Девять жизней

Диана Шмелева, 2022

В прекрасном портовом городе хозяйничает молодой инквизитор, предмет мечтаний множества женщин, даром что он собирается принять обет безбрачия. В город из нашего мира попадает и становится волшебным чёрный кот, которому из-за суеверий здесь бы не выжить, но его не побоится приютить благородная бедная девушка, а он найдёт, что сказать о героях и тогда, когда в городе мир, и когда нападут пираты. Романтически-приключенческая повесть с элементами сказки в антураже Испании XVI–XVII веков.

3. В допросной святого суда

В пыточном каземате святой инквизиции члены суда проводили допрос. Палач, огромного роста и силы угрюмый мужчина лет сорока, сидел на скамье возле дыбы, прислонившись к стене. За столом расположились пожилой грузный священник в чёрной сутане с белым воротником, подобострастный писарь и средних лет офицер, одетый в мундир с перевязью для шпаги. Одно кресло за столом оставалось свободно.

Арестованный выглядел зрелым, но далеко не старым ещё человеком, сидел перед следствием на простом табурете. Несмотря на усталость, держался самоуверенно, порой поглядывал на пустое кресло, находя в нём источник для поддержания сил. Щегольские усы и бородка свидетельствовали — к арестанту пускают цирюльника. Рядом с ним стоял крепкий стражник.

— Итак, дон Стефано, — вяло начал грузный священник, — вы по-прежнему отрицаете, что нападение на откупщика два месяца назад у деревни Аинса совершено по вашему наущению, именно вы руководили разбойничьей шайкой, разделом добычи, и что большая часть награбленного осела в ваших карманах?

— Разумеется, отрицаю! Что за вздор!

— Вы были рядом с Аинсой в то время…

— Навещал кума.

— В ваших вещах найдены меченые монеты.

— Они через десяток рук могли ко мне перейти.

— Ваши люди, едва их схватили — двоих взяли на большой дороге с поличным, сначала стали грозить вашей местью, а когда арестовали и вас — божиться, что они ваших приказов не смели ослушаться.

— Вот негодяи! Их свидетельство — вздор против слов благородного кабальеро.

— Дон Стефано…

— Послушайте, отец Николас, ну сколько же можно повторять допрос за допросом? — арестованный подался вперёд. — Аинса, Альберка, Тревиза. Откупщики, крестьяне, купцы. Одинаковые, с позволения сказать, доказательства. Я скоро месяц под следствием! Благородные сеньоры Сегильи полны возмущения…

— Наглец! — не сдержался мужчина в мундире. — Давно пора дать работу нашему палачу. Готовьте дыбу, мастер Антонио!

Палач встал, но был остановлен.

— Дон Бернардо, не надо спешить! — торопливо прервал рассерженного сеньора священник. — За дона Стефано уже просили высокопоставленные господа.

— Отец Николас, благодарю! И ценю ваше благоразумие! — арестант с каждой минутой чувствовал себя всё свободнее. — Даже сеньор де Суэда не посмел отправить меня на дыбу, — в голосе кабальеро зазвучали ненависть и злобное торжество, когда он прибавил: — Теперь уже не посмеет.

— Отчего же вдруг не посмею? — дверь открылась стремительно, обвиняемый вздрогнул и воззрился на вошедшего инквизитора, как на выходца с того света, а новое действующее лицо жутковатой сцены не давало опомниться. — Напротив, вы с каждым допросом увязаете глубже, путаетесь в показаниях, ваши слова расходятся со словами сообщников.

— Я устал, могу и напутать! — дон Стефано пытался взять себя в руки, пока самый молодой член суда, сняв шпагу, занял свободное кресло и продолжил своё обвинение.

— Не настолько устали, чтобы случайно назвать деревню, в нападении на которую вас не обвиняли, но где действительно ограбили храм и похитили драгоценную чашу для причастия.

— Ложь! Я к храму не приближался! И своим людям велел! — арестованный поперхнулся и побледнел, вмиг осознав, как дорого обойдётся ему проговорка.

— Верно, дон Стефано. Вы избегаете дел, по которым могут обвинить в кощунстве. Чашу служка украл. Воспользовался нападением вашей шайки на дом управляющего, где хранились, помимо имущества состоятельного хозяина, только что собранные налоги. Жители не хотели повторно платить в казну, подняли шум, а вор в храме им вздумал прикрыться. Из-за кражи церковной утвари следствие по Тревизе велось отдельно, и вам по ней ничего не вменялось.

— Я… — обвиняемый боялся новой ошибки и замолчал, с ужасом глядя в глаза, которые считал навеки закрытыми.

— Не ожидали увидеть меня? — в голосе звучала насмешка, но лицо инквизитора осталось бесстрастным, а взгляд — ледяным.

Все молчали, и обвинитель продолжил, чеканя каждое слово:

— Ваши люди попались в ловушку и поют, как райские птицы. Подкупленный вами тюремщик по моему приказу вам доложил, что нападение на меня увенчалось успехом, и этим спас свою шкуру. А вы расслабились и проболтались.

Разбойник угрюмо смотрел на решительного и безжалостного молодого человека. Темноглазый и темноволосый, при этом светлее лицом, чем большинство жителей южной Сегильи, чисто выбритый, как священник, чертами напоминающий статую античного бога, инквизитор казался ангелом мести.

Но дон Стефано ещё сопротивлялся.

— Кто мне что доложил? Я не знаю ни о каком нападении! Я в тюрьме уже месяц, а вы забываетесь, дон Себастьян!

— Пустое, сеньор, — скривил твёрдо очерченный рот обвинитель. — Заметить слежку нетрудно. Догадаться, что ваши сообщники попытаются меня убить, когда я один пойду через бедняцкое предместье Сегильи — тем более. Несколько слов невзначай человеку, которого заподозрил в сообщничестве с вами — и нападение неизбежно. А дон Бернардо обеспечил мне помощь надёжных людей, — инквизитор впервые смягчился, кивнув офицеру, и снова сосредоточился.

— Теперь о Тревизе. Эта деревня как раз замыкает круг, в центре которого — ваше логово.

— Что за чушь, мой родовой замок тоже ограблен!

Дон Себастьян откинулся на спинку своего кресла и несколько раз хлопнул в ладоши.

— Отличный способ отвести от себя подозрения! Но я о таверне сеньоры Паскуалы. Милая якобы вдовушка быстро заговорила, когда дону Бернардо попался её муж — дезертир.

— Я приезжал к ней по личным причинам, если хотите это понять! Какое логово? Мало ли, что она прятала, кроме мужа!

— Она прятала или нет, но найденные у неё записи сделаны вашей рукой! Как кстати прислали с утра…

Дон Себастьян бросил на стол большую тетрадь, а обвиняемый нервно сглотнул. В глазах кабальеро всё помутилось, и из последних сил он прохрипел:

— Рука… не моя…

— Хоть бы посмотрели сначала, прежде чем отрицать. Учёт нужен даже разбойникам. Вещи, деньги вы записывали, чтобы делить, — инквизитор с видимым интересом полистал шуршащие страницы. — На досуге я погадаю, кого из сообщников вы прячете за инициалами. Кому дарили самые ценные из подарков. Или подскажете?

Последние слова, которые могли бы добить упрямство разбойника, неожиданно для обвинителя дали арестанту надежду. Дон Стефано подумал о своих связях, о том, сколько выгоды приносил его разбой влиятельным людям, не задававшим вопросов, откуда у сына разорившегося отца деньги на дорогие подарки или умелый проигрыш в карты. Главное — выскользнуть из смертельной хватки аристократических лап де Суэда… Новые силы позволили арестованному изобразить праведный гнев и выкрикнуть:

— Какого чёрта! Инквизиция должна заниматься ересью, колдовством, изменой! Передайте меня светским властям!

— Здесь дон Бернардо, — инквизитор понял, что бой ещё не закончен, перевёл дыхание и запасся терпением, хотя офицер уже не раз порывался завершить обычный допрос и применить, наконец, пытки.

— Полковник — комендант крепости, ему лишь временно поручили заведовать городской стражей! Я требую, я настаиваю на рассмотрении моей жалобы герцогом!

— Пока губернатор в тюрьме, ему не до вас.

— Когда выйдет, будет на вас очень зол.

Последнюю часть разговора, собираясь с мыслями и думая, довольно ли доказательств, чтобы пренебречь упорством преступника и передать дело светскому суду, молодой инквизитор листал найденную тетрадь. Вдруг его внимание привлекла одна запись: несколько малоразборчивых прописных букв, примерное время занесения которых в тетрадь дон Себастьян определил по соседним строчкам, указывающим на уже раскрытые преступления. Не было полной уверенности, но понимая, что враг измотан, что именно здесь и сейчас есть шанс окончательно его сокрушить, не дав передышки, по наитию больше, чем разумом, дон Себастьян снова атаковал.

— МС — АМ. Маэстро Селлини — Армандо Медина. Ловко, дерзко… — пробормотал инквизитор как будто себе, потом быстро поднял глаза на чуть успокоившегося разбойника и низким, негромким голосом, но внятно и обманчиво спокойно сказал: — Вы хотели обвинения по делу, которое полностью в компетенции инквизиции? Где подозревается колдовство? — затем громче, не обращая внимания, как сильно поражены другие участники заседания: — Я обвиняю вас, дон Стефано Аседо дель Соль, в убийстве семьи Гонсалес в Талоссо.

Обвиняемый чуть не вскочил, но его удержали, а через миг он обмяк, только бормоча: «Я не колдун». Выстрел наугад попал в цель, и обвинение громыхало дальше, через сначала вкрадчивое:

— Я и не обвиняю вас в колдовстве. На пожарище обнаружена обычная горючая смесь. Корявая пентаграмма нарисована явно для отвода глаз. Но… — голос инквизитора набрал силу, зазвенел, обрушив на обвиняемого всё возмущение и презрение к гнусному убийце. — Вы проникли в дом, подкупив кого-то из слуг. Замок был не взломан, собаки — отравлены. Застали хозяев в постели. Принудили сеньора Гонсалеса открыть тайник с его главным сокровищем, — обвинитель быстро достал из стола изящную серебряную солонку, украшенную обнажённой женской фигурой Кибелы напротив римского бога морей Посейдона. Но вам было мало…

— Я не колдун… Вы сами сказали… — дон Стефано оказался уже не способен сдержать истеричного визга.

— Зря, пожалуй, сказал… — задумчиво протянул инквизитор.

Повисла пауза. Отец Николас втянул голову в плечи, комендант молча недоумевал, писарь выдохнул и вытер шею платком, а обвиняемый в ужасе замер, не представляя, к чему повернул его враг. Невозмутим остался только палач.

Дон Себастьян не спешил. Осторожно он провёл пальцем по серебряной женской фигуре. Руки той формы, которую художники рисуют на портретах аристократов, порой приглашая позировать натурщиков-простолюдинов, молодому сеньору де Суэда были даны от природы. Он держал драгоценное произведение ювелирного искусства и негромко говорил, ни к кому опредёленно не обращаюсь. От его рук никто не мог отвести глаз.

— Маэстро Селлини… Его гений воистину облагородил непристойный сюжет. Подлинник, в золоте, хранится в сокровищнице франкского короля. Авторских повторений в серебре — единицы. Ходили слухи, что первоначально эта вещь и замыслена была в серебре. Перепродать краденую опасно, каждая такая солонка известна. Переплавить — на небольшой кусок серебра и клячи не купишь. А вот подарить влиятельному человеку, которого никто не посмеет спросить… и который оценит подарок, проникнется дружбой к дарителю… Безупречный план. Ценнейшая вещь. Сеньор Гонсалес купил её честно, точнее, взял за долги, и хотел так же честно перепродать, а может, оставить в семье, — взмах ресниц, и холодные глаза вновь в упор глядели на дона Стефано. — Вы как-то узнали об этой солонке. И ваша вражда с сеньором Гонсалесом, не отрицайте, я знаю и это, соединилась с надеждой приобрести благосклонность герцога Армандо Медины. Он страстный коллекционер. Вы успели перед арестом передать ему драгоценный подарок. Детали узнаю, но даты я уже сопоставил. Ваши сообщники разговорятся сразу, как только я прямо обвиню вас в убийстве в Талоссо.

— Это не колдовство… Вы — колдун! — только и смог ответить разбойник.

— Пентаграммы достаточно, чтоб обвинить в колдовстве вас! — вновь возвысил голос молодой инквизитор. — Вы сами выбрали способ, я не стану его оспаривать! Кровь на этой роскошной безделице вопиёт к небу! Вас сожгут заживо, как вы сожгли младшего из Гонсалесов!

— Я… Я не хотел… так полу…

— Мне всё равно, чего вы хотели.

— Нет, нет… — обвиняемый захлёбывался в слезах. — Не колдун… я всё подпишу…

— Пишите! — дон Себастьян швырнул перед ним его же тетрадь. — Расшифруйте оставшиеся инициалы. Сейчас! — и, спокойнее: — Тогда в суд уйдёт обвинение в обычном убийстве. Ваших деяний достаточно, чтобы колесовать вас, но к вашему роду может быть проявлено снисхождение, и отделаетесь отсечением головы.

Куда подевалась за какой-то лишь час самоуверенность кабальеро? Сломленный, дрожащей рукой он выводил имена. Поначалу дон Себастьян не спускал с него глаз, потом ему стало слишком противно. Он взял посмотреть другие дела, и пролистав первое же, попавшее в руки, изумлённо шепнул священнику и коменданту:

— С чего это убийство прежнего следователя инквизиции пытаются передать нам? Его застрелили грабители по дороге в столицу, чуть ли не у ворот.

— Может, ищут причины для мести? — предположил отец Николас. — Хотя действительно странно. Покойный не нажил здесь серьёзных врагов. Он был крайне предупредителен с лучшими людьми нашего славного города… — про себя священник добавил: «Не то, что вы, мой юный друг». — Занимался больше всего своими прямыми обязанностями: колдовством, ведьмами…

Дон Себастьян помрачнел, но в его планы не входило обсуждать дела при преступнике. Коротко бросив:

— Дописали? Убрать его! — он встал, быстро подошёл к архивному шкафу и выхватил том закрытого дела.

— Вот этими ведьмами?! Здесь — ничего, кроме оговора соседей!

— Ну… я не знаю… — священник вздохнул, предчувствуя взбучку.

— Здесь ваша подпись!

— Я был только членом суда! Материалы, как обычно, собирал следователь! Они признались!

— Конечно, признались! Мать и дочь пытали на глазах друг у друга, ещё бы они не признались! — молодой человек не забыл, как при разборе бумаг по приезде в Сегилью его поразило страшное, бессмысленное обвинение, ужасная кара, назначенная несчастным женщинам, и не мог вспоминать равнодушно об их приговоре и казни.

— В Сегилье решили, что нужно построже… — тоскливо протянул отец Николас. — Аутодафе…

— Могли ограничиться покаянием, отправить их в монастырь!

— Но это было крупное дело!

— Да, следователь получил повышение, за которым и ехал в столицу, — инквизитор помолчал, потом с удивлением посмотрел на болезненно поморщившегося офицера. — Что с вами, дон Бернардо?

Тот вздохнул.

— Мне ведьм передали для исполнения приговора. Не смог настоять даже, чтобы их задушили перед костром. Прежний следователь требовал зрелища в назидание всему городу, — и, тихим голосом: — Дочь была совсем девочкой, только шестнадцать.

Дон Себастьян задумчиво смотрел на свечу. В его руках оказалась огромная власть, и мало свободных минут, чтобы почувствовать её тяжесть. Но он не привык долго бездействовать.

— Ничего уже не исправить. Убийством этого человека я займусь позже, слишком много всего накопилось.

— Да, дел очень много! — с готовностью согласился священник.

Оправдываться перед решительным следователем было всегда неприятно, и всякий раз отец Николас забывал напрочь — он не должен оправдываться! Его сан, его должность значительнее, чем у молодого наглеца, что ж такое, почему, стоит де Суэда посмотреть на человека в упор, начинают поджилки трястись? Он знатен, конечно, семья знаменита — но не наследник, третий сын, и при всей своей доблести де Суэда были только бароны.

Отошёл от тяжёлых воспоминаний и комендант.

— Я, конечно, дон Себастьян, вам благодарен, но почему вы так упорно избегаете применять пытки? Мы бы потратили на этого мерзавца куда меньше времени.

— И узнали бы гораздо меньше о его связях… Я вас тоже должен поблагодарить. Без ваших людей я бы не справился. Да и изловили Аседо ваши стражники.

— Негодяй от безнаказанности потерял осторожность. Мне повезло, но без вашей помощи я бы не смог его удержать. Вы сейчас займётесь делом его светлости? Дон Армандо бесконечно возмущён: и арестом, и тем, как мало внимания вы ему уделяете.

— Позже. Его устроили достаточно комфортабельно: кормят из дома, пускают жену. Спешка в деле важного узника неуместна, — дон Себастьян ответил негромко и почти равнодушно, лишь чуть поморщившись при упоминании герцогини.

— С огнём вы играете… Хотя великий инквизитор очень к вам расположен, и вы здесь по его назначению и протекции…

— Благодарю за предупреждение, дон Бернардо, но губернатор пока побудет в тюрьме.

Комендант замолчал, зная, что спор бесполезен. Отец Николас вздохнул, беспокоясь только о том, чтобы самому не попасть под гнев губернатора. Он предпочитал со всеми ладить, однако подозревал: если поладить с молодым протеже великого инквизитора, то поссоришься с остальным светом.

Пройдясь по каземату, инквизитор, не торопясь, переложил на столе несколько дел. Вдруг замер, изумился, протёр и снова открыл глаза, покачал головой. Отражение свечей заиграло в его зрачках, рот слегка приоткрылся, тень от ресниц встрепенулась, придав молодому человеку вид совсем юного.

— Что это? — он ошарашенно посмотрел на членов суда, не выпуская из рук захватившего его внимание документа.

— Не знаю… Что? — отец Николас ни разу не видел грозного инквизитора таким озадаченным и про себя засмеялся: «Обычно не скажешь, но вот расслабился — и красив, как девица. Зря он в священники собрался, ох, зря…».

— Дичь какая-то… — потом обернулся и сказал стражнику у дверей: — Мастер Антонио сегодня свободен, а этого обвиняемого в мою комнату принесите.

Ничего больше не объясняя, молодой человек вышел из каземата, оставив священника и офицера в полном недоумении.