Я из Зоны. Сегодня никто не умрет

Дмитрий Григоренко, 2018

Над Кузьмой Новиковым нависла угроза – сесть в тюрьму. Но даже попытка укрыться в Зоне не спасает его от этой беды. Все меркнет перед новой опасностью. Все – и наемники, и бандиты – брошены на поиски дерзкого солдата. Вот только они еще не знают, что Кузьма уже стоит за их спинами…

Часть вторая. Ренат

1

— Ты чего залип, дух? Я кого спрашиваю?

Я скользнул взглядом по широкому лицу Баранова. Он сидел напротив. Рыба-прилипала. Как началось все с него, так и катится. Тряхнуло на ухабе. Наш «газик» прокряхтел, но, боясь быть списанным на металлолом, работал усердно. Машина свернула с асфальтированного недоразумения, по старой памяти именуемого дорогой, и выехала на знакомую проселочную. Лесополоса, по которой я двигался ранней весной, полная грязи, теперь подсохла.

Я сидел на скамейке в кузове, пристегнутый к железному каркасу, на который натянули толстую пленку. Защита от дождя. Осадков, правда, не наблюдалось. Серые тучки бесцельно ползли по небу.

За нами на «уазике» ехала довольная морда Махлюкова. В пятнистом дождевике поверх военно-полевой формы. Полковник ржал всю дорогу. Солдатик-водитель угрюмо вцепился в баранку, периодически поглядывая на меня. Гамма эмоций на его лице менялась от жалости до страха. «Ясно. Художник человеческих пороков, полковник Махлюков рисует ему мое прошлое и будущее. Опасный дезертир, убил проводника, издевался над сослуживцем. Если бы еще принес пачку денег, то…»

— Ты чего, дух, залип?! А?!

Баранов несильно ткнул меня стволом пять сорок пять в бок. Охранник, мать его… Я только поймал нужную мысль, сияющий хвост озарения, а тут он тыкает.

— Я тебе за духа морду порву. Хочешь, проверим? — сказал я.

Баранов смотрел на меня своими голубыми глазами. Широкий, с буграми мышц. Хвастался, что бицепс у него по размеру почти как у Арни. Врал, конечно, но не сильно. Русые волосы, коротко стриженные, и это он еще считался заросшим.

— Руки короткие, — произнес он.

Я привстал, потянул кольцо наручников по железяке — как раз хватило, чтобы дойти до середины кузова.

— Но-но! Не стартуй! — без испуга, но громко произнес Баранов. — Я тебя бить не хочу!

Я отступил, плюхнулся назад. Глянул на прекрасную природу. Все оживало, мир начинал дышать полной грудью. Благодать! Кроме полковника Махлюкова, который стучал по лобовому стеклу, привлекая мое внимание. Привлек. Погрозил мне пальцем, как учительница в третьем классе.

«Как же зовут Баранова? Записывал же в журнал приема амбулаторных больных, и не раз, но хоть убей не помню. Игорь?»

— Баранов, запомни, дух остался там, в Зоне. Я знаю, что у нас в части на крепость народ проверяется очень просто — сходил в Зону или нет. Я тебе напомню: шесть дней, нигде бока не грея, я шастал по радиоактивным землям. Собак стрелял, защищая сволочь крысовскую, тащил его на себе. Даже артефакт притащил…

Я резко оборвал свое пламенное выступление. Артефакт, который я принес, дал мне в поход начмед. Который меня туда и сплавил. И дал опытного сталкера Трофимыча в проводники. Вернее, это сталкеру дали необученного солдатика, который первый раз высунул свой длинный нос за границу.

«Черт! — Я вдруг понял всю цепочку, все ключевые моменты. — Поход в Зону — продуманный план. Безопасный, как пешеходный переход в пустыне. Ибо нет там машин. Так и у меня не должны были возникать проблемы. Борис Геннадьевич Трофимов оберегал меня, ошарашенного духа, от аномалий и мутантов. Даже учил по ходу движения. Так, как мы шагали до построек колхоза, двигаются в местности, полной аномалий. Значит — кроме охраны и прогулки, он старался меня научить азам.

Приход трех бандитов смешал нам все карты. Урка по кличке Чес, торговец Дельный и сопливый кусок жира — Унылый. Проклятая троица: интересно, кто из них в аду больше получает пыток.

Трофимыч был за меня в ответе. Да и проникся, не бросил на произвол судьбы-злодейки. Без него поход отмычкой в Топи стал бы для меня фатальным.

Случай, белоснежная улыбка судьбы, превратила пикниковый поход в игру на выживание».

Баранов поднял ворот бушлата, поправил кепку.

— Ты это, сильно не обижайся. Дух ты, пока не проставился за приход из Зоны. Тебе пацаны уже кличку придумали новую, а тут узнали про Крыса и дали заднюю.

Он замолчал. На лбу его пролегла морщина. Потом добавил:

— Крысе я не верю. Он у меня протеина банку спер, в самом начале службы.

Я сбился с плавного полета размышлений.

— Какая банка?!

— Протеина. Когда в качалку ходишь, надо его кушать. С нашим питанием много жать не будешь. — Баранов перевернул автомат горизонтально и изобразил, как выполняет жим лежа.

Он у нас любитель в тренажерном зале поработать до седьмого пота.

— Я тогда только попал в часть. Запары, залеты. Банку же прятал от всех, а этот вынюхал, гад. И сказать кому — не выход. Короче, ты мне тоже не нравишься, но тебе я верю.

— Я ж тебе не сто долларов, чтобы нравиться, — огрызнулся я.

— Вопрос-навоз. Ты за все время ни разу не соврал. Поверь, это мы подметили.

Мы — значит, старшие по службе.

Машину накренило, я вцепился в скамейку, чтобы не улететь на Баранова. «Как же его зовут? Саша?»

Видимо, водитель объезжал пятно грязи. Но опыт приходит с километрами. Наша машина спокойно проехала дальше, а вот «уазик» Махлюкова смачно вкатился в центр лужи.

Если говорить словами Баранова:

— Залип полкан по самые уши…

Он застучал по перегородке с водителем. Тот остановился, медленно сдал назад.

Мотор заглох, из кабины выбрались водитель и мой начальник. Встали возле кузова. Закурили. Полковник Махлюков раздражённо открыл двери, оценил, что до твердой земли ему не допрыгнуть, начал кричать:

— Ты что, посигналить не мог? — Это он нашему водителю.

— А ты, идиот, куда ехал? Грязи никогда не видел? — Это уже своему солдатику.

— Начмед, хватит курить! Давай, организовывай, как нас вытащить!

Сергей Петрович по кличке Зуб медленно затянулся и начал красиво выпускать изо рта кольца дыма. Процесс этот требовал сосредоточения, и на крики старшего по званию капитан не обращал ни малейшего внимания.

— Давайте трос! А ты — газуй! Сильнее!

Ошметки грязи вылетали из-под колес «уазика». Солдатик, бледный от угроз, пытался выгрести из грязевой ловушки.

— Хорошо, что не аномалия, — произнес я.

— Угу, — согласился наш водитель. Повернулся ко мне: — Ты уже как сталкер говоришь. У них только аномалии и хабар на языках.

Хабар. Я вдруг понял, что очень мне нравится это слово. Хабар. Значит, что-то ценное.

— Раз в Зоне побывал, а уже дел наворотил, — вмешался начмед.

— Дофига? — спросил Баранов. Любопытный.

— Видишь, целый полковник едет разбираться, — ответил капитан, аккуратно забычковал окурок, обратился к водителю:

— Знаешь, говорят, что после смерти у замполита еще три дня язык во рту двигается?

Тот усмехнулся.

— Давай, тащи трос. Вытаскивать будем нашу птицу-говорун.

Водитель снял кепку, почесал лысину.

— Трос-то есть, а кто в грязь полезет, цеплять-то?

— Гы-гы, дурных нет, — подал голос Баранов.

Мы все втроем посмотрели на него.

— Почему я? — вопил Баранов на протяжении следующих десяти минут.

— А кто? Я офицер, водителей не загонишь, им баранку крутить надо.

— Так, это, вон, в кузове залетчик сидит, — попытался съехать сержант.

Я отшутился:

— Баранов, не будь стрелочником. Я опасный преступник, который убежит в лес, перед этим я вас всех перестреляю. А полковника — вообще… — Что именно я бы сделал с Махлюковым, я не озвучил.

Баранов, на удивление, не стал дальше гнуть свою линию. Начал скидывать верхнюю одежду, бормоча ругательства сквозь зубы.

Начмед докурил и сказал:

— Конечно, спустить тебя на Махлюкова — идея хорошая. Но нельзя.

Почему нельзя, я не понял, но тему развивать не стал.

— Давай быстрее!!! Чего ты возишься?!

Махлюков возмущался все сильнее, ругательства его приобретали изощрённый смысл. Баранов схватил трос, ринулся в озеро грязи. Теперь, в одной футболке, штанах и берцах, он походил на культуриста. Таких фотографируют для рекламы тренажерных залов. Что ж, каждому свое.

— Быстрей!

— Да лезь ты под бампер!

— И что?! Ну, грязь там, так набери воздух и ныряй!

Начмед сплюнул. Недоволен он был полковником.

— Баранов недавно переболел пневмонией, — напомнил я капитану.

— Угу. Хочешь помочь? Так просто не вытянем машину, надо толкать.

— Да, товарищ капитан, дело говоришь, — вмешался водитель, — руку на отсечение даю, не вытянем без толкача. Хорошо молодой залез, по самое дно.

— Кузьма, не хочешь, так сиди молча, — закончил свою фразу начмед.

Лезть не хотелось.

— Не хочу, — ответил я честно, — но надо.

Водитель с прищуром посмотрел на меня, начмед же не отреагировал. Постоял, закурил еще одну никотиновую палочку.

— Откуда такой альтруизм, Кузьма?

— Он все же помог мне, когда два «деда» в карцере меня мяли берцами. Не побоялся.

— Вот уж за кого, а за этого громилу бояться не стоит, — произнес капитан. И ленивым движением вытащил ключи от наручников. Дал их мне, даже не поворачиваясь. Водитель, от греха подальше, как он сам выразился, нырнул в кабину.

Я отстегнул наручники, оставив их висеть в кузове. Спрыгнул. Начал раздеваться.

Махлюков заметил мои действия, начал суетливо копошиться. Вытащил пистолет Макарова, демонстративно передернул затвор.

— Я с твоим щенком возиться не буду! — крикнул он начмеду.

— Это уже не щенок, — возразил капитан и гаркнул: — Давай!

Не знаю, услышал ли его водитель в кепке, но колеса закрутились. «Уазик» дернуло, Махлюков не удержался и спрыгнул в грязь.

— Я думал, там по пояс, а выходит, всего по колено, — спокойно прокомментировал я. Виртуозный мат с угрозами создавали уникальный фон для разговора.

К этому фоно присоединились звуки моторов, грозный шелест шин. «Уазик» крепко засел.

Махлюков, не выпуская грязный пистолет из рук, выбрался на твердую поверхность. Баранов последовал за ним, однако не успел ощутить счастья пребывания на суше.

— Иди толкай! Бестолочь! Откормился на казенных харчах, хоть на убой посылай! — ярился полковник.

— Ветки не забудь, — спокойно сказал начмед.

Я так и сделал. Лесополоса помогла. Повытаскивал оттуда веток потолще, залез в грязь. Баранов недовольно сопел. Он уже успел почесать лоб, и теперь жирная полоса грязи украшала его, будто маскировочная краска.

— Давай, под колеса засовывай. Нужна сцепка колесам, — пояснил я.

— Сам знаю, — прогудел он. Не по-злому, как выходило у грузного Угрюмого, а по-простецки. Таким тоном сообщают, что знают, сколько соток надо прокопать или сколько тонн металла нужно на тренировке подкидывать. Уверенный тон.

Затолкали ветки. «Уазик» жалобно визжал, «газик» его ругал, но тянул. Мы навалились на машину, толкая до боли в мышцах. Моя грудная клетка трещала, как пустая пачка сигарет в кулаке.

Грязь большими кусками вырывалась из-под шин, обливая нас словно из шланга.

— Тяни! — урчал Баранов.

— Окрысились, — рычал я.

«Уазик» дернулся, завертелся на месте и тронулся. Пик напряжения — мне казалось, я просто поднимаю машину в воздух. Машина полковника вылетела на твёрдую дорогу.

Раздался резкий треск разрываемой материи, только хлеще и резче. «Уазик» замедлил ход, а «газик» быстро покатился в сторону блокпоста.

— Успели, — выдохнул я.

— Чего успели? — тяжело дыша, спросил Баранов.

— Вытолкнуть успели до обрыва троса, — пояснил я, уперев руки в бока.

Мы так и стояли в луже, стараясь прийти в себя. Черные, злые, но с победой.

— Спасибо, Кузьма, — произнес Баранов.

— Должен будешь, — ответил я и наконец-то вспомнил, как его зовут, — Ренат.

2

Блокпост не изменился. Казалось, он живет в другом потоке времени и десяток лет для него всего лишь месяц. Как в самом начале моей службы нас привозили сюда на устрашение, так все и осталось. То же приземистое здание с законопаченными щелями, служащее хорошим укрытием во время Всплеска. Бетонные блоки с двух сторон, перегораживающие дорогу из цивилизации. Бастион, защищающий от мутантов Зоны. А мутанты разные бывают. Один кровохлеб чего стоит, здоровая тварь. Правда, страшнее всего мутанты на двух ногах и с автоматом наперевес. Сталкеры, бандиты…

— Нам надо свернуть за тот пригорок, — сказал начальник патруля.

— Тебе надо — ты и сворачивай, — проворчал Махлюков.

Второй раз я был в Зоне и второй раз удивлялся, как менялась погода. Мы еще даже на сто метров не отдалились от блокпоста, а холодный ветер уже начинал толкать меня в спину. Как будто здоровался, ликуя, что вернулся старый знакомый. Или должник, которого долго искали.

Трава под ногами сопротивлялась вторжению. Да, раньше, говорят, тропинка вытоптанная была — настолько много контрабанды туда-сюда ходило. Сталкер в Зону, сталкер из Зоны. Командир части прикрыл лавочку, чем обидел многих людей. И не только в Зоне, а и за ее пределами.

— Слышь, Кузьма, а че там было? А? — спросил Баранов. Мы, оба грязные, словно шахтеры из забоя, двигались вместе: гениальная идея посетила лобастую голову полковника, и теперь мы с Барановым шли, скованные одной цепью. Наручниками.

«Интересно, откуда в нем это? — думал я про Махлюкова. — Он же не следователь, а простой балабол… Нет, не простой. Умный балабол. Хитрый». Нас к зданию колхоза вели трое военных: начальник патруля и солдатики. Так далеко они ходить не любили. Я усмехнулся. Далеко — значит, минут десять быстрой ходьбы. Так в Зоне никто не ходил, если не по чистой, проверенной дороге. Я понимал патрульных: они отсыпались перед ночным дежурством, когда нужно было усиленно контролировать границу, а тут нежданчики приехали. И вести их надо вглубь, а они привыкли патрулировать вдоль границы. Вдоль!

— Кузьма, чего молчишь? — дернул меня Баранов.

Я пытался понять, зачем нам надо идти за пригорок, одновременно рассматривал окрестности, поэтому ответил односложно:

— Думаю.

— О чем? Срок светит большой?

Чем мне нравятся простые люди, так это тем, что они могут спокойно подойти и начать обсуждать с тобой личные проблемы. Мои личные проблемы. Например, старушки на скамейках во дворе, которые начинают спрашивать: а что это за девочка к тебе приходила? Или на работе: а сколько ты получаешь? а твои родители сколько? а почему так мало?

Я, наверное, воспитан как-то неправильно. Меня учили быть вежливым. Поэтому на подобные вопросы я сначала отвечал, потом отшучивался. Теперь просто спрашиваю: для кого информацию собираешь? После такого больше не лезут с вопросами. И не общаются больше.

— Сколько бы ни светило — все мое, — сказал я. Намек Баранов понял, замолчал. Я же наконец-то разобрался, в чем суть спора старших.

— Я хотел могилку показать. Сталкера того, которого собаки порвали перед Всплеском. Или он их порвал, если точнее выразиться. — Начальник патруля напряженно держал автомат в руках.

— Так закопали уже, что мне смотреть?! — возмущался полковник.

Мы с начмедом переглянулись. Поняли друг друга без слов. Мы, как бульдозеры, не замечая преград, ринулись за пригорок. Я потянул за собой Баранова.

Сержант оказался тяжелым. А когда он еще и уперся своими копытами, так и вообще…

— Ты куда?! Нам туда нельзя!

— Давай, Ренат, надо на могилке побывать. — И добавил: — потом расскажу, что в больничке случилось.

То ли уговорил я его, то ли совпало с решением полковника, но мы все же двинулись к пригорку. «Интересно, если я уговорил Баранова, то чем могу заинтересовать Махлюкова? Информацией про пахана Гунча? Так я ничего крамольного про него не знаю. А может, выложить все как было, про истинные цели бандитов, найти сталкера Крадуна? Про блокнот?

Нет, эту информацию я сплавлю начмеду. Ему доверия больше, да и странный Батя пока никак не вписывался в привычное течение. Так бывает, не укладывается симптом в общую картину заболевания, начинаешь думать, раскручивать. Тяжело, долго, но потом оказывается, что именно этот симптом указывает на причину недомогания. А правильный диагноз — это половина лечения».

Пригорок защищал деревянный крест от ветра и посторонних взглядов. Да и сам крест был небольшой, словно игрушечный, еще не успел затереться под дождями и светил желтыми боками.

— Так, останки выкопаем и отвезем на судмедэкспертизу, — вальяжно объявил воспитатель.

— Так я ж рапортовал, вы сами сказали, приберись… — начал было начальник патруля, но не закончил — с такой злостью посмотрел на него Махлюков.

«Странно получается, — подумал я. — Пока Крыса ходил в дезертирах, дело и не собирались раскачивать. Впаяли бы ему срок или по-тихому спустили на тормозах… А тут из Крысеныша поперло, и полковник почуял запах новой должности. Не зря он в больнице к главному милиционеру приставал».

Мы приблизились к холмику свежевырытой земли. Присели возле могилы. Я потянул за собой Баранова, и он, недовольно сопя, примостился рядом.

— Трофимыч, вот и сбылось твое желание: похоронен в Зоне, — печально сказал начмед.

Баранов открыл рот, чтобы спросить, откуда капитан знает сталкера, но я толкнул парня в бочину.

— В свое время Трофимыч, когда был вечно молодой и вечно пьяный, ходил к ЧАЭС. Не добрался самую малость, но рассказывал потом много интересного. И однажды признался, что тут его дом, тут его крепость.

Начмед взял кусочек земли, начал мять в руках. Мне показалось, молчать негоже. Надо было сказать пару слов, сталкер заслужил эту малость.

— На Болоте тварь на нас напала. Здоровая, кровожадная. Я думал, умру от страха, а потом обделаюсь. Именно в такой последовательности, — начал я хриплым голосом, — а потом появился Борис. Я тогда имени его не знал. Трофимыч и Трофимыч. Так он засунул твари ствол ружья глубоко в глотку и выпустил ей мозги на свободу.

Ветер недовольно таскал траву, играясь с ней. Я отломал травинку, откусил. На счастье. Горько.

Баранов не выдержал, почувствовал момент.

— Я это… не знал его. Но знаю другое. Сталкеров обычно просто закапывают и даже табличку не вешают. Да… А ему крест поставили. Значит, заслужил…

Сержант замолчал. Я заметил, что он, когда волнуется, говорить начинает как-то сбивчиво, путано. Нет, Ренат не был дураком, это точно. Кругозор у него был широк, я бы даже сузил. Обычно те, кто поначалу воспринимал его как обычного качка, потом очень жалели.

Приблизился начальник патруля, услышал слова Баранова.

— Мы на следующий день приехали менять смену. Всплеск отзвучал, а вместе с ним — обычные проблемы: гон, зверье, как всегда, перло на блокпост, как волны на волнорез. А тут такое чудо: группа солдатиков вернулась, хотя один пропал неделю тому. Его уже похоронили. Так вот, потопали мы со старой сменой — интересно же, хотя и страшно. Аномалии ведь могут сдвинуться, где-то исчезнуть, где-то появиться.

Я хмыкнул. После похода через Границу на Топи страх перед аномалиями притупился, как старый нож. Если раньше я боялся даже до ветрянки дойти, то теперь что-то поменялось в сознании. Да, Зона опасна везде, но есть места, насыщенные аномалиями, а есть спокойные дорожки и пути.

Военный же понял по-своему мое хмыканье:

— Что боец, страшно? Понимаю. Так вот, нашли мы его, и не просто разорванный труп… Вокруг него земля была усыпана трупами собак, словно их со всей Зоны собрали, а этот сталкер их методично положил. Пацаны потом посчитали, сколько голов он разнес. Вышло больше пятнадцати. Исключительно выстрелами в голову!

— Порвали его сильно? — спросил начмед.

— Смотря с чем сравнить. Обычно ребра да хребет остаются от сталкера. А тут и Всплеск помешал, да и умер мужик, не опустив руки. Вскрыл ножом много тварей, а самого здорового, — он показал ладонью от земли холку зверя: получилось ему почти по грудь, — он ножом выпотрошил, как селедку на кухне. Однако зверь его все равно достал, в горло вцепился. Еле зубы разжали…

Я вспомнил, как рассказывал Трофимычу про мёртвую собаку, которая встретилась мне по дороге в Зону. А он в ответ показывал татуировку на своей кисти — голову собаки. Как иногда все связано, скручено Зоной в одну цепь.

— Настоящий был мужик, — внезапно закончил рассказ начальник патруля.

Я от такого перескока мыслей аж вздрогнул. Начмед уловил в этом сумбурном рассказе другую информацию.

— Получается, он отстреливался до последнего патрона, но не сдал позицию. А потом вступил в бой с ножом?

— Получается, так.

— А ты не помнишь, череп разбитый у сталкера?

— Да помню, чего не помнить. Не каждый день такое случается. Разбит был, однозначно, — сказал начальник патруля. — Но не свежая рана, нет. Тряпкой обмотана голова была, но повязка, видно, уже давнишняя была. Грязная, пропитанная кровью. Горло перегрызли, ноги-руки погрызли, из-за схватки с вожаком до головы сталкера псы не добрались. Да и Всплеск подоспел, накрыл всех, как ядерной бомбой.

Я кивнул, медленно и уверенно:

— Как я и писал в объяснительной. Трофимыч остался сам, а удар по голове ему нанес урка по кличке Чес. Еще тут, в схроне на колхозе. От удара Борис ослеп на левый глаз, появилась головная боль, слабость в левой половине тела…

Начмед мгновенно собрал перечисленное мной в диагноз.

— Понял. Теперь я все понял. — Он встал и сказал начальнику патруля: — Спасибо за могилку и крест. Трофимыч заслужил это.

— Хватит там стоять! Холодно на ветру! — Махлюков даже попрыгал на месте, стараясь согреться.

Начальник патруля махнул рукой:

— Да за что спасибо? Это нормально, по-человечески.

Он не стал злить полковника и, ловко меся грязь и приминая траву, двинулся к нему. Мы с Барановым встали, собираясь последовать его примеру. Начмед же крепко схватил меня за шиворот и зашипел:

— Баранов, сделал вид глухонемого.

Тому понадобилась секунда для понимания приказа, и потом он уставился в сторону горизонта. Замер, словно столетний дуб.

— Кузьма, извиняться не буду, думал, ты Трофимыча ударил и бросил. Убедительно все получалось у Крысы, в отличие от твоей писанины. Скажу как есть, без понтов и надежды. Дело мы придержали, не выпустили, как джина из бутылки. Оно крутится в части, но Махлюков видит в тебе возможность перевода в другую часть. Тут он перестал получать откаты с артефактов и приуныл. Щемит его командир, страшно щемит. Да, Баранов?!

Ренат не отреагировал.

— Молодец, — улыбнулся начмед, — приказ выполняешь как надо.

Я же ничего смешного не видел.

Капитан наклонился и прошептал мне на ухо:

— Думай. Могу дать пистолет и отпустить в Зону.

— А что делать с полканом?

— То, что сделал Трофимыч с собаками.

3

Ветрянка молчала. Ветер усиливался, весенние тучи неслись над нами, а она стояла молча. Огромные лопасти не крутились, как в прошлый раз, не издавали шум. Мы подходили к зданиям колхоза. На короткую прогулку потратили часа полтора. Медленно, как улитки по скользкой дорожке, мы топали к схрону.

Начальник патруля показывал место, где нас с Крысой настигли собаки, потом дошли до места побоища. За две недели хищники подъели останки собак. Вот так, идеальная безотходная переработка. Полковник достал камеру, начал все снимать, записывать показания. Сначала спрашивал, получал ответ. Обсуждая его, корректировал, и лишь после включал камеру и просил повторить. На простой вопрос начмеда о постоянной съемке получил ответ сквозь зубы:

— Это внутреннее расследование, и правила устанавливаю только я. Или вы, товарищ капитан, не верите честному офицеру?

Я лично не верил, но меня и не спрашивали об этом.

Меня спрашивали о том, как я тащил Крысу, потом как толкал его в спину… Смешно, но печально.

Я же все это время параллельно думал. Голова начала отекать от простой мысли: принять ли предложение начмеда — убить человека, который хочет поживиться за твой счет. Цена вопроса: десять-пятнадцать лет в тюрьме, сломанная жизнь. Не только моя, а и моих родителей.

И тут меня тряхнуло. Сильно тряхнуло, словно я крепко спал и свалился с кровати… Это было ощущение непонимания и липкого страха, смешанное с болью удара о пол…

«О чем я думаю?! Убить человека?! Да, он урод, моральный урод. Да, он не хочет докопаться до правды, но — убить?! Чем тогда я лучше урки Чеса? Я сам поставил ему в вину смерть солдатика на блокпосте под мостом, а теперь начинаю жить по его же бандитским законам».

Я понял: это перекресток моего жизненного пути. Выбор, который определит мое будущее.

Убить полковника и сбежать в Зону. Я понимал, что начмед прикрывается, заставляя меня сделать это. «Оно и понятно, надо же ему будет как-то отмазаться от моего побега в Зону. А что там? Что меня там ждет? С пистолетиком? Снова Граница и деревня для новичков?» Шестерить на бандитов я не хотел. Хватило мне такого горя, хлебнул его с лихвой. «Примут меня вольные сталкеры с распростертыми объятьями? Шансы, конечно, высокие, пятьдесят на пятьдесят. То есть или встретят, или не встретят. Нет, это не выход. Значит, третий вариант — садиться в тюрьму. Батя в больничке сказал, что может помочь мне скостить срок. Это хорошо. Уже не десять, а все пять. А если признаться в том, чего не делал? Трешка — за хорошее поведение?»

Я резко остановился. Пазл собрался. «Нет, не проведешь меня, товарищ капитан медицинской службы и КМС по рукопашному бою».

Предо мною был старый знакомый. Колхоз.

— Ветрянка не крутится. Странно, — сказал я.

— Чего странного? Поломана давно, стоит без движения, — сказал мой прицеп.

— В тот раз крутилась будь здоров.

— Врешь.

— Ухо откушу.

— Я тебе откушу, — возмутился Баранов, но больше не стал обвинять меня во лжи. — Давай, обещал же рассказать про больницу.

«Обещал. Отвлекаешь ты меня, Баранов, сильно отвлекаешь. В таких ситуациях надо послать тебя подальше». Однако идея, которая посетила мою дурную башку, засияла, словно костер в темном лесу. И я замер, боясь поверить в спасение. Как там говорят англичане? Глупый выбирает из двух зол, а умный не берет ни одно.

— Слышал, что начмед имеет КМС по рукопашному бою? — спросил я тихо.

— Конечно. Его фото висит на стенде «Лучшие спортсмены части», — так же тихо ответил Баранов.

— Так вот, забудь про кандидата в мастера.

— Чего это?

— Как минимум мастер спорта.

— Так выше не бывает!

— Тогда объясни, как он смог сам покалечить пять бандитов? Просто разложил их на асфальте, как рубероид раскатал.

— Ты это видел?! — Баранов от эмоций начал махать стразу тремя руками: двумя своими и одной моей.

— Концовку. Я чуток занят был, спускался вниз. Сначала увидел, как подъехали «скорые», за ними — фризовцы. Разборки у них начались, а начмед спустился…

Я красочно описал, что произошло. Баранов уточнял. Тема ему нравилась, он впитывал каждое слово. Была бы ручка и тетрадь, начал бы конспектировать.

— А как он бил? Прямым справа?!

— Зачем тебе это, Ренат? — теперь удивлялся я.

— Да понимаешь, тут у нас изменения происходят. Перемены, — на выдохе произнес он последнее слово.

— Ты о чем?

— Тихо там, расчирикались! — раздался грозный окрик полковника. Он шел сзади, с камерой, царь мира, и не знал, что в моей голове решалась его судьба. Баранов перешел на шепот:

— По языковым секторам объявили отбор в спецвойска. Любой может подать командиру рапорт и, если тот подпишет, отправиться в лагерь на учения. Потом отбор — и все…

— Тихо!

— Сам — тихо, — произнес я в сторону.

— Что ты там сказал?!

— Так точно, товарищ полковник, так точно, — теперь уже я повернулся в его сторону.

— Замерли! — грозно рыкнул начмед.

Впереди идущий начальник патруля условным знаком приказал всем остановиться и теперь внимательно осматривал примятую впереди траву.

— Воздух колышется, — пояснил он причину остановки.

Я пригляделся: точно — легкое марево, словно смотришь сквозь немытое окно, четкость теряется.

— И что это? — требовательно спросил Махлюков.

— Аномалия, — ответил наш проводник.

— Я уже понял, товарищ прапорщик, я конкретно спрашиваю — что это?

Прапорщик за годы службы привык отвечать на конкретно заданный вопрос без проволочек и лирики.

— Аномалия, товарищ полковник!

— Ты что меня бесишь?! — Махлюков приблизился к нам, но зашел со стороны Баранова. — Я спрашиваю, что это такое?!

Проводник крутил головой, пытаясь понять, что опаснее для него в этот момент — аномалия или полковник в гневе.

— Прапор, полковник хочет узнать, какая это аномалия, — спокойно объяснил начмед. Он стоял позади нас, развернувшись в сторону блокпоста. Потом звонко передернул затвор — контролировал ситуацию. Опыт.

Такими действиями он мне напомнил Трофимыча: все выверено до мелочей, движения отработаны до автоматизма. Одна школа? Да, теперь сомнений не было: вот, значит, кто натаскивал начмеда ходить по Зоне.

— Я так и сказал, в переводчике не нуждаюсь, — нервно произнес полковник. Прапорщик же получил точный вопрос и честно ответил:

— Сложно понять. Мы ж просто охранники, границу стережем. Это сталкеры и военсталы лазят по отчужденной территории…

— Ты что такое несешь, прапорщик? Какие простые охранники?! Вы должны гордится честью, оказанной вам, — сберегать границу от мутантов и бандитов! Или ты намекаешь на то, что раз ты — охранник, то я тогда кто?! Начальник охраны?! Да я честный офицер, по недоразумению попал в этот…

— Камера работает, — так же спокойно сказал начмед.

Я был уверен, что он улыбался.

— А… Да, — спохватился полковник. — Так что за аномалия? Выяснить!

Я не понял, зачем начмед его предостерег. Хотя понятное дело: записи-то потом редактируются. Но все же… За кого играл капитан?

Думаю, что прапорщик лукавил, когда говорил, что в Зону он не ходок. По крайней мере, до начала Границы должен был тропинку знать. А комедию поломать перед полканом — это как вариант.

Начальник патруля, словно желая подтвердить мою догадку, полез в карман и вытащил ржавый болт. Кинул его в аномалию. Болт, просвистев над нами, отлетел в строну.

— «Подскок», — уверенно сказал начмед.

— Угу, — согласился прапор. Мы же с Барановым переглянулись.

— Дядя, — сказал я прапорщику, — предупреждать надо.

Полковник, который среагировал на полет болта и присел, с нами согласился:

— Прапор, ну ты не прав. А если в глаз?! — И тут же задал неожиданный вопрос: — А артефакты в нем есть?

— Какие артефакты? — удивился прапорщик.

— Это же аномалия. Раз аномалия — должны быть артефакты, — медленно пояснил Махлюков.

— А-а-а-а… Не, пустой был… — ответил прапорщик, — в смысле есть…

— Объяснительную ко мне зайдете и напишете, — прошипел полковник. — Тут же, наверное, артефактов немерено. Начмед, какие в этой аномалии можно найти безделушки?

— В «подскоке»-то? «Стальной цветок», «утренняя звезда»… В средней ценовой категории, — ответил начмед и усмехнулся: — Мне тоже объяснительную написать, откуда знаю такие подробности?

Полковник скорчил недовольную мину, словно в последний момент у него обломалась сделка на миллион.

Жадный офицер, хоть и честный. У каждого человека есть слабости. Надо просто их узнать и использовать потом.

Артефакты — вот ключ к успеху. Артефакты!

Я почувствовал прилив сил, бурлящий поток по моим жилам. «Это выход, это шанс на выход из этого беспросветного туннеля!»

«Подскок» — аномалию, которая высоко подбрасывает незадачливого сталкера или любой другой тупой предмет, — мы обогнули. Пришлось сойти с дороги и очень медленно проползти по обочине. Солнышко нагревало воздух, пробиваясь сквозь тучи.

Показалось знакомое здание — ветрянка, которая нам помогла при нападении туш.

— Что там светится?! — подозрительно спросил полковник.

— Это «разрядка». Аномалия, которая убила неизвестного мне бандита. Я ж писал…

— Да кому нужны твои описки, — огрызнулся полковник. «Угу, так я и поверил. Наверняка, когда сочинял историю Крыса, проштудировал мои записи и ответы. Нет, полковник, меня за дурака не держи».

— Расскажи, что здесь случилось, — попросил начмед.

Я в лицах и деталях рассказал историю про нахождение трупа, внезапное появление туш, отстрел их и укрытие в схроне.

Мы медленно передвигались к месту действия: от здания колхоза к ветрянке, которую я погладил по шершавому от ржавчины телу, и назад, через другой вход, к зданию.

Почти ничего не изменилось, только костей прибавилось. Обгрызенных и обглоданных. Да, видимо, тут происходил собачий пир.

— Это схрон?

— Да.

— Железные ворота, двустворчатые, по семьдесят сантиметров каждая створка, — начал начитывать Махлюков на камеру. — По словам задержанного, именно тут он провел несколько ночей, боясь выйти и попасть под стаю мутантов.

Он дернул ручку, и дверца с мерзким визгом начала отворяться. Полковник толкнул ее и тут же отскочил назад.

— Что это за дрянь?!

Я посмотрел в схрон. Внизу плескались электрические волны «разрядки».

4

— Сдвинулась.

— Сдвинулась или разрослась?

Мы стояли и обсуждали аномалию. В помещении сохранились вонь от гниющего мяса и легкий запах сгоревших вещей. Аномалия не пощадила ни раскладушку, ни стол — спалила все дотла. Щелкнула своими электрическими плетями — и начался пожар. Хотя, я был уверен, бесилась она долго. Влажность в схроне зашкаливала.

— Сьемку я не могу произвести, по объективным причинам. Так, давайте подтверждайте это на камеру, — начал командовать полковник.

Я остановился возле начмеда и произнес одно слово:

— Поговорить.

Он достал сигарету, неспешно закурил. Только потом отстегнул наручники. Баранов, недовольный таким положением дел, обиженно сопел.

Капитан двинулся в сторону, увлекая меня за собой. Мы уперлись в кирпичную стену, покрытую зеленоватым грибком.

Сергей Петрович достал пистолет, протянул мне ребристой рукояткой.

— Стрелять не обязательно, можешь просто бежать, — сказал он.

Как боксеры, мы смотрели друг другу в глаза. Роста мы были одинакового, оба — высокие. Оба — поджарые и наглые, словно борзые, готовые молниеносно догонять хитрохвостых лисиц. Или хорька.

Мимики — ноль. Он просто курил, выпуская дым в сторону, и пытался прожечь во мне дырку пристальным взглядом серых глаз.

— Струсил? — спросил он. Не мигая.

— Мысли были, — ответил я. Не мигая.

— Какие?

— Умные.

Первое проявление эмоций — легкая усмешка. Не отводя глаз, не мигая.

— Говори, пока есть время. Сейчас нас полковник начнет теребить.

— Говорю. В пистолете или нет патронов, или при передаче его мне произойдет выстрел. Случайный, а может, и в результате борьбы, и я закончу как Трофимыч.

Пауза.

— Как вариант.

— Это первое. Второе, я не стану стрелять в полковника. Он, конечно, гнида, но портить себе судьбу из-за него я не буду. Я не убийца, который жаждет крови.

— А на Болоте ты так не думал. Крыса говорит — с одной попытки горло перерезал.

— То было исполнение приговора, — чуть повысил я голос. Глаза жгло огнем, словно в них насыпали соли.

— Тогда тюрьма, — произнес начмед.

— Нет, есть другой выход, но мне нужна помощь. Я не знаю, доверять тебе или нет, — произнес я. Специально переметнулся на «ты».

— Не самые умные мысли, но радует, что черепушка у тебя варит, — произнес начмед.

Он отстегнул магазин, показал пустой ствол. Даже щелкнул в сторону. Потом, как фокусник, начал доставать по патрону из кармана и заряжать пистолет.

— Эй, какого вы там стоите? Быстро ко мне! — Полковник навел на нас камеру, словно автомат.

Я затараторил:

— Бандиты-то не просто так преследовали Крадуна. Рюкзак с артефактами. Целый рюкзак, набитый контейнерами, а в них — бирюльки. Понимаешь, что я хочу?

— Понимаю. Сам догадался или кто-то подсказал?

— Сам. Жизнь внезапно научила. Я для него никто, а ты офицер. Помоги.

— Последний раз повторяю. Оба, бегом ко мне! — орал полковник. Словно чувствовал, про него разговор.

— Уже на «ты»… Новое поколение…

Он сместился, встал спиной к камере. Щелкнул пистолет, патрон заскочил в ствол.

— Последний шанс. Бери и беги, — предложил он.

Я покачал головой. Нет.

— Смотри, если артефактов не будет, то помочь не смогу. Ни я, ни Батя.

Он ловко спрятал пистолет в набедренную кобуру.

— В рюкзаке они будут. Вопрос в другом, — сказал я.

— Ну, удивляй.

— Я не уверен, что знаю, где рюкзак.

Сергей по кличке Зуб засмеялся. На удивление, его смех не раздражал.

Полковник преодолел расстояние до нас, обогнул кости и остановился. Грязные берцы и штаны, распахнутая курточка, пистолет в кобуре, в руках камера серебристого цвета. Нет, он нас не боялся. Уверенность сквозила в каждом его движении. Привык, что под его приказы и капризы готовы люди плясать.

Я же еще в карцере вспоминал про рюкзак, поигрался с вариантами, где он мог находиться. Бросил, решил, что его уже нашли. Потом обломался, пытаясь понять слова Трофимыча о том, что Крадун спрятал рюкзак, как настоящий сталкер.

«О чем это он? Забросил на крышу? Привязал в ветрянке? — Я даже так и подумал: все же она сломалась и не работала. — Проблема же в другом: после того как Крадун заныкал рюкзак с артами, ветрянка крутилась. Значит — куда? А главное — информация в блокноте! Блокнот — вот ключ к лаборатории!»

Осталось одно место. Одно, где не лазили бандиты и проныры начальника патруля.

Теперь там плескалась «разрядка».

— Смотрю я на ваши физиономии и понимаю, что удумали вы ерунду сотворить, — цедя каждое слово, сквозь зубы произнес полковник.

Начмед удивился:

— С чего бы это?

Актер. Ему бы Станиславского удивлять такой игрой.

— Наручники зачем снял? Отвел его в сторону… Ты, капитан, не балуй, он мне нужен в целости и сохранности.

— Вы правы, — согласился начмед, — мне Кузьма по секрету, как своему начальнику, рассказал интересную информацию.

— Ну? Что за новость так вас всполошила? — полковник недовольно сморщился, словно вблизи нестерпимо завоняло.

— Рюкзак с артами. Неучтенными. Не знаешь, на сколько там потянет, а, Кузьма?

Я, конечно же, не знал, но бухнул наугад:

— Тысяч на двадцать.

Полковник засмеялся. Мне показалось, начмед сейчас достанет пистолет и пристрелит меня на месте. Но я же еще не договорил, чего сразу яриться?

— Тысяч на двадцать долларов. Это минимально, с учетом сдачи местным барыгам. А они не сильно щедрые люди.

— Врешь. — Махлюков перестал смеяться и настолько крепко сжал камеру, что она затрещала пластиковыми боками.

— Вы думаете, товарищ полковник, три бандита будут за двадцать рублей в Зоне ползать?

— Двадцать тысяч зеленых — это хорошо. Это новая машина или половина трехкомнатной квартиры, — произнес начмед.

Полковник задумался и закивал, соглашаясь. Он уже начал думать, куда пристроить бабки. Очнулся. Все верно, их надо было сначала получить.

— Так, в рамках следствия я конфискую рюкзак.

— Кузьма? — лениво протянул начмед, как котяра, который объелся сметаны.

— Черт. Забыл. Помнил, а теперь забыл.

Я правильно уловил посыл от Зуба. Полковник приблизился ко мне, начал дышать прямо в лицо.

Конец ознакомительного фрагмента.