, лучше в коридоре подождать, пока отвар принесут. Мастер-помощник Гикс скоро пришел, дымящуюся кружку принес, Игеру протянул. Тот снова на комнату вожатого покосился.

— Нет, так не пойдет, вы двое тащите его в зал.

Два воина в комнату вошли, вожатого подмышки выволокли, тот, что-то возмущается, языком еле ворочает. Все вниз спустились, вожатого на стул за столик усадили, Игер напротив сел, слева мастер-помощник Гикс. Вожатого сзади воины поддерживают, чтобы со стула не упал. В зале тишина, все за представлением наблюдают. Игер чашку с отваром перед Лексом поставил.

— Пей.

Тот головой помотал, набок завалился, воин его подхватить успел, обратно на стул усадил.

— Пей, говорю, а то сейчас в ухо заработаешь.

— Бееей. Все, даавайте, беейте меняя.

— Размазня ты, тряпка. Прав я тогда был. Соберись, давай, отвар выпей. Заира нашлась.

Лекс глаза мутные поднял на Игера, сфокусировать не может их. За кружкой потянулся, промахнулся. Мастер-помощник Гикс помог ему кружку взять, ко рту поднести. Лекс глоток сделал, закашлялся.

— Гдее?

— Это ты мне сейчас скажешь, пей, давай.

— Яяя? Яя не знааюю.

Протянул вожатый, головой мотнул. Игер мастер-помощнику Гиксу кивнул, тот еще глоток помог вожатому сделать, потом еще глоток.

— Понимаеешь, онаа бросила меняя.

Еще два глотка.

— Я к ней ходиил, а он, меняя в живоот, двери закрыл.

Еще несколько глотков.

— Пристрелю, говорит, если еще раз на пороге увижу.

— Кто?

— Трактирщик этот.

— Нормально, протрезвел?

Вожатый кивнул, комнату взглядом обвел, на себя посмотрел, поморщился брезгливо — видок был тот еще.

— Что эти цифры значат Лекс?

Игер картину на стол положил, пальцем на цифры снизу указал.

— Координаты.

Одновременно ответил Лекс и Гикс. Игер ошарашено голову поднял — столько времени потратил, чтобы в чувства вожатого привести, а оказывается это и у мастер-помощника узнать можно было.

— Какие координаты?

— Координаты этого острова, который на картине изображен.

— Что они обозначают?

— Место, где этот остров находится, чтобы его проще отыскать можно было. Только для этого схема топографическая нужна. Раньше она картой называлась. Не нужно путать с картами, на которых мы сейчас через пески ходим.

Мастер-помощник Гикс выдал подробную справку.

— А это тогда что за координаты?

Игер на стол записку положил. Гикс тоже внимательно посмотрел, плечами пожал. Лекс поморщился, виски потер, помассировал пальцами.

— Координаты, где Заиру найти можно.

— Как это сделать?

— Карта старая нужна, ну схема топографическая довоенных времен, чтобы на ней точку эту найти. С картами теми работать нужно уметь.

— Кто из вас это умеет делать?

Коротко спросил обоих Игер.

— Я нет, я только в книгах об этом читал.

Ответил мастер-помощник.

— А ты парень?

Вожатый коротко кивнул.

— Отец показывал, просто так, для общего развития. Только я не знаю где такую схему топографическую сейчас отыскать можно.

— Зато я, кажись, знаю.

Игер встал из-за стола.

— Идем, что ли друга твоего старого навестим.

— Какого друга?

С непониманием на него вожатый уставился.

— Трактирщика, у него в трактире всякого хлама навалом, наверняка и схемы эти есть в достатке.

— Нет, туда не пойду.

Вожатый головой машет.

— Да не дрейфь парень! Обижаешься еще на него до сих пор, что он тебя избил? Забудь — с нами вон какие красавцы будут.

Игер на троих вооруженных воинов пальцем показал, к вожатому наклонился.

— Так, что будет шанс поквитаться, они его подержат, пока ты ему обиды старые вспоминать будешь.

Игер заговорщицки подмигнул вожатому, выпрямился, выдохнул — да дух от вожатого ужасный исходил. К двери пошел, воины вожатого под руки подняли, к двери направили, сами следом пошли.

Прогулка по улице привела немного в порядок мысли вожатого, освежила, развеяла пьяный угар последних дней. К трактиру дошли быстро, окна первого этажа, как и прежде, ставнями массивными деревянными закрыты, дверь тоже заперта.

— Так, ты давай к заднему выходу, сильно не светись, но чтобы никого ни упустил, если выйти надумает. Действуй по обстоятельствам.

Проинструктировал Игер одного из воинов. Тот кивнул и быстро за трактиром скрылся, перевесив автомат на грудь. Остальные воины, включая Игера, так же поступили, вожатый за их спины отошел. Игер в дверь тяжело постучал, сам в стороне от профиля двери держится, воины тоже в двух шагах сзади по обеим сторонам рассредоточились.

— Кто пожаловал?

Из-за дверного полотна донеслось.

— Ящер! Давай открывай трактирщик, не дури — некогда мне с тобой играть! Не откроешь сам, двери взорвем!

В ответ крикнул воин.

— Пару минут обождите, за ключами схожу, не нужно нервничать, сейчас я вам открою.

Воины как по команде предохранители сняли, послышался лязг взводимых затворов, все замерли в ожидании. Минуты тянулись мучительно долго, нервы Лекса, как и в прошлый раз, сдали у первого.

— Открываю, не стреляйте. Слышите?

Опять с той стороны двери глухо донеслось.

— Открывай! Никому без команды не стрелять.

Скомандовал Ящер. Послышался щелчок поворачиваемого механизма замка, дверь осторожно в сторону приоткрылась, в образовавшейся щели показалась только часть лица трактирщика. Он неспешно осмотрел улицу, пришедших, оценил обстановку. Дверь полностью открыл, в сторону отступил, пропуская гостей. Воины аккуратно, держа хозяина на прицеле, внутрь поочередно зашли, последним в трактир с опаской вошел вожатый. В этот раз в руках хозяина оружия не было, он закрыл за вошедшими людьми дверь и тоже в зал направился.

— Какими судьбами?

Спокойно спросил трактирщик. Выдержка у него по-прежнему была отменная.

— Дел много накопилось, да и вопросов тоже. Но ведь ты на них все равно ответить не согласишься?

Ящер медленно протянул. Сан сен Гор бровь удивленно поднял.

— Отчего не ответить, если что и знаю, поделюсь обязательно.

— Вышибалы твои не объявлялись, а может, подскажешь, как мне самому можно их отыскать?

— Эти, нет — не появлялись.

Грустно покачал головой трактирщик. Хорош актер, держится правильно.

— Ну, я так и думал.

Вздохнул Ящер.

— Ладно, Лекс давай ищи то, за чем пришли.

Обратился он к парню.

— Ты глаз с трактирщика не спускай, а ты за вторым этажом следи.

Расставил он воинов. Вожатый постоял немного, на месте помялся, к полкам пошел, рыться на них начал старые довоенные бумаги перебирая. Ящер тоже лениво по залу прохаживался, на полки иногда поглядывал, да на трактирщика косился. Наконец до него донеслось от одной из полок.

— Кажись, нашел, так мне еще вот это нужно, ага и линейка. Карандаш еще нужен.

Обратился он к Ящеру.

— У меня нет. У тебя есть?

Спросил он трактирщика. Тот кивнул, к стойке сходил, карандаш принес, воин все это время контролировал все его движения, глаз с него не спускал. Карандаш вожатому отдал. Поморщился то ли от запаха, то ли от неприязни к парню, назад отошел. Лекс над старой картой склонился, записку с координатами рядом положил, начал линейкой что-то отмерять, высчитывать. Потом линию сверху вниз провел, затем еще одну слева на право. Карандашом, в месте их пересечения, точку поставил.

— Вот здесь она.

Ящер к столу подошел, над ним склонился, на карту смотрит — линии какие-то плавные изгибаются, между ними цвета разные: зеленые, коричневые, номера, цифры, слова какие-то. Ничего не понять. Точка, которую вожатый поставил, на огромной серой фигуре стоит, фигуру эту другие образуют, в основном черные прямоугольники.

— Что это?

— Город большой старый, довоенный, он в этом месте раньше был. — Лекс карандашом его профиль обвел. — Он все еще там-же и находиться, только под песками Пустоши.

— А ты знаешь, как его отыскать?

— Да, я это место знаю.

— Хорошо, тогда нам, пожалуй, пора.

Ящер кивнул. Лекс замялся.

— Погоди, еще одно дело, я сейчас.

Ящер не успел ему даже ничего ответить. От карты, лежащей на столе, только глаза поднял, а вожатый уже наверх, на второй этаж по лестнице бежит. Трактирщик стоит угрюмый, молча наблюдает за происходящим. Через несколько минут вожатый спустился обратно, лицо растерянное. Глазами трактирщика отыскал, к нему подошел.

— Где она?

Тот плечами пожал.

— Ушла.

— Куда ушла?

— Почем я знаю.

— Ты врешь, ты все врешь! Ее вещи в комнате на месте. Где она, что ты с ней сделал?

Трактирщик молчит, лицо от вожатого отвернул. Тот явно из себя вышел, истерика у него. Наотмашь трактирщика кулаком по лицу ударил, у того только голова в сторону дернулась, назад вернулась.

— Где она? Говори!

Вожатый орет. Трактирщик всем корпусом к нему развернулся, из рассеченной губы кровь струйкой алой вниз стекает. Сзади металлический щелчок — пистолет в руках Ящера.

— Не глупи дядя, дырку в башке мигом проделаю.

Трактирщик замер, взглядом холодным на вожатого смотрит.

— Ящер, ее нет в комнате! Вещи ее там, а ее нет, давно уже нет. Там пыль везде на комодах и на стульях.

— Эй, трактирщик, ко мне медленно повернулся.

Холодно скомандовал Ящер. Сан сен Гор подчинился. Пистолет ему в лоб смотрит.

— Где она? Со мной лучше не играй, я шуток не понимаю, лучше правду говори.

— А мне нечего тебе сказать, я правду сказал — она ушла, уже больше недели назад. Когда про детей своих узнала, что выкупить их не получиться, плакала несколько дней подряд, а потом просто ушла. Мы в комнату поднялись, а ее нет.

Ящер задумался на минуту.

— Вы двое обыскать весь трактир, везде смотрите внимательно.

Отдал он команду воинам, сам продолжая трактирщика на прицеле держать. Прошло довольно много времени, прежде чем воины вернулись. С ними была только молодая девушка, Ящер ее уже видел здесь раньше — она, как и Виолетта с клиентами работала. Ящер ее опросил. Та полностью подтвердила слова трактирщика — Виолетта действительно через два дня после стрельбы в городе, закрылась у себя в комнате, никуда не выходила и ни с кем не разговаривала. А потом, утром четвертого дня ее комната оказалась пуста, одежда осталась лежать на месте. Не похоже было, чтобы она врала, вела она себя вполне естественно и спокойно. Ящер внимательно на девушку посмотрел, потом на вожатого, затем на трактирщика взгляд перевел.

— Я знаю, что ты причастен к похищению Заиры. Ты силен и хитер, выдержки тебе тоже не занимать. Знаю, что ты покрываешь своих вышибал, знаю, что ты мне никого не выдашь, даже если пытать буду. Ведь не выдашь же?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Спокойно и даже отрешенно ответил Сан сен Гор, как будто Ящер спрашивал его о том, когда ждать прихода следующей Солнечной Бури.

— Тогда я тебе сейчас более подробно объясню. Ведите обоих в подвал.

Последняя фраза предназначалась уже воинам. Те, под дулами автоматов, повели девушку и трактирщика по ступеням вниз. Оба не сопротивлялись, только девушка испуганно озиралась назад на конвоиров. Ящер и Лекс замыкали процессию, вожатый шел в свои мысли погруженный, растерянность на лице. В подвал спустились, девушку и трактирщика у стены поставили, на прицеле держат.

— Вы хоть понимаете, что это произвол, вас за это под трибунал отдадут.

Трактирщик спокойно воинам сказал.

— Не отдадут, да и не узнает никто. Здесь только мы. — Ответил за них Ящер. — Ты мне скажи лучше, на что ты позарился? Почему им помогал, зачем врага, смерть принесшего в город, покрываешь?

До девушки уже постепенно начинало доходить, что происходит и, что может дальше произойти. Ее глаза наполнялись диким, неподдельным ужасом и животным страхом. Сан сен Гор по-прежнему стоял спокойный и невозмутимый, как будто у себя за стойкой, разливая Ящеру и вожатому заказанные напитки.

— Как знать кто кому враг, а кто кому друг и брат.

Неопределенно ответил трактирщик. Ящер вытянул вперед руку с пистолетом, дуло смотрело прямо в лоб трактирщику. Девушка поднесла руки ко рту, из глаз потекли слезы.

— Что ты сейчас чувствуешь, трактирщик?

— Облегчение — я скоро снова их увижу, снова буду с ними вместе.

— С кем, с твоими друзьями и братьями?

Тот головой отрицательно покачал.

— С женой и сыном.

— Тогда привет передавай.

Раздался резкий хлопок, многократно отразившийся от стен тесного подвала, больно ударивший по ушам. Пистолет в руке Ящера выплюнул маленький огонек, на лбу трактирщика образовалась темная точка, голова резко запрокинулась назад, тело последовало за ней. Сан сен Гор завалился на спину, и больше не двигался. Хлопок выстрела вывел Лекса из прострации, в которой он пребывал последние несколько минут, голова очистилась от мыслей, реальность резко обрушилась сверху — он только что застрелил безоружного человека — я снова стал молчаливым соучастником убийства! Ударная волна от выстрела, отразившись от стен, слегка контузила вожатого, голова стала ватной, адреналин выплеснулся в кровь, легкое возбуждение не позволяло мыслить трезво, в сознание ворвался дикий вопль девушки, который быстро оборвал второй выстрел. Снова пришла вторая ударная волна, самого выстрела Лекс уже почти не слышал, он уже опять почти не понимал, где реальность, а где фантазия его мозга. Он видел, как ноги девушки подкашиваются, как она падает, заваливается набок, ее глаза широко открыты, в них застыл ужас. У нее во лбу тоже черная дыра, из которой стекает тонкая темная струйка.

Что дальше было, память напрочь стерла и не показывала вожатому, в себя он пришел уже на постоялом дворе, куда его привел один из воинов. Лексу казалось, что он понемногу сходит с ума, увиденное не давало покоя, память по кругу прокручивала один и тот же момент — как тяжелая пуля входит в лоб девушки, пробивает кость, раскалывает череп выходит сзади, вытягивая следом за собой, сгустки крови и куски костей вперемешку с мозгом. Он даже не понял что в какой-то момент перед ним уже лицо не той девушки, а другое — лицо Виолетты, это его теперь уродовал кусок свинца. Лекс скрючился на кровати, прижал колени к груди, руками их обхватил и дико завыл, как раненый волк.

––

— Молодец Игер, хорошая работа! Нужно людей собирать, карты готовить, завтра выдвигаемся.

Воевода возбужденно ходил по гостиной, из одной стороны в другую, меряя ее шагами.

— Сколько воинов с собой будем брать?

— Всех, для охраны дома только несколько человек оставлю.

— Так ты контроль над всеми стратегически важными точками растеряешь.

— Как растеряю, так и верну. Здесь горстка наемников останется, всё они все равно не смогут контролировать и удержать. Голову того, кто бойню в городе устроил, привезу, расположение людей получу — тогда и наемников и Совет сковырну разом.

Игер кивнул.

— Может и так. Каков наш дальнейший план действий?

— Ты иди воинов оповещай, завтра по сигналу всем общий сбор на торговой площади. Сигнал три зеленых ракеты в воздухе. Подготовку держать в строжайшем секрете. Сигнал подадим в самый последний момент, когда карты готовые на выходе у ворот стоять будут. Потом картами займись — продовольствие, вода, лекарства, оружие. Всего чтобы было с запасом, недели на две.

— Хорошо сделаю. Еще команды карторов найти нужно.

— А что их искать? Они все на постоялом дворе собраны, еще одна в городе, сейчас людей отправлю, их соберут, и на торговую площадь готовить карты отправят. А полуночников туда завтра пригоним, а сегодня я с ними сам поговорю.

— Почему завтра, почему сам?

— Сегодня они ерепениться будут. Им время для размышлений нужно будет, чтобы понять, что выбора у них нет. А сам, потому как ты с ними к копальне ходил, с вожатым их знаешься — это дело осложнить может, напор твой смягчить. А нам дифирамбы им петь некогда, мне нужно, чтобы они завтра паруса под первый ветер на картах ставили. Вот на этом и закончим. Давай, друг Игер, ступай по делам.

Воин поднялся, кивнул коротко и вышел из дому. Воевода посыльного подозвал, дал команду людей собирать у дома. Посыльный умчался.

Дожидаясь пока воины на улице соберутся, Воевода оружие проверил — выщелкнул магазин из пистолета, затвор назад отвел, вперед отпустил, магазин назад вставил, в кобуру пистолет вложил. Потом автомат проверил, за спину закинул. Посыльный вернулся.

— Люди собраны, ждут.

В сопровождении двух десятков воинов Воевода Верд сен Вер направился к постоялому двору. Внутрь вошел — в зале сидело много караванеров.

— Внимание, слушаем меня очень внимательно, повторять не буду! Те, кто не услышит или не поймет услышанное, услышит вот что.

Воевода достал пистолет, в потолок выстрелил.

— Некоторые услышат этот звук в последний раз в жизни.

В зале повисла гробовая тишина.

— Шеф-капитан в зале есть?

Тишина, никто не шелохнулся.

— Никто вопрос не расслышал?

— Нет его, он умер, еще по приходу в город.

Бросил кто-то из зала.

— Мастер-помощник, старкары — руки поднять.

Вверх вытянулись две руки.

— Кто такие?

— Старкары.

— Где еще один старкар и мастер-помощник?

— У себя наверху.

— Сюда их зовите, вы помогите им, чтобы побыстрее дошло.

Скомандовал Воевода воинам. Те старкара одного взяли, наверх с ним ушли. Вскоре вернулись с мастер-помощником Гиксом и одноруким старкаром.

— Этого пока отдельно.

Сказал Воевода, указывая на однорукого старкара.

— Остальным подняться на этажи, выстроиться вдоль коридора по одной стороне. Других людей из комнат тоже в строй поставить — бегом марш!

Люди заторопились наверх, выстроились в один ряд, как Воевода им сказал. Тот в сопровождении воинов на второй этаж поднялся, вдоль строя пошел.

— Ты из строя шаг вперед. Ты, ты тоже.

Воевода шел, указывая пальцем в грудь людей, те выходили из строя.

— Этих вниз отдельно к однорукому.

Бросил он воинам. Воины под дулами автоматов людей вперед погнали.

— Что здесь происходит? Что вы делаете?

Голос от конца коридора.

— Кто такой? Сюда его!

Воины светловолосого, голубоглазого юношу, среднего роста к Воеводе доставили.

— Еще раз — кто такой?

— Вожатый Лекс.

— Тот самый вожатый стало быть, я тебя себе другим представлял. Этого отдельно к мастер-помощнику и старкарам.

— Какого…

Договорить парень не успел, воин силой заломил ему руку за спину и вниз по лестнице повел. Потом Воевода на третий этаж поднялся, процедура с отбором людей повторилась. Отобранных людей тоже вниз, в зал спустили. Сейчас в зале по одну сторону отобранные Воеводой люди были, по другую сторону вожатый, мастер-помощник и старкары. Между этими группами стояли воины с автоматами наготове. Воевода к группе вожатого подошел.

— Завтра караван выходит из Атолла, идем за моей дочерью, которую сейчас удерживают в плену те, кто две недели назад бойню в городе устроил. Спрашиваю один раз — согласны ли вы по доброй воле карты в Пустошь вести? Оплата труда в тройном размере.

Люди переглянулись.

— О какой доброй воле речь идет, если…

Воевода не дал договорить вожатому, раздался выстрел вверх.

— Да или нет?

— Нет. Мы не воины, а это не наши разборки, вы не имеете права нас принуждать.

Воевода усмехнулся.

— А я и не принуждаю, вы сами согласитесь пойти, только вы об этом еще не знаете. Даю вам время на раздумья до утра, общий сбор за два часа до восхода. Подумайте крепко и людей своих, которые наверху убедите правильное решение принять. А чтобы вам думалось лучше, ваши товарищи у меня, на моем «Постоялом Дворе» погостят. Любое ваше неверное решение, каждый лишний потраченный час моего времени, времени жизни моей дочери в плену, будет стоить жизни одному из них.

Мастер-помощник Гикс шаг вперед сделал, Воевода вытянул руку с пистолетом, в голову тому направил.

— Не нужно, мы подумаем!

Громко крикнул вожатый. Вперед мастер-помощника шагнул, между ним и Воеводой стал. Ствол пистолета ему в голову теперь смотрит.

— Хорошо, правильное решение парень. Крепко подумайте!

Воевода развернулся, в двери вышел, воины за ним. С собой их товарищей забрали, под дулами автоматов погнали.

Вот и настоящие лица тех, на чьей я стороне, вот и увидел, на что они способны! Раньше ведь тоже видел, да слеп был. Почему, почему я ее не послушал, почему глух и слеп остался? В результате потерял ее. Но людей, моих людей, моих товарищей у меня еще есть шанс спасти, домой к семьям их вернуть!

Возвращение.

Буйный ветер, гнавший целый день, без устали бесконечные пески Пустоши и утлый песчинку-карт, стихал. Солнце жалось к краю горизонта. Люди в темно серых одеждах, закрепляли и зачехляли паруса на ночь, другие готовили лагерь. Два дня проведенные с ними в пути, вызывали у двух детей противоречивые чувства. С одной стороны с ними обходились хорошо, не обижали, не притесняли. Но с другой стороны в такое отношение со стороны абсолютно чужих людей верилось слабо, после всего, пережитого за шесть лет в стане, дети уже не могли верить в бескорыстные чувства. По обыкновению предыдущих дней они сидели в стороне, обнявшись, с опаской и тревогой наблюдая за действиями, тех, кто силой оружия вырвал их из рабства. Зачем, почему? Неужели они действительно везут их к матери? Нет, так не бывает — это слишком нереально, чтобы быть правдой. Скорее всего, это сон. Но ведь все вокруг реально и это происходит.

В первый день люди похоронили в песках своего погибшего товарища, люди скорбели о нем. Четверым раненым сейчас оказывали помощь, раны были не опасные, но среди бесконечных песков даже легкая рана требовала тщательного ухода. Как такое могло быть — они им никто, не родня, ни товарищи, абсолютно чужие и незнакомые люди. Но тот человек, проделал такой большой путь, чтобы принять смерть и быть погребенным под многометровым слоем песка, лишь для того чтобы брат с сестрой могли вернуться к матери шесть лет спустя.

В нескольких десятках метров от лагеря высокий наемник с изуродованным лицом, предводитель этих людей, сидел на песке в одиночестве.

Отшельник сидел на песке, подобрав под себя ноги, задумчиво глядя куда-то перед собой, со стороны могло показаться, что он медитирует, но в предыдущие дни он себя так не вел. Даже на еле слышный шорох песка, под осторожными легкими шагами сзади, он никак не отреагировал. Рядом на песок опустился темноволосый мальчик, уселся, также подобрав под себя ноги, девочка в нерешительности осталась стоять сзади за спиной, Отшельник чувствовал ее взгляд на своей спине, он ощущал ее запах. Совсем как дикий зверь. Может он им уже и стал, за столько лет скитаний и жизни в этих опасных, недружелюбных землях.

— Что ты делаешь?

Спросил тонкий детский голосок мальчика рядом. Высокий наемник продолжал смотреть в пространство перед собой.

— Пытаюсь вспомнить.

Сухо ответил он.

— Что вспомнить?

— Дом. Свой дом.

— Ты его совсем не помнишь, а где он находится?

Изумился мальчик.

— Раньше, много лет назад он находился здесь, прямо на этом месте, где мы сейчас сидим. Сейчас он находится только здесь. — Отшельник показал пальцев на свою голову. — Но я его почти не могу вспомнить, только размытый нечеткий образ перед глазами. С ней рядом помнил, видел как наяву. Без нее не могу вспомнить почти ничего, что здесь было.

— А что здесь было?

— Город был, люди в нем жили, живые обычные люди. Они любили, семьи создавали, детей воспитывали, павших оплакивали. Сейчас только я остался, только я могу их теперь оплакивать, больше некому.

— Ты о женщине говорил, ты нашу маму имел в виду?

Спросила девочка из-за спины.

— Да ее.

— Кто вы, зачем нас освободили?

Теперь уже мальчик интересуется.

— Мы те, кого люди называют изгои.

— У тебя на рукаве нашивка наемника, я видел среди вас несколько воинов из Атолла. Вы правду от мамы? Она вас наняла?

Не унимался мальчуган. Высокий наемник покачал головой.

— Она нас не нанимала, мы не наемники или воины, мы свободные люди, как и вы теперь.

— Но вы и вправду от нее приехали?

— Правда.

— Вот видишь, я же говорил тебе, они нам не соврали!

Обратился мальчик к сестре. Та тихонько подошла, рядом с ним присела, обняла брата. На Отшельника посмотрела, спросила.

— Почему вы ей помогаете, она ведь обычная рабыня?

— Уже нет. Она прошла долгий тяжелый путь, чтобы вернуть вас. Я прошел похожий путь, любой из нас его прошел — он у каждого свой, особенный был, но он нас сплотил вместе, сделал сильнее, цель жить дальше дал.

— А что будет, когда ты нас к ней привезешь?

Отшельник плечами пожал.

— Это уже вам решать, теперь ваша жизнь и ваша судьба в ваших руках — вы вольны распоряжаться ей по своему усмотрению.

— Значит, я смогу стать кем захочу!

Воодушевленно откликнулся мальчуган. Отшельник посмотрел на него с интересом.

— А кем бы ты хотел стать?

— Вожатым, конечно. Это так здорово водить караваны через Пустошь!

— Почему тебя к воинам на обучение отдали?

— Мерзкий толстяк Манер сен Вес, его испугался.

Бросила девочка.

— Почему?

— Он Мака избил однажды за провинность, а тот со злости сказал, что через два месяца у Станового передохнет вся скотина. Становый только что стадо большое приобрел, много денег потратил. За эти слова он еще сильнее отлупил Мака. Через месяц наступила Солнечная Буря, трава выгорела, корма не стало, водоемы обмелели, еще через месяц все стадо Станового передохло, принеся ему большие убытки.

Отшельник внимательно посмотрел на мальчика.

— Ты можешь чувствовать приближение Солнечных Бурь?

Мальчик кивнул.

— Да, я могу знать, когда они начнутся и когда закончатся. Я не знаю, как это объяснить, но я ощущаю, как меняется солнце, как оно себя ведет.

— Это твой природный дар. Береги его, учись им пользоваться, только помни — не всем людям можно об этом рассказывать. Ты такой же особенный, как и многие из нас.

Мальчик кивнул. Отшельник на девочку посмотрел.

— А у тебя какой особый дар?

Она улыбнулась.

— Я хорошо рыбу выбираю из земли, которую Ян и Рей выкапывают, в дни засухи.

Отшельник понимающе кивнул, отвернулся. Вдаль смотрит.

— Они твои друзья?

— Они ее женихи.

Подшутил над сестрой мальчик, она его пихнула легонько в плечо.

— Что сразу двое?

Отшельник снова повернулся к детям. Щеки девочки налились румянцем — она все еще ребенок и не умеет скрывать своих чувств.

— Они оба за мной пытаются ухаживать, а мне Ян нравиться, но это все равно пустое, я ведь младшему сыну Станового обещана.

— Больше нет — вырастишь, сама решишь, с кем быть.

Девочка опустила глаза.

— Ты их убил?

— Да.

— И Светару?

— Кто это?

— Жена старшего сына Станового.

— Всех.

— Жаль, она единственная, кто к нам хорошо относился. Она ребенка ждала.

Отшельник кивнул.

— Порой семена от плевел очень трудно отделить. Нельзя все время, всю жизнь пытаться все класть на чаши весов и взвешивать каждый свой поступок, бывают периоды, когда необходимо действовать и принимать сложные решения немедля. Это теперь мое бремя, мне с этим жить всю оставшуюся жизнь.

**********

Дни тянулись медленно, мучительно долго. Все вокруг было одинаковым, все было похожим. Мужчины в лагере с утра тренировались, огромные черные мороки каждую ночь уходили на охоту. Солнце каждый день вставало на восходе, описывало над головой по небосводу огромную дугу и садилось на закате, в том месте, где сейчас находятся все, кто ей дорог в этой жизни. Каждый день одинаковая рутина, чтобы хоть как-то себя занять и отвлечь от тяжелых мыслей, Виолетта взялась возглавить скудную полевую кухню и готовить для всех еду. В свободное время она обрабатывала рану Мику, говорила с ним. Такие моменты выпадали нечасто — Мика сейчас был весь в делах, он был среди братьев, всегда был занят и не мог уделить девушке много времени. Поэтому остаток свободного времени Виолетта проводила с Заирой, девочка не возражала. Ей тоже нужна была компания, она тоже страшно тяготилась одиночеством и полным безразличием к своей персоне. Она привыкла всю жизнь быть в центре внимания, привыкла, что все стараются ей угодить, льстить и заискивать перед ней, поэтому этот период сейчас она переживала довольно остро. Она была благодарна девушке за то, что та уделяет ей внимание, приходит к ней, говорит, иногда часами напролет, о всяких несущественных мелочах, о чем угодно, но говорит, делает это бескорыстно, открыто, как подруга.

Через пять дней Мика пришел, раньше обычного времени.

— Получили послание — все хорошо, дети с ним, они возвращаются. А мы завтра снимаем лагерь и выдвигаемся.

Сердце подскочило в груди, бешено забилось. Наконец-то после стольких лет разлуки и лишений она их снова увидит, снова сможет обнять, прижать к своей груди, приласкать и больше никогда не отпускать от себя! Он это сделал, он смог, она не ошиблась. Она столько лет ждала и дождалась — он пришел, он помог. В этот же вечер она поделилась новостями с девочкой, та улыбнулась ей в ответ, грустной улыбкой. Глаза ее плакали.

— Что?

Коротко спросила Виолетта.

— Не обращай на меня внимания — у тебя большая радость, ты наконец-то обретешь семью. У меня же через неделю будет опять траур, я потеряю отца. Скоро они встретятся. Сейчас я не осуждаю ни одного, ни другого, но каким бы не был мой отец, он все же отец мне и я его люблю.

Девочка расплакалась, Виолетта присела рядом с ней, обняла ее, прижала к груди как дочь. Девочка не сопротивлялась, не отстранялась, она плакала еще долго, а Виолетта все это время гладила рукой по ее каштановым волосам.

На следующий день мужчины проснулись рано, обычной тренировки сегодня не было, они принялись собирать лагерь. Виолетта приготовила всем завтрак, после чего все вещи были уложены в карт, люди тоже разместились в нем, стали по местам, начали поднимать паруса. Легкий утренний ветер наполнил их, подхватил, вперед, на полночь понес. Девушка уже и забыла это ощущение — нестись через пески под парусами, вперед к горизонту, парить как птица свободная в небе. В прошлый раз эту птицу в клетке пленницей везли, товаром, рабыней. Но сейчас она свободна, ее жизнь снова принадлежит ей и она среди таких же свободных людей. Заира грустила и плакала с того дня, как услышала новость о скором возвращении Странника из похода на закат. Сейчас она даже начала сторониться общества Виолетты во время привалов и ночью у костра, она предпочитала одиночество.

Три дня промчались незаметно. Впереди показались странные темные силуэты разных форм и разные по высоте остатков старых строений. Карт описал вокруг них пару кругов, пока мужчины не нашли подходящее для лагеря место. Остаток дня все были заняты оборудованием нового лагеря на новом месте. На следующий день закипела работа, про обеих женщин все в лагере забыли, все с головой были погружены в более важные дела. Даже Мика почти не говорил с Виолеттой, редкие минуты выпадали во время приема пищи, он все время был занят делами.

Как Мика объяснил, в этом месте пески Пустоши погребли под собой огромный старый довоенный город, который люди, жившие в нем, «Мегаполисом» называли. Здания его были настолько высокими, что даже великие пески Пустоши не смогли закрыть их собою полностью, поэтому даже сейчас над песками возвышались крыши и шпили самых высоких зданий города. В этом городе людей когда-то жило невообразимо много — больше миллиона человек, это в десятки тысяч раз больше, чем сейчас живет во всех поселениях Пустоши, вместе взятых! Как они все вместе уживались, где брали столько еды, воды, ресурсов? Сейчас их потомкам было это сложно понять. А ведь такой город был не один, их было огромное множество, сотни таких городов по всему миру было. Даже вообразить себе сложно, сколько людей тогда на Земле жило, зато понятно, почему они друг друга уничтожили — им было слишком тесно.

К концу пятого дня Виолетту оторвал от дел выкрик вдалеке.

— Идут, два паруса на горизонте!

Опешила, растерялась — столько ждала этого момента, а сейчас не знает, что ей нужно делать. Дела все бросила, из палатки выбежала, вперед побежала, остановилась, вдаль смотрит, замерла. Паруса приближаются, растут, силуэты картов и людей разглядеть можно, девушка стоит на месте, пошевелиться боится, боится, что стоит только ей пошевелиться или глазом моргнуть — карты тут же исчезнут в вечернем мареве, фантомами обратятся. Подъехали к лагерю, паруса убрали, остановились, люди с них спускаются. Девушка по-прежнему стоит как каменное изваяние среди старых руин. Высокий человек в ее сторону идет. Рядом с ним, по правую руку — девочка худая стройная; по левую — мальчик крепкий, статный темноволосый. Высокий человек их за плечи обнимает. К ней трое идут, как пеленой вязкой окутанные. Тихо вокруг, звуки исчезли, люди в лагере замерли, время остановилось. Стук далекий дробный издалека нарастать начал, собою все заполнять. Что это? Сердце в груди колотиться, на части разрывается — это оно, звук его собою все заполнил. Мальчик с места сорвался, побежал, руки расставил, с разбега врезался, руки за спиной сомкнулись.

— Мама!

Девочка подошла, тоже ее в объятия заключила. Глаза жжет, что-то горячее, обжигающее, по щекам вниз устремилось. Прорвало — потоком полилось. Человек высокий рядом стоит, очки с лица снял, платок размотал, улыбнулся, глаза светлые мягкие. Развернулся в сопровождении мужчин в палатку ушел.

Там его Мика встретил, листок с шифровкой протягивает.

— Вот, только позавчера получили — пять картов к нам идут: два больших, три средних, около ста шестидесяти воинов. Вышли, как ты и предполагал, днем позже. У нас почти все готово.

Высокий на записку посмотрел, глаза на Мику поднял, в глазах боль и тревога.

— Что-то не так?

Мика встревожено спросил, глядя на реакцию друга.

— Это запасной ключ шифрования.

Неопределенно ответил тот.

— И что это значит?

— Это значит, что сообщение отправлял не Связной — его больше нет.

Наступила мертвая тишина, мужчины молча потупили глаза. Высокий седоволосый человек с татуировкой на лице, назад обернулся, через полог палатки на женщину смотрит, которая девочку и мальчика к себе прижимает.

— Ей не говори, не нужно ее расстраивать.

––

Сегодня солнце проспало, вчера люди устроили ему незабываемое представление — в театре среди песков, светило увидело окончание захватывающего действа. Оказывается, люди способны не только кровавые представления устраивать! Драма, наполненная эмоциями, поразила дневного владыку вчера. Сегодня актеры сами встречали своего заспанного зрителя, стоя друг напротив друга — представление продолжалось.

— Почему, почему я должна уезжать?

Голос молодой девушки дрожал, глаза были красными от нескончаемых потоков слез, пролитых вчера. Сегодня они уже попросту не могли плакать. Мольба и боль читалась в ее взгляде.

— Здесь не безопасно, послезавтра сюда придет смерть.

— Но я только тебя нашла, я только семью обрела, а ты меня прочь гонишь.

— Я тебя не гоню, но я тебе говорил — я не принадлежу себе, я не могу принадлежать только тебе, мой долг это забота о каждом в моей семье. Не требуй от меня выбирать какую-то из чаш весов.

— Да, я помню, извини. Слишком эгоистично с моей стороны пытаться забрать тебя у них.

Девушка оглянулась в сторону палатки. Потом взгляд перевела в противоположную сторону, туда, где люди в серых одеждах готовили к выходу малый посыльный карт. Ее взгляд вернулся к высокому человеку напротив.

— Мы еще увидимся?

— Да, наши пути еще пересекутся.

— Откуда ты это знаешь?

— Звезды сказали.

— Куда ты нас отправляешь?

— В Полуночный Альянс, в поселение Артели Рудокопов и Добытчиков. Там вас встретит Сам, он вожатый, он о вас позаботится.

— Вожатый. Забавно, я знала одного вожатого с полуночи. — Задумчиво произнесла девушка. — А как вы по Пустоши ходите без вожатых?

Вдруг спросила она, опять на высокого мужчину посмотрев.

— Мы ведь мутанты, забыла? Изгои, выродки, у нас у каждого свой природный дар. Кстати, береги сына — у него тоже дар, он тоже особенный. Он может наступление Солнечных Бурь предсказывать, солнечную активность и все явления, с ними связанные. Людям это не нужно видеть.

Девушка, с тревогой на мужчину посмотрела, кивнула.

— Хорошо, я поняла. Тот вожатый говорил, что звезды днем на небе видит и так по ним караваны водит.

— Значит и он тоже мутант — человек нового поколения, следующее звено на пути эволюции.

— А этот Сам, он тоже как и вы все, особенный?

— Нет, он обычный человек, но он вам поможет. Деньги у тебя есть, этого хватит, чтобы безбедно жить с детьми среди таких же людей.

— Среди таких же людей…

Задумчиво эхом повторила девушка. Потом она обняла высокого мужчину, долго не хотела его отпускать.

— Карт к выходу готов!

Донеслось издалека.

— До встречи.

Прошептала она, на носочки поднялась, до лица мужчины дотянулась, он к ней наклонился, девушка его поцеловала. Потом в сторону карта пошла, где ее уже ждала девочка и мальчик — ее дети!

Завтра долги будут уплачены.

Пять картов стояли, образовав круг, мачты со сложенными парусами, вытянулись по стойке смирно — салютуют уходящему солнцу. Люди, в черных комбинезонах, сидели молчаливые и угрюмые, редкие пары тихо шептались и переговаривались меж собой, большинство сидели, потупив взор. Меж ними прохаживались воины, оружие наготове — на ремне у живота. При их приближении карторы притихали, провожали тех косыми, полными ненависти взглядами. Костровые с котлом в руках по очереди обходили группы карторов, разливая в подставленные миски вечернюю похлебку. Все устали, физически от многодневного перехода, но больше морально — скотами гонимые на убой, вперед, где их ждала верная смерть. Ради чего им должно ее принимать? Ради чужой склоки? Ради амбиций чужих?

Лекс, по обычаю ужинал в компании шеф-капитана Гикса и мастер-помощника Ате. Вот так, в жизни бывает — Ате страсть как хотел вырасти по служебной лестнице, но мечту свою, воплотив — воспротивился, от горя выть начал. Сай — инвалид, когда тот с похода к копальне вернулся, сочувствовал ему, в глупости товарища винил, что ради денег и должности тот здоровья лишился. Теперь он сам мастер-помощник, но он почему-то сейчас Саю завидует, на его месте хочет быть, там, в городе, в безопасности. А он, Ате, сейчас здесь сидит, с миской обыденной походной похлебки, а завтра будет посреди Пустоши лежать, глазами стеклянными в ядовитое небо смотреть, а вороны им пировать соберутся; высоко в небе кругами летать будут, всю округу оповещая, о пиршестве великом.

Лекс, молча, дохлебал свою похлебку, поднялся, костровым миску отнес, к периметру лагеря подошел — вдаль смотрит, туда, где завтра им смерть принимать. Как ему завтра людей уберечь, сохранить, домой к семьям вернуть?

— О чем задумался парень?

Голос неприятный, сколько горя и воспоминаний тяжелых с ним связанно.

— О том, что нас завтра ждет, там за горизонтом.

— Там враг нас ждет и победа великая, дело правое — вот, что нас ждет.

— То ваш враг, и дело тоже ваше — нашего там нет ничего.

— Все еще злишься, понять не можешь, что время трудное — время решений спорных.

На собеседника с презрением посмотрел.

— Да, что ты несешь — решения спорные, трудные, ты, что совсем голову потерял? Люди здесь причем, те, которых вы в городе в клетки посадили, те, что здесь под дулами ваших автоматов, завтра под пули чужие пойдут?

— Голова моя на месте, а дело мы общее делаем.

— Ты ври наемник, да не завирайся — у нас дела тут нет, то ваша склока. Наше дело далеко на полночь отсюда.

— Ты так в самом деле считаешь? А если к вам они придут — тоже дело не ваше будет?

— К нам не придут — мы их городов не жгли, головы их отцам не резали, матерей не насиловали.

— Что ты несешь молокосос?

Собеседник вожатого, начал закипать от злобы.

— А ты у приятеля своего спроси, уверен, ему есть что рассказать, о молодости своей — спроси, где он глаз свой потерял. Или тебе и спрашивать незачем, может ты там тоже был тогда?

Наемник непонимающе на вожатого смотрит.

— Где был?

— В поселении том, которое дотла воины Атолла сожгли. В том, где две тысячи человек вырезали, ради денег, чтобы конкурентов убрать — самим богаче стать, карманы свои набить.

Вожатый смерил наемника презрительным взглядом, через плечо на него посмотрев.

— Каково это беззащитных людей убивать? Сладко, пьянит, власть чувствуется, а?

— Я убивал только в бою и только врага, о чем ты говоришь — я понятия не имею.

— Друг твой имеет, у него спроси.

— То его дело, меня сюда не мешай.

— Ты ему служишь, с руки его ешь, ты его пес верный — значит такой же. О благородстве ты мне тут рассказываешь — видел я тебя в деле, как ты беззащитного человека до смерти ногами забил, как безоружную девушку застрелил — вот оно твое благородство!

Наемник взгляд свирепый на вожатого кинул, задело его.

— А что же ты такой правильный рядом стоял и не помешал мне?

— Глупый тогда был, не понимал многого. В твои сказки верил, про врага, про пацанов невинно погибших.

— А разве не так было, ты разве сам их на улице, на куски разорванными не видел?

— Видел — ничего это не значит. С той стороны тоже такие же пацаны гибли от ваших рук, и не только они — дети да женщины еще. Вы сами эту войну начали — теперь не обижайтесь, что вас так же убивают.

— Вот значит как, мы начали?

— Да, так! А насчет того почему я тебя не остановил — а ты вот друга своего остановить можешь, а тогда бы смог его остановить? А может просто спиной бы повернулся, чтобы не видеть, что он делает, или подержать бы предложил?

К вожатому лицом повернулся, кулаки сжал, ударить готов.

— Да я тебя сейчас, за это…

Вожатый спокойно в сторону наемника повернулся, в глаза ему смотрит.

— Давай, это же так просто — если не знаешь, что против правды возразить, нужно ее заткнуть, а лучше застрелить. Давай, у тебя это хорошо получается.

Наемник отступил на шаг назад, взгляд потупил. Уже не такой злой.

— Я ему служу, потому, как клятву дал, он мне жизнь спас. Пришел черед долги возвращать.

— Тогда ты дважды глупец — ты ради клятвы подлецу подлое совершить помогаешь, он тебя пользует, ты людей губишь. Вот исполнишь ты клятву свою, как ты потом людям в глаза смотреть будешь?

Вожатый паузу сделал, посмотрел на наемника, тот стоит взгляд, потупивши, в глаза не смотрит.

— Хотя с тебя станет, не заметил я, чтобы тебя эта служба сильно тяготила.

Вожатый от наемника отвернулся. Опять вдаль, на горизонт смотрит.

— А ты, ты мне, зачем помогаешь, если правильный и честный такой?

— Сначала я действительно тебе верил, глуп был — пацан, ты правильно говорил. А сейчас у меня пути иного нет — здесь люди мои, мне их сохранить нужно, и домой к семьям вернуть. Еще тебе долг вернуть, хоть я тебе клятв никаких и не давал, но ты тогда ночью, когда на нас арги напали, жизнь мне спас. Завтра долг тебе я верну, потом наши пути разойдутся, надеюсь навсегда. После завтрашнего дня, если выживем, ты враг мне будешь навсегда — никогда тебе не прощу, своих людей сюда насильно пригнанных. Каждый полуночник не простит — костьми лягу, но добьюсь разрыва союзного договора с вами, караваны напрямки водить буду, из Пустоши вылезать не буду, лишь бы вашу экономику добить.

— Значит ты на их стороне?

— Я на своей стороне. Но если ты про вас и их спрашиваешь — на их стороне правды больше.

— Откуда ты про Воеводу знаешь, про прошлое его?

— Виолетта рассказала.

Удивился.

— Вот как, а она откуда знает?

Вожатый плечами пожал.

— Не знаю, она не говорила. Просила тебе не доверять и не помогать, рассказала кто вы такие на самом деле, твой друг и ты — вы одного поля ягоды. Не поверил ей тогда, хотя уже видел, что такое люди для тебя. Глуп и наивен был — себя обманул, людей подвел, ее потерял.

— Так ты это из-за девочки?

— А хоть бы и так? Думаешь, она этого не стоит? А кто стоит, ты? А ты из-за чего, из-за денег, славы? Обещаю, я тебе в могилу обязательно квадратов золотых положу — будь счастлив наемник.

Вожатый развернулся и молча, не обращая внимания на наемника, пошел к картам, к карторам, к своим людям. Шеф-капитан, мастер-помощник и еще несколько старкаров и карторов не спали, рядом в кругу сидели, и о чем-то еле слышно переговаривались. Отлично, все кто нужен, в сборе, в одном месте! Лекс к ним присел, повисла тишина, все на вожатого смотрят внимательно.

— Что там Лекс, о чем говорили?

— Ничего конкретного. Я тоже думал, он пожаловал день завтрашний обсудить, планы построить, как тогда, когда к копальне ходили. Но нет. Тут два варианта. Вариант первый — они нам не доверяют, и будут использовать нас вслепую, к чему я больше склоняюсь. Вариант второй — они сами ничего не знают, это значит, что разведка не вернулась и разведданные не получены. Конечно, маловероятно, но тоже вариант. Если так, то завтра мы все будем действовать вслепую, а значит шансов на успех, становиться еще меньше.

Повисла гнетущая тишина, люди головы опустили, пригорюнились.

— Как бы там ни было, расклад такой. Мы все будем выполнять свою работу, столько, сколько будет нужно. Вокруг будет бой и стрельба, это нас касаться не должно — мы не занимаем ни одну из сторон. Пока мы на картах и работаем с парусами — мы мишень, вне картов мы безоружны и угрозы не представляем, помните это. Если верх одержат эти — нас не тронут, им еще назад идти, да и что с нас взять, с безоружных. Если верх одержат те — тронуть нас не должны, если мы в их сторону оружия не поднимем.

— Почему ты так в этом уверен, Лекс?

— Если то, что я о них слышал и смог узнать, правда, то так и будет. Мы соблюдаем нейтралитет в любом случае, нам нужно выжить, товарищей наших освободить и домой к семьям вернуться. Верьте мне!

— Что конкретно нам делать?

— Все как всегда — делаем свою работу, помогаем раненым, оказываем помощь. Если карт выведен из строя — покидаем его, он будет мишенью. Прячемся в развалинах, если заметят — поднимаем руки, никакого сопротивления. Теперь о месте, где это все будет происходить. Там, под песками старый, довоенный, огромный город погребен. Здания там настолько высокими были, что пески Пустоши их покрыли не полностью, многие своими крышами и шпилями выступают высоко вверх — это укрытия для нас, но могут также быть укрытием и для тех, кто нас там ждет. Солнечная Буря закончилась — ветра сейчас слабее, скорость картов будет низкой, они будут хорошими мишенями. Между зданиями ветра сильно неоднородными будут — то быстрее, то резко медленнее, с парусами зевать нельзя будет. В этом районе много зыбучек, смотрите внимательно. Сами здания будут сильно стеснять маневры картов, обрезая площади разворотов и образуя длинные прямые коридоры, особенно это плохо для больших четырехосных картов — будьте внимательнее, не суйтесь в узкие места. Еще под колесами будет много камней, фрагментов стен и прочего — берегите подвеску.

— Лекс, какая наша основная задача?

— Наша основная задача — выжить. До того, что там эти делить будут — нам дела нет, у нас свои товарищи в беде, нам им помочь нужно! Помним об этом, это главное — остальное, как получиться. Ну все, давайте отдыхать, нам завтра силы нужны будут.

––

Игер все так же продолжал стоять в одиночестве, глядя вдаль, провожая дневное светило на покой. Карторы, посовещавшись, начали расходиться, занимать места для отдыха. Что же ты задумал парень? Не так прост, ты оказался, как я думал. Думал, просчитал тебя, сломал, на свою сторону перетянул, а ты свою игру затеял. Как же это так получилось у нас? Вроде правильно все делали, за людей пеклись, врага общего бить собрались, а в итоге — союзников не оказалось. Впереди враг, сильный и расчетливый, рядом враг слабый еще, но уже умеющий ненавидеть и слабину нашу знающий. А друзья, а что друзья? Друг вон, дружбу презрев, использует всех ради своего блага. А я зачем здесь, если честно, если себе не врать? Люди, воины, дружба, честь — слов много, понятия правильные, только не ради них я сюда пришел, путь такой проделал — ради нее. Плевать мне на всё и на всех, кроме нее. Здесь мы с вожатым похожи — людей за собой ведем, женщинами и чувствами ведомые. Выходит они больше всего, вместе взятого, значить могут в жизни. А те, которые впереди нас ждут, они, за что насмерть стоять будут? Ради мести, ради правды, или тоже ради женщины одной единственной, особенной?

Темнота поглотила лагерь людей, сегодня будет темная ночь, луна еще спит, света звезд недостаточно, чтобы осветить мрак вокруг. Топлива для ночных костров в этой местности нет, внутри лагеря горит пара небольших костерков, вырывая у темноты крошечное пространство вокруг. Два островка надежды и частичка солнечного тепла, посреди океана враждебной тьмы.

— Прошу прощения, Воевода за вами послал, просит прибыть незамедлительно к головному карту.

Парнишка воин, молодой совсем — нашивка на зеленом фоне на рукаве, кто знает, переживет ли он завтрашний день, суждено ли ему будет сменить ее на красную. Еще совсем недавно Игер и сам был таким, на службу поступил — вроде недавно все это было, а уже столько лет прошло, мгновением одним пролетело. Теперь вот он и такие, как он их сменят.

Кивнул, за молодым воином последовал. Щелчок, резкий хлопок — в небо ушла осветительная ракета, зависла на парашюте в паре сотен метров над лагерем, освещая пространство под собой. Так они и будут всю ночь ракеты пускать — враг недалеко, нельзя себя дать врасплох застать, нельзя чтобы он незамеченным к лагерю подкрался. До головного карта дошли, здесь разместились основные силы каравана — своего Воеводу собою охранять. Здесь все, кто верен ему остался, и те, кого удалось уговорить идти биться за правое дело — сто пятьдесят семь воинов, из них больше половины такие же новички, как тот посыльный. А сколько воинов ждут их по ту сторону, хватит ли сил у Воеводы их одолеть? Были, конечно, и те, кто авторитет Воеводы отверг, приказу Совета подчинился, но таких командиров и воинов оказалось немного, в основном всё войско Атолла сейчас здесь. В городе осталась лишь малая часть воинов, немного полицмейстеров и наемники, перешедшие на сторону Совета.

Ситуация сложилась проигрышная, если до этого похода она была патовая, то сейчас Воевода в проигрыше в любом случае и все, кто его окружают и поддерживают тоже. Интересно, а понимают ли они это? При любом варианте, шансов у него уже нет. Если они завтра падут — это будет его легкий конец. Если победу одержат — возвращаться в город будет глупо. Совет за время их отсутствия авторитет укрепит, силы Воеводы в битве иссякнут, и дома его будет ждать камера в тюрьме, в лучшем случае. И то это при самом благоприятном стечении обстоятельств, после того как он воле Совета противиться надумал, такой вариант маловероятен, они не глупые и практичные люди и понимают, что врага лучше уничтожить сразу, пока он слаб. А что же будет с ним, с самим Игером? Что будет с Агатой, женой Воеводы, с Заирой, дочерью его, как с ними поступят — изгонят или тоже тюрьма? Если изгонят то куда идти? Со становиками отношения испорчены, те их не примут. К полуночникам тоже нельзя — после того, как они их людей насильно в бой погнали, даже вожатый, пацан сопливый, расправой ему угрожает. На восход, в Дикие Земли путь для них закрыт — там самый лютый и опасный враг, лучше уж тюрьма. По всему выходит — некуда им деваться, может на полдень к Демонам Пустоши податься?

— Хм, прошу прошения, но Воевода ждет, вы уж минут десять у порога просто стоите.

Голос со стороны из раздумий вырвал. Пора идти, стратегические планы на завтра строить. Штору палатки в сторону откинул, внутрь вошел. Внутри стол легкий походный, Воевода за ним сидит, рядом еще трое воинов в возрасте, седых.

— Проходи Игер, присаживайся, тебя только дожидаемся, времени мало, нужно решение принимать.

К столу подошел, на стул походный легкий, из парусины на трубках металлических натянутой, сел.

— Разведка наша не вернулась. Три человека, пропали, время вышло еще четыре часа назад. Сведений у нас нет никаких, кроме тех, что нам сам враг предоставил. Мы знаем только место, куда нас позвали, но что там конкретно нас ждет, численность врага, его вооружение и позиции нам неизвестны. У кого какие мысли будут?

Воевода замолчал, устало на спинку стула откинулся. Один из сидящих за столом воинов, взял слово.

— Я разговаривал с нашими караванерами и шеф-капитаном, который из Атолла, все в один голос говорят, что сюда караваны не ходят, места эти стороной обходить стараются. Здесь город большой под песками погребенный, местами сильный фон радиации, зыбучек вокруг много, крыши высотных зданий из песка торчат, осколков и фрагментов под колесами будет много. Раньше здесь банды любили промышлять, засады на караваны устраивали. Еще говорят, что вожатый опытный нужен и не один, а чтобы на каждый карт, учитывая, что нам будет предстоять делать, тут ветер знать нужно. А из опытных вожатых у нас только тот, который от полуночников пришел. Из своих — два неопытных, на этом все.

— Значит, враг все просчитал, и подготовился хорошо, а мы премся на него с открытым забралом, ничего о нем не зная?

Вставил другой седой человек.

— Времени готовиться уже нет, все время вышло, теперь нам только вперед идти нужно. По ходу сориентируемся.

Воеводу самого явно раздражала сложившаяся ситуация, он привык сам врагу свою волю диктовать и условия навязывать. То, что происходило сейчас, его явно выбивало из колеи. За последние четыре недели, которые прошли с момента похищения Заиры, он похудел, осунулся лицом и, казалось, постарел сразу на пять лет.

— Игер, почему ты молчишь, у тебя есть предложения, может что добавить можешь? У тебя же контакт с тем вожатым, что он говорит?

Воин обвел медленным взглядом каждого, сидящего за столом, в глазах каждого растерянность — они не уверены, в себе, в завтрашнем дне, они вообще не уверены в правильности своего выбора и принятом решении. У них нет шансов, они сами себя обрекли.

— Все, касательно этого места — правда. Вожатый Лекс на контакт не идет, обиду за своих людей держит, завтра помочь поможет, но советы давать не будет.

Вздохнул, паузу выдержал.

— Надавим — заартачится, упрется совсем. Его люди любое его решение поддержат. В этой схватке союзников у нас нет, тронем их — получим пополнение на стороне врага. Мы и так их уже против себя настроили, поэтому единственный выход для нас — идти вперед и действовать по обстоятельствам. Когда в них стрелять начнут, на их глазах товарищей убивать, они сами нам помогут, проверено неоднократно.

Повисла напряженная тишина, все тяжко думали, каждый о чем-то своем. Наконец Воевода заговорил.

— Значит, так мы завтра и сделаем. Только нам козырь в рукаве нужен, чтобы хоть как-то планы противнику сорвать. Что думаете?

— Правильно! Что или кто этим козырем будет?

Спросил воин, молчавший до той поры.

— Картов у нас пять — три средних, полуночников карты, и два больших — наши. Нас, командиров, пятеро — по одному на каждый карт. Предлагаю один средний карт в тылу оставить, его задача будет вступить в бой на пару часов позже основных сил, когда мы боем выявим все огневые точки противника и поймем количество врага, противостоящее нам.

— Годиться, должно сработать.

Все дружно головами закивали. Игер сидел молча, в свои мысли погруженный, своими планами занятый.

— Я пойду на большом карте, с нашим молодым вожатым, пойду впереди. У моего карта лоб и борта бронированными листами укрыты — мы тараном впереди пойдем. За мной два средних карта фланговыми пойдут, с небольшим десантом и по одному гранатометному расчету в каждом. При возможности атаковать, задача этих картов — обход с флангов и перенос огня, берем врага в клещи. Если будут укрепленные пулеметные или снайперские гнезда — это цели для гранатометчиков и мобильных групп десанта. Четвертый большой карт, с полуночным вожатым и десантом, пойдет немного сзади, выберет наиболее удобный путь обхода. Его задача в тыл врагу зайти и десант высадить. Задача десанта — выдавить врага из укрепленных точек под атакующих фланговых.

— Там маневрировать нужно будет особенно фланговым, а у нас карторов всего четыре полные команды на средние карты — три полуночников и одна наша из города, а картов пять, причем два из них большие.

Подал голос Игер, все к нему повернули головы.

— Сами видели, пока сюда шли — даже воинам приходилось с такелажем работать, а завтра воины своим делом заняты будут. Карторов не хватит — ветер терять будем, маневренность потеряем.

Воевода голову поднял, на друга взгляд перевел.

— Ты, верно, подметил — маневренность нужна только фланговым, их полными командами и укомплектуем, остальных пропорционально между оставшимися картами распределим.

Потом Воевода распределил, собравшихся командиров по картам.

— Игер, ты мне нужен будешь в карте, который козырем нашим будет.

— Почему я?

— Ты быстро в обстановке сориентироваться сможешь, чутье у тебя работает хорошо, опыт имеешь. Если у нас не получиться задуманное — ты ход схватки переломить сможешь.

— Хорошо, как скажешь — воля твоя.

Игер кивнул, без выражения продолжая пустыми глазами в пустоту смотреть.

— Еще одно — Заира. Ее могут, как живой щит использовать, поэтому всем внимательными быть — с головы дочери ни один волос упасть не должен.

Все головами закивали.

— Еще что-то Воевода?

— Мне нужна голова того, кто все это устроил, кто мне его голову принесет — тому дом в Атолле на первом ярусе обещаю.

Ох, и расщедрился Воевода! У тебя-то хоть деньги еще остались? Ты и так, чтобы людей заманить, тройные оклады всем выплатил, плюс расходы в городе эти три недели, плюс обмундирование, боекомплект, еда, вода, для такой оравы. Свой дом, что ли продавать будешь? Кстати!

— У нас бронежилетов всего тридцать два штуки, как распределять будем?

— Каждому водителю карта, шеф-капитану и командиру карта, остальные распределить среди десантных групп фланговых картов и карта, который с тыла пойдет.

Все кивнули. Похоже, на этом совещание можно было оканчивать.

— Хорошо, все свободны, проинструктируйте людей, проверьте посты и отдых всем. Завтра подъем за два часа до восхода — распределяемся по картам, распределяем экипировку, вооружение, боекомплект, и выступаем. Все свободны. Игер, задержись немного.

Тот кивнул, остался сидеть на своем стуле, дожидаться, пока все остальные покинут палатку. Когда за последним опустился полог, воин вопросительно посмотрел на Воеводу.

— Что думаешь, мой друг старый — есть у нас завтра шанс выстоять? Только правду мне говори, как есть говори.

Игер удивленно посмотрел на Воеводу.

— Шанс? Может и есть, но ты сам видел, что они в городе устроили, сам понимаешь, что с воинами опытными завтра дело иметь будем.

— Нам это разве впервой? Вспомни, сколько их раньше было — наш выход против набега поселенцев из Пустоши вспомни — выстояли же тогда. А Демоны Пустоши — тоже выстояли! А ведь и там и там воины отчаянные были!

— Это хорошо, что ты сам про тот поход вспомнил, только мы тогда отступили, проиграли мы то сражение.

— Зато потом вернулись и поквитались за всех.

— С кем вы поквитались, с бабами да детьми?

Лицо Воеводы багровым налилось. Игер спокойно выдержал бешенный взгляд.

— Да как ты смеешь?!

— Столько лет уж прошло, думал, правду похоронил вместе с ними, а она оказывается жива — вон она завтра тебя там дожидается. — Игер головой мотнул в сторону, предполагаемого противника. — Она, правда, эта за тобой пришла, только ты с собой еще кучу народа тащишь на тот свет.

Мощный удар кулаком по столу. Воевода вскочил, стол затрясся, посуда, стоявшая на столе, посыпалась на столешницу, на землю. Кувшин разбился, вода из него стала темным пятном расползаться по днищу палатки, жадно впитываемая тканью и песком под ней.

— Молчать, да я тебя!

— Значит, правду вожатый сказал.

Игер продолжал спокойно сидеть за столом, глядя на своего бывшего старого друга.

— Что, какой вожатый?

Воевода поменялся в лице.

— Тот, с полуночи. Он знает о тебе и о том, кто и зачем за тобой пришел. Знает не только он — это еще куча народу знает.

Воевода бессильно опустился на стул.

— Ты правды от меня хотел? Вот она — ты проиграл, ты все уже проиграл. Совет в твое отсутствие, город под себя подомнет, тебя, если завтра выживешь, будет ждать заготовленная петля, или камера одиночная.

Воевода взгляд потупил, на стол перед собой смотрит.

— Людей, которые тебе поверили и за тобой пошли — разжалование, командиров — арест. Впереди, тебя прошлое твое ждет — лютое и страшное, ты сам его взрастил и ненавистью напитал, оно тебя завтра и сожрет.

Воевода поднял голову, одним единственным глазом на Игера смотрит, взгляд полный печали и усталости, взгляд уставшего от жизни старика, а не воина некогда лихого.

— А ты, почему ты еще тогда здесь? Ведь не из-за клятвы этой проклятой?

Игер в глаза смотрит, головой машет.

— Плевал я на клятву эту проклятую, данную тебе. Я здесь ради клятвы, которую ей дал — обещал дочь вернуть, и эту клятву я сдержу.

— Ты, ты ее все еще любишь?

Как-то даже прошипел, нежели сказал старик. Воин утвердительно головой кивнул.

— Люблю, как тогда, когда в первый раз увидел в твоем доме.

Старик откинулся на спинку стула. Голову кверху поднял.

— Думаешь, я про вас не знал? Я все знал, мне дочь рассказала, она вас вместе видела — не могла матери предательство это простить, отца пожалела. Она ее до сих пор за это ненавидит. Думаешь, простит, думаешь, тебя примет?

Старик расхохотался. Громко, дико, как безумный. Что за черт — кажись выстрел! Глухой, далеко — резкий хлесткий. Еще один, следом еще. Игер быстро поднялся, к выходу из палатки побежал. Старик продолжал хохотать сидя за столом.

Из палатки выбежал — суета в лагере. Кто уже уснуть успел — проснулся, мечутся спросонья, ничего понять не могут. Кто посообразительнее, залегли за картами.

— Ружье мое, быстро!

Игер руку к постовому протянул, дожидаясь, пока тот оружие ему вернет. Снова хлесткий резкий выстрел издалека. Ему в ответ сразу пулемет заработал — трассеры вправо в сторону холмов ушли. В руку цевье Винтореза легло. Пулемет захлебнулся, отголоски хлесткого резкого выстрела долетели до Игера. Он уже в лагерь бежать шаг сделал, справа мощно раскатисто одиночный выстрел грохнул — кажись, вожатый между картами позицию занял, отстреливается. Так и есть, звук необычный, необычного карабина, принадлежащего вожатому. Ракета в небе погасла, Игер наощупь, спотыкаясь, о лежащих на земле людей, направился в сторону вожатого. Тихо пока, никто не стреляет. До вожатого добрался. Лекс в небольшом проеме между двумя кабинами картов на колене стоит, карабин у плеча, левая рука, в колено упертая ружье снизу поддерживает, сам в прицел вдаль сосредоточено смотрит.

— Достал?

Лекс ответил, не отрываясь от прицела.

— Нет, сильно далеко. Метров шестьсот. Там между двух холмов, на уши арга похожих, там он — один стрелок.

Игер, стоя рядом, свой Винторез вскинул к плечу, к оптике прильнул. Отыскал в темноте вдалеке, еле различимые очертания двух, рядом расположенных холмов. Щелчок, резкий хлопок — снова в небе зависла осветительная ракета, резко вырвав у тьмы лагерь и пространство за ним. Вспышка, едва различимая вдалеке, между холмов, в картинке прицела. Вжик, клац — звонко, слева, совсем рядом с Игером.

–Ааааа!

Вскрик громкий, короткий. Что-то на землю упало. Короткий хлесткий выстрел издалека долетел. Голову вниз влево опустил — вожатый на земле лежит, карабин из рук выпустил, за лицо руками держится, стонет. К нему наклонился, присел, в красно-желтом свете осветительной ракеты, что-то темное по лицу под пальцами вожатого течет, на песок капает. Тишина вокруг, не стреляет никто — все залегли, притаились.

— Лекаря сюда, быстро! Раненый здесь!

Через несколько минут прибежал мужчина худощавый, в годах, принялся Лекса осматривать, рану обрабатывать. Тихо вокруг, больше никто не стреляет.

— Постовые, доложить, что видно?

Громко с места выкрикнул Игер. Несколько минут тишина, потом начали один за другим ответы доноситься.

— Полночь — чисто!

— Восход — движения нет!

— Закат — никого!

— Полдень — ничего не происходит!

Опять тишина. Вожатый изредка, коротко стонет, лекарь ему лицо бинтует.

— Что с парнем?

— Порядок, живой. Пуля рикошетом от металлической кабины карта пошла, его по скуле зацепила, трещина, скорее всего, проникающих нет. Я ему обезболивающее дам, сейчас рану перебинтую, и будет снова молодцом.

Игер кивнул, хорошо — парень завтра нужен, рано ему еще помирать. Голова у него, похоже, самое слабое место. Нужно остальных осмотреть, масштабы ущерба от налета ночного оценить. Еще больше часа никто не осмеливался пошевелиться, все лежали на местах, как залегли до того. Спустя полтора часа воины, в бронежилетах и касках, начали обходить лагерь, опрашивая людей и осматривая, на предмет ранений и повреждений. Тела погибших стаскивали в одно место. Еще через два часа, объявили по лагерю, что все могут отправляться отдыхать.

Утром, как и было условлено, всех подняли за два часа до восхода. Еще темно было вокруг. Небо освещалось осветительными ракетами. Вставать не хотелось. Каждый чувствовал себя уставшим и до крайности разбитым, отдохнуть мало кому удалось. Особенно угнетало людей ночное происшествие, со стрельбой. Воины ходили мрачные и угрюмые — врага еще не видели, не знали о нем ничего, а он уже лишил жизни девять товарищей — троих, которые из разведки не вернулись и шестерых вчера ночью. Карты начали готовиться к выходу. Людей инструктировали, распределяли в группы, команды, закрепляли за картами. Костровые готовили завтрак, в очагах полевой кухни потрескивал огонь, но сегодня он уже не наполнял сердца людей своим теплом, не согревал и не радовал душу. Каша была готова. Каждый угрюмо и молча подходил за своей пайкой, молча принимал, и также молча уходил в сторону. Лексу было плохо, болела голова и треснутая скула. Лекарь поменял ему повязку, снова дал обезболивающий порошок, от завтрака вожатый отказался.

Вдалеке небосвод начал светлеть, окрашиваться красным. Завтрак был окончен, костровые собрали посуду, все принялись сворачивать лагерь. Скоро над горизонтом покажется дневное светило, скоро проснется ветер, скоро пора будет ставить паруса и идти навстречу неминуемому.

Горизонт все сильнее и сильнее окрашивался алым цветом — сегодня кровавый рассвет, даже само солнце предвкушало представление дня сегодняшнего. Давно дневное светило не видело такого действа в Пустоше! Последнее такое грандиозное представление людишки внизу, устраивали для него двенадцать лет назад, а до этого годом ранее. С тех самых пор, человечишки прекратили забавлять своего дневного покровителя грандиозными представлениями — заскучало светило, обиделось на людей. Но сегодня они исправятся, сегодня они преподнесут ему дар, задобрят его. Просыпайся, брат мой дневной, брат мой неукротимый — люди ставят паруса, людям нужна твоя мощь и сила, помоги им устроить представление в мою честь, давай насладимся этим с тобою сполна! Ты готов?

Вещи были уложены, люди ходили угрюмые, в сторону косились, не хочется туда смотреть, но взгляд как прикованный, в одну точку фокусируется. Туда, где лежит шесть тел, покрытых плотной тканью сверху — результат ночного рейда тех, кто позвал их сюда. Им не нужно было бить по-настоящему, ночная вылазка всего лишь акт устрашения, чтобы поселить страх и сомнения в сердцах, идущих к ним людей. Вот что ждет их впереди, там, за горизонтом. Это напоминание им, зачем их сюда пригласили, чем все для них закончиться.

— Всем по местам стоять! Рулевому — за штурвал, лево руля. Парусной бригаде — раскрепить концы, осмотреть фалы, проверить и смазать лебедки, осмотреть таль-блоки, расчехлить паруса. Мотылевой команде — по местам стоять, на рычаги налегли — выводим карты. Выполнять!

Путь, звездами указанный.

Рядом потрескивал небольшой костерок, сверху, над которым на треноге был водружен черный, закопченный казан. Легкий дымок поднимался вверх, перемешиваясь с ароматным паром, источаемым из недр котла. Как было хорошо сидеть рядом, так по-домашнему уютно и спокойно, даром, что вокруг на многие километры простирались пески Пустоши. Недалеко стоял небольшой карт, паруса были убраны и зачехлены до завтра, они уже отдыхают. Завтра у них много работы, завтра им опять предстоит ловить лихие ветра, цепляться за них, чтобы мощные колеса могли скользить по бескрайним пескам, перемалывать их, в стороны откидывать. Чтобы люди могли добраться до нужной точки вдали. Но так ли нужна им эта точка? А кому она тогда нужна, мне? Они меня туда везут, не меня — нас. А что нас там ждет?

Многие годы я жила одной только мечтой — скопить денег. Деньги решают в этой жизни все, так я глупая и наивная полагала. И вот, деньги у меня появились, но они не смогли решить моей проблемы. Моей целью было вернуть детей — деньги оказались бессильны, я ошиблась! Тяжело и больно было осознавать свое бессилие и свою ничтожность в этом мире — я все еще была песчинкой безвольной, увлекаемой ветром, даже придя к своей цели, я не могла получить желаемого. А человек смог, кажись, он вообще может все, стоит ему этого только захотеть. А хотел ли он мне помочь? Почему помог, потому что ему это выгодно было, или потому что я попросила? Да мне и все равно — пусть он не из-за меня это сделал, пусть он вообще меня не любит — я согласна. Согласна быть просто его безмолвной тенью, безвольно всюду следовать за ним, только бы солнце не пряталось за горизонтом, только бы ночная мгла не поглотила меня!

Вокруг меня десяток мужчин, одни заняты работой — готовят лагерь, другие хлопочут по кухне, у вечернего огня. Благодаря их стараниям я чувствую домашний уют и тепло очага, мне совершенно не страшна Пустошь и те опасности, которые она в себе таит. Он доверяет братьям как себе, как я могу им не доверять? Мальчик восьми лет дремлет, свернувшись калачиком рядом на циновке, его голова покоиться у меня на коленях, моя рука медленно гладит его темные мягкие кудри. Как он вырос за эти четыре года, он даже говорить стал как мужчина, он рассуждает, делиться своими выводами и наблюдениями, он поражает меня глубиной своего мировоззрения. Он скучал, он боится отойти от меня, глядя на него, сердце наполняется нежностью, трепещет в груди, теплом согревает изнутри, тепло готово заполнить собою все вокруг, весь мир. Девочка худая и темноволосая, одиннадцати лет сидит рядом, она тоже скучала, но она не так близка, она отстраняется, все время убирает мои руки, при попытке приласкать и погладить ее. Все эти четыре года она была вместо меня для мальчика, она была и матерью и старшей сестрой одновременно. Она ждала меня, ждала, когда я заберу их, верну себе. Она обещала ему и себе, давала зароки — нужно потерпеть совсем немного, чуть-чуть, и мама придет, она вернется, она нас заберет. Но время шло, девочку сломали, она разочаровалась во мне, в людях, в жизни, она не смогла дождаться. Ничего — главное, что теперь мы вместе! Время лучший лекарь, оно затянет и излечит душевные раны — мы все забудем, все вычеркнем из памяти, мы все начнем заново. Нам всем есть, что оставить прошлому, что забыть и не вспоминать больше никогда, особенно мне. Но я ведь сама сказала тогда Сан сен Гору, что наше прошлое живет не только в нас, но и в других людях, кто нас знает и помнит. Мое прошлое — как стыдно все это вспоминать. Тогда это было необходимо, сейчас — стыдно. Мы ведь едем к людям, они помнят, все помнят — ничего не скроешь! Сколькие из них ходили караванами в Атолл, сколькие приходили в трактир, сколькие, поднимались ко мне в комнату.… Как мне теперь быть?

Ко мне подсел худощавый жилистый мужчина, в серой одежде, четыре тарелки, источающие пар и приятный аромат, в руках. Протянул по очереди одну за другой три тарелки. Приняла. Детям раздала. Мальчик проснулся, за еду жадно принялся, проголодался — растущий организм, ему нужно. Девочка тоже есть принялась, нехотя, без аппетита. Мужчина поднялся, уйти собрался.

— Останься, пожалуйста.

На меня посмотрел — глаза темные, как угольки, недельная щетина редкая. Кивнул. Снова рядом на циновку присел, согнутые в коленях ноги скрестил, размеренно жевать принялся, глядя вдаль.

— Что там?

— Где?

— Куда ты сейчас смотришь.

— Там братья наши погибают, а мы здесь.

Без выражения произнес он.

— Ты меня в этом винишь?

Головой качает, сам вдаль по-прежнему смотрит.

— Нет, брат за вас просил, вас мне доверил, я не мог отказать, не могу его подвести. Сказал, довезу — значит довезу.

— Но ты бы там предпочел сейчас быть, с ним?

— С ними со всеми, с братьями.

Вздохнул, паузу выждал.

— Хочешь знать, почему тогда я здесь?

— Да, расскажи.

— Я ему как себе верю, даже больше — в себе сомневаться могу, в нем никогда.

— Почему! Кто он, я имею в виду кто на самом деле?

— Я не знаю. Мы познакомились одиннадцать лет назад, в Диких Землях.

Дети рядом притихли, слушают настороженно. Солнце к горизонту опускается, задержаться разве не желает, рассказ необычный послушать? Люди вокруг поодаль сидят, притихли — за ужином вечерним светилом любуются, в мысли свои каждый погружен.

— Он еще подростком был, но уже седым, тело искалеченное, знания великие в нем были, многое умел, знал о многом. Мы племенем тогда там жили, кто откуда. Кто с полуночи изгнанный, кто с Атолла — кто выжить смог, там и оседали. Места более-менее безопасные находили, да и оседали. Мест таких в Диких Землях немного, там радиация везде, где ее нет — животные дикие, лютые. Чтобы обезопаситься приходилось вместе держаться — племенем. Наше племя самое крупное было, тогда. Главарем, или вождем, был огромный бешеный изгой, по имени Рувек. С полуночи, кажись, его изгнали, или он сам бежал. В племя прибился, быстро вожаком стал — прежнего вождя убив. Претендентов на его место он тоже уничтожил.

— Но ты не похож на больного, или на мутанта. За что тебя изгнали?

— Я уже там родился и вырос, другой жизни не знал, только слышал, от приходящих людей.

— А что потом, с вами было?

— Времена те вспоминать трудно — вожак злой был, своевольный. Зашибить мог любого, просто не в духе пребывая, любую женщину силой взять мог, закона не было никакого тогда — только воля его. Время голодное было, племя слабое, мужчины хоть и были, но не воины и не охотники. Чтобы не помереть и день лишний протянуть друг друга ели, кто слабее — того и в котел. Вымирали, одним словом.

Кажись, к горлу подступило, зачем я про это спросила?

— Ты что тоже?

— Осуждаешь? А мне жить хотелось.

Жутко, страшно, а разве не так каждый устроен, что угодно сделать готов, лишь бы день еще один вырвать у костлявой. Тишина вокруг, дети тоже притихли, головы опустили, мальчик ко мне сбоку прижался.

— Потом он пришел — обессиленный, сам с Пустоши вернулся. Их изгнали из Атолла, человек десять, пришел он один. Его приняли. Пожил он немного, порядки наши узнал — проповедовать начал.

— Как проповедовать?

— Натурально, за жизнь другую и обычаи толковать. Это я потом узнал, что это все знания из книг старых, этим и раньше люди занимались. Но тогда, все это на нас подействовало, понимаешь, цель у нас появилась, в себя поверили, в силы свои.

Люди вокруг ужинать закончили. Тарелки собирают, к нам один подошел, не перебивая нашего разговора, молча принял посуду и так же молча удалился.

— Вот мне все так говорили — цель дал, в себя поверить помог, на Путь направил. И Сан сен Гор говорил и Мика, и ты сейчас. Он для вас как мессия, вы действительно в Повелителя Пустоши этого верите?

— Человека, чтобы он в себя поверил, его воодушевить нужно. Людей разных, чтобы вместе сплотить и к цели вести, им вера нужна, мотивация. Человеку знать нужно, верить, что за ним кто-то сильный и справедливый присматривает, что поможет ему немощному и несчастному, когда тому плохо или трудно будет. Конечно Повелитель этот всего лишь символ, мы это понимаем, мы посвященные, а для других конечно — он все сущее.

— То есть — его нет? Повелителя этого?

— Нет, конечно. Он его сам придумал, как и много лет назад люди себе богов сами придумывали. Кто в явления природные разные верил, кто в духов. Он все это в книгах читал, знал об этом, тут суть в другом — в том, что это людей объединяет, себя осознать помогает. Ну и сдерживает во многом, как тут злое и подлое замышлять, когда есть тот, кто даже мысли твои знает и наказать может?

— А раньше вы без этого, что себя осознать не могли? Не могли понять, что есть друг друга нельзя?

— Как, если тебе с детства вдалбливают, прививают и культивируют страх? Ты не такой, ты урод, ты вырожденец, прав у тебя никаких нет, твоя жизнь не стоит ничего. Тебя травят, унижают, изгоняют, как к скоту относятся. Мы от голода помирали, от побоев, от труда тяжелого, от радиации, когда через пески ядовитые шли на восход. Потом в Землях Диких, вынужденные дальше опускаться и оскотиниваться, друг друга, да что там…

Задумался, накатило.

— А он растолковал, нам, что мы такие же люди, что в том какие мы — наша уникальность. Рассказывал, как все вокруг устроено: природа, планета, вселенная. Просто и доступно дал понять, что мы полноценная часть этого мира, мы не вырожденцы — мы следующая ступень развития вида, природа нас создала такими, а значит, в том есть умысел ее и Творца. И это подействовало, люди прониклись этим, поняли, кто они и зачем они здесь.

Солнце уже коснулось края песчаных барханов вдалеке, оно прощалось с нами до завтра. Тихо было вокруг, тишина — воздух аж звенит. Вокруг лагеря была установлена сигнализация, костры ночью не горели, братья прекрасно могли обходиться без них. Они уже начали готовиться к ночлегу — стелили циновки и накидки на песке, другие в дозор заступить готовились. Кто-то присел возле колеса карта, сопилку деревянную из кармана достал — вокруг по Пустоше разлилась тягучая грустная мелодия.

— А что потом?

— А разве тебе Мика не рассказал?

— Мика мне рассказал, только о том, когда Странник вернулся в Атолл четыре года спустя. О том, как он изменил судьбу изгоев. А до этого, что было?

— До этого, он год с нами жил, учил нас. Не только тому, кто мы, но и вещам вполне конкретным и практичным: как капканы ставить, как зверя дикого добыть, хитростям и премудростям разным. Тогда вокруг него костяк образовался — шестеро нас было, с нас все и началось, это мы стояли у истоков нашего движения, веры, Пути Инициализации, Посвящения и прочего. Но вожаку Рувеку, растущий авторитет молодого члена племени не нравился, конфликты стали возникать все чаше и чаще, люди от вожака отворачиваться начали. Тогда сговор против нас был, перевес был на их стороне. Чтобы нас всех просто не вырезали, самый старший из нас шестерых, вызов Рувеку бросил. Поединок, он ему, конечно, проиграл, как иначе — вожак огромен и свиреп был. Наказанием для остальных стало изгнание их и членов их семей. Многих изгнали просто за сочувствие нам. Мы скитались по Диким Землям почти пятьдесят дней, почти половина погибла, это был первый, пройденный Путь Посвящения.

— Он говорил, что ему видение было — дверь посреди песков. Вы так бункер отыскать смогли?

— Да, он нас к нему вывел — старый довоенный бункер. Электроника уже не работает, дверь открыли — внутри мертвы все, мумии уже. Еды нет, но кров, какой никакой. Со временем обжили, в порядок привели. Там запасы оружия изрядные, даже небольшие производственные комнатки с оборудованием сохранились. За два года все восстановили, отладили, в работу запустили, он нас обучил. Вода там была — грунтовый источник, скважина. Это было самым главным. Так бункер этот стал нам новым домом, мы его Ковчегом прозвали.

— Путь Посвящения — вот он как появился!

— Да, он читал в книге, в истории такое уже было. Кто-то водил учеников сорок лет через пески и проповедовал им. В итоге из людей тех целый народ и государство выросло. Мы взяли это за основу. Кто проходит через Пустошь Путем Посвящения — братом называется, мы его принимаем.

— Я видела, этот Путь.

Кивнул коротко.

— Когда с Микой из Атолла уходили?

— Да тогда. Не знаешь, они дошли?

Головой покачал.

— Нет, не знаю.

— Это было жутко и страшно. Почему их нельзя встречать с водой и едой, больше дойти смогут.

— Запасы Ковчега не безграничны. Он сам может вместить определенное количество людей. Путь Посвящения, это не просто символ — это путь отбора, естественного, как природа и задумала. Выживет сильнейший и тот, у кого мотивация будет. Выживет, чтобы потомство сильное дать, в песках этих жить способное.

Вот и все — солнце кидает нам последний, прощальный лучик света. До завтра, союзник наш дневной и хранитель — спи, отдыхай, набирайся сил — нам тоже уже пора.

— А с племенем тем, которое вас изгнало и с вожаком их, что сейчас?

— Племя еще есть, но мелкое совсем. В Диких Землях несколько племен небольших живет. Одни исчезают, им на смену новые приходят.

— Почему вы их к себе не принимаете?

— Они дикие совсем. Был у нас вначале такой опыт — пытались принять, не ужились, они законы наши чтить отказались. Путь Посвящения не прошли, верой не прониклись, другие они совсем, им цели наши чужды. Они нас за наш же источник воды и порешить хотели. Себе забрать. Хотя с некоторыми племенами у нас что-то вроде торговли — меняемся иногда, или за проход через их земли откупные платим.

— А вожак тот, что с ним сейчас?

— Уже лет семь как нет его. Это была наша первая, можно сказать, диверсионная операция. Мы на нем тренировались тогда. Сначала, блокаду им устроили — наши охотники, их охотников на выходах подстерегали в засадах, мы ведь все тропы знали. Голодать они сильно начали, да и мужчин потеряли изрядно. Потом мы группой добытчиков с полуночного поселения переоделись. Те на уловку клюнули, как же, такая легкая добыча, в их владениях! За нами сам вожак пошел с лучшими воинами и охотниками. Мы их в подготовленное место завели и там долг вернули, каждому сполна.

— Какой долг?

— Брат сказал, что за смерть брата положено кровью отплатить. Он за нас вступился, жизнь отдал, мы должны долг тот вернуть. Вот мы и вернули.

— А те, кого вы сейчас ждете в Пустоше, тоже должники ваши?

— А ты разве не видела, что они с нами делают в городе, что потом в Пустоше происходит? Закон таков — за кровь брата, кровь обидчика должна быть пролита.

— Значит это уже не остановить?

Обернулся, на меня смотрит, бровь приподнял. Темнота опускается, ползет медленно, сковывает нас.

— Почему? Пусть нас травить перестанут, равными назовут — людьми, назовут. Отчего в мире, вместе не жить?

— Значит, вы оружие сложить, готовы, если вас изгонять перестанут?

— Если у нас права равные будут, права на жизнь, на труд, права семьи заводить, детей растить.

— Но эти права даже там не у всех есть. Меня вот как товар продавали, детей моих.

Головой кивнул. Дочь с другого бока ко мне прильнула, обняла. Я ее рукой своей покрыла, к себе прижала.

— Поэтому брат правильно учит, о равенстве — рабов быть не может, равны все и точка.

— Они вас не примут, вы другие, они другие. Они даже среди таких же выделиться всегда пытаются, возвыситься над остальными. Богатства скопить, власть получить, подчинять себе других — это сладко, это пьянит. Вершить судьбы других, казнить и миловать их — это как самому Повелителем для них быть, живым божеством.

— Богатство, это всего лишь способ решения некоторых задач, один из множества способов, но далеко не панацея. Вот ты и такие как ты тоже бедны, но безвольны, мы бедны, но волю свою высказать можем, и богатые нас бояться, а скоро слушать начнут. А что до вершения чужих судеб, так это ноша тяжелая, ты не знаешь о чем ты говоришь. Не знаешь, каково это есть с одного котла с человеком, жить с ним бок о бок, братом называть, а завтра его на смерть отправить, в бой, к примеру. Где здесь пьянящий аромат власти? Те о ком ты говоришь, они человека вообще за живое существо не считают, потому и пьянит их власть, они цену жизни не знают. Те думают, что они центр мироздания и все вокруг них вращается, остальные всего лишь декорации или мухи назойливые на столе у них.

Другие, какие же они все-же другие, на мир глазами другими смотрят, думают иначе.

— Так все это, так, только почему методы отстоять правое дело у вас не сильно отличаются, от гонителей ваших?

— Потому как это путь отбора и отсеивания. В природе такое уже много раз было — расы и виды сменяли друг друга. Брат рассказывал, что некогда люди древние дикие жили на Земле, условия жизни, климат и природа начали меняться, суровее становиться. Человек следом за ними менялся — новый вид конкурировал со старым видом. А как иначе, кто захочет добровольно от скудных ресурсов отказаться и смерть голодную принять? Но новый вид всегда приспособление получается, хитрее, сильнее, находчивее. Со временем новый вид полностью вытесняет старый. Так ваши предки некогда Землю и заселили, а потом сами же из-за алчности и глупости своей все уничтожили. Вы это их потомки прямые, те, кто к новым условиям не приспособлен, мы — вид новый, наше время пришло.

— Значит, мы вымрем?

— Вы уже вымираете, ты разве этого не замечаешь? Почему у вас у двух здоровых людей ребенок с отклонениями рождается, не такой как вы, отличный, от всего, что вам известно?

О духи Пустоши, он ведь правду говорит! Мой мальчик, мой сын — Странник сказал, что он даром обладает, он Солнце чувствует, Бури Солнечные предсказывать может, активность его аномальную. Он не такой как все — он изгой, мутант, для нас, а для них он особенный, такой же, как они. А Лекс вожатый — он звезды днем видит, караваны по ним водит — он тоже мутант. Забавно, а он обиделся тогда в трактире, когда я его так назвала, даже испугался. Конечно, испугался, кому хочется вмиг потерять все и изгоем стать — рабом бесправным, просто потому, что ты не такой, как те, которые себя над остальными возвысили. Этот мужчина прав — с таким подходом к жизни и нашим отношением к ним, мы обречены, вопрос нашего вымирания и полного исчезновения, это всего лишь вопрос времени. И это время стремительно наступает, он его приближает, даже уже не он — он дал толчок, импульс, дальше все продолжится и без него. Процесс запущен, его уже не повернуть вспять.

— Вы нас ненавидите? Ты вот сейчас что испытываешь, сидя со мной рядом?

— Тоску и жалость к тебе — я могу видеть и понимать все происходящее, ты блуждаешь в темноте.

Странно все это звучит, необычно, все — совсем не такое, к чему в жизни привыкла, все другое. Тот высокий, седой с глубоким и завораживающим взглядом тоже совсем другой, особенный, таких людей никогда встречать не приходилось — он один единственный.

— Все это очень странно для меня, непонятно и необычно. Наш уклад жизни, отношения к ней и к людям, нас окружающим, совсем иной. Он рассказывал немного о своей семье, о законах и традициях, в их поселении, но, то все тоже было другое, сильно отличное, от вашего учения и уклада жизни. Как думаешь — ему самому это все зачем?

— Что ты имеешь в виду?

— Почему он взвалил на себя такую ношу, такой груз ответственности, груз принятия тяжелых, а подчас и спорных, решений, один за всех?

— Я у него спросил однажды. Он сказал, что он просто следует начертанным для него Путем. Я спросил, кто этот Путь начертил, и как он его обрел. Брат ответил, что у каждого из нас он есть, Путь этот — нужно только научиться его видеть. Видеть может только тот, кто законам природы подчиняется, с ней в гармонии и балансе живет.

Мужчина усмехнулся, сам себе.

— Тогда я ничего не понял, он всегда загадками говорил.

— Да это похоже на него.

— Позже он пояснил, что его Путь звездами проложен, он по ним идет, следует за ними, как вожатый, ведущий караван через пески.

— И что, он знает, когда его Путь окончиться?

— Я тоже его спросил, что будет в конце Пути. Он ответил, что когда его Путь придёт к последней звезде, она взорвется ярким сполохом, освещая светом своим дорогу другим, тем, кто его Путь продолжит, на смену ему придёт.

— Красиво и страшно одновременно. Страшно, наверное, жить, зная день своей смерти.

Мужчина плечами пожал безразлично.

— Страшно жить, не зная, зачем ты живешь. Страшно жить Пути своего, не сумев отыскать. Умирать страшно, если сделать из задуманного ничего не успел. Остальное не страшно.

Конец ознакомительного фрагмента.