Противостояние

Дина Рубина

«Обычное мое рабочее утро: я отправляюсь в Тель-Авив с иерусалимской автостанции. Подъехавший автобус осаждают солдаты из бригады «Голани». Их много, все они добираются на свои базы после субботней побывки. Забрасывают тяжелые вещмешки в открытые багажники и заскакивают в автобус с обеих дверей…»

Обычное мое рабочее утро: я отправляюсь в Тель-Авив с иерусалимской автостанции.

Подъехавший автобус осаждают солдаты из бригады «Голани». Их много, все они добираются на свои базы после субботней побывки. Забрасывают тяжелые вещмешки в открытые багажники и заскакивают в автобус с обеих дверей.

Небольшая очередь из штатских относится к этому довольно смиренно: ничего не попишешь, солдатам нужно вовремя прибыть на базы (черточка, отлично характеризующая гражданские приоритеты).

И в это время за моей спиной негромко произносят:

— Эти «Голани» думают, что автобус подан для них. Такие наглые…

Я украдкой оборачиваюсь — так и есть: за мной стоят двое в форме летных частей. Ну, конечно — эту фразу не мог произнести никто из штатских, для которых Армия Обороны Израиля, несмотря на вспыхивающие время от времени в средствах массовой информации общенародные разборки по поводу того или иного армейского скандала, является одной из священных коров. Только эти двое, тоже носящие форму военнослужащих, но — другого цвета. «Эти «Голани»!»

…Одна из бесчисленных вариаций известного анекдота о еврее, который, попав на необитаемый остров, умоляет высшие силы выстроить ему на острове две синагоги. Зачем одному еврею две синагоги на необитаемом острове?! Как — зачем, обижается он: в одной я буду молиться, зато в другую — ни ногой!

В нашем ташкентском дворе жила одна еврейская семья: мать и сын.

Более громкого, более скандального семейства я за всю свою жизнь не упомню.

Из распахнутого (южный климат) окна каждый день разносились истеричные вопли. Соседи возмущались, пытались их мирить, жалели их, наконец.

— Как же так! — говорили, качая головами. — Вы же родные люди! Неужели нельзя договориться?

Сын патетически выбрасывал руку в окно и кричал:

— С Китаем можно договориться?!

В Израиле я вспоминаю это семейство довольно часто. Мать и сын, родные люди. Неужели нельзя договориться?!

Противостояние — одна из характерных черт общества, национального характера. Вот эта самая библейская жестоковыйность. Непримиримость. Противостояние по всем силовым линиям: религиозные-светские, правые-левые, сефарды-ашкеназы… А межобщинные отношения! Про них я уже и не говорю.

Не так давно мне пришлось выступать на радио. Я долго отбрыкивалась от этой затеи — живу далеко, в Тель-Авив приезжаю дважды в неделю на работу и, признаться, не слишком жалуя этот город, всегда тороплюсь вернуться домой, в свои Иудейские горы.

Но в конце концов меня уломали. Тем, что пришлют за мной на работу такси, а после записи передачи на такси же и отправят.

И действительно: когда я вышла из подъезда, машина уже стояла. Таксист — пожилой грузный человек с полным загорелым лицом. Типичный тельавивец — болтлив, разговаривать начинает, едва ты потянешь на себя дверцу машины.

— Садись, садись, мотэк… На радио? С такой женщиной — хоть до ливанской границы. А что ты там будешь делать — на радио? А-а… И что — ты по-русски будешь говорить? Смотри, что я тебе скажу: вы, русские, молодцы. Не успели приехать — и радио себе получили, и телевидение, и льготы всякие. Нет, ты не думай, что я со зла, — правильно! Этих вонючих левых, это правительство — вот так надо держать! (Показывает — как: сжимает кулак перед моим носом, выкручивая руль одной левой.) Вы молодцы, вы еще всем нам вставите. (Дело происходит до выборов, и он еще не подозревает — до какой степени он прав и до какой степени «мы» «им» «вставим» — семь мандатов в Кнессете!) А где ты живешь? Где-е? О, это прекрасный городок, знаю, слышал. Главное — чтоб эти вонючие левые не отдали его арабам, с них станется, я их знаю, я их с сорок девятого года знаю… Откуда? Из Болгарии… Все войны, конечно, и оба сына, как положено, а как же! Эти вонючие левые долдонят — сколько можно, мол, воевать! А я говорю — сколько потребуется, столько и нужно. А покажешь, что ты устал, — тебя затопчут. Это мусульмане, мотэк, это не шведы… У меня младший братишка погиб в Войну Судного дня. Думаешь, это не болит? Болит, а как же! Но это Исраэль, мотэк, в Торе написано: жизнь в Эрец-Исраэль дается страданиями. А как же… Вот этот парк видела, что проехали? Песок был пять лет назад… Холон — знаешь? — я там живу, — семнадцать лет назад один песок вокруг. Машина к дому подъехать не могла, колеса проворачивались. А Тель-Авив? Да что говорить!.. Ну, будь здорова, приехали… Вот тут в путевке напиши: время и адрес… — И прежде чем я захлопываю дверцу машины, он наклоняется к окну и говорит: — Смотри, мотэк: ты там на радио скажи русским: голосовать надо за Ликуд, пусть все голосуют за Ликуд, а то эти вонючие левые продадут арабам страну вместе с нашими потрохами!

Конец ознакомительного фрагмента.