На крыльях феникса

Дмитрий Каминский

Она любила слушать баллады. Он любил сочинять. Но судьба уготовила иное – они стали героями… Эта история о реальных проблемах вымышленного мира. Феникс уже расправил крылья – он зовет нас в полет!

История вторая: Трактиры и крылья

Глупец тот, кто думает, что бесы обитают лишь в Небытии! Зайдите в любой трактир! Да, вы, напыщенные и нарумяненные вельможи в шелковых трусах! Зайдите в трактир! Да там бесов больше, чем глистов в ночном горшке! И они еще и пьяные…

Николас III «Трезвенник» из Лексианов.

Зима, морозная и снежная, когда по ночам метель потоком несгибаемой силы проносится по широким улицам города, срывает ставни, а днем пушистый и крупный снег, подобно палантину, накрывает крыши домов и заставляет их обрушиваться под весом в сотню фунтов, захватила город Эйджгейт.

Недаром второй месяц зимы прозвали Колдмансом! Тепла от каминов и печей едва хватало, бездомные и бедняки погибали от обморожения, а дворняги бегали исхудалые, изнывающие от голода настолько, что не гнушались лакомиться плотью смертных. Они выли, рычали и лаяли словно волки, замечая добычу.

И сейчас, когда вой собак предвещал чью-то скорую смерть, человек среднего сложения и среднего роста, укутавшись в меховой плащ, вышел из парадной самой большой густонаселенной многонаселенной инсулы в городе, называемой Амфитеатром.

Ибо когда-то, еще до того как на трон сел прапрадедушка нынешнего короля, амфитеатр был заполнен не комнатушками, а трибунами.

Человек огляделся по сторонам, щуря глаза от щиплющего ветра и порхающих снежинок и прислушался.

Звуков во дворе было великое множество. Звенела сталь, кто-то истошно кричал от боли, кто-то ликовал. Рычали львы, кричали грифоны под аккомпанемент толпы и громкие, сотрясающие сам амфитеатр, аплодисменты.

— Убей! Убей! Убей! — ревела толпа.

Человек не стал удивляться, он привык. Когда-то в этом кругообразном дворе Повсюду был желтый песок.

Нет, не желтый, а алый.

Внутри инсулы, бывшего амфитеатра, погибали гладиаторы. И кровожадные зрители, затаив дыхание, следили за их гибелью. Победителя славили, побежденных скармливали хищникам. И так продолжалось до тех самых пор, пока гладиаторские бои не были запрещены указом, а амфитеатр (сооружение слишком красивое, чтобы его разрушать, и слишком великое, чтобы оставлять его заброшенным), постановлением городского совета не был превращен в жилую инсулу.

Глядя на заснеженные колоннады, арки, украшенные резьбой, и обнаженных каменных воинов, держащих свод кольцеобразной крыши, человек мысленно одобрил решение властей. Он натянул сильнее капюшон плаща, хватаясь за серебристую фибулу в виде феникса и, в последний раз вслушавшись в шум призрачных боев, вышел на большую улицу и беспокойно ухватился за оголовье меча, что болтался на бедре.

Призраков не существует, правда?

Вера в Людских богов отрицает загробную жизнь подобного характера. Умерший отправляется (если жил достойно и не был убит Абсолютным злом) в Чертоги богов, где Ординум восседает на троне из солнечного света, либо, (если жизнь была наполнена преступлениями и грехами), в Небытие.

А там, вечно голодные Темные боги с удовольствием разорвут жалкую душонку.

Человек считал, что лучше призраки, чем Небытие.

Но мечты и желания — удел несмышленых детишек, катающих по полу деревянных лошадок на колесиках. Разумом человек понимал, что никогда и никому не встретить здесь, в Поднебесье, умерших родных, погибших друзей. Единственное, что от них осталось, это образ, запечатленный каким-то художником в воздухе, образ, что носит название фантом. Такой же фантом во дворе Амфитеатра — ожившая, но однообразная картина древних событий.

Когда человек оставил фантомов позади и миновал несколько одинаковых улиц, а затем затянутый льдом идеально круглый пруд, ветер стих и крупицы снега перестали бить по лицу. Они падали медленно и равномерно. Мужчина больше не кутался в плащ, и прохожие могли приметить и меч, и стеганую защиту и, самое главное, гербовую накидку с алым фениксом по центру.

Но никто не обращал внимания. Беспокойные матери уводили детей с замерзших улиц, стражники лениво шагали, загребая ногами снег: патрулировали город.

Торговцы закрывали свои лавки. Из их уст доносилась брань. Собаки сворами бегали по закоулкам и рылись в отбросах.

Человек не глядел по сторонам, предпочитая смотреть под ноги и думать. Он вспоминал, какой была прошлогодняя зима. Тогда горожанам пришлось туговато. Ударили сильные морозы. Эйджгейт превратился в Земли Ледяного Тумана. Поставка пищи была прекращена, реку Бернинтайм покрыл толстый слой льда. Корабли и лодки просто не могли привезти продовольствие. А снежные заносы мешали доставить его по суше.

Горожане замерзали прямо в своих домах. Кое-кто обезумел от голода настолько, что пожирал собственных детей. Один кузнец съел свою дочку, не вынимая из колыбели. Он прирезал ее ножом, которой только что выковал.

Прошлой зимой человек вызвался патрулировать улицы Эйджгейта, но получил отказ. Этой зимой вызываться надобности не возникло. Он был рад тому, что Колдманс выдался терпимым. Теперь мужчина мог по собственной воле двигаться вверх по улице Уильяма Складчика, ища глазами вывеску «Дубовый трактир».

«Дубовый трактир» имел славу дешевого трактира, не с самым лучшим обслуживанием. Его давно облюбовали простые жители Района торговцев. Дешевые блюда и бесплатный, некачественный алкоголь по выходным. Раньше можно было хоть целый день травить свое тело, однако, капитан городской стражи настоял на том, чтобы посетителям давали не больше одной стопки самогона в день. Такое решение было обусловлено тем, что после выходных его подопечным приходилось усмирять особо буйных пьяниц.

Человек в гербовой накидке с фениксом никогда не посещал «Дубовый трактир» за свои двадцать лет. И не посетил бы еще двадцать, если бы не друг. Которому, как он сам выразился, требуется помощь. Помощь паладина.

Когда перед его глазами предстало старое кирпичное здание, с облупившейся черепицей и с вывеской, что изображала оживший дуб, вливающий себе в рот какое-то пойло, желание посетить заведение отпало окончательно. Да еще, к тому же, с крыши свалился снег и упал прямо ему на голову. Человек только недовольно посмотрел наверх и отворил массивную дверь, заходя внутрь.

После мороза, стоявшего снаружи, тепло помещения, создаваемое жаром камина, свечей и кухонных печей, было самой настоящей отрадой. Человек несколько повеселел, отряхнул ботинки, избавился от снега на плаще и снял капюшон. Мужчина внимательно оглядел квадратный, маленький зал харчевни. Создавалось впечатление, что это не трактир, а ведро с рыбой — настолько много народа здесь помещалось.

Столы возле окон были сплошь заняты хохочущими компаниями, в каждой, как на подбор, было по пять человек. Эти люди без остановки хлебали что-то вроде пива (паладин не разбирался), рассказывали друг другу байки, рассуждали о своей нелегкой жизни, жаловались на безумный мир и отсутствие хорошей работы. Иногда они начинали что-то доказывать, стуча кружкой или кулаком по грязной столешнице. Некоторые мужчины, уже успевшие пропустить несколько кружек, лежали под лавкой, или же уткнулись носом в миску с едой.

В дальнем углу помещения, возле стойки, сидело трое орков, одетых в черные полушубки. Среди людей ходило мнение о том, что орки самые невоспитанные, буйные и необузданные. Однако сколько человек не бывал знаком с представителями орочей расы, не мог подтвердить подобный слух. И ему было известно, что драки в трактирах начинали именно люди. А орки применяли силу только в случае серьезного оскорбления. Правда, организм зеленокожих своеобразно реагировал на алкоголь. Для того, чтобы потерять голову, им хватало и трех кружек, например, браги. У себя на родине, в Степях зноя, никто из их сородичей не держал у себя в шатре из шкур и кожи алкоголя, и причиной тому было полное отсутствие ингредиентов для его создания.

За соседним столом сидела парочка полнотелых дворфиек со своими бородатыми и кряжистыми мужьями. Они выпивали по большой кружке, а затем, ругаясь и язвительно шутя, просили принести еще. Наверное, дворфы был единственным на свете народом, в котором женщина была способна перепить мужчину.

От столов, заполненных дворфами, всегда было слышно больше всего бранных выражений, но брань их скорее забавляла, они не выказывали при помощи нее агрессию и ненависть. Дворфы предпочитали ее выражать при помощи секиры и топора. И надо сказать, это было гораздо эффективнее.

Среди всех посетителей «Дубового трактира» мужчине не встретились только эльфы. Ни лесных, ни высших… Но они ему и не требовались. Человек искал своего друга, необычного даже для Эйджгейта, друга.

Возле одного стола, стоящего в самом центре помещения, столпилось больше народу, чем было за всеми остальными столами вместе взятыми. И, кажется, человек понимал, какая причина могла послужить этому. У этой причины есть имя, и есть фамилия.

Божественный поборник решил протиснуться поближе к столу, желая разглядеть происходящее, но спины местных посетителей загораживали весь обзор.

— Простите, можно мне пройти, — вежливо обратился человек к невысокому мужчине.

Тот обернулся. У него было неестественно красное, одутловатое лицо, покрытое недельной щетиной и длинные волосы, спутанные в колтуны. Он поглядел на человека сонными и пустыми глазами, внутри которых летали хмельные бесы, прибежавшие туда из какого-нибудь бес-трактира. Эти глаза приметили на серебряный медальон в виде крылатого колокола, и мужчина медленно и невнятно пробормотал:

— Это… как там тебя, паладинер… Что, разве Ординум не запрещает предаваться греху… этих… как их? Развратных игр?

Впереди, за спиной мужчины, за столом кто-то прыснул от смеха и клацнул зубами.

Человек, по ошибке названный «паладиниром» вместо «паладина» (хорошо хоть не рыцарем) улыбнулся, не предавая значения сказанному:

— Греха в нашей жизни не много. Всего не обойдешь.

— Это верно, это верно… — согласился мужчина, поднимая указательный вверх. — Ты осторожнее… а то проиграешь все свое… это, ну ты знаешь… емуищиство.

Перед взором паладина появился, сидящий за столом, самый настоящий зверолюд. Точнее сказать волколюд. Он был одет в качественный безрукавный дублет, прошитый золотыми нитями. Волколюд потягивал дешевое и кислое (судя по его перекошенной волчьей морде) вино из металлического бокала и держал в правой лохматой лапе пять игральных карт.

Волколюдами звался подвид расы зверолюдов, что имел внешнее и внутреннее сходство с волками. По сути, волколюд представлял собой прямоходящего волка с человеческим разумом и без хвоста. Вернее, каждый зверолюд рождался с хвостом, но закон и правила веры в Людских богов, требовали обряда Обрезания, на котором младенцу, маленькому пушистому комочку, отрезался хвост под корень.

Но не одними волками была богата раса зверей-людей. Встречались ящеролюды, котолюды, медведолюды… И никто из разумных рас не знал историю происхождения зверолюдов. В том числе и сами зверолюды. Одни верили, что это нелепая ошибка богов, другие считали, что люди-звери — последние представители древнего союза животных и людей, третьи же предполагали, что каждый зверолюд — дар, благодаря которому можно быть и зверем и человеком одновременно. Высшее эльфы, что отрицают всякую веру в то, что над разумными расами есть кто-то еще разумнее, всегда утверждали, что природа сама по себе меняется и совершенствуется, и со временем каждое животное станет зверолюдом. Высшие эльфы любили приводить в качестве аргумента тот факт, что среди зверолюдей не встретишь зайцелюда или, скажем, белколюда. Потому что сильный мешает развиваться слабому, и только хищник способен стать совершенным. В общем, такую и прочую чепуху говорили высшие эльфы, и человек ей не верил.

Однажды ему попалась в библиотеке книга одного историка, в ней он писал о том, что зверолюды вышли из лесов в период жуткой Всея Войны, и эта была настоящая помощь богов…

Напротив волколюда сидел мужчина, одетый вовсе не для этого трактира. Хороший, качественный камзол, волосы, перевязанные позолоченной тесемкой. Рядом, на лавке, лежал пушистый полушубок из лисьего меха, с воротником, отороченным бархатом. По всей видимости, игрок был знатным. Хотя и вел себя совершенно неподобающе. Громко выкрикивал неприличные ругательства после каждого неудачного хода, скрипел зубами и называл волколюда «блошиной мордой».

Тот совершенно не обижался, только хихикал, оголяя клыки, и загребал когтями выигранные деньги.

Заметив своего старого друга, волколюд добродушно улыбнулся вовсю ширь, почесал ухо и сказал веселым голосом, обращаясь к зрителям карточного боя:

— Так, уважаемые и не очень уважаемые, господа и господари! На сегодня партия закончена, можете подтянуть штанишки и идти домой!

Собравшиеся вокруг стола недовольно заныли, заворчали и стали медленно расходиться по своим столам, либо собирали вещи и покидали трактир.

Знатный господин, сузив глаза, раздраженно произнес:

— Значит, заканчиваем? Имей в виду, я стану отыгрываться. Когда я смогу отыграться?

— Отыграться ты сможешь, когда научишься играть лучше меня. А сыграть мы с тобой можем хоть завтра, я всегда готов предоставить свои милосердные услуги страждущим потерять свои деньги, — непринужденно и с наигранной серьезностью ответил волколюд.

— Прекрасно, — сквозь зубы процедил знатный господин. — Я приду. И не шути со мной, блошиная морда.

— Блошиная морда, а ну не шути! — закричал волколюд на старого облинявшего пса, спящего у стоики трактирщика и снова, давясь смехом, повернулся к своему оппоненту. — Советую взять денег побольше… Портки и драгоценности снимать с противника — не мой стиль.

Знатный господин насупился и в раздумье забарабанил пальцами по столу, после чего пригрозил:

— У меня влиятельные друзья, зверолюд, осторожнее.

— Я рад за них. Очень рад. Дай нам боги, чтобы все друзья были влиятельные!

Знатный господин скорчил мину, вскочил с лавки и выскочил из «Дубового трактира» сопровождаемый каким-то косматым громилой, у которого за место одного уха был безобразный обрубок.

Зверолюд посмотрел им вслед, встал с лавки и улыбчиво посмотрел на паладина, поглаживая мех на своем лице.

— Так-так, Себастьян Ардентэл. Вернее, сэр Себастьян Ардентэл, вы тоже хотите сыграть партию. Что поставишь? Меч? Медальон?

— Мне не до шуток, Джасп. — серьезно сказал Себастьян Ардентэл. — Что ты хотел? Моя помощь нужна?

Джаспер вышел из-за стола и приблизился к паладину.

— Я просто хотел пообщаться с тобой. Да, мне нужна помощь хорошего собеседника.

Себастьян покачал головой.

— У меня слишком много дел. Пообщайся с кем-нибудь другим.

— У тебя всегда слишком много дел, с тех пор как…

Поборник Ординума насупился и покраснел.

— С тех пор как собратьев убили прямо у меня на глазах? А я стоял и смотрел на это, как щенок?! Это ты хотел сказать, Джасп?

— О… — протянул волколюд. — Нервишки пошаливают? Тебе надо расслабиться.

— Я пойду.

— Неа. Н хочешь обнять старого друга?

Себастьян по-дружески обнял Джаспера, то похлопал ему по спине.

— А теперь садись, я угощаю.

Себастьян уселся, откидывая плащ назад, на лавку напротив Джаспера, так что стол, заваленный мисками и костями, оказался между ними, и поинтересовался:

— Кого на этот раз обобрал?

— А, так, мелкий аристократ, — отмахнулся волколюд. — Помнишь, я как-то обобрал еще одного твоего собрата-паладина?

— Ты жульничал, — коротко напомнил Себастьян, расчищая стол перед собой.

— Игра без хорошего мухлежа, что мясо без соли. Желудок набьешь, а удовольствия не получишь, — ответил Джаспер и щелкнул когтями на пальцах.

— Ты играл с поборником Ординума!

— Будто азартные игры в вашем ордене запрещены!

— Жаль, что это не так. Но, прямо скажем, они не приветствуются. Играть можно, а жульничать нельзя.

— Ну тебя, Себ! — снова отмахнулся волколюд, скрестил лапы на груди и отвернулся в сторону, глядя в далекое окошко, за которым не было ничего кроме сумерек. — Между прочим, я никого не заставляю играть. Но сам от хорошей игры не откажусь никогда.

— Ага, — усмехнулся паладин, положив руки на стол. — Особенно когда перед тобой рыцарь Ордена Замка.

— Я игрок, а не самоубийца! Если бы я выиграл, то гвардеец скормил бы меня грифону!

— А если бы проиграл?

— Потерял бы деньги. Не малые, заметь. А самое главное — уважение к самому себе.

Волколюд замолчал и позвал:

— Эй, трактирщик!

На его голос прибежал невысокий, худощавый мальчишка, почти юноша, с длинными волосами цвета чуть темнее, чем каштановые волосы Себастьяна. Его щеки покрывали прыщи, что появлялись у многих в возрасте шестнадцати лет. Мальчик, по всей видимости, был образованный и начитанный, и паладина очень удивило, что такие люди носят грязные, заляпанные жиром фартуки и работают в подобных местах. Лицом мальчишка напомнил Себастьяну себя самого, только года три назад. Особенно это виделось в глазах, что были такие же серо-зеленые как у паладина.

— Будь добр, принеси две миски свинины с кашей, бокал меду и… морс, наверное — неуверенно попросил Джаспер и поглядел на своего друга. Тот одобрительно кивнул. — Да, морс. Ну, еще хлеба захвати.

— Хорошо, господа, — сглотнув слюну, ответил мальчик, собирая со стола пустую посуду и попутно разглядывая накидку Себастьяна, а после убежал в кухню.

— Интересно, откуда деньги у «Дубового трактира» на официантов? — заинтересовался поборник, не отрывая взгляда от двери, ведущую в кухню.

— Это не официант, а трактирщик, — поправил волколюд.

— Ты серьезно? — изумился Себастьян.

— Удивительно, да? Сам даже хуже играю от удивления — Джаспер порылся в поясной сумке и вынул из нее маленький кубик, шестигранную кость, потертую и поцарапанную. Цифры, нарисованные красной краской, давно затерлись и стали практически не различимы. Волколюд принялся, как обычно, вертеть кость в пальцах и рассказывать. — Хозяином он быть не может, трактирщику положено иметь брюшко, словно он ребенка ждет, и бороду, словно он из Двергтрекка приехал. Но это и не сын хозяина. Просто какой-то юнец. Хозяева, говорят, не работают. Нанимают мальчишек, а те за низкую плату тут возятся. Лучше бы азартные игры освоили, честное слово.

— Ясно, — недовольно пробормотал паладин. — Но, по-моему, в трактирах не место таким, как этот паренек. Тем более, что здесь даже вышибалы нет.

Паладин обвел взглядом, каким он оглядывал исключительно противников, каждый стол в трактире. Вернее, сидящих за столом. Дворфы и орки не опасны, а вот та кампания, что сидит у самого входа, выглядит не слишком дружелюбной. Опухшие лица подвыпивших мужчин говорят об отсутствии морали и совести. Внутреннего светила. Света Ординума, исцеляющего душу и тело.

Волколюд только пожал плечами:

— Тебе виднее. Лучше расскажи, как твои первые вылазки?

— Одна хуже другой, — угрюмо заметил Себастьян. — Упыри в подвале старушки…

— Уверен, что это были не ее подружки?

Божественный поборник пропустил шутку мимо ушей, продолжил:

— Гнездо гулей на кладбище…

— А, это те, которые жуют трупы?

— Живых тоже, — раздраженно поправил Себастьян.

— Молчу, молчу! — Джаспер выставил перед собой ладони.

— И, самое жуткое, осквернение часовни Ординума возле дворца нашего Ордена. Все было разрисовано спиралями. Более того, сверху спиралей кто-то додумался, изобразить десятку, как символ наших богов.

Себастьян взглянул на Джаспера. Он надеялся, что тому хватит ума промолчать. Он молчал, а потом спросил:

— А что было дальше?

Джаспер облокотился на столешницу, отложил кости в сторону, однако правую лапу с них не убрал. Себастьян ссутулился и придвинулся вплотную к столешнице, перед этим положив ножны с мечом себе на колени.

— Мы думали — это дело рук сектантов… — шепотом рассказал он.

Тем временем мальчик вернулся из кухни, принес в дрожащих от усталости и, возможно, голода (так думалось паладину) руках дубовый поднос с кружками и мисками, что были до краев, как говорится, от души, заполнены едой и питьем.

— Благодарим — добродушно произнес поборник за себя и за Джаспера, что уже делал большой глоток меду. Себастьян повел носом и уткнулся в приятный, сладковатый запах ягодного морса в своей кружке.

Не без огорчения паладин был вынужден заметить, что кружка с медом больше кружки морса. Себастьяна каждый раз печалил факт того, что алкоголь пользуется большими почестями и большей популярностью, чем вкусный и полезный напиток.

Юноша слегка опешил от благодарности, дрожащими губами сотворил некое подобие скромной улыбки и снова убежал в кухню.

Друзья пододвинули к себе миски со свиным мясом и кашей, с аппетитом начиная наполнять желудки. Мясо было хорошо прожарено, вкусный горячий сок сочился из каждого кусочка. Каша была немного водяниста и все же вкусна. Себастьян сделал вывод, что в «Дубовом трактире» готовят весьма сносно, правда, кусок ржаного хлеба показался паладину немного черствым. Впрочем, он сейчас был настолько голодный, что с удовольствием принял вовнутрь всю еду, что для него принесли. Волколюд, в отличие от Себастьяна, не пользовался столовыми приборами. Его звериные челюсти хорошо разгрызали даже самое жесткое мясо. Что и говорить, они справлялись и с сырым! Поэтому Джаспер быстро покончил со своей едой и, отрыгнув в сторону, спросил:

— Значит не сектанты виноваты?

— Нет. — Себастьян глотнул морса. — Виноват был сын одного трактирщика. И его банда. Тролли.

Джаспер едва не поперхнулся:

— Кто-кто? Тролли?

— Не в буквальном смысле, — объяснил Себастьян. — Старая легенда о троллях, которые сидят под мостом и обзывают всякого, кто по нему проходит. Банда глумилась над всеми без разбора. Они закидывали оскорбительными листовками особняки дворян, членов городского совета. Теперь до нас добрались. Сказали, что они не сектанты, просто любят делать пакости. Вроде физически никто не пострадал, но, скажи, разве нормальный смертный станет над кем-то глумиться? Это какой-то духовный садизм! И знаешь, Джасп, если дать им волю, то оскорблениями дело не закончится. Они ненормальные!

— Так, — заявил Джаспер. — Это я здесь ненормальный, прошу не оскорблять меня, сравнивая с этими… Кстати, я слышал о них.

— Расскажи, — попросил Себастьян.

Он подпер ладонью подбородок и приготовился слушать.

— Помнишь, несколько лет назад, такой же зимой из-за собак чуть было не случилась трагедия? — начал волколюд. — Где-то во дворах Района торговцев на девушку, которая несла в руках корзины с продуктами, напала свора исхудалых дворняг. По слухам, их было около десяти, неизвестно, что бы могло произойти, если бы не случайно оказавшийся поблизости дворник. Он убирал снег и, естественно, кроме лопаты, ничего в руках не имел. Увидев случившееся, он незамедлительно бросился на помощь. Разогнал собак лопатой и спас бедную девушку!

— Любой бы поступил также, — отметил паладин.

— Не будь наивным, Себастьян. Далеко не каждый. Своя шкура дороже, — не согласился Джаспер.

— Ложь. Окажись там один из твоих сородичей, зверолюд, то мог одним взглядом прогнать целую свору.

— Ой, друг, не надо вот сейчас этих сказок, — прервал паладина волколюд.

Он прервался, вытащил из сумки трубочку, заправил ее табачком, поджег, взяв свечку и, сгорая от нетерпения, закурил. Себастьяну в нос ударил едкий запах, или даже вонь вишневого табака, он на секунду зажмурился и скривил нос, но говорить ничего не стал. Волколюд и так устал от его нравоучений.

— Так вот, — продолжил Джаспер, в блаженстве покуривая. — Тролли, как ты их назвал, прознали о случившемся. Но вместо того, чтобы выразить уважение дворнику, они стали распространять шуточки о том, что это не дворник вовсе, а храбрый паладин, что счел свои долгом защитить девушку от Абсолютного зла. Но не имел при себе меча, поэтому сражался священной лопатой.

— Что это за бред? — возмущенно воскликнул божественный поборник и даже вскинул руками, и ложка в его руке едва не полетала стрелой к потоку.

— Тише ты, — шикнул на него Джаспер и пробежал глазами по столам вокруг. — А этот сынок трактирщика сам местный?

— С Островного государства — ответил Себастьян.

Он вдруг представил себе лазурные берега песчаных островов, где кокосы падают прямо под ноги… Жаль, Орден Феникса Порядка не имеет там никаких представительств. А если бы даже имел? Какое он, Себастьян, имеет право даже помышлять об этом?

Мерзни, трусишка, мерзни.

— А! — Джаспер хлопнул в ладоши. — Тогда чего ты хотел? Лютиков — цветочков? У них черное давно стало белым. Преступники там носят золото, а герои кандалы. Впрочем, в азартных играх там толк знают, да. И поверь, Себастьян, большинство людей…

Джаспер не смог закончить фразу. В трактире послышался сильный грохот, звон бьющейся посуды и самые отвратительные ругательства.

У стола, что стоял близко к входу, начинали стремительно назревать проблемы. Мальчишка, заменяющий трактирщика, оступился и опрокинул поднос, на котором стояло несколько бокалов пива. Теперь оно темной жидкостью стекало со столешницы, образовывало на полу лужи, а самое страшное, часть напитка находилась на одежде широкоплечего, небритого мужика, с плешью на голове. Тулуп из овечьей шерсти весь промок и стал чем-то похож на выкупанную в воде кошку. На зеленых шоссах, образовалось темное пятно. По нетрезвому, покрасневшему лицу и венам, пульсирующим на сжатых кулаках, было заметно, что произошедшее нисколько не устраивает посетителя.

Юный трактирщик дрожал и трясся от страха.

Себастьян знал, что такое страх, страх лишающий разума и воли. Тот, кем овладевает сильный страх, не способен внятно говорить, быстро действовать, адекватно смотреть на ситуацию.

Паладину ли не знать.

Все звуки в помещении трактира стихли. Посетители разом перестали чавкать, стучать и греметь посудой. Их глаза были направлены на происходящее, но никто и не думал вмешиваться, все просто неподвижно сидели и глядели, подобно зрителям в театре. Или амфитеатре.

Сейчас, Себастьян был уверен, кто-нибудь крикнет «убей» и опустит большой палец.

В трактире отчетливо раздавались агрессивное сопение мужика и обрывистое дыхание юноши. Джаспер внимательно смотрел на реакцию своего друга и с сожалением замечал, как тот потихоньку приподнимается с места. Кроме волколюда на это никто не обращал внимания.

— П-п-ростите… п-по-жалуй-ста… Я случайно, пол нер-р-овн-ный… — заикаясь пробормотал юный трактирщик, его губы дрожали.

— Малолетняя тварь, — прошипел мужик, после чего взял мальчишку массивной рукой за подбородок и отпихнул его, в результате чего последний стукнулся спиной о столешницу. Юноша ойкнул и вздрогнул. Затем посетитель взял со стола бокал с недопитым пивом и плеснул его в лицо молодого трактирщика.

Мальчик зажмурился и постарался никак не реагировать на то, что по его волосам, щекам и глазам стекает темный, липкий напиток. Юноша не подозревал или не хотел подозревать, что можно сделать в данной ситуации, он просто склонил голову и постарался не смотреть посетителю в глаза.

— Чего встал, урод?! — разгневанно воскликнул мужик. — Давай, неси деньги! И еще сотню экю лично мне!

— Я н-н-е могу, хозяин будет…

— Чего ты сказал, тварь?! Неси, иначе твои руки кривые отрежу! — брызжа слюной начал выкрикивать угрозы посетитель

Он выхватил из-за пояса длинный нож с широким лезвием, предназначенным для разделки мяса.

Мальчишка в ужасе и со слезами на глазах взглянул на оружие и едва слышно пролепетал:

— Я п-п-принесу…

— Пошел!

— А ты знаешь, что это называется ограблением? — обратился паладин к посетителю, встав с лавки и подойдя поближе.

— Я сам знаю, что как называть! — огрызнулся мужик. — Не лезь в чужие дела, приятель. Понял? Без причиндалов хочешь остаться?

— Брайан, — сказал один из его нетрезвых друзей. — Ты на накидку посмотри! Это ж феникс! Лучше не связывайся с паладином!

— Заткнись, придурок! — ответил Брайан приятелю, затем повернул голову в сторону Себастьяна. — Вали отсюда, паладин! Или ты посмеешь обнажить меч против человека?

Я паладин, и моя цель защищать смертных, да не поднимется мой меч против них. Прозвучала в голове голосом Тобиаса Шумейкера вторая строчка присяги. Поборник Ординума не сказал ничего (но сказать хотел многое), только положил левую руку на рукоять и легонько отодвинул ножны назад, ближе к спине.

В Ордене мало времени уделялось рукопашному бою, ибо кулаки против Абсолютного зла не помогут. А Себастьян уделял ему еще меньше времени, за что и может поплатиться сейчас.

Хотя это его не останавливало.

— Успокойся, немедленно. И извинись перед парнем. Точнее, попроси прошения. Он, в отличие от тебя, не желал никому зла, а просто выполнял свою работу, — постарался спокойно говорить Себастьян, хотя в его сердце было желание научить мужика культурному поведению с помощью столешницы.

— Я не собираюсь извиняться перед этим уродом! Если не уйдешь, тоже получишь! Думаешь, я боюсь тебя? Да вы, паладины, не способны без меча и щита вести бой!

— Себастьян, ты лучше… — предупреждающе произнес волколюд. Себастьян не обернулся, вместо этого на Джаспера удивленно взглянул юный трактирщик.

Взгляд паладина был направлен только на Брайана и его мясницкий нож.

— Положи нож и уходи, и больше никого не трогай, — предложил Себастьян, выдавливая эту фразу из себя. Ему сейчас вспоминался мальчик в придорожной часовне. Которого сначала лишили языка, а затем и внутренних органов.

— А я вот сейчас возьму и прирежу юнца! — пригрозил мужик и поднес острие оружия к горлу мальчишки, тот весь сжался, но не смог из-за своего состояния выставить руки перед собой или хотя бы как-то спасти свою жизнь.

Себастьян стремительно подался вперед, надеясь схватить руку Брайана, как тот резко повернулся на месте и сделал выпад в сторону паладина.

Поборник повернул туловище, пропуская удар, затем моментально перехватил руку противника в районе локтя, крепко ее сжал, вывернул, а правой рукой взял мужика за горло и повалил на пол.

Брайан взревел, а паладин перевернул его к себе спиной и заломил ему руки, отнимая нож и выкидывая его в сторону. Мужик сопротивлялся, но при каждом движении Себастьян сильнее выворачивал руки.

Ординум, помоги!

— Ааа, тварь, пусти, руки сломаешь! — завопил мужик, пуская слюну на пол.

— Брат! — крикнул Себастьян Джасперу.

— Помочь? — ответил тот и быстро подбежал к Себастьяну.

— Нет. Беги, найди стражу, приведи сюда.

— Понял, друг — кивнул Джаспер и выбежал из трактира.

Паладин прижал противника, слушал его невнятную брань. Дружки Брайана были куда более трусливыми, чем он. Оба тихо сидели на своем месте и не пытались спешить мужику на выручку.

Однако один из них, жилистый и небритый приподнялся с лавки и произнес дрожащим голосом:

— Паладин, отпусти Брайана, мы тоже можем схватить кого-нибудь. Вон хотя бы неуклюжего мальчишку!

Второй мужчина, такой же жилистый, пожух и начал сползать под стол, шепча себе под нос ругательства. Себастьян не знал, блефует ли приятель Брайана, но постарался сдерживать свои порывы немедленно броситься на помощь, которая пока юному трактирщику не требовалась.

Тем временем второй дружок окончательно сполз под стол, паладин сделал вывод, что мужчина не просто испугался, он еще и испытывал стыд за своих друзей. Однако, как только Себастьян предположил это, приятель Брайана молниеносно выбрался из-под стола, схватил лежащий неподалеку от мужика и паладина нож и приставил его к горлу мальчишки:

— Отпусти Брайана, или я убью щенка! — закричал мужчина, его голос дрожал и срывался.

Себастьяну стало страшно за жизнь мальчишки, хотя он и осознавал, что мужчина не станет убивать молодого трактирщика, хотя бы потому, что сюда скоро придет стража, и много свидетелей вокруг, которые даже не собирались вмешиваться, а старались оставаться в стороне. Просто наблюдали!

— Я сейчас отпущу, — дрожащим голосом произнес Себастьян и стал медленно приподниматься, освобождая руки Брайана, — положи, пожалуйста, нож.

Сердце поборника колотилось, он не хотел, чтобы по его вине снова погибли. Он понимал, как защитить себя, но ведь другим тоже требовалась защита. А самое главное, молитва, если ее прошептать, не причинит вредя людям! От этого ситуация становилась еще сложнее. Гнев и страх овладели душой паладина. Он ненавидел этих пьяноватых дружков, ненавидел каждого посетителя!

Мужик, кряхтя, встал с пола и размял руки и шею.

— Тварь паладинская… — сквозь зубы прорычал он.

— Я отпустил его! — гневно закричал Себастьян.

— Смотри-ка, паладин предался греху гнева! Да еще и против смертного! — ехидно произнес Брайан, — Отпусти, отпусти, я сам закончу.

Мужчина убрал лезвие от горла мальчишки и передал Брайану.

— Ну вот, увидишь сейчас… Я не хотел, но придется.

— Сейчас сюда придет стража! — предупредил паладин, он чувствовал, как начинает терять над собой контроль.

— Ну и что, я ведь самого паладина заставил мне задницу лизать! — засмеялся мужик.

У Себастьяна появилось жуткое, практически непреодолимое желание выхватить меч и убить своего противника. Но здравый смысл подсказывал, что лучше этого не делать. Однако в какой-то момент Брайан ухмылкой напомнил человека по прозвищу Змей.

— Ублюдок! — выпалил паладин и с ноги ударил мужику поддых.

Тот закашлялся, согнулся и принялся жадно глотать воздух, мясницкий нож со звоном упал на землю.

Двери «Дубового трактира» распахнулись. В помещение вбежало четверо стражников, шлема и доспехи которых были покрыты крупинками снега.

Одним из стражников был лесной эльф, это встречалось редко. Хотя многие эльфы работали на стенах, как первоклассные лучники. Эльф, подобно своим сородичам, был невысокого роста, с изящной, грациозной фигурой.

— Кто здесь устраивает беспорядки? — громким басом спросил посетителей стражник высокого роста, с выдающимся подбородком. Этот имел звание сержанта городской стражи Эйджгейта и носил гербовый наплечник.

Юный трактирщик трясущейся рукой указал на Брайана.

— Значит, ты? — поинтересовался стражник и рявкнул. — Встань прямо!

Мужик послушно выпрямился и убрал руку с ребер. Стражник перевел взгляд на поборника Ординума.

— Так, феникс… — задумчиво произнес он, рассматривая накидку Себастьяна. — Ты из Феникса Порядка, верно?

Себастьян кивнул. Он был не в том состоянии, чтобы что-то говорить. Он сейчас даже мыслей своих не ощущал, а душой управляли одни эмоции.

— Что случилось? — допрашивал сержант, ни один нерв на его грубом лице не дрогнул.

— Можно я расскажу? — тихо пробормотал мальчишка.

— Хорошо, — согласился стражник. — Я знаю от зверолюда, что ты случайно пролил пиво, а этот посетитель стал тебе угрожать, так?

— Да… Господин, вернее сэр паладин выручил меня… Он повалил на землю вот этого… — начал рассказывать юноша и указал пальцем на Брайана, — а потом другой приставил мне к горлу нож, и тогда паладин отпустил того… И он снова начал угрожать и издеваться.

Сержант поднял с пола мясницкий нож, повертел его в руках, снял кольчужную рукавицу и попробовал пальцем лезвие.

— Этот нож? — спросил он.

Мальчишка кивнул.

— Он затупленный, но это ничего не меняет, — стражник оценивающе окинул стоящих мужиков, — Стража, уводите этих.

Двое стражников среднего сложения, вывернули руки Брайану и его приятелю и вывели обоих из трактира. Мужик бранился и даже пытался сопротивляться, однако стражника сложно сломить.

— А этот с ними? — спросил командир у юного трактирщика и указал на последнего, третьего дружка Брайана. Тот, услышав как говорят о нем, забился к краю лавки и прижался к стене.

— Да, он тоже угрожал… словами.

— Понятно, — ответил стражник. — Этого тоже забирай.

Стражник-эльф полез за мужчиной и начал насильно его вытаскивать из-за стола, однако тот прижался к стене и начал громко и трусливо вопить:

— Меня-то за что? Я ничего не делал, я только сказал, только сказал!

— Мне плевать, пойдешь как соучастник, — отрезал командир и жестом приказал эльфу забирать нарушителя. Мужчина сопротивлялся и даже пытался махать кулаками, но у эльфа была слишком крепкая хватка.

— Господин, я могу заплатить! — пообещал приятель Брайана.

— Что?! — проревел стражник.

— Ну, деньги, конечно, у меня есть, я достану!

— Выводи его сюда! — с яростью рявкнул командир.

Чтобы вытащить мужчину, пришлось даже перевернуть стол. Когда же, наконец, приятеля Брайана удалось выволочь, словно мешок с картошкой, к входной двери, к нему подошел сержант и с размаху ударил кулаком по лицу. Мужчина чуть было не свалился, но руки эльфа хорошо его держали.

— Еще про взятку вякнешь, крысами будешь питаться… Если тебе их в темнице дадут, а дадут только, если ты свой зад тамошним заключенным предоставишь! — сквозь зубы, обрызгивая нарушителя слюной, процедил сержант.

Приятель Брайана затрясся и стражник эльф вытолкнул его из трактира.

— Живой, парнишка? — спросил стражник у мальчишки.

— Живой… — ответил тот, держа руку на сердце.

— Проводишь его до дома? — обратился стражник к Себастьяну.

— Да… — медленно проговорил Себастьян.

— И впредь, паладин, не вмешивайся. Ты, видно, молодой, но у вас работа своя, у нас своя. Преступник пьет пиво, а не кровь.

Сержант придвинулся к паладину вплотную и закончил фразу, шепча предупреждения:

— Еще раз увижу, как ты пытаешься самостоятельно поймать преступника смертного и разумного, сделаю так, что медальона ты лишишься. Усек?

После этих слов сержант моментально покинул «Дубовый трактир». Самый настоящий бес-трактир. По крайней мере, таковым он будет отныне для Себастьяна.

— Ну что? — обратился к паладину Джаспер, который все это время стоял возле входа, скрестив руки на груди.

— Все, как видишь. Спасибо, что помог, Джаспер. — угрюмо ответил тот.

— Не за что. Должен тебе сказать, что я бы на твоем месте поменьше вмешивался в чужие дела, ты ведь правда можешь лишиться медальона… и жизни…

— Я должен был стоять и смотреть, так, по-твоему?! Оставить мальчика на произвол судьбы?! — резко произнес божественный поборник.

— Просто надо было сразу пойти за стражей. Ты бы еще меч выхватил, честное слово. Трибунала не боишься?

— Знаешь, однажды я уже постоял в стороне, трясясь от страха!

— Себастьян, прошу тебя, не начинай… Держи свои эмоции в руках! Какой же ты паладин тогда?

— Да что ты знаешь о паладинах, Джаспер?! Что ты знаешь?!

— Я знаю… Впрочем, это неважно… Я просто хотел дать дружеский совет.

— Он мне не нужен, — отрезал Себастьян.

— Я заметил, — сказал напоследок волколюд и покинул «Дубовый трактир» не попрощавшись

В обычное время Себастьян бы кинулся вдогонку, и попросил бы у лучшего друга прощения. Однако, после произошедшего, паладина вообще ничего не интересовало. Он не мог адекватно оценивать окружающую действительность, он испытывал злость и одновременно боль, от которой хотелось выть и рыдать. На Себастьяна давило поведение противников, собственное поведение, безразличная реакция других посетителей, что после ухода стражи вернулись к своей еде и питью и принялись разговаривать, будто все было хорошо. Давило оскорбительное предупреждения сержанта! Когда надо, их рядом нет. К тому же этот Брайан, он скверны порядочно наелся! Его поборник Ординума с удовольствием причислил бы к Абсолютному злу.

Но это потом. Сейчас Себастьян сел на лавку и дотронулся рукой до лба, что казался чрезмерно горячим.

***

Ночь в Эйджгейте стояла непривычно тихая. Северные ветра, приносившие в город стужу, и серые тучи утихомирились и заснули. Ставни на окнах больше не скрипели, стекла перестали дребезжать, пугая маленьких детей.

А когда завеса ледяной темноты немного приоткрылась, наступил самый чудесный момент с начала зимы. Перед взором появляется ослепительное и завораживающее ночное небо…

Только такой морозной ночью, можно увидеть мириады звезд и созвездий…

И каждая звезда хранит определенную легенду. И каждое созвездие — это небесный рисунок в память о тех, кто сгинул навечно.

Джеймс, которого все называли просто Джимми не хуже звездочета умел их различать. Он видел и поющую Ундину, и вставшего на дыбы Единорога, и вскинувшего бивни Мамонта. И Феникса, конечно, Феникса.

Когда зажглось его созвездие — закончилась Всея Война и наступила Эра Богов. Фениксы вымерли, они принесли себя в жертву, предупреждая смертных об опасности, о том, что Темные Боги пришли в материальный мир, о том, что Абсолютное зло дало приказ начать кровавый пир, о том, что началась Всея Война!

Тогда паладинов еще не было.

Паладинов, таких, как тот бесстрашный человек, идущий впереди.

Джимми взял голой ладонью снег и смял его в кулаке. Холод охватил руку, мышцы и кости свела судорога, но юноша терпел, он знал, что заслужил эту боль. Мужчина, что пресмыкается перед врагом и теряет свое достоинство, не более чем жалкий трус, что не заслуживает ходить по улицам Эйджгейта.

По изящным улицам, мимо дворцов, храмов, памятников должны ходить лишь славные воины, рыцари и… паладины.

Он и по трущобам пройдет, не шелохнется, а вся местная шпана попрячется по норам!

И что бы сейчас было с юношей, если бы не этот паладин? Наверное, Джимми бы лежал избитый, за «Дубовым трактиром» в куче собачьего дерьма и помоев с кухни.

Но поборник Ординума его спас. А сам юноша только и мог, что стоять испуганный, едва не плача, перед противником и невнятно что-то мямлить в ответ на оскорбления и угрозы. Джимми опротивело от себя настолько, что он желал отдать свое никчемное тело на растерзание демонам.

— Ты там идешь? Не останавливайся, а то замерзнешь, — сказал паладин. Джимми в раздумьях даже не заметил, как сам собой остановился и, словно зачарованный ворожеей, смотрел в одну точку.

— Да… да, я иду, — тихо промолвил юноша и поспешил за своим проводником.

Сейчас они вдвоем шли по узким длинным улочкам, мимо ветхих двух — и трехэтажных домов и инсул. Типичный пейзаж городских трущоб.

О Эйджгейт, как ты двуличен!

Дворцы, храмы, роскошные особняки и богатые трактиры города искусно скрывали в своем искрящем величии старые дома без окон и с покосившейся крышей, темные тупики и глубокие отхожие ямы.

Музыка менестрелей, громкий голос герольдов и звонкий смех богатых дам заглушали ночные вопли бедных кварталов, а запах благовоний надежно закрывал обоняние от неприятно запаха сточных канав, перегнивших отбросов и немытых тел бедняков.

Джимми был одним из немногих жителей трущоб, что хотели выбраться из этого вонючего болота… Остальные же жители, эти свиньи, отнюдь не спешили. Им было гораздо комфортнее в зловонной трясине.

В трущобах стояли свои законы, присутствовала некая свобода от городских властей и даже короля с Советом Смертных. Стража появлялась в бедных кварталах крайне редко, поэтому трущобные банды могли наслаждаться жизнью, грабя таких же бедняков, как они, и насилуя немытых женщин.

Пожалуй, самым ужасным было абсолютное бездействие остальных жителей трущоб. Это бездействие было похоже на сегодняшнюю реакцию посетителей «Дубового трактира». От этого Джимми было еще тяжелее идти и вдыхать морозный воздух. Юноша сам лично видел, как в одной из темных подворотен насиловали дочь одного старого нищего, а потом еще кинули пару медяков к его босым ногам и произнесли: «Держи, старик! Купи дочке хлеба, а то она так старалась, так старалась!»

Но чего хотел Джимми от других, если сам ничего не делал? Он только мечтал выбраться из ненавистной комнатки, что пугала его, и работал за гроши в «Дубовом трактире»!

Нет, юноша недостоин, жить лучше и быть сильнее, как недостоин старик, отдающий свою дочь на растерзание двуногим выродкам, как недостойны соседи за стеной — супруги средних лет, что весь день друг друга избивают и поносят, а ночью устраивают настоящий концерт животной страсти и похоти. Единственным достойным человеком, и не только человеком, для Джимми был этот божественный поборник, этот паладин.

— Сэр паладин! — обратился юноша к паладину, когда они проходили очередной темный перекресток.

Человек остановился и обернулся. Его лицо закрывал капюшон мехового плаща, только каштановые волосы ниспадали на плечи.

— Что случилось? — спросил паладин.

Юноша только что заметил, что его голос был воинственный и одновременно мягкий, добродушный.

— Вас же… Себастьяном зовут?

— Да. Откуда ты знаешь? — удивился паладин.

— Ваш друг, тот, что зверолюд, он так к вам обратился… — объяснил юноша.

— Вот оно что… — протянул Себастьян. — К сожалению, твое имя мне пока неизвестно.

— Я Джеймс, но меня называют просто Джимми. — смущенно произнес юноша и посмотрел на снег.

Поборник отпрянул и пробормотал себе под нос что-то, что юноша не разобрал.

— Что с вами? — испуганно вопросил Джимми.

— Как же ты, Джимми, оказался в таком жутком месте, как «Дубовый трактир»? — спросил паладин, подойдя чуть ближе.

— А что не так?

— Нет, это обычное дело… — заметил паладин. — Но, мне показалось, что ты…. не слишком подходишь для этого места.

— Так получилось…. — пробормотал Джимми, надвигая шапку сильнее на лоб.

— Прискорбно, — вынес вердикт Себастьян.

— Сэр Себастьян… — начал юноша.

— Не называй меня сэром, хорошо? Я еще не привык к этому титулу, — попросил паладин.

— А вам…

— Двадцать.

— Мне шестнадцать… А как вас тогда называть?

— Некоторые зовут меня по фамилии, Ардентэлом, другие Себом, — ответил паладин и уставился на крышу одного из старых домов, с которой только что свалился снег.

— Моя фамилия Мерчент, но никто не зовет меня Джеймсом Мерчентом, — стыдливо признался мальчик. — Если бы у меня были друзья, они называли бы меня просто Джимми. Себастьян добродушно усмехнулся и жестом позвал:

— Пойдем, Джимми, а то замерзнем здесь.

— Конечно, — согласился Джимми и даже улыбнулся.

— Долго нам еще?

— Один или два квартала…

Они продолжили свой путь через холодные и темные силуэты трущобных домов.

— Ты так и не ответил, как оказался в работниках трактира, — напомнил через какое-то время Себастьян.

— Я приехал сюда, чтобы учиться, — нахмурился Джимми, словно не хотел отвечать на данный вопрос.

— В Университете или подмастерьем? — уточнил паладин.

— В Университете, — кивнул юноша и тяжело вздохнул, вбирая легкими как можно больше свежего воздуха. — Мой отец купец, как и его отец, и отец его отца… Отец хотел, чтобы я стал каким-нибудь клерком или архивариусом.

— Не припомню, чтобы видел ученика Университета среди работников трактиров, тем более купеческих детей, — заметил Себастьян, когда они повернули на другую узкую улочку.

— Потому что их там нет, — ответил Джимми и понуро продолжил. — Я больше не студент. Учеба меня не слишком привлекала, я хотел другого, иной судьбы… Будь я посильнее, я бы обязательно пошел в паладины…

Себастьян Ардентэл остановился на миг, обернулся, после чего пошел дальше и лишь через минуту спросил:

— И зачем тебе идти в паладины?

Юноша удивился этому вопросу, он считал, что каждый из паладинов более чем доволен своей работой, точнее сказать, судьбой и долгом. И, соответственно, каждый паладин понимает, ради чего многие хотят служить Ординуму и сражаться с Абсолютным злом. Однако вслух Джимми ответил:

— В твоем ордене я бы мог стать героем, заслужить признание среди смертных… Мне бы не пришлось сидеть перед бумагами или носить подносы с алкоголем.

— Только поэтому? — спросил Себастьян недоверчиво.

— Ну, я думаю, что паладины не сталкиваются с такими, как этот пьяница.

— Зато сталкиваются с кое-чем пострашнее и намного опаснее, — заверил юношу поборник Ординума.

— Я думаю, все эти порождения зла более уязвимы и, наверное, помнят о чести, — предположил Джимми и пожал плечами.

Себастьян Ардентэл резко развернулся на месте, проторив сапогами снег, и уставился на юношу. Тот хоть и не видел глаза паладина, чувствовал, что они смотрят на него прямым, серьезным и немигающим взглядом. Юноше вдруг захотелось исчезнуть, испариться, только бы не ощущать такой взгляд на себе. Более того, Джимми не понимал, чем вызвал подобную реакцию.

Что я сказал?

— Ты в этом уверен? — резко выпалил паладин, его голос пронесся по пустынной улице и утонул в одном из переулков, — Ты точно в этом уверен?

Себастьян положил руку Джимми на плечо и стал ждать ответа, немедленного ответа. Джимми вздрогнул и неуверенно промямлил:

— Я не знаю… Я думал, что так.

— А раз не знаешь, то не делай никогда таких выводов! — крикнул Себастьян, — И не смей говорить, что Абсолютное Зло помнит о чести!

— П-простите… Прости, я не хотел, я не понимал…

Паладин тяжело задышал и закрыл лицо рукой.

— Я честно не хотел вас… обидеть, — виновато и тихо произнес юноша.

— Нет, все в порядке, — спокойно, но устало ответил паладин, — Просто… неважно.

Он замолчал и развернулся, чтобы идти дальше.

— Мы скоро придем? — спросил Себастьян.

— Да, — ответил Джимми, внимательно вглядываясь в ночную тьму, ища в ней знакомые места. — Мой дом в конце, близко к стене.

Он указал рукой на дальний конец улицы, где дома прилегали к массивной, каменной стене, что сейчас стояла обледеневшей и от этого казалась еще более внушительной. Двадцатифутовая громадина отделяла Район Торговцев от Рабочего района.

— Ясно, сейчас уже придем — отметил для себя поборник, — Ты все никак не можешь до рассказать. Я понимаю, тебя выгнали из Университета?

— Да… — с сожалением согласился юноша, — Я стал много лениться, но все из-за того, что хотел другой судьбы.

— Людским богам виднее, какая у тебя судьба.

— Я думал, — признался Джимми, — каждый смертный, а особенно человек, может сам творить свою жизнь.

— Лишь отчасти… Я тоже считал иначе, когда был мальчишкой. Но сейчас я знаю, что Людские боги, а особенно Ординум, дают каждому свое предназначение. Кто-то должен быть стражником, кто-то торговцем, кто-то шутом. Кто бежит от своей судьбы, но она настигает теневым демоном, — объяснил паладин Себастьян.

— В чем же волен человек?

— Наверное, он сам выбирает путь, который его приведет куда нужно. Вот ты, если бы сразу отнесся к наставлениям своего отца с уважением, может и не оказался бы в этом бес-трактире, — предположил паладин.

— Вам легче говорить, вы, наверное, все детство грезили о судьбе паладина, — грустно заметил юноша.

— Ошибаешься, — признался Себастьян. — Мы пришли.

Мальчик с грустью заметил, что снова очутился в жутком месте, возле ветхого трехэтажного дома, что стоял на пересечении с другой улицей, что назвалась Тупиковой, так как вела именно к тупику. Как же юноше не хотелось, чтобы паладин уходил, бросая его одного в этой дыре!

— Спасибо большое, сэр Себастьян Ардентэл… — постарался по-дружески поблагодарить своего сегодняшнего спасителя юноша.

— Да чего там… — ответил паладин, смотря при этом в сторону покатой крыши, с которой только что скатился очередной ком снега, — Я рад был помочь.

— Тогда я пойду домой, высплюсь… Завтра снова в трактир — недовольно произнес Джимми.

— На твоем месте я бы там больше не появлялся.

— Что поделаешь…

— Береги себя, Джимми — улыбнулся поборник и протянул руку, что бы пожать руку Джимми, — Если что-то понадобится, обращайся. Знаешь, где Орден Феникса Порядка?

— Да… Примерно.

— Приходи, спроси Ардентэла.

— Я запомню, — радостно пообещал Джимми, ответил паладину тем же жестом, — До встречи, сэр Себастьян.

— До встречи… — ответил Себастьян Ардентэл, после чего зашагал в сторону, откуда они пришли.

Джимми же вдруг почувствовал, как ему стало зябко и холодно на зимней улице, и поспешил скрыться в темноте подъезда, пропитанного затхлым запахом. Темное помещение не пугало юношу, а запах совершенно не тревожил нос. На душе было как-то спокойно, легко. Даже произошедшая беда начинала отпускать разум. Ведь и в ней нашлось что-то хорошее, например, знакомство с паладином Ордена Феникса Порядка.

***

Маленькая, сжатая, как сжимают тиски, комнатка, встретила Джимми непролазным мраком пространства неровных стен и обветшалой мебели. Сквозь узкое, воющие от сквозняков окно, едва пробивался уличный свет. В темноте любой предмет видится чудовищем. Например, груда хлама походила больше на миниатюрный курган, а отсыревшее одеяло из лоскутков, превращалось в скалы. Но большая часть темноты, ее огромный кусок, формировалась в углу… В моменты, когда юноша не мог заснуть, ему казалось, что там сидит темная сущность, потерявшая свою форму, и терпеливо выжидает время, прежде чем напасть.

— Спокойно, брат. Здесь нет ничего страшного, обычная комната, — вполголоса произнес Джимми, успокаивая сам себя.

Он хотел сбросить с себя теплый тулуп из овчинной шерсти, однако заколебался, и все же не решился на подобные действия.

— Замерзнешь, — коротко бросил юноша.

В холодное время года сквозняки практически не покидали старый дом. Они блуждали по его коридорам, таились под лестницей и посещали комнаты жильцов, стараясь погасить огонь в чугунных печах у тех, кто их имел.

Джимми не желал своему обиталищу ничего доброго, однако был рад, что ему удалось снять комнату с кирпичной печкой, что служила одновременно и камином. Огня в очаге не хватало, чтобы как следует подогреть еду и осветить помещение, труба постоянно засорялась, а тепло и жар пламени порой не спасали от стужи, бушующей снаружи.

Некоторым приходилось отапливать свои комнаты «по-черному», задыхаясь дымом и запахом гари. Другие вообще не имели печей, и единственным спасением в зимнее время для них были лоскутки рваной одежды, одеяла, покрытые плесенью из-за сырости. Джимми было известно о больших семьях, что прогревали свое жилище одним дыханием. В подобных семьях даже справляли нужду в своих комнатках, нарочно забывая об уборных на этаже, что вели в подземные акведуки.

— Нужно найти кресало, — напомнил себе юноша и аккуратно прошел к столику, стараясь не создавать лишнего шума.

— Осторожно, не разбуди хозяина, — произнес Джимми.

— Не разбужу, я тихо. Тихо, — ответил он сам себе.

Хозяином, а точнее хозяйкой, была сварливая, сильно располневшая женщина, что любила вопить по любому поводу чрезвычайно визгливым голосом. Внешне она напоминала болотного монстра, которого Джимми однажды видел в старой книжке.

К Джимми она испытывала ненависть и срывала на нем злость, если он попадался ей на глаза. Юноша долгое время мечтал отделаться от невыносимой хозяйки и не желал ей ничего хорошего, пока однажды не услышал разговор между двумя костлявыми старухами.

Оказалось, что под толстым слоем жира и заляпанной одежды, скрывалась несчастная девушка, которую будто проглотил этот самый безобразный монстр с болот. Когда-то, если верить услышанному, хозяйка была весьма привлекательной и жила вовсе не в трущобах Района торговцев, а в одном из прекраснейших домов Знатного района. Мужем ей приходился один из младших командиров Королевской гвардии, рыцарь Ордена замка.

Однако рыцарь погиб от несчастного случая на учениях, в то время, когда его жена носила ребенка. Не перенеся горя, теперешняя хозяйка трущобного дома, сделала выкидыша в одной из столичных больниц, за что была жестоко наказана своей свекровью. Женщина осталась на улице, и, скорее всего, померла бы, если бы ее не подобрал милосердный старик, который в то время и заведовал всеми делами этого старого дома. Старик женился на бедной женщине, а после его смерти она стала новым хозяином. И, в отличие от покойного мужа, не проявляла милосердия, а только без конца поднимала цены на жилье, дабы купить себе побольше алкоголя.

История, рассказанная старухами, научила Джимми лояльнее и снисходительнее относиться к негодяям различного профиля. Но лишь отчасти. Порой, как сегодня, юноша мог испытывать лишь страх перед ними, а после ненависть.

Джимми рыскал в груде полезных вещей и безделушек, лежащих на столике, высматривая в темноте мешочек, что содержал в себе огниво. Только, к большому раздражению юноши, под руку попадались предметы бесполезные в разведении огня. Приходилось откладывать в сторону потрепанные книги в кожаных и тканевых переплетах, со страницами из пергамента или жесткой бумаги, поломанные перья, пустые чернильницы, деревянные ложки, глиняные игрушки, купленные на ярмарке. Вскоре, рядом с основной грудой вещей, на столе образовалась новая возвышенность и, возможно, все вещи перешли бы на нее, если бы в процессе поиска, что-то с грохотом и стуком не свалилось на пол.

— Грязные демоны! — выругался Джимми и поднял с пола упавший предмет.

Им как раз оказался необходимый кожаный мешочек с огнивом. Юноша испуганно приложил ухо к полу, прислушался к шуму в нижней комнате, а когда убедился, что там — тишина, с облегчением вздохнул.

— Наверное, хозяйка слишком много выпила сегодня, — сделал вывод Джимми, направляясь к печи.

— Впрочем, может она уже идет сюда? — спросил он сам себя.

— Нет, иначе сейчас должна была стоять такая ругань, что посетители «Дубового трактира» бы покраснели от стыда.

— Верно, верно.

Юноша вытащил из мешочка кресало, кремень и трут, и, сложив поаккуратнее дрова в печи, зажег очаг. Через минуту всю комнату наполнил тусклый, оранжевый свет дрожащего огня, оставляя во тьме лишь запыленные и обтянутые паутиной углы.

Джимми недолго постоял у огня, дабы согреть руки и тело, а затем, подошел к широкому, закругленному окну, желая закрыть ставни.

На чердаке, что как раз находился над комнатой юноши, послышались шорохи и громкие шаги, будто по полу передвигалась массивная фигура.

— Что это? — настороженно и испуганно спросил Джимми, устремляя беспокойные глаза к потолку.

— Не волнуйся, это наверняка бездомный. Они же постоянно залезают погреться к нам в дом, — ответил юноша сам себе, успокаивая душу.

— Точно?

— Скорее всего.

За окном, позади других трущобных домов и пелены густого дыма, вдалеке виднелся остроконечный шпиль грандиозного древнего монумента, прозванного Исполинским Обелиском. Уже несколько сотен лет Обелиск неподвижно стоит на одной из площадей Эйджгейта, не поддаваясь времени и жестокой погоде. Монумент нисколько не изменился, даже после Черного урагана, что буйствовал в Центральных землях сорок лет назад.

Практически каждую ночь и до самого утра, в золотой чаше у самой верхушки горело яркое пламя, рассеивая темноту вокруг. Даже сильному ливню было не по силам погасить его. Огонь возжигал рыцарь Королевской гвардии, подлетая к чаше на своем грифоне. Церемония зажжения привлекала к себе массу народа!

Еще бы, всем хотел посмотреть на настоящего грифона!

В отличие от других жителей, что считали огонь на Обелиске не более чем традицией, Джимми видел в нем нечто особенное, отличное от пламени в той же печи, или скажем, на факеле. Юноша очень часто, подходя к окну по ночам, вглядывался вдаль, стараясь разглядеть каждое движение огня. Вот и сейчас он также привлек его, заставляя забыть о холоде и пустом желудке.

На улице, около дома, раздался звонкий, агрессивный лай бездомной собаки. Юноша отвлекся от своих размышлений и прислонился к окну, опираясь ладонями на замерзшее стекло. Однако узоры, оставленные морозом, мешали разглядеть скрытую во мраке улицу. Джимми с усилием потянул кверху створку, и она со скипом и дребезжанием открылась. Юноша высунулся в широкий проем и стал внимательно оглядывать улицу. К сожалению, несмотря на искрящийся снег и ясную ночь, разглядеть что-либо с расстояния двадцати шести футов было практически невозможно. По крайней мере, для человека. Джимми уже хотел закрыть окно, как лай повторился, стал громче и пронзительнее, затем резко оборвался.

— Да что там случилось такое? — вопросил юноша, еще перед тем, как что-то капнуло ему на голову.

Джимми изумился и дотронулся до макушки. Волосы на ней были покрыли какой-то склизкой и мерзкой на ощупь дрянью, что юноша даже вздрогнул телом от неприязни. Он посмотрел наверх, его глаза вылезли из орбит, обнажая тем самым застывший в них животный страх. Джимми бросило в пот, а его размеренное дыхание участилось и стало обрывистым.

На юношу голодным, звериным взглядом уставилась безобразная морда с оголенными белыми клыками. Из широких ноздрей равномерно исходило тяжелое сопение. Чуть выше них располагались глаза, не имеющие зрачков и наполненные темно-красной жижей. Вся морда будто была растянута по непропорционально широкой голове, серая кожа просвечивала и обтягивала буквально каждую кривую кость. Довершали эту жуткую картину два длинных, оттопыренных и заостренных уха, похожие на уши летучей мыши.

Джимми, дрожа каждой частичкой, медленно стал выбираться из оконного проема, попутно обдумывая план спасения жизни.

Нельзя было терять время, и пока чудовище не опомнилось, что есть силы бежать, стучаться в двери соседей, искать себе укромное место, где тварь не достанет и не найдет!

Однако, назло всем демонам, Джимми будто застыл на месте.

Увиденное повергло его в шок, пересилить который юноша был неспособен. Хотя всей душой и разумом он понимал, что еще секунда промедления, и его тело превратится в массу костей, крови и внутренних органов. А затем эта масса наполнит ненасытный организм чудовища.

— Беги! Беги! Беги! — твердил Джимми, как завороженный, но не мог пошевелиться, только продолжал смотреть в пустующее окно.

Наконец он сделал шаг назад, едва не ударившись спиной о стол и, резко развернувшись, приготовился бежать к двери.

И вдруг, в этот момент юноша почувствовал, как остры когти врезаются в левое плечо, он громко закричал и закрыл глаза! А когда же они открылись, Джимми с ужасом осознал, что летит мимо трущобных домов.

А держит его длинной жилистой лапой крылатая тварь.

***

По просторному, восьмиугольному водовместилищу гулял страшный сквозняк. Бойницы впускали в помещение мороз, который превращал пространство в ледяную пещеру.

Крылатое, безобразное чудовище принесло Джимми в заброшенную водонапорную башню, что располагалась в трущобах с давних лет. Когда-то в башне хранили воду, однако теперь в ней хранились лишь смрадные останки смертных. Строение возвышалось над всем кварталом, оно было этаким Исполинским Обелиском для трущоб.

А вот среди местных жителей башня пользовалась дурной славой. Самоубийцы, которым надоело жить за чертой бедности, облюбовали это место еще десятки лет назад. Да и среди убийц водонапорная башня была популярна. Крутые винтовые лестницы, просторные бойницы и опорные конструкции, торчащие из стен, позволяли выдавать любую смерть за несчастный случай.

Понятное дело, что после таких событий жильцы бедного квартала распространяли легенды о призраках, которые обитают в башне.

Юноша, как и остальные, побаивался строения и обходил его стороной, стараясь не тревожить старые стены шагами. Но в реальности все оказалось куда хуже, чем в городских легендах. Водонапорную башню заселяли существа, куда сильнее, чем самый опытный убийца, и агрессивнее, чем самая беспокойная душа.

И одно из таких существ сейчас находилось рядом и с аппетитом слизывало с холодных трупов застывшую от мороза кровь.

Монстр сидел сгорбившись, его покрытые мехом крылья были сложены, шли по голой жилистой спине и ложились на пол, подобно подолу платья придворных фрейлин или длинному плащу странника. Тварь с осторожностью и даже с неким изяществом копалась в зловонном месиве из изуродованных трупов, выискивая самые вкусные, в ее понятии, кусочки. Но монстр не ел их. Он был не тем трупоедом-падальщиком, что рыскали по старым склепам и катакомбам, разоряя могилы. Нет, у этой твари было больше разума. Она высасывала кровь своих жертв, а в зимнее время облизывала багровые сосульки, словно это было замороженное фруктовое лакомство, подаваемое на королевских пирах в качестве десерта. Однако водонапорная башня не дворец, а монстр не герцог и не король. Для него десертом был пойманный юноша, пока еще свежий и теплый.

Джимми лежал неподалеку от твари. Его плечо кровоточило и мучительно болело. Он съежился в комочек от холода и страха. Одежда была отчасти изодрана, отчасти выпачкана в крови и мерзкой слизи. Юноша верил, что есть надежда на побег, но с каждой секундой она уменьшалась.

Медлить нельзя, необходимо было бежать изо всех сил, выбираться из башни, бороться за свою жизнь!

Но Джимми это пугало еще больше, чем быстрая смерть от клыков монстра. Он не мог себе представить, что произойдет, если побег не удастся, и длинные, гигантские лапы твари разорвут на части худощавое тело. Юноша не желал выбирать смерть — мученическую, в немом терпении, или в сражении за свою жизнь.

Но как он сможет противостоять монстру, в котором роста не менее семи футов, если сил не хватило даже на то, чтобы отстоять свою честь перед покрасневшим лицом пьяницы? Только в последний раз, вечером, повезло, нашелся защитник. Ночью необходимо действовать самому или погибать.

Не просто погибать, быть убитым Абсолютным Злом и отправиться в Небытие. Ибо Людские боги к трусишке Джимми на помощь не придут, не отстоят его душу!

Джимми попытался приподняться. Опираться на левую руку было слишком больно, поэтому юноша помогал себе встать только одной рукой. Стиснув зубы, Джимми присел на месте и стал глазами искать дверь или спуск вниз.

Ничего не было видно, водовместилище заполняла густая темнота, и у юноши не получалось увидеть что-то кроме очертаний стен и твари.

Как бы там не было, а одних только очертаний вполне достаточно для того, чтобы знать, в какую сторону двигаться. Джимми посмотрел на массивную спину чудовища и, преодолевая собственные страхи, начал потихоньку, практически ползком пробираться в сторону, противоположную твари. Он понимал, что движется к неизвестности, подвергает себя смертельной для души и тела опасности. В обычное время неизвестность, как ничто другое, заставляла юношу останавливаться перед следующим шагом. Джимми легко подвергался сомнениям, что вошли в симбиоз с его душой, чуть ли не после рождения. Только данный момент нельзя было отнести к обычному времени. Любые сомнения и страхи отступают, обязаны отступить, когда начинается борьба за жизнь!

Когда юноша добрался до ближайшей стены, он принялся прощупывать буквально каждый кирпичик в надежде найти открытый проем или закрытую дверь. Джимми передвигался на коленях, в которые впивались осколки кирпича и камней. Юноша старался не обращать на это внимания и продолжал движение вдоль стен, прислушиваясь к каждому звуку, идущему сзади.

Пока за спиной раздавалось все то же голодное чавканье и довольное урчанье, можно было оставаться спокойным и продолжать поиски. Но Джимми не хотел воображать, что будет делать, когда чудовище зарычит и приготовится нападать. Юноше в голову, подобно могильным червям, что заползают в череп к покойнику, залезали жуткие мысли и образы. Виделись картины о том, как тварь длинными пальцами раздирает плоть, как по всей водонапорной башне валяются его внутренние органы и конечности, как чудовище ступает по вывалившемся глазам, давя их.

Картины продолжали наполнять разум, пока колено правой ноги не коснулось чего-то твердого, имеющего кольцеобразную форму.

Юноша тут же мысленно возликовал. Он обнаружил металлическую ручку, а сам, по всей видимости, стоял на деревянном люке. Джимми прополз чуть дальше и ухватился за ручку, дабы потянуть на себя крышку люка, как внезапно услышал с той стороны шаги. Кто-то не спеша поднимался по ступенькам лестницы и скоро уже должен был достичь водовместилища.

Юноша поспешно отполз в сторону, чем создал много шума. Чудовище отвлеклось от насыщения, повернуло голову в сторону Джимми и заревело. Шаги под люком убыстрились. Тварь встала на лапы и, ссутулившись, направилась к юноше. Джимми в страхе начал задыхаться и подвинулся ближе к стене, закрываясь руками при этом. Чудовище протянуло лапу, а после крышка люка резко отворилась, будто ее силой толкнули. Юноша не видел того кто пришел снизу. Но было ясно, что это разумное существо.

Чудовище заревело и отпрыгнуло в сторону, да так, что пол задрожал и едва не проломился под весом этой твари.

— Неужели нетопырь… — протянуто произнес знакомый Джимми голос.

Юноша поднял голову и увидел стоящую возле открытого люка фигуру. В ее правой руке поблескивало лезвие длинного меча. Фигура явно принадлежала человеку среднего сложения, около шести футов ростом. Джимми не видел лица, но очертания и голос, прозвучавший в стенах водовместилища, указывали на то, что фигурой был никто иной, как паладин Себастьян.

Нетопырь расправил свои кожистые крылья и с яростью, присущей существам, подобным ему, бросился на противника. Поборник Ординума резко отскочил назад, выставляя перед собой клинок, и быстрым шагом отошел в темноту дальнего угла.

Чудовище быстро настигло врага и скрылось следом за ним. Что было дальше, Джимми различить не мог. Ночная мгла слишком плотно засела в водовместилище, делая его углы совершенно недоступными взору. Юноша лишь слышал тяжелое дыхание паладина, хаотичный звук ударов и пробирающий душу безумный рев нетопыря. Джимми хотел взять любой подручный предмет и броситься на помощь. Но тело было каменным. Вместо боевого духа и ярости, юноша лишь ощущал свою никчемность и невыносимый страх, что сводил внутренние органы. Джимми знал, что паладин еще жив. Из дальней части помещения доносилось его дыхание и обрывистые слова похожие на имена. Юноша решил, что паладин упоминает имена Людских богов или читает молитвы Ординуму, однако Себастьян Ардентэл называл людей.

— Это тебе за Клайда! Это за Лаитона! За Стевина, тварь, за Стевина! — громко выкрикивал он, после чего рубил сплеча.

Джимми положил руку на сердце и взмолился вслух:

— Людские боги, сохраните жизнь ему, прошу вас…

Примерно в центр водовместилища, в груду строительного хлама, вылетел паладин и с отчаянным вздохом свалился на твердый пол. Затем из темноты выпрыгнул нетопырь и радостно завопил, предвкушая ни то победу, ни то свежую кровь. Джимми содрогнулся от страха, увидев произошедшее. Клинок божественного поборника поблескивал где-то в стороне от него, а чудовище уже стояло прямо над поверженным противником, занося над собой лапу, дабы острыми когтями разодрать его плоть и насытиться кровью.

По лицу юноши побежали холодные ручейки пота, и он почувствовал, как начинает терять сознание, осознавая безвыходность ситуации и свою беспомощность в ней.

Но неожиданно его душу словно схватили за горло и насильно поставили на ноги. Джимми поспешно огляделся вокруг и заметил кирпич. Не теряя времени, юноша вскочил с пола, схватил кирпич и с выкриком метнул в тварь. Джимми в этот момент ощущал себя мальчиком из древнего предания южан, что в одиночку разбил армию орков с помощью только одних камней.

Нетопырь слабо простонал, отвлекшись от прежней жертвы, охваченный бешенством, направился к юноше. Джимми осунулся, сжался и прислонился к стене. Он закрыл глаза, предчувствуя скорую смерть, однако, она не пришла. Вместо нее юноша услышал жалобный визг, затем кряхтение, а после глухой грохот.

Когда Джимми открыл глаза и увидел перед собой тушу нетопыря, из спины которой торчал меч, вогнанный в нее по самую гарду. Паладин тяжело дышал и, согнувшись, стоял возле мертвого врага. Он с усилием выдернул из туши меч и неохотно пнул ее ногой, повернув мордой вверх. Себастьян Ардентэл взял клинок другим хватом и резко пронзил грудь нетопыря.

Юноша пошатнулся. Он чувствовал, как все тело покалывает, и как сердце начинает постепенно замедлять свой стук, приводя его в норму… Так бывает всегда, если удается пережить смерть.

Поборник подошел к Джимми, вытерев о гербовую накидку черную кровь, и убрал меч в ножны.

— Вы в порядке? — с отдышкой спросил он и тут же отпрянул, едва заметив во мраке лицо юноши. — Джеймс, Джимми? Ты что здесь вообще делаешь?

Джимми попытался объяснить после недолго раздумья:

— Я вернулся домой… вдруг это… — он кивнул в сторону чудовища, — оно принесло меня сюда…

Себастьян внимательно вгляделся в глаза юноши, будто выискивая ложь, отчего тому стало не по себе.

— Я не обманываю! Так и случилось, правда! — беспокойно закричал Джимми.

— Тише, тише! Не тревожь эти стены, пожалуйста! — успокаивающим тоном произнес паладин. — Я не упрекаю тебя и не подозреваю… просто, просто со мной впервые такое. За один день я выручаю одного и того же человека. Хотя я до этого и не выручал никого…

— А я никогда еще не сталкивался с такими бедами как сегодня… — ответил Джимми.

— Молись богам и больше не столкнешься, — заметил Себастьян Ардентэл и взял за плечо юношу. — Пойдем.

Себастьян резко скинул руку паладина с раненного плеча и стиснул зубы от боли.

— Ты ранен? — с беспокойством осведомился поборник.

— Эта тварь несла меня в когтях…

— Позволь взглянуть. — Себастьян Ардэнтел поспешно вытащил из поясного мешочка трут, кремень и кресало и зажег огонек.

Слабый свет пламени осветил стену и небольшой участок водовместилища. Взору Джимми стали доступны неуловимые во тьме детали. Крайне мерзкие детали. Он все это время стоял рядом с растерзанным, обмороженным трупом, из живота которого торчала отвратительная масса внутренних органов, что переплетались друг с другом. А с другой стороны валялась крупная туша нетопыря, покрытая свежими рубцами и ранами.

— Давайте отойдем — предложил юноша паладину, который в этот момент подносил горящий трут поближе к раненному плечу.

Себастьян Ардентэл взглянул в сторону трупа, а затем в сторону поверженного врага и, прикрыв ладонью рот, содрогнулся всем телом, едва не выронив трут.

— В книгах все выглядело иначе… — задумчиво протянул он, уставившись на жуткую картину. — Повезло, что вампиры нападают в темноте, иначе лежать мне рядом с тем бедолагой.

Отойдя подальше, паладин отодвинул тулуп Джимми с его плеча и начал рассматривать рану. Повозившись с ней несколько минут о надвинул тулуп обратно.

— Что там? — спросил юноша, мысленно готовя себя к худшему.

— Крови уже нет, слава Людским богам, но есть очень большой кровоподтек, будто твое плечо прошло через механизмы мануфактуры, — вынес вердикт Себастьян.

Юноша некоторое время потоптался на месте, а затем спросил:

— Я слышал… однажды, что паладины лечат раны прикосновением… Мне неудобно просить, но…

— Прости, но я не умею этого делать…

С этими словами паладин затушил практически догоревший трут и подошел к открытому люку.

— Спускайся следом за мной, только осторожнее — лестница довольно крутая, — предупредил он, когда уже пролез в люк.

Джимми улыбнулся и молча кивнул, после чего направился за Себастьяном.

***

Впервые за всю свою долгую жизнь юноша поистине радовался, увидев пустую улицу, заметенную снегом и стоящую в ночной тишине. Ему даже захотелось в буре эмоций прыгнуть в ближайший сугроб и предаться беззаботным забавам детства. Джимми знал, что так бывает, когда избегаешь гибели, что приближается быстрее стрелы лесного эльфа, но никогда не испытывал подобного чувства. Сейчас же, далеко не благополучный квартал виделся королевскими чертогами, а прикосновения свирепого морозного воздуха казались ласковыми и приятными.

— Как странно! — воскликнул юноша. — Еще совсем недавно я ненавидел трущобы вместе с этой зимой. Но сейчас… Сейчас я смотрю на них, как на родной дом.

— Просто ты заново родился — согласился поборник Ординума, — Мне нужно довести тебя до дома, только теперь я прослежу за тобой до самой комнаты.

С этими словами он и юноша направились прочь от башни, и снег поскрипывал под их шагами.

— Чудовище в комнате и не сидело — признался Джимми, выждав короткую паузу. — Я открыл окно, хотел получше рассмотреть шпиль Исполинского обелиска и…

— Любовь к прекрасному ни к чему хорошему, увы, не приводит, — объяснил Себастьян. — Она отравляет разум, вводит его впомутнение. А пока твой взгляд прикован к красоте, за его пределами назревает опасность.

— Разве может красота навредить? — недоуменно спросил юноша.

— Она этим постоянно занимается. Сначала ты не ощущаешь вреда, зато в дальнейшем платишь за безрассудное наслаждение свой жизнью или здоровьем, а иногда и жизнью… — паладин осекся и продолжил… — ну, в общем, других разумных.

— И вы никогда не смотрите ни на что красивое?

— Раньше смотрел… потом, когда… — Себастьян Ардентэл задумался, — Теперь я не смотрю. Хотя признаюсь, что я поднялся на водонапорную башню, чтобы получше рассмотреть звезды…

— Себастьян, а вы случайно поэзией не занимаетесь? — вдруг спросил Джимми.

Конец ознакомительного фрагмента.