Вердикт

Джон Гришэм, 1996

Обычный, казалось бы, процесс по иску вдовы американца, умершего от рака легких, против табачной корпорации… Ничто не предвещает неожиданностей. Но могущественные «теневые команды» стремятся навязать суду нужный им вердикт, и жюри присяжных вдруг становится совершенно неуправляемым…

Глава 8

Истер сделал так, чтобы проследить за ним в выходные не составляло никакого труда. Покинув в пятницу здание суда, он пошел в закусочную О’Рейли, где между ним и мистером О’Рейли состоялся тихий разговор. Можно было видеть, что оба они улыбаются. Истер накупил полную сумку еды и большую бутылку воды, потом проследовал прямо домой и весь вечер никуда не выходил. В субботу в восемь часов утра он поехал в свой торговый центр, где отработал двенадцатичасовую смену, продавая компьютеры и приспособления к ним. Обедал он со своим коллегой — подростком Кевином в закусочной на открытом воздухе, ели тако и жареные бобы. Никаких видимых контактов с девицей, которая хотя бы отдаленно напоминала ту, что они искали, замечено не было. Вернувшись домой после работы, он никуда больше не выходил.

Воскресенье принесло приятный сюрприз. В восемь часов утра он вышел из дома и поехал в гавань, где стояли яхты. Там он встретился не с кем иным, как с Джерри Фернандесом. Последний раз их видели, когда они отплывали в тридцатифутовой рыбацкой лодке вместе с еще двумя мужчинами — предположительно друзьями Джерри. Восемь с половиной часов спустя они вернулись с обгоревшими лицами, большим холодильным ящиком, набитым морской рыбой неопознанных пород, и полной лодкой пустых банок из-под пива.

Рыбалка была главным среди известных увлечений Николаса. А Джерри стал первым среди его новых друзей.

Девушка как сквозь землю провалилась, у Фитча почти не осталось надежды найти ее. Видимо, терпения ей было не занимать, и это само по себе сводило с ума. Первый шаг, сделанный ею, почти наверняка был началом пути, по которому она должна сделать и второй, и третий. Но ожидание казалось мукой.

Впрочем, Свенсон, бывший агент ФБР, был уверен, что в течение предстоящей недели она непременно даст о себе знать. План ее действий, что бы он собой ни представлял, был рассчитан на продолжение контакта.

Ждать пришлось всего лишь до утра понедельника, она объявилась за тридцать минут до начала заседаний. Адвокаты уже прибыли и, сбившись маленькими группками, заговорщически о чем-то шептались. Судья Харкин в своем кабинете разбирался с чрезвычайным обстоятельством, возникшим в ходе расследования уголовного дела. Присяжные собирались в своей комнате. Фитч пребывал у себя в «бункере» в полной боевой готовности. Его помощник, молодой человек по имени Конрад, ас по части микрофонов, проводов, звукозаписи и всевозможных высокотехнологичных средств наблюдения, появившись на пороге открытого кабинета, сообщил:

— Там звонят по телефону, вероятно, вам это будет интересно.

Фитч, уставившись на Конрада, как обычно, моментально проанализировал ситуацию. Все телефонные звонки, даже звонки от его доверенного секретаря в Вашингтоне, поступали на пульт и переключались на его аппарат по внутренней системе связи.

— А в чем дело? — спросил он с явной настороженностью.

— Она говорит, что у нее для вас новое сообщение.

— Имя?

— Она не назвалась. Она вообще разговаривает очень робко, но уверяет, что это весьма важно.

Фитч еще повременил, уставившись на мигающий сигнал одного из своих телефонных аппаратов.

— Можешь предположить, как она узнала наш номер?

— Нет.

— Можешь засечь, откуда она звонит?

— Да. Только дайте нам минуту времени, подержите ее на линии.

Фитч нажал кнопку на аппарате и снял трубку.

— Да? — произнес он со всей любезностью, на какую был способен.

— Это мистер Фитч? — спросила она весьма бодро.

— Да. А вы кто?

— Марли.

Имя! Он выждал секунду. Все телефонные разговоры автоматически записывались на пленку, позднее он сможет проанализировать запись.

— Доброе утро, Марли. А фамилия у вас есть?

— Да. Присяжный номер двенадцать, Фернандес, войдет в зал суда минут через двадцать, в руке у него будет «Спортс иллюстрейтид» за 12 октября с портретом Дэна Марино на обложке.

— Понятно, — медленно проговорил он, делая вид, что записывает. — Что-нибудь еще?

— Нет. Пока все.

— А когда ждать следующего вашего звонка?

— Не знаю.

— Как вы узнали номер телефона?

— Без труда. Так не забудьте, номер двенадцать, Фернандес. — Послышался щелчок, она повесила трубку. Фитч нажал другую кнопку, потом двузначный код. Динамик, которым был снабжен аппарат, воспроизвел весь разговор.

Тем временем Конрад уже вбегал в кабинет с компьютерной распечаткой.

— Звонок сделан из автомата в порту, установленного в магазине «Все для дома».

— Какой сюрприз! — сказал Фитч, хватая пиджак и подтягивая галстук. — Как понимаешь, я бегу в суд.

Николас дождался, пока большинство его коллег либо расселись за столом, либо стояли поблизости, и, когда наступила небольшая пауза в общей беседе, громко произнес:

— Ну что, пытались кого-нибудь преследовать или подкупить за эти выходные?

Смешки и гримасы. Признаний не последовало.

— Мой голос, разумеется, не продается, но сдается в аренду. — Фернандес повторил финал анекдота, услышанного накануне во время рыбалки от Николаса. Всем, кроме Хермана Граймза, это показалось смешным.

— Почему он постоянно читает нам лекции? — спросила Милли Дапри, явно обрадованная тем, что кто-то сломал наконец лед, и сгорающая от желания посплетничать. Остальные подтянулись поближе и слегка склонили головы к центру образовавшейся группы, чтобы услышать, что думает по этому поводу бывший студент-юрист. Рикки Коулмен осталась сидеть в углу с газетой в руках. Она это уже слышала.

— Такие процессы проводились и раньше, — неохотно объяснил Николас. — И тогда случались неприятности с присяжными.

— Не думаю, что мы можем это обсуждать, — прервал его Херман Граймз.

— Почему? Это не принесет никому никакого вреда. Мы же не обсуждаем свидетельские показания или доказательства. — Возражение Николаса звучало авторитетно. Херман колебался.

— Судья не велел вообще говорить о процессе, — возразил он, надеясь, что кто-нибудь его поддержит. Таких не нашлось. Арена осталась за Николасом, и он продолжил:

— Расслабьтесь, Херман. Речь ведь не идет о показаниях или о вещах, которые нам все равно предстоит обдумать. Речь о… — для пущей важности он сделал вид, что колеблется, затем все же сказал: — О тайном давлении на жюри.

Лонни Шейвер отложил распечатки накладных и ведомостей из своего магазина и придвинулся поближе к столу. Рикки тоже прислушалась. Джерри Фернандес все это слышал вчера на рыбалке, но и он не мог преодолеть искушения.

— Процесс над табакопроизводителями, очень похожий на нынешний, проходил лет семь назад в округе Квитмен, здесь, в Миссисипи, выше по реке. Может быть, кто-нибудь из вас его помнит. В качестве ответчика тогда выступала другая компания, но некоторые «игроки» в обеих «командах» были те же, что и здесь. И во время того процесса, как перед выборами жюри, так и после начала слушаний, имели место возмутительные попытки воздействовать на присяжных. Судья Харкин, разумеется, обо всем этом слышал, поэтому он так внимательно за нами следит. За нами следит множество людей.

Милли быстро обвела взглядом комнату и спросила:

— Кто?

— Обе стороны. — Николас решил играть честно, ибо в срыве предыдущих процессов были и вправду виноваты обе стороны. — И та и другая нанимают так называемых консультантов по отбору присяжных, они съезжаются со всей страны, чтобы помочь составить идеальное жюри. Идеальное — это, конечно же, не такое, которое будет работать честно и беспристрастно, а такое, которое вынесет нужный вердикт. Они начинают наблюдать за нами еще до того, как нас выбрали. Они…

— А как они это делают? — перебила его миссис Глэдис Кард.

— Ну, фотографируют наши дома и квартиры, наши машины, наших соседей, места службы, детей и их велосипеды, даже нас самих. Это все еще в пределах законности и этики, но на самой грани. Они также анализируют общественное мнение, проверяют такие вещи, как полицейские досье и сведения об уплате налогов, — словом, делают все, чтобы узнать о нас как можно больше. Они могут даже побеседовать с нашими друзьями, сослуживцами и соседями. Теперь это обычная практика, когда речь идет о крупных делах.

Все одиннадцать человек слушали во все уши, не отрывая глаз от Николаса и стараясь вспомнить, не замечали ли они каких-нибудь незнакомцев, прячущихся за углами с видеокамерами.

Николас отхлебнул кофе и продолжил:

— Когда жюри сформировано, они меняют приемы. Количество объектов наблюдения сокращается с двух сотен до пятнадцати человек, поэтому наблюдать за нами теперь гораздо легче. На протяжении всего процесса каждая из сторон держит в зале целую группу консультантов, которые неотступно наблюдают за нами и пытаются предугадать наши реакции. Обычно они занимают два первых ряда, хотя часто передвигаются по залу.

— А вы их знаете? — недоверчиво спросила Милли.

— Имен я, разумеется, не знаю, но этих людей нетрудно опознать. Они всегда хорошо одеты и не сводят с нас глаз.

— А я думал, эти ребята — репортеры, — сказал Отставной Полковник Фрэнк Эррера. Проигнорировать такой разговор было выше его сил.

— А я ничего не заметил, — сказал Херман Граймз, и все, даже Пуделиха, улыбнулись.

— Понаблюдайте за ними сегодня, — предложил Николас. — Они обычно сидят за спинами своих уважаемых адвокатов. У меня отличная идея. Там есть женщина, которая почти наверняка является консультантом защиты. Ей около сорока, грузная, с густыми короткими волосами. До сих пор она каждое утро садилась в первом ряду позади Дурвуда Кейбла. Давайте выйдем и все дружно уставимся на нее. Все двенадцать человек. Будем просто очень пристально ее разглядывать и понаблюдаем за тем, как она пытается нас «разгадать».

— И я тоже? — спросил Херман.

— Да, Херм, и вы тоже. Просто поверните голову приблизительно в направлении десятичасовой стрелки, если ориентироваться по циферблату часов, и делайте вид, что смотрите на нее так же, как мы.

— Зачем нам играть в какие-то игры? — возразила Сильвия Тейлор-Тейтум — Пуделиха.

— А почему бы и нет? Что нам еще делать в предстоящие восемь часов?

— Мне идея нравится, — сказал Джерри Фернандес. — Может быть, они хоть после этого перестанут на нас глазеть?

— И как долго нужно смотреть? — спросила Милли.

— Ну, хотя бы пока судья Харкин будет зачитывать нам свое предупреждение об уважении к суду. Это займет минут десять.

Все более или менее охотно согласились с Николасом.

Лу Дэлл вошла точно в девять, и все покинули комнату присяжных. Николас держал в руках два журнала, одним из которых был «Спортс иллюстрейтид» от 12 октября. Он шел рядом с Джерри Фернандесом до самого входа в зал, а когда присяжные начали гуськом проходить через дверь, он словно бы невзначай повернулся к своему новому приятелю и сказал:

— Хочешь что-нибудь почитать?

Журнал уперся Фернандесу в живот, и он машинально взял его, сказав:

— Конечно, спасибо.

Они вошли в зал.

Фитч ожидал увидеть журнал в руках у Фернандеса, но все же испытал шок. Он проводил взглядом номера двенадцатого, пробиравшегося на свое место во втором ряду. По пути сюда он взглянул на обложку журнала в газетном киоске неподалеку от суда и знал, что на ней в аквамариновом свитере изображен Марино, номер тринадцатый, с занесенной над головой кегельной клюшкой, изготовившийся к удару.

Впрочем, удивление вскоре сменилось озабоченностью. Эта девушка, Марли, работает снаружи, но в паре с кем-то, кто работает внутри жюри. Вероятно, в жюри есть не один, а два, три или даже четыре человека, которые поддерживают тайный контакт с ней. Это Фитчу было все равно — чем больше, тем лучше. Эти люди выходят на сцену, и он готов начать работать с ними.

Консультант носила фамилию Джинджер, она была из чикагской фирмы Карла Нассмена, участвовала уже в десятках процессов. Обычно она полдня проводила в зале суда, пересаживаясь во время перерывов с места на место и немного меняя внешность — то снимая очки, то сбрасывая жакет. Она была опытным профессионалом-физиономистом, ничто не проходило мимо ее взгляда. Пока жюри занимало свои места, Джинджер сидела в первом ряду позади адвокатов защиты, в нескольких футах от нее один из ее коллег просматривал газету.

Ожидая, когда судья Харкин обратится к присяжным с приветствием, что он не замедлил сделать, она смотрела на жюри. Большинство присяжных кивнули и улыбнулись судье, после чего все двенадцать, включая слепого, уставились прямо на нее. Человека два улыбались, остальные казались весьма озабоченными.

Джинджер отвела взгляд.

Судья Харкин упорно продвигался по своему нелегкому пути: один зловещий вопрос следовал за другим — но очень скоро он заметил, что внимание жюри приковано к одному лицу в зале.

Присяжные дружно уставились в одну точку.

И тут Николас едва не издал победный клич: ему несказанно повезло. В левой стороне зала, позади адвокатов ответчика, сидело около двадцати человек, и позади Джинджер двумя рядами дальше он увидел массивную фигуру Рэнкина Фитча. Если смотреть из ложи присяжных, он находился точно на той же линии, что и Джинджер, и с расстояния пятнадцати футов было почти невозможно точно определить, на кого именно уставилось жюри — на Джинджер или на Фитча.

Джинджер, разумеется, считала, что они смотрят на нее. Она достала какие-то бумаги и начала их просматривать, в то время как ее коллега-сосед поспешно пересел подальше.

Под взглядами двенадцати пар глаз Фитч почувствовал себя так, словно оказался раздетым. Капельки пота начали стекать у него между лопатками. Судья продолжал задавать вопросы. Несколько адвокатов тревожно оглянулись, чтобы увидеть, что происходит у них за спинами.

— Продолжайте смотреть, — тихо, почти не разжимая губ, скомандовал Николас.

Уэндел Рор тоже через плечо взглянул назад. Джинджер сделала вид, что завязывает шнурки на туфлях. Присяжные продолжали смотреть в одну точку.

Неслыханное дело, чтобы судья вынужден был просить присяжных не отвлекаться. У Харкина, правда, бывали такие случаи, но обычно речь шла о каком-нибудь бедолаге, который, утомившись от свидетельских показаний, впадал в сон и начинал сопеть. Поспешно закончив зачитывать перечень вопросов, Харкин громко сказал:

— Итак, дамы и господа, вернемся к показаниям доктора Милтона Фрике.

Джинджер внезапно понадобилось выйти в дамскую комнату, и, пока доктор Фрике входил в боковую дверь и занимал свое свидетельское место, она выскочила из зала.

Кейбл вежливо сообщил, что в порядке перекрестного допроса имеет честь почтительно задать доктору Фрике лишь несколько вопросов. Он не собирается спорить с ученым по научным проблемам, но хочет обратить внимание жюри на некоторые незначительные детали. Фрике признал, что не все виды поражения легких мистера Вуда могут быть отнесены к последствиям почти тридцатилетнего курения сигарет «Бристолз». Многие годы Джекоб Вуд работал в одном помещении с другими курильщиками. Можно ли отрицать, что некоторые виды поражения его легких могли оказаться результатом вдыхания дыма от их сигарет?

— Но причина все равно в курении, — напомнил доктор Фрике.

Кейбл с готовностью согласился.

А как насчет загрязнения воздуха? Возможно ли, что и загрязненность воздуха усугубила тяжелое состояние мистера Вуда? Доктор Фрике признал, что да, несомненно.

Кейбл задал опасный вопрос, и ученый не хотел заострять на нем внимание.

— Доктор Фрике, если рассматривать все возможные причины болезни легких Вуда — непосредственное курение, вдыхание дыма чужих сигарет, загрязнение воздуха и прочие, не упомянутые здесь, — можете ли вы сказать, какой именно процент поражения является следствием именно курения сигарет «Бристолз»?

Доктор Фрике подумал немного и сказал:

— Очень значительный.

— Насколько значительный — шестьдесят процентов, восемьдесят процентов? Пристало ли такому ученому, как вы, давать столь приблизительный ответ?

Не пристало, Кейбл это понимал. Он держал наготове двух экспертов, готовых представить контрдоказательства, если Фрике выйдет за рамки и ударится в слишком абстрактное теоретизирование.

— Боюсь, более точный ответ дать невозможно, — ответил Фрике.

— Благодарю вас. И последний вопрос, доктор. Какой процент курильщиков страдает от рака легких?

— Это зависит от того, на какие исследования опираться.

— Вы лично можете это определить?

— Я располагаю довольно достоверными сведениями.

— Тогда ответьте на вопрос.

— Около десяти процентов.

— У меня больше нет вопросов.

— Доктор Фрике, вы свободны, — сказал Его честь. — Мистер Рор, пожалуйста, вызовите своего следующего свидетеля.

— Доктор Роберт Бронски.

В тот момент, когда свидетели проходили друг мимо друга перед судейской скамьей, Джинджер прошмыгнула обратно в зал и села в заднем ряду, как можно дальше от ложи жюри. Фитч воспользовался коротким перерывом, чтобы уйти. Выйдя на крыльцо, он подозвал Хосе, и они заспешили прочь от здания суда в свою грошовую лавку.

Бронски тоже был высокообразованным исследователем в области медицины, удостоенным почти стольких же званий и опубликовавшим почти столько же трудов, сколько Фрике. Они хорошо знали друг друга, поскольку вместе работали в Рочестерском исследовательском центре. Рор с наслаждением представил присутствующим его великолепный послужной список. После того как все признали Бронски экспертом, тот обратился к клиническим проблемам.

Табачный дым чрезвычайно сложен по составу, к настоящему моменту в нем обнаружено до четырех тысяч составляющих. Шестнадцать известных науке канцерогенов, четырнадцать алкалоидов и множество иных веществ, обладающих биологической активностью, входят в его состав. Табачный дым — это смесь газов, находящихся в воздушно-капельном состоянии. Когда человек вдыхает его, около пятидесяти процентов дыма попадает ему в легкие, а часть капелек задерживается на стенках бронхов.

Два адвоката из команды Рора быстро установили в центре зала стенд, и доктор Бронски, покинув свидетельское место, проследовал к нему, чтобы продолжить лекцию. Первая таблица представляла компоненты табачного дыма. Бронски не стал перечислять их все, поскольку в этом не было нужды: каждое название звучало устрашающе, а собранные вместе, они производили и вовсе убийственное впечатление.

На следующей таблице были собраны все известные канцерогены, и Бронски кратко охарактеризовал каждый из них. В дополнение к этим шестнадцати, сказал он, постукивая кончиком указки по левой ладони, в табачном дыме могут быть и другие, еще не опознанные. Вероятно также, что два или несколько из здесь приведенных, взаимодействуя, могут усиливать вероятность возникновения рака.

На канцерогены ушло все утро. С каждой новой таблицей Джерри Фернандес и прочие курильщики чувствовали себя все хуже и хуже, а Пуделиха Сильвия к обеденному перерыву была близка к помешательству. Не удивительно, что, прежде чем сесть за стол вместе с остальными, они отправились в «курильную нору», как называла ее Лу Дэлл, чтобы успокоиться.

Обед поспел вовремя, и, очевидно, критика была учтена: на столе стояли фарфоровые тарелки, а чай со льдом был разлит в стеклянные стаканы. Некоторым мистер О’Рейли предлагал сделанные специально по их заказу сандвичи, для остальных открывал судки с дымящимися овощами и пастой. Николас никакой благодарности не выказал.

Фитч с двумя консультантами находился в просмотровом зале, когда она позвонила снова. Конрад нервно постучал в дверь, хотя без особого разрешения Фитча запрещалось даже приближаться к залу.

— Это Марли. Четвертая линия, — прошептал Конрад, и Фитч на мгновение застыл от этой новости. Потом быстро прошел по коридору в свой кабинет.

— Засеки, — приказал он Конраду.

— Мы готовы.

— Не сомневаюсь, что это опять будет автомат.

Фитч нажал кнопку «4» на аппарате и, сняв трубку, сказал:

— Алло!

— Мистер Фитч? — произнес уже знакомый голос.

— Да.

— Вы знаете, почему они на вас так смотрели?

— Нет.

— Я скажу вам завтра.

— Скажите сейчас.

— Нет. Потому что вы засекаете звонок. И если вы будете продолжать засекать мои звонки, я перестану вам звонить.

— Хорошо, я распоряжусь прекратить.

— И вы думаете, что я вам поверю?

— Чего вы хотите?

— Позже, Фитч. — Она повесила трубку. Фитч снова прослушал разговор, ожидая, пока ему принесут информацию о том, откуда произведен звонок. Конрад подтвердил, что звонили опять из автомата, на сей раз расположенного в торговом центре «Готье», что в тридцати милях от них.

Фитч упал в массивное вращающееся кресло и с минуту глядел в стену.

— Сегодня ее в зале не было, — тихо произнес он вслух, дергая себя за бородку. — Откуда же она могла знать, что они на меня глазели?

— Кто глазел? — поинтересовался Конрад. В его обязанности не входило присутствие в суде. Он вообще никогда не покидал лавку. Фитч рассказал ему о странном эпизоде, случившемся утром.

— Так кто же ей сообщил? — спросил Конрад.

— В том-то и вопрос.

Вторая половина дня была посвящена никотину. С половины второго до трех, а потом с половины четвертого до окончания заседания в пять часов присяжные узнали о никотине больше, чем хотели: это яд, содержащийся в табачном дыме. В каждой сигарете от одного до трех миллиграммов никотина, и у курильщиков, которые вдыхают дым, вроде Джекоба Вуда, до девяноста процентов никотина остается в легких. Большую часть лекции доктор Бронски провел стоя, указывая на разные части тела, красочно изображенные в натуральную величину на плакате, прикрепленном к стенду. Он подробно объяснил, как никотин вызывает сужение кровеносных сосудов в конечностях, в результате чего происходит повышение давления, учащается пульс и затрудняется сердечная деятельность. Никотин также исподволь, сложным образом воздействует на кишечный тракт. Он может вызывать тошноту и рвоту, особенно у начинающих курильщиков. Секреция слюнных и желчных желез сначала стимулируется, а потом подавляется. Никотин действует как стимулятор и на центральную нервную систему. Бронски был методичен, но искренен, одна-единственная сигарета в его изображении превращалась в смертельную дозу яда.

Но худшим свойством никотина является его способность вызывать привыкание. Последний час — опять-таки хитро спланированный Рором — был потрачен на то, чтобы убедить присяжных в том, что к никотину очень легко привыкают — это известно науке уже четыре десятка лет.

Содержание никотина легко менять в процессе изготовления сигарет.

Если — Бронски подчеркнул слово «если» — уровень никотина в сигаретах повысить, курильщик, естественно, гораздо быстрее станет зависим. А чем больше курильщиков, попавших в такую зависимость, тем больше продается сигарет.

Это был прекрасный заключительный аккорд для завершения дня.