Мент. Москва

Дмитрий Дашко (2023)

И снова нет покоя оперу из будущего, которого перенесло в двадцатые годы прошлого столетия. Их ведь не зря прозвали «ревущими». Новый город, новое назначение. И это не просто город, это Москва, столица. Опера ждут новые дела в составе сводной «летучей» бригады. Бригаде предстоит заниматься, по словам Дзержинского, нетривиальными преступлениями. И первое такое преступление подворачивается незамедлительно. Вот уже второй год из Москва-реки вылавливают трупы. Судя по почерку — убивает один и тот же человек, серийный убийца, которого в МУРе прозвали Упаковщиком…

Глава 5

Разговор с Дзержинским закончился, мы с Трепаловым вышли из кабинета, где нас снова ждал один из чекистов, латыш Девинталь.

— Ну что, товарищи, поедем заселяться? Феликс Эдмундович поручил мне найти для вас жильё.

Всё тот же автомобиль доставил нас на Петровку, где в одном из бывших доходных домов «Товарищества Торговых линий в Москве» мне и Трепалову выделили по комнате в больших коммунальных квартирах, только этажи разные: у меня второй, аккурат над магазином, у моего начальника третий. В остальном всё примерно одинаково, включая количество квадратных метров.

В принципе, чего и следовало ожидать. Квартирный вопрос всегда стоял в Москве весьма остро, что было тонко подмечено Булгаковым. А в двадцатые годы прошлого века — вообще что-то с чем-то. Было наивно думать, что для меня расщедрятся на персональное жильё.

Из мебели в моей комнате оказалась только расстеленная на паркете газета.

— Вечером привезут кровать, стол и стулья, — извиняющимся тоном произнёс Девинталь.

— Буду надеяться, а то на газетке вряд ли выспишься!

Девинталь усмехнулся.

— Не переживайте. Проконтролируем.

Я устало махнул рукой. В целом жильё мне понравилось — не апартаменты, но по нынешним меркам довольно сносно.

Крыша над головой есть — с остальным как-нибудь наладится. Тем более комната большая, можно поставить посреди перегородку — получатся две. Места хватит и нам с Настей, и Степановне. Ни тесноты не будет, ни обиды, пусть и две женщины в семье, а это обычный источник напряжённости.

Но тут есть на кого положиться: Степановна — она мудрая, искусством дипломатии владеет сполна.

Когда появится пополнение, придумаем что-нибудь ещё. Правда, со слов Феликса Эдмундовича я понял, что меня ждут частые командировки по всей стране, так что не факт, что буду часто бывать дома. Но мне не привыкать — работа такая.

Кстати, о ней же, любимой. Где разместили, понятно, осталось выяснить, куда и как добираться.

— До работы далеко?

— Пять минут ходьбы. Ваш отдел разместится на Петровке, тридцать восемь, в здании московской милиции.

— Там же, где и МУР?

— Нет, МУР находится по другому адресу: Большой Гнездниковский переулок, дом три, — пояснил Девинталь.

Надо же, а у меня МУР всегда ассоциировался именно с Петровкой. Интересно, когда уголовный розыск туда переехал?

Вместе с Девинталем поднялись проведать начальника. Я пока не уяснил для себя, хорошо или плохо быть с ним соседями. При нашей профессии порой полезно друг от друга отдыхать, а тут есть вероятность пересекаться даже в выходные.

Жильё у Трепалова было обставлено богаче моего: вместо газеты — импровизированный стол из кирпичей и листа фанеры, который играл роль столешницы. Над ней кружились тучные мухи: весь «стол» был в пятнах от пролитого пива и в чешуе от вяленой рыбы.

Чем занимал досуг прежний хозяин помещения, в принципе было понятно.

— Ну… жить можно, — резюмировал Александр Максимович.

Чекист усмехнулся и сообщил Трепалову то же, что и мне, пообещав уже к вечеру доставить необходимую мебель. Надеюсь, ради этого не придётся реквизировать имущество у какого-нибудь нэпмана или бывшего буржуя.

Само здание Петровки, 38 я, признаюсь, не узнал. Скорее всего, проскочил бы мимо — никаких ассоциаций с привычным обликом: довольно скромный трёхэтажный особнячок, без роскошных колонн и античных портиков.

Видимо, впоследствии его капитально перестроили в духе сталинского ампира.

Снова пришлось получать временные пропуска — новых удостоверений у нас пока не было, их обещали изготовить через пару дней.

Пока под отдел выделили два кабинета, остальное, как сказал завхоз, дадут, когда устаканится штатное расписание.

В оружейке мой «смит-вессон» пришлось поменять на штатный «наган», который, в прочем, нравился мне гораздо больше. Удалось даже получить новенький, совсем ещё скрипучий комплект летней формы: фуражку, гимнастёрку с красными клапанами, такие же красные шаровары и хромовые сапоги. Правда, учитывая специфику нашей профессии, всё это новёхонькое великолепие я мог носить разве что по большим праздникам.

Обычно опера всегда ходили в гражданке. И пусть я вроде теперь не совсем рядовой оперативник, но и мне вряд ли придётся изменять традициям.

— Разбогатеем, заведём комнату для маскировки. Чтобы, значит, переодеться можно было на любой выбор, нанести грим, — мечтательно произнёс Трепалов.

Отделяться от «коллектива», пусть в нём пока был один я, и заводить персональный кабинет Александр Максимович не захотел.

— Вместе веселее, — сказал он. — Не возражаешь, если вместе в одном помещении посидим?

— Ну что вы, — улыбнулся я. — Так и впрямь веселей будет.

Всегда любил движуху в жизни: новые места, должности, дела…

С любопытством оглядел интерьер: комната как комната, четыре дубовых письменных стола (чур, тот, что в углу, — мой!), готовальни, чернильницы (высохшие), письменные приборы… Ну, с этим вроде ничего, работать можно.

Повздыхав, завхоз выдал несколько стопок писчей бумаги. Качество далеко не люкс, но хоть не промокашка, а то попадались такие листы, на которых чернильные надписи быстро расплывались и было практически невозможно прочитать текст.

— Пишбарышня? — внимательно посмотрел на завхоза Трепалов.

— Пока можете пользоваться услугами наших. Будет нужда, найдём, — вздохнул завхоз.

Розетки в плачевном состоянии и давно не знали электрика, провода настольных ламп представляют собой жуткую и пожароопасную скрутку, даже включать страшно. А вот люстра — шикарная, словно перекочевала к нам из дворца какого-нибудь аристократа.

Ещё один стол, на сей раз кухонный — понятно, судя по наличию спиртовки и чайника, используется для перекусов.

— Чай и сахарин будут? — без особой надежды спросил я.

— Купите — будут, — засмеялся завхоз.

Так, халява не прокатила.

Я продолжал осматривать наше хозяйство. Несгораемый сейф (в замок вставлен ключ, к сожалению, один — надо заказать несколько запасных комплектов), видавшие виды обшарпанные и поцарапанные стулья. Похоже, сюда стащили всякий неликвид. Ну да… от сердца явно не отрывали.

Я присел на тот, что с виду был самый крепкий. Стул жутко заскрипел, а потом с треском рассыпался.

Я поднялся с пола и принялся отряхивать брюки. При всей комичности ситуации мне было не до смеха.

Трепалов с досадой поморщился.

— Зато потолки высокие, — словно в оправдание сказал завхоз.

Потолки действительно были высокие.

— Смирнов, — хмуро сказал Александр Максимович, — ты меня знаешь?

Завхоз кивнул.

— Знаю, товарищ Трепалов. Вы раньше МУРом руководили.

— Тогда какого хрена притащил сюда эту рухлядь?! Немедленно убери и принеси нормальные стулья. Даю десять минут! — приказал Трепалов.

Смирнов вылетел из комнаты — искать срочную замену некондиционной мебели. Мы с Трепаловым остались одни.

— Давай на «ты»? — вдруг предложил мой начальник.

— Давай! — легко согласился я.

— Договорились. Я тут, пока на Украине в ГПУ работал, слышал о том, как какой-то рудановский милиционер самого Кравченко прищучил. Скажи, это был ты, Георгий?

— Я.

Похоже, отголоски этой истории были слышны по всей России.

— Тогда понятно, почему товарищ Дзержинский на тебе выбор остановил. Он такие кадры ценит. Да и я тут к тебе присмотрелся, вижу, ты вроде ничего. Так что сработаемся!

— Конечно, сработаемся.

— У меня требования простые: если за что-то взялся — доводи до конца. Своих не подставляй и не бросай. Стреляй лучше, чем твой враг. Ну и при любых обстоятельствах будь человеком. Для многих это оказалось слишком сложным, — вздохнул он, вспоминая о чём-то неприятном.

— Годится, — сказал я.

Появился завхоз в сопровождении пожилого дядечки в милицейской форме. Вместе они вынесли из комнаты стулья, включая сломанный, и принесли столько же взамен.

— Нормальные стулья?! — вопросительно посмотрел Трепалов на завхоза.

— Даже не сомневайтесь.

— Смотри мне, а то заставлю проверять каждый!

— Да всё в порядке с ними!

— Верю на слово.

Трепалов отпустил завхоза, и тот убежал чуть ли не вприпрыжку.

— Я этого типа ещё по МУРу помню. Тот ещё прохиндей и жадина. Снега зимой не выпросишь. С одной стороны, вроде и хорошо: заботится о казённом имуществе, а с другой — ну что о нас люди станут думать, когда под ними стулья переломаются? — сказал Александр Максимович.

Он посмотрел на окна.

— Непорядок: занавесок нет. Ладно, жена приедет, скажу, чтоб сшила — она у меня мастерица хоть куда. Любое платье на швейной машинке изладит, — похвастался Трепалов. — Хорошо, хоть стёкла чистые…

Я сразу подумал о своей Насте. Скорей бы приехала! Тем более она собиралась поступать в медицинский, а где это лучше сделать, чем в Москве?

Внезапно дверь распахнулась. Мы с Трепаловым одновременно посмотрели на вошедшего к нам без стука мужчину лет тридцати. Он был худощав, рано полысел и потому стригся почти налысо, имел высокий лоб, густые брови и слегка оттопыренные уши.

Суд по тому, как просиял Александр Максимович, он хорошо знал гостя и обрадовался его визиту.

— Иван!

— Саня!

Трепалов представил нас друг другу:

— Знакомьтесь. Это мой хороший друг, Иван Николаевич Николаев — начальник МУРа, а это — Георгий Олегович Быстров, мой заместитель.

Официально меня заместителем ещё не называли, но было приятно.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Извини, Ваня, чайком побаловать не могу, — сказал Александр Максимович. — Только сегодня приехал в Москву и сразу с корабля на бал. Вот обживаю новые хоромы и привыкаю к новой должности.

— Что, — засмеялся Николаев, — надоело хозяйственной работой заниматься?

— Да не успел приступить, как всё уже поперёк горла встало, — признался Трепалов. — Как сказали, что снова в сыск зовут, — не поверишь, аж на душе музыка заиграла!

— Понимаю, — ухмыльнулся муровец. — Сам такой.

Он огляделся.

— Гирю-то свою привёз?

— На старой квартире оставил. Новую куплю. — Телосложение у моего непосредственного начальника было вполне богатырское, и я не удивился, узнав, что он балуется подниманием тяжестей. — Вижу, все уже в курсе моего назначения!

— Так работа такая. Ты ещё в должность не вступил, а мне уже сообщили, — засмеялся Николаев. — Скоро все муровцы, что с тобой работали, сюда сбегутся. Не вздумай народ к себе переманивать — башку отверну.

— Это мы ещё посмотрим, кто кому и что отвернёт, — хмыкнул Трепалов. — Ты как: по старой дружбе заглянул, чтобы с назначением поздравить, или по делу?

— И чтобы поздравить, и по делу, — признался Николаев. — Работёнка для твоего отдела нашлась, Саня. Только, вижу, вас двое всего, и не знаю — сдюжите ли?

— Завтра ещё один товарищ из Петрограда подъедет, так что уже трое нас будет. Ну и, без обид, Ваня: есть у меня на примете несколько твоих ребят. Думаю к себе переманить.

— Так и знал! — закатил глаза начальник МУРа. — Ладно, с этим уже по факту разберёмся. А к тебе я по весьма важному делу пожаловал… Крепкое оно, как орешек. Моим пока раскусить не удалось. Может, ты у нас, как самый зубастый, справишься? — Он с надеждой посмотрел на Трепалова.

— Попробуем, — кивнул тот.