Юхан

Дмитрий Анатольевич Чернавских, 2020

История, в которой очень много снега, холода, искренних чувств и размышлений.

Светлые глаза

В ночном тумане сновали тени с блестящими глазами, они робко подбирались к окну избы, в котором еле теплился свет от обычной восковой свечи. Ртуть всю ночь ползла вниз, пока утром не остановилась на отметке — 49°. Окна избушки сковал лед, отчего внутри было темнее обычного, почти как ночью. В углу избы возвышалась «голландка», вся черная не то от краски, которая местами лопнула и вздулась, не то от копоти, которой покрыт потолок. В избе было не топлено — стоял холод и, как говорят местные жители, «дышалось». Обстановка была бедной: массивный стол, заваленный бумагами с изображением диаграмм и графиков, пара скрипучих стульев, выкрашенных много лет назад в бежевый цвет, шкаф грубой работы — он походил на огромный короб из сосновых досок, что еще пахнут лесом и смолой, рядом со шкафом висела полка с кухонными принадлежностями. Огромный чайник кипятился на маленькой печурке, труба которой выходила на улицу через стену. Вот и вся обстановка. Ах, нет! Еще была кровать, тяжелая с резным изголовьем, постельное белье было смято. А под кроватью множество книг да так много, что не видны были ножки, и казалось, что кровать стоит на книгах. В избе пахло морозом и деревом.

Добротно сколоченная маленькая дверь с треском отворилась, и пригибая голову в меховой шапке, в избу зашел человек. Он нес охапку дров, видимо, только нарубленных. Его одежда и густая борода покрылись белой изморозью. Дышал он громко и глубоко. Его фигура, обрисовывающаяся в темноте избы, казалась огромной. Дрова он сбросил у «голландки» и стряхнул с одежды снег. Шапку снял — у него были густые русые волосы и подстрижены, что называется «под горшок». Он уселся у очага печи, достал из кармана большие охотничьи спички и начал складывать дрова в топку. Береста быстро схватилась, перебросив прыгающий огонь на смолистые лучины, дрова зашипели — снег таял. Через минуту огонь разошелся, и от очага потянуло приятным теплом. Человек сидел у печи, грея руки и смотря на языки пламени. В избе стало теплее и окна понемногу стали оттаивать. Свет, проникший через окно, выхватил фигуру человека из полумрака, и стало видно его лицо.

Внешности и склада он был редкого в этих краях. Коренной народ здесь маленький с глазами-щелочками, оленеводы и рыбаки. Этот же человек напротив был и ростом высок, и в плечах шире любого якута. Лицо приятно и немного бледно, а глаза серьезны и светлы — редкость на севере.

Стало совсем тепло, мужчина снял тяжелый тулуп, оставшись в шерстяном свитере, который даже выглядел колюче. Стул скрипнул под ним, и грубые пальцы взяли обкусанный карандаш. Мужчина всматривался в графики, начерченные его же рукой, ставил одному ему известные пометки, откладывал лист и брал новый. В избе стало тепло и светло, близился полдень. Человек был глубоко погружен в работу и не замечал, как идет время. Чайник надрывным свистом, вернул человека мыслями в избу. Мутный стакан принял кипяток и чайные листья. Под выцветшим ковром был люк, открыв который, мужчина спустился в погреб, где были упрятаны от печного тепла съестные запасы. Погреб был выдолблен в вечной мерзлоте, поэтому справлялся со своей задачей отлично. Обед скоро был готов. Конечно, изысканный вкус городского жителя не искушится видом вареной картошки и тушенки, но на севере, особенно в удаленных краях, это считается чуть ли не деликатесом. Отобедав, Мужчина снова принялся за графики и диаграммы. На стене висели аккуратные часы, часовая стрелка которых доходила до цифры «1». Человек отвлекся от своих записей, казалось, что от письменных занятий он устает сильнее, чем от физических.

«Пора делать обход» — подумал он и поднялся со стула.