Три правды о себе

Джулия Баксбаум, 2016

Прошло 733 дня, как умерла мама Джесси, 45 дней, как ее отец женился на другой, 30 дней, как им пришлось перебраться в Лос-Анджелес, и всего 7 дней, как Джесси перешла в новую частную школу. И именно тогда ей на почту приходит письмо от таинственного незнакомца. Он хочет стать ее виртуальным наставником и помочь освоиться в школе, а еще… ему действительно интересны ее мысли и переживания. Может ли она полностью доверять своему новому другу? Или это всего лишь чей-то злой розыгрыш? Очень скоро, незаметно для самой Джесси, их дружба перерастает в нечто большее. Казалось бы, пришло время узнать, кто же на самом деле скрывается под таинственным ником Кто-то Никто. Хотя, возможно, некоторым секретам лучше оставаться нераскрытыми…

Глава 7

День № 15: лучше, хуже и, может быть, лучше. Солнце по-прежнему жарит вовсю. Одноклассники все такие же важные и расфуфыренные, все девчонки по-прежнему выглядят взрослее меня, увереннее в себе. Как будто шестнадцать лет в Лос-Анджелесе больше, чем в Чикаго.

Унижение начинается на первом уроке. Хорошо, думаю я. Чем быстрее, тем лучше. Раньше начнем, раньше закончим. Наверное, я все-таки дочь своего отца. Неисправимая оптимистка.

— Джинсы из «Гэп» для плебса, — говорит Джем своей чудо-близняшке, конечно, имея в виду мои джинсы.

Хотя я не совсем понимаю, что она хочет сказать. Плебс — сокращенно от «плебеев»? Вроде как в джинсах, купленных в «Гэпе», ходят обычные люди? Да, так и есть. И трусы у меня тоже обычные, из оптового супермаркета для простых смертных. Могу ей показать. Пусть поцелует мою плебейскую задницу.

Я разозлилась, настрой у меня боевой, но я понимаю, что с этой блондинистой парочкой лучше не связываться. Мне с ними не справиться при всем желании. Но я могу заговорить с Адрианной (она сидит рядом со мной), потому что, иди оно все к черту, сейчас самое время обзаводиться союзниками. У меня горят щеки, но я делаю вид, будто не замечаю, что все шушукаются обо мне, и запрещаю себе оборачиваться назад, чтобы понять, слышал ли что-нибудь Бэтмен.

— Мне нравятся твои очки, — говорю я шепотом.

Адрианна моргает, смотрит на меня долгим взглядом, словно решает, что со мной делать, а потом улыбается.

— Спасибо. Я заказала их по Интернету и переживала, что не подойдут.

У нее очень приятный голос, тихий, доброжелательный, мягкий. Совсем не похожий на резкие голоса всех остальных здешних девчонок, настойчиво требующих внимания к себе любимым. Она симпатичная, даже, пожалуй, красивая. Темные волосы, собранные в нарочито небрежный пучок, огромные карие глаза, подведенные черным карандашом, на губах ярко-красная помада.

— Тебе правда нравится?

— Да. Это же «Уорби Паркер»? У них стильный ассортимент.

Я слышу, как сидящие передо мной Джем и Кристель хихикают. Может быть, их насмешил «стильный ассортимент». Ну и пусть. На здоровье.

— Ага. — Адрианна улыбается мне. Ее взгляд говорит: Не обращай внимания на убогих. Она произносит одними губами: Дуры.

Я улыбаюсь и отвечаю так же беззвучно: Я знаю.

На перемене я набираюсь смелости, чтобы сообщить Бэтмену, что нам придется разорвать наше липовое партнерство, поскольку я не хочу нарушать кодекс чести СШВВ лишь потому, что он не умеет работать в команде. Сегодня я расхрабрилась и изрядно повысила самооценку, заговорив с Адрианной и не стушевавшись перед блондинистыми стервозами. Хотя, может быть, все дело в том, что сегодня — впервые после переезда в Лос-Анджелес — я нормально позавтракала. Как бы там ни было, я настроена очень решительно. Вуду-чары красавчика Бэтмена на меня не подействуют.

Он не в моем вкусе, говорю я себе, направляясь к его любимому креслу в кафетерии.

Не в моем вкусе, говорю я себе, когда вижу его во всем иссиня-черном великолепии, нежного, как кровоподтек.

Не в моем вкусе, правда, говорю я себе, когда выясняется, что меня опередила компания из пяти бойких девчонок, этаких кровожадных львиц. Одна — явная предводительница, все остальные — ближайшее окружение ее величества, подражающее ей во всем, в том числе и в одежде. Все пятеро из той породы молоденьких хищниц, которые заживо сдерут с тебя шкуру и дочиста обглодают кости.

— Эй, ты же придешь в субботу? — говорит предводительница прайда, девчонка по имени Хизер. Ее нисколечко не смущает, что Бэтмен небрежно поводит плечом и ни на миг не отрывает глаз от книги. Сегодня не Сартр. «Дракула» Брэма Стокера. Отличная книга. И вполне по сезону, поскольку близится Хеллоуин.

Не в моем вкусе, не в моем вкусе, не в моем вкусе.

— Может быть, — говорит он. — Если получится.

Общие фразы. Человек вроде ответил, а по сути — вообще ничего не сказал. Совершенно пустые слова, впечатляющие в своей пустоте. Я так не умею.

— Постарайся, Итан, — подает голос кто-то из свиты. Не помню, как ее зовут. То ли Вьюга, то ли Ливень. Может быть, Град. В общем, какое-то странное имя, связанное с погодой. — Мы все тебя ждем.

— Ага, — говорит он и на этот раз даже и не пытается сделать вид, что ему интересно их общество. Утыкается в книгу и начинает читать прямо у них на глазах. Его запасы энергии истощились.

— Ну, ладно. До встречи! — Хизер одаряет его лучезарной улыбкой.

Идеальные зубы, кто бы сомневался. Лос-Анджелес — царство керамических виниров. Вчера я погуглила эти «виниры». Один зуб стоит минимум тысячу долларов. Стало быть, ее рот стоит в пять раз дороже моей машины.

— Пока-пока, — говорят остальные девчонки и наконец-то уходят. Бэтмен явно испытывает облегчение оттого, что его наконец-то оставили в покое.

— Вам чего? — спрашивает он меня. Вроде бы шутит, но я чувствую себя очередным покупателем в автоочереди у «Макдоналдса».

Я думаю о нашем проекте по литературе. Вспоминаю, как Бэтмен решил, что от меня можно запросто отмахнуться, как от всех остальных.

— Насчет «Бесплодной земли», — говорю я скучающим тоном, засунув руки в задние карманы джинсов. — Если не хочешь работать вместе, ничего страшного. Просто мне надо будет сказать об этом миссис Поллак и найти другого партнера. Я не хочу, чтобы ты делал проект за меня.

Вот, я это сказала. Было не так уж и трудно. Я медленно выдыхаю. Меня немного трясет, слегка кружится голова, но внешне это незаметно. Будем надеяться. Моя маска держится крепко. Сейчас мне хочется лишь одного — получить свой «Хэппи мил» и побыстрее отчалить.

— А какие проблемы? Я же сказал, что получишь пятерку, — говорит он, небрежно откинувшись на спинку кресла. Смотрит на меня в упор. Сегодня его голубые глаза кажутся почти серыми. Как зимнее небо в Чикаго. Почему он все время такой усталый? Даже его волосы выглядят утомленными, местами они торчат в разные стороны, но загибаются вниз, словно склоняясь в пораженческом поклоне.

— Не в этом дело. Я сама в состоянии получить пятерку. Мне не надо к кому-то примазываться, — говорю я, скрестив руки на груди. — И потом, я не хочу нарушать школьный кодекс чести.

Он снова смотрит на меня и, кажется, усмехается. Это лучше, чем полный игнор, но все равно неприятно.

— Кодекс чести?

Да шел бы он к черту. Наверняка его папа — какой-нибудь знаменитый актер или кинорежиссер, и ему нет нужды волноваться, что его исключат из школы. Уж он-то точно получит свой аттестат и поступит в колледж. Возможно, он даже не знает значение слова «стипендия». Без словаря не поймет, о чем речь.

— Слушай, я новенькая в этой школе. Я не хочу, чтобы меня исключили или что там еще, я не знаю. Мне не нужны неприятности. До окончания школы всего два года, сейчас все считается. Мне все равно, что ты обо мне подумаешь. Можешь считать меня дурой, больной на всю голову или еще кем-нибудь.

— Или еще кем-нибудь, — говорит Бэтмен.

Снова эта загадочная усмешка. Я его ненавижу. На самом деле. Когда надо мной потешаются Джем и Кристель, это не так уж и важно. Их смешит моя одежда, а не мои слова. У меня в голове звучит мамин голос, всего секунду, потому что ее голос уже почти испарился — или рассыпался пылью: прах к праху, — но в эту коротенькую секунду мама снова со мной: Никто не заставит тебя чувствовать себя глупо. Никто, кроме тебя самой.

— Или еще кем-нибудь, — повторяю я снова, как будто это такая шутка. Как будто я неуязвима, и он не может меня задеть. Глаза щиплет от слез. Откуда они взялись? Нет, только не это. Сейчас не время. Я делаю глубокий вдох, и все проходит. — Нет, правда. Зачем эти сложности? Я найду другого партнера. — Я заставляю себя посмотреть ему прямо в глаза. Пожимаю плечами, как будто мне все равно. Делаю вид, что у меня тоже нет недостатка в ищущих моего скромного общества.

Бэтмен смотрит на меня и встряхивает головой, словно пытаясь проснуться. А потом улыбается. Не усмехается, нет. Не кривит губы. Улыбается по-настоящему.

У него нет дорогих керамических виниров. Зато есть щербинка между зубами. Передние зубы слегка кривоваты, повернуты вправо, но этот маленький недостаток его совершенно не портит, даже наоборот. Мне больше не кажется, что он подводит глаза. Его черты выразительны сами по себе.

— Ладно, давай попробуем, — говорит он.

— Что? — Я сбита с толку, потому что улыбка полностью преображает его лицо. Красивый, угрюмый подросток вдруг превращается в простодушного, немного нескладного мальчишку. Я почти вижу его тринадцатилетним, ранимым, стеснительным, совсем не похожим на рокового красавчика, собирающего толпы поклонниц на переменах. Наверное, если бы я знала его тогда, он понравился бы мне больше. Когда читал марвеловские комиксы, а не Сартра. Когда еще не столкнулся с неразрешимыми вопросами бытия и не вышел из этой битвы усталым, печальным, озлобленным или я даже не знаю каким.

Он мне симпатичнее такой, как сейчас. Когда улыбается.

— Давай поработаем вместе. С «Бесплодной землей». «Апрель — жесточайший месяц» и далее по тексту. Не самое мое любимое стихотворение, но все равно судьбоносное, — говорит он, кладет в «Дракулу» закладку и захлопывает книгу, как будто ставит на этом точку. Решение окончательно и обжалованию не подлежит. Вот ваши чикен макнаггетс с медово-горчичным соусом. Спасибопожалуйстаприходитееще.

— Хорошо, — рассеянно говорю я, чувствуя себя выжатой как лимон. Я устала разбираться в переменах его настроения. Видишь его улыбку и как будто разгадываешь загадку. Почему его маленькие недостатки кажутся достоинствами? И он только что употребил слово «судьбоносный». Тебе грустно, ты злишься или просто тебе шестнадцать?

— А что, у нас в школе есть кодекс чести?

— Есть. На десять страниц.

— Каждый день узнаешь что-то новое. Мы еще не были официально представлены, да? Я Итан, Итан Маркс.

— Джесси, — говорю я, и мы пожимаем друг другу руки. Все по-взрослому. Без идиотских «дай пять» или поцелуйчиков в щечку. У него длинные, тонкие, сильные пальцы. Мне они нравятся. Нравится к ним прикасаться. — Холмс.

— Рад наконец-то с тобой познакомиться, Джесси. — Он делает паузу. — Холмс.

День № 15. Определенно лучше.

В тот же день на физкультуре мы с Дри плетемся по беговой дорожке, Адрианна сказала, что друзья зовут ее Дри, потому что ее полное имя «вызывает стойкие и малоприятные ассоциации с реалити-шоу», — и смеемся, подсчитывая, сколько раз мистер Шаклмен попытается украдкой почесать яйца. Эту игру придумала Дри. КН прав: с ней весело.

— Не понимаю, у него правда чешется или он пытается скрыть стояк при виде нашей Оси Зла. — Дри указывает взглядом на Джем и Кристель.

Они обогнали нас на три круга и не то что не вспотели, а даже не запыхались. Они такие красивые, что я тоже невольно на них загляделась.

Мистер Шаклмен выглядит немногим старше мальчишек из выпускного класса, но у него уже намечается пивной животик и лысина на макушке. Он щеголяет в спортивных трусах и чаще, чем необходимо, дует в свой пронзительный тренерский свисток.

— Они двойняшки? — Я имею в виду Джем и Кристель.

— Нет, — смеется Дри. — Но они дружат всю жизнь, с первого класса.

— Они всегда были такими… э… суками? — Я ненавижу слово «сука». Чувствую себя бешеной феминисткой, когда его употребляю, но иногда других слов просто нет.

— Не всегда. Сама знаешь, как это бывает. В классе седьмом совершенно нормальные девчонки вдруг впадают в стервозность, и до конца школы от них нет житья, а лет через десять, на встрече выпускников, они опять набиваются к тебе в лучшие подруги. По крайней мере, так говорит моя мама.

— Старшие классы везде одинаковые, — говорю я и улыбаюсь Дри. Стараюсь не чувствовать себя неуютно при упоминании мамы. Как будто все хорошо. Как будто невидимая игла не кольнула мне в сердце. — В смысле, здешняя школа совсем не такая, как моя школа в Чикаго, но, с другой стороны, точно такая же. И никуда от нее не сбежишь.

— Только в колледж. Так близко и так далеко, — вздыхает Дри. Она совсем не похожа на Скарлетт, которая вообще ничего не боится и сам черт ей не брат, и все-таки я почему-то уверена, что Дри могла бы понравиться Скарлетт. Скар взяла бы ее под опеку, как это было со мной.

— Один мой друг недавно сказал, что количество счастья, отпущенное в старшей школе, обратно пропорционально успеху в дальнейшей жизни, — говорю я, проверяя свою теорию, что Адрианна и есть КН. Это более правдоподобно, чем КН-Тео. Может быть, она постеснялась подойти ко мне первой. Я внимательно изучаю ее лицо, но в нем нет и намека на узнавание.

Нет, не она.

— Не знаю. Будем надеяться. — Она достает из кармана ингалятор. — Прошу прощения. У меня аллергия на уличный воздух. И на воздух внутри помещений. Вообще на все. Знаю, что выгляжу по-дурацки, но дышать как-то надо.

Когда мы подружимся по-настоящему, я скажу Дри, что ей не за что извиняться. Она не должна никому ничего объяснять и оправдываться. Я тихо улыбаюсь самой себе. Хотя Скар сейчас далеко, в эту секунду она здесь, со мной. Потому что она сказала бы мне то же самое.