Время милосердия

Джон Гришэм, 2020

Адвокат Джейк Брайгенс снова в игре – против жестокой судебной системы, неумолимых коллег и предвзятого общества. Будучи вынужден взяться за дело Дрю Гэмбла – робкого шестнадцатилетнего парня, застрелившего помощника шерифа, Джейк должен выбирать между благополучием и безопасностью собственной семьи и помощью людям, оказавшимся на грани отчаяния. Что скрывается за очевидным на первый взгляд преступлением? Как переубедить местных жителей, требующих скорейшего суда и смертной казни? И получится ли найти лазейку в законе, чтобы спасти жизнь человека?

8

Миссис Уитакер и миссис Хафф представились Джейку и Порсии в комнате ожидания на третьем этаже больницы и спросили, не голодны ли они. Церковь Доброго Пастыря образцово подготовилась к уходу за страждущими: все плоскости были заставлены едой, и ожидалось еще. По словам миссис Хафф, прихожанки разделились на смены и не спускали глаз с Джози Гэмбл. Перед дверью ее палаты в конце коридора скучал в кресле-качалке один из помощников шерифа. Пока миссис Хафф говорила, миссис Уитакер положила на бумажные тарелки толстые куски жирного пирога и подала одну Порсии, а другую Джейку. Отказаться было невозможно, пришлось отламывать куски пластмассовыми вилками, пока миссис Хафф, совершенно не уважая требования приватности, сообщала подробности анализов Джози.

Когда Джейку было разрешено вставить словечко, он сообщил, что суд назначил его адвокатом Дрю. Дамы впечатлились и предложили кофе. Джейк представил им Порсию как свою ассистентку, но осталось не ясно, знают ли они, что это такое. Миссис Уитакер поведала, что ее племянник трудится адвокатом в Арканзасе, после чего миссис Хафф, не желая оставаться в тени, рассказала, что однажды ее брат заседал в коллегии присяжных.

Пирог оказался таким вкусным, что Джейк попросил еще кусочек, только поменьше, и согласился запить его кофе. Видя, что он поглядывает на часы, миссис Уитакер объяснила, что дверь палаты Джози закрыта, поскольку ее осматривают врачи. Это ненадолго, заверила она, исходя из своего понимания больничных процедур.

Заметив, что обе дамы склонны к беспрерывной болтовне, Джейк стал задавать им вопросы о семье Гэмблов. Миссис Уитакер, обгоняя соперницу, поспешила ответить, что и мать, и двое ее детей уже несколько месяцев входят в церковную общину Доброго Пастыря. Один из дьяконов, кажется, мистер Герман Уэст, случайно познакомился с ней там, где она работала, на автомойке, и по своей привычке завел беседу. Мистер Уэст — любитель завлекать в церковь новых прихожан. Мистер Уэст, если это был он, назвал ее имя их пастору, брату Чарльзу, и тот побывал у них дома. Визит не задался: хозяин — сотрудник полиции Стюарт Кофер, мир его душе, — грубо обошелся с пастором.

Кроме того, Джози явно жила с этим человеком вне священных уз брака, в открытом грехе, что стало лишним поводом возносить за нее молитвы.

Однажды воскресным утром Джози и ее дети появились в церкви. Церковь по праву горда тем приемом, который она оказывает заблудшим. С появлением в приходе брата Чарльза число прихожан почти удвоилось. Все они — одна большая счастливая семья.

В разговор вмешалась миссис Хафф, имевшая что добавить. Кире на тот момент было только тринадцать лет, с тех пор ей исполнилось четырнадцать, а миссис Хафф как раз вела класс девочек-подростков в воскресной школе. Как только она и вся церковь уяснили, с какими ужасами приходится сталкиваться Джози и ее детям, они окружили эту семью заботой. Миссис Хафф особенно заинтересовалась Кирой, сначала чрезвычайно робкой, погруженной в себя. Примерно раз в месяц миссис Хафф приглашала весь класс к себе домой, полакомиться пиццей и мороженым и подремать за просмотром фильма ужасов, туда же она уговорила прийти и Киру. Остальные девочки были паиньками, многие знали ее по школе, но она все равно чувствовала себя скованно.

Порсия отставила тарелку с пирогом и стала записывать. Когда миссис Хафф замолчала, чтобы отдышаться, она поспешила задать вопрос:

— Говоря, что семья сталкивалась с ужасами, что вы имеете в виду? Может, уточните?

Две добрые женщины ничего не собирались утаивать. Правда, сначала они переглянулись, словно спохватившись, что следовало бы немного уняться.

— Некоторое время назад им пришлось разлучиться, — произнесла миссис Хафф. — Не знаю точно, как и почему, но, думаю, милая Джози должна была уехать, вероятно, она попала в беду, ну, вы понимаете.

— Учитель Дрю рассказал, что его класс писал письма в сиротский приют, — подхватила миссис Уитакер, — и Дрю признался, что однажды жил в приюте. Похоже, он откровеннее своей сестры.

— Как насчет другой родни? — поинтересовался Джейк.

Дамы дружно покачали головами.

— Нет никакой родни, — ответила миссис Хафф. — Не знаю, как и почему она связалась с этим Кофером. У него была дурная репутация.

— Из-за чего? — спросила Порсия.

— У нас о нем ходило много слухов. Хотя он и служил помощником шерифа, рыльце у него было сильно в пушку.

Джейк приготовился покопаться в этом пушку, но тут появился врач. Дамы гордо представили его адвокату семьи и его ассистентке. Как обычно бывает в больницах, при адвокате беседа не задалась. Врач лишь заверил их, что пациентка в стабильном состоянии, все еще испытывает боль, но становится нетерпеливее. Как только у нее начнет спадать отек, ей сделают операцию на поврежденных челюстных костях.

— Она может говорить? — спросил Джейк.

— Немного. Но она хочет говорить, даже через силу.

— Можно нам к ней?

— Да. Только не переусердствуйте.

Джейк и Порсия поспешили в палату. Миссис Уитакер и миссис Хафф остались рассказывать врачу о принесенной еде и готовиться к обеду. На часах было 10.20.

В коридоре дежурил помощник шерифа Лайман Прайс, пожалуй, старейший боец в армии Оззи, менее остальных способный преследовать наркоторговцев и прочий преступный элемент. Для него привычнее было перекладывать бумажки на своем письменном столе и следить за порядком в зале суда. Тратить время около дверей больничной палаты тоже было для старика Лаймана обычным занятием.

Он поприветствовал Джейка заученным ворчанием, не имевшим ни малейшей связи с делом Кофера.

Джейк постучал в дверь, вошел, улыбнулся Кире, сидевшей на стуле и читавшей подростковый журнал. Джози, лежавшая на спине, бодрствовала. Джейк представился, представил Порсию, поздоровался с Кирой, отложившей журнал и вставшей за койкой.

Джейк объяснил, что заглянул всего на минутку, потому что прошлым вечером виделся с Дрю и обещал ему проведать его маму и удостовериться, что она в порядке. Джози стиснула ему руку и пробормотала сквозь бинты нечто вроде: «Как он?»

— Тоже ничего. Сейчас мы снова поедем к нему.

Кира, присевшая на край койки, придвинулась ближе. Глаза у нее были на мокром месте, она постоянно вытирала щеки. Джейка удивило, что она гораздо выше брата, хотя на два года младше его. Дрю легко можно было принять за юношу, которому еще только предстоит возмужание. Кира была физически вполне зрелой для своего возраста.

— Надолго его посадили? — тихо спросила Джози.

— Надолго. На недели. А то и на месяцы. Его обвинят в убийстве и будут судить, на это уйдет много времени.

Кира вытерла лицо матери платочком, промокнула слезы себе. Повисла длительная пауза. Попискивал монитор, из коридора доносился смех медсестер. Джейк первым заерзал, ему захотелось поскорее сбежать. Подав Джози руку, он наклонился к ней и произнес:

— Я еще зайду. А сейчас нам пора к Дрю.

Она хотела кивнуть, но от боли скорчила гримасу. Джейк сунул Кире свою визитную карточку.

— Вот мой телефон, — прошептал он.

Оглянувшись около двери, Джейк увидел крепко обнявшихся мать и дочь. Обе плакали, боясь неизвестности.

Эту душераздирающую картину он никогда не забудет. Два маленьких человека, которых ждали только страх и гнев системы, мать и дочь, не совершившие ничего плохого, но обреченные на мучения. Они были безгласны, их некому защитить. Разве что Джейку. Интуиция подсказывала, что они и Дрю станут частью его жизни на многие годы.

Главным обвинителем в 22-м юридическом округе — туда входили административные округа Полк, Форд, Тайлер, Милберн и Ван-Бюрен — был окружной прокурор Лоуэлл Дайер из крохотного городка Гретна в сорока милях к северу от Клэнтона. Три года назад Дайер бросил вызов самому Руфусу Бакли, пробывшему окружным прокурором три срока и, по мнению многих, метившему в губернаторское кресло. Со всеми мыслимыми церемониями, оглаской, с самолюбованием и небывалым для штата выпячиванием себя любимого Бакли выступал пять лет назад обвинителем на процессе Карла Ли Хейли, требуя от присяжных смертного вердикта. Но Джейк переубедил жюри и нанес Бакли серьезнейшее за его карьеру поражение. Следующее поражение тот понес от избирателей, после чего уполз в свой родной Смитфилд и открыл там маленькую фирму. Джейк и практически все остальные юристы округа молча поддержали Лоуэлла Дайера, проявлявшего в исполнении своих скучных обязанностей похвальную последовательность.

Утро понедельника выдалось, впрочем, далеко не скучным. Поздно вечером в воскресенье Дайеру позвонил судья Нуз. Они обсудили дело Кофера. В понедельник с утра пораньше позвонил Оззи, а уже в 9 часов утра у Дайера была назначена встреча с его помощником Д. Р. Масгроувом — все на ту же тему. С самого начала не возникло сомнения, что штат будет требовать обвинения в тягчайшем убийстве, а затем и смертного приговора. Слугу закона убили в собственной постели — хладнокровно, из его же оружия. Убийца сознался в содеянном, находится под арестом; ему всего шестнадцать лет, но этого достаточно, чтобы отличать хорошее от плохого и нести ответственность за свои поступки. В мире Дайера действовало правило «око за око, зуб за зуб», «мне отмщение, и аз воздам», как изрек Создатель. Не столь важно, как сформулировано в Библии, важнее то, что подавляющее большинство населения было за смертную казнь, особенно те, кто ходил голосовать. Опросы и статистика по общественному мнению на сельском Юге не имели последствий: вопрос был давно решен, общество твердо стояло на своем. Во время избирательной кампании Дайер несколько раз высказывался в том смысле, что проблема с газовой камерой заключается в том, что ее используют недостаточно часто. Это нравилось толпе, во всяком случае, белой. В церквях для чернокожих он обходил эту тему.

По действующему закону суды по делам несовершеннолетних не рассматривали дела об убийстве, если обвиняемому было более тринадцати лет. Двенадцатилетнего преступника нельзя было судить в окружном суде, разбиравшем все уголовные дела. Ни в одном другом штате не было столь же низкого возрастного порога. В большинстве штатов подсудимому должно было быть не менее шестнадцати лет, чтобы с ним обращались как со взрослым. В некоторых северных штатах возрастной порог подняли до восемнадцати лет, но не на Юге.

Важность момента снижала энтузиазм Лоуэлла, но втайне он радовался столь важному делу. За все три года он еще ни для кого не требовал смертной казни и как прокурор, призывавший самого себя к строгости, был огорчен собственной мягкотелостью. Но что поделать, если приходится возиться только с наркоторговцами, а еще с держателями подпольных игорных заведений, хотя теми занимаются федералы, иногда обращаясь за помощью к местным? Пьяного водителя, совершившего в округе Полк аварию со смертельным исходом, Лоуэлл посадил на тридцать лет. В округе Милберн он выступал обвинителем на процессе человека, ограбившего два банка, но тот сбежал и не был найден. Наверное, продолжал грабежи.

До убийства помощника шерифа Лоуэлл посвящал основное время работе в прокурорской бригаде, участвовавшей в борьбе с распространением кокаина.

Теперь из-за убийства Кофера Лоуэлл Дайер внезапно оказался в центре событий. Но в отличие от своего предшественника Руфуса Бакли, который уже успел бы провести не менее двух пресс-конференций, утром в понедельник он не показывался на глаза репортерам и занимался своими делами. Еще раз потолковал с Оззи, потом с Нузом, позвонил Джейку Брайгенсу, но нарвался на автоответчик. Позвонил из уважения Эрлу Коферу, чтобы выразить соболезнования и пообещать справедливый суд. Наконец отправил в Клэнтон своего дознавателя — пусть начинает копать.

Прокурору позвонил патологоанатом из криминалистической лаборатории штата. По данным вскрытия, Кофер умер от одного пулевого ранения в голову: пуля вошла в левый висок и вышла через правое ухо. Ничего примечательного, не считая уровня алкоголя в крови — 0,36. Ничего себе! В три с половиной раза выше предельно допустимого в штате уровня 0,10. При росте 6 футов 1 дюйм и при весе 197 фунтов Стюарт Кофер, так сильно нагрузившись, вряд ли вообще мог ходить, вести машину и даже дышать.

Юрист из маленького городка с пятнадцатилетним опытом, Лоуэлл никогда такого не видел и даже не слышал о случаях столь высокого содержания алкоголя в крови. Он выразил недоверие и попросил патологоанатома повторить анализ крови. Пообещал без промедления изучить отчет о вскрытии и оперативно передать его защите. Никто не собирался скрывать тот факт, что в момент гибели Стюарт Кофер был мертвецки пьян.

Набор фактов не бывает совершенен. И обвинение, и защита всегда имеют изъяны. Но когда помощник шерифа так безбожно пьян в два часа ночи, это не может не вызвать вопросы. В общем, уже через считанные часы после первого знакомства со столь важным делом Лоуэлл Дайер испытал некоторые сомнения.

Джейк высадил Порсию на городской площади и поехал в окружную тюрьму. Там по-прежнему было оживленнее обычного, поэтому ему не захотелось входить и встречать пристальные взгляды. Но, оставляя машину на улице, он сказал себе: «Какого черта? Нельзя защищать убийцу полицейского и сохранить уважение копов».

Раз они возмущены тем, что Джейк выполняет свою работу, за которую, кстати, никто не готов браться, притом что ее надо делать, то ему остается одно: махнуть на них рукой. Он вошел в дежурку, где помощники шерифа любили прохлаждаться, болтая и галлонами поглощая кофе, и поздоровался с Маршаллом Празером и Моссом Джуниором Тейтумом. Те покивали в ответ. Уже через считанные секунды Джейк понял, что окопы вырыты.

— Оззи у себя? — спросил он Тейтума. Тот пожал плечами, мол, кто его знает? Джейк подошел к столу Дорин, секретаря Оззи, охранявшей дверь шефа, как доберман. Она была в полном обмундировании и при пистолете, хотя ни для кого не было тайной, что Дорин не проходила обучения и по закону не имеет права производить арестов. Считалось, что она может носить оружие, хотя никто не рискнул бы проверить, умеет ли она им пользоваться.

— Он на совещании, — произнесла Дорин.

— Я звонил полчаса назад, мы договорились встретиться в десять тридцать, — сказал Джейк со всей доступной ему вежливостью. — Сейчас десять тридцать.

— Я ему сообщу, Джейк, просто сегодня безумное утро.

— Спасибо.

Он подошел к окну, выходившему в переулок. Неподалеку виднелся офисный комплекс в южной части площади. Над всеми крышами высился купол суда, рядом с ним росли двухсотлетние дубы. Через минуту Джейк заметил, что у него за спиной стихла обычная болтовня. В присутствии адвоката помощникам шерифа было не по себе.

— Джейк! — позвал Оззи, приоткрыв дверь.

В кабинете два давних друга стоя смерили друг друга взглядами поверх широкого стола.

— Нам в офис уже дважды звонили с угрозами. Кто-то звонил в школу и задавал вопросы про Карлу. Себя, как водится, не назвал.

— Я знаю про звонок в школу. Ну, и как мне быть, Джейк? Запретить людям звонить тебе на работу?

— Ты говорил с Эрлом Кофером?

— Два раза. Вчера у него на ферме и сегодня утром по телефону. Сейчас мы готовим похороны, если ты не возражаешь, Джейк.

— О похоронах я не думаю, Оззи. Не мог бы ты попросить мистера Кофера, чтобы его люди, кем бы они ни были, оставили нас в покое?

— Ты уверен, что звонят их родственники?

— Кто же еще? Весьма вспыльчивые люди, как я слышал. Ясное дело, они опечалены убийством. Это вполне естественно. Только пусть прекратятся угрозы, ладно?

— Полагаю, тебе тоже горько, Джейк. Ты бы сам первым успокоился. Кроме Стюарта Кофера, пострадавших не видать. — Он вздохнул, медленно опустился в кресло и кивнул Джейку. Тот тоже сел.

— Запиши звонки и передай мне, — продолжил шериф. — Сделаю, что смогу. Снова приставить к тебе охрану?

— Нет, это утомляет. Я сам их перестреляю.

— Если честно, Джейк, я не думаю, что у тебя есть причины для беспокойства. Семья в горе, но они не сумасшедшие. Вот пройдут похороны, и все, даст Бог, уляжется. У тебя же скоро заберут это дело?

— Не знаю, хочу надеяться. Ты проверял сегодня утром, как там твой арестованный?

— Я говорил с надзирателем. Замки прочнее не придумаешь.

— Он что-нибудь ел?

— Чипсы. Еще пил кока-колу.

— Послушай, Оззи, я, конечно, не специалист, но уверен, что у парня травма, ему нужна помощь. Ясно же, что у него психологические проблемы.

— Ты уж меня прости, Джейк, но мне трудно ему сочувствовать.

— Понимаю. Утром, перед составлением списка дел к слушанию, я повидаю Нуза и попрошу его отправить парня в Уитфилд, на тестирование. Мне понадобится твоя помощь.

— Моя помощь?

— Да. Нуз тебя уважает. Если ты согласишься, что с парнем должен побеседовать профессионал, то и судья не будет против. Парень сидит у тебя под арестом, и ты знаешь о его состоянии больше, чем кто-либо еще. Бери надзирателя, поедем вместе к Нузу на разговор без протокола. Тебе не придется давать присягу. Для несовершеннолетних свои правила.

Оззи усмехнулся и отвел взгляд.

— Позволь мне быть откровенным. Этот щенок, сколько бы ему ни было лет, убил моего помощника, мы еще не успели организовать прощальную церемонию, погребение или как там еще вы, белые, это называете, а я тут посиживаю с адвокатом, который просит меня помочь защите. Так, что ли, Джейк?

— Я прошу тебя поступить правильно, Оззи, вот и все.

— Просьба отклонена. Я еще не видел заключенного после того, как его сюда доставили. Ты слишком давишь, Джейк. Полегче!

Говоря это, шериф смотрел так грозно, что трудно было не понять смысл его слов. Джейк встал.

— Ну, что ж… Хочу посетить моего клиента.

Он принес мальчишке банку сладкой газировки и пакетик арахиса. После нескольких минут уговоров Дрю высунулся из-под одеяла, сел на край койки и откупорил банку.

— Сегодня утром я был у твоей мамы, — начал Джейк. — Ей лучше. Кира с ней, в палате, о них заботятся прихожане церкви.

Дрю кивнул, не отрывая взгляда от пола. Его светлые волосы свалялись, ему бы не мешало помыться. Парню еще не выдали оранжевый тюремный комбинезон, в котором он смотрелся бы приличнее, чем в своих обносках.

— Какой церкви? — спросил Дрю.

— По-моему, она называется церковь Доброго Пастыря. Пастора зовут Чарльз Макгерри. Знаешь его?

— Вроде бы. Стью не хотел пускать нас в церковь. Он действительно мертвый?

— Мертвее не бывает, Дрю.

— Это я его застрелил?

— Судя по всему, ты. Разве не помнишь?

— Что-то помню, что-то нет. Порой мне кажется, будто все это сон, понимаете? Вот как сейчас. Вы здесь, разговариваете со мной? Как вас зовут?

— Джейк. Мы виделись вчера вечером, я к тебе заглядывал, помнишь?

Длительное молчание. Парень отпил из банки, попытался надорвать пакетик с арахисом, но не сумел. Джейк сделал это за него.

— Это не сон, Дрю. Я твой адвокат. Видел твою маму и сестру, теперь я представляю вашу семью. Важно, чтобы ты мне доверял, чтобы говорил со мной.

— О чем?

— Ну, как о чем? Например, о доме, где ты живешь с Кирой, мамой и Стюартом Кофером. Давно вы там живете?

Парень упрямо смотрел в пол, казалось, он оглох.

— Давно, Дрю? Долго вы жили со Стюартом Кофером?

— Не помню. Правда, что он умер?

— Да.

Банка выскользнула у него из рук, жидкость расплескалась у ног Джейка и покатилась дальше. Дрю не обратил на это внимания, Джейк тоже постарался не смотреть на приближающуюся к его подошвам лужу. Парень зажмурился и завыл. Этот низкий болезненный звук рождался в самой глубине его тела. Губы зашевелились, он что-то беззвучно бормотал. Джейк уже собрался прервать его, но решил подождать. Дрю напоминал сейчас монаха в молитвенном трансе или пациента психиатрической лечебницы, канувшего в глубокую внутреннюю тьму.

Но на самом деле выглядел, как раненый зверек, отчаянно нуждавшийся в помощи, которую сам Джейк не был способен ему оказать.