Отстойник

Дикий Носок, 2020

На земле ежегодно бесследно исчезают тысячи человек. Они не становятся жертвой несчастных случаев, криминальных происшествий или стихийных бедствий. Они словно растворяются в воздухе при самых загадочных обстоятельствах. Что происходит с этими людьми? Содержит нецензурную брань.

Бойся своих желаний.

Маршрутка вильнула вильнула за угол, накренившись, будто морское судно во время шторма, и воткнулась в безнадежную пробку. Тянулась она по прямой, как стрела, улице через два следующих светофора, а на третьем раздваивалась, словно змеиный язык. Водитель, перестав для разнообразия трепаться по телефону, решил эту проблему привычным способом, которым пользовался каждое утро. Повертевшись, как уж на сковородке, следующие десять минут, за которые машина проползла от силы пятьдесят метров, он свернул во двор ближайшей многоэтажки, намереваясь проскочить проблемный участок дороги по сквозным дворам.

Ежеутренне таких умников находилось столь изрядное количество, что дворы превращались в еще одну полосу движения. Выходя из подъездов, жители злосчастных домов упирались в сплошную движущуюся ленту автомобилей, нервно сигналящих и рычащих, не дающих жильцам возможности высунуть нос из дома.

Борьба жильцов многоэтажек с ушлыми автомобилистами носила затяжной характер и включала в себя утренние пикеты у подъездов с детскими колясками, перегораживающими проезд, вызовы нарядов полиции, взаимные ругань и оскорбления с водителями. Апофеоза противостояние достигло сегодня утром, когда водители-торопыги, беспрепятственно проскочив мимо двух домов, уперлись в бетонный блок, перегораживающий путь к третьему. Объехать его не было никакой возможности, сдать назад тоже, ведь там напирали автомобили других ловкачей.

Оказавшись в ловушке, водители на все лады материли предприимчивых жильцов, злорадно похихикивающих на балконах, глядя на устроенную ими «Содом и Гоморру» в отдельно взятом дворе. У импульсивного водителя маршрутки — непризнанного таланта по части лицедейства, ситуация вызвала бурную тираду с хватанием за голову (час пик — самые заработки, а он безнадежно застрял), демонстративными пинками по бетонному блоку и телефонными переговорами с таинственными абонентами трагическим голосом. Все эти театральные действа никоим образом не могли сдвинуть с места бетонный блок.

А потому горячий среднеазиатский парень, маневрируя, словно сам дьявол, взгромоздил на бордюр сначала одно переднее колесо ГАЗели, потом другое. И, в конце концов, вырулил прямо на клумбу с подмороженными, пожухлыми астрами, снес взметнувшуюся в воздух кучу старательно собранных дворником опавших листьев и погнал свою «убитую» машину прямо по двору, лавируя между качелями, скамейками и почти голыми деревьями. Пассажиры его проявляли редкостный пофигизм, занятые каждый своими мыслями. Маневр удался. Намотав на колеса кучи земли вперемешку с мокрыми листьями, маршрутка выскочила со двора и, свернув за угол дома, на полном ходу влетела носом в яму, раскопанную шустрыми коммунальщиками накануне днем. Пара дорожных конусов ничем не смогла помешать ей сверзиться вниз.

ГАЗель оторвалась всеми четырьмя колесами от земли и, взлетев словно птица, стала падать в яму, по дну которой тянулись длинные трубы. Ошалевший водитель бросил смартфон и изо всех сил вцепился в руль побелевшими костяшками пальцев. В полном ужасе он давил педаль тормоза и тонко визжал. Пассажиры неудержимо начали валиться вперед, словно кегли после удачного броска шара в боулинге. Кейс с документами вылетел из рук Эдуарда Петровича и острым углом стукнул водителя по затылку. Тот обмяк и, в свою очередь, ткнулся лицом в руль неуправляемой машины. Кейс же влетел в лобовое стекло, вмиг покрывшееся сеточкой трещин, подпрыгнул и упал на него вновь. Стекло разлетелось стайкой сияющих осколков и кейс вывалился из автомобиля, исчезнув в тумане.

Клубящийся туман вмиг заполнил ГАЗель будто вата, ослепил, оглушил, но от удара не спас. Машина ударилась носом, смяв его, словно бумажный стаканчик, металлический скрежет больно резанул по ушам. Водитель вылетел через разбитое лобовое стекло и исчез в сияющем тумане. Пассажиры сгрудились бесформенной кучей в районе передних сидений, охая, крича и стоная. Бухнувшись на все четыре колеса, маршрутка, наконец, остановилась, осыпав их битым стеклом, будто конфетти. Туман потихоньку начал рассеиваться, открывая уныло-безжизненный пейзаж.

Замерев на несколько мгновений в ожидании новых ударов, клубок человеческих тел начал распутываться.

«Мама, мама, мама,» — монотонно выл Руслан, тряся безвольно шатающуюся Катину голову. Эдуард Петрович, пятясь назад, пытался вынуть свою голову из-под сиденья. Утробно мяукающая спортивная сумка свалилась с его спины и скатилась на ступеньки. Придавленный Катиным телом Никита осторожно выбрался и сел на пол, тряся головой, словно больная собака. Кровь стекала у него по виску, капая на воротник, осколки стекла вонзились в голень, пришпилив джинсы к ноге не хуже портновских булавок. Штаны уже побурели от крови, но боли Никита еще не чувствовал. Эдуард Петрович, между тем, сумел даже подняться и сесть на сиденье. Был он бос, с наливающемся на скуле грандиозным синяком, в руке сжимал мокрую кожаную туфлю. Его дорогое черное пальто разошлось по шву на спине и теперь напоминало скорее крылья большого черного жука. «Черный плащ спешит на помощь,» — не к месту вспомнил девиз героя из диснеевского мультфильма Никита.

«Вы, это, понимаете, она живая или как?» — обратился он с вопросом к Эдуарду Петровичу. Тот непонимающе посмотрел на молодого человека, словно тот говорил по меньшей мере на китайском языке, потом надел туфлю и пошарил в нагрудном кармане в поисках очков. Их там предсказуемо не оказалось. Эдуард Петрович опустился на колени и попытался нащупать пульс на шее девушки. Нашел и утвердительно кивнул Никите. Переставший подвывать во время этих манипуляций Руслан с надеждой смотрел на взрослых.

«Твоя мама?» — спросил почти пришедший в себя Эдуард Петрович. — «Она жива, просто без сознания. Скоро придет в себя.» Видимых серьезных повреждений: торчащих сломанных костей, рваных ран и прочего, на Кате действительно не было.

«Надо выбираться отсюда,» — оглядывая покореженную маршрутку вслух размышлял Эдуард Петрович. Но попытки открыть дверь для пассажиров ни к чему не привели, её заклинило намертво. В покореженной машине не осталось ни одного прямого угла. Смятый гармошкой капот торчал вверх, закрывая обзор, кабина сложилась так, что между приборной панелью и сиденьем могла втиснуться разве что кошка. Оставалась дверь в конце салона. Она распахнулась уже после третьего удара, и Эдуард Петрович вывалился в серую пыль, пребольно ударившись плечом. Дверь он вышибал впервые в жизни и действовал, руководствуясь голливудскими фильмами, в которых герои справлялись с этой задачей одним ударом ноги и, не замедляя ход ни на минуту, продолжали крошить врагов в капусту. Эдуарду Петровичу потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и залезть обратно в салон машины. К тому времени очнулась Катя.

Кате казалось, что голова у неё треснула и развалилась пополам, будто спелый арбуз. Болела она нестерпимо, перед глазами плавали черные точки, то разбегаясь по сторонам, словно тараканы на свету, то сливаясь в одну большую тень. И тогда Катя вообще ничего не видела. Впрочем, глаза лучше было не открывать, иначе головокружение становилось таким сильным, будто она летела на «американских горках» да еще и вниз головой. Катя никак не могла вдохнуть полной грудью, справа под ребро словно загнали железный гвоздь, и он вонзался все глубже и глубже при каждом вдохе. Только голос Русланчика не позволял ей снова отключиться.

Мужчины вытащили Катю из маршрутки на руках и уложили на землю поодаль.

«Водитель. Блин, мы забыли про водителя,» — спохватился юноша, когда Катя была устроена поудобнее подальше от машины. Эдуард небезосновательно полагал, что она может взорваться. Мужчины бросились к машине, огибая её по дуге, но кроме битого стекла перед автомобилем не оказалось ничего и никого. Куда он мог деться? Ведь они оба ясно видели, как водитель вылетел в разбитое лобовое стекло. Мужчины растерянно огляделись по сторонам.

«А где это мы?» — дошло, наконец, до Никиты. — «Блин, че это? Не понял. Мы где?»

Эдуард Петрович, успевший в силу возраста получить школьное образование в Советском Союзе и морщившийся от убогости Никиткиного лексикона, изобилующими словами-паразитами, как от запаха свежей, тепленькой еще, навозной кучи, озадачился этим вопросом гораздо раньше.

Во все стороны, куда не погляди, разбегались невысокие, округло-пологие холмы, кое-где поросшие серебристо-серой травой. И ни намека на многоэтажные муравейники, путепроводы, торговые центры, забитые автомобилями дороги и прочие признаки цивилизации. Более того, на гори зонте не торчало ни одной вышки сотовой связи или опоры высоковольтной линии электропередач. А главное, вокруг стояла совершенно невообразимая для городского человека тишина: оглушающая, гнетущая, всеобъемлющая. Эдуард Петрович быстро ощупал карманы пальто и делового костюма. Пусто.

«У тебя телефон есть?» — спросил он у юноши. — «Как тебя зовут кстати?»

«А? Никита. Есть,» — ответил тот, выуживая из застегнутого на молнию кармана куртки новенький, подаренный мамой в честь окончания школы, смартфон. — «О, даже не разбился.»

«Дай сюда,» — в нетерпении отобрал у него игрушку одной рукой Эдуард Петрович, одновременно протягивая вторую для знакомства. — «Эдуард Петрович.»

Сети не было.

«Так я и думал.»

В этот момент из разбитой маршрутки донеслось жалобное «мяу».

«Блин, кот,» — спохватился Никита и ринулся к машине. Он выволок из салона спортивную сумку и расстегнул молнию. Очумевший от выпавших на его долю передряг, Моня выскочил из неё быстрее, чем пробка вылетает из бутылки шампанского, и припустил куда-то в сторону со всей скоростью, на которую был способен.

«Стой. Кис-кис-кис,» — бросился было за ним Никита. Вы когда-нибудь пробовали поймать кота, удирающего от Вас со всех ног? Дело заведомо безнадежное. Вот и Никита не смог. Кот вильнул серым хвостом и скрылся в серебристой траве.

Эдуард Петрович, с сомнением оглядел покореженную маршрутку: рванет, не рванет? Вроде не должна. Если бы хотела, то уже рванула. Он решительно забрался в салон и стал шарить там в поисках своих очков, и даже нашел тускло поблескивавшую золотом оправу. Но, увы, стекол в ней не было. Зато нашелся смартфон: покрытый сетью трещин и безжизненный, как дохлая рыба. Прихватив школьный рюкзак мальчика (кирпичи он там носит, что ли?) и вместительную женскую сумку, Эдуард выбрался наружу.

Сложив вещи рядом с все ещё лежащей на земле Катей, мужчины присели рядом.

«Вам, это, лучше?» — спросил Никита.

«Да. Да, спасибо. Только голова кружится и подташнивает. А так все хорошо,» — через силу улыбнулась Катя. — «Спасибо, что вытащили нас. Мы ведь попали в аварию? Я не помню. Мы выехали из города?»

«Вы лежите, не волнуйтесь,» — успокоил её Эдуард Петрович. — «Вас как зовут?»

«Я Катя, а это Руслан — мой сын.»

«Очень приятно, Катя. Я Эдуард Петрович, а это Никита. Мы и правда попали в аварию. Вы с сыном оставайтесь здесь, а мы осмотримся, поищем место, где есть сеть, чтобы вызвать скорую помощь,» — решил он.

Посовещавшись, мужчины разбрелись в разные стороны. Осмотрев местность метров на 500 в каждую сторону, они не обнаружили ничего. То есть, вообще ничего: ни дорог, ни строений, ни заборов, ни даже какого-нибудь мусора: фантиков, смятых пластиковых стаканчиков, раздавленных жестянок из-под пива — верного признака близкого присутствия человека. Сети тоже не было.

Эдуард Петрович, в отличии от безалаберного Никитки, этим обстоятельством был обескуражен и встревожен. Какого черта происходит? Где они? Как могли попасть сюда после аварии? И трава эта какая-то странная. Вид у неё был какой-то искусственный, как у цветов на кладбище. Он в жизни не видел такой травы. Мало того, что она серебристо-серая, а не зеленая, так кроме неё здесь ничего не растет. Разве такое может быть, чтобы на большой территории, которую они осмотрели, в средней полосе России росла только сизая трава и ничего больше? А где же березы, осины, всякие там яблони и самая обычная зеленая трава? У Эдуарда Петровича по спине пробежал холодок.

Когда он вернулся, Никита уже сидел рядом с Катей и, задрав штанину, выковыривал из ноги осколки стекла. Катя заботливо вытирала влажной салфеткой кровь у него на виске.

«Вам удалось найти сеть?» — встретила она вопросом Эдуарда.

«Нет, к сожалению.»

«Ну что ж, значит пока будем обходиться своими силами. Эдуард Петрович, Вы не могли бы поискать в машине аптечку? Ведь там обязательно должна быть аптечка?» — попросила она.

«Конечно, конечно,» — охотно согласился тот, недоумевая, как он сам не сообразил. Чтобы достать из разбитой машины аптечку, пришлось изрядно попотеть. Серая пластиковая коробочка с красным крестом пряталась под передними пассажирскими сиденьями. Содержимое её Катю (которая машину не водила и была несведуща в этих вопросах) сильно удивило. Там не оказалось даже болеутоляющих средств, только большое количество бинтов и лейкопластырей. Они, конечно, пригодились. Ведь из посеченной осколками стекла Никитиной ноги продолжала сочиться кровь. Но, по Катиному разумению, в аптечке непременно должны были быть сердечные препараты, обезболивающие и средства от диареи, в конце концов.

Все нужное нашлось, разумеется, в женской сумке. Женская сумка на каждый день (не тот малюсенький ридикюльчик, с которым девушки ходят на свидания и куда едва помещаются телефон, кошелек и ключи от дома) предмет поистине уникальный. Для своей хозяйки она одновременно является и кейсом с документами, и аптечкой, и салоном красоты, и многим прочим. Катина черная, псевдокожаная сумка на длинной ручке не была исключением. В ней с легкостью помещалась уйма совершенно необходимых предметов: лекарства (от головной боли, температуры, диареи), упаковка тампонов (неприятности любят преподносить сюрпризы), носовой платок, пачка влажных салфеток, блокнот и пара ручек, бахилы в круглой пластмассовой коробочке, пакет (на всякий случай, сумка и сама была весьма вместительной), горсть леденцов на дне, гигиеническая помада, маленькое круглое зеркальце с золотыми бабочками на крышке, массажная щетка для волос, бактерицидный лейкопластырь, зонт и прочее. А что, у кого-то меньше?

«Как солнышко припекает,» — Катя стянула с Руслана куртку и расстегнула свою.

«Ага, я тоже взмок пока по холмам лазил,» — охотно подтвердил Никита. — «Водички бы.»

«Точно, но у нас нет. Даже анальгин пришлось просто так прожевать. Гадость жуткая,» — посмеялась над собой Катя.

«Ну Вы даете, я без воды не смог бы. Даже сироп от кашля всегда в детстве водой запивал,» — развил тему Никита.

«Вы, что, ополоумели? Какая вода, какой сироп, какое детство?» — взорвался вдруг Эдуард Петрович. — «Вы, что, не понимаете? Мы же вообще неизвестно где. Здесь ничего нет, людей нет. Как мы здесь оказались? Может, мы умерли в этой аварии? Может, мы на том свете. А Вы…»

Внезапно нахлынувшая ярость прорвалась, как гнойный нарыв и отступила. Эдуард Петрович бессильно опустился на землю, закрыв лицо руками. Катя смотрела на него с жалостью, но сказать ничего не могла. Ведь она точно знала где они находятся. Провалились сквозь землю, чтобы их никто, никогда не нашел. Как она того и желала.