Застывший свет

Дина Павлова, 2019

Могут ли застывшие фонари убивать? Все возможно, когда только от одного вопроса твоё сердце замирает, кажется, навсегда.

Глава 1. Застывшие фонари

— Лен, а ты видела застывшие фонари? — она сжала своей крохотной ручкой мою мгновенно взмокшую ладонь. Какая же она ещё маленькая. Ноги подломились, будто кто-то выбил одним махом колени, и со дна моего отчаяния, из-под гнёта толщи холодного вечернего воздуха, внезапно навалившегося на меня, я промямлила:

— Не помню, наверное, нет, — я уже знала ответ, но всё равно не удержалась, — а где ты их видела, Мелкая?

Она почти наверняка сморщила нос, всегда так делала, когда я называла её «мелкой». У меня не хватило мужества заглянуть ей в лицо.

— В парке, — она замолчала на секунду, — и у дома, да они тогда везде были такими.

Видела? Конечно, я видела «застывшие» фонари, только такое меткое определение придумать для них не смогла. В первый раз я увидела их, когда была младше, чем Мелкая сейчас. Увидела, и потом ещё неделю таскала своих одноклассников по вечерним дворам, чтоб отыскать застывшие фонари и цветной снег. Но их не было нигде, они исчезли отовсюду, их сменили обычные.

А потом я увидела их снова, и видела ещё не раз, но моих друзей, к счастью, не было со мной, и я больше никогда и никому о тех фонарях не рассказывала.

Если у вас не случалось вечеров, когда город наполняли «застывшие» фонари, мне будет трудно объяснить. Мир для вас привычная картинка, неизменная. Вы всегда смотрите под одним углом, и потому обречены видеть одно и тоже. Лишь избранным — ученым, гениям или безумцам — доступна необыкновенная возможность видеть привычный мир под другим углом зрения.

По правде сказать, дело было не только в фонарях, и не столько в них. Но я тоже поняла это не сразу. Мир преобразился так внезапно, что я, как Алиса, свалившаяся в кроличью нору, в отупелом изумлении таращилась по сторонам.

Всё вокруг приобрело необыкновенную чёткость, как если бы было отредактировано до максимальной резкости на экране телефона. Ослепительно белые ветки берёз с впивающимися в глаза жилками и заломами на фоне фиолетового неба, словно разложенного на атомы. «Плоские» дома с объемными узорами окон, дверей, водосточных труб. Мы будто шли по картонной карте с установленными на ней картонными фигурками, раскрашенными только с одной стороны. Снег покрывали сочные яркие цветные пятна, сбегавшие по стволам и стенам домов вверх, на небо. Увидишь такое однажды, никогда не сможешь забыть.

Асфальт, покрытый снежно-ледяной коркой, приобрёл странную упругость, отталкивая с мягкой силой каждый шаг. Я смеялась, не понимая, почему вдруг мои ноги стали такими неуклюжими.

Фонари. Да, фонари… Вы тоже их видели, когда смотрели через заснеженное окно или разглядывали их на особенно удачных фотографиях, а ещё — такие фонари вы видели, если у вас начала развиваться катаракта. Свет не лился от ламп в чашах фонарей, он застыл, разложившись на кольца, не пульсировал, не распространялся.

В тот первый раз я немного испугалась, сжала сильнее его ладонь. Он успокоил меня. И я стала прислушиваться к своим ощущениям. Мир превратился в месиво ярких пульсирующих красок, слишком ярких, слишком пульсирующих, голова стала тяжёлой, хотелось пить, и мы вернулись домой. Из того вечера я больше ничего и не помню.

В следующий раз «застывшие» фонари я увидела весной, но на них я почти не смотрела. Меня отвлекали звуки. Пение птиц — сильный, чистый, невероятной красоты звук, прорывавшийся сквозь рёв машин и гул поезда, он накатывал волнами, будто раздаваясь внутри головы, смолкал ненадолго, подавляемый шумом города, и возвращался вновь, чтоб заполнить моё сознание. До этого вечера я никогда по-настоящему ничего не слышала — ни шелеста листьев, ни урчания мотора, ни гудка поезда. Прежние звуки были ненастоящими, блёклыми, всегда доносившимися из-за стены, эти лились сильно и бойко сквозь преграды, а может быть, огибая их.

Конец ознакомительного фрагмента.