Эмигрантка в Стране Вечного Праздника. Часть третья. Что осталось от праздника?

Диана Луч

В этой автобиографической повести описывается от первого лица жизнь эмигрировавшей в Европу россиянки. Книга рассчитана на широкий круг читателей. Помимо описания реальных событий, в ней присутствует критический анализ происходящего и авторские размышления по различной тематике.

© Диана Луч, 2020

ISBN 978-5-0051-6757-6 (т. 3)

ISBN 978-5-0051-6647-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Диана Луч.

Эмигрантка в Стране Вечного Праздника.

Часть третья

Что осталось от праздника?

Пролог

Что же осталось от праздника? Да ровным счетом ничего. Ситуация, в которой оказалась Страна Вечного Праздника, напоминала картину, когда дворник подметает улицу, убирая весь оставшийся там после массового гулянья мусор: разбитые бутылки, обертки от еды и бычки от сигарет. В переносном смысле этим мусором стали нереализованные мечты народа в своё светлое будущее. Речь идет о периоде с 2014 по 2016 год. К этому времени средний класс практически исчез, а точнее обеднел так, что покупка нового автомобиля или зарубежное путешествие во время отпуска для многих стало недостижимой мечтой. Власти предержащие по-прежнему бездействовали и пускали пыль в глаза, уверяя народ, что заняты поисками пути устранения безработицы и сопутствующих ей проблем. Средства массовой информации им активно поддакивали и не прекращали искать козлов отпущения в предыдущей правящей партии, при этом главная роль в проблеме пошатнувшейся экономики отводилась эмигрантам. «Это они развалили нашу страну!» — выкрикивали поочередно с трибун политики и указывали на людей в потертой одежде и стоптанной обуви, волею судьбы не сумевших в это неспокойное время вернуться к себе на родину либо уехать в другое государство. «Как же это и чем мы могли её развалить?» — вяло оправдывались они, понимая, однако, что говорить что-либо в своё оправдание бесполезно. «А тем, что сюда приехали!» — продолжали обвинять их политики. «Но ведь и вы, европейцы, тоже расселились по всему миру…» — разводили руками эмигранты. «А ну молчать!» — заскрежетала зубами правящая власть, и именно так эмигранты поступили. Они замолчали, скуксились, съежились и постарались не попадаться на глаза разъяренному, да ещё разоренному экономическим кризисом народу Страны Вечного Праздника.

******

Скажете: «Ну вот, с самого начала — и сразу о грустном… Неужели никаких интересных и радостных событий в этот период не произошло?!» Почему же, было такое, сейчас расскажу. Хотя у этой истории счастливым был только конец, а начало, прямо сказать, не очень. Впрочем, обо всем по порядку. Как-то раз у меня возникли неприятные ощущения в нижней части живота, и по этой причине я пришла на приём к районной акушерке. В тот день среди пациенток я была последней. Акушерка не скрывала своей спешки и желания поскорее уйти домой, поэтому осматривать меня не стала и сразу выписала направление в больницу, чтобы меня там досконально обследовали. Когда я пришла в гинекологическое отделение, оказалось, что все кровати в нем заняты, поэтому меня уложили на каталку и отправили в отделение скорой помощи. Там врач с уставшим лицом заглянул в моё направление и нахмурился: «Понятия не имею, почему тебя направили к нам из гинекологии. Острых болей нет, высокой температуры тоже, а легкими недомоганиями мы не занимаемся. Так или иначе, выяснить причину твоего плохого самочувствия нужно, поэтому направлю-ка я тебя в гастроэнтерологическое отделение».

Через полчаса за мной пришел высоченный санитар косой сажени в плечах, энергично кативший впереди себя кресло на колесиках. Я пересела в него с каталки, и санитар повез меня в отделение гастроэнтерологии. Там на меня надели белую сорочку в мелкий цветочек, голубой халат, синие тапки, а затем тот же санитар вкатил меня на кресле в кабинет, где сидел врач в окружении двух миловидных медсестер. Гастроэнтеролог спросил: «На что жалуетесь?», — а затем приступил к более детальному осмотру, надавливая пальцами на каждый сантиметр моего живота. Давил он с такой силой, что от боли у меня искры из глаз посыпались. Если в области желудка я ещё сумела стерпеть эту боль, то когда дело дошло до нижней части живота, не выдержала и вскрикнула. «Ну, что же, — заключил врач, вытирая руки о влажную гигиеническую салфетку, — никаких проблем с желудком я не обнаружил, но в том, что у Вас всё в порядке с кишечником, не уверен», — и выписал мне направление в проктологию. За мной снова пришел рослый санитар, угрюмым выражением лица напоминавший заправского вышибалу, и, прихватив сопутствующие бумаги, повез меня к лифту. «Сколько же мне еще на этом кресле от отделения к отделению кататься?» — ненароком вырвалось у меня. «Сколько будет надо, столько и покатаем!» — гаркнул в ответ санитар.

Поприветствовавшему меня проктологу на вид было лет сто, не меньше. И хотя умом я понимала, что это не так, тем не менее, его сморщенность, скрюченность и мямлящий голос заставляли усомниться в том, что этот древний старичок в состоянии кого-то вылечить. Впрочем, вряд ли он преследовал такую цель, поскольку большинство пациентов проктологического отделения были хроническими больными, а если что-нибудь вылечить не удается, то остается лишь постоянно это лечить. Мне сразу бросилось в глаза, что все эти больные были на чем-то очень сосредоточены и погружены в себя, будто были поглощены решением какой-то невероятно трудной задачи: открытием нового химического элемента, изобретением «машины времени», оплодотворением с помощью гипноза, и т. п. Рядом со мной в палате проктологического отделения на соседних койках лежали две молодые пенсионерки и одна пожилая, и, судя по всему, они уже успели посвятить друг друга в детали своей жизни. Скучающие пенсионерки непрерывно беседовали. «У моей соседки Евстахии…» — «Той, что с третьего этажа?» — «Ну да. На этой неделе её муж сбежал к соседке с первого. Мне сегодня об этом дочь сказала». — «А чего сбежал-то?» — «Она его скалкой за что-то отдубасила, вот он и удрал из дома прямо в семейных трусах». — «Может, не надо было бить его скалкой? Тогда бы он не сбежал, а ушёл, как все нормальные люди». — «Это, смотря, что считать нормой. Вон у моей племянницы…» — «Лорены или Патриции?» — «У Лорены первый муж работал смотрителем в зоопарке. Я ей ещё до свадьбы говорила, мол, ну и нашла же ты себе муженька… Будто парней с нормальными профессиями уже не осталось. А она мне — Вы, тетя, в современной жизни плохо разбираетесь, работа с животными делает человека прекраснее, сближает его с природой». — «И что? Сблизился он с природой?» — «Не знаю, но когда его приставили к обезьянам, то с одной из них он сблизился, к тому же неоднократно». — «Ты это серьезно?» — «Ну да, с самкой по имени Мария». — «Что? Прямо в клетке?» — «Почему в клетке? У нее дома, а может, еще где-то. Она там за мартышками ухаживала. Еще одна любительница природы…» — «Надо было его сделать смотрителем у крокодилов или бегемотов, а то обезьяны без конца совокупляются, вот и ему захотелось». — «Тогда уж лучше приставить к жирафам, чтобы всю жизнь чувствовал себя мелким, низкорослым ничтожеством!»

Древний старичок, врач-проктолог, для уточнения диагноза отправил меня на колоноскопию, а когда выяснилось, что в обследованной части моего организма нет никакой патологии, это ввело его в состояние крайней задумчивости. «Хм, — сморщил он и без того морщинистое, как сушеная слива, лицо, и пристально на меня посмотрел: — А Вы не сами ли себе всё это придумали?» «Что?» — удивилась я. «Какие-то недомогания в нижней части живота… — задумчиво произнес старичок, постукивая ручкой по лежащей перед ним папке и всё больше хмурясь и морщась. — Если это так, то Вы просто не отдаете себе отчета в том, каково Ваше реальное заболевание». Ещё немного покряхтев, он встал и вышел из палаты, а потом выписал мне направление в психиатрическое отделение.

******

Вообще-то говоря, я не имела об этом ни малейшего представления, пока меня не привёз туда санитар. О том, куда именно меня направил проктолог, я поняла по выражению лиц бродящих по коридору пациентов психиатрического отделения. Кто-то из них пытался поймать ртом пролетавшую мимо мошку, кто-то отстукивал тапкой барабанную дробь у себя на голове, кто-то разговаривал с капельницей, кто-то — с порхавшими за окном воробьями, а один больной попросил меня уточнить, на каком из полюсов он находится: на Северном или Южном. От всего этого по спине у меня забегали мурашки. По мере продвижения по длинному коридору страх у меня всё больше усиливался, в отличие от санитара, толкающего кресло-каталку с невозмутимым видом. Наконец, санитар довез меня до кабинета врача и похлопал по плечу со словами: «Смотри тут, не балуй!», — после чего передал на руки улыбчивой медсестре, которая поспешила меня заверить: «Не волнуйся, мы сделаем всё возможное, чтобы тебе у нас было хорошо!» От её слов я еще больше испугалась. От нервного напряжения сердце заколотилось так, что, казалось, будто оно выскочит из груди. От инфаркта меня спас психиатр, любезно распахнувший двери своего кабинета. Кивком головы он поприветствовал меня и приступил к обследованию. «Опишите в подробностях, как Вы провели сегодняшнее утро!» — располагающим к беседе тоном начал он. «Помылась, сходила в туалет, позавтракала, — ответила я и подумала: — Как же еще можно провести в больнице утро, и каких подробностей он от меня ожидает?» «И всё?» — удивленно вскинул брови врач. «А что ещё-то?» — недоуменно проговорила я. «А как же сны? Особенно утренние, накануне пробуждения, яркие, красочные: эротические или страшные, приводящие в состояние экстаза или ужаса, паники…» Я опешила и честно призналась: «Не было у меня никаких снов». «Вы что никого не любите и никого не боитесь? — запаниковал психиатр и, не дождавшись моего ответа, просиял: — Я так и знал! Но пусть Вас это не беспокоит! Большинство моих пациентов испытывают точно такие же ощущения. Это состояние называется эмоциональной атрофией». «Вы шутите или издеваетесь?! — не выдержала я. — У меня физическое недомогание, а не психическое!» «А вот это мы сейчас и проверим!» — осклабившись, как клоун-убийца, нараспев проговорил врач и стал проводить тесты для оценки моего психического здоровья. Около часа мне пришлось отвечать на разные вопросы и выполнять элементарные, и в то же время довольно нудные задания (сказать, сколько будет, если из пятнадцати вычесть шесть, а потом прибавить двенадцать; перечислить дни недели; разложить на две кучки картинки зеленого и желтого цвета; объяснить, чем велосипед отличается от мотоцикла, а корова от лошади, и т.д.) Со всеми тестами я успешно справилась, и психиатру пришлось отпустить меня восвояси. Он не скрывал своего разочарования. Выражение лица у него было, как у рыбака, у которого слетела с крючка только что пойманная рыба. В заключительной части обследования он постучал молоточком мне по коленке, попросил с закрытыми глазами дотянуться пальцем до носа и сделать что-то ещё. Последнее я не расслышала и попросила повторить. «Так Вы меня, оказывается, не слышите!» — радостно воскликнул врач, а я в растерянности пожала плечами. «Вот Вам и ответ на Ваш вопрос! — продолжил он, хотя никакого вопроса я ему не задавала. — У Вас самое обычное нарушение слуха». Не успела я и рта открыть, как он черкнул что-то в своих бумагах и сразу после этого со мной попрощался.

Потом в кабинет врача зашла медсестра, выкатила меня оттуда на кресле-каталке, оставила в коридоре и сказала: «Подожди здесь пару минут, пока я вызову санитара». Около кабинета психиатра, неподалеку от меня, в кресле на колесиках сидела женщина, которая, в отличие от бродящих по коридору отделения странных личностей, вовсе не выглядела сумасшедшей. «Вас сюда тоже по ошибке привезли?» — осторожно поинтересовалась я у нее. «Конечно! — выпалила она и с нескрываемым раздражением пожаловалась: — Я на днях одной бабе руку сломала. А всё почему? Потому, что доверяла своему благоверному, как самой себе, а он, оказывается, пока я была в командировке, в наше семейное ложе баб таскал. Я про это ни сном, ни духом! Вчера приехала домой поздно, без предупреждения, от усталости грохнулась в койку, и прямо на его любовницу угодила. Она как завопит! Оказывается, я ей руку сломала. Мой муженёк для неё врачей из неотложки вызвал, а для меня — санитаров из психушки, да ещё в полиции на меня заявление написал за спланированное нападение в ночное время суток». «Нда-а-а», — сочувственно покачала я головой. «Ну, ничего, ничего, этот архаровец от меня по суду лёгким испугом не отделается!» — подвела итог женщина, гневно сверкнув глазами и проскрежетав зубами. В этот момент к кабинету психиатра подвезли на кресле-каталке мужчину с отрешенным взглядом. Наше внимание: моё и другой пациентки — тут же переключилось на него. «Мужик, с тобой-то что?» — не сдержала своего любопытства женщина, упавшая на любовницу мужа и сломавшая ей руку. «Последнее время я стал очень рассеянным, — посмотрев на нас томным взглядом, признался он. — Я всё постоянно теряю». «Это что же?» — попросила уточнить жена изменщика. «Преимущественно мочу и кал, а ещё мысли, слова, буквы, цифры», — ответил он. «А-а-а… понятно», — кивнула женщина, пересеклась со мной взглядом и покрутила пальцем у виска. Затем пришел санитар и повез меня в отоларингологическое отделение. В лифте этот высоченный детина прокричал мне прямо в ухо: «Надеюсь, теперь-то тебя вылечат!» «Я тоже на это надеюсь», — вздрогнув от его крика, пролепетала я.

******

В отделении отоларингологии перед кабинетом врача собралось такое количество пациентов, что осмотра мне пришлось ждать целых два часа. Все это время я наблюдала за сидящими в коридоре больными, которые переговаривались между собой странными по звучанию голосами. У кого-то он был хриплым, у кого-то — прерывистым, либо писклявым, либо осипшим, либо с гнусавым оттенком, а кто-то без конца повторял одно и то же. «У тебя что?» — «Гайморит. А у тебя?» — «Что?» — «Что у тебя-то?» — «Что?» — «Я спрашиваю, что у тебя?» — «У меня всё нормально — обычная глухота». Наконец, до меня дошла очередь, и медсестра вкатила мое кресло-каталку в кабинет к отоларингологу — высокому энергичному мужчине среднего возраста. Не теряя ни минуты, он приступил к обследованию и проводил его с такой скоростью, что я только успевала крутить головой и открывать рот по его требованию, а он в это время засовывал мне разные металлические инструменты в уши, горло, нос. Его движения были стремительными и хаотичными. Иногда, по ошибке, после обследования носа врач тем же инструментом обследовал мне горло, потом спохватывался и менял его на другой, параллельно с этим диктуя медсестре, и та молниеносно, громко стуча по клавиатуре, вносила данные в компьютер: «Отита нет, гайморита нет, ларингита нет, искривления носовых перегородок нет, инородных тел нет, аденоидов нет». «Странно… На слизистой оболочке ни язв, ни полипов, ни эрозии, ни фурункулов… Вы вообще-то на что жалуетесь?» — остановился на секунду отоларинголог и вопросительно на меня посмотрел. «Несколько дней назад в отделении скорой помощи…» — начала объяснять я. «Ладно, — прервал он меня на полуслове, — посмотрим, какой диагноз поставил ранее обследовавший Вас врач». «Ага, — отоларинголог заелозил на стуле, уткнувшись носом в бумаги. — Вот тут черным по белому написано, что у Вас обнаружена глухота». «Ну что же, — воспрянул он духом и скомандовал медсестре: — Готовьте её к операции по восстановлению барабанной перепонки! Возьмите кровь, мочу и кал на анализы, помойте ей голову шампунем от вшей потому, что недавно у нас в отделении была эпидемия педикулеза, тщательно промойте ей уши от серных пробок и…» «Вы что?! Не надо! — не своим голосом закричала я. — Никакой глухоты у меня нет!» «Что же Вы сразу мне об этом не сказали?! — нахмурился врач. — Столько времени потерял на Вашем обследовании! Как будто мне здесь заняться нечем… Вы видели, какая перед моим кабинетом длинная очередь?!» Он помолчал с минуту, а потом спросил: «Вы по ночам храпите? Только честно». «Не знаю, может быть», — замялась я. «А известно ли Вам, что во время храпа происходит нарушение дыхания? Эта проблема гораздо серьезнее, чем может показаться на первый взгляд». «Вам лучше знать», — пожала плечами я, а врач стремительно продиктовал медсестре: «В процессе обследования выявлен синдром остановки дыхания во время сна», — и выписал мне направление в другое отделение.

******

Медсестра прикатила меня на кресле-каталке к лифту и там передала на руки уже знакомому санитару. «А теперь меня куда?» — спросила я у него. «Туда, где всем положено крепко спать!» — ответил он, а я, ничего не понимая, оторопело на него посмотрела. Через пару минут санитар доставил меня в приемную отделения расстройств сна и, буркнув «спокойной ночи», пошел прочь. Оформлять меня никто из медперсонала не спешил, и около получаса я просидела в кресле-каталке перед большим информационным панно. В нем перечислялись заболевания, от которых лечили в этом отделении. Среди прочих, указывалось такое: синдром беспокойных ног. Мне подумалось: «Это о таких людях, наверное, говорят: „у него шило в одном месте“. Интересно, а как это лечится? Заковыванием в кандалы? Накладыванием на обе ноги гипса? Непрерывным бегом по восемь часов в сутки, пока не рухнешь от усталости на кровать?» Мои размышления были прерваны слащавым голоском медсестры, подошедшей со спины так тихо, что, услышав её, я от неожиданности подскочила на месте. «Врач будет проводить обход только завтра, а сегодня Вам нужно будет у нас немного поспать», — сказала она и с этими словами протянула мне на ладони таблетку, а потом подала стакан воды. Медсестра так неестественно широко улыбалась, что мне невольно вспомнился сюжет из художественных фильмов, когда попавший в психиатрическую лечебницу человек, движимый желанием оттуда сбежать, делает вид, что принимает таблетки, а сам кладет их себе под язык, а потом выплевывает на ладонь и выбрасывает в мусорное ведро. Я поступила так же: сделала вид, что выпила таблетку, а сама не стала ее глотать.

В палате, куда меня положили, лежали четыре женщины, две из которых в это время спали и храпели так громко, что я решила: «Если остальные мои соседки отличаются такой же силой храпа, то уже на следующий день меня можно будет отправить к отоларингологу для проведения операции по восстановлению барабанной перепонки». Две другие женщины смотрели в окно и вяло переговаривались. «Что сегодня по первому каналу после новостей будут показывать? Комедию или драму?» — «Откуда мне знать? Да и не всё ли равно?» — «Ты права. А в свежей газете о чём пишут?» — «Так, ни о чем, ничего интересного». — «А в журнале, который тебе сегодня сын принес?» — «Тоже ничего особенного». Однако, когда разговор зашел о лечении, обе женщины заметно оживились. «Тебя сейчас какими снотворными лечат? — спросила одна и, услышав ответ, возмутилась: — А меня три недели держат на прежних. Я уже несколько раз просила доктора поменять таблетки, а он ни в какую, говорит, что ещё не время. И когда это время наступит? Через месяц?! Через год?!» «Зато меня каждый день водят на электропроцедуры. Толку от них никакого, а врач все равно назначает. Будто у меня не нарушение сна, а шарики за ролики, как у какой-нибудь психопатки!» — возмутилась её собеседница. «Так ведь к лечению психопатов, в отличие от нас, врачи относятся серьезно и ответственно. У них в психиатрическом отделении к каждому пациенту индивидуальный подход. Там каких только специалистов нет: психиатры, психологи, и все они с широкой и узкой специализацией». — «Да толку от этих психологов…» — «Может, ты и права. Меня неделю назад к одному такому водили. Так он меня сходу огорошил: „Вы с кем-нибудь вместе спите?“ Глупейший вопрос. От моего храпа даже соседи на верхнем этаже уже два года не спят. Персонал здесь работает неквалифицированный». «Да уж, это точно, — кивнула её собеседница. — Ты представляешь? У меня диагностировали повышенную раздражительность. Сразу видно: в диагностике они не смыслят ровным счетом ничего. Раздражаюсь я не потому, что нервная, а потому, что живая. Только покойники ни на что не реагируют и не раздражаются. Что же теперь меня за это убить?!»

На следующее утро в отделении расстройств сна во время обхода уже немолодая и немного уставшая, с подглазьями, женщина-врач присела ко мне на кровать и, поправив прическу, приступила к опросу: «Скажите, как Вы храпите: громко, средне или поверхностно?» «Не знаю, — ответила я, — задайте этот вопрос моему мужу. Я себя во сне не слышу». «Логично, — согласилась врач и добавила: — Тем не менее, для постановки правильного диагноза мне необходима эта информация. Хорошо, продолжим. Скажите, на что похож Ваш храп: на собачий лай, коровье мычание, поросячье хрюканье или жужжание назойливой мухи?» «Понятия не имею. Может, на всё сразу, а может, попеременно: одну ночь храплю так, а другую иначе, то есть пробую себя в разных амплуа», — предположила я. «Как я уже сказала, отсутствие этой информации существенно затрудняет диагностику», — повторила врач и нервным движением руки убрала упавшую на глаза чёлку. «Ладно, — продолжила она свой опрос, — тогда скажите, чем Вы во сне дышите: грудью или животом?» Я ответила: «Лёгкими». — «Вас беспокоят тяжелые воспоминания и мысли?» — «Иногда. Было бы странно, если бы меня никогда это не беспокоило… Проблем у меня хватает». — «Наблюдается ли у Вас возрастание двигательной активности и появляется ли чувство неудобства в связи с частой сменой поз?» — «Каких поз? И вообще, как спящий человек может определить, в какой позе он лежит?» — «Хорошо ли Вы спите по ночам, и что является наиболее частой причиной Вашего пробуждения?» — «Сплю хорошо, пробуждаюсь редко по разным причинам». — «По каким?» — «То собака под окнами завоет, то пьяный на улице закричит, то ребенок в соседней квартире заплачет». — «Хорошо, поговорим о чувстве тревоги. Возникает ли оно у Вас в утреннее время сразу после пробуждения?» — «Да, если оказывается, что кофе в банке закончился». «Наблюдали ли Вы у себя синдром периодической спячки?» — продолжила опрос врач и стала нервно теребить челку. «М-м-м, — задумалась я. — Пожалуй, когда из-за шума под окнами приходится просыпаться несколько раз за ночь. Такое бывает в праздники, когда по улице ходит много заложивших за воротник весельчаков». «Понятно, — глянула на меня исподлобья врач и задала следующий вопрос: — Часто ли Вы бываете в публичных местах и в какое время суток?» — «Сейчас, например». — «Чувствуете ли Вы зуд в какой-нибудь части тела?» — «Временами на душе кошки скребут». — «Бывает ли у Вас головная боль, слабость, ощущение общего дискомфорта, задержка стула, понос?» — «Иногда, а что?» «В общем, так, — подытожила врач, — выраженных проблем со сном я у Вас не нахожу. Но, всё же, учитывая Ваши жалобы на неприятные ощущения внизу живота, выявленные в момент госпитализации, считаю необходимым: направить Вас в другое отделение, чтобы Вас там досконально обследовали на предмет скрыто протекающего инфекционного заболевания».

******

Лицо вновь пришедшего за мной санитара выражало смесь радости при встрече с давней знакомой и нескрываемое любопытство. «Ну что? — заулыбался он и крутанул моё кресло-каталку по направлению к лифту. — Всё никак не определят, чем ты больна?» «Не-а», — вздохнула я. «Значит, суждено тебе прославиться!» — «Чем?» — «Каким-нибудь редким заболеванием. Раньше ведь как было: если сводит пальцы на ногах или шумит в ушах, то это так и называлось „скрюченные пальцы“ и „шум в ушах“. А теперь врачи все детально изучают и раскладывают по полочкам. Шум в ушах, оказывается, бывает разным. Есть синдром дневного шума в ушах, есть синдром ночного шума, а еще послеобеденного, звенящего, гудящего, свистящего и, бог его знает, какого еще. Синдром скрюченных веером пальцев — это одно заболевание, а синдром пальцев, скрюченных в разных направлениях — совсем другое, и лечатся они по-разному». «Если это намёк, то меня пока ещё ни в какую сторону не скрючило, — ответила я. — Хотя, если пролежу на больничной койке ещё неделю, то, как знать, может, и скрючит…» Затем санитар вкатил меня на кресле в приемную инфекционного отделения и передал на руки своим коллегам. Те сразу попросили меня перебраться с кресла на каталку. Я присела на ней, но один из санитаров увидел это и гневно крикнул: «Ну-ка ляг и не двигайся! Не то твоё состояние ухудшится, а нам за это отвечать придётся!» Пришлось подчиниться, и я вытянулась на каталке по всей длине.

В палате, куда меня поместили, было две женщины. Молодая, лет двадцати пяти, сидела на кровати и держала на коленях планшетник, а дама, которой навскидку я бы дала около шестидесяти с гаком, лениво перелистывала какой-то женский журнал. Обе они с нескрываемым любопытством стали меня разглядывать, но заговорила только пожилая. «Что у тебя за болезнь?» — спросила она меня в лоб. «Врачи пока не знают», — ответила я. «А так вообще… что беспокоит? Понос? Рвота? Температура? Сыпь? Боли? Спазмы?» — настойчиво допытывалась она. «Нет, ничего этого у меня не было. А Вы с чем лежите?» — спросила я. «Меня положили с подозрением на желтуху, а соседку, — крутанула она головой в её сторону, — на сальмонеллез. Если диагнозы подтвердятся, то нас распределят по индивидуальным боксам, а если нет — отправят домой или в другое отделение, в случае, если это — аппендицит или что-то другое. В общем, пока неизвестно». «Поня-я-ятно, — кивнула я. — А когда это выяснится?» «После обследования крови, мочи и кала. Здесь эти анализы у всех берут». — «Так у меня уже брали, только в другом отделении». — «Еще раз возьмут. Здесь так положено. Тебе этого добра жалко что ли?» «Нет, конечно, не жалко», — пожала плечами я. По-видимому, пожилая соседка по палате выяснила у меня всё, что хотела, а потому потеряла всякий интерес к продолжению разговора и отвернулась к стене. «Наверное, боится от меня чем-нибудь заразиться», — подумала я, вспомнив о том, что некоторые заболевания распространяются воздушно-капельным путем. Заболеть гепатитом, сальмонеллезом или и тем и другим одновременно мне не хотелось, поэтому я решила, что правильнее всего, как можно меньше контактировать с обеими женщинами. Через некоторое время меня отвезли на каталке в отдельный бокс. Там меня ждал лечащий врач, мужчина лет пятидесяти, низенького роста, с большим круглым животом. Это придавало ему шарообразный вид и так и тянуло назвать его карапузом. Бегло меня осмотрев, он приступил к опросу: «Скажите, какого цвета Ваш стул? Он у Вас со слизью, прожилками, большими или мелкими вкраплениями? Если да, то какой они формы и консистенции: в виде кукурузных хлопьев, малинового желе, картофельного пюре, сливочного мороженого, густой или водянистой каши?», «Были ли у Вас контакты с опасными микроорганизмами, домашними или дикими животными, а также одичавшими, то есть домашними, которые при неблагоприятном стечении обстоятельств стали дикими?», «Совершали ли Вы путешествие в африканские или азиатские страны, либо оттуда недавно вернулся кто-то из Вашего окружения? Пользуетесь ли Вы предметами, произведенными в этих странах?». «Странный вопрос», — подумалось мне, так как на всей моей одежде были этикетки с надписями: «Сделано в Китае» (Индии, Малайзии), а на компьютере и телефоне: «Сделано в Тайване, Гонконге». Но вдаваться в объяснения мне не хотелось, и я отрицательно покрутила головой. Вместе с тем, некоторые вопросы врача поставили меня в тупик. К примеру, такой: «Когда Вы в последний раз прививались от тифа?» — «От какого?» — «От брюшного?» «А Вы?» — спросила я. Врач задумался, прокашлялся, а через пару минут продолжил опрос: «Проживаете ли Вы в эпидемически неблагоприятной местности?» «А Вы?» — снова спросила я. «Я?! — переспросил он и, побагровев лицом, ответил: — Нет». «А откуда Вы знаете?» — настаивала я на более подробном ответе, чтобы уяснить для себя самой, какими факторами определяется эпидемически неблагоприятная местность. «Там, где я живу, нет эпидемий», — раздраженно отрезал инфекционист. «Каких?» — попросила уточнить я. «Никаких», — сверкнул на меня гневным взглядом шарообразный врач и хлопком закрыл свою папку. «Ну что же, придется Вам полежать у нас пару дней, так как нам не известны сроки инкубационного периода Вашего заболевания, а пока займемся сбором анализов», — заключил он.

Следующие два дня показались мне нескончаемыми, так как выходить из палаты разрешалось лишь на несколько минут и только в марлевой маске. Бродящие по коридору больные, из-за боязни друг от друга чем-нибудь заразиться, смотрели себе под ноги либо отворачивались, и при этом никто ни с кем не разговаривал. Единственным развлечением во время этих прогулок у меня стало наблюдение за вновь прибывшими пациентами. Ежедневно их привозили в приёмную, и там они на что-нибудь жаловались, тихо и немногословно, либо энергично и в подробностях описывали свои желудочно-кишечные ощущения. Один больной еле слышно постанывал: «Ай, силы мои на исходе, уже нет мочи… не могу помочиться…» Комментарий другой пациентки напоминал скороговорку: «Как же меня замучил этот зверский зуд в заднем проходе! Это — зараза или паразиты?» Сразу после нее в инфекционное отделение привезли на каталке пожилого мужчину, повторявшего как заведенный один и тот же, по-видимому, не дававший ему покоя вопрос: «Скажите, какая кишечная инфекция хуже: при которой кал переваренный или недоваренный?» На третий день во время обхода врач-инфекционист остановился напротив моей кровати и стал сыпать медицинскими терминами, отчего его речь походила на магическое заклинание: «Всё у Вас в норме: гемограмма, копрограмма, ионограмма, коагулограмма, нет сальмонеллы, шигеллы, стафилококка, стрептококка, энтерококка, эхинококка и альвеококка, хламидий, кластридий…». «В общем, все хорошо, — подытожил он и сразу после этого добавил к только что сказанному ложку дегтя: — Однако радоваться рано, поскольку боли в животе могут быть отголоском острой кардиологической патологии. Кстати, Вам кардиограмму делали?» «Вроде бы, нет», — ответила я. «Да я и сам вижу, что нет, — пробормотал врач, заглянув в бумаги. — А с этого надо было начинать, причем еще тогда, когда Вас поместили в отделение скорой помощи, так как боль в животе нередко является начальным признаком инфаркта». «Час от часу не легче!» — пронеслось у меня в голове.

******

В приемную инфекционного отделения за мной пришел уже хорошо знакомый высокорослый санитар. Он втолкнул мое кресло-каталку в лифт, а сам отодвинулся в угол и оттуда поинтересовался: «От чего тебя в инфекционном несколько дней лечили?» «От сомнений», — сыронизировала я. «Чьих?» — недоверчиво отозвался он. «Врачебных, конечно, — устало проронила я. — Не моих же». «Всё же лучше, чем от непрекращающегося поноса, например», — ввернул санитар, воспрянул духом и уже без всякой опаски встал со мной рядом. Через пару минут он доставил меня в кардиологическое отделение, а там ко мне быстрым шагом приблизилась молодая врач, которой на вид было не больше двадцати пяти лет. Эта недавняя выпускница медицинского университета несла на груди стетоскоп с такой гордостью, будто это была медаль, выданная ей за особые заслуги. «Я Вас сейчас осмотрю! — заверила она меня и отдала распоряжение медсестре: — Положите её пока во вторую палату!» Когда я легла на кровать, медсестра наложила мне на руки датчики для измерения артериального давления, сердечного ритма, температуры и уже было надела кислородную маску, как вдруг в палату стремительным шагом прошла та самая девушка-врач. «Подождите, не подключайте к ней кислород! — бросила она на ходу медсестре. — Эта пациентка здесь не для лечения, а для диагностики, непонятный какой-то случай». В этот момент в кармане ее халата раздался телефонный звонок, и врач, извинившись, удалилась, а через пару минут показалась в дверном проёме и оттуда крикнула медсестре: «Сделайте вновь прибывшей пациентке кардиограмму!»

Проводилось это обследование в кабинете, расположенном на другом этаже. Санитарка кардиологического отделения вкатила туда меня на кресле-каталке, а врач, поздоровавшись со мной, вдруг засуетился, буркнул: «Сейчас я тобой займусь!», — и тут же вышел, оставив на кушетке соединенные скрепкой листы бумаги. Я просидела минут пятнадцать, дожидаясь врача, но тот, по-видимому, не спешил вернуться. От скуки на меня напала зевота, и, чтобы не задремать, я решила заглянуть в лежащую рядом распечатку. На первом листе крупными буквами было написано: «Обследование пациентов кардиологического отделения». От нечего делать я приступила к чтению: «1. Общее состояние: удовлетворительное, среднетяжелое, тяжелое. (Интересно, в чем разница между среднетяжелым и тяжелым состоянием? Тяжелое, это когда человек уже не шевелится? А если он двигает пальцами и бубнит что-то нечленораздельное, значит, его состояние среднетяжелое?). 2. Внешний вид больного: бодрый, угнетенный, возбужденный. (Бодрых, понятно — всех на выписку, угнетенных — в больницу, а возбужденных — в психбольницу). 3. Выражение лица: живое, вялое, безучастное, тоскливое, страдальческое, томный взгляд. (Последний вариант, наверняка, лечится только взаимной любовью). 4. Бледность кожи или нормальная окраска. (А если у кого-то бледность — это его нормальная окраска? Есть же, например, альбиносы). Следующие несколько пунктов я бегло пробежала глазами и перевернула страницу. Далее в опроснике выяснялось наличие сопутствующих заболеваний: «Имеются ли у пациента метаболические нарушения: ожирение, сахарный диабет, артериальная гипертония, подагра? (А ещё кариес, остеохондроз, мигрень, близорукость, гайморит, простатит, геморрой, плоскостопие… Интересно, для чего об этом спрашивают? Чтобы больной осознал, что на фоне множественных неполадок со здоровьем заболевание сердца не является такой уж серьезной проблемой?)» Вдруг за дверью послышались приближающиеся шаги, и я отложила бумаги в сторону.

После кардиограммы меня отправили в палату, где моей соседкой была женщина средних лет. На кровати она лежала с таким тоскливым выражением лица, что, взглянув на нее, хотелось плакать и невольно возникало ощущение надвигающейся глобальной катастрофы. Молчать было неудобно, и я осторожно поинтересовалась: «Вы давно здесь лежите?» «Десять дней, — ноющим голосом нараспев проговорила соседка. — Да что толку… Меня все равно никогда не вылечат…» Я пожалела, что задала этот вопрос, но было уже поздно. Соседка по палате, похоже, только этого и ждала, и не упустила возможности выговориться. «У меня вегетативно-дистоническое расстройство, — закатив глаза, со страдающей интонацией произнесла она. — Оно ничем не лечится. У меня всё тело постоянно болит: все до одного суставы и мышцы, в голове шумит, в глазах — мушки, в ногах и руках — слабость, а голова почти ничего не соображает». «Надо же, — посочувствовала я. — А кем Вы работаете?» «Главным бухгалтером», — простонала соседка. «Ответственная у Вас работа», — заметила я. «Ещё какая ответственная! — запричитала соседка. — Мечусь между двух огней: директором и инспектором. Для директора составляю отчет, где указано мало прибыли, чтобы с него налогов поменьше брали. Директор доволен, а как придет инспектор, так мне приходится выкручиваться и придумывать всякие отговорки. В общем, живу двойной жизнью, как шпионка какая-то. У меня после каждого отчета начинаются приступы то острой, то хронической сердечной недостаточности, уже дважды было подозрение на инфаркт, на тромбоэмболию, а теперь вот эта напасть — вегетативно-дистоническое расстройство». «Так, может, Вам нужно составить отчёт, честно указав в нем всё, как есть, и тогда Ваше здоровье поправится», — предположила я. «Ты что с ума сошла?! — неожиданно громко и четко, голосом абсолютно здорового человека произнесла моя соседка. — Мне за это платят. И неплохо, между прочим. Да и вегетативно-дистоническое расстройство — это тебе не острый приступ аппендицита. С ним на операционный стол не положат, а справки о болезнях для меня не лишние. В случае чего, по состоянию здоровья можно будет отвертеться от суда и следствия!»

Молодая врач-кардиолог носилась вихрем по отделению, на бегу отдавая медсестрам приказы и поручения. На следующий день она забежала в нашу палату и, увидев меня, вытаращила подведенные стрелками глаза: «Так Вы всё еще здесь?» «А где же мне быть?» — искренне удивилась я. «Не у нас, это уж точно! — выпалила врач. — Я проанализировала данные, собранные моими коллегами, и, судя по всему, у Вас первые признаки раннего климакса. Вы поступили в отделение скорой помощи с неприятными ощущениями внизу живота, так? Затем Вас отправили в проктологию, поскольку Вы затруднялись определить локализацию имеющейся болезненности. Такое бывает — блуждающие боли, которые появляются то в одном, то в другом месте брюшной полости. В психиатрическое отделение Вы тоже попали неслучайно. При климаксе отмечается повышенная раздражительность, резкая перемена настроения, плаксивость, напряженность, беспокойство и, в отдельных случаях, депрессия. Потом, если мне не изменяет память, Вас направили к отоларингологу. У меня не было времени досконально ознакомиться с его отчетом, но, полагаю, что Вас там обследовали из-за жалобы на шум в ушах или чего-то аналогичного из разряда вторичных признаков климакса. В отделение расстройств сна Вас отправили, наверное, по причине бессонницы, в инфекционное Вы попали, так как нужно было исключить наличие кишечных инфекций, вирусов и болезнетворных микроорганизмов, а к нам в кардиологию — чтобы удостовериться в том, что сердечно-сосудистая система у Вас в порядке. И поскольку так оно и есть, я вынуждена положить Вас на обследование в гинекологическое отделение». «Снова?! — возмутилась я. — Меня две недели назад туда не положили из-за отсутствия свободных коек и отправили в отделение Скорой помощи!» «Не волнуйтесь, я лично позабочусь о том, чтобы в палате гинекологического отделения для Вас нашли свободное место», — заверила меня врач. Через час за мной пришел знакомый санитар и озабоченно предупредил: «Если у тебя в ближайшее время ничего не обнаружат — плохо дело! Тогда готовься на операционный стол! Будут тебя резать!» «Зачем?» — ошарашенно посмотрела на него я. «Может, хоть тогда полегчает…» — выразил надежду на моё исцеление санитар. «В качестве последнего средства предпочитаю, чтобы мне поставили пиявок или пустили кровь, как в средние века», — пошутила я, хотя к тому времени мне уже было не до шуток.

******

В гинекологическом отделении медсестра с уставшим лицом взяла у меня мочу и кровь на анализы, а затем проводила в палату. Я легла на крайнюю кровать и стала присматриваться к своим соседкам. Большинство из них были недавно прооперироваными, с капельницами на руках, а между ними сновала медсестра с крайне озабоченным видом. Она, то измеряла давление пациенткам, то вводила в капельницы через шприц лекарство. Неожиданно одна больная схватила ее за рукав и плачущим голосом попросила: «Не уходите, пожалуйста, Вы мне очень нравитесь». Медсестра удивлённо вскинула брови: «Это чем же?» — «У меня дома есть кошка, и Вы очень на неё похожи. Вы такая же русая, ухоженная и ласковая толстуха». Другая больная простонала: «Прошу Вас, переставьте мне капельницу на другую руку! Эта у меня уже не сгибается и не разгибается». Медсестра осадила женщину: «Так Вы не шевелитесь! Лежите спокойно!» Но та не унималась: «Конечностями надо двигать постоянно, чтобы не обессилеть и не разжиреть! Мне об этом всегда говорит тренер по фитнесу». Третья пациентка из недавно прооперированных сетовала: «Помогите, я не чувствую своего глаза». Медсестра пожала плечами: «Еще бы! Судя по медицинскому заключению, у Вас его нет уже лет двадцать, а в глазной впадине стоит протез». До того тихо лежавшая у окна женщина стала жаловаться на рези при мочеиспускании. «Наверное, это — цистит, — предположила она и стала рассказывать: — У меня однажды цистит начался, как назло, вечером в воскресенье. Ближайший медпункт был закрыт, а вызвать Скорую помощь я постеснялась. Если бы меня повезли в городскую больницу, то я бы прямо в машине неотложки описалась, причём неоднократно. Пришлось мне в домашних условиях заняться самолечением. Я стала пить из пакета фруктовый сок, чтобы компенсировать потерю витаминов и минеральных веществ, налила в таз горячей воды и села туда задом, а чтобы не было скучно, включила телевизор. В это время показывали смешную кинокомедию. Так я и сидела часа два перед теликом, со стаканом сока в руке, задним местом в тазу, периодически пописывая туда от смеха». «А почему смеялась-то?» — отозвалась другая больная. «Так комедия была очень смешная!» — ответила рассказчица. «А-а-а…» — промычали мы хором в знак того, что ни у кого из нас не осталось сомнений. Другая больная, лежащая через две койки от рассказчицы, решила поддержать разговор: «Чего только в жизни не бывает… Я вот, например, два года назад ездила в Австрию, и там мне делал пластическую операцию доктор Франкенштейн. А что? Он же не виноват, что у него такая фамилия. Между прочим, очень хороший специалист, а у другого хирурга в этой клинике была фамилия — Ротвейлер». Её соседка откликнулась: «Я тоже была в Австрии, но всего один раз, по туристической путевке, и у меня там случился солнечный удар». Услышав это, лежащие в палате женщины удивленно воскликнули: «В Австрии?!» «Ага, — ответила она. — У меня всегда эта страна ассоциировалась не с югом, а севером, поскольку там климат прохладный. Я чуть ли не с меховой шапкой на голове туда прикатила. Теплых кофт и брюк набрала — целый чемодан, но все это не пригодилось. Дело было летом, и солнце пекло безжалостно. Как-то раз после музейной экскурсии нам выделили часок на прогулку по парку. Я присела на лавочку и не заметила, как задремала. А в тот день в обеденное время жара была около тридцати пяти градусов. Проснулась, чувствую, что меня рвёт, мутит, голова болит — одним словом, получила настоящий солнечный удар. Меня сразу отвезли в больницу, и там целые сутки держали на капельнице». Пациентка с другой кровати отозвалась: «Видишь, зря ты меховую шапку не взяла, одела бы её, и тогда, глядишь, не перегрелась бы. Или тюрбан… Не зря его индусы на голове носят». После этого мы притихли и разом задремали. Проснулась я оттого, что медсестра трясла меня за руку: «Просыпайся скорей!» Я нехотя приоткрыла один глаз и охрипшим голосом спросила: «В чем дело?» «Поздравляю!» — «С чем?» — «Ты — абсолютно здорова, а ещё беременна!» «Спасибо», — вырвалось у меня в качестве благодарности за две отличных новости, одна из которых заключалась в том, что у меня будет ребенок, а другая — в том, что я наконец-то покину больничные стены. Вечером того же дня гинеколог сделал мне ультразвуковое обследование и внес в эту новость коррективы: на самом деле я была беременна не одним ребенком, а двумя. «Поздравляю! У Вас — двойняшки!» — похлопал он меня по предплечью с таким выражением лица, будто хотел добавить: «Ну, держись, девка! Начнётся у тебя веселая жизнь!», — и, кстати сказать, не ошибся.

******

Настало время перейти от событий своей личной жизни к делам общественным, оказавшим в тот нелегкий период влияние и на меня тоже. «Вся наша жизнь — игра», — заметил один известный человек. Но чтобы поставить на кон, нужны деньги. Пока европейцы играли в политические игры, делая ставки попеременно, то на демократов, то на консерваторов, все это время эмигранты были озабочены тем, чтобы элементарно выжить. Жизнь любого человека невозможна без общения, и эмигрант не является исключением из этого правила. Правда, есть одно отличие: при общении с местным населением эмигранту приходится обдумывать каждое своё слово, чтобы обойти «острые углы» и избежать ненужных ему конфликтов. Опишу наиболее типичные формы взаимодействия коренных европейцев с эмигрантами, прибывшими из стран с недостаточно развитой экономикой, либо из тех стран, об экономическом статусе которых в Европе бытует такое мнение.

В представлении большинства европейцев слова: эмигрант и преступник — являлись синонимами. Стоило эмигранту в разговоре с кем-то из местных обмолвиться: «Вчера в газете прочел, что в соседнем городе банк ограбили», — как в ответ ему звучало: «Твои знакомые что ли?» Если в беседе с коренным жителем Европы эмигрант говорил: «Слышали, что в доме напротив одного мужчину привлекли к уголовной ответственности за побои своего несовершеннолетнего сына?», — как собеседник-европеец отвечал: «Видно, кто-то из ваших… Только эмигранты лупят своих детей почем зря, а мы своих любим и бережем!» Приведу ещё пару примеров типичной ответной реакции европейцев. Эмигрант: «У моего сотрудника по работе собака пропала». Европеец: «Не твоих ли это рук дело?» Эмигрант: «Сегодня у нас в магазине обнаружилась недостача». Европеец: «Признавайся, это ты в кассе пошуровал?» Подозревать эмигранта в плохих поступках было так же естественно, как предположить, что запах свежих испражнений исходит от лежащего рядом младенца. Было дело, у моего мужа вошло в привычку оставлять машину около медпункта Перепелок, несмотря на то, что эти парковочные места были предназначены для медперсонала и транспортировки больных. Впрочем, об этом можно было только догадываться, так как поблизости не было ни одной надписи, предупреждающей о запрете на парковку. Однажды я пришла в этот медпункт на прием к врачу, и, пока шла по коридору, из регистратуры мне навстречу выскочила девушка в белом халате. С перекошенным от злости лицом она принялась обвинять меня в том, что я паркую свою машину в неположенном месте, пренебрегая нуждами больных и медицинских работников. «Подождите! — оторопело проронила я. — А почему Вы решили, что именно я паркую там автомобиль?» «Я тебя в поселке уже не раз за рулем этой машины видела!» — выпалила разгневанная медицинская работница. «Да, но это не значит, что я паркую её около медпункта, — ответила я и добавила: — Вы хоть раз видели, чтобы я оставила здесь свой автомобиль?» «Э-э-э, — задумалась она, после чего выпалила: — Зато твой муж это делает постоянно!» «Так почему же Вы ему не сказали, что этого делать нельзя? — спросила я. — Полагаю, он оставляет здесь автомобиль, поскольку никто и никогда не предъявлял ему по этому поводу претензий». К сказанному добавлю, что мой супруг был родом из Страны Вечного Праздника, и, скорее всего, именно это явилось причиной, по которой недовольная медработница решила его не беспокоить, а вместо этого высказала своё возмущение мне.

Вот история, которую я услышала от эмигранта, приехавшего в Страну Вечного Праздника из Румынии. По примеру своих соотечественников, в этом европейском государстве этот мужчина устроился на рабочую специальность. Платили ему немного, а в кризис это усугубилось ещё и ненормированным рабочим графиком. Порядком устав от тяжелых трудодней, в один из своих выходных этот румын поехал на пляж, чтобы там отдохнуть, позагорать и искупаться в море. Побыв на пляже, он решил отправиться домой, как вдруг мотор у его автомобиля не завелся, а когда румын попытался вызвать эвакуатор, оказалось, что у мобильного телефона села батарея. Эмигрант обратился к нескольким людям на пляжной парковке с просьбой: позволить ему воспользоваться их мобильным телефоном, чтобы сделать звонок в страховую компанию, где у него зарегистрирован автомобиль, но все ему в помощи отказали. В итоге румын отправился пешком в ближайшее отделение полиции, полагая, что так решить проблему будет гораздо быстрее. Дело-то выеденного яйца не стоит. В участке дежурные полицейские внимательно выслушали румына, а затем один за другим принялись расспрашивать его о том, где он живет, где работает, действительно ли это его машина, и в порядке ли у него документы. Румына проверили по базе данных на наличие судимости и причастности к каким-либо правонарушениям. Только после долгой беседы и двухчасовой проверки его документов на подлинность полицейские великодушно позволили румыну воспользоваться их телефоном и сделать из участка два звонка: один — в страховую компанию для вызова эвакуатора, а другой — другу, чтобы тот отвез его домой на своей машине.

******

Часто при общении с эмигрантом коренное население занимает позицию учителя, выводящего ученику оценку за поведение. Причем тема разговора не имеет никакого значения. Европеец ни на минуту не забывает о своих воспитательных задачах. Приведу пару примеров. Эмигрант: «Я с детства держал овчарок, хоть и говорят, что они по характеру злые, но у меня все собаки были добрыми и ласковыми». Европеец: «Это хорошо, что ты собак любишь. А в муниципальных приемниках на добровольных началах ты работать не пробовал? Собаки-то всем нравятся, а ты возьми да пожертвуй ради них своим отдыхом и окажи безвозмездную помощь обществу!» Эмигрант: «Для этого нужно свободное время». Европеец: «Другие находят, и ты найдешь!» Эмигрант: «С моим рабочим графиком это сложно. К концу дня так устаю, что думаю только о том, как бы до койки добраться». Европеец: «Не придумывай глупых отговорок! Причем здесь вообще усталость?!» Или такой разговор. Эмигрант: «Вчера по первому каналу посмотрел драму: у женщины убили на войне мужа, который служил по контракту, потом у неё брат повесился, в то же самое время её мать заболевает раком и лежит при смерти в больнице, а несовершеннолетняя дочь признается, что беременна». Европеец: «Что ты такие ужасы смотришь?! Неужели по телевидению ничего хорошего не показывают?! А потом удивляемся, что кто-то берет ружье, выходит на улицу и начинает палить в прохожих. Насмотрятся бог знает чего, а потом сами творят всякие ужасы! Ты давай прекращай смотреть страшилки, а то станешь психически неуравновешенным, и потом с тобой греха не оберешься. Радуйся жизни, как все нормальные люди!» По своему опыту скажу, что разговора по душам, как взаимного обмена откровенными рассказами о себе и своей жизни, у европейца с эмигрантом не было и не могло быть, поскольку беседа на любую тему неминуемо обрастала нравоучениями и нотациями, направленными на коррекцию поведения эмигранта. А для него самого запретными темами являлись жалобы на усталость, излишнюю загруженность на работе и дома, проблемы со здоровьем и т. д. Стоило эмигранту завести о чём-то таком речь, как у европейца моментально холодел взгляд, а в голосе появлялись стальные нотки: «Ничего с тобой не случится! Подумаешь, проблемы… У кого их нет?!» Так или иначе, жизненные реалии вступали в противоречие с навязанным средствами массовой информации идеалистическим представлением о жизни эмигранта в Европе. В телевизионных передачах и печатной прессе рассказывалось только о тех эмигрантах, жизнь которых за рубежом сложилась так, как они этого хотели, то есть им удалось устроиться на работу врачом, переводчиком, помощником повара, официанткой, садовником и т. д. Их улыбающиеся лица и оптимистические рассказы о своей жизни радовали коренных жителей, хотя было совершенно очевидно, что речь идет о единичных случаях. По этой причине жалобы знакомых эмигрантов воспринимались европейцами в штыки. Объективная реальность шла в разрез с утверждениями средств массовой информации о прекрасной жизни эмигрантов в Европе, и европейцев это ужасно злило и раздражало. Они были уверены в том, что средства массовой информации говорят правду, а знакомый эмигрант врёт, либо преувеличивает, рассказывая о своих проблемах.

Вместе с тем население Страны Вечного Праздника на каждом шагу требовало от эмигранта благодарности буквально за все, в том числе, за услуги, которые во всем мире являются универсальными и относятся к категории прав человека. Мне не раз говорили: «Ты должна быть благодарна медикам за то, что они тебя лечат бесплатно». Мне же хотелось ответить на это: «Если бы вы приехали в Россию, и вас бы лечили там бесплатно. И в других странах мира тоже. Медицинская помощь давно перестала быть прерогативой богатых и избранных». Когда мои дети ходили в государственный детский сад, стоило мне заикнуться о том, что отношение работающих там воспитателей к своим обязанностям оставляет желать лучшего, как в ответ мне раздавалось: «Скажи спасибо, что ты за это ничего не платишь, и что с твоими детьми занимаются профессиональные педагоги!» Вообще-то было бы странно, если бы в детских учреждениях педагогами работали люди без соответствующего образования и профессиональной подготовки, да и бесплатное дошкольное образование хоть и не универсальная услуга, но весьма распространенная во всём мире. Впрочем, все эти доводы европейцы пропускали мимо ушей. Их нисколько не интересовало истинное положение дел. Единственное, что они хотели услышать, это — низкий поклон и безмерную благодарность от эмигранта за всё, чем он пользуется в Европе. Однажды я стала свидетельницей разговора двух европейцев. «Понаехало сюда эмигрантов, и подавай им все сразу: работу, жилье, медицинское обслуживание, бесплатное обучение их детям… Не понимаю, почему за пользование всем этим их не облагают дополнительными налогами? Приезжают сюда на все готовенькое…» — «Верно. До чего же неблагодарные эти приезжие! Если задуматься, то они забирают у нас даже воздух, наш чистейший и полезнейший для организма кислород! Здесь ведь ни фабрик, ни заводов, индустрии почти нет, не то, что в их странах». — «Вот я и говорю: надо с эмигрантов брать налоги, в том числе, за наш чистый воздух, чтобы тем самым воспитывать у них по отношению к нам чувство глубокой благодарности». Интересно, как бы эти люди отреагировали, если бы услышали то же самое, но адресованное им самим, к примеру, во время зарубежной командировки?

Помимо всего прочего, европейцы понимали интеграцию эмигранта, как готовность пойти навстречу оскорбляющему его расисту. В этом я убедилась на собственном опыте, к тому же не раз слышала подобные истории от других эмигрантов, с которыми мне довелось познакомиться в Европе. Стоило эмигранту пожаловаться своему начальнику на оскорбления, исходящие от сослуживцев, как шеф предлагал ему самостоятельно выяснить у сотрудников причину их поведения. Представляю себе такой разговор: «Ты за что меня унижаешь?» — «Да так просто, хочется и всё!» Интересно, что сами европейцы, понимая бессмысленность подобного шага, даже не пытались выяснять между собой отношения, а сразу подавали на обидчика в суд. Оскорбил, урезал зарплату, уволил без уважительной причины — публично извинись и компенсируй моральные издержки! Однако эмигрантов унижали так часто, что подать на всех в суд было бы попросту невозможно. К тому же коренное население за собой этого чаще всего не замечало. Одно время в Перепелках я ходила покупать фрукты к местному лавочнику. Зная, что я родом из России, он поначалу бросал на меня косые взгляды и подолгу крутил в руках денежные купюры, которыми я с ним расплачивалась, желая удостовериться в их подлинности. Со временем его отношение ко мне изменилось, этот мужчина стал приветливым и разговорчивым. Дело дошло до того, что в довесок к каждой покупке, которую я оплачивала, он по собственному желанию стал докладывать несколько овощей или фруктов. Можно было бы этому порадоваться, но только подаренные им продукты на поверку оказывались откровенным гнильем. По приходу домой я доставала всё это из сумки и выкидывала в мусорное ведро. Наконец, когда лавочник в очередной раз попытался «угостить» меня испорченными овощами и фруктами, я попросила его: «Пожалуйста, не кладите мне больше ничего в довесок!» «Бери, бери! — заулыбался он. — Килограммом меньше, килограммом больше… Ничего, донесешь до дома, справишься… Это же еда, а не что-нибудь, к тому же бесплатная!» Я еле сдержалась, чтобы не сказать ему, что не употребляю в пищу гнильё, но разве можно было объяснить это человеку, убежденному в том, что эмигранты съедят что угодно… Он был в этом абсолютно уверен, а я больше не хотела нести на второй этаж своего дома тяжелую сумку с положенными мне в довесок испорченными овощами и фруктами, которые мне же потом предстояло отнести на помойку. В итоге у этого лавочника я решила больше ничего не покупать.

Иногда европейцам хотелось сказать эмигранту какой-нибудь комплимент, и выглядело это приблизительно так: «Вижу, ты еды накупила целую сумку. Молодец! Питаться надо как следует. Что? Все это — крупы, макароны и консервы? На другие продукты денег не хватает… Зато те, что есть, все до одного — европейского качества, очень полезные для организма! В наших магазинах плохого не продают!», «На работу устроилась? Куда? Уборщицей? А до этого кем работала у себя на родине? Учителем музыки? Так ведь лучше в Европе работать уборщицей, чем там, где ты жила раньше, учительницей! Вне всякого сомнения!», «Сыну компьютер купить не можешь? Денег не хватает? Да ты не расстраивайся! Главное, что он получает бесплатное школьное образование в нашем европейском обществе. Выучится, пойдет работать, тогда себе компьютер и купит. Куда пойдет? На какую работу? Как это на какую? Рабочим на стройку, на завод или грузчиком в магазин. А куда же его возьмут, если он даже в компьютерах не разбирается!?». Иначе говоря, эмигрант был необходим европейцу для повышения собственной самооценки, и любая попытка похвалить эмигранта неизменно принимала форму комплимента самому себе.

В большинстве своём, коренные жители Страны Вечного Праздника считали эмигрантов эдакими аборигенами, которых требовалось научить самому элементарному: кушать ложкой, пользоваться расческой, выключателями, лифтом, и т. д. Европейцы представляли себя предводителями большой серой массы, которую нужно было обучить пользованию элементарными предметами быта и дать нужное направление в сфере труда, а от эмигрантов ожидалось, что в благодарность за это они будут беспрекословно подчиняться европейцам и демонстрировать им свою преданность. А как же с правами человека? «Это непростой вопрос», — любили повторять европейские политики, однако, его сложность состояла лишь в том, что предоставлять прав эмигрантам никто из них не собирался. «Мы заинтересованы в том, чтобы эмигранты чувствовали себя полноправными членами нашего общества и ощущали наше доброжелательное к ним отношение», — утверждали европейские власти, но проявлялась эта доброжелательность по-особому.

Почему-то коренные жители считали, что любой эмигрант (независимо от длительности проживания в той или иной европейской стране) очень плохо говорит на местном языке. Именно поэтому европейцы в разговоре с эмигрантами, как правило, переходили на крик, утрированно артикулировали и энергично жестикулировали. Причем некоторые иногда орали так, что эмигранты в ужасе отскакивали в сторону. Другим проявлением доброжелательности со стороны европейца являлось обращение к эмигранту с просьбой: рассказать что-нибудь о своей родине. При этом подразумевалось, что приезжий примется ругать почем зря прежнее место жительства и станет нахваливать всё европейское. Если же этого не происходило, и эмигрант предавался ностальгическим воспоминаниям либо еще хуже — рассказывал о том, что хорошего и прогрессивного было в его стране, то собеседник-европеец тут же переводил разговор на другую тему, либо, сославшись на спешку, и вовсе прекращал беседу. Одна из типичных фраз, выражающих доброжелательное отношение жителя Страны Вечного Праздника к эмигранту, звучала так: «У меня, вообще-то говоря, эмигранты не вызывают доверия, но ты вроде ничего, вполне нормальный человек». В другом варианте, это было выражение глубокого сочувствия. Бывало, что работники магазинов, торговых лавок, кафешек (кассиры, официанты, уборщицы) интересовались, откуда я родом, а узнав, что из России, бросали на меня жалостливые взгляды и качали головами: «Бедняжка! У твоих соотечественников жизнь не сахар! Это всем известно. Слава богу, что ты сумела вырваться из нечеловеческих условий существования!» Хотя если принять во внимание многочасовой рабочий день и низкий заработок этих служащих, им самим впору было от души посочувствовать.

******

Демонстрация доброжелательного отношения и его искреннее проявление, разумеется, не одно и то же. Помню, однажды я записалась на прием к врачу, а, узнав, что у него поменялся адрес, за день до приёма позвонила, чтобы это уточнить. Трубку сняла секретарь. Во время нашего разговора она то и дело отвлекалась, обращаясь к кому-то из пациентов. В итоге эта девушка что-то напутала и аннулировала мой визит, а когда я пришла на приём, то узнала, что на моё время уже записан другой человек. Секретарь не стала отпираться и сразу признала свою вину. «Ах, извините, — запричитала она, — я неправильно Вас поняла». Я ответила: «Что же, бывает. Но поймите, я долго ждала этого визита к врачу, и мне бы очень хотелось попасть сегодня на прием. Скажите врачу, что Вы ошиблись, и попросите, пожалуйста, принять меня вне очереди». «Хорошо, не волнуйтесь!» — заверила меня секретарь и направилась к кабинету врача. А в следующую секунду через приоткрытую дверь до меня донеслись её слова: «Пришла эмигрантка, которая вчера сюда звонила. С её слов я поняла, что ей нужно аннулировать визит, а теперь оказывается, что она просто хотела узнать наш новый адрес. Эта девушка так плохо говорит на нашем языке, что разобраться в том, что ей нужно, совершенно невозможно. Примите, пожалуйста, вне очереди эту истеричку, а то она меня с ума сведет!»

Уверена, что если бы я попросила секретаршу объяснить своё поведение, то она натянула бы на лицо маску крайнего удивления, после чего стала бы уверять меня в своем прекрасном ко мне отношении: «Не понимаю, о чём Вы! Вы ослышались! Я никогда не говорю плохо о наших пациентах! Тем более о людях другой национальности!» Часто от европейцев мне приходилось слышать: «Как ты смеешь обвинять меня в расизме…», — и в качестве аргумента следовало: «Когда мой брат женат на марокканке (аргентинке, китаянке, украинке)!», или: «Да знаешь ли ты, что я ежегодно отчисляю по десять евро на помощь детям Африки!», или: «К твоему сведению, своим соседям, уругвайцам, я не раз давал денег взаймы и никогда не требовал с них процентов!». Проведу параллель: если кому-то нравятся произведения Шекспира, это не означает хорошего отношения к англичанам. Как бы то ни было, судить о человеке правильнее всего не по его словам, а по его делам. Для сравнения, хорошее отношение одного европейца к другому выражается в конкретной помощи советом и делом, в то время как эмигранту изредка перепадает лишь улыбка, да и то натянутая, кривая, и брошенное на ходу краткое приветствие. Когда я, будучи эмигранткой, оказывала кому-то из европейцев помощь (например, бесплатно делала перевод текста с русского языка или на русский), то они почему-то всегда благодарили за это не меня, а моего мужа. Возможно, они полагали, что любое проявление доброты у меня продиктовано лишь желанием угодить своей второй половинке, и, как послушная псина, я исправно выполняю его приказы. Иначе говоря, мои европейские знакомые не верили в то, что я по собственному желанию могу совершить какой-нибудь добросердечный поступок. Вот и простенький фокус-покус: как умного превратить в глупого, образованного в неуча, а доброго человека в злого — надо сделать его эмигрантом. Тогда всё, что он скажет, будет восприниматься коренным населением, как абсолютная чушь, а его поступки, как обман и подлость.

Говоря об отношении европейцев к эмигрантам, нужно учесть тот факт, что социальный статус эмигрантов на порядок ниже, чем у коренного населения. Иными словами, в цивилизованном европейском обществе эмигрантам не перепадает тех материальных благ, которые есть у коренных жителей. Общество сознательно выделяет эмигранту место «униженного и оскорбленного», и именно так к нему относятся материально обеспеченные европейцы. Помню, долгое время мои знакомые в Перепелках намеками пытались выяснить, не бьет ли меня муж. Наконец, я напрямую спросила у одного из них, что навело его на эту мысль? «Ничего особенного, — ответил он. — Я просто так спросил, на всякий случай». Однако беспричинно вопросы не задают, тем более такие. Иными словами, европейское население воспринимает эмигранта, как жертву — человека, готового все стерпеть. Это теоретическое предположение подтверждается систематическим унижением в кругу знакомых, сослуживцев на работе и ущемлением прав в социальной сфере. На момент написания этой книги, эмигрантов, относящихся к среднему классу, в Стране Вечного Праздника было раз, два и обчелся. Подавляющее же большинство формировало прослойку бедных европейцев, то есть материально не обеспеченных и нуждающихся в самом необходимом. Как правило, эмигранты пользовались общественным транспортом (в лучшем случае, ездили на старом автомобиле, пригодным лишь для передвижения на короткие дистанции), снимали квартиры на окраине города (причем в одной квартире иногда проживало несколько семей), скудно питались, бедно одевались, при этом некоторые из побирались и бродяжничали. Начав свой жизненный путь в Европе с профессии рабочего или уборщицы, вскоре они понимали, что претендовать на нечто большее в обозримом будущем невозможно, даже при наличии хороших языковых навыков и высшего образования.

Вместе с тем, европейцев глубоко возмущало, когда кто-то из эмигрантов начинал жаловаться на тяготы жизни. В их представлении этот человек должен был довольствоваться куском хлеба, периодически появляющемся у него на столе, и от всего сердца благодарить за это судьбу. Стоило эмигранту заикнуться о том, что его что-то не устраивает, как европеец с гневом обрушивался: «Сумел сюда вырваться, жив, здоров — вот и радуйся!» Мне самой не раз по этой причине доставалось от местных жителей. «Подумаешь, безработная! — фыркали они. — А ты представь, если бы у тебя еще не было руки или ноги, и ты передвигалась бы на инвалидной коляске!» Парадокс ситуации заключался в том, что сами европейцы, оставшиеся в кризис безработными, без средств к существованию, а некоторые еще и без крыши над головой, вовсе не радовались тому, что, несмотря на это, они живы и здоровы. Иначе говоря, это не являлось достаточным поводом для радости. Однако же эмигранта, оказавшегося в подобной ситуации, каждый европеец считал своим долгом упрекнуть: «Как тебе не стыдно?! Посмотри вокруг себя: другим еще хуже! У тебя руки-ноги на месте, в тарелке кусок хлеба, чего тебе еще надо?» Позвольте ответить за эмигрантов — того же самого, что и европейцу: достойной работы, материальных благ, медицинского обслуживания, социальной помощи и т. д. Впрочем, сказать этого вслух эмигранты не осмеивались, и правильно делали по той причине, что из сказанного ими европейцы запоминали и передавали друг другу только то, что носило негативный оттенок. Вообще, это правило распространяется на любого человека, к которому относятся недоброжелательно. К примеру, если вы скажете: «Вчера на автобусной остановке было много народа, и стоявшая там молодежь пила пиво», — то у вашего недоброжелателя, скорее всего, в голове останется только то, что вы на автобусной остановке пили пиво. Именно поэтому люди стараются не общаться с теми, кто к ним плохо относится. Мозг такого человека профильтрует полученную информацию, оставив в памяти лишь то, что негативным образом охарактеризует того, кого он недолюбливает. К такому же выводу со временем приходит эмигрант: лучший способ не искать себе проблем — это свести к минимуму общение с коренными жителями.

******

Как того и следовало ожидать, во время экономического кризиса европейцы сбросили маску доброжелательства и показали своё истинное лицо. В том, что они не испытывают по отношению к эмигрантам теплых чувств, не было ничего нового, но когда дело дошло до убийства… Первое событие произошло у южного берега Страны Вечного Праздника. В тот день «доблестные» пограничники заметили в море лодку с сидящими в ней чернокожими пассажирами и открыли по ним пальбу из пистолетов, заряженных пластиковыми пулями. Нелегальные эмигранты попрыгали в воду в надежде добраться до суши вплавь, а пограничники всё это время не прекращали стрельбу. В результате все эмигранты получили ранения, и ни один из них не сумел добраться до берега. На следующий день в прессе Страны Вечного Праздника появилась краткое сообщение об очередной попытке африканцев пробраться в Европу, которая закончилась для них плачевно: мол, лодка в море перевернулась, и все сидящие в ней утонули. Так бы этой тайне и остаться покрытой мраком, если бы не очевидцы произошедшего. Кто-то из них опубликовал в Интернете сообщение о том, что пограничники открыли пальбу по плывущим к берегу эмигрантам. Оставить этот факт без внимания европейская общественность не посмела, поэтому пограничникам были выдвинуты обвинения в превышении своих полномочий. Кстати, плывшие к береговой части Страны Вечного Праздника африканцы даже не успели ступить на неё ногой, поэтому формально их нельзя было обвинить в нелегальном пересечении границы. Не говоря уже о чудовищном факте расстрела беззащитных тонущих людей. Пограничники стали отрицать свою вину, пока в Интернете не появилось видео, сделанное кем-то из очевидцев, на котором было видно, как служители закона стреляют по пловцам, и те один за другим исчезают в морских волнах. Интересный получается парадокс. В последние десятилетия европейская общественность крайне озабочена защитой братьев наших меньших, вводит жесткие ограничения на охоту и рыбную ловлю, ратует за отмену корриды, за введение строгих мер наказания тем, кто совершает насилие над животными и т.п., в то время как проблемы людей, особенно эмигрантов, воспринимаются, как нечто совершенно несущественное. Для сравнения, если бы европейцы увидели тонущую в море собачку, то, не размышляя, бросились бы в бушующее море, чтобы ее спасти. Но если это эмигрант… «Одним больше, одним меньше… какая разница», — буркнет себе под нос европеец. Еще раз хочу обратить внимание на тот факт, что в чернокожих эмигрантов стреляли не члены какой-нибудь бандитской группировки, а служители закона.

Другая трагедия, свидетельствующая о том же самом, произошла у берегов европейского государства, расположенного чуть южнее Страны Вечного Праздника. В открытом море перевернулся корабль с чернокожими эмигрантами, и семьсот человек погибли. Прибывшие на место происшествия прибрежные службы не сумели их спасти из-за недостаточного количества специально подготовленных для этого спасателей, нехватки вместительных лодок и необходимого для спасения на воде снаряжения. Позже выяснилось, что несколько лет подряд службы спасения на водах этого государства обращались к Европейскому Сообществу с просьбой: выделить им для этих целей необходимые средства. Но власти предержащие пропустили их просьбу мимо ушей и предпочли оказать материальную поддержку обществам по защите домашних и диких животных, охране прибрежной флоры и фауны и т. п. Ответ на вопрос «почему?» очевиден: чтобы такие случаи (гибель людей в морской пучине) послужили уроком для других эмигрантов, и чтобы тем не захотелось последовать примеру своих соотечественников, пытавшихся проникнуть в Европу нелегальным способом. Пресс-службы Евросоюза отреагировали несколькими скупыми фразами соболезнования на это трагическое событие, и между строк читалось: «Поделом нелегалам! Нужно перекрыть эмигрантам доступ к европейским границам, чего бы это ни стоило!» Интересно, а если бы потерпел крушение круизный лайнер с состоятельными европейцами на борту, туда тоже было бы отправлено минимальное количество спасателей на стареньких катерах и надувных лодках?

В первые годы жизни в Европе я недоумевала, почему люди, отправляющие в страны Африки и Азии многочисленные средства для спасения пострадавших от военных конфликтов и природных катаклизмов, с удивительным равнодушием относятся к проблемам эмигрантов, проживающих рядом, по соседству, в одном доме, на одной улице? Единственным логическим объяснением этому феномену является показуха: мол, посмотрите на меня, какой я замечательный и добросердечный человек, я всем на свете помогаю! Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов искреннее желание некоторых европейцев: помочь пострадавшим, но всё же перечисленная ими на благотворительные цели сумма в 5, 10 или 20 евро не столь существенна для их кошелька. То же самое происходит с заношенной, испачканной либо вышедшей из моды одеждой, которую европейцы относят в специальные контейнеры, а общественные службы переправляют в другие страны. По-видимому, так дешевле и экологичнее избавляться от большого количества отходов. Как бы то ни было, но к эмигрантам, поселившимся в европейских странах, коренное население относится, как к захватчикам и чужакам, помогать которым себе дороже выйдет. Иначе говоря, позиция тотального неприятия эмигрантов на своей территории сочетается с желанием продемонстрировать доброту и сострадательность по отношению к гражданам, проживающим в других странах. Как-то раз знакомая европейка сообщила мне о том, что ежегодно перечисляет средства на помощь африканским детям. «А ты им помогаешь?!» — строго спросила она у меня. «Нет, я — безработная, а у мужа зарплата невелика, поэтому на помощь другим людям выкроить денег не получается», — призналась я. «Да ладно, не прибедняйся! — выпалила собеседница. — Всё у тебя в порядке: ешь, пьешь, обута, одета… А каково людям в Африке?! И вообще, живешь здесь, в Европе, поэтому должна поступать так же, как и мы, европейцы!» Скажу лишь, что, применительно к зарплате этой коренной жительницы Европы, сумма в двадцать евро была чем-то вроде покупки хлебного батона, в то время как мы с мужем питались на эти деньги в течение четырех суток.

Однажды знакомый европеец уличил меня в жадности, когда я отказалась выделить деньги пострадавшим от землетрясения в одной азиатской стране. В это время у нас с мужем сломалась машина, ремонт которой влетел в копеечку, а нашим детям потребовалась коляска, которая стоила недешево. Этих трат невозможно было избежать, что в свою очередь означало введение режима строгой экономии на несколько месяцев. Я сказала об этом своему знакомому, а он взвился: «Как ты смеешь сравнивать свои проблемки с положением оставшихся без крова людей!» «Хорошо, — ответила я, — а какую сумму ты сам отправишь туда в качестве помощи?» «Сколько смогу…» — замялся европеец. «Это, конкретно, сколько? — повторила я свой вопрос. — В лучшем случае, десять евро? Не так ли? А ты вышли им всю свою зарплату! Если я правильно поняла, положение оставшихся без крова людей не сопоставимо с твоими проблемками. Вот и посиди месяцок на воде и сухарях! А еще можешь продать свою машину с квартирой и отправить эти деньги туда же в качестве гуманитарной помощи. Но вряд ли ты это сделаешь. Интересно, почему?»

Говорят, как только закрываются одни двери, открываются другие. Однако с эмигрантами в Стране Вечного Праздника этого не произошло. Во время экономического кризиса все двери для них разом захлопнулись: они лишились работы, медицинского обслуживания и социальной помощи. Усугубляли эту ситуацию заявления властей о необходимости «очистить страну от нелегалов». Особенно это касалось бродяг, живущих на улице в условиях крайней нищеты. Одна известная женщина-политик заявила, что бездомные эмигранты на самом деле очень хорошо живут, так как работают на мафию и получают за это бешеные деньги, а то, что они спят под картонными коробками и питаются едой из мусорных баков — это всего лишь прикрытие и желание сойти за бедняков. Впрочем, странными были не только высказывания политиков. Многое из того, что имело отношение к эмигрантам, было напрочь лишено логики. Взять хотя бы, любимый европейцами праздник — День поклонения волхвов, во время которого по улицам городов совершается торжественное шествие «трёх королей», восседающих на тронах и бросающих толпе разноцветные карамели. В библейских источниках сказано, что один из этих королей был африканцем. Казалось бы, проще простого, найти чернокожего эмигранта. К тому же вовсе не нужна специальная актерская подготовка, чтобы, сидя на импровизированном троне, разбрасывать по сторонам конфеты. Однако для организаторов праздника это не являлось аргументом в пользу того, чтобы поручить роль волхва истинному представителю темнокожей расы, поэтому из года в год белокожего человека красили в темный цвет, и в таком виде он изображал африканского короля. По-видимому, чиновники городских администраций считали, что слишком много чести для приезжего африканца исполнять на традиционном европейском празднике эту роль.

******

С наступлением экономического кризиса эмигранты лишились даже тех рабочих мест, которые раньше были «типично эмигрантскими». Их стали нанимать на работу только с такими тяжелыми условиями труда, где местные бы попросту не выдержали. К категории «типично эмигрантских», к примеру, относилась профессия официанта, работающего посменно с двумя выходными днями в неделю. А в кризис «типично эмигрантской» стала работа официанта, которого работодатель, даже если и оформлял, как положено — на посменную работу с двумя выходными, однако, на деле требовал работать целыми сутками с одним выходным в неделю. При приёме на работу это условие оговаривалось сразу: на бумагах будет одно, а на деле — другое. Впрочем, и до экономического кризиса работодатели Страны Вечного Праздника, нанимавшие эмигрантов, либо не оформляли их официально, либо оформляли на минимальное количество часов и мизерную зарплату, чтобы не платить государству налоги. Разумеется, эмигранту это было невыгодно, так как низкая заработная плата и урезанный трудовой стаж в будущем означали копеечную пенсию или же вовсе отсутствие таковой, но поскольку выбора не было, они соглашались на эти условия. В то время как одна часть коренного населения Страны Вечного Праздника наживалась на дешевом труде эмигрантов, другая считала их виновниками жесткой конкуренции на рынке труда и недостаточного притока налогов в государственную казну. Наряду с этим, в Стране Вечного Праздника многие коммерческие организации с многомиллионными оборотами капитала (авиакомпании, телефонные и страховые компании, производители марочных товаров: одежды, парфюмерии, мебели и т. д.) регистрировали свои фирмы в оффшорных государствах, чтобы не платить налогов. От их коммерческой деятельности посредством налогов жителям Страны Вечного Праздника не перепало ни евроцента, однако, в средствах массовой информации об этом упоминалось лишь иногда, вскользь и как бы между прочим.

******

Даже в кризисные времена коренные жители Страны Вечного Праздника продолжали утверждать, что эмигранты стремятся попасть в их государство, чтобы приобщиться к европейскому образу жизни, хотя это было не так. Материальное положение эмигрантов в Стране Вечного Праздника, мягко говоря, не дотягивало до уровня жизни коренных европейцев, и виной тому была проводимая там политика. Ни одна партия (из стоявших попеременно во главе этого государства) не пыталась улучшить условия жизни эмигрантов. По-видимому, они были заинтересованы в том, чтобы поддерживать классовые различия между европейцами и самой бедной прослойкой населения — эмигрантами. На момент написания этой книги, дискриминация эмигрантов в Европе сопровождалась отсутствием свободы слова. Демократия и гласность на эту категорию граждан не распространялись. От их лица выступали европейские организации, якобы защищающие права эмигрантов, а также безразличные к нуждам этих людей политики. Они закрывали глаза на эксплуатацию эмигрантов: на использование их в низкооплачиваемом труде с ненормированным рабочим графиком, а в годы кризиса официально не трудоустроенных эмигрантов лишили медицинского обслуживания и какой бы то ни было социальной помощи. Унизительное положение эмигрантов не вызывало у европейской общественности ни капли сочувствия. Если эмигрант начинал жаловаться или (не дай бог!) кого-то из европейцев осуждал, то в его адрес тут же раздавалось: «Раз тебя здесь что-то не устраивает, то отправляйся к себе на Родину!» При этом сами европейцы позволяли себе критиковать кого угодно и что угодно. В полюбившейся жителям Страны Вечного Праздника серии передач коренные жители этого государства, ныне проживающие в далеком зарубежье, рассказывали о своем новом месте жительства чаще всего с критических позиций: «Здесь случаются уличные драки; по ночам страшно выходить на улицу, поскольку могут ограбить; дороги оставляют желать лучшего; в центре города шумно, на улицах много мусора; образовательный уровень у большинства населения не ахти какой…» Иначе говоря, в роли эмигранта европейцы пользовались своим правом на свободу слова. То же самое касалось свободы самоопределения: выбора работы по профессии и культурной среды. Всего этого эмигранты в европейских странах были напрочь лишены, чего, однако, нельзя было сказать о европейцах, проживавших в далеком зарубежье. О том, на какие должности устраивались за рубежом коренные европейцы, давали представление репортажи об эмигрировавших жителях Страны Вечного Праздника. Было очевидно, что отправлялись они в далекие страны не по зову сердца, а исключительно для пополнения своего кошелька. В этих репортажах европейцы-эмигранты рассказывали о том, что за рубежом, иногда даже в очень бедной стране, они живут в комфортных условиях, работают в посольстве, либо занимают крупные посты в международных фирмах, или же занимаются собственным бизнесом, приносящим немалые доходы. Так или иначе, налицо закономерность: европейцы отказывали эмигрантам в праве выбора достойной профессии в своих странах, а отбывая в другие государства, сами этим правом пользовались и считали его незыблемым.

Коренное население любило устраивать эмигранту проверку, насколько он интегрирован в их национальную среду, поэтому все кому не лень задавали ему вопрос: «Правда, что русские (чилийцы, китайцы, нигерийцы и т.д.) очень похожи на французов? (англичан, испанцев, португальцев и т.д.)» Непонятно только, зачем кому-то быть на кого-то похожим? Даже если у человека есть кумир, то и в нём ему нравится не всё. Впрочем, данный вопрос задавался не для выяснения схожести эмигрантов с коренным населением. Со стороны европейца это было намеком на то, что неплохо было бы его за что-нибудь похвалить. Не станет же кто-то плохо говорить о самом себе, а значит, похвалит и того, кто на него в чём-то похож. Один известный человек заметил, что в эмиграции начинаешь осознавать, кто ты есть на самом деле и чем можешь поступиться. Постоянно врать и притворяться, признаваясь людям другой страны в любви и закрывая глаза на унизительные комментарии в свой адрес — рано или поздно приведет к потере своего человеческого достоинства, но, если этого не делать — автоматически попадешь в категорию неприятных личностей, или еще хуже, опасных для общества.

Так чего же эмигранту надо? Уж точно не шоколада. Во всяком случае, в первую очередь не этого. «А чего же?» — спросите вы. На этот вопрос давным-давно ответил основатель гуманистической психологии Абрахам Маслоу, создавший модель иерархических потребностей человека в виде пирамиды, в основании которой лежат физиологические потребности: утоление голода, жажды, защита от холода, жары и т. п. Следующей ступенью является потребность в безопасности (крыша над головой, работа, социальные пособия, медицинское обслуживание). Над ней — потребность в привязанности и любви (желание быть принятым в коллектив, любить и быть любимым), а также принадлежность к какой-либо социальной группе. Следующая ступень — потребность в уважении и одобрении (успех и признание в обществе). Над ней — познавательные потребности, подразумевающие жажду знаний и процесс обучения. Далее следует потребность в эстетике (жажда гармонизировать жизнь, стремление наполнить ее красотой, искусством). И, наконец, наивысшая ступень пирамиды — это стремление к раскрытию внутреннего потенциала (саморазвитие и самореализация в ее широком понимании, к примеру, меценатская деятельность, занятие различными хобби). Маслоу распределил потребности по мере возрастания, объяснив такое построение тем, что человек не может приобщиться к высоким материям, пока нуждается в более примитивном и базовом для выживания. Так оно и есть. Голодному, эксплуатируемому и социально не защищенному эмигранту не до ознакомления с культурными достопримечательностями, хотя в некоторой степени это будет зависеть от сформированных у него ранее интересов и его предыдущего жизненного опыта. Маслоу обратил внимание и на то, что каждая из потребностей не обязательно должна быть удовлетворена полностью — достаточно частичного насыщения для перехода на следующую ступень. Это объясняет политическую активность людей, проживающих в условиях крайней нищеты. Как бы то ни было, главная мысль его модели близка и понятна каждому человеку. Без работы с достойной оплатой труда, качественного медицинского обслуживания, пенсионных отчислений и т. п. вряд ли кто-то захочет занять активную общественную позицию или проявит интерес к культурным ценностям. Возможно, поэтому европейская политическая власть держит эмигранта в условиях крайней бедности и социальной незащищенности, чтобы потом обвинить его же в аполитичности и бескультурье, да еще заявить о том, что именно это является фактором, тормозящим развитие их государства. Отсюда проистекает укоренившееся восприятие европейцами эмигранта, как попрошайки, бандита, вора, простака и невежды.

В эмиграции меня часто посещали мысли о том, что лет мне уже немало, а что я себе за рубежом нажила, помимо комплексов на почве постоянного унижения? Ни работы, ни будущей пенсии. Живу на съёмной квартире, а из материальных ценностей у меня только старенький автомобиль. При условии строгой экономии, на самое необходимое — еду, одежду и горючее — зарплаты мужа пока ещё хватает. Такой вот багаж. Хотя вообще-то, не багаж это, а так себе, жиденький суповой наборчик. Посмотришь, у других в моём возрасте: успешная карьера, приличный заработок, квартира с загородным домом в придачу… А я что? А у меня что?! Разве это можно назвать счастьем и благополучием?! Так что же у меня есть? Да все эти истории, которые я вам рассказываю на страницах своих книг. Разумеется, не только для меня жизнь за рубежом стала тяжелым испытанием. Многим эмигрантам пришлось испытать со стороны окружающих равнодушие и пренебрежение, унижение и дискриминацию. И об этом надо рассказывать. Печальный опыт — самый важный в жизни, умалчивать о нем нельзя, иначе не устранить того, что является причиной человеческих страданий. Достаточно вспомнить литературные труды, написанные бывшими заключенными концлагерей. Если бы не рассказанные ими истории, все остальные никогда бы не узнали о том, что происходило с «провинившимися» перед коммунистической партией «отщепенцами». Конечно, по условиям жизни, эмиграция не сопоставима с пребыванием в концлагере. Схожесть ситуации — в моральной подавленности человека, постоянно оскорбляемого и унижаемого, беззащитного перед своим дискриминатором, которым, по сути, является целое общество. Но если государственные структуры не желают помочь эмигрантам справиться с их проблемами, кто же тогда это сделает? Наверное, обычные люди, кто-то похожий на маленького принца из повести Антуана де Сент-Экзюпери, сказавшего: «Мы в ответе за тех, кого приручили».

******

Во многих странах Европы средства массовой информации распространяют миф о том, что великодушные мужчины западного мира становятся спасателями эмигранток, вступая с ними в законный брак. О том, что это — только миф, а не реальность, свидетельствуют пресловутые статистические данные. Как-то раз в Стране Вечного Праздника мне на глаза попалась заметка о том, что две трети женщин, пострадавших морально и физически от своих супругов-европейцев, являются эмигрантками. Не думаю, что эта цифра завышена. За долгие годы проживания в Европе мне довелось пообщаться с женщинами из других стран, связавших себя брачными узами с европейцами, и от них я услышала много печальных историй, подтверждающих факт женской дискриминации. Конечно (и слава богу!), не все представительницы слабого пола, которые вышли замуж за европейцев, оказываются в числе пострадавших. Каковы плюсы такого брака — вопрос индивидуальный, и каждая женщина скажет за себя, я же поведаю о минусах такого супружества. На всякий случай уточню, что речь идёт о женщинах из стран так называемого третьего мира, то есть экономически менее развитых государств, чем страны Евросоюза.

Итак, сознательно или подсознательно европеец остановил свой выбор именно на вас, дорогая эмигрантка, по следующей причине. В его представлении вы — простая и нетребовательная женщина, без особых интересов, запросов и потребностей, признающая его авторитет по всем статьям. Другими словами, ему нужна женщина, которой будет легко манипулировать. С первого же дня совместной жизни вы будете поставлены в жесткие рамки: оправдаешь возложенные на тебя ожидания — будешь удостоена чести со мною жить, не оправдаешь — пеняй на себя. Иначе говоря, вряд ли вашему мужу и вашему новому окружению вы будете интересны, как личность. Единственное, что их будет по-настоящему беспокоить, это насколько хорошо вы справляетесь с ролью «примерной эмигрантки».

Я не знаю, что в таком браке у вас будет, но могу сказать, чего, скорее всего, не будет. Ещё женихом, ваш заграничный муж вряд ли станет за вами долго и красиво ухаживать, а когда вы выйдете за него замуж, на этом для вас раз и навсегда закончатся красивые подарки на праздник, и их место займут полезные, по типу сковородки, пылесоса или двух пар кроссовок по цене одной. А если вы заикнетесь о том, что подаренная на день рождения кастрюля вас в качестве подарка не устраивает, то супруг, в одном варианте, оставит вашу жалобу без внимания, а в другом, пристыдит вас и обвинит в проявленном по отношению к нему неуважении. Он же купил вам не какую-нибудь кастрюлю, а хорошую, качественную, чтобы вы долгое время могли готовить в ней вкусную еду себе и своему супругу и получать от этого удовольствие. Возможно, тогда вы окончательно поймете, что европеец женился на вас только потому, что не хочет тратить свои силы, время и деньги на ухаживания, как до, так и после женитьбы, и что ему нужна жена без претензий и характера. Не ждите с его стороны внимания к вашему здоровью и самочувствию, так как еще задолго до вашего знакомства европейские средства массовой информации сумели убедить его в том, что эмигрантки исключительно выносливы и неприхотливы, а значит, способны трудиться без устали дома и на работе. К тому же считается, что женщины, прибывшие из стран третьего мира, хоть и не испытывают на Западе крайней нужды, но по привычке очень экономны. Приготовьтесь к тому, что у вас не будет личных денег, даже если вам удастся устроиться на приличную работу и при этом неплохо зарабатывать. В представлении европейского супруга, женившегося на эмигрантке, семейные средства (его и ваш заработок) предназначены для хозяйства, а также для него и ваших совместных детей. Даже если ваш зарубежный супруг будет материально обеспеченным (исключение составляют лишь очень богатые), вы всё равно будете ездить на старой машине, одеваться во все самое дешевое и отчитываться перед ним за каждую потраченную вами копейку. Причём не дай бог, если вы решите раскошелиться на дорогой крем для лица, покрасить волосы не дома, а в парикмахерской, или на что-нибудь еще более разорительное, например, позволите себе сеанс массажа. Тогда серьезного разговора с супругом вам не избежать.

Кстати, он станет контролировать не только ваши действия, но и слова, то есть будет пресекать на корню любое ваше критическое высказывание в адрес его соотечественников, в то время как сам будет отпускать обидные комментарии в адрес эмигрантов. Объясню это на примере. Вы ведете автомобиль по трассе, где максимальная скорость ограничена 80 км/ч. Вдруг сзади к вам приближается практически вплотную другая машина, и оттуда начинают громко бибикать. Невольно у вас вырвется: «Ненормальный какой-то водитель! Я же не могу ехать на скорости, больше дозволенной!» Если себя поведёт таким образом европеец, то от сидящего на соседнем сидении супруга вы услышите: «Да ладно тебе! Может, у него уважительная причина. Человек куда-то очень торопится. Мы же не знаем, что у него произошло». Но если проблема на дороге будет создана водителем, по внешности которого нетрудно догадаться, что это — эмигрант, то высказывания вашего супруга будут начисто лишены деликатности. Скорее всего, он рявкнет: «Да этот латиноамериканец машину водить совсем не умеет! Убирался бы в своё Перу и не возвращался оттуда, пока не научится!», «Ты смотри, какой наглый араб: решил обогнать нас справа! Все алжирцы и марокканцы такие, поэтому их здесь терпеть не могут!», «Что эта негритянка застыла как вкопанная на светофоре? Красного от зеленого не отличает? Небось, неграмотная, а за руль села! Понаехало сюда этих африканцев, чтобы нам на дорогах пробки создавать!».

Выйдя замуж за европейца, вы будете обязаны стать покладистой и заботливой супругой, верной подругой для друзей своего мужа, послушной невесткой для свекрови, но при этом вряд ли дождетесь от них такого же отношения. У вас появится большое количество обязанностей перед этими людьми, что, однако, не будет означать обратного. Вы должны будете принимать своего супруга, его друзей и родственников такими, какие они есть, со всеми имеющимися у них недостатками, не судить их строго и не придавать значения их предрассудкам относительно вас и эмигрантов вообще. Вам нужно будет спокойно реагировать на их замечания по поводу ваших «странностей» и моментально корректировать всё, что вашему окружению в вас не нравится. Вам придется позабыть свои привычки, сходу освоить местную кулинарию и поразить своей стремительной адаптацией мужа, его друзей и родственников. Кроме того, вы должны будете одаривать своих домочадцев, сотрудников по работе, знакомых и соседей лучезарной улыбкой, независимо от своего самочувствия и настроения. В той или иной степени, вам придется забыть о личной свободе. У вас не будет подруг, которые будут только вашими, и которым можно доверить свои сокровенные мысли и поделиться наболевшим. Ваш супруг найдет этому «рациональное» объяснение, однако, реальная причина заключается в том, что ему не хочется, чтобы вы от него что-то скрывали, а потому подруги женского пола будут только общими (его и вашими), которых называют «подруги нашей семьи».

У вас не будет оставаться времени для вас самой, поэтому вам придется отказаться от своих хобби и увлечений. Всё ваше время будет принадлежать семье, а также вашим новым родственникам и знакомым. Скорее всего, они будут отпускать вам в лицо обидные комментарии, касающееся вашей национальности или вашей родины, а вы в ответ должны будете мило улыбаться и пропускать всё это мимо ушей. Будет лучше, если вы никого не станете критиковать, особенно в присутствии родственников мужа и его друзей. В противном случае, каждое сказанное вами слово неминуемо обернется против вас. Приготовьтесь к тому, что вам придется «глотать» незаслуженные обиды и делать вид, что вы способны стерпеть все на свете. Такое отношение обусловлено тем, что в представлении вашего нового окружения вы изначально лишены тех же самых прав, что и они. Вы для них — человек, стоящий на более низкой ступени развития, и это распространяется на все ваши личностные качества и характеристики. С их точки зрения, эмигранты вообще, и вы, в частности, недостаточно умны, воспитаны и образованны, к тому же большинство ваших поступков продиктовано желанием обмануть, нажиться и обвести всех вокруг пальца. Среди плоских шуточек, отпущенных в ваш адрес, чаще всего вы услышите такую: мужчины женятся на иностранках только потому, что они хороши в постели. А еще все кому не лень будут говорить, как вам повезло, поскольку вы работаете не в борделе, едите пищу со стола, а не из помойки, водите автомобиль, а не велосипед пятидесятилетней давности, пользуетесь стиральной машиной, а не стираете вручную, и т. п. И если у кого-то из европейцев слетит с языка что-нибудь оскорбительное в ваш адрес, то ваш муж, скорее всего, это проигнорирует, либо похлопает вас по коленке так, чтобы этого никто не заметил, и шепнет на ухо: «Не обращай внимания, это шутка». Он никогда за вас не заступится в присутствии других, никогда не осадит оскорбившего вас, сказав ему: «Ты не имеешь права говорить так о моей жене! Извинись перед ней сейчас же!» При этом он будет ставить всех вокруг вам в пример: «Посмотри, какой вкусный суп приготовила такая-то (украсила квартиру на Новый год, выучила японский язык, записалась в танцевальный кружок и т.д.)!» А вы должны будете со всеми его замечаниями соглашаться (или пропускать их мимо ушей, делая вид, что принимаете на свой счёт), однако, никогда ничего подобного не говорить своему мужу, особенно в присутствии знакомых или родственников.

Приготовьтесь к тому, что ваша жизнь будет у всех на виду, и каждый ваш поступок будет обсуждаться, причем иногда в вашем же присутствии. Ваша личная жизнь для европейских родственников и знакомых будет как на ладони, и вы регулярно станете перед ними отчитываться, рассказывая о своих текущих делах и поступках, не забывая давать этому логичное объяснение. Ваше окружение будут интересовать даже такие мелочи, как то: улыбнулись ли вы вчера продавщице в булочной, и если нет, то почему. Приготовьтесь к тому, что многие европейцы будут видеть в вас не женщину, а трудолюбивое безликое существо, наделенное способностью к деторождению. Зачем я об этом говорю? Да чтобы вы случайно в разговоре с кем-то из них не обмолвились: «Вчера пошла за продуктами в супермаркет, по дороге заглянула в магазин модной одежды и купила там себе модную шляпку!» Вряд ли вы решитесь на такой поступок, но если это произойдет, то ни в коем случае об этом не заикайтесь, поскольку вас тут же обвинят в легкомыслии, транжирстве и, возможно, даже в недостатке ума. С уверенностью можно сказать, что у вас не будет личных планов на жизнь, поскольку все свои действия вы будете согласовывать с мужем, а он будет вам что-то либо разрешать, либо категорически запрещать. Будьте готовы к тому, что повышение образования, смена работы на другую (с лучшими условиями труда), поездка на родину к заболевшей маме — все это не будет представлять для него никакого интереса, а потому вряд ли он окажет вам поддержку в осуществлении этих планов.

Кто-нибудь в сердцах воскликнет: «Что же это за домострой?! Неужели по-другому не может быть?» К сожалению, в разной степени выраженности вышеописанное присутствует в жизни каждой эмигрантки, связавшей себя брачными узами с европейцем и проживающей с ним на Западе. Благоприятной тенденцией является то, что со временем супруг перестает воспринимать её, как женщину второго сорта, и это благоприятным образом сказывается на их совместной жизни. Но даже если с годами у европейца появятся по отношению к своей супруге-эмигрантке такие чувства, как сострадание, уважение, благодарность и т.п., то в кругу общения этого не произойдет никогда. Как это ни печально, соседи, коллеги по работе, друзья и родственники мужа эмигрантки, независимо ни от чего, будут по отношению к ней критически настроены. Если для супруга она, прежде всего, близкий человек, а потом уже эмигрантка, то в восприятии остальных людей её основной характеристикой будет оставаться эмигрантское положение и низкий социальный статус. В их глазах она будет человеком второго сорта. Эти люди полагают, что их соотечественник, женившись на ней, тем самым сделал ей большое одолжение, за которое она должна быть ему безмерно благодарна. А еще эмигрантка должна быть благодарна ему за то, что в результате замужества она получила возможность общаться с цивилизованными европейцами, то есть с ними. Кто-то из европейцев скажет ей об этом напрямую, а кто-то намеком, но они непременно не раз об этом скажут. Почему? Да потому что эмигранток считают дикими и неотесанными. И раз уж эта женщина попала в общество цивилизованных людей, то должна вести себя прилично, а именно: доброжелательно относиться ко всем вокруг (в том числе, к обижающим, оскорбляющим и постоянно подозревающем её в чем-то плохом людям) и никогда не отказывать в помощи даже тем, кто откровенно пользуется её добротой. Что же эмигрантке остаётся делать? Терпеть, стиснув зубы, и скрывать свои истинные чувства или возмутиться? Можно и возмутиться, но вряд ли на жалобы эмигрантки кто-то положительно отреагирует. А может, лучше поменять супруга и заодно набившее оскомину окружение?

Практика показывает, что если эмигрантка примет решение развестись со своим супругом и начать новую жизнь без него, то, вероятнее всего, у неё отберут детей, оставят без совместно нажитого имущества, а иногда и вообще без крыши над головой. Происходит это с эмигрантками даже в странах, где процветает феминизм и права женщины защищены соответствующими положениями законодательства. Скажем, если европейка, будучи домохозяйкой, подаст на развод, то ни один судья не поставит под сомнение её право на раздел движимого и недвижимого имущества, принадлежащего её супругу. На судебное решение никак не повлияют даже такие доводы бывшего мужа: «Пусть мне эта грязнуля, скандалистка и разгильдяйка скажет спасибо за то, что я её столько лет терпел! Ни еды нормальной приготовить не умеет, ни в квартире убираться! Только транжирит мои деньги, орёт на меня как резаная и пьет как сапожник!» Право разведенки на её детей тоже оспариваться не будет, несмотря на высокие заработки мужа и отсутствие работы у нее самой. Для оказания необходимой помощи по уходу за детьми сразу после развода к этой женщине направят координаторов и социальных работников, а ей самой помогут побыстрее устроиться на работу. Но если в подобной ситуации окажется эмигрантка, маловероятно, что судья будет на её стороне. Во всяком случае, ей придется побороться за право на детей и имущество. Чем дело кончится — неизвестно, учитывая, что бывший супруг со своими родственниками будет оказывать ярое противодействие. К сожалению, многих судей не нужно убеждать в том, что «эмигрантка просто попользовалась своим мужем и хочет отнять у него абсолютно всё, к тому же она не в состоянии позаботиться о своих детях». Они сами абсолютно в этом уверены. В их представлении, эмигрантка — это малокультурная женщина, которая выходит замуж за европейца только с целью обогащения, а дети для нее — это всего лишь инструмент для выкачивания из его кармана денег. Не нужно забывать, что судья — это европеец, воспитанный средствами массовой информации, а потому не желающий видеть в эмигрантах людей с такими же правами и личностными характеристиками, как у граждан своей страны.

******

Приспособиться к культуре другого народа нелегко, а ещё нужно овладеть языком, на котором там говорят. Причем зачастую оба языка (родной и иностранный) перемешиваются в голове, возникает словесный сумбур, при этом некоторые слова и выражения напрочь забываются. Помню, однажды в России, в парикмахерской зашла речь о кокер-спаниелях. У парикмахера была собака такой породы, и она сама её стригла. Я ввернула: «Вот и моя родственница тоже стригла своего кокера бор-машиной». «Сомневаюсь, — поправила меня парикмахер, — иначе бы из собаки получилось решето». Вместо «машинка для стрижки собак» я употребила «бормашина», и при этом не заметила своей ошибки. В другой раз я выдала такой перл: «Пойду голову постригу». «А чем тогда будешь думать?» — спросил меня отец. «Пойдём солнышком подышим!» — предложила я ему. А в парке, увидев мужчину в инвалидном кресле, сказала: «Давай сядем вон на ту лавочку, около которой проезжает человек в кресле-качалке». В общем, при двуязычии возникают речевые ошибки. У взрослых, долгое время проживающих за рубежом, происходит нечто аналогичное тому, что характерно дошколятам, энергично осваивающим значения слов. В отличие от людей, говорящих на одном языке, этот процесс у эмигрантов происходит два раза в жизни. Сначала свой собственный язык слегка забывается, уступая в памяти место другому, а затем восстанавливается. Причем владение иностранным языком оказывает влияние не только на лексику родного языка, но и на строение фразы. К примеру, европейцы, излагая мысль, идут от общего к частному, а русские наоборот. Европеец сначала скажет: «У меня проблема», а потом уточнит какая. В отличие от него, русский берет быка за рога: «Слышь, мужик, толкнуть не поможешь? А то у меня тачка встала». Или такой диалог. «Ты что орёшь?» — «Что уж теперь поорать нельзя?» — «Можно, но только осторожно!» С уверенностью можно сказать, что ни один иностранец не сумел бы этого осмыслить. Известно, что интеллект у человека, разговаривающего на нескольких языках, от этого значительно выигрывает. Освоение и использование иностранного языка создает в нашем мозге большое количество новых ассоциаций и нейронных связей, что способствует гибкости мышления. Именно поэтому можно сказать, что супруги другой национальности развивают у своих мужей мыслительные способности. Если кто-то в этом сомневается, то может самостоятельно провести следующий эксперимент. Начните изо дня в день разъяснять иностранцу значение таких слов, как конвергенция, небытие, регентство, корреляция, семасиология, и прочие, которых может не оказаться в лежащем под рукой словаре, и вы убедитесь, что это не так-то просто.

******

Что касается моей личной жизни, то беременность привнесла в неё неожиданные изменения. Начну с того, что во время беременности многое не только хочется, но и можется. К примеру, съесть за один присест цыпленка табака или пять порезанных на ломтики лимонов, чуть присыпав их сахаром. На первых месяцах беременности мне удалось убедить себя в том, что это не я поправляюсь, а просто вещи вокруг меня с каждым днем становятся меньше, а световой день — короче, поскольку всё время хочется спать. Однако когда моим бюстгальтером уже можно было обернуть ствол столетнего дуба, мне осталось лишь взглянуть правде в глаза и признаться самой себе: «Да, в последнее время я очень сильно поправилась… хотя в данном случае слово поправилась должно означать: пошла на поправку… то есть, когда я рожу, то окончательно выздоровею от беременности». И вот, наподобие того, как в период беременности многих женщин начинает тошнить, меня стало тошнить от своего внешнего вида. Моё туловище по форме стало напоминать Шалтая-Болтая, ноги — сваи, а руки — крюки, которые не всегда брали то, что нужно, из-за внезапно навалившейся усталости и апатии. Несколько месяцев назад в женской консультации, глядя на остальных женщин, я размышляла о том, какую форму приобрету на последних месяцах беременности: буду похожа на тираннозавра рекса или диплодока, или сначала на тираннозавра рекса, а потом на диплодока? Это потому, что одни беременные поражали размером своего живота, в то время как другие — габаритами всего своего тела. Так вот, на последних месяцах ко мне было применимо второе.

При беременности женщины полнеют не сразу, а постепенно, поэтому оценивать свои реальные пропорции непросто. О детях тоже говорят: «Надо же, как они выросли!», — а мать с отцом этой скорости в росте не замечают, поскольку видят своих отпрысков ежедневно. Только когда одежда становится коротка, а обувь тесна, родители приходят к выводу, что их дети стремительно растут. Так же и я во время беременности убедилась в том, что стала, мягко говоря, крупной женщиной. Как-то раз в кафетерии я присела на стул, и он подо мной так громко заскрипел, что показалось, будто в это здание упала бомба и стали рушиться стены. Все находившиеся там испугались. Один поперхнулся, другой уронил кружку на пол, третий поскользнулся и чуть было не упал, что-то гневно прокричав, на четвертого напала икота, пятый вздрогнул и вскрикнул одновременно, шестой неожиданно громко отрыгнулся, а потом, чтобы заглушить этот неприличный звук, со свистом высморкался. На последних месяцах беременности я заметила, что, когда живот уже очень крупный, женщина старается прикрыть его руками и защитить от опасности столкновения с чем бы то ни было. Когда беременной приходится идти в толпе, она совершает руками отводящие движения, как бы отстраняя от своего живота рядом идущих. Будучи в положении, мне приходилось бывать в торговых центрах с большим скоплением народа, и там я наблюдала за тем, как все беременные, включая меня, двигали руками так, что со стороны это напоминало, в одних случаях, рэп, а в других — плавание брассом или странную шаманскую пляску. А еще во время беременности я научилась спать на ходу, правда, в этом процессе участвовало не все моё тело, а только мозги. Даже на приеме у гинеколога на вопрос: «Какой месяц?» — меня как-то раз угораздило ответить: «Февраль», вместо того, чтобы назвать текущий месяц беременности.

******

Часто про беременных говорят: женщина в интересном положении. Непонятно только, что в этом интересного? Внешний вид, мягко говоря, оставляет желать лучшего, а тематика разговоров с будущей роженицей, как правило, ограничивается расспросами о её самочувствии и грядущем уходе за младенцем. Почему-то некоторые беременные пытаются внушить окружающим, будто это — их обычное физиологическое состояние, и что они прекрасно себя чувствуют. Если бы это было действительно так, то все дамы рожали бы по десять детей, вместо одного-двух. Меня, например, с третьего месяца беременности донимали, поочередно и в совокупности, судороги ног, отрыжка, усилившееся в сто крат восприятие окружающих запахов, которые не пахли, а буквально воняли, боли в спине, животе и одышка. Что касается внешнего вида, то для близких родственников будущей роженицы, безусловно, она — самая красивая, равно как и кричащий младенец ярко красного цвета, которого акушер достает у неё из промежности, мимоходом стряхивая с него куски плаценты, слизь и кровяные сгустки. «Вот она, красота человеческой жизни!» — скажет принимающий роды врач. Однако даже родители предпочитают любоваться на своё дитя, когда оно предстает в виде маленького беленького человечка, отмытого от разорванных материнских внутренностей и завернутого в кружевное одеяльце с большим шелковым бантом. Так или иначе, кроме близких родственников будущей роженицы и акушеров-гинекологов, всем остальным её огромный беременный живот напоминает пузо заядлого обжоры или пивососа. Добавьте к этому груди, размером с надутые воздушные шары, с непомерно распухшими сосками, утиную походку, одутловатое лицо, ноги с выступающими венами и прочие «заметно похорошевшие» части тела… Одним словом, вряд ли кого-то из мужчин могла бы заинтересовать женщина такой внешности. Вдобавок ко всему прочему, разговаривать с беременной так же интересно, как рассматривать чьи-нибудь свадебные фотографии, еле сдерживая зевоту и тыча пальцем в альбом: «Это кто? А это? А здесь?» Впрочем, новоиспеченные супруги не обращают внимания на скучающее лицо собеседника и с энтузиазмом продолжают пояснять: «Это — сотрудник по работе, соседка с четвёртого этажа, университетская подруга, мой троюродный дядя, приехавший на нашу свадьбу издалека», и т. д. Понятно, что если собеседник никого из этих людей не знает, то подобные разъяснения его нисколько не заинтересуют, однако, чтобы не обидеть своих знакомых или родственников, наверняка продолжит задавать вопросы и получать на них не нужные ему ответы. Так же и с беременной. О чем бы вы ни начали с ней говорить, это неизбежно закончится разговором о её самочувствии и здоровье её будущего ребенка, о выборе для него имени, анализах, роддоме, покупке одежды, коляски для новорожденного и т. п.

Не могу согласиться с утверждением, что с беременностью и последующим появлением на свет ребенка всё в женщине кардинально меняется. Это что же получается: что если до материнства вам нравились собаки, то с рождением ребенка вам начнут нравиться кошки, или, если вам нравилось ходить в музеи, то после родов вас потянет на футбольные матчи, и наоборот? Во всяком случае, со мной этого не произошло. Просто во время беременности, помимо обычных, стандартных женских мыслей, начинают появляться другие, которых раньше и в помине не было. Когда ждешь ребенка, бывает, задумаешься: почему одних беременных тянет на сладкое, а других — на соленое? Если хочется сладкого, значит, ребенок привык к сладкому, поскольку его мама — сладкоежка? Или ему, наоборот, недостает сладкого потому, что беременная раньше этим не баловалась? Либо же он так протестует: нравится тебе солененькое — ничего, мамаша дорогая, обойдешься, поешь-ка теперь сладкого! Всем известно, что дети в животе у беременной крутятся и меняют свое положение. Когда этот живот ваш, и вы сами за этими движениями наблюдаете, то невольно задаетесь вопросом, чем ребенок бьет вас в живот: головой, рукой или ногой? И будет ли он, в зависимости от этого, умен не по годам, либо станет мастером на все руки или, например, знаменитым футболистом? Что касается списка народных примет для беременных, то туда вообще лучше не заглядывать, чтобы окончательно не запутаться в своих перспективах. Взять, к примеру, самую распространенную: если у женщины круглый живот, то родится девочка, если заостренный — то мальчик. А в моем случае, живот был, ну просто, чудовищно огромным, по типу мешка с картошкой. Что же касается заостренного живота, то я такого ни у одной беременной не видела. Даже не представляю, как это выглядит? Что-то вроде проглоченного ею треугольника? Между прочим, только во время собственной беременности я стала обращать внимание на других женщин в положении. Интересно получается. Пока не сломаешь ногу — людей с костылями на улице не замечаешь, пока не заведешь собаку — не увидишь, сколько их на улице, с хозяевами и без. Так же и я: осознала, что мир полон мамаш с колясками только тогда, когда выкатила на прогулку свою собственную с лежащими там младенцами.

******

Незадолго до родов я стала посещать курсы будущих рожениц, которые проводились акушером-гинекологом в медпункте по месту жительства. Набирали на эти курсы раз в полгода, поэтому туда попадали женщины на разных сроках беременности: те, кому приходилось рожать до их окончания, и те, у кого живота ещё не было видно, то есть беременные на ранних сроках. Когда я пришла в отведенный для курсов зал медпункта, то увидела там группу лежащих на полу женщин, перекатывавшихся с боку на бок под медленную музыку. Этим процессом руководила акушер-гинеколог, женщина лет сорока с небольшим, одетая в белый халат. «Бери коврик, ложись на свободное место и выполняй вместе с нами упражнения!» — скомандовала она мне. В течение получаса мы тянули руки и ноги, в положении сидя, стоя, лежа, и наклонялись корпусами в разные стороны. Учитывая, что многие женщины были на последних месяцах беременности, упражнения выполнялись ими в очень медленном темпе. Со стороны это напоминало зарядку для лентяев либо пародию на гимнастику. Физическим упражнениям отводилась первая половина занятий, а вторая была информационной, во время которой акушер рассказывала об особенностях течения беременности и родах, а также последующем кормлении и уходе за младенцем.

Однажды она предупредила нас о том, что следующее занятие вместо нее проведёт другая акушерка. В тот день перед нами предстала нахохлившаяся от осознания собственной важности молодая девушка в застегнутом на все пуговицы безупречно отутюженном медицинском халате. На ногах у неё были белые туфли на высоких каблуках, глаза прикрывали наклеенные ресницы, а губы сияли ярко-красной помадой. «Как дела?» — бросила она группе беременных равнодушным тоном, плюхнулась на стул, насупилась, поправила на себе прическу, забросила одну ногу на другую и, чеканя каждое слово, приступила к разъяснению основной темы занятия, которой была лактация. Было заметно, что она гордилась своей преподавательской ролью и считала себя большим специалистом в акушерстве. В середине занятия эта молодая акушерка достала из сумки куклу в виде новорожденного ребенка и надменно проговорила: «Полагаю, вам известно, что многие женщины во время кормления грудью допускают серьезные ошибки. Так вот, на сегодняшнем занятии вы узнаете, какое положение при грудном кормлении является наиболее удобным, а главное, правильным и функциональным». Она с силой прижала к груди резинового ребенка, после чего раздался звук, напоминающий хлопок пробки от шампанского, и в ту же секунду «новорожденное дитя» со свистом взлетело вверх. Произошло это потому, что у куклы открылся клапан, и оттуда под напором стал выходить воздух. Когда резиновый младенец полетел по залу, акушерка обхватила голову руками, и вскрикнула: «Ай!». С ее лица мгновенно улетучилась спесь и уступила место крайней растерянности. Правда, еще некоторое время осознание собственной важности диктовало ей ограничиться сторонним наблюдением. Акушерка не бросилась на поимку улетевшего младенца, а прокричала беременным женщинам: «Ловите его! Ловите! Что же вы стоите и смотрите?!»

Но летающему младенцу всё было нипочем. Казалось, он только того и ждал, чтобы взметнуться ввысь и вволю покружиться. Пока воздух выходил тонкой струйкой, резиновый человечек издавал свистящий звук, а когда воздух стал выходить сильно, пузырями, то свистящий звук сменился на фекальный. Беременных это развеселило, и все мы начали переглядываться, едва сдерживая улыбки. Наконец, акушерка поняла, что никто из слушательниц курсов не собирается посодействовать ей в поимке летающего младенца, и тогда сама стала бегать за ним по залу. Однако резиновый сорванец даже не думал даваться ей в руки. Когда он залетел на шкаф, акушерка попыталась достать до него гимнастическим шестом, а потом стала бросать в него маленьким мячиком. Неожиданно шест в ее руках сложился пополам, а мяч прокатился по крышке шкафа и упал на голову беременной девушке, отчего та громко заойкала, в то время как резиновый младенец продолжил свой полет. Беременные отбежали на противоположную сторону зала, подальше от метавшей взглядом гром и молнии преподавательницы, а она взяла в руки огромный шар для йоги и швырнула им в пролетавшего рядом резинового проказника. Бушевавшая ярость помешала ей, как следует, сконцентрироваться. В итоге акушерка снова промахнулась, а шар, отскочив в сторону, ударил по бедрам одну из беременных. На свой промах врач отреагировала, смачно выругавшись, чем продемонстрировала полное исчезновение преподавательского лоска, потом подбежала к своей сумочке, достала оттуда шапку и запустила ею в младенца. Она снова промахнулась и в ту же секунду взревела, как пожарная сирена, а затем принялась швырять в парящую в воздухе, то посвистывающую, то «пускающую пузыри» куклу чем попало: макетом беременного живота, толстым медицинским справочником, женским журналом, очечником и письменными принадлежностями. От её бросков было столько шума, что казалось, будто все вокруг крушится, ломается и рассыпается по полу. Беременные только успевали разбегаться по сторонам. Вдруг игрушечный малыш подлетел к окну, в котором одна из форточек была настежь открыта. «А-а-а!» — взвыла акушерка, схватила с пола скрученный в рол гимнастический коврик и замахнулась им на летающую куклу. Наконец-то ей удалось дотянуться и врезать по ней изо всех сил этим подручным средством, но к сожалению, эффект от её действия получился обратным. От удара ковриком младенец не упал на пол, а, пронзительно свистнув на прощанье, пулей вылетел в форточку. В следующую секунду мы услышали раздавшийся на улице крик: «Вы что тут куклами швыряетесь?!» Это произвело на акушерку эффект опрокинутого на голову ушата ледяной воды. Она застыла у окна с отрешенным видом, а затем буркнула беременным: «Подождите здесь, я спущусь вниз за этим…», — и вышла из зала. Вот так неожиданно выяснилось, что наиболее удобным и правильным положением младенца при кормлении грудью является выброс его из окна второго этажа.

******

Кто как предчувствует приближающиеся роды. Обычно в последние два месяца прорезается дотоле невидимый голод. Будто внутренний голос диктует: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!» Потом у меня родились двойняшки: мальчик и девочка, и это событие произвело на меня неизгладимое впечатление, а еще заставило задуматься над тем, что у медиков подразумевается под «спокойными родами». Возможно ли такое в принципе? И как это выглядит: когда роженицы во время схваток играют друг с другом в шахматы или смотрят телесериал, нараспев комментируя поведение главных героев? Кстати, во время родов обретают смысл даже такие абсурдные фразы: «Кричала так, что чуть сама не оглохла!» и «У меня от боли все швы трещат!» Интересными были и акушерские замечания: «Орать можно с выпученными глазами, а дышать надо с открытым ртом!», «Женщина, смотрите в оба и на доктора, а не себе в промежность!», «Тужьтесь старательно, а то никогда этому не научитесь!». Потом, после родов наваливается такая глубокая усталость, что тяжело пошевелить даже пальцами. Наконец, я начала двигаться, скрипя всеми конечностями, как несмазанный механизм, брать детей на руки, прикладывать к груди, и так по нарастающей, пока не вошла в нормальный ритм.

Затем мы с мужем привезли младенцев из роддома домой, и начались разноцветные будни. Вмиг улетучилось однообразие бытия. Рождение детей совпало с ещё одним событием моей жизни — сорокалетием, которое я отпраздновала стахановским объемом труда, в заботах и хлопотах, меняя подгузники, стирая пеленки и прикладывая детей поочередно к своей груди. Благодаря этому, возрастного кризиса (характеризующегося ощущением грядущего старения и углубленным самоанализом) я не почувствовала, равно как и послеродовой депрессии, которая у женщин иногда длится по нескольку недель. Уход за младенцами занимал все моё время, поэтому мысли: «Сейчас сделаю то-то и то-то, а когда это закончу, нужно будет срочно заняться тем и этим», — вытесняли из головы все остальные. Кроме мужа, помощников у меня не было, а поскольку он ходил на работу, основные хлопоты, связанные с детьми, легли на мои плечи. Всем известно, что младенцы крикливы. В действительности, разнообразие издаваемых ими звуков очень велико. Они пищат, сопят, ворчат, пыхтят, крякают, смеются, плачут, гулят, агукают и кричат на разные голоса. Причем крик мальчика существенно отличается от крика девочки. Когда мой младенец мужского пола был чем-то недоволен, то издавал звуки, напоминающие протяжное мычание молодого бычка, оглашая им не только нашу квартиру, но и, скорее всего, соседние, а моя дочь плакала удивительно тонким и пронзительным голоском. Бывало, что от детских криков и долгого плача у меня возникало желание заткнуть уши и бежать куда глаза глядят. Именно тогда мне стало понятно, почему многие мужчины на плач своей жены отвечают: «Дорогая, я все сделаю всё, как ты хочешь, только успокойся и перестань рыдать!» Между прочим, когда мои дети заходились в крике одновременно, это было не самым большим испытанием, поскольку через некоторое время они успокаивались. Хуже было, когда младенцы чередовались в передаче друг другу «эстафеты крика». При таком раскладе невозможно было отдохнуть ни днем, ни ночью.

Впрочем, это нисколько не повлияло на мою любовь к детям. Любопытно, что омрачающий наше существование человек, либо тот, кто когда-либо совершил по отношению к нам очень плохой поступок, уже не может претендовать на нашу любовь. Однако на детей это правило не распространяется. Их любишь безумно. Почему? Не знаю. Разве безумству можно дать разумное объяснение? Посмотришь на них — и уже счастлива, возьмешь на руки, прижмешь к груди — и опять это чувство неземной радости. Бывало, малыш вцепится в волосы, сморщишься от боли, стиснешь зубы, терпишь, но при этом ничего дурного о нем не думаешь. И даже наоборот. На ум приходит радостное: «Какие же у него сильные ручки! Молодец, растет, крепнет!» В крайнем случае, попросишь: «Если не хочешь иметь лысую маму, не дери мне, пожалуйста, волосы!», — и тут же чмокнешь своего младенца в щеку. Говорят, мудрая природа любовью облегчает наши труды. С любовью всё возможно: не спать ночи напролет, терпеть боль в растрескавшихся сосках, часами носить ребенка на руках и слушать его плач… Дети всему научат. В том числе, именно они отучают своих родителей от некоторых вредных привычек, например, от бездумного многочасового просиживания перед телевизором. С появлением на свет двойняшек свободного времени у меня не стало, поэтому телевизор я не включала по нескольку суток. Кстати сказать, еще во время беременности я прекратила смотреть вводящие в депрессивное состояние программы новостей и переключилась на документальные фильмы. Рождение ребенка как никак естественный биологический процесс, и во мне проснулся интерес ко всему природному.

Документальные фильмы о жизни диких зверей и обитателях морских глубин влияют на психику настолько благоприятно, и даже гипнотически, что, не отдавая себе отчета, во время их просмотра постепенно погружаешься в сон, а после пробуждения уже не помнишь, о чем там рассказывалось. Тем не менее, человеческий мозг фильтрует все, что в него попадает, анализирует оригинальное, нестандартное, и именно это задерживается в памяти. Взять, к примеру, такие фразы и выражения. Из рассказа пострадавшего от акулы серфингиста: «Когда морская вода вокруг меня окрасилась кровью, и я почувствовал острую боль в ноге, то сразу понял, что здесь что-то не так!»; исследователя миграции больших рыб: «На опасно близкое расстояние к нам подплыл прекрасный экземпляр самки тигровой акулы, и мы замерли от восторга!»; специалиста по рептилиям: «Вы только посмотрите на этого молодого красавца — каймана! Я просто не могу отвести от него своего восхищенного взгляда!»; герпетолога: «Наконец-то к моей ноге подполз любопытный удав, который поначалу проявлял ко мне полное безразличие»; зоолога: «Большая голова совы поворачивается на сто восемьдесят градусов, поскольку только при таком условии эта птица может вычислить жертву по громким приближающимся шагам»; члена экспедиции по африканскому национальному парку: «Гиппопотам — в природе очень деликатное животное, особенно, когда его не провоцируют к атаке другие разъяренные особи, как правило, тоже гиппопотамы», и т. д.

Впрочем, когда я стала мамой, на просмотр телевизора времени у меня не оставалось. Я вообще старалась не держать детей при хорошей погоде дома и подолгу с ними гуляла. Сам факт лежащих или сидящих в коляске двойняшек нередко вводил прохожих в недоумение. Они спрашивали у меня: «Это близнецы?» «Нет, двойняшки», — отвечала я, немного удивляясь тому, как можно назвать близнецами внешне абсолютно не похожих друг на друга детей. Бывало, кто-нибудь из прогуливавшихся по поселку пенсионеров останавливался и, посмотрев на моего сына, сосущего из бутылочки молоко, ворчал: «А та почему молоко не пьет?» — «Она дома свою порцию выпила, больше не хочет». — «Так нельзя! Пусть делает то же, что и брат, раз уж вместе родились!» Схожести во внешности и характере у моих детей было не больше, чем у разновозрастных братьев и сестер. Такая же тенденция наблюдалась в общем развитии. Они в разные сроки освоили основные движения и речь, разными были их предпочтения в еде и играх. Отношения у двойняшек с младенческого возраста строились, как у представителей разных полов. Девочка любила командовать, а мальчик отвечал на её приказы словом: «Угу!», но всё делал по-своему. Когда я усаживала своих грудничков вместе, дочка начинала безостановочно лепетать, а сын смотрел на нее, слушал и с каждой минутой всё больше склонял голову на грудь, а потом засыпал. Точно также обычно реагируют взрослые мужчины на речь своих говорливых подруг и спутниц жизни.

******

Наверняка читателям интересно, о каком европейском государстве здесь идет речь. Отвечу на этот вопрос так. Как когда-то кому-то пришло в голову назвать рулетку русской, а горки американскими, название страны, о которой здесь идет речь, было присвоено гриппу, свирепствовавшему в 1918 — 1919 годах и отправившему на тот свет почти одну треть населения планеты. Жителям Страны Вечного Праздника удалось пережить не только это катастрофическое событие, но и многие другие, что чрезвычайно закалило их характер. Об этом свидетельствовали многочисленные рекорды, занесённые в книгу Гиннеса. Только в Стране Вечного Праздника был проведен самый масштабный сеанс синхронной нарезки свиного окорока, самое массовое взмахивание «волшебными» палочками и танец в унисон, был выложен самый длинный ряд из сандвичей и приготовлена самая большая консервированная банка с повидлом из айвы. Жители этого государства могли без устали закалять свою силу воли, что выражалось в способности есть до икоты, пить до перхоты, петь до надсаду, плясать до упаду, а еще, справив нужду на природе, вытираться камнем. Если заходила речь о неудобствах, связанных с тем, чтобы сходить в горах по-большому, то кто-нибудь непременно заявлял: «И в чем проблема? Вытри себе заднее место камнем!» Отвечали так не только жители высокогорных селений и любители горных походов, но и городские жители, включая тех, кто никогда не выезжал на природу. Казалось бы, им-то откуда об этом знать? В городе камни можно увидеть только в стене развалившегося дома. Впрочем, речь не об этом, а о том, что любой камень, за исключением речной гальки, имеет острые углы. Если кто-то считает, что навык вытираться камнем не свидетельствует о наличии силы воли, то может попробовать это сам, и, тогда поймёт, что я нисколько не преувеличиваю.

Рассказывая об особенностях менталитета у населения Страны Вечного Праздника, от общего я перейду к частному: сначала дам общую характеристику, затем — географическую, а в конце, более детальную — по регионам. Поскольку я не политический деятель, а писатель, отнеситесь к нижеизложенному, как к точке зрения отдельно взятого обывателя. Начну с того, что среди жителей Страны Вечного Праздника молчунов было раз, два и обчелся. В большинстве своем местные были разговорчивы и даже болтливы, к тому же мужчины этим нисколько не отличались от женщин. Эта особенность характера нашла отражение в телесериалах Страны Вечного Праздника, сюжеты которых походили один на другой как две капли воды. В одной серии, после свидания парень и девушка отправлялись к своим друзьям и рассказывали им, о чем они на этом свидании говорили и чем занимались; в следующей серии их друзья делились впечатлениями от услышанного с другими друзьями и знакомыми, а в это время парень и девушка приступали ко второму этапу обсуждения их встречи, рассказывая о полученных впечатлениях своим родственникам: отцу, матери, сестрам, братьям и дедушке с бабушкой; в третьей серии их родственники обсуждали между собой эту новость; в четвертой — парень и девушка информировали о своём свидании всех своих соседей по подъезду, каждого в отдельности, те высказывали своё мнение и т. д. Такая разговорчивость была типичной для жителей Страны Вечного Праздника, поэтому казалось невероятным, что в этом европейском государстве существовала организация по подготовке профессиональных шпионов. Даже если бы они научились шпионить, то все равно не удержались бы от того, чтобы похвастаться перед кем-нибудь тем, как хорошо у них это получается, и, совершенно точно, разболтали бы какую-нибудь государственную тайну.

Помню, как-то раз, мы (я, муж и его друг), проделав спуск по каньону, остановились в кемпинге. Муж и его друг сели на террасу в бунгало и, попивая прохладительные напитки, стали обсуждать проделанный по горной реке маршрут. Я оставила их наедине, а сама ушла заниматься своими делами, через час вернулась и увидела, что мужчины продолжают разговаривать на ту же тему. Я снова ушла, а когда через час вышла на террасу, то увидела их сидящими в окружении двух парней, с которыми они беседовали о спуске по каньону. Никакого интереса для меня этот разговор не представлял, поэтому я ушла в комнату и просидела там некоторое время с компьютером. Каково же было мое удивление, когда, выйдя на террасу, я наткнулась на десяток молодых людей, которым друг моего мужа рассказывал о проделанном нами в тот день маршруте по каньону. «Слушай, — обратилась я к нему, — неужели тебе не надоело? То же мне историческое событие… На спуск по реке у нас ушло три часа, и ровно столько же ты об этом здесь вещаешь…» «В этом-то и заключается главное удовольствие! — ответил он. — Если что-то сделать и никому об этом не сказать, какой тогда в этом смысл?» Так в действительности и было. Если бы жителю Страны Вечного Праздника запретили рассказать о своем походе в театр, на концерт, спортивное соревнование и т.д., то он бы просто-напросто туда не пошёл.

Чрезмерная увлеченность обсуждением чего бы то ни было отразилась и на трудовой дисциплине. Все без исключения в Стране Вечного Праздника обожали интерпретировать на свой лад приказы и распоряжения. Когда начальник говорил подчиненному, что нужно что-то сделать, тот отвечал: «Хорошо, но не сейчас!» Даже солдаты бежали за капитаном, кричащим: «Вперед!», отставая от него на полкилометра. Жители Страны Вечного Праздника обожали нарушать правила и не обращали внимания на совершенно очевидные закономерности. Расскажу такую историю. Неподалеку от Перепелок был прибрежный городок с длинным морским причалом. В этом месте река вливалась в море, и там бушевали стремительные подводные течения. Множество натренированных пловцов пробовали пересечь речной канал вплавь, но никому это так и не удалось. Из года в год смельчаков сносило течением в море, а спасать их приходилось сердобольным рыбакам или паромщику. Увидев пловца со страдающим выражением лица, свидетельствующим о том, что силы у него на исходе, рыбаки бросали ему спасательный круг и поднимали на судно. Как ни странно, этот печальный опыт никого ничему не научил. Несмотря на то, что история повторялась каждый год, пловцы не делали выводов. Они вновь и вновь пытались пересечь канал вплавь, на полпути окончательно выбивались из сил и, услышав крик рыбака: «Давай ко мне в лодку! Довезу до берега!», — радостно откликались: «Спасибо, дружище! До берега-то я и, правда, сам уже не догребу!» Правила общественного правопорядка жители Страны Вечного Праздника тоже нарушали массово и с удовольствием. В городских парках возле табличек: «Траву не мять!» и «По газонам не ходить!» было протоптано гораздо больше дорожек, чем в других его частях. Для решения этой проблемы городским властям, наверное, нужно было поставить таблички с противоположным призывом: «Убедительно просим рвать цветы, мять газоны и бросать на землю мусор!», и тогда бы никто этого не делал. Однажды власти Страны Вечного Праздника предприняли попытку устранить беспорядки и придумали оригинальную словесную формулировку, которую добавляли после каждого призыва чего-либо не делать: «…строго запрещено в соответствии со статьей 33». Никто понятия не имел, что это за статья и о чем в ней написано, поэтому вскоре это выражение стало нарицательным. «Где это сказано, что на экзаменах нельзя пользоваться шпаргалками?» — «Разве ты не знаешь? В статье 33».

Жители Страны Вечного Праздника гордились своей способностью противостоять любому приказу и в поступках руководствовались исключительно интуицией и зовом сердца. В качестве доказательства правомерности такого поведения они рассказывали о том, как Христофор Колумб открыл Америку. Из множества версий наиболее вероятной им казалась следующая: когда капитан корабля заснул, Колумб шутки ради крутанул штурвал, в результате судно отклонилось от намеченного пути, и их занесло к индейцам. К слову сказать, были у отсутствия дисциплины и совершенно очевидные плюсы. Справочные бюро, магазины, музеи и прочие общественные заведения работали по особому графику и закрывались на обед в разное время. Никого не удивляла, к примеру, такая вывеска: «Закрыто на обед по понедельникам и вторникам с 14.00 до 16.00, со среды по пятницу с 12.30 до 13.30, в субботу с 13.00 до 14.00». Это не только никого не удивляло, но и нисколько не расстраивало. В то время как одни торговые точки были закрыты, другие вовсю работали, и создавалось ощущение, что всё вокруг чуть ли не круглосуточно открыто для посещения. А туристам и отдыхающим только того и надо!

Всем своим укладом жизни жители Страны Вечного Праздника отрицали дисциплину. Даже последствия наводнений и снегопадов никто не спешил устранять, наподобие того, как иногда избиратели не торопятся сместить с должности главу администрации, ожидая, какой ещё номерок он выкинет, что впоследствии станет притчей во языцех. В горной местности Страны Вечного Праздника снегопады зимой были вполне обычным явлением, однако, никто к ним заранее не готовился. Пока в горных селениях мели метели, заметая не только подворья, но и единственную дорогу, по которой можно было проехать, снегоуборочные машины стояли рядком в долинах, а их водители от скуки зевали, пили лимонад и щелкали семечки. Только когда случайно выяснялось, что Тереза из села Старые Козы вот уже неделю не видела в булочной Кристину из села Кривой Дуб, сельчане начинали бить тревогу, а спустя пару дней, по всем телевизионным каналам передавался репортаж о заметенных снегом и по этой причине временно отрезанных от цивилизации горных селениях, после чего на расчистку от снега туда отправлялось такое количество снегоуборочных машин, что это напоминало крупномасштабную военную операцию. В том же направлении летели вертолеты, которые доставляли населению заснеженных деревушек столько продуктов, что при правильном хранении их могло хватить на целый год. Такое положение сохранялось всего пару недель, зато рассказы о житье-бытье сельчан в заваленных снегом горных селениях передавались из уст в уста долгие десятилетия. Короткие истории рассказывались во время дойки и выпаса скота, для других, подлиннее, отводилось время ужина, а третьи были настолько пространными, что предназначались исключительно для праздничных застолий или зимних метелей и снегопадов, когда на улицу без особой нужды и выходить не хочется. Вот несколько таких историй.

******

Как-то раз в горном селении Страны Вечного Праздника во время мощного снегопада сельчанин отправился к своей машине, припаркованной на улице, и стал очищать её от снега лопатой. Все это время мела метель, и, только ему удавалось очистить передние колёса и двери автомобиля, как задние снова были заметены. Так и не сумев справиться с этой задачей, он в сердцах выругался и решил вернуться домой, да не тут-то было. Сгребая снег с машины, сельчанин не заметил, что вокруг него намело горы снега, через которые невозможно было пробраться не только по направлению к дому, а вообще никуда. Снежная стена окружала его и автомобиль со всех сторон, а метель вдобавок к этому лишила пространственной ориентации. Когда сельчанин понял, что очутился в западне, да еще без мобильного телефона, то в панике закричал: «Люди-и-и! На помо-о-ощь!», — однако на его зов никто не откликнулся. Он еще пару раз крикнул и прислушался, не идет ли кто в его направлении. «Нда-а-а, — почесал в затылке сельчанин, — плохо дело. Метель, сумерки, и по кабельному телевидению футбольный матч, наверное, уже начался. При таком раскладе никто из соседей на улицу до утра может уже не выйти». Неутешительные мысли лезли ему в голову, и в надежде на спасение он истошно завопил: «По-мо-ги-те!» Вслед за этим послышался нарастающий гул. Сельчанин удивленно закрутил головой по сторонам, поскольку ничего подобного в жизни своей не слышал. Не успел он сообразить, что происходит, как его накрыло лавиной снега и помчало на огромной скорости по горе вниз. Наконец, он сумел зацепиться за ветку высокой ели, затем перелез на другую ветвь, покрепче, и просидел на ней около часа, пока оттуда его не сняли прибывшие на место происшествия спасатели. Тогда-то и выяснилось, что из-за его громкого крика на селение с близлежащих гор обрушилась лавина снега. К счастью, никто не пострадал, так как, кроме этого сельчанина, никого на улице не было. Тем не менее, жители села не на шутку перепугались, оказавшись в западне из снега, которым снаружи завалило их дома, поэтому немедля вызвали спасателей.

Следующая история произошла с городским жителем Страны Вечного Праздника, который решил пожить в тесном контакте с природой и по этой причине переехал из города в сельскую местность. Этот парень поселился в доме на окраине горного селения и завел себе двух собак породы — сибирский хаски. Целыми днями они бегали по двору и от безделья лаяли на случайных прохожих. Наступила зима, и в этой горной деревеньке намело полным-полно снега. Белоснежный пейзаж так очаровал бывшего городского жителя, что ему захотелось прокатиться на собачьей упряжке. Раздобыть ездовые нарты было слишком сложно, поэтому он довольствовался большой пластиковой тарелкой, предназначенной для спуска со снежной горы. Парень нашел ее у себя в сарае, соорудил из веревок что-то вроде собачьей упряжки и прикрепил ее к тарелке. Затем он обвязал этой упряжкой своих собак, взял в руки импровизированные вожжи, прикрикнул на псин, и они рванули вперед, унося своего хозяина, сидящего на тарелке. Бывший городской житель несказанно обрадовался тому, что его не обученные езде собаки с этой задачей успешно справились. На самом деле им просто хотелось побегать, причем все равно в каком направлении. С сельской дороги хаски неожиданно свернули в поле и понеслись в сторону небольшого леса. Все это время парень искренне радовался тому, как легко и быстро он летит на тарелке по заснеженному пути. Но когда собаки добежали до леса и помчались между деревьями, ему пришлось несладко. Погонщик собак только успевал уворачиваться от острых веток. В какой-то момент он выронил из рук вожжи и выпал из тарелки, а собачья упряжка выбежала из леса и понеслась вниз по склону, который заканчивался скальным обрывом. Тяжелого груза в виде человека в тарелке уже не было, и она выкатилась вперед. Обе собаки тут же в нее запрыгнули и весело замахали хвостами. Центробежная сила понесла тарелку по склону на огромной скорости, а через пару минут обе псины взлетели над пропастью и в ней окончательно скрылись. Этот собачий полет на тарелке был зафиксирован одним из лыжников, стоящих с фотокамерами на противоположном склоне горы. Фотография получилась впечатляющей, и она сразу попала на страницы печатной прессы, в сопровождении сенсационной заметки: «Знаменитые собаки Белка и Стрелка променяли космический корабль на летающую тарелку и наконец-то решили вернуться на землю».

******

Другую историю жители Страны Вечного Праздника узнали из газетной статейки под названием: «Пьяный йети спас чупакабру». Дело было так. Две недели подряд в маленьком горном селении мели метели, и по дороге можно было проехать только на снегоуборочной машине или на тракторе. По этой причине настроение у горцев было упадническим: женщины не прекращали жаловаться на неудобства, вызванные погодными условиями, а мужики работали из-под палки, в основном только ели и пили, причем больше пили, чем ели. Был среди них сельчанин, который во время снегопадов подолгу не мылся и не брился, по-видимому, рассуждая: «Кто меня здесь увидит?» С волосами до плеч и заросшим щетиной лицом этот горец двухметрового роста, одетый в длинный тулуп из овечьей шерсти, мехом кнаружи, издалека напоминал огромное волосатое существо свирепого вида. Вблизи это ощущение дополнялось крепким винным перегаром, вперемешку с запахом пота и табака. Настроение у горца было ни к черту. Менялось оно в лучшую сторону только по вечерам, когда большое стадо овец и ягнят было им уже подоено, накормлено, напоено, и это означало, что до утра можно будет отдохнуть. Дома престарелая мать покормила его обильным ужином, и в процессе поглощения пищи горец то и дело заливал себе за воротник. Затем, отужинав, он вышел на улицу, насыпал на папиросную бумагу табака и закурил. В ту же минуту горец услышал, как где-то неподалеку жалобно заблеяла коза. «Наверняка у кого-то из соседей сбежала, — подумал он. — Дверь в сарае, небось, плохо закрыли, вот она на улицу и выскочила». Горец решил её поймать, взял кусок хлеба и протянул ей в руке. Коза моментально учуяла хлебный запах, прибежала, а горец схватил её в охапку и — в дом. Видит он, что бедное животное дрожит как осиновый лист. Понятно, что козочка замерзла до костей. Посмотрел на неё этот сельчанин и, недолго думая, залил ей в рот для согрева пару стаканов вина. Коза тут же перестала дрожать и неожиданно осмелела: вырвала зубами у него из руки кусок хлеба, да так стремительно, что пальцы прикусила. «Ах ты, забияка!» — прикрикнул на неё горец и отправился по соседям искать её хозяина, а козу на время определил в стойло, к своим овцам.

Спустя пару часов все соседи были им опрошены, и выяснилось, что никто из них коз не терял. Вернулся горец в стойло, а там такой шум и гам, какого он в жизни не слышал. Открыл дверь и видит: коза гоняет овец с ягнятами и бьет их по бокам рогами, а те от страха сбились в кучу и истошно блеют. «С вина, что ли, она так озверела?» — подумал горец, а затем повалил козу на землю, скрутил в бараний рог и снова отнес в избу. Только поставил он её на ноги, как коза бросилась в бой на его старуху-мать. Та отчаянно закричала и стала отбиваться от неё сковородкой. «Ну, всё, пеняй на себя, сама напросилась!» — рявкнул горец, схватил козу за рога и залил ей в глотку бутылку вина. Коза слегка пошатнулась, затем рухнула на пол и забылась в пьяном сне. Пользуясь тем, что коза перестала бодаться, горец присел на табурет и стал размышлять вслух: «Я вот что, мать, думаю. Ничьих коз не бывает. Если она не из нашего села, то из соседнего. Вот только из какого? Хотя какая разница? Не буду же я по всем окрестностям её хозяина искать. Делать мне, что ли, больше нечего? Да еще в такую метель… С другой стороны, мне она тоже ни к чему. Я коз не держу. Не люблю я их за своенравность. Отвезу-ка я её лучше в полицию. Пусть они сами её хозяина ищут».

Сказано — сделано. Погрузил горец спящую козу в кабину трактора и повез в ближайший полицейский участок, благо, находился он недалеко, всего в получасе езды. Там его встретила дежурная полицейского участка, крашеная блондинка лет тридцати с хвостиком. При виде двухметрового детины в мохнатом тулупе, с козой на плече, от которого разило винным перегаром, она по привычке схватилась за резиновую дубинку. Впрочем, когда он вежливо представился и объяснил цель своего визита, дежурная успокоилась и заулыбалась. С его слов она быстро напечатала в компьютере краткий отчет, попросила положить козу в угол кабинета, и на этом они с горцем попрощались. Единственное, что горец утаил от служительницы закона, это то, что коза была сильно выпивши. Работница полиции в поведении домашнего скота не разбиралась, поэтому поверила горцу на слово, а тот сказал, что коза заснула от усталости. Вскоре в участок прибыли два других полицейских и с порога стали жаловаться на холод и плохую видимость из-за метели. «Хотите по чашечке горячего кофейку? Я вам сейчас приготовлю», — вызвалась дежурная и ушла в подсобное помещение, где стояла кофеварка.

В этот момент пьяная коза проснулась. Впрочем, неизвестно, была ли она пьяной, подвыпившей, или находилась в состоянии глубокого похмелья. Как бы то ни было, сразу после пробуждения у нее возникло желание с кем-нибудь подраться. Поднявшись на ноги, коза тряхнула головой и бросилась в бой. Неожиданно сильным ударом рогов в пах она свалила с ног первого полицейского, а потом принялась бегать по кабинету за другим. Тот оказался шустрее своего напарника, поэтому быстро залез на письменный стол и стал отбиваться от озверевшей козы ногами. Она же не прекращала нападать и настойчиво пыталась прыгнуть на стол. В результате этого всё, что там лежало, было сброшено на пол, в том числе небольшой полиэтиленовый пакетик, заполненный чем-то наподобие стирального порошка. Козу эта вещица заинтересовала, она остановилась и пару раз поддела пакетик рогом. «Не-е-ет!» — бросился на козу с кулаками оклемавшийся от удара в пах полицейский, но справиться с ней оказалось совсем не просто, а в одиночку вообще невозможно. В следующую минуту он был повален козой на пол, и она принялась бодать его в бока и живот. Наконец, полицейскому удалось сгруппироваться и отползти в сторону, а коза, отвоевавшая полиэтиленовый пакетик, приступила к дегустации его содержимого. Ей удалось порвать пакетик рогом, и оттуда высыпался белый порошок. Коза радостно заблеяла и принялась уплетать его за обе щеки, слизывая языком с пола. «Влетит нам теперь по первое число! — проронил сидящий на столе полицейский. — Это же конфискованный кокаин!» «А-а-а!» — простонал в знак согласия лежащий на полу напарник, потирая себе ребра, а потом на четвереньках пополз к двери, и оттуда — на улицу. Выбравшись из полицейского участка, он громко заохал и стал прикладывать снег к больным местам.

В этот момент в кабинет вошла дежурная с двумя чашками кофе в руках. Коза, к тому времени слизнувшая с пола весь порошок, грозно сверкнула глазами и направилась прямо к ней. «Я вижу, у нас козочка проснулась», — только и успела произнести служительница закона, как коза заблеяла и с силой ударила ее рогами по бедрам. Женщина вскрикнула от боли, упала на колени и уронила обе чашки на пол. Похоже, козе к тому времени было уже все равно, что пить и чем закусывать, поэтому она подбежала к кофейным лужицам и принялась жадно слизывать эту жидкость. Дежурная в страхе бросилась обратно в подсобное помещение, прокричав на ходу оставшемуся в кабинете напарнику: «Эта коза ненормальная! Сделай с ней что-нибудь!», — и хлопком закрыла за собой дверь подсобки. Судя по всему, так оно и было. Комбинация алкоголя, кокаина и крепкого кофе произвела в козьем организме химическую реакцию, в результате которой её животная сила и агрессия увеличились в несколько раз. Глаза у козы стали бешено вращаться. Истошно блея, она одним прыжком запрыгнула на письменный стол и столкнула оттуда рогами полицейского. Он упал, вскочил на ноги и, пытаясь от нее загородиться, уронил на пол платяной шкаф, однако, коза с легкостью через него перепрыгнула и, выставив вперед рога, угрожающе блея, пошла на служителя закона. Ища спасения, он залез под стол и стал отбиваться от нее ногами. «Ну, все, тебе конец!» — прокричал полицейский, достал из кобуры пистолет и навел дуло на козу. Это предупреждение нисколько на нее не подействовало, и она еще раз с силой его боднула. Прогремел выстрел, и полицейский истошно закричал. Штанина его униформы окрасилась красным цветом. На звук выстрела и крик полицейского к дверному проему трусливо, на дрожащих ногах приблизились дежурная и другой полицейский, и они с ужасом стали смотреть на своего напарника с простреленной ногой.

«Господи, что же теперь делать?» — увидев окровавленную конечность сидящего под столом полицейского, ахнула дежурная, а ее напарник схватился за рацию и стал вызывать помощь. «У нас тут коза, мать её за ногу, нажралась кокаина и теперь бросается на всех, как сумасшедшая, и еще один раненый от огнестрельного оружия прямо тут истекает кровью!» — кричал он в радио, а дежурная испуганно ахала, схватившись руками за лицо и тараща глаза. Однако раненый полицейский решил не сдаваться без боя и снова навел на козу дуло пистолета. «Не надо, пожалуйста, не рискуй! Ты сейчас не в форме! Тебе сложно сконцентрироваться! Не дай бог, себе что-нибудь опять прострелишь!» — наперебой стали уговаривать его напарник с дежурной. Но полицейский никого не слушал и дрожащей рукой, с трудом удерживая пистолет, навел дуло на козлиную морду. Дежурная решила этому во что бы то ни стало воспрепятствовать и помчалась к сидящему под столом полицейскому, чтобы отнять у него оружие. В этот момент прогремел второй выстрел. Пуля попала в большую круглую лампу, которая упала дежурной полицейского отделения на голову. Женщина пошатнулась, рухнула навзничь и потеряла сознание. Коза подбежала к ней и, словно желая удостовериться в своей победе над противником, обнюхала дежурной голову. Затем она ударила рогами свалившуюся с неё полицейскую фуражку и в довершении обильно в неё помочилась. Все это время стоявший в дверном проеме полицейский наблюдал за происходящим с открытым ртом и гримасой ужаса на лице. Наконец, он вышел из ступора и, взяв в руки стул, яростно врезал им несколько раз козе по спине. Офисная мебель оказалась крепкой, и полицейскому удалось прижать козу стулом к стене. Однако он не учел того, что когда вошел с улицы в полицейский участок, к подошвам его ботинок налипло снега, а потом этот снег растаял и превратился в лужу. На ней полицейский поскользнулся и упал на пол. Коза тут же набросилась на него и принялась бодать в пах, а полицейский стал отбиваться от нее стулом.

Завершилась эта история тем, что вызванная по рации бригада спецназа и бригада скорой помощи прибыли в полицейский участок. Войдя туда, они увидели лежащую на полу дежурную в бессознательном состоянии, сидящего под столом в луже крови одного полицейского и другого, отбивающегося от козы стулом и кричащего: «Ребята, уберите от меня эту рогатую паразитку, а не то она меня евнухом сделает!»

******

Шутки шутками, но отсутствие у населения Страны Вечного Праздника такого свойства характера, как дисциплинированность, порождало легкомысленный подход к работе и чудовищную безалаберность. Жилые дома возводились где угодно, без учета геологических и других природных условий. Последствием этого были снежные обвалы, наводнения и даже землетрясения, от которых, как известно, не спрячешься и не убежишь. Да и бежать чаще всего было некуда, так как приобретенная жилая постройка в опасном для проживания месте зачастую была единственной. Оставалось только привыкнуть и приспособиться к тому, что ежегодно трясет, затапливает или заваливает снегом. А кому-то в Стране Вечного Праздника пришло в голову построить аэродром для вертолетов рядом с длинной цепочкой ветряных электрогенератов, и летчикам во время взлета и посадки приходилось маневрировать между лопастями ветряных мельниц. К сожалению, привычка работать спустя рукава наблюдалась у жителей Страны Вечного Праздника практически в любой сфере деятельности. Расскажу пару таких историй.

Как-то раз у нас с мужем сломался статический велосипед — стали плохо вращаться педали. Этот тренажер был на гарантии, поэтому отремонтировать его должны были бесплатно. Мы позвонили в техслужбу, и после двухмесячного ожидания, наконец, пришел техник. Он повозился с велосипедом около часа и сказал, что всё отремонтировал. «Что там была за проблема?» — спросила я. «Ерунда, погнулась ось у педали, и я заменил её на новую», — ответил техник. На этом мы распрощались. В тот же день я села на тренажер, но только начала вращать педалями, как заметила, что дисплей вышел из строя: он перестал отображать программы тренировки и другую информацию. Пришлось снова засесть за телефон в надежде, что техслужба быстро устранит эту проблему. Через полчаса я туда дозвонилась и пожаловалась на то, что после починки педали у велосипеда перестал функционировать дисплей. Женщина на другом конце телефона поспешила меня успокоить: «Не волнуйтесь! Такое часто бывает. Внутренне устройство у тренажеров почти, как у людей. В человеческом организме все взаимосвязано, и у тренажеров тоже. Начинаешь чинить одно, и тут же выходит из строя другое». Спорить с ней я не стала и решила подождать прихода техника. Но ждать его пришлось долго. Появился он только через месяц, нежно прижимая к груди, как младенца, чемоданчик с инструментами. Он повозился некоторое время с велосипедом, а затем с грустным видом сообщил мне, что причиной поломки на этот раз является проводок. «Понимаете, — пустился он в разъяснения, — когда я менял сломанную ось педали, то при разборке задел за магнит, а он в свою очередь потянул за собой тоненький проводок, отвечающий за передачу сигналов от педалей к дисплею. Вот он-то и порвался. Чисто технически заменить этот проводок нетрудно, но сначала нужно будет заказать его на фабрике по производству статических велосипедов и подождать, чтобы его нам оттуда прислали». Выяснилось, что это займет ещё как минимум месяц. Именно столько мне пришлось ждать починки тренажера. Однако на этом проблемы не закончились. Через неделю после ремонта на одной из педалей порвалось резиновое крепление. Я снова позвонила в техобслуживание. Выслушавшая мою жалобу женщина быстро отреагировала и не заставила долго ждать очередной починки. Знакомый техник, переступив порог моей квартиры, радостно заулыбался: «Что же это за напасть такая с вашим тренажером? Да Вы не волнуйтесь! Я все исправлю!» Он осмотрел велосипед и с широкой улыбкой на лице объяснил, почему это произошло. По его словам, у нашего велосипеда оси педалей стояли неровно, то есть несимметрично, поэтому на одну из них приходилось больше нагрузки, чем на другую. «Но Вы же сами поменяли эту ось несколько месяцев назад!» — возмутилась я. «Ну и что?! Все в мире портится и ломается, в том числе велосипеды, — отрезал техник и с пуленепробиваемым выражением лица добавил: — Я работаю с конкретной проблемой, а не занимаюсь настройкой вообще. Когда Вы меня вызвали по поводу сломанной оси, я ее заменил, а выравнивание осей — это другая задача, требующая дополнительного времени». «Вы что издеваетесь?! Мы с мужем и так из-за бесконечных поломок этого тренажера несколько месяцев им не пользуемся! — не выдержала я. — И что прикажете делать, если после выравнивания осей у велосипеда снова порвется какой-нибудь проводок и перестанет функционировать дисплей?» «Тогда вы снова обратитесь в техслужбу, и я устраню эту поломку», — с нескрываемым безразличием ответил техник. После его ухода мне вспомнилась история, которую однажды рассказал мой отец. В советские времена сосед из квартиры напротив в свободное от работы время занимался починкой телевизоров. И вот как-то раз этот мужчина заложил за воротник и раскрыл моему отцу свой секрет. Во время каждого визита он чинил одну поломку и одновременно с этим создавал условия для того, чтобы в отремонтированном им телевизоре вскоре произошла другая. К примеру, менял перегоревшую лампочку на новую, а стоящую рядом выкручивал, при замене одного проводка надкусывал пассатижами другой, и т. п. По-видимому, точно так же ремонтировали тренажеры работники техобслуживания в Стране Вечного Праздника.

Помимо прочих нелепостей, в этом европейском государстве приходилось платить водопроводчику за обнаружение неполадки иногда даже больше, чем за ее устранение, а за вызов в выходные дни водопроводчики брали втрое больше обычного, то есть тариф был чрезмерно завышенным. Другим чудовищным недостатком сервисного обслуживания было то, что на ожидание и разговоры уходило большое количество времени. К примеру, чтобы расторгнуть договор с какой-либо телефонной компанией требовалось звонить туда больше часа, а затем еще час отвечать на вопросы: «Как Вас зовут?», «Вы действительно проживаете по такому-то адресу?», «Сообщите нам причину, по которой Вы больше не желаете пользоваться услугами нашей компании?», «Действительно ли Вас не устраивают наши тарифы?», «В курсе ли Вы всех предлагаемых нами услуг?». Этот разговор представлялся бесконечным еще и потому, что отвечать на одни и те же вопросы приходилось поочередно нескольким телефонистам. Казалось бы, за десять минут разговора с одной работницей компании, вы всё о себе ей уже сообщили и полностью удовлетворили её интерес, как вдруг она подытоживает: «Хорошо, я Вас поняла, но теперь согласно нашему протоколу Вы должны повторить всё Вами сказанное другому нашему сотруднику, с которым я Вас сейчас соединю». Продолжалось это час, и больше, что выглядело самым настоящим издевательством, и, естественно, такой метод — брать измором — не единожды доказал свою эффективность. Многие из тех, кто был недоволен работой своей телефонной компании, в конце концов, не выдерживали и вешали трубку, что означало полную и безоговорочную победу телефонной компании над своими клиентами, поскольку сменить её на другую им так и не удавалось.

******

Одним-единственным плюсом всех видов сервиса была неизменная вежливость работников сферы обслуживания. Независимо от своей профессии, жители Страны Вечного Праздника старались быть деликатными и ни с кем не ссориться. Даже когда начальнику предстояло отчитать своего подчиненного, то, крича во всю глотку и стуча кулаком по столу, ему, тем не менее, удавалось вставить в свой сокрушительный монолог несколько учтивых фраз: «Ах, ты такой-растакой! Прошу прощения за резкость… Как ты посмел без моего разрешения это сделать?! У тебя что с головой не всё в порядке?! Извини за излишнюю прямоту… Ты что белены объелся?! Совсем ничего не соображаешь?! Не в обиду будет сказано…» Кстати, выражение «не в обиду будет сказано» употреблялось населением Страны Вечного Праздника сплошь и рядом. Можно даже сказать, что оно было неотъемлемой частью ругани. К примеру: «Вы — законченный мерзавец и грязная свинья… не в обиду будет сказано». Хотя, возможно, последняя часть фразы относилась не к тому, кого пытались оскорбить, а к кому-то другому, то есть к третьему лицу.

В быту к женщинам часто обращались: «красавица», в том числе, к обладающим поистине отталкивающей внешностью. Очевидное двуличие порождало внутренний протест, учитывая, что наше естественное стремление — говорить правду, то есть во время вранья человек в душе себя за это осуждает. Очень немногие способны упиваться собственным враньём, поэтому, соврав, тянет за сказанное оправдаться и сказать правду. Именно это обычно и происходило за спиной дамы непривлекательной внешности. Тот, кто в глаза называл её красавицей, пройдя пару шагов, начинал бормотать себе под нос: «Господи, какая уродина!», — либо, завидев другого знакомого, как бы мимоходом, сообщал ему: «Надо же, как не повезло Карменсите с внешностью: ноги колесом и рожа лошадиная!» Сдается мне, что если из лексикона жителей Страны Вечного Праздника убрать всю эту притянутую за уши и вымученную любезность, то их жизнь стала бы намного легче, а совесть — чище.

Описанное выше несоответствие слов и мыслей порождало другой феномен менталитета у населения этого государства. Практически ко всему на свете они применяли выражение: «одно другому не мешает». В газетах печатались объявления: «Безутешная вдова восьмидесяти лет хочет познакомиться с красивым, статным и абсолютно здоровым мужчиной приблизительно своего возраста»; «Продаю почти новый автомобиль с 400 000 км пробега»; «Сдается квартира в центре города, до ближайшей остановки — 20 минут ходьбы». В Стране Вечного Праздника никто не боялся быть неправильно понятым, выразившись: «порядочный мужчина с низменными чувствами» или «остроумная девушка с приземленным мышлением». При подаче куррикулума на вакансию директора супермаркета можно было добавить: «В том числе, согласен на место кассира или рабочего склада», — и это не расценивалось, как нечто неуместное и нелогичное. Как-то раз мощный тайфун, пришедший с моря, разрушил в прибрежном городке Страны Вечного Праздника приморские ограждения, и водой залило все прибрежные здания. Помимо материального ущерба, во время этого штормового циклона погибло несколько человек. На следующий день на одной странице местной газеты было опубликовано соболезнование семьям погибших, а на другой — был объявлен конкурс на лучшее фото тайфуна (ставшего причиной их гибели). Даже у президента этой страны случались осечки такого типа. Однажды в Стране Вечного Праздника скоростной поезд сошёл с рельсов и опрокинулся, в результате чего погибло около ста человек и несколько десятков получили ранения. Президент немедленно отреагировал на произошедшее и отправил в главные газеты своё официальное соболезнование пострадавшим и семьям погибших, в одном из параграфов которого было написано: «… и желаем скорейшего выздоровления всем погибшим во время этого ужасного землетрясения».

******

Жители этого европейского государства пользовались на все сто правом на свободу слова и на дух не переносили запретов. То, чего позволить себе было нельзя, они пытались разнообразить хотя бы небольшой лазеечкой. Скажем, ходить по улицам голышом в Стране Вечного Праздника было запрещено, но при этом один день в году позволялось разгуливать в общественных местах в нижнем белье. Это зрелище наводило на мысль, почему на нудистских пляжах загорают только нудисты? Наверное, потому, что никому не хочется смотреть на их обрюзгшие и покрытые целлюлитом тела. Зато в «День публичной демонстрации исподнего бельишка» смотреть на это все были просто обязаны, поскольку одетые таким образом, а точнее, раздетые, граждане целые сутки попадались на глаза тут и там. Так или иначе, жители Страны Вечного Праздника были исключительно свободолюбивой нацией, а о том, что для них означало свободу, даёт представление следующая история.

Помимо частных и многоэтажных домов типовой застройки, в Перепелках было несколько красивых особняков, возведенных пару веков назад и принадлежавших аристократическим семьям. Хозяева наведывались туда только летом, кто на неделю, а кто на пару месяцев. И вот однажды, в августе, родственники одной пожилой аристократки решили устроить ей на юбилей пышный праздник. Просторный летний сад, расположенный вокруг особняка, они оборудовали столами, стульями и оркестровой площадкой, пригласили несколько десятков гостей, а когда пришли музыканты, то юбилярша и приглашенные, отведав вина и закусок, чинно расселись на стульях и приготовились к прослушанию классической музыки. Только дирижер взмахнул своей палочкой, и оркестр начал выводить красивую мелодию, как вдруг её заглушило ударное «пум-ба, пум-ба, пум-ба!», доносящееся из окон проезжавших по улице автомобилей. Это была сельская молодежь с громко включённой музыкой. Они сделали несколько кругов вокруг старинного дома аристократки, желая показать, что их музыка лучше, а потом куда-то укатили. Установилась долгожданная тишина. Дирижер снова взмахнул палочкой, и оркестр послушно заиграл. Но вот по той же самой улице зашагал местный отряд горнистов и барабанщиков, дудящих и ритмично отбивающих: «та-ра-та-та-та, та-ра-та-та-та!». По-видимому, звуки оркестра, раздававшиеся за высоким каменным забором, воодушевили горнистов и барабанщиков, поэтому они не свернули на другую улицу, а стали совершать круги вокруг старинного дома. Затем снова появилась сельская молодежь на двух машинах, из открытых окон которых раздавалось оглушительное: «пум-ба, пум-ба, пум-ба!». И вот звуки десятка барабанов с парой-тройкой горнистов, а также звучащая на всю улицу поп-музыка полностью заглушили классическое музыкальное произведение, исполняемое для юбилярши и её приглашённых. В качестве сторонней наблюдательницы, я стала ждать, чем дело кончится.

Для сравнения, предлагаю обратить свой взор на другие страны. Если бы это происходило в России, то скорее всего из ворот богатого особняка вышел бы хорошо одетый мужчина, достал из кошелька пару купюр и щедро наградил ими любителей поп-музыки, кружащих на машинах вокруг летнего сада с играющим там оркестром, а потом дал бы каждому горнисту и барабанщику на мороженое, с тем условием, чтобы все они в течение суток не приближались к этому месту на пушечный выстрел. Если бы вышеописанное произошло в одном из центральных государств Старой Европы, там, где жители строго соблюдают правила и нормы общественного поведения (например, в Австрии), то на балконах особняка, скорее всего, были бы вывешены плакаты: «Убедительно просим не шуметь! Идет концерт классической музыки!», и это произвело бы на пешеходов и автомобилистов желаемый эффект. В таком государстве, как США, при попытке кого бы то ни было помешать игре оркестра, в окне верхнего этажа виллы появилась бы виновница торжества — пожилая аристократка. Эта старушка навела бы на толпу дуло своей винтовки с оптическим прицелом, а потом вежливо попросила бы горнистов, барабанщиков и сидящих в машинах любителей поп-музыки не мешать ей: наслаждаться оркестровой музыкой, и заодно предупредила бы их о том, что из-за болезни Альцгеймера она в состоянии сосчитать только до трёх. В Китае и других азиатских государствах, вероятнее всего, проезжающие мимо водители и проходящие мимо пешеходы, заслышав классическую музыку, припарковали бы неподалеку свои машины, сложили бы в кучу горны с барабанами, а затем выстроились в шеренги и стали бы старательно выполнять под эту музыку плавные упражнения тай-чи.

Однако в Стране Вечного Праздника царило свободолюбие, поэтому местная молодежь на автомобилях с включенной на всю мощь музыкой, да ещё горнисты с барабанщиками продолжали кружить вокруг летней виллы с играющим на её территории оркестром. После пятого круга барабанщики встали около летнего сада и попытались повторить своим горно-барабанным исполнением звуки доносившейся классической музыки. Несмотря на то, что у них это получалось так себе, старались они на славу. Именно тогда я впервые услышала музыкальную композицию, состоящую из классических мелодий, перемежающихся пронзительным звучанием горнов, барабанным боем и песенным оформлением: «Иди ко мне, красотка, е, е, е…» Даже после часовой осады особняка горнистами, барабанщиками и любителями поп-музыки никто из родственников и гостей аристократки не вышел оттуда и не попытался договориться с расшумевшейся молодежью. Объяснялось это осознанием жителей Страны Вечного Праздника того, что у всех есть право на свободу самовыражения, в том числе, когда самовыражение выглядит, как неуважение.

******

Отсутствие дисциплины у жителей Страны Вечного Праздника нередко приводило к неразберихе, массе недоразумений и привычке из мухи делать слона. Об этом — следующая история. Как-то раз в окрестностях Перепелок пастушья собака, сторожившая стадо коз, свалилась в горную расщелину. Пастух, услышавший ее громкий лай, доносившийся из-под земли, не теряя времени, побежал за подмогой в деревню. Однако никто из сельчан не отважился спуститься за ней в расщелину между скал. Тогда пастух позвонил в службу спасения. Через час на место происшествия прибыла бригада спасателей, и один из них вызвался достать несчастное животное. Он надел на себя необходимое снаряжение, спустился на тросе в расщелину, но когда собака его увидела, то повела себя очень агрессивно. То ли она решила, что пещера — это её новое жилище, то ли этот спасатель не внушал ей доверия. Как бы то ни было, вместо того, чтобы радостно завилять хвостом и благодарно уткнуться ему мордой в колено, собака набросилась на него с громоподобным лаем и укусила за руку. «Ай!» — вскрикнул спасатель, а рассерженная его появлением псина вдобавок к этому вцепилась ему зубами в икроножную мышцу. «Спасите! — завопил спасатель, задрав голову вверх и умоляюще глядя на своих коллег. — Белены она, что ли, объелась?! Меня уже два раза цапнула! Пришлите ко мне кого-нибудь на подмогу! Мне одному с ней не справиться! Как я надену на неё страховочные ремни, если она постоянно кусается?!» «Ты бы её своим бутербродом угостил, тогда договориться было бы проще!» — дал ему совет один из напарников, наблюдающих за происходящим с края ущелья. «Нет у меня бутерброда. Я его уже съел», — отвечал спасатель. «Ладно! Не дрейфь! — прокричали ему сверху коллеги. — Мы сейчас к тебе кого-нибудь спустим». Покусанный спасатель ретировался в дальний угол горного ущелья, подальше от разъяренной псины, а через пару минут на помощь ему по противоположной стороне расщелины стал спускаться другой спасатель, однако, потерпел в этом фиаско. На той стороне скалистого ущелья, которую он выбрал для спуска, было множество острых каменистых выступов. Спасатель стал быстро съезжать на рапели вниз, ударился ногой о выступ и в ту же секунду завыл от боли. Стоявшие наверху напарники наперебой принялись расспрашивать его о том, что произошло. «Нога! Ой, мамочки! — запричитал спасатель. — Какая ужасная боль! Мне кажется, я её сломал…» «Тогда ты на землю встать не сможешь. Нельзя опираться на сломанную ногу, чтобы не осложнить перелом. Не спускайся вниз! Повиси чуток в этом положении, пока мы придумаем, как тебя наверх вытащить!» — приказал ему начальник. Пока спасатели обмозговывали, как поместить своего напарника в висячем положении на носилки и поднять на тросах вверх, все это время с сидящего в ущелье спасателя пастушья собака не спускала глаз. Она периодически подбиралась к нему на согнутых лапах и громко рычала, а он бросал в ее сторону камни и жалобно кричал: «Ребята! Вы когда сюда кого-нибудь спустите? Я уже не знаю, как от этой злобной псины отбиться!»

Разумеется, бросать его на произвол судьбы никто не собирался, просто сложилась такая ситуация, что нужно было решать, кому оказывать помощь в первую очередь. Наиболее тяжело пострадавшим, вне всякого сомнения, был поранивший ногу напарник, поэтому спасатели предприняли попытку спуститься к нему с носилками. В их опыте такое было впервые, и этим объяснялась допущенная ими ошибка. Вместо того чтобы спуститься вниз кому-то из спасателей, сначала были спущены носилки. К тому же спасатели их не удержали, и этими носилками со всей силы ударило по голове напарника с поврежденной ногой. Он громко вскрикнул, отпустил веревку и, обмякнув всем телом, повис на страховочном поясе. «Ну, дела!» — почесал в затылке начальник и принялся по рации вызывать другую бригаду спасателей, а ещё ловцов собак. Первыми на месте происшествия появились спасатели, которые, услышав историю о печальном опыте своих коллег, решили не импровизировать. Чтобы оказать помощь двум людям и собаке, начальник прибывшей бригады приказал осуществить два спуска, по обеим сторонам ущелья, и оборудовать их канатными лестницами. Спасатели приступили к работе, но дело двигалось не так быстро, как этого требовали обстоятельства. Затем прибыли ловцы собак, и один из них вызвался спуститься в расщелину, чтобы обезвредить разъяренную псину. «Подожди пару минут! — спешно надевая на себя страховочный пояс, прокричал он до смерти перепуганному спасателю, отбивавшемуся от нее в ущелье. — Сейчас я к тебе спущусь и отловлю собаку сачком!» Он подошел к краю расщелины и в подтверждении своих слов принялся размахивать большим сачком из стороны в стороны: «Вот этим! Видишь? Сейчас спущусь и поймаю им собаку!» В ту же минуту сачок выпал у него из рук и, пролетев несколько метров вниз в ущелье, накрыл, как платком, спасателя, на которого нападала собака. От удара сачком с него слетела каска, упала на землю, и в тот же момент на ней погасла лампочка. В темноте спасатель с сачком на голове принялся кружить на месте, задевая головой о скальные выступы, пока не упал от контузии, лишившись чувств. Стоящие на краю расщелины спасатели и ловцы собак с ужасом наблюдали за происходящим. Наконец, начальник первой бригады спасателей пробормотал: «Остается только позвать на помощь военных…», — а начальник второй бригады добавил: «И врачей с санитарами…»

Так они и поступили. Вскоре послышался шум приземлившегося вертолета. Оттуда выбежала группа солдат в пятнистой униформе и их военачальник. «На первый-второй рассчитайсь!» — гаркнул капитан, а затем приказал пятерым солдатам выйти из строя, надеть страховочные пояса и спуститься на рапели в горную расщелину. «Возьмите сачок! Он вам пригодится!» — протянул его солдатам один парень из группы ловцов собак. «Отставить! — крикнул капитан. — Обойдемся без ваших сачков!» По приказу своего начальника солдаты вдели тросы в скальные крепления и за пару минут спустились в расщелину, где их поджидала пастушья собака. Она бросилась на одного из солдат и прокусила ему штанину, а затем отпрыгнула за большую каменную глыбу, не прекращая рычать. «Собаку нужно обездвижить! — сообщил капитану укушенный ею солдат. — Так просто ее не поймаешь! Очень уж верткая, зараза!» «Сейчас решим эту проблему!» — пообещал сверху капитан и приказал своим подчиненным бросить в расщелину несколько флаконов со слезоточивым газом. Никто из них не осмелился воспротивиться этому приказу, а зря. Через пару минут капитан понял, что принял неправильное решение, но было уже поздно. От слезоточивого газа пострадала не только собака, но и пятеро солдат. Когда они упали без чувств, капитан задумался, почесал в затылке, покряхтел и отдал приказ больше никому в расщелину не спускаться. «Подождем, пока там всё как следует проветрится», — сказал он. Через пару часов на арене событий появилась группа местных спелеологов — десяток мужчин с тяжелыми рюкзаками и тросами на плечах. Они заверили спасателей, что хорошо ориентируются в пещерах, и в мгновение ока спустились на веревках вниз. Бросив беглый взгляд на лежащих в горной расщелине людей и собаку, спелеологи вслух им посочувствовали, а затем разделились на подгруппы и исчезли в пещерных ходах, напоследок прокричав стоящим вверху: «Интересное тут место! Надо бы эти подземные галереи внимательно обследовать!»

На следующем вертолете к месту происшествия прибыла бригада врачей с санитарами. К тому времени спасатели оборудовали обе стороны расщелины канатными лестницами, по которым медики спустились к пострадавшим и спасатели сумели поднять на носилках своего напарника со сломанной ногой, все это время висевшего на веревке в бессознательном состоянии. Ему еще раз крепко досталось тяжелыми носилками, однако, на этот раз не по голове, а по больной ноге. От удара ими он пришел в чувство и истошно закричал, тогда медики сделали вывод об отсутствии болевого шока и оценили состояние травмированного, как среднетяжелое. Затем у одного из врачей во время спуска по канатной лестнице слетел с плеч рюкзак с набором медицинских средств, предназначенных для оказания первой помощи пострадавшим, и, пролетев несколько метров вниз, упал на голову лежащему в пещере солдату, дополнительно его контузив. Когда врачи, военные и спасатели, наконец, сумели спуститься в расщелину, там было такое количество пострадавших, что между желающими им помочь возникли разногласия: кого, как и в каком порядке поднимать на поверхность. Ситуацию полнейшей неразберихи усугубляли противоречивые команды капитана из группы военных и начальника у спасателей. Все, спустившиеся в расщелину, пару минут помялись на месте, наступая друг другу на ноги, а потом приступили к действию. Они стали обвязывать лежащих веревками, а стоящие наверху, у края расщелины, вытягивали их на поверхность. Действия врачей, военных и спасателей были запутанными и хаотическими, и на поверку оказалось, что они привязали собаку к одному из солдат, пострадавшему от слезоточивого газа и потерявшему сознание. Собака поначалу сильно этому сопротивлялась, а потом укусила солдата за руку, отчего тот быстро пришел в сознание, а она принялась лаять ему в ухо. Остальных пострадавших от слезоточивого газа связали по двое и стали тянуть на веревках вверх, причем самого последнего, оставшегося без пары, спасатели сложили пополам, привязав ему руки к ногам, и такой «сарделькой» подняли на поверхность. Во всей этой неразберихе об упавших в расщелину носилках напрочь позабыли, а когда вспомнили, то на них уложили жаловавшегося на боль в ноге врача. Заболела она оттого, что в образовавшейся внизу толкучке по этой ноге ему прошлись своими кирзовыми сапожищами пятеро солдат и несколько спасателей, обутых в ботинки на толстой подошве. В итоге только его вытащили из расщелины в правильном, согласно инструкции по спасению, лежачем положении.

Место указанных событий привлекло внимание широкой общественности. Когда спасатели, военные и врачи выбрались из расщелины, их взору открылось неожиданное зрелище. Журналисты с нескольких телевизионных каналов и вызванный кем-то полицейский наряд опрашивали очевидцев происходящего. На ближайшей поляне обосновались члены десятка спелеологических клубов и примкнувшие к ним местные скалолазы, и все они активно обсуждали происходящее. Другую поляну заняли близкие родственники спасателей, спустившихся в расщелину, и членов местного спелеологического клуба, отправившихся на обследование пещерных ходов. Для родственников спасателей и спелеологов добровольцы разбили палаточный лагерь, а профессиональные психологи пытались успокоить разнервничавшихся женщин, одна из которых к тому же оказалась беременной. Пастух, сообразивший, что всей этой публике нужно чем-то перекусить, уселся там же продавать бутерброды с домашним сыром, сделанным из козьего молока. Его примеру последовали другие сельчане и принялись торговать, кто чем: парным молоком, свежей выпечкой, огурцами, помидорами и прочими овощами со своего огорода. Вместе с тем нашлись желающие оказать безвозмездную помощь всем, собравшимся у расщелины. Сельские рыбаки наловили в речке рыбы, развели костер, сварили уху, и стали угощать ею всех подряд, а местный пекарь обеспечил их свежим хлебом. Чуть поодаль, по велосипедной дорожке, вдоль асфальтированного горного шоссе, прошли манифестации защитников прав животных и синдикатов свободной коммерции продуктов питания. Неподалеку военные стали проводить учения для тренировки навыков выживания в скальных расщелинах, без использования спелеологического снаряжения. В ближайшем поселке всех желающих пригласили на пресс-конференцию, на которой рассказывалось о пользе сыро-молочной продукции и роли пастушьих собак в животноводстве, а в соседних больницах с медперсоналом стали проводить курсы по оказанию экстренной помощи пострадавшим от удара по голове и воздействия слезоточивым газом.

******

Теперь расскажу произошедшую со мной историю. Однажды в Стране Вечного Праздника во время езды на автомобиле по извилистому горному шоссе я увидела взъерошенного мужичка невысокого роста, одетого в тренировочный костюм и бейсболку, стоявшего посреди дороги и размахивавшего руками. Я затормозила, мужичок подбежал ко мне и скороговоркой запричитал: «У меня машина встала. Такая вот неприятность. Ей бы в городе сломаться, где полно народа, так нет ведь, приспичило здесь, в горах, вдали от ремонтных мастерских… Тут вообще никого нет. Помощи попросить не у кого. Если раз в час проедет кто-то мимо, то, считай, повезло. Помоги мне, пожалуйста, я тебя очень прошу!» На обочине я увидела видавшую виды легковушку с выцветшей и местами облупившейся краской. Её водитель, на вид лет сорока, был слегка небрит, непричесан и очень взволнован. «Меня зовут Эустахио. — представился он и спросил: — А тебя как?» Я ответила. «Ты откуда родом?» — «Из России». — «Русская, значит, а я думал, что англичанка. Ты вообще-то на англичанку очень похожа». «Ладно, а что с автомобилем?» — спросила я. «Аккумулятор разрядился, — ответил он. — Найдутся у тебя „крокодилы“, чтобы мне быстренько от твоей машины свой аккумулятор прикурить?» «У меня их нет, — покачала головой я. — Вам, наверное, придётся вызвать эвакуатор и зарядить аккумулятор автомобиля в мастерской». «Я только что в свою страховую компанию позвонил, но мне ответили, что все эвакуаторы сейчас на вызовах, — тяжело вздохнул Эустахио. — Когда хоть один освободится, мне его сюда пришлют, но это будет не раньше, чем через два часа. Так мне сказали. Честно! Я не вру!» «Нда-а-а, дела…» — сочувственно произнесла я. «Слушай, Англичанка! — неожиданно воодушевился он. — Я сейчас открою крышку капота, а ты будь другом, подержи ее на вытянутой руке, ладно? У меня упор — это такой удерживающий крышку штырь — сломался. Если капот захлопнется, то открыть его получится только с десятой попытки. Знать, заржавел он чуток. Так ты подержи крышку капота открытой, а я пойду на дорогу голосовать. Остановлю кого-нибудь с „крокодилами“, и мы быстренько зарядим мой аккумулятор в открытом капоте. Ладно?» Я припарковала свою машину на обочине и, по просьбе Эустахио, стала держать открытой крышку его капота, а он отправился на дорогу и, приложив ко лбу ладонь козырьком, начал всматриваться вдаль.

Через несколько минут он радостно закричал: «Кто-то сюда едет!», — и энергично замахал обеими руками. Затем послышался визг тормозов. Из остановившейся машины выскочил водитель и закричал на Эустахио: «Тебе что жить надоело?!» «Спокойно, профессор! — ответил Эустахио, вытянув руку и выставив вперед ладонь. — Мы все хотим жить, а еще хотим отсюда уехать. В моей машине аккумулятор сел. У тебя „крокодилы“ с собой?» «Нет у меня „крокодилов“, — признался водитель и более спокойным голосом пояснил: — Недавно отдал их двоюродному брату. У его машины аккумулятор часто разряжается. А с чего ты решил, что я — профессор? Я вообще-то менеджером работаю». «Менеджером, говоришь? А с виду, вылитый профессор: в очках, с бородкой, ровнёхонько так пострижен… Ни за что бы не сказал, что ты — менеджер! — заулыбался Эустахио и внезапно посерьезнел. — Ладно, эвакуатор я уже вызвал. Рано или поздно он сюда приедет. Но нам нужна твоя помощь! Если тебе не трудно, подержи мой багажник открытым! Видишь: Англичанка у меня на подхвате держит открытой крышку капота. У меня вообще-то, кроме разрядившегося аккумулятора, есть ещё и другая проблема, посерьёзней: заднее правое колесо спущено. Надо бы его поменять. Для этого из багажника нужно вытащить новое колесо, а проколотую шину положить на его место. Я бы сам всё сделал, но крышка багажника не удерживается в открытом положении, постоянно захлопывается, и, поскольку она чуток заржавела, открыть её снова будет сложно. Так ты это… поможешь, Профессор? Подержишь багажник открытым, пока я буду менять колесо?» «Хорошо», — согласился тот. Водитель сломанного автомобиля завозился, чертыхаясь себе под нос, наконец, открыл багажник, и передал «эстафету» Профессору: «Подержи крышку багажника открытой, вот так, на вытянутых руках, ладно?» Помощник кивнул головой и выполнил просьбу.

Эустахио вытащил из недр багажника колесо, положил его на траву, задумчиво почесал в затылке, крикнул нам с Профессором: «Сейчас приду!», — и снова отправился голосовать. Следующим ему удалось остановить разрисованный фургончик с прикрепленной на крыше доской для занятия водным серфингом. Дверь фургончика открылась, и оттуда вышел водитель — молодой парень в гавайской рубашке, ярких шортах и шлепанцах. Его длинные волосы были убраны в хвост, а руки украшали разноцветные татуировки. Парень окинул удивленным взглядом меня и Профессора, держащих на вытянутых руках крышки капота и багажника, но ничего не сказал. Эустахио поспешил ему объяснить: «Вот, нашел себе помощников, а то капот с багажником, как закроешь, так потом и не откроешь! Заржавели они у меня слегка. Все-таки, что ни говори, сырой у нас климат. Плесень, она же такая проныра, во все щели залезет». Водитель фургончика продолжал на нас удивленно смотреть. «Стоишь, Англичанка?» — бодрящим тоном крикнул мне Эустахио. «Стою», — ответила я, меняя руки, чтобы они не затекли в вытянутом вверх положении. «Держишь, Профессор?» — подбодрил он другого. «Держу», — ответил тот. «Ну и прекрасно! — подытожил Эустахио и обратился к серферу: — К морю едешь, Аквалангист?» «Я не аквалангист!» — отрезал молодой человек. «Да ты не обижайся, это я так сказал, ради шутки. На доске-то своей плаваешь среди рыб, значит, Аквалангист! — пожал плечами Эустахио и продолжил: — У меня аккумулятор разрядился, и одно колесо спустилось. У тебя „крокодилы“ или домкрат есть?» «Только домкрат», — признался молодой парень. «Тогда, слушай… ты мне колесо поменять не поможешь? — бросил на него ласково-просящий взгляд Эустахио. — А то вдруг я нечаянно твой домкрат сломаю! С чужими-то вещами управляться несподручно. Можно так набедокурить, что мне перед тобой потом стыдно будет…» «Ладно, поменяю, долго, что ли…» — буркнул парень с татуировками, достал из фургончика домкрат и полез под машину Эустахио. Когда автомобиль на домкрате стал подниматься вверх, Эустахио крикнул мне и Профессору: «Ребята, встаньте на цыпочки и постойте так немного! Только капота и багажника не закрывайте!» Совершив над собой усилие, мы встали на цыпочки и еще больше вытянули вверх руки. Вдруг послышался невероятный грохот, домкрат сложился, и машина упала вниз, придавив собой Аквалангиста. В этом момент нам с Профессором ударило по голове крышками от капота и багажника, но мы разом вернули их в прежнее положение. «Ай! Ой! Что же теперь делать? Я и забыл, что у меня ось в машине немного треснутая. Видно она сейчас окончательно и сломалась напополам! — запричитал Эустахио и крикнул нам: — Профессор, Англичанка! Держите открытыми капот и багажник! Не то крышки захлопнутся, и Аквалангиста еще больше машиной придавит! Не отпускайте рук, а я побегу звать на помощь!»

Вскоре на дороге послышался сильный гул, и на обочине возле машины Эустахио остановилась группа байкеров. Их было шестеро: пять рослых бугаев и белокурая низенькая девушка хлипкой конституции, которая, однако, как выяснилось позже, по силе и выдержке не уступала байкерам двухметрового роста. Увидев нас с Профессором, держащих на вытянутых руках крышки капота и багажника, и придавленного машиной Аквалангиста, байкеры один за другим ошеломленно проронили: «Что здесь происходит?!» «Вы что сами не видите, лихачи? Человека накрыло моим транспортным средством! Вон, снизу только одна его рука высовывается! — гневно закричал Эустахио и приказал: — Становитесь сейчас же по трое с каждой стороны автомобиля и по моей команде, на раз, два три! — поднимайте ее кверху! Надо срочно вытащить пострадавшего из-под машины!» Байкеры с перепуганными лицами встали по бокам автомобиля и, поднатужившись, его приподняли. В этот момент мне и Профессору снова пришлось встать на цыпочки, а Эустахио полез под машину доставать Аквалангиста. Вытащив оттуда пострадавшего и положив его на траву, он обрушился на него градом пощечин. «Эй, вы все, — крикнул нам Эустахио, — держите машину на весу, не опускайте ее на землю! А не то из-за сломанной оси она развалится на куски, и вас же ими придавит!» «Мужик, а ты раньше не мог этого сказать?! — рассерженно крикнул один из байкеров. — Мы бы какую-нибудь подпорку для твоей машины смастачили, хоть из наших мотоциклов». «А ну, молчать, Лихач! — гаркнул на него Эустахио. — Не мешай мне спасать от смерти человеческую жизнь!» «Аквалангист, ты живой?!» — завопил он в лицо пострадавшему, не прекращая отвешивать ему пощечины. «Живо-о-ой! — простонал парень и тихим, еле слышным голосом попросил: — Прекрати меня хлестать по щекам!» «Господи! Счастье-то какое! Теперь меня в тюрьму не посадят! Кто же знал, что ось прямо сейчас возьмет да и сломается? Это же штуковина, а не человек. Она о своих планах никого не предупреждает! — запричитал Эустахио и набросился на пострадавшего с расспросами: — Где у тебя болит? Аквалангист, скажи, где?» «Везде…» — ответил тот и попробовал приподняться на локтях. «А ну, лежать! — гаркнул на него Эустахио. — Ещё что удумал?! Тебе вставать нельзя! У тебя и так еле-еле душа в теле!» «У меня уже тоже, — признался один из байкеров. — Руки болят, не могу… Не чувствую их уже. Машину-то держать на весу не шутка!» В подтверждение его слов загудели остальные байкеры — все, кроме девушки. Она, одна-единственная, стояла с невозмутимым выражением лица, удерживая машину за боковую часть. От натуги байкеры обливались потом, им и впрямь было — не позавидуешь. При тридцатиградусной июльской жаре они стояли в кожаных брюках и косухах, а на ногах у них были высокие ботинки на толстой подошве. Впрочем, мне и Профессору тоже было нелегко. К тому времени обе руки у меня затекли, и этот отек не проходил, несмотря на то, что я меняла их одну за другой. Судя по всему, Профессор испытывал такие же ощущения, поскольку периодически постанывал и задавал один и тот же вопрос: «Господи, когда же приедет эвакуатор?!» Я стояла на цыпочках и мысленно молила Бога о том же: чтобы все это поскорее закончилось. Неожиданно Эустахио решил провести перекличку. Он что есть мочи гаркнул: «Профессор, стоишь?» «Стою, но уже из последних сил», — простонал тот. Затем Эустахио крикнул в мою сторону: «Англичанка, держишь?» «Держу, но руки ужасно затекли!» — отозвалась я. «Потерпите чуток, орлы! Сейчас позвоню в неотложку! — сказал Эустахио и принялся кричать в телефон: — Это Скорая помощь? Слушайте, здесь восемь человек остались без рук, и на одного упала машина! Что? Я же вам говорю: да, восемь. Ошибка исключена. Я их три раза пересчитывал. Что значит: как упала машина? Сверху вниз, конечно! А как она ещё может упасть?! Пострадавший лежал внизу, а машина была над ним, сверху. Пострадал он потом, только, когда она на него упала, а до этого был живым и здоровым. Что? Кто в шоке? Это я в шоке! А все остальные в полном сознании, никто не бредит и не падает в обморок. Приезжайте срочно!» Эустахио сообщил по телефону координаты нашего местонахождения, а потом сделал другой звонок: в службу спасения, и там тоже умудрился всех перепугать. «Пришлите сюда как минимум две бригады спасателей на двух пожарных машинах! — потребовал он. — Одной здесь не обойтись! Как это зачем?! У меня автомобиль на глазах разваливается на куски! От этой поломки может произойти самовозгорание. В машине же горючее! Когда машина загорится, то её воспламенившиеся части покатятся с горы в долину. Кто за ними туда побежит, догонит, остановит и потушит, если одна бригада спасателей будет тушить пожар на горе?! А сейчас этими обломками может придавить людей, которые держат автомобиль на весу. Что? Зачем они это делают? Чтобы машина не развалилась на части, и чтобы не произошло самовозгорания! Неужели непонятно?»

От волнения Эустахио покраснел и стал обливаться потом. С остальными, в отличие от него, это происходило уже давно по причине физического напряжения. Наши силы были уже на исходе, как вдруг на обочине остановился небольшой автобус. Оттуда высыпала толпа ребятни в возрасте семи-восьми лет, а вслед за ними вышло несколько взрослых: водитель автобуса и сопровождающие детей педагоги. «Господи! Наконец-то! — радостно прокричал Эустахио, и голос его от волнения задрожал. — Слава богу, помощь прибыла!» Однако все удерживавшие навесу его машину в этом засомневались. Галдящая ребятня стала носиться вокруг машины Эустахио, невольно задевая нас и толкая, а если учесть, что к тому времени мы и так еле держались на ногах, сохранить вертикальное положение стало еще сложнее. Эустахио принялся неторопливо разъяснять водителю и педагогам, что произошло. Затем он вспомнил о пострадавшем и обратился к взрослым: «Надо бы этого парня уложить на абсолютно ровную поверхность. Что он валяется на траве… Это же человек, а не какая-то ненужная вещица! Еще, не дай бог, в него клещ вцепится или какое-нибудь другое насекомое, и будет потом у парня осложнение медицинского диагноза! Да и земля неровная, с кочками. Неудобно ему так лежать. Можно было бы положить беднягу на заднее сиденье машины, но оно тоже неровное…» Вдруг Эустахио осенило: «Лучше всего поднять Аквалангиста на крышу моего автомобиля! А что? Чем не ровная поверхность? Давайте-ка, помогите мне!» Пострадавший что-то промычал в знак несогласия и приподнял руку в предупредительном жесте, но в следующую минуту Эустахио, педагоги и водитель автобуса схватили его: одни — за ноги, другие — под плечи, и в мгновение ока водрузили на крышу сломанного автомобиля. Судя по громкому крику Аквалангиста, желающие ему помочь не учли того, что она разогрелась от палящего солнца, как сковородка. От боли пострадавший окончательно обессилил и затих. «Аквалангист, ты жив?» — прокричал ему в ухо Эустахио и отвесил пару пощечин. «Жив, — шепотом отозвался тот и чуть слышно попросил: — Не бей меня, пожалуйста!» Чуть живыми к тому времени чувствовали себя и все, кто держал на весу машину, которая из-за лежащего на ней Аквангиста существенно потяжелела.

Эустахио снова начал перекличку: «Англичанка, Профессор, стоите? Лихачи, держите?» В ответ ему мы хором простонали. По-видимому, наш внешний вид и голосовые реакции не оставляли сомнения в том, что долго мы не простоим и вскоре грохнемся на землю в бессознательном состоянии. Эустахио почуял неладное и набросился с криками на водителя автобуса и педагогов. «Что вы стоите сложа руки и смотрите?! — возмутился он. — Помогите удерживать на весу машину, чтобы она не рухнула вниз и не развалилась на части», — и те немедля присоединились к байкерам и ухватились за корпус автомобиля. «Вообще-то я думаю, нами была допущена одна немаловажная ошибка, — многозначительно произнес Эустахио и почесал себе затылок. — Эх, поспешили мы, поспешили… Не надо было Аквалангиста забрасывать на крышу. Если автомобиль развалится, то беднягу опять чем-нибудь придавит. Но думать об этом уже поздно. Пусть лежит себе там и отдыхает. Может, на этот раз пронесет…» Затем он перевел свой взгляд на бегающую вокруг и весело кричащую ребятню. «Эй вы, дети! Идите сюда! Все до одного! — скомандовал им Эустахио. — Будете оказывать первую помощь пострадавшему. Вот этому дяде, который лежит на крыше машины, свесив ноги на лобовое стекло. Чтобы он не потерял сознание от боли, вы должны его постоянно о чем-нибудь спрашивать, понятно?» «Понятно!» — хором откликнулись дети и набросились на Аквалангиста с расспросами: «Ты знаешь, почему днем светит солнце, а ночью луна?», «Сколько будет, если три помножить на три, а потом еще на раз на три и, в конце, отнять двенадцать?», «Твоя машина тоже часто ломается?», «У тебя есть невеста?», «А собака?», «Как ее зовут?». «А-а-а…» — стонал Аквалангист, отмахиваясь от них и закрывая лицо руками. К счастью, ему, мне и всем остальным участникам этих событий мучиться больше не пришлось. На место происшествия одновременно прибыли восемь машин скорой помощи, две бригады спасателей на пожарных машинах и долгожданный эвакуатор.

******

В описанной выше истории Эустахио неслучайно наделил меня прозвищем Англичанка. Жители Страны Вечного Праздника обожали выяснять у туристов и эмигрантов, откуда они приехали. Об этом будет мой следующий рассказ. Как-то раз я загорала на пустынном пляже, радуясь тому, что в середине сентября было всё еще жарко, а поток туристов окончательно схлынул. Время было обеденное, и так получилось, что на пляже я находилась совсем одна. Это было и странно, и приятно, и неожиданно. Впрочем, наслаждаться тишиной и покоем мне пришлось недолго. Минут через пять после того, как я вытянулась на полотенце и подняла глаза к небу, неожиданно передо мной возник женский силуэт. Это была дама лет сорока, в длинном цветастом платье. Она спросила: «Вы говорите на нашем языке?» — «Да, а что?» — «Просто я подумала, что Вы — туристка из Финляндии. Скажите, Вы мою собаку здесь не видели?» — «Какую?» — «Да как Вам сказать? Обычную, среднего роста, белую с черными пятнами». «Нет, не видела. Может, она от Вас в город убежала?» — предположила я. «Это исключено! — отрезала хозяйка собаки. — Что ей там делать? В городе животному и побегать-то негде. Если только по улицам, но это опасно: нынче столько велосипедистов развелось! Не говоря уже о том, что на дорогах полно машин. Да и вообще, в такую жару находиться в городе — никакого удовольствия! Моя собака там бы не осталась!» «Куда же она, в таком случае, могла деться?» — спросила я. «А вдруг она уплыла?! — выдвинула неожиданную версию хозяйка собаки. — Я в Интернете видела плавающих собак. Некоторых животных владельцы специально этому обучают, а у других собак есть такой врожденный талант». «Ну, тогда плывите за ней!» — улыбнулась я. «Я плавать не умею, не научилась в детстве, — призналась женщина и добавила: — Надо попросить об этом пляжных спасателей! Пойду-ка я их поищу», — с этими словами она побрела по пляжной косе прочь, но, как выяснилось позже, напрасно, поскольку пляжных спасателей, наблюдавших за нами из-за дюны, пробрало любопытство, и они сами решили узнать, в чем дело.

Спустя пять минут, двое парней в шортах и футболках одинаковой сине-бело-красной расцветки подошли ко мне и спросили: «Что тут происходит? Кто-то что-то потерял и не может найти?» «Вон та женщина потеряла свою собаку», — указала я в ее сторону. «И где сейчас это животное?» — «Хозяйка собаки считает, что в море». — «Она что решила утопиться?» — «Собак-утопленниц не бывает». — «Откуда Вы знаете? И вообще, Вы сюда из Польши приехали?» «Нет, не из Польши», — ответила я. В этот момент хозяйка собаки замахала нам руками и повернула в нашу сторону. Когда она подошла к пляжным спасателям, они приступили к опросу: «У Вас какая собака?» Она ответила: «Обычная, среднего роста, шерсть у нее средней длины, окрас — белый с черными пятнами». «Хорошо! — приободрился спасатель. — В нашем деле главное — знать, кого спасать». «Пошли к катеру! — скомандовал он своему напарнику. — Я его поведу, а ты и эта женщина будете внимательно смотреть в воду и выкрикивать собаку по кличке, на случай, если она успела далеко уплыть, чтобы она на ваш зов откликнулась и вернулась! Имейте в виду: будем спасать только эту! Других собак на борт не брать! У нас всё-таки катер, а не трансокеанский лайнер. Количество посадочных мест в нем строго ограничено!» Я удивилась: «Откуда в море собаки?!» «Если одна уплыла, то на это способна и другая. Дурной пример заразителен! — осадил меня пляжный спасатель и крикнул хозяйке потерянной псины и своему напарнику: — Всё, давайте, пошли! Промедление собачьей смерти подобно!» Вдруг раздался крик: «Подождите!» «Это кого еще сюда несет?» — прищурилась женщина на бегущего к ним со всех ног мужчину в гидрокостюме, с водными лыжами в руках. Неожиданно её осенило: «Так это же мой двоюродный брат!» Тот подбежал к нам и перво-наперво обратился ко мне с вопросом: «Здравствуйте, Вы — румынка?» Выяснив, что это не так, он пожал плечами и, оживленно жестикулируя, заговорил со своей родственницей. Когда мужчина узнал, что у нее пропала собака, то незамедлительно предложил свою помощь. «Я вообще-то планировал покататься на водных лыжах, — пояснил он. — Договорился с одним бывшим рыбаком. Все равно у него катер в порту стоит без дела. Этот рыбак согласился меня покатать, но ради спасения собаки могу перенести это занятие на другой день». «Хорошо, — согласился спасатель, — чем больше помощников, тем лучше! Тогда поступим иначе. Я буду управлять одним служебным катером, а мой коллега — другим. Я возьму себе на борт женщину, а Вы, мужчина, зацепите трос за катер моего коллеги и будете ехать сзади него на лыжах. Не забудьте самого главного: звать собаку надо громко, не жалея голосовых связок, а то она нас не услышит и не приплывет!» Остальные кивнули ему головами в знак согласия, после чего они вчетвером отправились к морю.

Только я вытянулась на полотенце, как вдруг рядом раздалось: «Это Вы ищите собаку?» Я повернулась в сторону говорящего и увидела перед собой мужчину в полосатой рубашке и хорошо отглаженных, со стрелками, зеленых брюках. Тот вежливо пояснил: «Я услышал издалека, что Вы говорили с пляжными спасателями о какой-то собаке. Это у Вас она потерялась?» «Нет, не у меня, а у той женщины», — махнула я в ее сторону рукой. «А какая она?» — «Говорит, что обычная, среднего роста, белая в черных пятнах». — «Хорошо, пойду и озвучу объявление. Я работаю ведущим на здешнем радио. Просто решил в обеденный перерыв прогуляться по пляжу. Кстати, а Вы — немка?» Я отрицательно помотала головой, после чего мужчина попрощался со мной и отправился на работу. «Вот ведь сколько суеты из-за собаки, которая, наверняка, бегает где-нибудь по городским улицам и в ус себе не дует…» — подумалось мне, и я снова легла на полотенце и закрыла глаза. Однако спокойно позагорать мне так и не удалось. Через несколько минут я услышала беседу женщины и девочки подросткового возраста, остановившихся около меня на небольшом расстоянии. Обе они были одеты в кумачово-красные майки на бретельках и гранатовые брюки. «Мам, это та женщина, от которой радиоведущий узнал о потерянной собаке? Наверное, она приехала сюда из Голландии?» — «Не знаю. Может быть, хотя вряд ли. Голландцы обычно красные, как раки. Приезжают сюда и первым делом отправляются загорать. Лежат часами на солнце, но не загорают, а сгорают». — «А тогда откуда она?» — «Наверное, туристка из Франции. Их здесь много. Их, вообще-то говоря, везде много. В любой стране мира. Французы обожают путешествовать». Затем они подошли вплотную к моему полотенцу, и девочка спросила: «Вам собака нужна?» «Нет», — ответила я. «Но Вы же свою потеряли!» — «Не я, а женщина, которая сидит в катере у пляжного спасателя. Они вместе ищут потерянную собаку в море». С выражением крайнего скептицизма на лице женщина в красном проговорила: «Вряд ли они её найдут. Если только собака заберется на спину дельфину, тогда еще, может, и спасется. А так, маловероятно». Езда собаки на дельфине была столь же маловероятной, как и её плавательно-нырятельные способности, тем не менее, я промолчала. «Так мы вот о чем хотели Вас попросить, — продолжила женщина в красном. — Когда хозяйка погибшей собаки выйдет на берег, скажите ей, пожалуйста, что у нас есть достойная замена ее четвероногого друга». — «Это какая же?» — «Недавно к нам прибилась собака. Тоже обычная, среднего роста, белого цвета, породы бультерьер. Знать, убежала откуда-то и потерялась. Говорят, что собакам этой породы доверять нельзя, но пока что она ведет себя спокойно. Мы ее хорошо кормим, может, поэтому не кусается. Хотя, если честно, нам эта псина ни к чему. Корми её, выгуливай — хлопотно… Так может, её у нас эта женщина заберет? Вы ей об этом, пожалуйста, скажите, когда она выйдет на берег! Мы тут живем неподалеку, вон в том частном доме с зелёной крышей». Я утомленно вздохнула и пообещала передать эту информацию.

Как только женщина и девочка в красном ушли, ко мне направились двое мужчин в ластах и костюмах для подводного плавания. «Мы по радио слышали, что где-то тут ныряет собака и что хозяйка не может ее отловить, — сказал один. — Мы сами собачники, поэтому будем искать пропавшего четвероногого друга бесплатно. У Вас в Швеции собак в море, наверное, тоже спасают?» «Не знаю, спасают ли их в Швеции… — пробормотала я, понимая, что меня в очередной раз приняли за туристку. — А Вы-то где ныряющих собак видели?» «Все охотничьи собаки умеют нырять, — заверили они меня. — Охотник стреляет в утку, она падает в воду, а поиск и доставка дичи — это уже исключительно собачье дело. Не будет же охотник нырять в болото за птицей». От этих версий — плавающих и ныряющих собак — в голове у меня загудело. «Но это же не болото, а Атлантический океан! Ныряющая в морских глубинах собака — это сюрреализм какой-то! — воскликнула я, поражаясь умозаключениям этих людей. — Даже если на нее надеть водолазное снаряжение, она все равно не сможет пользоваться аквалангом…» «Зато собаки умеют нырять!» — не сдавался дайвер.

Следующими на пляж пожаловали члены местного общества защиты животных. Каждый из них держал маску для подводного плавания, на которой был прикреплен самодельный акулий плавник. Эта группа из десяти человек подошла ко мне, и один из них задал уже привычный вопрос: «Вы, конечно, туристка? Из Дании или из Норвегии?» «Нет, не оттуда, — ответила я. — А что это вы несете?» «Это? — обрадовался моему вопросу другой мужчина и с удовольствием пояснил: — Мы из общества защиты животных, и нас очень тронула история с утонувшей собакой. Это прискорбно. Однако при соблюдении мер безопасности трагического исхода можно было избежать. Сейчас мы наденем ласты, маски и погрузимся в воду так, чтобы на поверхности оставался только „акулий плавник“. Эта мера направлена на отпугивание собак, чтобы они здесь не плавали больше и не ныряли. Собаки — умные животные, с высокоразвитым интеллектом, поэтому, когда они увидят плавник большой рыбы, то испугаются и выскочат на берег». «Вы это серьезно?!» — вырвалось у меня. «Конечно!» — закивали члены общества защиты животных. Они помахали мне рукой на прощанье, направились к морю и погрузились в воду. Перед моим взором открылась удивительная картина. Вдоль пляжа рассекали морские просторы два катера, управляемые пляжными спасателями, в одном из которых сидела хозяйка собаки, а за другим на водных лыжах мчался ее родственник. Все вчетвером они во весь голос звали собаку: «Веснушки! Веснушки! Отзовись!», — будто бы она могла неожиданно вынырнуть и ответить им: «Да здесь я! Здесь! Что вы раскричались!» В это же время вдоль пляжной полосы рядком проплывали «акульи плавники», и периодически всплывали на поверхность двое дайверов, занимающихся поиском ныряющей собаки.

Я решила, что происходящее может негативно отразиться на моем психическом здоровье, и решила уйти, но вдруг надо мной нависла большая тень. Она принадлежала высокому мужчине в форме полицейского. «Вы кто? — строго спросил он у меня. — Туристка из Австрии?» «Нет, не туристка, я живу здесь неподалеку, в получасе езды на машине», — ответила я полицейскому развернутой фразой, поскольку на вопросы блюстителей порядка принято отвечать именно так. Полицейский поправил пояс у себя на брюках, кашлянул и отчеканил: «Меня направили сюда из участка по делу пропавшей собаки. Для выяснения обстоятельств этого происшествия я должен опросить очевидцев». «Какого происшествия?» — переспросила я. «Украденной собаки». — «Её никто не крал. Она потерялась. И вообще, спросите об этом её хозяйку. Она вон там, на катере, вместе с пляжными спасателями выкрикивает по кличке свою собаку». — «Хозяйка может ошибаться или чего-то не знать. Показания свидетелей обычно бывают более точными». — «Хорошо, а причем здесь я?» — «Вы на пляже одна, значит, свидетельница. Кроме вас ее никто не мог здесь увидеть». — «Да не видела я никакой собаки, честное слово!» — «В таком случае, логично задастся вопросом: чью собаку ищет эта женщина? Это её собака или чужая?» «Понятия не имею», — уставшим голосом проговорила я и, решив на этом окончательно завершить свой пляжный отдых, начала одеваться и собирать в сумку вещи. К тому времени было очевидно, что спокойно позагорать мне не удастся. Зато проблема пропавшей собаки наконец-таки разрешилась сама собой.

Пожилая женщина в белом брючном костюме ступила на пляжный песок и замахала рукой полицейскому, крича: «Эй! Эй! Вы мне нужны!» Рядом с ней на поводке вышагивал головастый английский бульдог, а другой рукой она тащила за ошейник ту самую потерянную собаку среднего роста и черно-белой окраски. По мере приближения к нам женщина прокричала: «Хорошо, что у нас небольшой городок! Всё, что теряется, быстро находится. Мне прохожие сказали, что здесь кто-то потерял собаку, и описали её внешность. Так это, я думаю, она!» С катера хозяйка заметила свою внезапно обнаружившуюся пропажу, приказала пляжному спасателю рулить к берегу, и, ступив на песок, со всех ног помчалась к своей собаке. «Где же ты была, деточка моя, Веснушки?!» — набросилась она на нее с объятьями. «В городе, на центральной площади, около цветочного магазина, — ответила за неё хозяйка бульдога, и кивком показала на собак: — Чуть не совокупились. Я еле их растащила». «Ваш пёс пытался оседлать мою собаку?!» — возмутилась владелица Веснушки. «Нет, это Ваша собака спровоцировала моего Снежка!» — негодующе возразила хозяйка бульдога. «Господи, ну какая разница!» — невольно вырвалось у меня. «Прошу не перебивать! Не вмешивайтесь в опрос свидетелей! — одернул меня полицейский. — Для протокола всё важно, в том числе, кто, с кем и когда совокупился. Вы что детективов по телевизору не смотрите? А если смотрите, то должны это знать». Он важно поправил на себе брюки и подытожил: «Так и запишем: на центральной площади, около цветочного магазина, пропавшая собака пыталась совокупиться с другой, которая никуда не пропадала. Таким образом, сбежавшая была найдена, передана на руки правоохранительных органов, а оттуда — на руки своей хозяйки. Вот и все! Свидетельницы этой истории, распишитесь!» Хозяйки обеих собак поставили на бумаге под его отчетом свои подписи. Полицейский пожелал всем хорошего дня и отправился в город, а владелица бульдога спросила у меня: «Скажите, Вы приехали сюда из Венгрии?»

******

Как и во многих странах мира, в Стране Вечного Праздника туристов считали простачками, иначе говоря, теми, кто всё принимает за чистую монету и кого элементарно обвести вокруг пальца. Вместе с тем, населению этого государства была свойственна вежливость и готовность прийти на помощь, особенно, если это не подразумевало больших усилий. Жителям Страны Вечного Праздника нравилось оказывать друг другу знаки внимания и получать за это слова благодарности. А если оказание помощи можно было переложить на плечи прогуливающегося без дела иностранного туриста, то местные не упускали такой возможности. Как-то раз на моих глазах произошла следующая история. Дело было летом, в августовскую жару, на пляже, где было полно загорающих и купальщиков. Ими были местные и иностранцы. Случилось так, что около лежащего на песке полотенца и оставленной там же соломенной сумки сначала покосился, а затем и вовсе упал большой пляжный зонт. Похоже, он был плохо закреплен в песке, поэтому выпал оттуда при первом же порыве ветра. Проходивший рядом мужчина в длинных, до колена, разноцветных плавках, водрузил пляжный зонт на место, но тот снова завалился на бок. Отдыхающий еще пару раз попытался установить зонт в песке, но тот как будто упорно этому сопротивлялся. От физических усилий на жаре по лбу у мужчины заструился пот, он присел рядом, на полотенце и, приложив ко лбу ладонь козырьком, стал вглядываться в прогуливавшихся по пляжу курортников, а через несколько минут крикнул молодой блондинке в красном купальнике: «Мисс, мадемуазель! Хелло! Бонжур!» Девушка подошла к нему и недовольным голосом спросила: «Вам что нужно?» «Так Вы местная?! А я думал, что иностранка, англичанка, ну, или там, француженка, например, — расплылся в улыбке мужчина в разноцветных плавках. — Так даже лучше. Проще будет изъясниться. А то я иностранными языками не владею. Тут вот в чем дело. Мой друг ушел поплавать в море, а его пляжный зонт то и дело падает. Не знаю, по какой причине, но в песке он не стоит. Если этот зонт не придерживать рукой, то его ветром унесет в море. Вы, девушка, не могли бы его подержать минут пять, не больше, пока мой друг не вернется? Я сейчас за ним схожу, вытащу его из воды. Пусть он сам свой зонт в песке устанавливает». «Л-л-ладно, — с неохотой выдавила из себя блондинка в красном купальнике. — Но учтите, что больше пяти минут я здесь сидеть не собираюсь! Так своему другу и скажите!» «Обязательно!» — заверил её мужчина и быстрым шагом пошел прочь, довольный тем, как удачно ему удалось соврать и в то же время помочь незнакомому человеку, у которого пляжный зонт того гляди унесет ветром в море.

Прошло минут пятнадцать, и девушка, удерживающая на месте пляжный зонт, заволновалась. Она стала нервно теребить себе волосы, кусать ногти, а затем достала из верхней части купальника мобильный телефон и стала по нему звонить. «Привет, Марта, — озабоченным голосом заговорила она. — Я бы хотела посоветоваться с тобой по одному вопросу. Даже не знаю, как это получилось. Я гуляла спокойно по пляжу, но тут один мужчина попросил меня подержать пляжный зонт, который постоянно вырывает ветром из песка. Что? Нет, в принципе, мне нетрудно. Но я же не могу сидеть в обнимку с этой штуковиной целые сутки! Тот мужчина ушел и оставил на меня своё хозяйство, которое, по-видимому, даже не его, а какого-то его друга, который сейчас неизвестно, чем занят. Теперь я не знаю, что делать. Хочется бросить этот зонт и уйти, но вдруг его унесет ветром в море или еще куда-нибудь. Что ты говоришь? Кому-нибудь это перепоручить? А кому? Почему иностранным туристам? А-а-а… ты считаешь, что они сговорчивее наших. Но как иностранных туристов отличить от местных? Что? У них кожа красного цвета? Еще они странно одеты… Ладно, спасибо за совет, попробую к ним обратиться…» На этом телефонный разговор завершился, и блондинка в красном купальнике радостно заулыбалась прохаживающейся неподалеку паре. Этим мужчине и женщине на вид было лет пятьдесят. Лицо, руки и плечи у них были обгоревшими, а вместо плавок и купальника на них были надеты футболки и широкие белые брюки. Девушка, придерживающая пляжный зонт, прокричала этой паре: «Гуд монинг!»

Конец ознакомительного фрагмента.