Охота на охотников

Дмитрий Красько, 2013

Мешковский устраивается в крупную компанию личным водителем директора. И надо же такому случиться – буквально на третий день работы происходит ограбление: директор лишается суммы почти в два миллиона долларов, а обоих его телохранителей убивают. Все шишки валятся на Мешковского. В его виновности уверены и директор, и следователь, что ведет дело. Это при том, что сам директор – бывший «авторитет», а совсем недавно «откинулись» братки, оказавшиеся за решеткой по его наводке и имеющие на директора большой и острый зуб. Но следователь уже выстроил себе удобную версию, где Мешковский – главный подозреваемый, и тому ничего не остается, кроме как самому начать разбираться в этой запутанной истории…

4

Странно, но дневное происшествие не особо смутило мою чувствительную душу. Наверное, потому, что напрямую оно меня не коснулось. Нельзя же назвать касательством два часа, проведенные в отделении милиции, где крепыш долго и нудно выведывал, что мне известно — при том, что известно мне было не так уж много, и вся эта бодяга вполне себе втискивалась в двадцатиминутные рамки.

Короче, сидя вечером дома перед телевизором, я отнюдь не терзался кошмарными воспоминаниями о перестрелке, свидетелем которой умудрился стать, но решал куда более насущную проблему — идти завтра на работу или нет. Потому что, ежели Сергей Федорович Иванец придумает слегка отлежаться в больнице, подлечивая свою руку и расшатанные нервы, то и мне, как его личному водителю, делать в конторе нечего. Распоряжений относительно того, что в отсутствие директора я должен буду обслуживать кого-то другого, он не давал. Более того, ежели Иванец в больнице, то и просыпаться завтра ни свет, ни заря, чтобы забрать его из дома, ни к чему. И я пожурил себя за то, что не догадался прояснить этот момент у Танюшки сразу по возвращении из отделения. Уж она-то точно должна быть в курсе подобных нюансов. Как всякая уважающая себя секретарша… Пардон, офис-менеджер. Но в тот момент девушка сразу насела на меня, выясняя детали происшествия, и через полчаса я думал уже только о том, как побыстрее слинять из офиса. Секретарша, несмотря на всю свою сексуальную привлекательность, умудрилась надоесть мне хуже горькой редьки. О каком выяснении рабочих моментов могла идти речь?!

Вздохнув, я вырубил телек и приготовился отходить ко сну, решив, что, коли сам прошляпил момент истины, то в любом случае завтра нужно будет проснуться и подогнать машину к дому Иванца. Поедет он или не поедет — дело десятое.

Потом в голову пришло, что я все-таки существо дикое, отсталое и по дороге от обезьяны до человека мне еще топать и топать. Как я мог сразу не вспомнить о визитке Иванца, на которой, среди прочей информации, значился и номер его мобильника? Извинение было только одно — что сам я мобильника никогда не имел. Неплохая отмазка. Но даже при этом никак не удавалось избавиться от чувства досады — а куда подевалась ваша хваленая сообразительность, Михал Семеныч? Свойство, благодаря которому вы, особо не напрягаясь, пережили бурные девяностые и докатились до того, что недавно отметили тридцатишестилетие? Стареете, Михал Семеныч, стареете…

«Цыц!» — сказал я внутреннему голосу и, выбравшись из постели, побрел в прихожую. Поковырявшись в кармане куртки и достав директорскую визитку, я набрал номер и принялся ждать. Часы показывали половину одиннадцатого вечера, и мне было чрезвычайно стыдно беспокоить человека в столь поздний час, но, поскольку своя рубашка ближе к телу, я успешно заборол это глупое чувство.

Иванец долго не брал трубку. Минуты две. Упрямый, сволочь. Но я оказался еще упрямее. Он таки сдался, прорычав далеко не самым приветливым тоном:

— Да! Это кто?

— Это Мешковский, — сообщил я, не вполне, впрочем, уверенный, что за три дня он сумел выучить мою фамилию. Как-никак, он — начальник, я — дурак. Согласно субординации, фамилию учить должен был я. И не свою, а его. Свою я и так знал.

— Ты ничего не попутал? Мог бы часа в три ночи позвонить. Не, а че? — совсем уж неприветливо сказал директор.

Я скрипнул зубами. Тон, мягко говоря, не внушал оптимизма. Утешало одно — не пришлось объяснять, кто я и что я. Сам вспомнил. Или по голосу определил?

— Уточнить хочу. Вам машину завтра подавать?

— Сам как думаешь?

Это было уже конкретное хамство, и я не выдержал:

— А я вообще не думаю. Мне по рангу не положено. Я рулю машиной, а вы — конторой. Поэтому я буду думать, когда буду рулить машиной, а вы — все остальное время, хорошо? Подавать машину?

— Да! — рявкнул он и отключился.

Господин директор явно пребывал не в самом хорошем расположении духа. Понять его, конечно, можно, но у меня почему-то не было желания это делать. Я совсем не Лев Толстой, и когда меня бьют с левой, я предпочитаю ответить с правой, а совсем не подставлять другую щеку. Когда на меня начинают рычать, я начинаю огрызаться. А чего? У нас в джунглях все так делают.

Повесив трубку и недобрым взглядом напугав ее — будто это был сам Иванец, — я развернулся и пошел было в опочивальню на предмет снова попытаться отойти ко сну, но телефон мстительно зазвонил. Пришлось вернуться и снова взяться за него.

— Мешковского Михаила Семеновича я могу услышать? — я-то думал, что это Иванец перезванивает, поскольку одумался и решил завтра на работу не выходить, ан нет. Голос был незнакомый.

— А Мешковский Михаил Семенович слушает, — заверил я.

— Это вас из Советского РОВД беспокоят, следователь Зуев, — сказал голос. — Мне передали дело о сегодняшнем нападении на вашего директора. Хотелось бы встретиться и поговорить на эту тему.

— На тему того, что вам передали дело? — удивился я. — А мое мнение может что-то изменить?

— Вы мне нужны, как свидетель! — ледяным тоном сказала трубка. — И давайте обойдемся без плоских шуток. Уже поздно, я домой хочу.

Я подрастерялся. Можно подумать, я приклеил штаны товарища следователя к служебной табуретке, и теперь из-за меня он не может попасть домой к жене и детям, хоть и стремится к ним всей душой.

— Ну, так езжайте! — посоветовал я.

— Вы сами в отделение придете, или мне повестку выписывать?! — Зуев перешел на рык. Кошмар какой-то. Вечер явно не задался. Сперва Иванец на мне злость срывал, теперь вот неизвестный следователь Зуев сподобился. Может, с аурой чего-то не то? Чакры засорились? Где у нас в городе мастерская по чистке чакр? Обязательно на днях наведаюсь.

— Я приду, не вопрос, — я попытался задобрить его. — Мне прямо сейчас выдвигаться?

— Послушайте, Михаил Семенович, — проговорил Зуев нарочито-ласковым голосом, от которого сразу становилось понятно — самый максимум ласки, на который я могу рассчитывать с его стороны, это пуля в лоб из табельного оружия, чтобы долго не мучаться. — Я серьезный человек и занимаюсь серьезными делами. Мне ваша клоунада ни к чему. Если вы действительно готовы явиться без повестки, то соблаговолите прибыть завтра в районе одиннадцати утра в здание Советского райотдела, кабинет двадцать один. Знаете, где это?

— Здание знаю. Кабинет пошукаю — найду.

— Значит, я вас жду?

— Заметано.

Не самый приятный разговор на ночь глядя. Но я был всего лишь свидетелем, и никаких поводов для беспокойства не видел. Ну, попытают меня еще раз. Повторю Зуеву все то же, что говорил крепышу. От меня не убудет. На счет «поговорить» я никогда против не был. А тут даже потерянное время, скорее всего, Иванец компенсирует в денежном эквиваленте. Во-первых, по большому счету, ехать в отделение мне придется из-за него. А во-вторых, и стараться я буду для него — чтобы поскорее нашли его денежку. Хотя… В кейсе ведь был черный нал, так что директор вполне мог не рассказать ментам всей правды — опасаясь утечки информации и, как возможное следствие, неадекватной реакции со стороны налоговых служб. Впрочем, вряд ли. Просто так взять и подарить кому-то два с половиной миллиона баксов — это не в его стиле. Не в стиле крутого братка из лихих девяностых. Соврет, что просто взял в долг у хороших знакомых — и хрен, докажешь, что это не так. Тем более что успел брякнуть о деньгах молодому пэпээснику. Шок и недержание речи в любом случае уже сыграли с ним нехорошую шутку.

На следующее утро Иванец был хмур и неразговорчив. Не то, что накануне. Даже угрюмее, чем в предыдущие пару дней. Сел в машину, захлопнул за собой дверь и коротко бросил:

— В контору!

Я хотел спросить, почему не по девочкам — погода ласковая, возраст еще позволяет, — но передумал. Для девочек нужны денежки, а денежки — тю-тю. Сделали вчера ноги, влекомые мужичком со «Стечкиным». Вряд ли стоило напоминать об этом Иванцу — он и без меня еще не забыл. А если забыл, то вспоминал каждый раз, глядя на простреленную руку.

Пришлось ехать в полной тишине. Директор насупился и о чем-то сильно задумался. Так сильно, что слышно было, как мысли со стуком от черепной коробки отскакивают.

— Федорыч, а, Федорыч? — я попытался вернуть его к жизни.

— Чего? — он хмуро зыркнул на меня посредством зеркала.

— Мне сегодня в одиннадцать отлучиться надо будет. Понимаешь, вчера вечером следак позвонил, которому дело о нападении передали. Сказал, что хочет со мной беседу составить.

— Я в курсе, — кивнул Иванец. — Я вчера с ним уже составил беседу. Надо — значит, отлучайся.

Вот и весь разговор. Не очень много для получаса езды от его дома до офиса.

В конторе царил траур. Ферзь с Коконом были не местные, Иванец нанял их в охранном агентстве «Звезда», но произошло это давным-давно, так что они вполне успели сродниться с коллективом «Технопарка», стали своими. Даже не смотря на свою неразговорчивость и постоянное сидение в каптерке. Но ведь порой и до ветру выскакивали, и даже, когда-никогда, слово ответное роняли. В общем, к амбалам привыкли. А теперь их не стало. И эта двойная смерть если не потрясла народ, то вогнала в самое мрачное расположение духа — точно.

Танюшка опять долго и упорно допытывалась, как все произошло, чем напрочь испортила мне вкусовые ощущения — кофе себе я хоть и заварил, но пить не стал. Снова в деталях пришлось рассказывать о том, что видел, и мне это стало уже надоедать — впереди маячил следователь Зуев, а значит, беседа с секретаршей была лишь легкой разминкой. Если дело и дальше так пойдет, то к концу жизни самой мускулистой моей деталью станет язык, а не то, о чем я всегда мечтал.

Между тем секретарша оказалась слегка разочарована минимумом кровавых подробностей и тем, что я не совершил никаких героических подвигов, поэтому продолжала приставать, пытаясь вытянуть из меня что-нибудь новое, погорячее. Возможно, за эти несколько дней я таки довел ее до состояния, когда обо мне начинают грезить в эротических снах, хотя прежде она довольно удачно не подавала вида. Зато теперь старалась вовсю, не веря, что герой ее ночных фантазий никак себя не проявил в столь замечательном приключении.

Мне не хотелось совсем уж ее разочаровывать, а потому я всячески тянул время, жонглируя увертками и недомолвками, а в десять часов показал язык и сообщил, что меня ждет следователь. Если ей хочется новых подробностей — пусть попристает к Иванцу, который видел все то же, что и я, и даже немножко больше. А еще лучше — приходит вечером ко мне домой. С прицелом остаться на ночь, конечно. Танюшка швырнула в меня скатанным в шарик листом бумаги и обиженно надула губки, но задерживать не посмела. Вряд ли потому, что так на нее подействовало упоминание о постели. Скорее магическое слово «следователь» оказало свое благотворное влияние.

Отыскать двадцать первый кабинет в здании Советского РОВД было делом плевым. И Зуев меня уже ждал, хоть я и прибыл на пятнадцать минут раньше обозначенного времени.

Высокий, спортивный, самоуверенный. Наверняка физподготовку всегда на «ура» сдавал. Пятьдесят раз — от пола на кулаках, тридцать раз — на перекладине, полтора центнера от груди, кросс — быстрее, чем Бен Джонсон стометровку бегал… В общем, образец для подражания. Но одет был не по форме. Даже странно.

— Следователь Зуев? — спросил я, нарисовавшись в кабинете.

— А вы — Мешковский? — спросил он в ответ. Я кивнул. — Что ж, прекрасно. Примерно так я вас себе и представлял. Присаживайтесь.

Я хрюкнул от удивления. В мозгу возникла кошмарная картинка — лежит под одеялом следователь Зуев в полном неглиже, и представляет себе меня, представляет… Сначала правой рукой, а потом, когда правая устает — левой… Мороз по коже.

Решив, что с таким впечатлительным мужчиной надо быть поосторожнее, я подкрался к стулу, что стоял перед его столом, и сел с краешку. На тот случай, чтобы побыстрее сорваться, если ему опять придет в голову представлять меня себе.

— Чего это вы такой напряженный? — Зуев, копавшийся в каких-то бумагах, что громоздились на краю стола, подозрительно скосил на меня левый глаз.

— Ментов боюсь, — честно ответил я. — С детства боюсь.

— Начнем с того, что не ментов, а сотрудников милиции, — наставительно сказал Зуев и вытащил наконец искомую папку. — А ко мне вы можете обращаться совсем просто — Олег Анатольевич. Договорились?

— А я тоже просто Михаил Семенович! — обрадовался я. — Бывают же совпадения!

— Ну да, ну да, — рассеянно проговорил Зуев, копаясь уже непосредственно в папке. — Совпадения… — Он вынул какую-то бумажку и принялся читать, время от времени поглядывая на меня поверх листка: — Мешковский, Михаил Семенович… Анкетные данные опустим… Пять раз привлекался в качестве свидетеля, три раза — обвиняемого, оправдан. Дважды направлялся на лечение в психиатрические учреждения, отбыл, выпущен… Хм, какой идиот это писал? Ладно. Довольно богатая биография, а, Мешковский?

— Так время-то какое было? — я пожал плечами. — Кругом беспредел. А я еще и таксистом работал. Зона риска. Между прочим, прошу заметить, по всем моментам признан невиновным, а из дурки меня выперли, как симулянта. А к чему вы эту бумажку зачитали?

— Да так, — Зуев тоже пожал плечами. — Чтобы яснее стало, с кем дело имею. И чтобы вы поняли, что я о вас все знаю. Ну что ж, Михаил Семенович, расскажите, если не сложно, что же там вчера произошло. В деталях, будьте любезны.

Я еще раз повторил то, что видел. Следователь меня внимательно выслушал, не перебивая и время от времени чиркая что-то на обычном листке, потом хитро прищурился и спросил:

— Что же это получается? Вы, ранее неоднократно привлекавшийся за буйный нрав, во время этой заварушки так испугались, что даже пошевелиться не могли?

— Не испугался, а растерялся, — поправил я. — Старею, наверное. А вообще, что я, по-вашему, должен был делать? С голыми руками лететь выручать Иванца? Которого знаю без году неделя и который мне не кум, не сват и не брат? Он, между нами, мне вообще не нравится. Это, конечно, не повод бросать его на верную смерть, только и свою жизнь ради такой личности отдавать глупо, согласитесь?

— Не знаю, не знаю, — загадочно протянул Зуев. — Не срастается у меня что-то. Нехарактерное для вас поведение, вот что странно. Зато шеф ваш, вам несимпатичный, говорит, что это, скорее всего, именно вы навели на него грабителя.

Я хотел было упасть со стула от удивления, но даже на это сил у меня не хватило. Единственное, что я смог — это проблеять:

— Не понял…

— А чего тут непонятного? — Зуев зловеще усмехнулся. — О том, что Иванец будет перевозить деньги, знал очень ограниченный круг лиц. Но со всеми этими людьми он, как уверяет, знаком не один год, и доверяет, как самому себе. Будь они наводчиками, давно бы прокололись — не в первый раз при них крупные сумму перевозит. А вы в фирме проработали только три дня, и тут — бах! — ограбление. Забавное, как вы говорите, совпадение. Не находите?

— То есть я идиот, да? — уточнил я. — Не успел выйти на работу, как устроил ограбление, а после этого остался в городе, у всех на виду — берите меня еще тепленьким?

— Может быть, вы таким образом хотите отвести от себя подозрения? — парировал Зуев. — А может, действительно идиот. Вас же пару раз направляли в психушку.

— Я отбыл! — прорычал я. — Я на свободе с чистой совестью.

— А вот с этим мы и будем разбираться — какая у вас совесть. Видите ли, я почему-то больше склонен верить вашему директору. Очень странно, что на третий же день вашей работы произошло это ограбление. Еще более странно, что вы не захотели сразу вызвать милицию…

— Да я не умею с мобилы!

— Это о себе любой дурак сказать может. А вы не хотите подумать и сознаться во всем?

Я посмотрел на него, как на ненормального. Все равно, что у приговоренного к смерти спрашивать — может, сами себе башку отрубите?

— Нет уж, — проворчал я. — Если вас так приспичило что-то доказывать — доказывайте. А я погляжу, как у вас это получится. Если что-нибудь докажете — обязательно сообщите. А пока можно мне идти?

— Конечно, нет, — Зуев усмехнулся. — Видите ли, гражданин Мешковский. Мало того, что я окончательно и бесповоротно уверен в вашей виновности — в ближайшее время я постараюсь доказать, что это именно вы навели грабителей на вашего директора. А вам в связи с этим я предлагаю трое суток посидеть в ИВС. Что вы на это скажете?

Я ничего не сказал. Я просто охренел. От этого визита можно было ждать чего угодно, только не такого финала. Ни за что ни про что меня вдруг обвиняют непонятно в чем, и собираются закрыть на трое суток. Полный бред, но на данном этапе возразить было нечего. И я поднял руки:

— Сдаюсь. Все равно с тремя сутками ничего поделать не смогу.

— Это точно, — Зуев удовлетворенно кивнул. И, блюдя формальности, невинно поинтересовался: — Защитник у вас есть?

— А как же? У меня уйма защитников. В одном «Спартаке» человек шесть играет.