Верь мне

Дж.П. Делейни, 2018

Клэр Райт в отчаянии. Она изучает актерское мастерство в Нью-Йорке и в отсутствие грин-карты берется за единственную работу, которую может получить, – быть «приманкой» для неверных мужей в барах, работая на адвокатскую контору, специализирующуюся на разводах. Но однажды правила игры меняются. Муж клиентки становится подозреваемым в жестоком убийстве жены, и полиция просит Клэр использовать свои актерские таланты, чтобы под руководством изощренного полицейского психолога выудить признание у подозреваемого. С самого начала Клэр сомневается в виновности Патрика Фоглера. Но не является ли ее растущая уверенность в его невиновности признаком того, что она слишком глубоко вжилась в свою роль, – а может, это полиция совершает ужасную ошибку? Она понимает, что влюбляется в свою «цель», и начинает задаваться вопросом: кто же в действительности из них двоих «приманка», а кто – жертва? Вскоре Клэр осознает, что играет самую смертельную роль в своей жизни.

Часть вторая

16

Комната залита солнечным светом. Нас восемь, мы лежим на полу в виде морской звезды, уставившись в потолок, наши головы почти соприкасаются.

— Это очень старая импровизационная игра, — слышится слева от меня голос Пола. — Она называется «История рассказывает сама себя». Мы будем отбивать ритм по полу. И каждый раз, когда мы ударяем, будем по очереди добавлять одно слово к рассказу.

— О чем этот рассказ? — спрашивает кто-то.

— Понятия не имею. В том-то и дело. Никто не знает. Рассказ уже есть. Все, что нам нужно сделать, это выпустить его на свободу.

В последнее время упражнения стали сложнее. Пол заставлял нас целыми днями называть вещи не теми именами, просто чтобы узнать, как мы их ощущаем. Он заставлял разыгрывать безумных персонажей: коммивояжера с чемоданом, набитым свитерами из жирафьей шерсти, солдата, вооруженного невидимым пулеметом. Затем он послал нас в качестве персонажей приставать к прохожим на улице. К моему удивлению, прохожие чаще всего слушали все это с удовольствием. Или я совершенствуюсь в этом, или Нью-Йорк становится все более сумасшедшим, когда жара бьет в голову.

И с каждым упражнением Пол напоминает нам об одном-единственном правиле. Игра — это не притворство. Вся суть в слове. Игра — это действие. Бытие. Становление.

— Поехали, — произносит он, хлопая ладонями по полу.

Медленный, скачущий ритм. Постепенно мы все его подхватываем.

— Однажды, — начинает он.

Немного сбиваясь с ритма, студент слева от него продолжает:

— Давным.

— Давно.

— Жила.

— Была.

Вдруг наступает моя очередь. Не думай, действуй. Хотя, по правде говоря, у меня нет времени ни на то, ни на другое, ритм заставляет меня сказать первое, что приходит в голову.

— Принцесса.

И история продолжается, набирая обороты по мере прохождения по кругу. Сказка, что-то о принце, который влюбляется в статую в своем саду.

В следующий раз Пол все усложняет. Если вы колеблетесь, то выпадаете из игры. И ритм будет ускоряться с каждым разом. Необходимо научиться инстинктивно реагировать в конкретный момент, объясняет он.

На этот раз он не начинает с чего-то столь очевидного, как «однажды». И появляется странная блестящая история, темная фантазия о маленькой девочке, которая живет на кладбище среди воронов и ворон.

Один за другим студенты спотыкаются, поднимаются на ноги.

Все, кроме меня.

И в конце концов мы остаемся вдвоем, я и Пол, лежащие под прямым углом на полу, как две стрелки часов. Наши руки хлопают по половицам в тройном темпе, слова текут так густо и быстро, словно мы их выучили наизусть.

Я чувствую себя одержимой, возбужденной, плененной. Как будто я всего лишь рупор другой личности. Хозяйка какого-то духа вуду. Настоящая «я» уничтожена, уничтожена силой, которая сильнее любого оргазма.

Теперь я понимаю. Не думай.

Наконец он останавливается, а я живу там еще несколько секунд, приходя в себя, наслаждаясь моментом.

Группа молча наблюдает. Обычно в конце хорошего упражнения они аплодируют. Я поднимаю голову и смотрю.

Коп стоит рядом с ними. Детектив Дурбан.

— Мисс Райт, — произносит он. — Клэр, мы можем поговорить?

* * *

Я веду его в кафетерий. Вокруг нас группами по два-три человека сидят студенты, болтают или работают на ноутбуках. Слишком жарко для кофе. Детектив достает нам из автомата диетическую колу.

— Америка, — бормочу я смешным голосом янки, когда он протягивает мне колу. — Земля некалорийная.

Он не улыбается. Я замечаю, как он устал.

— Я хочу, чтобы вы помогли нам, Клэр, — резко говорит он.

— Конечно, что угодно, если смогу. Как?

— Мы возвращаемся к старой теме об убийстве Фоглер. Перепроверяю показания, смотрю, не пропустили ли мы чего-нибудь в первый раз.

— Вы ведь никого не арестовали? Я читала в интернете.

Дурбан хмурится.

— Мы исключили из нашего расследования очень многих людей. Включая сто двадцать шесть постояльцев отеля «Лексингтон». Мы не сидели сложа руки.

— Извините, я не хотела…

— Хотя большая часть нашей работы сосредоточена на одном человеке, — добавляет он.

— На муже, — говорю я. — На Патрике.

На это он не отвечает.

— Вы можете вспомнить детали разговора с мистером Фоглером?

— Конечно.

— У нас есть новый человек в деле. Психолог. Я бы хотел, чтобы вы с ней встретились.

— Разумеется, если вы думаете, что это будет полезно… Когда?

— Было бы неплохо прямо сейчас.

Я бросаю взгляд в сторону репетиционной.

— У меня занятие.

— Это важно, Клэр.

Его тон стал жестче.

— Просто… я не вижу, чем могу помочь. Мы с Патриком Фоглером говорили всего несколько минут. Я его не заинтересовала.

Дурбан кивает.

— Возможно, но почему он ушел?

— Что вы имеете в виду?

— Фоглер. Когда вы попытались его снять, то сказали, что он, казалось, стремился уйти. Вот об этом я и думаю. Поскольку он собирался домой, а его жены не было в городе, к чему такая спешка? Зачем прерывать разговор с дружелюбной молодой женщиной, которая готова обсуждать французскую поэзию, как будто ей действительно это интересно?

— Может быть, я ему наскучила.

— Это один из вариантов.

— Есть еще?

Он не отвечает прямо. Я понимаю, что с этим человеком поток информации всегда односторонний.

— В любом случае, я бы хотел, чтобы вы поговорили с психологом. — Он перегибается через стол. — Слушайте, я так и не доложил о вас своим друзьям из иммиграционной службы, но еще не поздно.

— Похоже, у меня нет выбора, — говорю я с натянутой улыбкой.

— Нет, — соглашается он. — На самом деле нет.

Мы берем такси. Дурбан называет адрес в Юнион-Сити. Водитель выключил кондиционер, чтобы сэкономить топливо. А это первый по-настоящему жаркий день мая, и мы потеем на виниловых сиденьях. Юбка задирается, оголяя ноги, и раз или два я вижу, как детектив Дурбан кидает взгляд на них, а потом отворачивается и смотрит в окно.

17

Мы останавливаемся перед отвратительным невзрачным офисом в квартале, полном уродливых зданий и пустых парковок. Окна не мыли десятилетиями, краска на рамах облупилась.

Охранник на стойке регистрации просит меня расписаться. Я не вижу ни одного человека, пока мы идем по длинному душному коридору. Наконец детектив Дурбан стучит в дверь, на табличке которой написано: «Офис № 508. Доктор Кэтрин Лэтэм, Американский совет по семейной практике, судебный психолог».

— Войдите, — отвечает женский голос.

В комнате за дешевым деревянным столом работает на ноутбуке женщина. На вид ей лет шестьдесят, может, больше. Ее волосы, такие седые, что кажутся почти белыми, коротко подстрижены. Одета она более стильно, чем я ожидала. Женщина поднимает глаза — голубые и проницательные.

— Клэр Райт, да?

— Клэр, доктор Лэтэм, — произносит Дурбан, представляя нас друг другу.

— Зовите меня Кэтрин. И садитесь. Надеюсь, вы не возражаете, если я буду записывать?

Она кивает на одну из стен, которая, как я теперь вижу, сделана из темного зеркального стекла. Какое-то двустороннее зеркало, за которым я могу разглядеть красную точку включенной камеры. Я машинально расправляю плечи, словно на кастинге, и только потом понимаю, как это глупо.

— Итак, — говорит доктор Лэтэм. — Расскажите мне о вашей встрече с Патриком Фоглером.

Я рассказываю ей все, что помню, подчеркивая, что Патрик все время вел себя достойно. Доктор Лэтэм слушает, наклонив голову, взгляд голубых глаз ничего не выражает.

Когда я заканчиваю, она кивает.

— Спасибо, Клэр. Вы мне очень помогли.

— И это все? — удивленно спрашиваю я.

— Конечно, вы можете идти.

— Кэтрин… — протестует детектив Дурбан, будто это не то, что он надеялся услышать.

— Она не подходит для этого, Фрэнк, — твердо говорит Кэтрин Лэтэм.

— Для чего не подхожу? — нахмурясь, спрашиваю я.

— Клэр, можете дать нам минутку? — просит Дурбан. — Просто подождите в коридоре.

Я выхожу, и он закрывает за мной дверь. Я слышу их громкие голоса, но даже когда прижимаюсь ухом к двери, не могу разобрать, о чем они говорят.

Следующая дверь должна вести в комнату за двусторонним зеркалом. Я осторожно открываю ее на случай, если там кто-то есть, готовая сказать, что просто искала туалет.

Но комната пуста, если не считать монитора и маленькой камеры на штативе. Звук включен, и я прекрасно слышу голоса.

Голос детектива Дурбана

…свой класс. Она хороша. Она может играть.

Голос Кэтрин Лэтэм

Они все играют, Фрэнк. Модели, актрисы, да кто угодно. Это не значит, что она может сделать что-то подобное.

Голос детектива Дурбана

Она из «Ритма» — актерского студийного курса. Мне сказали, что они очень избирательны. И она… привлекательна.

Голос Кэтрин Лэтэм

(многозначительно)

Правда, Фрэнк?

Голос детектива Дурбана

Конечно, у нас есть женщины-копы, которые могут это сделать. Не в обиду моим коллегам, но ты их видела? Я думаю, у Клэр с ним больше шансов.

Голос Кэтрин Лэтэм

В прошлый раз не получилось.

Голос детектива Дурбана

Он отдал ей книгу. Ты сама сказала — для него это близость.

Повисает пауза, во время которой Кэтрин Лэтэм размышляет о его словах. Когда она вновь заговаривает, ее голос звучит чуть менее выразительно.

Голос Кэтрин Лэтэм

Тем не менее, ты не можешь обойти тот факт, что она гражданская. Это вопрос безопасности.

Голос детектива Дурбана

Мы будем рядом, если что-нибудь случится. И самое замечательное в ней то, что у нее нет учетной документации. Нет банковского счета, нет номера социального обеспечения, чтобы он мог проверить. Она может быть кем угодно.

С меня хватит. Я возвращаюсь в коридор и захожу прямо в кабинет доктора Лэтэм без стука.

— Я сделаю это, — говорю я. — Что бы это ни было, но вы должны заплатить мне.

Это неплохой ход, но Кэтрин Лэтэм выглядит невозмутимо.

— Вы хоть понимаете, о чем мы говорим?

Я пожимаю плечами.

— Я кое-что уловила.

— По крайней мере, не повредит объяснить ей, — тихо произносит детектив Дурбан.

Доктор Лэтэм минуту, не мигая, изучает меня.

— Очень хорошо. У нас есть подозреваемый в убийстве Стеллы Фоглер…

— Ее муж.

— Пожалуйста, не перебивайте. У нас есть подозреваемый. Этот человек очень умен, очень дисциплинирован. Его нельзя спровоцировать или обманом заставить раскрыть себя. Есть предположение — операция под прикрытием может быть успешной там, где другие методы потерпели неудачу.

— Вы имеете в виду — заманить его в ловушку?

— Это не ваша ловушка, — говорит с иронией доктор Лэтэм. — Это будет очень сложная, психологически обоснованная операция. Подозреваемому будет предложено раскрыть различные аспекты его личности, которые можно сравнить с моим портретом убийцы Стеллы Фоглер. Если они совпадут… Это бы убедительно указало на то, что подозреваемый и убийца — одно и то же лицо.

— Это опасно?

— Конечно!

— На вас будет прослушка, — успокаивает Дурбан. — У нас будут люди, готовые вытащить вас.

— Если я это сделаю, сколько мне заплатят?

— Кто бы ни был приманкой, он будет удовлетворен, зная, что выполняет свой гражданский долг, — ледяным тоном произносит доктор Лэтэм. — Женщина умерла, Клэр.

— Мы, вероятно, могли бы заплатить что-то, — добавляет Дурбан.

— Мне нужна грин-карта, — медленно произношу я. — Полная оплата и грин-карта.

— Это невозможно, — качает он головой.

— Вы сами сказали, что у вас есть друзья в иммиграционной службе.

— Никакой грин-карты не будет, — перебивает доктор Лэтэм. — Потому что никакой операции не будет. Вы не станете этого делать.

Мы оба смотрим на нее.

— По крайней мере, до тех пор, пока я не разрешу, — добавляет она.

18

Я подписываю несколько бланков, и доктор Лэтэм проводит со мной серию психологических тестов: тест Векслера, Миннесотский многоаспектный личностный опросник, Опросник Хаэра для выявления психопатии. Она заставляет меня держать электроды в руках, а сама выводит изображения на экран: собаки, дети, облака, а потом внезапно — нож, порнография и снова облака.

Однако в основном мы разговариваем.

— Почему вы решили жить в Нью-Йорке, Клэр?

Я пожимаю плечами и парирую:

— Почему бы и нет?

Доктор Лэтэм проницательно смотрит на меня.

— Вы ведь были приемным ребенком, не так ли?

— Верно, — подтверждаю я, удивляясь, откуда она это знает.

— Вы хорошо ладили со своей приемной семьей?

— С семьями. Во множественном числе. Они не хотели, чтобы мы слишком привыкали к новому дому. Так что мой ответ: «Не слишком хорошо».

Доктор ждет, когда я продолжу говорить.

— Вот возьмем даже ту семью, в которой я провела больше всего времени, — наконец говорю я. — Джули и Гэри. Джули работала менеджером в службе здравоохранения. Гэри работал в отделе маркетинга. Со стороны они выглядели счастливой семьей… по крайней мере, когда рядом были социальные работники. Мне было лет одиннадцать, когда я поняла, что Джули и Гэри друг друга недолюбливают, но чересчур привязались друг к другу. Если они разведутся, то потеряют дополнительный бизнес — приемное родительство, десять тысяч фунтов на ребенка в год без учета налогов. Так они и боролись друг с другом, изображая, что в их семье все в порядке.

Я замолкаю.

— Продолжайте, — тихо говорит доктор Лэтэм.

— Примерно через год я впервые заметила, что Гэри смотрит на меня как-то по-другому. Если я сталкивалась с ним, выходя из ванной, он улыбался, как будто у нас был какой-то общий секрет. Однажды я порезала ногу и помню, как он проводил руками вверх и вниз по ней, чтобы посмотреть, насколько все плохо. Иногда он гладил меня по спине… Сначала мне это нравилось. Я имею в виду, это ведь лучше полного игнорирования, верно? Наконец-то у меня появилось что-то, что заставило его обратить на меня внимание — что-то, чего не было у его жены. Прошло некоторое время, прежде чем я поняла, о чем именно шла речь. Он никогда не совершал ничего противозаконного. Во всяком случае, ничего серьезного. Просто несколько раз лапал меня, когда я совершала ошибку — оставалась с ним наедине. Меня не удивило, когда Джули в конце концов его выгнала, и Гэри сбежал с женщиной с его работы.

Доктор Лэтэм кивает.

— А работа, которую вы проделывали для той юридической фирмы? Что вы чувствовали тогда? — спрашивает доктор, и я понимаю, что для нее это весьма важный вопрос.

Я делаю удивленное лицо:

— Это была дерьмовая работа, которая оплачивала мою аренду.

— И все, Клэр?

— Послушайте, — говорю я, немало раздраженная ее настойчивостью. — Эти женщины думали, что если я могу так легко обольстить их мужей, то они не стоят того, чтобы жить с ними, но реальность такова, что любой другой мужчина на их месте поступил бы так же. Таковы мужчины.

— Думаю, это довольно циничная точка зрения. Может, женщины просто хотели доверять своим партнерам?

— Тогда они и должны доверять им, не проверяя на вшивость. Мужчина думает членом. Смиритесь с этим.

— Любой мужчина, Клэр? — тихо спрашивает доктор Лэтэм. — Или мужчины, похожие на вашего приемного отца?

Я смотрю на врача. Я наконец-то поняла, к чему она клонит.

Я

Моя работа… По вашему мнению, я просто разыгрываю историю своего детства?

Я чувствую, как на глаза наворачиваются слезы.

Я

Я разрушаю чужие семьи, точно так же, как была разрушена моя. Наказываю этих людей, потому что в детстве рядом со мной никого не было. У меня не было любящего отца. В моей жизни главенствовал лишь какой-то скользкий извращенец, желавший меня пощупать.

Конец ознакомительного фрагмента.