Хоббит, или Туда и Обратно

Джон Рональд Руэл Толкин, 1937

Для читателей во всем мире «Хоббит» – это первое знакомство с прекрасным миром Средиземья, населенного эльфами, магами, гномами, драконами и другими удивительными созданиями, которые встречают нас на страницах культовой трилогии «Властелин колец». «Хоббит» в переводе Марии Каменкович и Сергея Степанова, с иллюстрациями Дениса Гордеева – настоящее произведение искусства, сочетающее волшебство слова и рисунка.

John Ronald Reuel Tolkien

The Hobbit or There and Back Again

© The J. R. R. Tolkien Copyright Trust 1937, 1951, 1966, 1978, 1995, 1997

© М. Каменкович, С. Степанов, перевод на русский язык

© М. Каменкович, В. Каррик, комментарии

© Д. Гордеев, художественное оформление, иллюстрации

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Глава I. Незваные гости

В глубокой норе жил-был хоббит*. Разумеется, не в грязной сырой норе, где из стен лезут червяки и дурно пахнет, но и не в сухой песчаной норе, где шаром покати и не на чем даже посидеть, не говоря уже о том, чтобы чем-нибудь подкрепиться. Вовсе нет! То была настоящая хоббичья нора, а это значит — очень и очень уютная.

Круглая входная дверь была выкрашена в зеленый цвет, и точь-в-точь посередине блестела круглая латунная ручка. От входной двери начиналась прихожая — этакий туннельчик, точнее, труба, но очень симпатичная и безо всякого там дыма. Стены были обшиты деревянными панелями, на полу — паркет и коврики; здесь же стояли полированные стулья и великое множество вешалок для шляп и плащей — дело в том, что хоббит любил гостей. Туннель шел не прямо, а все поворачивал и поворачивал, уходя в глубину холма, который на много миль в округе все так и называли Холмом. И отнюдь не единственная круглая дверка распахивалась с рассветом на его склонах — сначала на одном, а потом и на другом… Бегать вверх-вниз по лестницам хоббиты не любят, поэтому спаленки, ванные, погреба, кладовки (их было много!), гардеробные (для одной только одежды у этого хоббита предназначалось несколько комнат!), кухоньки, гостиные — все это находилось на одном этаже, а если сказать точнее, было доступно из главного коридора. По левую руку от входа располагались самые лучшие комнаты, ибо только они имели окошки — глубоко сидящие круглые окошки, выходившие в сад и на луговину, которая шла по склону до самой речки.

Надо сказать, что хоббит этот был довольно зажиточный, а фамилия его была Бэггинс*. С незапамятных времен жили Бэггинсы в окрестностях Холма и во все времена пользовались всеобщим уважением — не только потому, что в большинстве своем были богаты, но и потому, что никогда не впутывались ни в какие приключения и никаких неожиданностей от них ждать не приходилось. Заранее можно было сказать, что ответит Бэггинс на любой вопрос, и даже не трудиться спрашивать. Но эта история как раз о том, как с Бэггинсом вышло приключение и как он стал вытворять вещи совершенно неожиданные. Этот Бэггинс, возможно, потерял уважение соседей, зато снискал… Впрочем, снискал ли он хоть что-нибудь, вы узнаете только в самом конце.

Матерью этого самого хоббита… Впрочем, вы уже, конечно, вправе спросить, что собой представляют хоббиты. Думается, несколько слов о них сказать следует, поскольку теперь, помимо того, что и вообще-то хоббитов осталось на свете совсем мало, они еще и прячутся от Больших — так они называют нас с вами. Но и в прежние времена они были народцем весьма малочисленным. Росту в них — половина нашего, они даже меньше бородачей-гномов. Кстати, борода у хоббитов не растет. Ничего волшебного в хоббитах нет, не считая, конечно, одного — обиходного, так сказать — волшебства, которое помогает им мгновенно скрываться из виду, когда большие, неуклюжие существа вроде нас с вами с грохотом и топотом ломятся навстречу, словно слоны. А слышат нас хоббиты за целую милю. Они склонны к полноте, одеваются в яркие цвета, предпочитая желтый и зеленый, а вот обуви не носят вовсе, поскольку от природы на подошвах у них кожа толстая, как хорошая подметка; волосы на голове у них курчавые, равно как и бурая шерстка на ногах, густая и теплая. У хоббитов ловкие, подвижные пальцы, добродушные лица и сочный, заразительный смех (особенно после обеда, который они имеют обыкновение устраивать по два раза на дню, — если, разумеется, ничто не помешает). Ну вот, теперь вы знаете достаточно и мы можем двигаться дальше. Я уже обмолвился, что матерью этого хоббита (я имею в виду Бильбо* Бэггинса) была легендарная Белладонна Тукк, одна из трех достойных дочерей Старого Тукка, главы клана хоббитов, что жили по ту сторону Реки, — так называлась небольшая речка у подножия Холма. Хоббиты (разумеется, из других кланов!) поговаривали, что когда-то давным-давно кто-то из Тукков женился на фее*. Разумеется, все это только сплетни*, но, как бы то ни было, чувствовалось в Тукках что-то не совсем хоббичье, и время от времени кто-нибудь из них пускался в путешествие, в котором не обходилось без приключений. Исчезали они обычно без особого шума, а родственники тщательно скрывали их отсутствие. Но факт остается фактом — Тукков уважали куда меньше Бэггинсов, несмотря на то что, безо всякого сомнения, Тукки были богаче.

Едва ли можно утверждать, что после того, как Белладонна Тукк вышла замуж за Банго Бэггинса*, с ними что-то этакое приключилось, — пожалуй, нет. Банго Бэггинс, отец Бильбо, отгрохал для своей супруги (правда, частично на ее средства) роскошную хоббичью нору, какой не сыскать было ни ниже, ни выше по Холму, ни даже по ту сторону Реки, — нору, в которой они и прожили до конца своих дней. Тем не менее не исключено, что их единственный сын Бильбо, который, хотя и был внешностью и характером точной копией своего уравновешенного и рассудительного отца, унаследовал кое-что и по линии Тукков — нечто такое, что ждало только случая, чтобы всплыть на поверхность. Однако случая все не подворачивалось — до тех самых пор, пока Бильбо не стал совсем взрослым (ему было уже около пятидесяти) и, прочно обосновавшись в обустроенной отцом отличной хоббичьей норе, которую я вам только что описал, не остепенился, как всем казалось, окончательно и бесповоротно.

Как-то утром, много-много лет назад, когда шума в мире было поменьше, а трава была зеленей, и хоббитов было еще довольно много, и жили они припеваючи, — Бильбо Бэггинс стоял у входа в свою нору и посасывал после завтрака длиннющую деревянную трубку, которая едва не доставала до его поросших шерсткой лодыжек (кстати, тщательно причесанных), — и тут ни с того ни с сего явился Гэндальф*. Да-да, Гэндальф! Если бы вы слыхали хотя бы четвертую часть из того, что слыхивал о нем я, а слыхивал я разве малую толику того, что о нем говорилось, вы бы наверняка уже приготовились к какой-нибудь замечательной истории. Истории и приключения, причем свойства самого необыкновенного, следовали за ним по пятам. Целую вечность не появлялся Гэндальф в окрестностях Холма. Пожалуй, с тех самых пор, как умер его давний приятель Старый Тукк. Так что хоббиты едва и помнили, как он выглядит. Ведь Гэндальф ушел за Холм и за Реку по своим делам еще в те времена, когда теперешние хоббиты-старожилы под стол пешком ходили.

Старик и посох — вот все, что ничего не подозревавший Бильбо увидел перед собой в то достопамятное утро. На старике была синяя остроконечная шляпа, длинный серый плащ и серебристый шарф, а его седая борода свисала ниже пояса. Обут он был в огромные черные сапоги.

— Доброе утро! — приветствовал его Бильбо, ничего другого не имея в виду. Светило солнышко, и трава была зеленей зеленого.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Гэндальф, лукаво глядя на Бильбо из-под косматых бровей, выдававшихся даже за широкие поля его шляпы. — Ты просто желаешь мне доброго утра или говоришь, что утро доброе вообще, хочу я того или нет? Или что нынче утром ты пребываешь в добром здравии? Или что это утро доброе во всех отношениях?

— Да все вместе! — ответил Бильбо. — А кроме того — что таким чудесным утром хорошо выкурить трубочку на пороге своего дома! Если ваша трубка при вас, присаживайтесь и отведайте моего табачку. Спешить-то ведь некуда — целый день впереди!

Бильбо сел на лавочку у двери, закинул ногу на ногу и выпустил отличное колечко серого дыма, которое поднялось в небо и целехоньким поплыло куда-то за Холм.

— Славно! — сказал Гэндальф. — Однако нынче утром мне недосуг пускать колечки. Я ищу спутников для одного приключения, да что-то никак не получается.

— И вряд ли получится! По крайней мере в наших местах. Мы народ тихий и пользы в приключениях не видим. Одна морока с ними! Из-за них иной раз и к обеду опоздать можно! Ума не приложу, что такого находят в этих приключениях? — сказал наш хоббит и, засунув большой палец за лямку штанов, выпустил еще одно колечко, побольше.

Затем он принялся просматривать утреннюю почту, всем своим видом показывая, что старик его больше не интересует. Хоббит пришел к выводу, что они друг другу не очень-то подходят, и хотел, чтобы гость поскорее откланялся. Но старик не двигался с места. Опершись на палку, он молча стоял и пристально смотрел на хоббита, покуда тот не почувствовал себя настолько неуютно, что даже немножко рассердился.

— Доброе утро! — вымолвил он наконец. — Благодарю вас! Нам тут никакие приключения не надобны. Лучше бы вам сходить куда-нибудь за Холм или за Реку.

Хоббит ясно давал понять, что на этом разговор окончен.

— Сколько же у тебя этих твоих «Доброе утро!»? — усмехнулся Гэндальф. — На этот раз оно, видимо, означает, что тебе не терпится отделаться от меня и что это утро не будет добрым до тех пор, пока я не уберусь подальше.

— Что вы, что вы, уважаемый! Извините, но что-то я не припоминаю вашего имени!

— Да уж вижу, уважаемый! Но я-то тебя отлично знаю, Бильбо Бэггинс! Да и мое имя тебе небезызвестно, хотя ты и не признал меня. Я Гэндальф! И Гэндальф — не кто иной, как я! Подумать только, до чего я дожил! Сынок Белладонны Тукк спроваживает меня с порога своими «Доброе утро!», словно я какой-нибудь жалкий торговец пуговицами!

— Гэндальф?! Гэндальф! Вот это да! Уж не тот ли вы странствующий волшебник, что подарил Старому Тукку волшебные алмазные запонки, которые вдеваются сами, а расстегиваются только по команде? Не тот ли, что рассказывал на вечеринках столько чудесных историй о драконах и гоблинах, о великанах, о спасении принцесс и о том, как везет иногда бедным сиротам? Не тот ли, что снаряжал такие великолепные фейерверки? Я их еще помню! Старый Тукк обычно устраивал их в канун Преполовения Лета*. Это было восхитительно! Ракеты взлетали в небо, словно огромные огненные цветы — лилии, львиный зев, астры, — и держались там весь вечер!

Вы, наверное, уже поняли, что Бильбо Бэггинс был, в общем-то, не таким занудой, каким мог показаться с первого взгляда, и что к цветам он был весьма неравнодушен.

— Вот здорово! — не унимался Бильбо. — Не тот ли вы Гэндальф, который подбил стольких наших мальчишек и девчонок очертя голову ринуться навстречу сумасшедшим приключениям — лазать на деревья в гости к эльфам, ходить под парусами к далеким берегам… Все это так заманчи… Я хотел сказать, здорово вы умели всех тут переполошить! Прошу прощения, но я даже подумать не мог, что вы продолжаете заниматься подобными делами!

— Чем же мне еще прикажешь заниматься? — серьезно спросил волшебник. — Как бы то ни было, я рад удостовериться, что кое-что обо мне ты еще помнишь. Во всяком случае, ты вроде бы помянул добрым словом мои фейерверки. Значит, не все еще потеряно! Так и быть! Ради твоего достойного деда Тукка и незабвенной Белладонны я дам тебе то, чего ты так просишь!

— Прошу прощения, но я вообще-то ничего не просил!

— Нет, просил! Только что, а теперь уже и дважды! Моего прощения. Получай его! И даже больше — я таки отправлю тебя в это приключение. Мне забава, а тебе польза — да к тому же, очень может статься, что и выгода! Если, конечно, ты вернешься…

— Благодарю покорно, увольте! Не желаю я никаких приключений! Во всяком случае, не сегодня. Доброе утро! Однако заходите на чай, когда вам будет угодно. Отчего бы и не завтра? Приходите завтра! Всего доброго!

С этими словами хоббит повернулся и со всей возможной поспешностью скрылся за круглой зеленой дверью, захлопнув ее за собой настолько быстро, насколько это было, по его разумению, прилично. Что ни говори, а волшебники — они и есть волшебники.

«И зачем это я позвал его на чай, ума не приложу!» — подумал хоббит, направляясь в кладовку. И хотя он только что позавтракал, пирожок-другой и чашечка чаю после всего этого беспокойства показались ему совсем не лишними.

Тем временем Гэндальф все еще стоял перед зеленой дверью и тихонько посмеивался. Затем он подошел ближе и прямо по зеленой краске нацарапал концом посоха какой-то непонятный знак. И в тот самый миг, когда Бильбо, управившись со вторым пирожком, начал подумывать, что очень ловко отделался от приключений, — в этот самый миг Гэндальф повернулся и зашагал прочь.

На следующий день хоббит и думать забыл о Гэндальфе. Он никогда не помнил того, чего не записывал в Книгу Приглашений, — ну, что-нибудь вроде: «Гэндальф. Чай. Среда». А на этот раз он так переволновался, что ему было не до записей.

Была уже самая пора садиться пить чай, как вдруг раздался оглушительный звон дверного колокольчика. Тут-то хоббит и вспомнил! Он засуетился, быстро поставил чайник на огонь, принес вторую чашку с блюдцем, еще несколько пирожков и побежал открывать.

«Простите, что заставил вас ждать!» — собирался сказать хоббит, но обнаружил, что перед ним вовсе не Гэндальф, а гном* с голубой бородой и ясными глазами, блестевшими из-под темно-зеленого капюшона. Не успела дверь по-настоящему открыться, как гном прошмыгнул внутрь, словно только его здесь и ждали. Он повесил плащ и капюшон на вешалку* и, низко поклонившись, сказал:

— Двалин*, к вашим услугам!

— Бильбо Бэггинс, ваш покорный слуга! — поклонился хоббит, слишком ошарашенный, чтобы задавать вопросы. Когда наступившая пауза стала казаться ему неприличной, он добавил: — Я как раз собирался пить чай! Так что милости прошу, присоединяйтесь!

Вышло это, правда, несколько неловко, но хоббит решил, что и так сойдет. Да и как прикажете себя вести, когда без всякого приглашения является к вам какой-то гном и, ни слова не говоря, вешает свой плащ у вас в прихожей?!

Надо сказать, что недолго чаевничали они с глазу на глаз. Не успели они добраться до третьего пирожка, как колокольчик загремел пуще прежнего.

— Прошу прощения! — поперхнулся хоббит и удалился в прихожую.

«Ну вот наконец и вы!» — приготовил он на этот раз. Но это был опять не Гэндальф! Вместо волшебника Бильбо увидел на пороге старого седобородого гнома в ярко-красном капюшоне. Подобно первому, этот гном прошмыгнул в едва открывшуюся дверь, словно и его тут ждали.

— Уже собираются, — одобрительно заявил гном, увидев на вешалке зеленый капюшон Двалина.

Он повесил свой красный капюшон рядом и, прижав ладонь к груди, произнес:

— Балин, к вашим услугам!

— Благодарю! — выдавил из себя Бильбо. Конечно, это вышло как-то невпопад, но слова «уже собираются» весьма озадачили его. Не то чтобы Бильбо не любил гостей, совсем наоборот! Но он привык знакомиться с ними до того, как они придут к нему в дом, и, кроме того, предпочитал приглашать гостей самостоятельно. Хоббит с ужасом подумал, что пирожков может не хватить и он как хозяин дома рискует опростоволоситься. Он знал свой долг гостеприимства и готов был стоически вынести все налагаемые этим долгом тяготы — даже если бы пришлось отказаться от пирожка самому.

— Пожалуйте пить чай! — с трудом произнес хоббит после глубокого вдоха.

— Если можно, я предпочел бы кружечку пива, — сказал седобородый Балин. — И не отказался бы от коврижки, тминной коврижки, если найдется.

— Сколько вашей душе угодно!

К своему удивлению, Бильбо был еще способен отвечать, но удивился еще больше, когда обнаружил, что бежит в погреб за баклагой с пивом и в кладовку за двумя соблазнительного вида тминными коврижками, которые он испек нынче утром, чтобы было чем перекусить после ужина.

Когда он вернулся, Балин и Двалин, словно старые друзья (а были они на самом деле братьями!), сидели за столом и вели беседу. Едва Бильбо поставил перед ними пиво и коврижки, как снова загремел колокольчик, а потом еще раз.

«Ну, это уж точно Гэндальф!» — решил хоббит, метнувшись в коридор.

Как бы не так! Еще два гнома — желтобородые, в синих капюшонах, с серебряными поясами! И у каждого — по котомке с инструментами и по лопате. Едва дверь отворилась, они прошмыгнули внутрь, но Бильбо уже ничему не удивлялся.

— Чем могу служить, уважаемые гномы? — вопросил он.

— Кили, к вашим услугам! — произнес один из гномов.

— И Фили! — добавил другой.

Оба сняли капюшоны и поклонились.

— Ваш покорный слуга! И всех ваших близких! — раскланялся Бильбо, вспомнив на этот раз о хороших манерах.

— Как я погляжу, Балин и Двалин уже здесь! — обрадовался Кили. — Пошли туда, в общую кучу!

«Куча! — подумал Бильбо. — Это мне уже не нравится! Нужно минуточку посидеть и собраться с мыслями. И выпить чего-нибудь».

Однако едва хоббит, забившись в уголок, сделал пару глотков — а четверо гномов тем временем сидели вокруг стола и вели разговоры о копях, о золоте, о стычках с гоблинами, о налетах каких-то драконов и о многом-многом другом, чего он не понимал, да и не желал понимать, потому что все это сильно смахивало на приключения, — снова зазвонил колокольчик: «Диндон! А-лин-дан!» — словно какой-то проказливый хоббитенок задумал оборвать шнурок.

— Еще один… — пробормотал хоббит, беспомощно хлопая глазами.

— Судя по звону, не один, а четверо, — уточнил Фили. — Мы вообще-то видели, как они шли сюда, только мы их немного обогнали.

Бедняга хоббит так и сел в прихожей и закрыл лицо руками, теряясь в догадках: что же это такое, и что же это такое будет, и не собирается ли вся эта «куча» остаться на ужин? Но тут колокольчик снова загремел, да так громко, что хоббиту не оставалось ничего другого, как поспешно открыть дверь. Там было даже не четверо, а пятеро! Пятый подоспел, покуда хоббит раздумывал в прихожей. Едва Бильбо повернул ручку, как пятеро гномов ввалились в дом, кланяясь и по очереди произнося неизменное «К вашим услугам!». Звали их Дори, Нори, Ори, Оин и Глоин. Минуты не прошло, как два пурпурных капюшона, равно как серый, коричневый и белый, уже висели на вешалке, а гномы, подтянув крепкими руками золотые и серебряные пояса, прошествовали в столовую. Это была уже настоящая «куча»! Одни гномы просили принести пива, другие — вина, нашелся даже один любитель кофе, а от коврижек не отказался никто. Так что некоторое время хоббит был очень занят по хозяйству.

Когда на огонь был поставлен большой кофейник, а от тминных коврижек остались одни воспоминания, так что гномы принялись за ячменные лепешки с маслом, раздался громкий стук. Нет, не звон колокольчика, а тяжелые удары в замечательную зеленую дверь. По ней колотили палкой!

Бильбо, возмущенный до глубины души, сломя голову бросился в коридор. В жизни еще не было у него такой ужасной среды! Он рванул на себя дверь — и пришедшие ввалились в прихожую и попадали друг на друга. Еще гномы! Четверо! А следом, опираясь на посох, вошел смеющийся Гэндальф. От ударов его посоха на зеленой двери появилась здоровенная вмятина, не оставившая и следа от нацарапанного прошлым утром тайного знака.

— Эй, полегче там! — крикнул Гэндальф. — Бильбо! На тебя это совсем не похоже! Заставляешь друзей ждать на пороге, а потом срываешь дверь с петель! Позволь представить тебе Бифура, Бофура, Бомбура и отдельно — Торина!

— К вашим услугам! — выпалили Бифур, Бофур и Бомбур, стоя плечом к плечу. Затем они повесили на вешалку свои капюшоны — два желтых и один зеленый, а также небесно-голубой с длинной серебристой кисточкой. То был капюшон Торина, гнома, державшегося с исключительным достоинством. Да-да! Это был тот самый знаменитый Торин Дубощит! И, стоит заметить, ему не очень-то понравилось барахтаться на коврике для вытирания ног в одной куче с Бифуром, Бофуром и Бомбуром в придачу. А Бомбур, надо сказать, был гномом весьма тучным и тяжелым. Торин держался надменно и даже не стал упоминать об «услугах», однако несчастный господин Бэггинс столько раз извинился, что гном, проворчав наконец: «Ничего, ничего!» — перестал хмуриться.

— Ну вот, все и в сборе! — сказал Гэндальф, глядя на висящие в ряд тринадцать капюшонов — выходных капюшонов на застежках — и на свою собственную синюю шляпу. — Веселенькая компания! Надеюсь, опоздавшим еще осталось что-нибудь поесть и выпить! Что это? Чай?! Нет, благодарю покорно. Лучше, пожалуй, стаканчик красного вина!

— Мне тоже, — сухо добавил Торин.

— А еще малинового джема и яблочного пирога! — добавил Бифур.

— А еще печенья с миндалем и сыру! — добавил Бофур.

— А еще пирога со свининой и салату! — добавил Бомбур.

— А еще пирожков, пива и кофе! И побольше! — закричали гномы из столовой.

— И потрудись принести яичек! — крикнул Гэндальф вдогонку хоббиту, бросившемуся в кладовую. — Да не забудь холодного цыпленка и маринованных огурчиков!

«Похоже, содержимое моих кладовок ему известно не хуже моего», — в замешательстве подумал Бильбо, начиная сильно подозревать, что ему на голову свалилось приключение — причем отвратительнейшее из всех возможных. Расставляя на больших подносах бутылки, стаканы, тарелки, раскладывая ложки, вилки и ножи, Бильбо совсем упарился.

— Чтоб им лопнуть, этим гномам! — пробормотал хоббит себе под нос. — Нет чтобы помочь!

И что бы вы думали? На пороге кухни тут же появились Балин и Двалин, а за спиной у них Кили с Фили! Бильбо глазом не успел моргнуть, как гномы унесли подносы в столовую, прихватив к тому же два небольших столика, и все там расставили.

Тринадцать гномов расселись вокруг стола с Гэндальфом во главе. А Бильбо, примостившись на стульчике у камина, без всякого энтузиазма грыз сухарик (аппетит у него совсем пропал!) и пытался делать вид, что все так и задумано и никаким приключением тут и не пахнет. Гномы всё ели и ели, говорили и говорили, а время шло и шло. Наконец один за другим они стали откидываться на спинки стульев, и Бильбо принялся собирать со стола посуду.

— Надеюсь, вы все останетесь у меня до ужина, — сказал он самым вежливым и непринужденным тоном.

— Ну разумеется! — ответил за всех Торин. — И после ужина тоже! До темноты нам с делами не управиться, а ведь сперва нужно послушать музыку. А ну-ка, приберите тут!

В ту же минуту двенадцать гномов, за исключением надменного Торина, оставшегося за столом беседовать с Гэндальфом, повскакивали с мест и, собрав посуду в высокие стопки, стали выносить ее без всяких подносов, балансируя на одной руке шаткими сооружениями, каждое из которых венчала бутылка. Хоббиту оставалось только бегать за ними и с ужасом приговаривать: «Осторожнее, стекло!» и «Не стоит беспокоиться, я сам!». Но гномы, не обращая на него ни малейшего внимания, начали петь:

Бей узорное стекло!

Гни серебряные вилки!

Бильбо Бэггинсу назло

Опрокинь его бутылки!

Лей по скатерти вино!

На пол все тарелки бухни!

Ляпни жирное пятно!

Кости разбросай по кухне!

С мылом мой и тряпкой три!

Не беда, что всё побили!

Что осталось, посмотри?

Может, что-нибудь забыли?!

Бильбо Бэггинсу назло!

Осторожнее, стекло!!!

Ну конечно, ничего такого гномы не учинили, и, покуда Бильбо метался по кухне и чуть не свернул себе шею, пытаясь проследить сразу за всеми, все было в два счета убрано, вымыто и расставлено по местам, причем в целости и сохранности. Затем все возвратились в столовую. Торин сидел, положив ноги на каминную решетку, и курил трубку. Он пускал невероятных размеров кольца дыма, и по его команде они перемещались по комнате, куда он приказывал — то к камину, то к стенным часам, то под стол, то под потолок. Но куда бы ни улетали кольца Торина, всюду их настигал Гэндальф! Пуф-ф! И маленькое колечко из его глиняной трубки проскакивало точно через кольцо Торина. Потом Гэндальфово колечко начинало зеленеть, возвращалось и зависало над головой волшебника. Над ним уже сгустилось целое облако, и при сумеречном свете в облике Гэндальфа и в самом деле появилось нечто волшебное. Бильбо застыл пораженный — колечки пускать он и сам любил, но тут ему стало стыдно за то, с какой гордостью он предавался этому занятию вчера утром, пуская колечки на ветер, который уносил их за Холм.

— А теперь послушаем музыку! — сказал Торин. — Принесите инструменты!

Кили с Фили кинулись к своим котомкам и достали оттуда маленькие скрипки. Дори, Нори и Ори извлекли откуда-то из курток флейты. Бомбур притащил из прихожей барабан. Бифур и Бофур тоже вышли и вернулись с кларнетами, которые оставили в прихожей, в стойке для тросточек.

— Ох! — хором выдохнули Балин и Двалин. — У нас всё на крыльце!

— Несите! А заодно и мою арфу! — велел им Торин.

Гномы вернулись в столовую с двумя виолами размером с них самих, а также с арфой Торина, завернутой в зеленое сукно. Это была красивая золотая арфа, и, когда Торин провел рукой по струнам, полилась музыка, да такая необычная и приятная, что Бильбо позабыл все на свете и унесся мыслями в загадочные страны под чужими звездами, далеко за Реку, далеко-далеко от его хоббичьей норы под Холмом*.

Через маленькое открытое окошко в столовую сочилась тьма, камин догорал (дело было в апреле), а гномы все играли, покуда тень от бороды Гэндальфа не доползла до стены.

В комнате стало совсем темно, камин потух, тени исчезли, а гномы все играли. И вдруг — сначала один, а затем и остальные — гномы начали петь. То была протяжная песнь о глубоких подземельях их древней родины. Вот маленький отрывок из этой песни, хотя без музыки он дает о ней лишь отдаленное представление:

Там, за туманных гор хребтом,

В пещерах наш подземный дом.

Чуть рассветет, и мы в поход

Уйдем за древним золотом!

Там молот гномов не молчал

В глубоком мраке гулких зал,

Где жили мы в объятьях тьмы, —

И каждый золото ковал.

Людей и эльфов короли

За золотом к пещерам шли,

Чтоб рукоять меча убрать

Плененным пламенем земли,

Плененным пламенем лучей

Луны и звезд иных ночей —

Волшебный сплав драконьих лав

Шел на узоры для мечей.

Шли короли со всех сторон,

Ища рубинов для корон,

Чтоб лить окрест сиянье звезд,

Всходя на свой высокий трон!

Там, за туманных гор хребтом,

В пещерах наш богатый дом.

Чуть рассветет, и мы в поход

Уйдем за нашим золотом!

Там пели гномы при свечах,

Куя узоры на мечах, —

И в сердце жал огонь пылал

У них в негаснущих печах.

Чужой не знает до сих пор,

О чем та песнь, о чем тот хор, —

Вовек ни эльф, ни человек

Не проникал в чертоги гор.

Но, распластав свои крыла,

Несчастье буря принесла:

Упал на лес огонь с небес —

И сосны выжжены дотла!

В долине колокольный звон,

На город двинулся дракон,*

Свиреп и лют — и гибнет люд,

В руины город превращен!

Дымится черная гора

И входа черная дыра.

Последний гном покинул дом —

Настала черная пора.

Там, за туманных гор грядой,

В пещерах жили мы с тобой.

Чуть рассветет, уйдем в поход

За наше золото на бой!

Пока они пели, хоббит почувствовал, что сам проникается любовью к прекрасным вещам, созданным искусными руками, и не без волшебства, — любовью сильной и ревностной, всегда жившей в сердце у гномов. И то самое нечто, что унаследовал он по линии Тукков, проснулось в нем, и ему захотелось отправиться в путешествие, увидеть большие горы, услышать шум водопадов и свист ветра в соснах, проникнуть в подземные пещеры и носить меч, а не тросточку. Бильбо посмотрел в окно. Над кронами деревьев высыпали звезды. А хоббиту чудились драгоценные камни, сверкающие в подземных пещерах, о которых пели гномы. В лесу за Рекой неожиданно вспыхнул огонь, — наверное, кто-то разжег костер, — а хоббиту чудилось, что это ужасные драконы спускаются с неба на его тихий Холм и сжигают все на своем пути. Он содрогнулся от страха и тут же стал просто-напросто господином Бэггинсом из Котомки, что под Холмом.

Он встал, дрожа с головы до ног. С одной стороны, он понимал, что пора бы принести лампу, а с другой — его так и подмывало под этим предлогом убежать в погреб, спрятаться за бочками с пивом и не вылезать оттуда, пока эти странные гости не уйдут. Вдруг он обнаружил, что музыка и пение прекратились и гномы, блестя во тьме глазами, смотрят на него.

— Ты куда?! — грозно спросил его Торин.

Хоббиту показалось, что гном угадал его намерение.

— Может, стоит зажечь свечи? — извиняющимся тоном спросил Бильбо.

— Нам нравится тьма! — запротестовали гномы. — Тьма в самый раз для темных дел! До рассвета еще далеко.

— Как вам будет угодно, — стушевался Бильбо и поспешно сел на каминную решетку, зацепив по дороге кочергу и совок, которые с грохотом повалились на пол.

— Тихо! — шикнул на него Гэндальф. — Пусть говорит Торин!

Торин начал так:

— Гэндальф, гномы и достойный господин Бэггинс! Мы собрались в доме нашего друга и полноправного участника заговора, в доме этого выдающегося и исключительно свирепого хоббита. Да не выпадет никогда шерстка на его ногах! И хвала его вину и пиву!

Здесь Торин сделал паузу, чтобы набрать воздуху и дать хоббиту время на изъявление полагающейся в таких случаях признательности. Однако усилиям Торина не суждено было получить должного вознаграждения со стороны Бильбо Бэггинса, который открыл было рот, чтобы выразить протест против эпитета «свирепый» и тем более против «полноправного участника заговора», но от замешательства не издал ни звука. И Торин продолжил:

— Мы собрались обсудить наши планы, пути, а также средства и способы достижения нашей цели. Еще до наступления рассвета мы отправимся в поход — в поход, из которого кое-кто из нас, а может быть, и никто из нас (за исключением, разумеется, нашего друга и наставника — я имею в виду многомудрого волшебника Гэндальфа) никогда не вернется. Запомните этот торжественный момент! Полагаю, цель наша всем вам хорошо известна. Что же касается уважаемого господина Бэггинса, а возможно, и одного-двух молодых гномов (думаю, не ошибусь, если назову, к примеру, Кили и Фили), то для них положение вещей к настоящему времени может потребовать некоторого краткого уточнения.

Торин говорил витиевато, поскольку происходил из весьма высокого рода. Дай ему волю, он мог бы продолжать в том же духе до хрипоты, не сказав при этом ничего, что не было бы всем известно и без него. Но Торина грубо прервали. Бедный Бильбо не мог больше терпеть. При словах «никогда не вернется» ему захотелось кричать, и он таки крикнул! Это было похоже на гудок паровоза, выходящего из туннеля. Гномы повскакивали с мест, опрокинув стол. Гэндальф заставил верхний конец своего волшебного посоха вспыхнуть синим пламенем — и в этом сиянии на коврике перед камином все увидели несчастного хоббита, который стоял на коленях и трясся мелкой дрожью. И вдруг хоббит рухнул и остался лежать, вскрикивая: «Меня убило молнией! Меня убило молнией!» Довольно долго ничего другого добиться от него не удавалось. Гномы подняли хоббита, отнесли в соседнюю гостиную, положили на диван, поставили рядом стакан с водой и вернулись в столовую — обсуждать свои темные дела.

— Впечатлительный малый! — заметил Гэндальф, когда все снова расселись. — У него бывают припадки, но все же он один из самых достойных, да-да, из самых достойных, и, кроме того, свиреп, как разъяренный дракон!

Тем из вас, кому хотя бы раз в жизни доводилось иметь дело с разъяренным драконом, нет необходимости объяснять, что по отношению к хоббиту такое сравнение является некоторым преувеличением, даже если взять двоюродного прадеда Старого Тукка — Бандобраса Волынщика*, который был настолько могуч (разумеется, для хоббита!), что мог ездить верхом на настоящем коне. В битве при Зеленополье он сражался с гоблинами* и своей дубиной снес голову их предводителю Гольфимбулу*. Голова отлетела на сотню шагов и угодила прямо в кроличью нору. Битва была выиграна, и с того дня ведет свою историю игра в гольф.

Тем временем в гостиной достойный, но куда более слабый духом потомок Волынщика постепенно приходил в себя.

Немного полежав, он выпил воды и, осторожно подкравшись к двери столовой, услышал:

— Фр-р! — это фыркнул Глоин. — А он потянет? Что бы там Гэндальф ни толковал о его свирепости, одного такого крика в решающий момент будет достаточно, чтобы разбудить дракона со всеми его родичами и всех нас погубить. Этот крик напоминает скорее вопль ужаса, чем клич отваги. Кабы не знак на двери, я решил бы, что мы не туда попали. Еще в прихожей, глядя на ужимки этого толстого малого, я сильно засомневался. Он больше смахивает на лавочника, чем на грабителя!

Тут Бильбо открыл дверь и вошел. Тукки в нем взяли верх! Он вдруг почувствовал, что ради прозвища «свирепый» он готов некоторое время обходиться без мягкой постели и даже без завтрака. А что касается «ужимок», то они привели его просто в бешенство. Бэггинсовская его половина не раз потом жалела о содеянном и говорила: «Дурень ты, Бильбо, дурень! Сам же полез на рожон!»

— Простите, что я подслушивал, — сказал он. — Я не вполне разобрался, о чем речь и при чем тут грабители, но, насколько я понимаю, — Бильбо пытался, как он сам называл это, «сохранить лицо», — вы говорите, что я не гожусь. Что ж, судите сами! Можете мне поверить, никаких таких знаков на моей двери нет и не было. Ее красили неделю назад! И попали вы все-таки не туда! Едва увидев ваши потешные лица, я начал сомневаться — не ошиблись ли вы дверью? Но все к лучшему! Скажите, что от меня требуется, и я постараюсь не подвести, даже если мне придется отправиться далеко на Восток и вступить в бой с драконами на какой-нибудь Дальней Пустоши. Моим двоюродным прапрапрадедом был знаменитый Волынщик Тукк и…

— Волынщик давным-давно умер! — оборвал его Глоин. — А я говорю о тебе! Да и знак на двери имеется — недвусмысленный знак профессиональной принадлежности! Во все времена он означал одно: «Профессиональный грабитель*, готовый на все за умеренное вознаграждение». Ну, если угодно, не «грабитель», а «искатель сокровищ». Невелика разница! Гэндальф сказал, что в здешних краях есть большой мастер по этой части и что в среду мы должны собраться у него к чаю…

— Знак на двери, конечно же, имеется, тут и говорить не о чем! — вмешался Гэндальф. — Я сам его и поставил. И имел к этому все основания. Вы просили подобрать для похода четырнадцатого участника, и я остановил свой выбор на господине Бэггинсе. А если хоть один из вас скажет, что я выбрал не того и привел вас не туда, вас так и останется тринадцать, число несчастливое, и вам придется либо проверить это обстоятельство на собственной шкуре, либо вернуться в угольные копи!

Тут Гэндальф так грозно посмотрел на Глоина, что гном съежился, а когда Бильбо открыл было рот, собираясь что-то возразить, Гэндальф повернулся к нему и так страшно сдвинул свои густые брови, что у хоббита слова застряли в горле.

— Хватит! — твердо сказал Гэндальф. — Отставить препирательства! Господина Бэггинса выбрал я, и одного этого вам должно быть достаточно! Я сказал грабитель — значит, грабитель! Или станет грабителем в свое время. Вы еще не знаете, на что он способен, да он и сам пока не догадывается. И очень может статься, что вы до конца дней своих будете меня благодарить за мой выбор. А теперь, Бильбо, принеси-ка лампу, а то тут такая тьма, что хоть глаз выколи!

При свете большой лампы с красным абажуром Гэндальф развернул на столе какой-то пергаментный свиток, похожий на карту.

— Эту карту, Торин, сделал твой дед, Трор, — пояснил он разом загомонившим гномам. — Перед вами план Горы!

— Сомневаюсь, что карта нам пригодится, — разочарованно заметил Торин, едва взглянув на карту. — Я и так отлично помню Гору и все прилегающие земли. Знаю я и Чернолесье, и Чахлую Пустошь, где находится логово великих драконов…*

— Дракон тут помечен красным, — вставил Балин, — но мы найдем его и без карты — если, конечно, доберемся туда.

— Одного вы все-таки не заметили, — перебил его Гэндальф, — а именно потайного хода! Обратите внимание на руну в западной части карты* и на стрелку, идущую к ней от других рун. Это потайной ход в Нижние Пещеры.

— Прежде он, может, и был потайным, — возразил Торин. — Но где гарантия, что тайна так и осталась тайной? Старый Смауг* живет там уже достаточно долго и наверняка успел разнюхать все, что только можно.

— Разнюхать-то он мог, но никак не воспользоваться!

— Отчего же?

— Вход слишком узок! Руны гласят: «Вход пяти футов высотой, трое пройдут плечом к плечу». А Смаугу в такую дырку было не пролезть, даже когда он был молодым, а тем более после того, как он сожрал столько гномов и людей из Дейла*.

— По мне, так это целая дырища! — не вытерпел и вмешался в разговор Бильбо, который слабо разбирался в драконах, но зато знал толк в хоббичьих норах.

Он воодушевился, и ему опять стало страшно интересно. Карты он любил, у него самого в прихожей висела большая карта окрестностей Холма, на которой красными чернилами были отмечены любимые маршруты его прогулок.

— И как это можно такую огромную дыру скрыть от кого бы то ни было, исключая разве что дракона? — не унимался Бильбо. Не стоит забывать, что Бильбо был всего-навсего маленьким хоббитом.

— Способов сколько угодно, — ответил Гэндальф, — но какой был выбран на этот раз, сказать заранее трудно. Однако, судя по рисунку на карте, вход закрыт, а дверь замаскирована так, что, не зная секрета, обнаружить ее невозможно. У гномов это дело обычное. Не так ли?

— Верно, — кивнул Торин.

— Кроме того, — продолжал Гэндальф, — я совсем забыл сказать, что к карте приложен ключ, этакий маленький затейливый ключик. Вот он! Не потеряй его! — И Гэндальф вручил Торину довольно длинный серебристый ключ с хитрой бородкой.

— Уж как-нибудь! — сказал Торин и пристегнул ключ к цепочке, что была у него на груди, под курткой. — Дело, похоже, налаживается! Последние события придают ему новый оборот. До сих пор у нас не было конкретного плана действий. Мы намеревались потихоньку и по возможности скрытно двигаться на восток до самого озера Долгого. А вот дальше должны были встретиться препятствия…

— Насколько я знаю дорогу на восток, препятствия встретятся значительно раньше, — заметил Гэндальф.

— Далее мы собирались подняться по реке Бегучей, — продолжал Торин, не обращая ни малейшего внимания на замечание волшебника, — и дойти до Дейла, древнего города в долине у подножия Горы, однако необходимость идти через Главные Ворота ни в кого из нас не вселяла особого воодушевления. Река вытекает прямо из Ворот, пробитых в скале на южном склоне Горы. Ими-то и пользуется дракон — и очень даже часто, если, разумеется, не изменил своих привычек.

— Без какого-нибудь могучего воина или даже героя тут не справиться, — перебил Торина волшебник. — Я пробовал искать, но, оказывается, все воины заняты битвами друг с другом в далеких странах, а в здешних краях могучие воины редкость, — может, их тут и вовсе нет. Мечи в этих местах большей частью затупились, топорами рубят деревья, а из щитов делают колыбели и крышки для котлов. Драконов здесь никто не опасается, потому что они далеко, да и мало кто верит в само их существование. Вот почему я стал искать грабителя, особенно когда вспомнил о потайном ходе. И вот он перед вами — хоббит Бильбо Бэггинс, грабитель из грабителей! Так что приступим к разработке плана дальнейших действий.

— Вот именно! И думается, профессиональный грабитель должен первым высказать свои соображения. — Торин с издевательским видом поклонился Бильбо.

— Сперва было бы не худо объяснить мне кое-что, — не очень уверенно начал совершенно смущенный Бильбо, хотя Тукки победили в нем уже окончательно. — Я имею в виду все это золото, дракона, и как оно туда попало, и чье оно на самом деле, ну и так далее.

— Горы и камни! — возмутился Торин. — Разве ты не видел карту? Разве не слышал нашу песню? Разве не об этом мы ведем речь все это время?

— Как бы то ни было, все условия должны быть оговорены заранее, — с ударением на каждом слове произнес Бильбо, переходя на деловой тон (каким он обычно говорил с теми, кто просил у него денег в долг) и изо всех сил стараясь проявить расчетливость, благоразумие и соответствующие профессиональные качества, дабы оправдать столь лестную рекомендацию Гэндальфа. — Кроме того, хотелось бы знать заранее, чем я, собственно, рискую, сколько получу на непредвиденные расходы и сколько это займет времени, а также, разумеется, размеры вознаграждения.

На самом деле все это значило: «Что я с этого буду иметь и каковы мои шансы вернуться живым?»

— Хорошо, — согласился Торин. — Много лет назад, когда жив еще был мой дед Трор, его семье пришлось уйти с дальнего Севера со всем своим добром и инструментами. Они возвратились к Горе, что показана на карте. Эту Гору впервые обнаружил еще мой далекий предок, Траин Старый. На этот раз, вернувшись туда, гномы пробили в Горе множество шахт и туннелей, высекли в скалах огромные залы и мастерские, а кроме того, известно, что они нашли там груды золота и великое множество драгоценных камней. Гномы разбогатели и прославились, а мой дед сделался новым Королем-Под-Горой и пользовался большим уважением у смертных людей, которые постепенно расселились по реке Бегучей и в долине к югу от Горы и наконец построили веселый город Дейл. Короли Дейла часто призывали наших умельцев и щедро платили даже не самым искусным из них. И нередко бывало, что люди просили гномов взять их детей в обучение и не скупились, поставляя нам взамен съестное, — ведь мы никогда не опускались до земледелия и поисков пропитания. Для нас то была пора истинного расцвета, и даже самый бедный гном мог позволить себе тратить деньги не скупясь. А на досуге гномы делали чудесные волшебные игрушки, каких в наши дни уже не встретишь. Дворец Трора был полон оружия и драгоценных камней, резной скульптуры и великолепной посуды, а рынок игрушек в Дейле был жемчужиной Севера.

Конечно, это не могло не привлечь драконов. Они грабят людей, эльфов и гномов, отбирают у них золото и драгоценные камни, а потом всю свою жизнь (а живут они, считай, вечно, если их не убить!) сидят на груде награбленных сокровищ, не способные понять всей их бесценной красоты. Едва ли драконы могут отличить вещь изящную от безобразной, хотя прекрасно знают, что почем. И ничего они не умеют делать сами — не могут даже закрепить пошатнувшуюся чешуйку на своей броне. Драконов на Севере в те дни было много, а гномов, что добывали золото, становилось все меньше и меньше — одни уходили на Юг, другие гибли в битвах, и положение дел год от году становилось все хуже, пока не наступило полное запустение. Но особой жадностью отличался могучий и свирепый дракон по имени Смауг. В один прекрасный день он взмыл в небо и полетел на юг. Шум, поднятый его крыльями, был подобен грохоту урагана — стволы сосен на склонах Горы ломались, что твои тростиночки. Кое-кому из гномов случилось в то время быть снаружи. На мое счастье, я оказался в их числе, — в те дни еще наивный, жаждущий приключений юноша, я вечно шатался по окрестностям, — это и спасло мне жизнь! Так вот, издалека мы увидели, как на нашу Гору садится огнедышащий дракон. Он пополз вниз по склону, сжигая лес на своем пути. Тут в Дейле зазвонили во все колокола, и воины взялись за оружие. Гномы бросились из подземелий наверх, к Главным Воротам, но там их уже поджидал дракон! Ни один гном не сумел выйти наружу. Вода в реке закипела, повалил пар, и над Дейлом повис туман, под покровом которого дракон проник в город и перебил почти всех его защитников. Такова эта печальная история, каких в те дни случалось немало. Затем дракон вернулся к Горе и через Главные Ворота заполз внутрь, где огнем прошел по всем залам и туннелям, боковым ходам и погребам, по всем до единого закоулкам, после чего там не осталось ни одного живого гнома, и дракон присвоил все их сокровища. Наверное, он, как это принято у драконов, свалил все сокровища в одну кучу где-нибудь в дальнем углу и спит на ней. Кроме того, дракон взял за обыкновение выползать по ночам из Главных Ворот наружу и наведываться в Дейл, где хватал людей, большей частью девушек, и утаскивал к себе, чтобы сожрать. Так продолжалось до тех пор, пока Дейл не превратился в развалины. Уцелевшие жители покинули город, и трудно сказать, что там делается теперь, но не думаю, чтобы в окрестностях Горы кто-нибудь жил — разве что на дальнем конце озера Долгого. Те немногие из нас, кому удалось спастись, спрятались и в слезах проклинали Смауга. Тут, совершенно неожиданно, к нам присоединились мой дед и отец, причем бороды у них были сильно обожжены. Выглядели оба мрачными и почти все время молчали. А когда я спросил, как им удалось выбраться, они велели мне попридержать язык и сказали, что в свое время я все узнаю. И мы ушли оттуда, и пришлось нам скитаться и зарабатывать себе на жизнь как придется, опускаясь до самой черной работы в кузнице, а то и просто в угольных копях. Но никогда не забывали мы о своих похищенных сокровищах. И сегодня, когда, осмелюсь заметить, у нас есть кое-что на черный день и мы вовсе не нищие, — тут Торин погладил золотую цепь, висевшую у него на груди, — мы не оставили мысли вернуть их и, если удастся, обрушить возмездие на голову Смауга. Я часто думал о тайне спасения отца и деда и пришел к выводу, что существовал какой-то им одним известный потайной ход. По-видимому, они и составили эту карту. Однако хотелось бы узнать, где раздобыл ее Гэндальф и отчего она не попала ко мне, законному наследнику?

— Я ее не раздобывал! Ее мне дали! — сказал волшебник. — Ты, наверное, не забыл, что твой дед Трор погиб в подземельях Мории в поединке с гоблином по имени Азог?*

— Азог! Будь он трижды проклят! — воскликнул Торин.

— И что твой отец Траин ушел из дома двадцать первого апреля — кстати, в прошлый четверг этому событию исполнилось ровно сто лет — и с тех пор ты его больше не видел?

— Все именно так, — подтвердил Торин.

— Так вот, эту карту дал мне твой отец, с тем чтобы я вручил ее тебе. Но, учтя, как трудно мне было тебя разыскать, ты, надеюсь, не осудишь меня за то, что я столь долго выбирал время и место! Ибо твой отец был в таком состоянии, что не помнил ни своего, ни твоего имени. Так что тебе остается лишь поблагодарить меня. Вот она! Держи! — сказал Гэндальф, вручая карту Торину.

— Чего-то я здесь не понимаю, — пробормотал Торин, да и Бильбо мог сказать о себе то же самое. Объяснения Гэндальфа ничего ему не объяснили.

— Перед тем как спуститься в подземелья Мории, — продолжал волшебник, — твой дед отдал карту на сохранение своему сыну. Вот после гибели Трора твой отец и решил попытать счастья с этой картой. Много жестоких испытаний выпало на его долю, но до Горы он так и не добрался. Уж не знаю, как он туда попал, но я нашел его среди узников, в темнице у Некроманта*.

— Что ты там делал?! — дрогнувшим голосом спросил Торин, а все остальные гномы в страхе примолкли.

— А это уже мое дело! Как обычно, я кое-что искал, и поиски эти были весьма неприятными и опасными. Даже мне, Гэндальфу, едва удалось унести ноги! Я пытался спасти твоего отца, но пришел слишком поздно. Он был при смерти и ничего не помнил, кроме того, что должен передать тебе карту и ключ.

— Мы давно уже отомстили гоблинам Мории! — с вызовом воскликнул Торин. — Теперь настала очередь Некроманта!

— Не говори глупостей! Этот противник не по зубам гномам, даже всем, вместе взятым, если их вообще теперь возможно собрать со всех концов мира. Единственное, чего хотел твой отец, — чтобы ты использовал карту и ключ по назначению. Дракон и Гора — вот задача, которой хватит тебе за глаза и за уши!

— Послушайте! — сам того не ожидая, воскликнул Бильбо.

— Что?! — хором откликнулись гномы и повернулись к хоббиту, который настолько смутился, что мог лишь повторить:

— Послушайте, что я хочу предложить!

— Да что же?!

— Мне кажется, вам нужно просто пойти на восток и посмотреть на месте, что к чему. В конце концов, там ведь есть потайной ход, да и дракону хоть когда-нибудь нужно выспаться. Осмелюсь выразить уверенность, что, если достаточно долго посидеть на приступочке, что-нибудь обязательно придумается. А теперь — я надеюсь, вы поймете меня правильно — не кажется ли вам, что разговоры на сегодня пора заканчивать? Как насчет того, чтобы сейчас лечь спать, а завтра выйти пораньше? Перед тем как вы уйдете, я приготовлю завтрак.

— Ты сказал, перед тем как мы уйдем?! — воскликнул Торин. — А ты?! Разве ты не грабитель?! Разве не твое это дело — сидеть на приступочке, я уж не говорю о том, чтобы открыть потайную дверь?! Однако я не возражаю против того, чтобы выспаться и позавтракать. Перед выходом я не отказался бы от глазуньи из полдюжины яиц с ветчиной. Да смотри не пережарь и не разбей глазков!

Тут и остальные без всякого зазрения совести (что Бильбо не преминул про себя отметить) принялись заказывать себе завтрак и наконец встали из-за стола. Хоббиту пришлось искать, где их всех разместить, устраивать гномов на диванах и в креслах, так что до своей спаленки Бильбо добрался уже совершенно измученным и бесконечно несчастным. Он твердо решил, что ни за что не станет подниматься ни свет ни заря и готовить заказанные завтраки. Тукки в нем как-то уже выдохлись, и теперь он далеко не так был уверен, что завтра утром отправится в путешествие.

Засыпая, Бильбо слышал голос Торина, бубнившего за стеной соседней (и самой лучшей!) спальни:

Там, за туманных гор хребтом,

В пещерах наш сожженный дом.

Чуть рассветет, уйдем в поход

За нашим древним золотом!

С этим Бильбо и уснул, но сон его был беспокоен. Проснулся он, когда уже давным-давно рассвело.