Путешествие Пилигрима в Небесную Страну

Джон Беньян, 1678

«Когда я странствовал по дикой пустыне этого мира, я наткнулся на одно место, где находился вертеп. Там я лёг отдохнуть и вскоре заснул. И вот приснился мне сон: Вижу человека, одетого в грязные рубища, который стоял неподвижно на дороге, спиной к своему жилищу. В руках его была книга, а на спине тяжелое бремя. Гляжу он открывает книгу и читает, но почему-то вдруг залился слезами и задрожал. Потом, как бы не в силах превозмочь тревожного чувства, он воскликнул отчаянным голосом: «Что мне делать?”..»

Часть I

Христианин

Вертеп и сновидец

Когда я странствовал по дикой пустыне этого мира, я наткнулся на одно место, где находился вертеп. Там я лег отдохнуть и вскоре заснул. И вот приснился мне сон:

Вижу человека, одетого в грязные рубища, который стоял неподвижно на дороге, спиной к своему жилищу. В руках его была книга, а на спине тяжелое бремя. Гляжу, он открывает книгу и читает, но почему-то вдруг залился слезами и задрожал (Ис. 64:16; Лук. 14:33). Потом, как бы не в силах превозмочь тревожного чувства, он воскликнул отчаянным голосом: «Что мне делать?»

В этом грустном расположении духа он вернулся к себе домой и, насколько мог, превозмогал себя, чтобы жена его и дети не заметили его скорби. Не долго удалось ему скрывать перед ними душевное страдание, так как оно постоянно усиливалось. Наконец решился он высказаться семейству и обратился к нему со словами: «О милая моя жена и возлюбленные дети, я, друг ваш, вне себя от горя, от тяжелого бремени, которое сильно меня гнетет. Притом я узнал достоверно, что наш город будет сожжен небесным огнем и мы все погибнем неминуемо, если не найдем пути, которого я пока еще не знаю, но по которому только и возможно спастись от ужасной смерти».

При этих словах все его близкие сильно опечалились и изумились, не потому, чтобы доверились его речам, но потому, что сочли их доказательством умопомешательства, и так как приближалась ночная пора, они решили, что несколько часов отдыха успокоют его мозговое волнение, и убедили его лечь в постель. Однако ночь прошла также без сна, и беспокойство не уменьшилось. До самого утра он плакал и вздыхал. На другой день жена его и дети пришли осведомиться о его здоровье. Ответ был, что ему все хуже и хуже, и тут он снова заговорил с ними о смущающей его мысли. Это привело их в раздражение. Сперва они пытались заглушить его расстроенное воображение разными жесткими упреками, потом старались рассеять пустой болтовней; там опять принимались его бранить и, наконец, стали избегать всякого с ним сообщения. Он стал также уединяться, молился за них, жалел, что они ему не хотят верить, и оплакивал свое собственное горькое положение. Иногда ходил он прогуливаться в одиночестве по широкому полю, читая и молясь, и таким образом провел он несколько дней.

Вот вижу я его однажды скитающимся по полю и по своему обыкновению занятым чтением книги, и мне показалось, что он стал еще мрачнее. И вдруг он снова громко воскликнул: «Что мне делать, чтобы спастись?» (Деян. 16:30–31).

Я видел, как он нерешительно и боязливо озирался во все стороны, как будто отыскивая путь, по которому следует ему бежать. Между тем он не трогался с места, не зная, который из многих ему избрать. Но вот, вижу, подходит к нему человек по имени Евангелист и спрашивает: «О чем ты плачешь?» (Иов. 33:23).

Он отвечал: «Эта книга, которую теперь читаю, убеждает меня, что я осужден на смерть и после должен предстать на судилище, а я сознаюсь, что ужасаюсь первого и не в силах выдержать другое» (Евр. 9:27; Езек. 22:14).

Тогда сказал ему Евангелист: «Но почему же ты ужасаешься смерти, когда жизнь исполнена стольких зол?» Он отвечал: «Я боюсь, как бы это тяжелое бремя на спине не потянуло меня ниже самой могилы, и я тогда провалюсь в место сожжения. А если не гожусь для тюрьмы, то без сомнения меня еще более страшат судилище и казнь (Ис. 30:33). И все эти мысли вызвали у меня слезы отчаяния».

На это возразил Евангелист: «Ежели твое положение таково, почему же ты не трогаешься с места?» — «Потому, — отвечал он, — что не знаю, куда мне идти». Тут Евангелист вручил ему сверток из пергамента, на котором было написано: «Беги от наступающего гнева!» (Мат. 3:7). Прочитав эти слова, бедный человек внимательно взглянул на Евангелиста и спросил: «Но куда же мне бежать?» Указав пальцем в даль по широкому полю, Евангелист сказал: «Видишь ли ты там, вдали, Тесные Врата?» (Мат. 7:13–14). — «Нет», — ответил человек.

«Ну так, — продолжал Евангелист, — видишь ли вдалеке блестящий свет?»

«Кажется, я вижу вдали свет».

«Старайся же, чтобы этот свет всегда был перед твоим взором, — сказал Евангелист, — и ступай по направлению к нему. Ты тогда дойдешь до Тесных Врат, постучись и тебе скажут, как поступать далее».

Вижу я, что человек моего сновидения опрометью пустился бежать в указанную сторону. Не успел он еще очень удалиться от своего дома, как жена его и дети, увидев его бегущим от них, подняли громкий вопль, умоляя его вернуться. Но он заткнул себе уши пальцами и побежал еще скорее, восклицая: «Жизнь, жизнь, вечная жизнь!» Он даже не обернулся, чтобы взглянуть на них, но пустился бегом к середине поля (Лук. 14:26; Быт. 19:27).

Все его соседи по дому вышли также посмотреть на него. Некоторые надсмехались над ним, другие порицали его, а иные со слезами звали его назад. Из числа последних двое решились вернуть его во что бы то ни стало.

Одного из них называли Упрямым, а другого Сговорчивым. В это время бежавший был уже далеко, но они все-таки решились догнать его и пустились за ним в погоню. В самом деле они вскоре настигли своего друга.

Тогда он спросил их: «Соседи, зачем это вы сюда прибежали?» — «Затем, — отвечали они, — чтобы убедить тебя с нами вернуться домой».

Но он возразил: «Это я не сделаю ни за что! Вы живете в городе Разрушение (место, где я родился и жил до сих пор), но теперь я узнал, что это за место. И когда вы умрете, рано или поздно, вы провалитесь ниже самой могилы, в глубину, где вечно пылают огонь и сера. Успокойтесь, добрые соседи, и пойдемте лучше вместе со мной».

Упрямый: «Как? покинуть друзей, дом, спокойную жизнь?»

Христианин (так назывался человек моего сновидения): «Да, потому что все, что ты бросишь, не может сравниться с малейшей частицей того, чего я добиваюсь. И если ты согласен идти со мной для той же цели, то получишь также свою долю, потому что, куда я иду, там много добра, на всех хватит, даже с избытком (Лук. 5:17). Пойдемте, и вы испытаете, что слова мои верны».

Упр.: «Что же ты такое можешь искать там, когда все на свете я оставил за собой?» (1 Пет. 1:4–6; 2 Кор. 9:6–10).

Хр.: «Я ищу и добиваюсь наследства нетленного, непорочного, которое никогда не увядает. А мне сказано, что оно на Небе, в безопасном месте, и будет разделено в назначенное время между теми, которые прилежно будут стараться получить его. Прочитай это, если хочешь, в моей книге».

Упр.: «Полно! Пошел ты со своей книгой… Хочешь ли вернуться с нами или нет?»

Хр.: «Конечно, нет. Моя рука взялась за плуг…»

Упр.: «Ну, так уйдем от него, сосед Сговорчивый, вернемся домой без него. Есть целое общество подобных безумцев, и как только они что возьмут себе в голову, то воображают себя умнее семи здравомыслящих людей, способных дельно рассуждать».

Сговорчивый: «Зачем так порочить людей. Если добрый Христианин говорит истину, так то, что он старается получить, гораздо заманчивее того, что мы имеем теперь. И меня очень тянет идти с моим соседом».

Упр.: «Как? Еще одним дураком больше! Послушайся меня, пойдем назад. Кто знает, куда такой безмозглый болван завлечет тебя! Назад, пойдем назад, докажи, что ты рассудителен».

Хр.: «Нет, сосед, а скорее ты последуй примеру Сговорчивого».

«В самом деле мы там получим то, о чем я сейчас говорил, и сверх того, великую славу. Если ты мне не веришь, прочти в этой книге, а за истину всего того, что там написано, отвечает сам Тот, Кто запечатлел ее Своею кровью» (1 Кор. 9:17–20).

Сгов.: «Слушай, сосед Упрямый, я думаю решиться. Пойду я с этим добрым человеком и соединю мою судьбу с его… Но, добрый товарищ, уверен ли ты, что знаешь путь к желанному месту?»

Хр.: «Я получил наставление от человека по имени Евангелист. Он указал мне на путь к Тесным Вратам, которые вдали от нас, где мы получим все нужные указания к продолжению нашего пути».

Сгов.: «Ну, так идем, добрый сосед, идем быстрее!» И оба вместе отправились далее.

Упр.: «А я вернусь на старое место. Я не желаю быть товарищем таких безумных фантазеров».

Топь Уныния

И вот вижу, что Упрямый повернул к себе домой, а Сговорчивый с Христианином продолжали путь, разговаривая друг с другом так:

Хр.: «Ну, сосед, как я тебе рад! Ты хорошо сделал, что решился идти со мной! Если б Упрямый перечувствовал, как я, всю власть и ужас того, что теперь пока невидимо, он бы не так легко решился вернуться домой».

Сгов.: «Послушай, сосед, так как мы теперь с тобой одни, скажи мне пояснее, что мы идем искать, как мы там будем счастливы и куда мы с тобой отправляемся?»

Хр.: «Я сильнее чувствую все это душой, чем могу передать словами. Но если ты желаешь узнать о том достоверно, я могу тебе прочесть на этот счет из моей книги».

Сгов.: «И ты думаешь, что все, что там написано, истинно?»

Хр.: «Без сомнения, потому что эта книга дана Тем, Кто лгать не может» (Тит. 1:2–9).

Сгов.: «Ответ твой хорош; так что же мы с тобой получим?»

Хр.: «Мы будем жить в царстве, которое не имеет конца, и получим жизнь вечную» (2 Тим. 4:8; Откр. 3:4).

Сгов.: «Хорошо… ну а еще что?»

Хр.: «Мы получим венец славы и одежды, которые будут сиять, как солнце на синем небе».

Сгов.: «Все это очень мило… ну а что же еще?»

Хр.: «Там не будет более стенаний и печали, потому что Властелин этого места сотрет всякую слезу с наших очей» (Откр. 7:17; Ис. 25:8).

Сгов.: «А какое у нас общество там будет?»

Хр.: «Мы там будем с херувимами и серафимами, вид которых ослепил бы нас здесь. Еще встретим мы там тысячи тысяч из таких, которые пришли туда до нас (Откр. 5:11). Никто из них зла не делает, они добры и святы и ходят пред Господом и приняты в Его присутствие во век: там будут старцы с золотыми венцами, святые девы, играющие на золотых арфах (Откр. 4:4). Мы увидим людей, которых на земле резали на куски, сожигали на кострах, давали на съедение зверям, топили в морях ради их любви к Господу и этого места. Все там будут здравы и невредимы и облечены в одежду бессмертия» (2 Кор. 5:2).

Сгов.: «Когда слушаешь один рассказ об этом, приходишь в восхищение, но в самом ли деле мы всем этим будем наслаждаться? Как мы сделаемся причастниками таких радостей?»

Хр.: «Господь, властелин этой страны, объявил в этой книге, что тем, кто пожелает получить обещанное в ней, Он дарует все безвозмездно» (Ис. 55:1–5; Иоан. 6:37; 7:37; Откр. 21:6; 22:17).

Сгов.: «Хорошо, добрый товарищ, меня радуют подобные вести. Прибавим же шагу и пойдем побыстрее».

Хр.: «Не могу ходить так, как я бы желал, потому что у меня на спине тяжелое бремя».

Во время этого разговора они незаметно приблизились к грязной топи, находившейся в середине поляны, и по беззаботности своей оба вдруг провалились в тину. Эта топь носила название Топь Уныния.

Они в ней барахтались некоторое время и ужасно забрызгались грязью. Христианин от тяжелого бремени на спине стал даже утопать в тине.

«Ах, сосед Христианин, — воскликнул тогда Сговорчивый, — что с тобой делается?»

«Право, — отвечал Христианин, — сам не знаю что». Этот ответ оскорбил Сговорчивого, и он с раздражением возразил товарищу: «Так вот оно блаженство, о котором ты только что мне говорил с увлечением? Если с нами случилась такая неудача в самом начале нашего путешествия, чего нам еще ожидать до его окончания! Только бы мне выкарабкаться отсюда живому, и ты, пожалуй, завладей прекрасной страной для себя одного». И с этими словами он собрал все свои силы и вылез из топи на тот берег, который был ближе к его дому. Так он и ушел домой, и Христианин никогда с ним более не свиделся. Христианин, оставшись один, долго старался выйти из Топи Уныния, но он направлял все свои движения на берег, который ближе к Тесным Вратам, что ему отчасти удалось, хотя он никак не мог совсем вылезть на берег из-за бремени на спине. Но вот вижу: подходит человек, по имени Помощь и спрашивает: «Что ты здесь делаешь?»

Хр.: «Мне сказал некто, по имени Евангелист, идти прямо к Тесным Вратам, если хочу избегнуть будущего гнева Божия. Я был на пути туда и вдруг здесь провалился».

Помощь: «Почему же ты не обратил внимания на ступени?»

Хр.: «Меня объял такой страх, что я кинулся в другую сторону и стал тонуть в тине».

Помощь: «Вот тебе моя рука: ухватись за нее». И своей мощной рукой он вытащил Христианина из топи, поставил его на твердую почву и велел идти далее (Пс. 17:3).

Я решился подойти к тому, кто его вытащил, и спросил его: «Скажите мне, почему на этом пути, который ведет из города Разрушение в Тесные Врата, это место не исправлено, ведь другого пути нет, а бедные путешественники всегда здесь подвержены опасности?»

Он отвечал мне: «Эту грязную топь исправить нельзя. Это провал, куда стекают нечистоты с пеной, иначе сказать, в духовном смысле — понимание и сознание греховности; поэтому место называется Топь Уныния. Когда грешник пробуждается от отуманившего его греха и познает истину, после некоторого времени им вдруг овладевают страх, сомнения и недоверие, и эти тяжелые чувства все собрались в одно место и испортили почву земли, по которой идет путь. Не думайте, однако, чтобы это доставляло удовольствие Владыке страны вовлекать путешественников в такую опасность. Вот уже более 19-ти веков, как слуги Его Величества трудятся исправить это место, наполняя его различными противодействиями. Миллионы верных наставлений и удостоверений были присланы сюда Его добрыми слугами в разные века, и все знают, как хорош был этот материал, но все было напрасно, и, насколько я знаю, здесь тысячами погибали путешественники с нагруженными обозами добрых намерений и самонадеянности. И теперь стоит на пути Топь Уныния и, вероятно, будет еще долго служить погибелью для многих. Правда, по приказанию Законодателя проведены через всю топь ступени, и очень надежные, но из-за большого количества пены и грязи, которые извергает топь в это время года, они не всегда заметны. Впрочем, даже если бы они видны были, люди, проходящие здесь, чувствуют такое головокружение, что непременно ногой наступают возле ступеней и выходят оттуда совершенно покрытые грязью, если не погибают окончательно. На той стороне, к Тесным Вратам, почва твердая и безопасная».

После того я увидал в моем сновидении, что Сговорчивый вскоре вернулся домой. Все соседи собрались около него. Некоторые хвалили его, называли рассудительным человеком, оттого что образумился. Другие называли дураком, потому что вздумал идти с Христианином в дальний и трудный путь. Третьи насмехались над ним, называя его трусом, прибавляя: «Уж если б я раз решился идти, я бы не имел подлости испугаться первых затруднений на пути и вернутся из страха столкнуться с большими».

И Сговорчивый сидел между ними, пристыженный. Мало-помалу он ободрился, и вместе с другими стал всячески осмеивать Христианина.

С этой минуты никогда более не видал я Сговорчивого в моем сновидении.

Мирской Мудрец

Христианин, оставшись один, заметил вдали человека, идущего к нему навстречу через поле, и вскоре они столкнулись на одном пункте дороги. Имя этого господина было Мирской Мудрец. Он жил в большом городе Плотская Политика, в близком соседстве от города Разрушение. Этот господин был немного знаком с Христианином (так как слух о его внезапном бегстве из города наделал много шума во всех окрестных селениях). Мирской Мудрец, видя его решимость продолжать путь и слыша его вздохи и стоны, тотчас догадался, что он встретился с осмеянным всеми Христианином, и вступил с ним в разговор.

Мирск. Мудр.: «Эй, молодец, куда это ты стремишься в таком нагруженном виде?»

Хр.: «И в самом деле я в нагруженном виде, бедное я создание! Ты спрашиваешь, куда я иду? К этим Тесным Вратам, что вдали от нас. Мне сказали, что там мне укажут, как избавиться от этого бремени».

Мирск. Мудр.: «Ты семейный человек? Есть жена и дети?»

Хр.: «Да, все есть. Но я так утомлен моей ношей, что не могу быть с ними счастлив. Мне иногда даже кажется, что никого у меня нет, так как у меня теперь сердце не лежит к ним» (1 Кор. 7:29).

Мирск. Мудр.: «Будешь ли ты меня слушать, если я дам тебе добрый совет?»

Хр.: «Если совет хорош — очень рад его слушать. Мне нужен добрый совет».

Мирск. Мудр.: «Я бы тебе посоветовал как можно скорее избавиться от твоей тяжелой ноши. Ты никогда не будешь спокоен душой и не сможешь наслаждаться благодатью, изливаемою на тебя Господом Богом, пока это бремя будет томить тебя».

Хр.: «Этого-то я и добиваюсь и ищу как бы избавиться от гнета. Но сам этого сделать не могу, и нет ни единого человека во всей стране, кто бы это мог. Вот почему иду по этому пути, как я уже тебе сказал, и надеюсь, что избавлюсь от такой тягости».

Мирск. Мудр.: «Кто тебя научил идти по этому пути, чтоб избавиться от ноши?»

Хр.: «Человек, который мне показался весьма почтенною личностью. Имя его, мне помнится, Евангелист».

Мирск. Мудр.: «Будь он проклят за свой совет! Нет на свете опаснее и труднее пути, чем тот, на который он тебе указал, и в этом ты скоро убедишься, если меня выслушаешь. С тобою уже что-то приключилось, как я вижу. Вот грязь из Топи Уныния на твоей одежде. Но эта топь только начало тех скорбей, которые ожидают идущих по этому пути. Послушайся меня, ведь я старше тебя годами. Ты несомненно столкнешься, если пойдешь далее по той же дороге, с утомлением, болезнями, голодом, опасностью, наготой, мечем, львами, драконами, тьмой — словом, со смертью. Эти слова мои верны, они были доказаны многими свидетельствами. И зачем человеку погибать только потому, что поверил безумным речам неизвестного человека?»

Хр.: «Все это так, но, признаюсь, что это тяжелое бремя на моей спине ужаснее всего того, что ты сейчас называл. Скажу более: мне кажется, я совершенно равнодушен ко всем могущим встретиться мне бедствиям, лишь бы мне как-нибудь освободиться от этой тяжелой ноши».

Мирск. Мудр.: «Скажи, как дожил ты до такого бремени?»

Хр.: «Читая книгу, которая у меня в руках».

Мирск. Мудр.: «Я так и думал. И с тобой случилось то, что случается со многими малодушными людьми, которые занимаются вопросами выше их разума. Они вдруг впадают, как и ты, в тупое смущение, и от этого не только ослабевают у них умственные силы (как это случилось с тобой), но они еще безумно кидаются в необдуманные действия, ища сами не зная чего».

Хр.: «Но я-то знаю, чего ищу: избавления от тяжелой ноши».

Мирск. Мудр.: «Так, но к чему же тебе искать это средство именно по этому пути, когда тебя здесь ожидает столько опасностей? Особенно же (выслушай меня с терпением), когда я могу указать тебе на верное средство к достижению твоей цели, которое совершенно безопасно. Скажу более: мое средство у тебя под рукой, и вместо угрожающих тебе на дороге опасностей ты обретешь спокойствие духа, дружбу людей и полное довольство».

Хр.: «Прошу тебя, друг, открой мне эту тайну».

Мирск. Мудр.: «Неподалеку отсюда в селе, называемом Благонравие, живет некий господин по имени Законность, человек с весьма строгими правилами и с прекрасной репутацией. Я сам знаю, сколько он пользы оказал в этом отношении. Вдобавок у него особый талант излечивать от умопомешательства именно тех, которые до некоторой степени рехнулись под давлением своего бремени. К нему-то, я тебе советую, отправься сейчас, и он тотчас тебе поможет. Дом его отсюда на расстоянии версты полторы. Если ты его не застанешь дома, ты увидишь там его сына, премилого молодого человека по имени Угодливость, который может точно так же тебе помочь, как и его старик-отец. Там, могу тебя уверить, ты скоро избавишься от своей ноши, и, если ты решительно не желаешь вернуться в свой родной город (чего я тебе и не советую), тебе будет легко выписать к себе жену и детей и поселиться в этом селе, наняв удобный домик; там есть много пустых домов. Квартиры не дорогие, провизия также, притом хорошая. Но что еще удвоит твое счастье, это, я уверен, мысль, что ты имеешь одних честных соседей, будешь пользоваться всеобщим почетом и вращаться в хорошем обществе».

Тут Христианин совершенно растерялся. Подумав немного, он решил, что если этот господин говорит правду, то, конечно, лучше ему избрать это направление, и потому обратился к нему с вопросом.

Хр.: «Где же путь, который ведет к этому почтенному человеку?»

Мирск. Мудр.: «Видишь ли отсюда эту высокую гору?»

Хр.: «Да, вижу отлично».

Мирск. Мудр.: «Так ты должен пройти около этой горы, и первый встретившийся тебе дом — и есть тот, где живет г-н Законность».

Христианин сошел с своего пути и повернул в указанное ему направление, чтобы получить там обещанную помощь. Но как только он подошел к подножию горы, она ему показалась такой вышины и даже с сильным наклонением на его сторону, что он боялся тронуться с места от страха, как бы она на него не упала и не раздавила. Долго стоял он недвижим, все придумывая, что ему делать. Бремя же стало еще тяжелее его давить, чем когда он ходил по первому пути. Из горы вылетали огненные шары с треском и громом, и Христианин стал бояться, как бы ему здесь не сгореть. Пот каплями выступил на его челе и ужас совсем ошеломил его (Исх. 19:16–18; Евр. 12:21). Глубоко стал он сожалеть, что послушался совета Мирского Мудреца, как вдруг видит он подходящего к нему первого своего знакомого, Евангелиста. При виде его он покраснел от стыда.

Но Евангелист подходил все ближе. Когда он дошел до него, то обратил на него строгий взор и начал так:

«Что ты здесь делаешь, Христианин? — Но ответа не было, так сильно было смущение Христианина. — Ты ли тот самый человек, — продолжал Евангелист, — которого я когда-то встретил вне стен Разрушения плачущим и тоскующим?»

Хр.: «Увы, дорогой наставник, я тот самый».

Ев.: «Разве я не указывал прямого пути к Тесным Вратам?»

Хр.: «Ах да, вы указали и объяснили».

Ев.: «Каким же образом ты так скоро совратился с пути? Ведь теперь ты далеко ушел от той дороги, по которой шел».

Хр.: «Я встретил одного человека, лишь только я вышел из Топи Уныния, который уверял меня, что в селе, здесь по близости, я найду кого-то, кто избавит меня от ноши».

Ев.: «Какого он был вида?»

Хр.: «Он мне показался образованным человеком, много говорил со мной и убедил, наконец, послушаться его совета. Я и пришел сюда, но, как увидел эту гору с таким наклонением на мою сторону, я тут же и остановился, боясь, что она на меня упадет».

Ев.: «Что тебе говорил этот господин?»

Хр.: «Он спрашивал меня, куда я иду и зачем».

Ев.: «А еще что?»

Хр.: «Спросил меня, семейный ли я. Я отвечал утвердительно, но прибавил, что с семьею не нахожу счастья, как прежде, с тех пор как у меня бремя на плечах».

Ев.: «Что же он тебе на это сказал?»

Христианин передал весь свой разговор с Мирским Мудрецом. «Увы, — прибавил он, — я ему поверил, так сильно мое желание бросить свое бремя. А теперь, право, не знаю, что мне делать».

Ев.: «Стой смирно и выслушай слова Господни, которые я тебе сейчас прочту. «Смотрите, не отвратитесь и вы от говорящего. Если те, не послушавши глаголавшего на земле, не избегли наказания, то тем более не избежим мы, если отвратимся от Глаголющего с небес» (Евр. 12:25). Еще Он сказал: «Праведный верою жив будет, а если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя» (Евр. 10:38). Ты, — продолжал Евангелист, обращаясь к Христианину, — ты человек, стремящийся к своей погибели. Ты начал с того, что отверг слова Всевышнего, ты стези свои направил с пути мира на путь лжи, гордости и чуть было не дошел до своей погибели».

При этих словах Христианин, как мертвый, повалился к ногам Евангелиста, восклицая: «Горе мне, ибо я погиб!»

Но Евангелист взял его за правую руку, помог встать на ноги и ободрил его, сказав: «Всякий грех и хула против Христа простятся человекам, только не будь неверующим, но веруй». Христианин вздохнул свободнее и стоял перед Евангелистом, дрожа всем телом.

Ев.: «Теперь выслушай со вниманием, что я тебе скажу, и я тебе объясню, что тебя смутило и кто был тот, к которому ты был послан. Встретившийся тебе человек есть некий Мирской Мудрец, и надо сознаться, что его имя соответствует его характеру, отчасти потому, что он с увлечением следует одному мирскому учению, удаляющему от Креста. Мирское учение ему кажется лучшим, потому что оно поддерживает в нем чувство гордости и самодовольства; он думает, что оправдан будет собственными делами. Он рассуждает по влечению плоти, а не по возрожденному Богом духу, и потому старается перетолковать мои слова (1 Иоан. 4:5). Вот три пункта в его советах, которые ты должен избегать: 1) Совращение с пути евангельского учения. 2) Отдаление от креста. 3) Избрание пути, ведущего к верной погибели.

Покинув истинный путь, ты по собственной воле покинул и отверг наставление Бога и принял наставления Мирского Мудреца. Господь говорит: «Подвизайтесь войти сквозь тесные врата (которые я тебе указывал), потому что тесны врата и узок путь, ведущий в жизнь, и немногие находят их» (Мат. 7:13–14).

Потом ты должен помнить, что Крест Христов и поношение Христово должны быть для тебя большим богатством, нежели египетские сокровища. Притом Царь Славы (Евр. 11:26) сказал тебе: «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, братьев и сестер, и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником» (Лук. 14:26; Иоан. 12:25).

Наконец, ты должен возненавидеть всякий иной путь, кроме евангельского, потому что всякий иной путь ведет к вечной смерти. При этом рассмотри, к какому человеку он тебя посылал. Тот, который, по словам Мирского Мудреца, должен был избавить тебя от бремени — Законность, сын рабы, которая ныне в рабстве со своими чадами и изображает собою «гору Синай», угрожавшую упасть на тебя и задавить (Гал. 4:22–24). Если же мать «в рабстве со своими детьми», каким образом могут они тебя спасти? Закон не может сделать тебя свободным от судилища. Никто еще не мог через него сделаться свободным. «Не можете вы быть оправданы делами закона». Из всего этого ты должен заключить, что Мирской Мудрец чужд евангельскому учению. Законность — обманщик, а сын последнего — Угодливость, несмотря на свою улыбающуюся физиономию, не что иное, как лицемер. Словом, все, что ты от них слышал, имело целью удалить от тебя всякую возможность спасения и совратить тебя с того пути, на который я тебе указал».

После этого Евангелист громко воззвал к небу для свидетельства слов своих, и из горы раздался голос и показалось пламя, так что у Христианина волосы на голове стали дыбом. Вот слова, прогремевшие над головою Христианина: «Все, утверждающиеся на делах закона, находятся под клятвой».

Бедный Христианин был вне себя. Он проклинал минуту встречи своей с Мирским Мудрецом и горько плакал. С умоляющим голосом он обратился к Евангелисту и спросил: «Скажите мне, есть ли еще надежда для меня? Я искренно оплакиваю свое заблуждение. Дозволено ли мне снова идти к Тесным Вратам? Ужели я отвержен теперь навеки?»

Ев.: «Грех твой велик, однако Отворяющий дверь примет тебя, потому что у Него к человекам благоволение. Но остерегайся совратиться еще раз с пути, чтобы не погибнуть тебе безвозвратно» (Пс. 2:12).

Тогда Христианин объявил, что он желает тотчас отправиться. Евангелист дал ему лобзание мира, улыбнулся и пожелал ему: «Счастливого пути, с Богом».

Тесные Врата

Христианин поспешно удалился, не стал разговаривать ни с одним встречным и не давал даже никому ответа. Он не чувствовал себя вне опасности до тех пор, пока не дошел до места, на котором свернул с пути из-за Мирского Мудреца.

Через несколько времени Христианин наконец добрался и до Тесных Врат. Над дверью была надпись: «Стучите, и будет вам отворено».

Он стал стучать и несколько раз стучал, говоря: «Могу ли войти сюда? Тот, кто впускает, примет ли меня, кающегося, какой бы ни был я грешник? О! Тогда не перестану петь хвалу Всевышнему и во веки веков!»

Наконец на стук его откликнулась почтенная личность по имени Благоволение с вопросами: «Кто там? Откуда? Что угодно?»

Хр.: «Я бедный, обремененный грешник. Пришел я из града Разрушение, иду на гору Сион, чтобы спастись от будущего гнева. Я желал бы, чтобы вы меня впустили, так как следует пройти через эти Тесные Врата, чтобы дойти туда, куда иду».

Благов.: «Я душевно рад исполнить твое желание».

С этими словами он отворил дверь.

Когда Христианин переступил порог, он почувствовал, будто привратник дал ему толчок в спину (Зах. 3:2). Он спросил: зачем это? И привратник рассказал ему, что недалеко от двери стоит высокий, крепкий замок, где начальником Вельзевул. Оттуда он и его сподвижники пускают стрелы на тех, которые стоят у двери, пытаясь убить их прежде их перехода через порог двери.

Хр.: «Радуюсь, но и ужасаюсь слышать это».

Привратник спросил его, кто его сюда послал.

Хр.: «Я пришел по наставлению Евангелиста, который уверил меня, что от вас я узнаю, как мне поступать далее».

Благов.: «Дверь отворена перед тобой и никакой человек затворить ее не может».

Хр.: «Я начинаю теперь только пользоваться плодами моей решимости».

Благов.: «Неужели ты оттуда пришел совершенно один?»

Тогда Христианин рассказал ему чистосердечно все свои приключения, не скрывая ни своих ошибок, ни заблуждений, обвиняя во всем самого себя и воздавая славу милосердию Божию. Он тоже передал ему свой разговор с Упрямым, Сговорчивым и Мирским Мудрецом, сожалел, что мог ему довериться и обратиться за помощью к Законности, и, наконец, кончил словами: «Я бы несомненно погиб, если б Евангелист не выручил меня. Ну а теперь я пришел сюда как был, выпачканный от падения моего в тину, усталый, обремененный, заслуживающий скорее осуждение на вечную смерть, нежели обетования вечной жизни перед лицем Господа моего. О! Как благ Господь, что даже меня принимает!»

Благов.: «Гора эта была причиной погибели для многих, и, вероятно, так и будет для других в будущем. Хорошо, что ты успел удалиться. Мы никому не препятствуем входить сюда, что бы они ни совершили дурного в прошлом. Приходящий не будет отвержен, а теперь, добрый Христианин, иди со мной, и я тебе укажу на путь, по которому тебе идти. Видишь ли ты этот узкий путь? Он был выложен патриархами, пророками, Христом, Его апостолами и так прям, как протянутая нить. По этому пути тебе и надо идти».

Хр.: «Ужели я не встречу никаких оборотов, ни извилин, по которым можно заблудиться?»

Благов.: «Да, ты вскоре заметишь немало извилин, и они широки и пространны, но прямыми не бывают. Поэтому тебе будет легко отличить истинный путь от ложного, так как истинный путь всегда лежит прямо».

Перед уходом Христианин спросил его, когда и где он будет избавлен от своей ноши; на это привратник ответил, что ему следует нести свое бремя грехов до одного места, называемого Избавление, а что до той поры никто не в силах снять с него тяжелую ношу, но там она сама собой спадет с него.

Тогда Христианин пустился в путь, опоясавшись и получив последнее наставление от привратника, что вот вскоре он дойдет до дома, где живет Истолкователь, который ему покажет и объяснит много занимательного. Христианин простился с привратником, который пожелал ему с Богом доброго пути.

Дом Истолкователя

Наконец добрался он и до жилища Истолкователя, где он долго стучался в двери. Спустя несколько времени, кто-то подошел к двери и спросил: «Кто там?»

Хр.: «Я путешественник, присланный сюда привратником Тесных Врат. Я бы желал переговорить с самим хозяином дома».

Вскоре живущий в доме Истолкователь сам вышел к Христианину и спросил его, что ему угодно.

Хр.: «Я иду к горе Сиону, но мне сказали остановиться здесь, потому что вы мне покажете многое, что для меня полезно».

Истолк.: «Войди. Я тебе покажу то, что для тебя будет в самом деле полезно».

Он приказал служителю своему зажечь свечу и пригласил Христианина идти за ним, потом повел его в комнату и велел служителю своему отворить дверь. Тогда Христианин увидел картину, висящую на стене. На ней представлен был человек почтенных лет. Глаза его были подняты к небу. Евангелие в руках, закон истины написан на устах, мир был позади его; он стоял, как будто уговаривая людей, слушающих его, и золотой венец над его головой.

Хр.: «Что это обозначает?»

Истолков.: «Этот человек один из тысячи. Это тип настоящего пастыря Церкви и служителя Христова. Он рождает детей во Христе Иисусе благовествованием (1 Кор. 4:15). Он в муках рождения, доколе не изобразится в них Христос (Гал. 4:19). Видишь, глаза его взирают на небо, в руках книга, на устах закон правды. Его назначение: открывать и объяснять истину грешным, и вот он как будто уговаривает их уверовать в благую весть. Он презирает временные плотские наслаждения, поэтому мир у него позади. Он все покинул, от всего мирского отрекся из любви к своему Господу, и потому венец славы ожидает его на небе. Когда ты такого встретишь, знай, что он избран Господом для славы Его и для наставления людей. Не следуй и не внимай без разбору всякому учителю и помни слова Господа: «Замечайте, что слышите». (Мар. 4:21).

После того Истолкователь повел Христианина в большую комнату, в которой было много пыли. Вскоре он позвал человека и велел ему вымести комнату. Тут поднялась такая густая пыль, что Христианин чуть было не задохнулся. Тогда он позвал девицу и велел ей принести воды и оросить ею всю комнату, и комната стала совершенно чиста.

Хр.: «Что это обозначает?»

Истолков.: «Эта комната представляет сердце человека, которое еще не было освещено благодатию Евангелия. Пыль — греховное состояние и внутренняя испорченность, которыми осквернен человек. Первый, кто начал мести комнату, представляет собою закон. Та, которая оросила комнату водой, изображает Евангелие. Ты видел, как сперва пыль усилилась, когда начали ее выметать. Пойми, что закон не убивает грех, не очищает от него сердце, но раскрывает, поднимает и выводит наружу те грехи, которые были, может быть, незаметны или давно забыты, так же как им они оживляются и получают силу в сердце человека (Рим. 7:5). Но когда сердце принимает Евангелие (благую весть), то Слово Божие, как вода, истребляет всякую пыль и омывает прежнее и настоящее зло, как бы крепко ни засело оно в вас. Таким образом, грех покорен, побежден и уничтожен, душа чиста чрез веру в Слово Божие и годна для обители Царю Славы».

Потом Истолкователь взял Христианина за руку и ввел его в небольшую комнатку, где на стульях сидели двое маленьких детей. Имя старшего было Страсть, младший назывался Терпением. Страсть казался беспокойного и недовольного нрава, а Терпение сидел тихо. Христианин спросил причину недовольствия Страсти. Истолкователь ответил, что их Учитель решил, что лучшие одежды они получат только в начале будущего года, а ему хочется получить их сейчас, тогда как Терпение соглашается ждать. Вдруг вижу, что кто-то вошел в комнату и вручил Страсти мешок с дорогими вещами, которые посыпались к его ногам. Страсть тотчас с радостью кинулся их подбирать, злобно надсмехаясь и поддразнивая Терпение. Но в скором времени он все успел истратить и все исчезло, и остались одни грязные тряпки.

Хр.: «Растолкуйте мне яснее, что это обозначает?»

Истолков.: «Эти два мальчика — типы. Страсть хочет все получить в нынешнем году, то есть в этом мире: таковы люди земные. Они желают все получить хорошее во время жизни на земле и не могут ждать до будущего года, то есть до будущей жизни. Пословица: «одна птичка в руках более двух в кустах» — служит для них наставлением более верным и практичным, чем все Божии свидетельства о будущих благах. Но, как ты видел, он все скоро истратил и остались при нем одни дрянные лохмотья, — таков будет конец всех подобных ему людей, когда настанет конец мира».

Хр.: «Я вижу, что Терпение избрал лучшую долю. Во-первых, он получил лучшие блага, а во‑вторых, он будет в славе, а другой останется в одних рубищах».

Истолков.: «Ты можешь к этому прибавить, что слава будущей жизни нескончаема, но земная слава держится недолго. Напрасно Страсть насмехается над Терпением, что он первый получит сокровища. За то Терпение может над ним смеяться, когда он последний их получит. Первые должны будут уступить последним, потому что пробьет час и для последних. Но последние не уступят никому, так как никто после них не будет. Тот, который получил блага первый, будет иметь и время истратить их. Но кто последний получит блага, тот сохранит их навеки. Поэтому и сказано в притче о богаче: «Вспомни, что ты получил уже доброе в жизни своей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь».

Хр.: «Я теперь вижу, что лучше не желать в здешней жизни счастия и земных благ, но с терпением ожидать вечные блага».

Истолк.: «Совершенно так. Блага видимые только временные, а невидимые — вечные. Но хотя это истина, однако, так как настоящее и наши плотские наклонности в тесной связи, а будущее с нашими плотскими идеями во вражде, то выходит, что связь первых необыкновенно скоро усиливается, а расстояние между последними все увеличивается»

После того я увидел, как Истолкователь повел Христианина в одно место, где огонь разведен у стены, и тут стоял человек, который постоянно старался погасить огонь, поливая на него воду, однако пламя не уменьшалось, а пылало все сильнее и ярче. Христианин спросил значение этого.

Истолк.: «Этот огонь изображает благодать, действующую на сердце человека. Тот, кто поливает на него воду, чтобы его погасить, — сатана, но ты замечаешь, что пламя все сильнее и жарче пылает, и вот причина этому».

Он повел его на противоположную сторону стенки, где он увидал человека с сосудом в руке, из которого он беспрестанно (но тайно) подливал масло в огонь.

Христианин хотел понять смысл этого.

Истолк.: «Это Христос, Который маслом благодати постоянно поддерживает действие, начатое им в сердце человека. Поэтому, несмотря на все козни диавольские, Он хранит спасенную душу. А что Он стоит за стеной, означает, что трудно искушаемому видеть, как и кем действие благодати в нем поддерживается».

Я увидел потом, что Истолкователь повел Христианина к дверям великолепного дворца; у дверей стояло множество людей, желавших туда войти, но, однако, не решались. Неподалеку сидел человек у стола, на котором лежала книга и стояла чернильница, и он записывал имена тех, которые должны были войти. У входа стояли вооруженные люди, которые возбраняли вход и отталкивали желавших войти. Наконец, когда они все отступили назад из страха перед вооруженными, Христианин увидал одного рослого и сильного человека, который подошел к человеку у стола и сказал ему решительно: «Запишите мое имя!» И когда это было исполнено, он вынул меч, надел на голову шлем и бросился к двери на вооруженных людей, которые с яростью накинулись на него. Но храбрый человек, ни мало не испугавшись, рубил вправо и влево с самым решительным видом. Когда он нанес и получил сам немало ран, то прочистил себе путь меж ними и ворвался в дворец. Там его облекли в золотые ризы, подобно всем обитателям дворца и тем, которые прогуливались на вершине здания. Тогда раздалось оттуда чудное пение и слышались слова:

«Придите, придите, Славу вечную примите!»

Христианин улыбнулся и сказал: «Мне кажется, я понимаю, что это обозначает. Теперь и меня впустите туда».

Истолк.: «О нет, подожди, пока я тебе не показал более. После пойдешь своей дорогой».

При этом он взял его за руку и ввел его в очень темную комнатку, где какой-то человек сидел в железной клетке. Он казался в большой горести. Глаза его были опущены, руки сложены, и он так вздыхал, что больно было слушать. «Что это значит?» — спросил Христианин. На это Истолкователь сказал Христианину, чтобы он поговорил сам с этим несчастным.

Христианин спросил его, кто он, и получил в ответ: «Я такой, каким не был прежде».

Хр.: «Так кто же ты был прежде?»

Заключенный: «Я был когда-то хорошим и счастливым исповедателем христианства не только в моих глазах, но и по мнению других. Я когда-то воображал себя совершенно готовым и достаточно чистым для обители в Небесном Граде и чувствовал даже радость при мысли отправиться туда».

Хр.: «Что ж? А теперь как?»

Заключ.: «Теперь я человек в отчаянии и заключен, как в железной клетке. Не могу оттуда выйти! О! Теперь уж не могу».

Хр.: «Но как ты до этого дошел?»

Заключ.: «Я был так доволен собой, что перестал за собою наблюдать, дал волю страстям, удалился от Света Слова, отверг благость Господню, оскорбил Св. Духа, и Он покинул меня, искушал сатану, и он пришел ко мне, и так ожесточил свое сердце, что не могу теперь раскаяться».

Хр.: «Ужели не осталось у тебя никакой надежды и ты будешь всегда заключен в этой Клетке Отчаяния?»

Заключ.: «Увы, нет никакой надежды».

Хр.: «Но Сын Всевышнего преисполнен милосердия!»

Заключ.: «Я снова распял в себе Сына Божия, я попирал Его и не почитал за святыню Кровь завета, которой был освящен, и Духа благодати я оскорбил, и мне ничего более не остается, как ужасные угрозы страшного ожидания суда и ярость огня, готовая пожрать меня, как упорствующего» (Евр. 6:6; 10:29).

Хр.: «Какими поступками привел ты себя в это положение?»

Заключ.: «Наслаждениями, удовольствиями и выгодами мирскими. Тогда они казались мне осуществлением счастия. А теперь каждое воспоминание о них точит меня, как огненный червь».

Хр.: «Ужели не можешь ты раскаяться и обратиться?»

Заключ.: «Не дает мне Господь покаяния! Слово Его не утешает меня и не поощряет к вере. Он меня осудил на железную Клетку Отчаяния, откуда ни единый человек не может освободить меня. О вечность! Как стану я влачить такие несчастные дни всю вечность!»

Истолк.: «Да будет тебе, Христианин, памятно страдание этого человека. Не переставай блюсти над собой и будь всегда на стороже».

Хр.: «Это ужасно! Помоги мне в этом Сам Господь наблюдать над собой и молиться, да не впаду я в такое положение вечного укора совести. Однако не пора ли мне продолжать путь свой?»

Истолк.: «Погоди немного я тебе покажу еще один случай, а потом уж можешь отправиться»

Он повел Христианина в одну комнатку, где какой-то человек вставал с постели. Он оделся и стал дрожать всем телом.

Хр.: «Отчего этот человек так дрожит?»

Истолкователь попросил человека рассказать Христианину причину его трепета. Он начал так:

«В прошлую ночь мне приснилось, что свод небесный вдруг страшно потемнел: удары грома и молнии потрясали землю и приводили меня в ужас. Облака с треском катились по небосклону, и вдруг раздался звук трубы, и я увидал человека, сидящего на облаке и окруженного тьмой темь небесных существ. Они, казалось, были в ярком пламени, и все небо как будто горело. И вот раздался голос: «Восстаньте мертвые и явитесь на суд». При этом каменистые утесы рассеклись, могилы открылись, и мертвые, лежавшие в них, встали. Некоторые из них дышали радостью, обращая свои взоры кверху. Другие же старались скрыться под горами. Но вот Человек на облаке раскрыл книгу и приказал миру подойти ближе. Но между Ним и ими пылало сильное пламя, и потому они все-таки были от него на расстоянии, которое обыкновенно разделяет судью от подсудимых. И услышал я приказание Человека к служителям Его: «Соберите плевелы, мякину и солому и бросьте их в пылающее озеро». И вдруг бездонная пропасть разверзлась почти у самого места, где я стоял, и поднялся густой дым, и затрещали горящие уголья. Тогда сказал Он тем же служителям: «Соберите пшеницу в житницу». И я увидел многих, которых подняли с земли и понесли на облака, но я был оставлен. Я также хотел скрыться но не мог, ибо Человек на облаке постоянно смотрел на меня. Я вспомнил множество своих грехов (1 Кор. 15; 1 Фес. 4; Откр. 22:11–14; Ис. 26; Дан. 7:9–10; Малах. 3:2). Совесть укоряла меня при каждом воспоминании… и я проснулся».

Хр.: «Но что тебя особенно напугало?»

Человек: «Я думал, что настал день страшного суда, и я чувствовал, что не готов предстать пред Судьей моим. Но ужаснее всего для меня было видеть, как Ангелы собирают избранных, а меня оставляют, и как отверзлась пропасть у самого места, где я стоял. Совесть терзала меня, и мне казалось, что око Судии направлено на меня с выражением гнева и негодования».

Тогда Истолкователь обратился к Христианину со словами: «Обсудил ли ты все виденное тобой?»

Хр.: «О да, и все это внушило мне страх и надежду».

Истолк.: «Так храни же в душе память о том, на что я тебе указывал. Да будут эти наставления побуждением для твоего сердца, подстрекающим тебя идти вперед, внимательно наблюдая за собой во время твоего пути. Дух Утешитель да сопутствует тебе и поможет дойти до великого Града».

Христианин отправился, благодаря Истолкователя за все его добрые советы и наставления.

Крест

Вот вижу я, что он направился по пути, ведущему к горе. По обеим сторонам дороги стояли стены, называемые Спасением. Он бежал к возвышенности изо всех сил, но это было трудно, так как сильно мешало ему тяжелое бремя на спине.

Шел он скорым шагом, пока не дошел до возвышенности, на которой стоял Крест, а немного пониже могила. И вижу я, что, лишь только Христианин дошел до самого Креста, бремя его стало как будто отвязываться со спины, потом свалилось, покатилось до открытой могилы и упало в нее, и более не видал я на нем ноши.

Христианин возрадовался и от чистого сердца воскликнул: «Он мне даровал покой своей скорбью и жизнь своей смертью!»

И долго стоял он и удивлялся, каким образом один вид Креста мгновенно избавил его от бремени. Он смотрел на Крест, смотрел неустанно, и слезы радости и умиления полились из глаз его. Вдруг явились перед ним три лучезарных существа и приветствовали его так: «Мир тебе!» «Прощены грехи твои», — сказало первое; второе сдернуло с него рубища, надевая на него светлое одеяние; третье сделало на челе его знак и вручило запечатанный сверток, приказывая читать его во время пути и отдать у небесных врат. Они исчезли после этого. Христианин был вне себя от радости и продолжал путь, напевая:

«До сего места я пришел, обремененный грехом, ничто не могло дать мне покой. И здесь — о Крест святой! — нашел я избавление, о, будь благословен Тот, Кто принял на нем постыдную смерть! Велика любовь, велика милость Его к бедным пилигримам! Для нас он совершил тяжелый трудный путь, и мира грех Он пригвоздил к древу страдания. Взгляните ж на Него со всех концов вселенной и будете спасены!»

И вот вижу, что Христианин стал спускаться с возвышенности, и когда совсем сошел, то заметил около дороги троих людей, крепко спящих с железными оковами на ногах. Имя первого было Неосновательный, другого называли Ленивым, а третьего — Надменным.

Христианин подошел к ним с намерением разбудить и закричал: «Эй, проснитесь, вы спите точно на вершине мачты, под которой поглощающее море и пропасть. Проснитесь скорей и уйдемте отсюда. Если послушаетесь меня, я помогу вам снять оковы». Потом прибавил: «Если тот, который ходит, как рыкающий лев, увидит вас, вы непременно сделаетесь его добычей».

При этих словах все трое взглянули на него и отвечали один за другим так. Неосновательный сказал: «Я никакой опасности не вижу». Ленивый продолжал: «Дай еще немного усну», а Надменный ответил: «Всякий сверчок, знай свой шесток». И все трое снова легли спать, а Христианин продолжал путь свой.

Он был сильно смущен, вспоминая, что люди в опасности так мало оценили его добродушие, когда он предлагал им свою помощь и даже разбудил их, чтобы пособить им снять железные оковы.

Пока он об этом раздумывал, увидел он еще двух людей, которые перелезали через стену, окаймляющую левую сторону узкого пути около того места, по которому он шел, и вскоре они с ним поравнялись. Имя одного из них было Формалист, а другого — Лицемер. Когда они пошли с ним рядом, у них завязался разговор.

Хр.: «Господа, вы откуда вышли и куда отправляетесь?»

Форм. и Лиц.: «Мы родом из страны Тщеславия, а идем для хвалы к горе Сион».

Хр.: «Почему же вы не пришли сюда чрез Тесные Врата, стоящие при начале пути? Разве вы не знаете, что написано: «Кто не дверью входит, но перелазит инде, тот вор и разбойник?»

Форм. и Лиц.: «У нас говорят, что входить вратами признано всеми нашими соотечественниками слишком дальним и притом устарелым путем, и теперь уже принято всегда обходить их и перелезать через стену, как мы это сделали».

Хр.: «А разве Владетель страны, куда мы отправляемся, не сочтет это за неповиновение, что так открыто поступают наперекор обнародованного Его приказания?»

Форм. и Лиц.: «Об этом не беспокойся. То, что мы теперь сделали, вошло ныне в обычай, и даже легко представить множество свидетельств о том, что так все поступали в последнее тысячелетие».

Хр.: «Да, но выдержат ли ваши действия законного следствия?»

Форм. и Лиц.: «Обычай, существующий более тысячи лет, вероятно теперь будет признан законным делом, если Судья беспристрастен; лишь бы мы стали на путь, кому какое дело, каким образом мы на нем очутились. Мы на нем, и все тут. Ты тоже стоишь на том же пути, и не более, хотя мы видим, что ты входил через Тесные Врата. И мы с тобой теперь на одном пути, хотя перелезли через стену. Чем твое положение завиднее нашего?»

Хр.: «Я хожу по указаниям моего Господа, а вы ходите по указаниям вашего воображения. Вы теперь уже Владетелем сего пути признаны ворами, и потому сильно сомневаюсь, что попадете в число честных людей, когда окончится ваше путешествие. Вы пришли сами по себе, не внимая Его указаниям, и вы уйдете сами по себе, не получив Его милосердия»

На это они ему ответили, чтоб он занимался своими делами, а их оставил бы в покое. Потом долго шли они все трое молча, но спустя несколько времени они сказали Христианину, что касательно соблюдения правил религии и обрядности они не уступят никому и, вероятно, он сам в этом не сильнее их. «И потому, — прибавили они, — мы решительно не видим большой разницы между тобой и нами, разве только в отношении одежды, которую ты на себя напялил и которая, верно, была тебе дана какими-то соседями, чтобы скрыть стыд твоей наготы».

Хр.: «Правилами закона и обрядностью вы себя спасти не можете, так как вы не пришли сюда через дверь. Что же до одежды, покрывающей меня, то она мне была дарована самим Владетелем той страны, куда иду, и именно для того, как вы справедливо выразились, чтобы покрыть мою наготу. И я на это взираю как на доказательство Его ко мне благоволения, потому что до того времени я был одет в рубища. Притом, пока совершаю свой путь, я утешаю себя так: верно, когда дойду до ворот Великого Града, Господь, царствующий там, тотчас меня признает, так как на мне одеяние Его, в которое Он меня облек по Своей собственной воле в тот день, когда угодно Ему было сбросить с меня рубища. Сверх того, на челе моем знак, которого вы, вероятно, не заметили; мне он был положен самым близким сотоварищем Царя в тот день, когда бремя спало с моих плеч. Еще прибавлю, что тогда мне был вручен сверток с печатью, чтобы чтением утешаться во время пути. Я получил приказание отдать его у Небесных Врат, как несомненное доказательство, что буду принят там. Все это, я уверен, и вам необходимо получить, но иметь этого не можете, так как вы не пришли сюда через Дверь».

Спутники Христианина не дали ему на это ответа, но, взглянув друг на друга, засмеялись. После того я видел их всех идущими молча, но Христианин шел немного впереди, размышляя про себя о всем случившемся иногда со вздохом, а иногда с тихой радостью. Часто открывал он сверток, данный ему лучезарным существом, и чтение оживляло его.

Гора Затруднения

Вот вижу, идут они втроем и дошли до подошвы горы, называемой Затруднение, где протекал родник. Тут пролегали еще две дороги кроме прямого пути, одна дорога вела направо, другая — налево, у подошвы холма. Но узкий путь прямо вел на холм Затруднение. Христианин подошел сперва к источнику и напился воды, чтобы освежиться, а потом поднялся в гору, говоря сам себе:

«Хотя и высок холм, но я спешу на него подняться. Не пугают меня затруднения; я вижу, что здесь единственный путь к жизни. Замолкни сердце, не страшись и не робей! Лучше с затруднениями идти по истинному пути, чем в спокойствии избрать путь ложный, ведущий к погибели».

Его два спутника стояли у подножия горы, но, увидев что гора необычайно крута, они не решились на нее подняться. Тут они увидали две другие дороги, и, полагая, что где-нибудь они вероятно сойдутся с узким путем, один из них избрал дорогу направо, называемую Опасность, а другой пошел налево по дороге, называемой Погибель. Первый пришел к густому нескончаемому лесу, а тот в пространное место с темными горами и пропастями. Там он споткнулся, упал и более не являлся.

Я следил взором за Христианином. Он шел сперва довольно быстро, потом медленнее, наконец принужден был карабкаться руками и ногами, чтоб добраться до вершины, так как гора была необычайно крута. На половине трудного пути вдруг представилась его глазам прелестная беседка, которую Владетель горы велел тут построить для отдыха утомленным путешественникам. Он вошел в нее и сел отдохнуть; потом вынул из кармана сверток и стал читать, чтоб укрепить себя духовно. Он стал также рассматривать с большим вниманием одеяние свое, полученное у подножия Креста. После этого от утомления он задремал и вскоре крепко уснул, чуть ли не до самой ночи. Пока он спал, сверток выпал из его рук и куда-то укатился. Вдруг слышит он чей-то голос, будящий его словами: «Пойди к муравью, ленивый, посмотри на действия его и сделайся мудрым» (Прит. 6:6). Христианин вскочил на ноги, пустился в путь и более не останавливался, пока не дошел до вершины горы.

Как только он туда дошел, два человека, бежавшие изо всех сил, встретили его. Одного называли Робкий, а другого Недоверчивый.

«Что с вами, господа, — сказал им Христианин, — вы бежите в противоположную сторону?»

Робкий рассказал ему, что они шли к горе Сиону, совершили трудный путь по крутой горе, но чем далее шли, тем более встречали опасностей, так что они решили вернуться к себе.

«Да, — прибавил Недоверчивый, — вдруг перед нами лежали на дороге два льва (не то спят, не то нет, не знаю), но без сомнения они нас разорвали бы на части, если б мы подошли ближе».

Хр.: «Вы меня пугаете. Но куда же я убегу, чтобы спастись? Если вернусь на свою родину, которая обречена быть сожженной огнем и серой, я непременно погибну. Если же мне удастся добраться до Небесного Града, то я уверен, что там обязательно буду спасен: я рискну. Вернуться — верная смерть. Идти вперед — страх смерти, но вечная жизнь затем: пойду вперед!»

Робкий и Недоверчивый быстро понеслись вниз с горы, а Христианин пошел далее. Но, обдумывая то, что слышал, он стал ощупывать карманы, чтобы вынуть сверток и тем укрепиться… увы! его не было. Христианин был в сильном горе, не зная, что ему делать. Ему недоставало того, что так чудно оживляло его и что должно было служить ему входным билетом в Небесный Град. Он был в недоумении и вспомнил, что он в беседке крепко заснул. Тогда он бросился на колени, просил Бога простить ему его безумное поведение и потом направил стопы свои обратно к беседке. Он вздыхал и плакал, бранил себя, что мог так забыться там, где дозволен был только короткий отдых. Ходя, он искал глазами, не увидит ли где свертка, но вот дошел до самой беседки и ничего не мог отыскать. Тут горе его разразилось до высшей степени, и он стал укорять себя, говоря: «О жалкий я человек! Как мог я уснуть среди стольких затруднений! Как мог я так лелеять плоть, чтобы заспаться на месте, назначенном только для краткого отдыха утомленным пилигримам. Сколько бесполезного, лишнего пути я теперь принужден совершить. Тоже случилось с народом Израилевым, который за грехи свои был уведен Господом обратно к берегам Чермного моря, чтобы оттуда опять начать путешествие. Как далеко я бы мог быть теперь, если б не злополучное мое усыпление. И, пожалуй, меня на пути застигнет ночь, весь день мой пропал даром! Зачем не боролся я со сном!»

В это время он дошел до самой беседки и, войдя в нее, стал горько оплакивать совершенный поступок. Наконец, разглядывая с горестью все углы беседки, он вдруг заметил сверток. С трепетом радости кинулся он в ту сторону и, взяв его, бережно спрятал. Радость была неописуемая! Этот сверток служил ему удостоверением свободного пропуска в Небесный Град. Он тотчас стал снова подниматься в гору и быстро карабкался, чтоб скорей добраться до вершины! Однако задолго до этого солнце село, и приближающаяся тьма напомнила Христианину, почему он так запоздал, и тут он опять стал вздыхать и упрекать себя в нерадении. Он знал, что скоро тьма скроет ему опасности пути. Уже начинал раздаваться заунывный вой диких зверей. Он вспомнил рассказ Робкого и Недоверчивого о львах, и ужас объял его.

«Эти звери обыкновенно ночью отыскивают себе добычу, — говорил он себе, — и когда они меня увидят, что мне делать, чтоб спастись от них?»

Но он все-таки продолжал путь и, пока обдумывал свое горькое положение, поднял кверху опущенный взор и увидел перед собой великолепное здание по имени Украшенный Чертог. Он стоял на возвышенности у самой дороги.

Украшенный Чертог

Вижу я, что Христианин стал торопиться, чтобы скорей войти в Чертог. Но вот предстал узкий проход, по которому необходимо надо было пройти, чтоб добраться до караульного домика. Он осторожно стал оглядываться и вдруг увидел перед собой двух львов, лежащих на самом пути. «Вот она — опасность, о которой говорили Робкий и Недоверчивый», — сказал он. (Львы были прикованы, но цепей рассмотреть было невозможно.) Он остановился и подумал, что, пожалуй, он также решится идти назад, так как тут предстоит ему неминуемая смерть. Но обитатель домика по имени Хранитель, заметив недоумение Христианина и его намерение уйти, закричал ему: «Ужели вера твоя так слаба? Не бойся львов, они прикованы и находятся на этом месте для испытания веры искренних душ и для обличения тех, у кого ее нет! Иди по самой середине дороги, и они тебя не тронут».

Христианин последовал совету Хранителя и пошел среди дороги, хотя не без некоторого страха. Львы заревели, но его не тронули. Он ободрился и весело подошел к караульному. «Что это за дом? — спросил Христианин. — Можно ли мне в нем переночевать сегодня?» Хранитель ответил, что этот дом выстроен Владетелем горы с целью успокоить и приютить пилигримов, и спросил его имя.

Хр.: «Меня зовут теперь Христианином, но первое мое имя было Безблагодати: я из рода Иафета, которого Господь убеждает поселиться в шатрах Сима» (Быт. 9:27).

Хран.: «Но как ты так запоздал? Солнце уже закатилось».

Хр.: «Я должен был прийти ранее, но, увы, имел несчастие заснуть в беседке, что стоит на склоне горы. Притом во время сна я выронил свидетельство свое и должен был вернуться туда, и как только отыскал его, пришел сюда».

Хран.: «Хорошо. Теперь я позову одну из дев здешнего дома, и если она найдет тебя достойным, то введет тебя в общество всего семейства, по правилам дома».

Хранитель позвонил. Дверь отворилась, и вошла скромная, прелестная дева по имени Разборчивость и спросила, для чего ее звали.

Хранитель представил ей Христианина как пилигрима города Разрушения, идущего на гору Сион, и передал его на ее благоусмотрение, по правилам, установленным в Чертоге.

Сперва она расспросила его о его прошедшем, о его путешествии и надеждах, и осталась, по-видимому, довольна его ответами; потом она с улыбкой объявила ему, что сейчас позовет нескольких других членов семейства. Тут она направилась к двери и кликнула трех дев: Мудрость, Благочестие и Любовь, которые в свою очередь расспросили его о многом и, наконец, решили ввести его в остальную часть семейства. Многие из членов дома встретили его на крыльце со словами: «Войди к нам благословенный Господом, этот дом построен Им для отдыха всех подобных тебе пилигримов».

Он поклонился и пошел за ними в дом. Когда его усадили, то предложили ему питье и стали занимать его полезным разговором до ужина. Его собеседницы были: Благочестие, Мудрость и Любовь. Они начали так.

Благ.: «Вот, Христианин, мы тебя приняли в наш дом по-родственному, так станем разговаривать для пользы твоей и нашей. Расскажи нам подробности твоего путешествия. Что побудило тебя совершить его?»

Хр.: «Я был уверен, что погибну, как все прочие живущие в граде Разрушения. Я не знал, куда идти, но человек по имени Евангелист указал мне на единственный истинный путь».

Благ.: «Заходил ли ты к Истолкователю?»

Хр.: «О, конечно, и он мне показал столько занимательного! Трех указаний в особенности не забуду никогда; как Христос, несмотря на козни сатаны, сохраняет в сердце человека дарованную Им благодать; как человек грешен до того, что не смеет рассчитывать на милосердие Божие; также сновидение того, кто думал, что настал день страшного суда. И много полезного видел я там и с радостью остался бы долее у этого доброго человека, но я знал, что мне предстоит длинный путь».

Когда он рассказал все виденное им, Мудрость обратилась к нему с другими вопросами.

Мудр.: «Ты, верно, часто вспоминаешь о прошлой стране?»

Хр.: «Да, но со стыдом и ненавистью, потому что, если б я сожалел о ней, сколько раз уже мог бы туда вернуться, а теперь стремлюсь в страну лучшую, небесную».

Мудр.: «Не вынес ли ты оттуда чего-нибудь, в чем находил наслаждение?»

Хр.: «Да, но совершенно против моей воли остались при мне некоторые сокровенные плотские мысли, которые составляют радость моих соотечественников доныне и когда-то были для меня наслаждением, но теперь являются причиной скорби. И если б зависело от меня, я более не вспоминал бы о них, но когда желаю делать доброе, то прилежит мне злое» (Рим. 7:21).

Мудр.: «Не кажется ли тебе иногда, что то, что тебя смущает, иногда совершенно побеждено в тебе?»

Хр.: «Да, но это случается не часто; когда это бывает, то я называю это моим золотым временем».

Мудр.: «Не можешь ли ты вспомнить, что именно внушает тебе чувство, что все прежнее дурное в тебе побеждено?»

Хр.: «О да! Когда вспоминаю, что видел на Кресте, тогда я это чувствую. Еще когда смотрю на вышитое мое одеяние или когда читаю сверток, который ношу на груди, и еще когда мои мысли несутся с восторгом туда, куда иду, и тогда мне кажется, что все прошлое забыто и убито во мне».

Мудр.: «Что внушает тебе такое желание идти на гору Сион?»

Хр.: «Там я надеюсь увидеть живым Того, Кто умер на кресте за меня. Там надеюсь совершенно избавиться от всего того, что меня еще смущает. Там, говорят, нет более смерти и я буду в самом святом обществе. И скажу по правде, я люблю Его, потому что Он один меня избавил от моего бремени, и я утомлен своей внутренней испорченностью. Я жажду быть там, где более не стану умирать, и в числе тех, которые постоянно взывают: свят, свят, свят!»

Тогда Любовь вступила в разговор с Христианином: «Ты человек семейный? Есть у тебя жена?»

Хр.: «Жена и четверо маленьких детей».

Люб.: «Почему же ты их не привел сюда с собой?»

Христианин прослезился и отвечал: «О, с какой бы радостью я это сделал! Но они все восстали против моего путешествия».

Люб.: «Но тебе бы следовало объясниться с ними и указать им на опасность оставаться там».

Хр.: «Я так и поступил и рассказал, что мне сказал Господь о разрушении нашего города, но я им показался помешанным, и они мне не поверили».

Люб.: «А молился ли ты Богу, чтобы Он благословил советы, даваемые тобой семейству?»

Хр.: «О да, со рвением, потому что вы понимаете, как дороги моему сердцу жена и дети!»

Люб.: «Какую же причину давали они, чтоб не следовать за тобой?»

Хр.: «Жена не могла расстаться с миром, дети мои преданы были безумному веселию юности. Так ли, сяк ли, но все оставили меня странствовать в одиночестве».

Люб.: «Но, может быть, ты сам своей суетной жизнью угашал все, что им внушал хорошими словами».

Хр.: «Я, право, не могу судить о своем образе жизни, зная, что часто поступал не так, как бы следовало. Знаю также, что человек может своими действиями уничтожить все, чему научал красноречивыми словами. Однако могу достоверно сказать, что я всегда старался и остерегался, чтобы дурной мой поступок не внушил им отвращения предпринять со мною путешествие. Это же, впрочем, и возбуждало в них насмешки, они упрекали меня в точности. А я отказывал себе часто во многом, в чем они не видели ни малейшего зла. Мне кажется, что помешало им идти со мной именно то, что им наскучила моя постоянная озабоченность не грешить против Бога и не делать вреда ближнему».

Люб.: «Так Каин возненавидел брата своего Авеля за то, что его дела были злые, а брата его — добрые. И если твое семейство восстало против тебя за то, что не находило в тебе зла, то они не имели понимания добра и твоя душа чиста от крови их».

Вот вижу я, что они все таким образом разговаривают, пока не подан был ужин. Когда все было готово, их пригласили сесть за стол. На столе было откормленное жирное мясо и самое лучшее вино. Вся их беседа касалась Владетеля горы, а именно: что Он сотворил и почему он построил этот дом. И судя по тому, что они говорили, я заключил, что Он сильный Боец и поборол того, кто имел державу смерти, но не без страдания для Себя, что дало мне еще более любви к Нему.

«Я слышал и поэтому верю, — говорил Христианин, — что Он совершил это дело, проливая много Своей крови, но что еще более придает славы Его делу — это то, что Он все это исполнил из одной любви к своим. Притом многие из его служителей уверяют, что они видели Его живым после смерти на кресте и даже говорили с Ним, и они свидетельствуют, что слышали из собственных Его уст, как нежно Он любит бедных странников, что никто так любить их не может от востока до запада. Он с Себя сбросил всякую славу и могущество, чтоб сделаться бедным, как самые бедные в мире, и они получили от Него удостоверение, что Он не желает обитать один на Сионе. Еще рассказывали они, что многих бедных пилигримов Он произвел в князья, хотя по рождению они были нищими бродягами и получили свое начало в прахе и грязи» (1 Цар. 2:8).

Такими речами они занимались до поздней ночи. Потом предали себя покровительству Господа и отправились на покой. Христианину отвели высокую, просторную комнату, где окна были обращены на восходящее солнце. Название комнаты было Мир. Он спал до рассвета и, встав, запел:

Где ныне я? Заботу и любовь

Христа к пилигримам вижу вновь:

Он властию креста простил и освятил

И ближе к небесам в обители вселил.

Утром, когда все встали, хозяева дома, после первых приветствий, объявили ему, что они его не отпустят, не показав ему замечательностей этого здания. Сперва они его повели в учебный кабинет, где достали документы самых древних времен. Меж ними, насколько могу припомнить из моего сновидения, находилась и родословная Владетеля горы, из коей видно было, что Он Сын Предвечного и нисходит от Вечного Начала. Здесь также находились документы с повествованием всех Его деяний и имена тьмы тем странников, которых Он принял в свое служение и поселил в такие обители, которые ни от времени, ни по своей природе не могут прийти в упадок.

Потом они прочитали ему деяния некоторых из служителей Господа, как они побеждали царства, творили правду, получили обетования, заграждали уста львов, угашали силу огня, избегали острие меча, из слабых делались сильными, были тверды на войне и прогоняли полки чужих. В другом документе было сказано, с какой готовностью Владетель горы принимает к Себе всякого, как бы ни оскорблял Ему человек в прошлом; лишь только он приходит к Нему, никого от Себя Он не отгоняет прочь. Много прочел Христианин замечательных повествований разных личностей, которые свидетельствовали, что все истинно так. Были тут и древние и современные рассказы; также и немало пророчеств и предсказаний, которые ужасали и удивляли враждебных, а между тем внушали утешение пилигримам.

На другой день девицы повели его в оружейную палату, где они показали ему всякого рода оружие, приготовленное Владетелем для путешественников: мечи, щиты, шлемы, нагрудники, всесильную молитву и обувь, которая не обнашивается. И всего было здесь много, достаточно, чтоб вооружить столько людей для служения Господу, сколько звезд на небе.

Ему были также показаны некоторые орудия, которыми служители Господа когда-то совершили изумительные подвиги. Например: Моисеев посох; молот и кол, которыми Иаиль убила Сисару; сосуды, фонари и трубы, которыми Гедеон привел в бегство стан медиамский. Кроме того, был тут воловий рожок, которым Самегар убил шестьсот человек. Он увидел также ослиную челюсть, с которой Самсон одержал столько побед. Потом пращу и камень, которыми Давид убил Голиафа; наконец, ему показали и мечь, которым Господь умертвит человека-грешника в тот день, когда он явится как хищный зверь. И много занимательного и полезного увидел Христианин, отчего пришел в восторг. После того они все снова отправились на покой.

На другое утро Христианин стал собираться в путь, но они его упросили остаться еще до другого дня. «И тогда, — прибавили они, — мы тебе покажем (если погода будет ясная) Отрадные Горы, вид которых будет тебе тем более приятен, что они ближе к желанной тобой пристани, чем место, на котором ты находишся теперь». Он дал свое согласие. Когда рассветало, они повели его на крышу дома и велели смотреть на юг (Ис. 13:16–17). Он повиновался. И вот вдали виднелась обворожительная гористая страна, украшенная виноградниками, лесами, плодовитыми деревьями, всякими цветами, с родниками и фонтанами, словом, все, что могло прельщать взор. Он спросил, как зовут эту местность; они ответили, что это Эммануилова страна и что она точно так же доступна для всех, как дом на этой горе для всех проходящих пилигримов.

«И когда ты войдешь туда, ты оттуда увидишь Врата в Небесный Град, и пастыри, живущие там, тебе на них укажут».

Наконец, он объявил, что должен отправиться далее, и они не стали отговаривать его. «Но, — сказали они, — сперва войдем снова в оружейную комнату». Когда они туда вошли, то вооружили его с ног до головы оружиями, испытанными на случай, если бы пришлось ему защищаться от врагов во время пути. Снаряженный таким образом, он направился со своими друзьями к воротам и тут спросил Хранителя: не проходил ли еще какой пилигрим? Он ответил утвердительно.

Хр.: «Не знаете ли вы, как его зовут?»

Хран.: «Я спросил его имя, он сказал, что зовут его Верный».

Хр.: «О, я его знаю. Он из одного города со мной и мой близкий сосед. Как вы думаете, далеко он отсюда?»

Хран.: «Теперь он должен быть под горой».

Хр.: «Благодарю, да будет с тобой Господь и да пошлет Он тебе еще более благ за твое со мною ласковое обращение».

Он пошел в путь, но Разборчивость, Благочестие, Любовь и Мудрость решились проводить его до подошвы горы. Они все отправились, продолжая духовный разговор до самого спуска.

«На сколько было трудно подыматься на гору, — сказал Христианин, — на столько вижу, что опасно спускаться».

«Совершенно так, — отвечала Мудрость, — тяжело человеку спускаться в Долину Уничижения, в которую ты теперь входишь, и не оступиться, оттого мы тебя и хотели проводить вниз горы».

Он очень осторожно продолжал спускаться в долину, однако оступился раза два.

Когда они все сошли с возвышенности, Христианин, получив от своих спутниц хлеб, бутылку вина и кисть винограда, простился с ними и пошел далее.

Аполлион

В Долине Уничижения трудно было бедному Христианину. Не долго шел он в безопасности. На него вдруг напал ярый враг, шедший к нему навстречу через поле. Имя ему — Аполлион. Страх начал овладевать Христианином… Он не знал, бежать ли ему прочь или ожидать его на месте, где стоял. Но он сообразил, что на спине нет у него брони для защиты, и если пуститься бежать, то было бы выгодно для врага, который тотчас бы направил в него свои ядовитые стрелы, поэтому он решил стоять на месте и ожидать его. Аполлион подошел к нему. Наружность его была отвратительная. Вместо одежды тело его было покрыто рыбьей чешуей (чем он особенно горд), крылья его были как у дракона, из живота его выходил дым и огонь, а пасть его была точно львиная. Когда он подошел к Христианину, то взглянул на него с негодованием и стал его расспрашивать.

Апол.: «Откуда ты и куда направляешься?»

Хр.: «Я из города Разрушения, места всех зол, и направляюсь к городу Сиону».

Апол.: «Это значит, что ты из моих подданных, так как эта страна принадлежит мне и я там князь и бог. Как же ты осмелился бежать от своего владетеля? Если б я не рассчитывал, что ты еще можешь мне послужить, я бы сейчас тебя так ударил, что разом повалил бы мертвым на землю».

Хр.: «Я родился, правда, в твоих владениях, но служба у тебя тяжела и плата такая, что ею не может жить ни один человек; ибо плата за грех — смерть (Рим. 6:23). И потому, когда я возмужал, я поступил как многие благоразумные люди и стал искать выхода из беды».

Апол.: «Нет владетеля, который согласился бы терять своих подданных. И я этого не хочу. Но если ты жалуешься на мою службу и плату, так вернись только назад, и все, что в стране можно найти выгодного, обещаю подарить тебе».

Хр.: «Но я уже нанялся на службу к другому, а именно к Царю всех князей, и потому как могу я вернуться к тебе?»

Апол.: «Ты так поступил, как говорит пословица: променял кукушку на ястреба. Но обыкновенно случается, что нанявшиеся к Нему на службу после некоторого времени покидают ее и возвращаются ко мне. И ты поступи также, и тебе будет хорошо».

Хр.: «Я уже доверился Ему и клялся принадлежать Ему. Как могу я теперь покинуть Его и не быть повешенным за это как изменник?»

Апол.: «Ты точно так же поступил со мной, однако я готов простить тебе, если ты согласен вернуться ко мне на службу».

Хр.: «Что я обещал тебе, было во время моего несовершеннолетия. Притом я верю, что Царь, у которого я теперь на службе, готов забыть и простить все, что я делал в угоду тебе. И скажу тебе, ненавистный Аполлион, истинную правду, что люблю мою новую службу, доволен правлением, обществом и страной моего Владыки гораздо более, чем твоими. И потому не приставай ко мне более, я его слуга и буду следовать Ему».

Апол.: «Обдумайся, когда будешь спокойнее и встретишь на пути нечто, что тебя отрезвит. Ты знаешь, что Его служители почти все кончают плохо, потому что они непокорны мне. Сколько из них умерли постыдной смертью! Ты считаешь Его лучшим властелином, а Он еще никогда не покидал своего места, чтобы прийти на помощь к одному из погибавших своих служителей, а я сколько раз, весь мир это знает, либо властию своей, либо обманом спасал своих от владычества Его и стараний Его покорных слуг завладеть ими! Также и тебя я спасу».

Хр.: «Его медленность спасать их здесь на земле имеет целью испытание их любви и веры до конца. А то, что ты рассказываешь о страданиях их ради имени Его, то это самая великая их слава. Они и не ожидают на земле избавления от зол, они живут в ожидании славы, которую получат, когда их Князь придет во славе и с своими ангелами на землю».

Апол.: «Ты уже был ему неверен с тех пор, как поступил к Нему на службу. Ужели ты думаешь все-таки получить от Него плату?»

Хр.: «В чем же, о Аполлион, был я Ему неверен?»

Апол.: «Ты с боязнью отправился к Нему и чуть было не задохнулся в Топи Уныния, ты употребил разные ложные меры, чтобы избавиться от своей ноши, вместо того чтобы ждать, пока сам Князь снимет ее с тебя. Ты согрешил, уснув на пути, так что потерял самую драгоценную вещь. Ты в душе решился идти назад, когда увидал львов. И когда ты разговариваешь о своем путешествии и о том, что ты видел и слышал, ты просто ищешь личной славы во всех своих делах и словах».

Хр.: «Все это сущая правда, и еще более этого совершил я дурного, чего ты не досказал. Но Князь, Которому служу, всемилосерд и готов меня простить. Притом эти немощи держали меня окованным только в твоих владениях, я их там всосал и стонал под ними, каялся и получил прощение от самого Князя».

Тогда Аполлион вошел в такую ярость, что заревел, как лев, и воскликнул:

«Я враг этого Князя! Я ненавижу Его, и законы Его и народ Его. Я вышел сюда нарочно, чтобы погубить тебя».

Хр.: «Аполлион, остерегись и отойди от меня! Я на Царском возвышенном пути, на пути к святости. Побереги себя!»

Но Аполлион живо перепрыгнул через дорогу, отделяющую его от Христианина, и грозно ответил: «Мне такого рода боязнь не знакома. Готовься умереть, а я клянусь подземным своим царством, что далее ты не пойдешь. Здесь же изблюешь свою душу».

И с этими словами он пустил в него огненную стрелу прямо в грудь. Но Христианин проворно закрыл грудь свою щитом, бывшим у него в руке, и этим оградил себя от опасности. Тогда он стал сам нападать на врага, убедившись, что пришла минута борьбы на смерть, но Аполлион без остановки пускал в него стрелы, которые градом сыпались на бедного пилигрима, причиняя ему немало глубоких ран. Особенно сильны были раны в голове, руке и ноге. Это принудило его немного отступить. Аполлион стал с новой силой наступать на него, и Христианин стал терять силы, так как от полученных ран и потери крови он сильно ослабел.

Аполлион, заметив его изнеможение, еще более налегал на него и, борясь с ним, повалил на землю, а в эту минуту Христианин выпустил из рук меч свой. Тогда сказал ему Аполлион: «Теперь уж ты мой», — и с этими словами он стал душить его так сильно, что Христианин начал отчаиваться сохранить жизнь.

Но Господу было угодно, чтобы, пока Аполлион собирался нанести последний удар, Христианину удалось достать упавший возле него меч, и, поднимая его, он воскликнул: «Не возрадуйся передо мной, о враг мой! Хотя я упал, но встану» (Мих. 7:8). И с этими словами он ударил его так сильно мечем, что тот пошатнулся, как бы получив смертельную рану. Заметив это, Христианин снова ринулся на него, говоря: «Да, во всех случаях мы более, чем победители именем Того, Кто возлюбил нас» (Рим. 8:37; Иак. 4:7). Тогда Аполлион, распустив свои драконские крылья, отлетел от него прочь, и Христианин более с ним не встречался.

В этой борьбе всякий, кто не был очевидцем, не может себе представить дикий рев и визг, которые испускал Аполлион во все время. Стоны и вздохи вылетали из груди Христианина. Ни одного довольного взора не заметил я на его лице во все время боя, но когда он ранил Аполлиона двуострым мечем, тогда он в самом деле с улыбкой радости поднял глаза к небу. Сцена была ужасающая.

Но вот явилась ему рука, держа листья от Древа Жизни, которые Христианин взял и приложил к полученным ранам, и они тотчас зажили, и он стал здоров. Он сел на землю отдохнуть и поесть хлеба, и выпил вина из врученной ему бутылки. Укрепившись, он встал и пошел далее, держа меч в руке и говоря: «Быть может, мне встретится другой какой враг». Но по всей долине он более не встречал Аполлиона.

Пройдя Долину Уничижения, начиналась другая долина — Долина Тени Смертной, по которой следовало Христианину пройти непременно, так как путь шел по ней. Эта долина была совершенно необитаема. Пророк Иеремия ее описывает так: пространная пустыня с пропастями, место сухое и место Тени Смертной, страна, чрез которую никакой человек (кроме Христианина) пройти не может и где никто жить не может (Иер. 2:6).

Там с Христианином случилось нечто худшее, нежели борьба его с Аполлионом.

Долина Тени Смертной

Вот вижу, что лишь только Христианин вступил в пределы Долины Тени Смертной, как встретились ему два человека, потомки тех, которые принесли дурные вести о прекрасной стране (Чис. 13).

Они торопились к себе обратно, и Христианин обратился к ним с вопросом.

Хр.: «Куда же это вы, господа, идете?»

Оба: «Назад, и тебе советуем то же, если тебе дорога жизнь».

Хр: «Зачем это, в чем дело?»

Оба: «В чем дело! Мы шли по пути, по которому ты идешь, и дошли уже далеко, насколько посмели. И, право, мы уже были близко к цели, откуда и вернуться нельзя, но если бы мы зашли еще немного далее, то нас в эту минуту не было здесь, чтобы тебя предостеречь».

Хр.: «Но что же с вами случилось?»

Оба: «Мы чуть было не вступили в Долину Тени Смертной, но, к счастью, вздумалось нам сперва заглянуть туда, и вдруг увидали всю угрожающую нам опасность».

Хр.: «Да, наконец, что вы там видели?»

Оба: «Что видели? Одна долина чего стоит! Она темна как колодец. Однако мы в ней разглядели демонов, сатиров и драконов, выходящих из пропасти. По всей долине раздаются рев и вой как будто от людей в ужасных страданиях, окованных в железные цепи и в нестерпимой печали. Над долиной носятся страшные тучи хаоса. Смерть расстилает над ней свои крылья. Словом, это ужасно и там полное смятение».

Хр.: «По вашим словам я еще более убеждаюсь, что я на самом пути к желанной пристани».

Оба: «Пусть это будет твоим путем, но уж не нашим».

Они удалились. Христианин продолжал путь свой, держа в руке обнаженный меч для борьбы с врагом.

Я заметил, что во всю длину долины тянулся по правую сторону глубокий ров. Это был тот самый ров, по которому во все времена слепой проводил слепого и в котором оба безвозвратно проваливались. А на левой стороне долины находилась Опасная болотина, в которую если б и хороший человек упал, то не отыскал бы твердой земли. В эту болотину когда-то упал и Царь Давид, и ему бы там не сдобровать, если б Тот, Кому все возможно, не вытащил его.

Тропинка меж ними была очень узка, и бедный Христианин принужден был ходить весьма осторожно. Продвигаясь в темноте, он старался избегать ров направо, и в это время чуть было не провалился в болотину налево, а когда он остерегался падения в болотину, то видел себя на краю пропасти. Но все-таки он шел вперед, и до меня долетали его глубокие вздохи. Опасность была весьма велика. Узенькая тропинка и непроницаемый мрак пугали его, и часто случалось, что он не был уверен, на что он ставит ногу.

В середине долины, у одной из сторон тропинки, он увидел нечто похожее на отверстие ада. «Что же мне теперь делать?» — подумал Христианин. От времени до времени пламя и дым с силой выбивались оттуда, искры разлетались по мраку, и ужасный вой (против которого он не мог сражаться с мечом как против Аполлиона) раздавался среди безмолвия ночи. Он вложил меч в ножны и взялся за другое оружие, называемое молитва, и воскликнул в мое услышание: «О Господи, молю Тебя, избавь душу мою!» Так шел он некоторое время, однако пламя длинными языками часто доходило до него, стон и вой продолжали раздаваться и слышались чьи-то движения взад и вперед. Иногда ему казалось, что все эти духи разорвут его на части или затопчут, как глину на дороге. И все это он видел и слышал, проходя целые мили одну за другой. И так дошел он до одного места, где ему показалось, что на него идет большая партия врагов. Он остановился и стал обдумывать, как поступать далее. То ему приходило на мысль вернуться назад, потом он думал, что не стоит делать того, так как, может быть, уже прошел одну половину пути. Он вспоминал, как остался невредим после многих опасностей, и спрашивал себя, не опаснее ли идти назад, чем вперед… Он решился продолжать путь. Однако партия врагов, казалось, приближалась к нему, и когда они подошли близко, он воскликнул сильным голосом: «Стану уповать на твердость Господа Бога!» Они тотчас отступили от него и более его не беспокоили.

Не хочу, однако, умолчать об одном случае. Я заметил, что бедный Христианин был, наконец, так смущен всем виденным и слышанным, что не узнавал своего собственного голоса, и вот почему. Как только он дошел до отверстия пылающего рва, один из злых духов потихоньку подошел сзади к самому его уху и стал нашептывать самые страшные богохульства, и ему казалось будто они выходили из его собственной души и уст. Это возбудило в Христианине чувство глубокой горести. Он упрекал себя, что может хулить Того, Которого он так любил недавно. «И если б я мог удержаться, то верно бы так не грешил», — думал он. Но он решительно был в бессилии заткнуть уши или узнать, откуда исходят такие богохульства.

Христианин некоторое время ходил в этом тяжелом расположении духа, как вдруг среди мрака послышался ему человеческий голос, говорящий: «Если мне даже суждено идти долиною тьмы, то не убоюсь зла, потому что Ты со мной» (Пс. 22:4).

Он обрадовался встрече. Во-первых, он догадался, что кто-то боящийся Бога идет по этой долине, как и он. Во-вторых, он убедился, что Господь Сам хранит этого человека, который во мраке. «Так почему же и меня не стал бы Он хранить? — подумал он. — Хотя я в этом месте не могу, может быть, видеть Его». В-третьих, он надеялся, что если догонит этого человека, то вдвоем будет безопаснее. Вот он прибавил шагу и стал громко звать незнакомца, но тот не давал ответа, так как уже был далеко. Мало-помалу рассветало, и Христианин вспомнил слова: «Он изменил смертную тьму на свет» (Амос. 5:8).

Когда стало светло, он обернулся не для того, чтобы вернуться, но чтобы рассмотреть все опасности, которые он миновал среди тьмы. Он ясно разглядел пропасть на одной стороне, топь на другой, и узкую тропинку, лежащую между ними, и леших, и драконов в пропасти, и всяких злых духов; но все они двигались в это время вдали от него. Как стало рассветать, они перестали ему докучать, хотя он мог их ясно рассмотреть, как написано: «Он уясняет глубину среди тьмы и выводит на свет мрачное» (Иов. 12:22).

Вид пройденного глубоко его поразил, и хотя все миновало, но теперь только он мог их разглядеть во всех подробностях.

В это время солнце стало показываться на горизонте, что дало Христианину некоторую бодрость духа. Он знал, что, как ни опасна первая половина Долины Смертной Тени, вторая, которую ему предстояло пройти, гораздо опаснее. От места, где он находился, до конца долины весь путь был унизан столькими западнями, ловушками, скрытыми рвами, глубокими ямами и скользкими отлогостями, что идти по нему среди мрака было бы немыслимо. Но, к счастью его, солнце всходило, и он воскликнул: «Свеча Его над моей головой и при Его свете прохожу тьму» (Иов. 29:3).

В самом деле, при свете солнца он успел пройти вторую половину долины. Вижу, однако, к моему немалому изумлению, что на конце пути лежит груда человеческих костей и останков, зола и запекшаяся кровь прежних пилигримов, совершивших тот же путь. Пока я раздумывал, что бы это могло обозначать, я заметил недалеко от меня вертеп, в котором обитали в древние времена два великана по имени Язычество и Папство. По их кровожадной власти и тирании пилигримы, чьи останки были здесь собраны, перенесли жестокие страдания и казнь. Я узнал позднее, что великан Язычество уже несколько времени как умер, а тот хотя и жив, но по старости лет и от многих острых ударов, полученных в былые годы, сделался дряхлым и полупомешанным стариком. Его окостенелые члены не дозволяют ему тронуться с места, и он сидит у отверстия вертепа и только качает головой и зло насмехается над проходящими пилигримами, кусая свои ногти от сознания своего бессилия вредить им как в былое время.

Христианин спокойно шел по своему пути, но когда он заметил старца у отверстия вертепа, остановился в недоумении, слыша обращенные к нему слова: «Никогда вы не исправитесь, пока еще многих из ваших не сожгут». Но Христианин промолчал, взглянул на него добродушно и прошел мимо, не получив ни малейшего вреда.

Христианин и Верный

На пути своем Христианин поднялся на небольшой пригорок, который был тут устроен с целью дать пилигримам возможность разглядеть предметы вдали. Когда он стал на вершину и взглянул перед собой, то заметил старого друга и товарища по имени Верный, который шел по тому же пути, но немного впереди. Христианин с радостью закричал ему вслед: «Эй ты, молодец, подожди немного, и я буду твоим товарищем». Услыша зов, Верный обернулся, и Христианин снова закричал ему: «Стой, подожди меня!» Но Верный ответил ему: «Нет, ни за что, это вопрос жизни и мститель крови позади меня».

Эти слова возмутили Христианина, и он, собрав силы, пустился бегом догонять Верного и даже обогнал его, так что последний стал первым. С улыбкой самохвальства он взглянул на Верного и тотчас же, не заметив, на что ставил ногу, споткнулся и упал, и так упал, что сам не мог подняться на ноги, а Верный подбежал помочь ему.

После я видел, что они пошли вместе, дружески разговаривая.

Хр.: «Очень рад, уважаемый брат, что мог тебя догнать. Господь так уладил наши души, что мы можем приятно путешествовать вместе».

Верн.: «Я рассчитывал, любезный друг, идти с тобой с самого нашего города, но ты отправился прежде меня, и я весь путь прошел в одиночестве».

Хр.: «А долго ли ты оставался в городе Разрушение, прежде чем начал свое пилигримство?»

Верн.: «До тех пор, пока не почувствовал, что долее оставаться там не могу. Много было толков после твоего ухода и говорили, что город наш в скором времени будет сожжен небесным огнем».

Хр.: «Неужели соседи так говорили?»

Верн.: «Да, одно время только и было речи, что об этом».

Хр.: «И никто кроме тебя не пожелал спастись от погибели?»

Верн.: «Хотя, как я говорю, много было речи о том, однако, мне сдается, что никто этому искренно не верил. Я сам слышал, как в пылу разговора некоторые с насмешкой отзывались о тебе и о твоем путешествии, которое они называли пилигримством; но я тогда верил и теперь уверен, что наш город будет сожжен свыше огнем и серой, и потому я оттуда удалился».

Хр.: «Не слышал ли ты что о Сговорчивом?»

Верн.: «Да, слышал, что он было пошел с тобой до самой Топи Уныния. Там, говорят некоторые, он провалился, но он в этом сознаться не хотел. Он сильно запачкан этим родом грязи».

Хр.: «А что сказали ему наши соседи?»

Верн.: «С самого своего возвращения он стал всеобщим посмешищем в глазах всякого рода людей. Иные смеются и презирают его, и никто почти не хочет давать ему работы. Ему теперь в семь раз хуже, чем было прежде до его выхода из города».

Хр.: «Но почему же они так на него нападают, когда сами презирают путь, по которому он намеревался идти?»

Верн.: «Вот что они говорят: «Ну его, провались он совсем, отступник, был неверен своему исповеданию». Мне кажется, что сам Господь возмутил против него его врагов, чтобы осмеять его и сделать из его поступка жалкий пример для предостережения других, за то, что он покинул указанный путь».

Хр.: «Разве ты с ним не имел разговора на этот счет?»

Верн.: «Я однажды встретился с ним на улице, но он тотчас перешел на другую сторону, как будто пристыженный. Так и не удалось мне сказать ему слова».

Хр.: «Сначала, когда мы вышли с ним в путь, я, признаюсь, имел на него много надежд. Но теперь мне сдается, что он погибнет вместе со всем городом. С ним случилось по верной пословице: «пес вернулся к своей блевотине» и «вымытая свинья пошла валяться в грязи». Ну а теперь расскажи мне, друг, все что случилось с тобой в пути, так как что-нибудь с тобой приключилось, не правда ли?»

Верн.: «Я миновал Топь, в которую ты упал, и потом я дошел до двери без особенной опасности. Однако я встретил одну личность по имени Распутство, которая старалась мне сделать много вреда».

Хр.: «Хорошо, что ты от нее спасся. Иосиф сильно был ею искушаем и также спасся, как ты. Но чуть было не поплатился он за это жизнию. Но какое зло она тебе сделала?»

Верн.: «Ты не можешь себе представить какие у нее приемы, чтоб завладеть людьми. Она льстива, прилипчива, умоляла вернуться с нею, обещая всякого рода наслаждения».

Хр.: «Однако она не могла тебе обещать наслаждение спокойной совести?»

Верн.: «Но ты понимаешь всякие плотские и чувственные наслаждения?»

Хр.: «Слава Богу, что ты ей не попался! Кто наказан Господом, упадет в ее ров» (Прит. 22:14).

Верн.: «Однако не могу сказать точно, не попался ли я отчасти в ее сети».

Хр.: «Как! Что ты! Ведь ты отверг ее предложение?»

Верн.: «Конечно, отверг, вспоминая слова: «Стопы ее достигают преисподней» (Прит. 5:5). Вот я и закрыл глаза, потому что боялся быть околдованным ее взором. Она надо мной расхохоталась и оставила меня продолжать путь».

Хр.: «Других напастей с тобой не приключилось?»

Верн.: «Когда я сошел с горы Затруднение, я встретил дряхлого старика, который спросил меня, кто я и куда иду. Я отвечал, что я пилигрим и отправляюсь в Небесный Град. Он мне на это возразил: «Ты мне кажешься хорошим малым, не хочешь ли поселиться со мной и получать от меня жалованье?» Я его спросил, кто он и где живет. Он мне отвечал, что зовут его Первым Адамом и живет он в городе Обман. Я спросил, какое у него занятие и какое жалованье он дает. Он мне сказал, что его занятия — всякие наслаждения, а жалованье в том, что я могу сделаться его наследником. Я спросил, какого рода дом он содержит и много ли у него слуг. На это он ответил, что дом его содержит все прелести жизни, а его слуги только его кровные, рожденные им (Еф. 4:22). Я спросил, сколько у него детей. Он сказал: три дочери по имени Вожделение Плоти, Похоть Глаз и Гордость Житейская и что я могу, если хочу, жениться на одной из них (1 Иоан. 2:16). Потом я еще спросил, как долго желает он держать меня при себе. На это он ответил, что столько времени, сколько он сам проживет».

Хр.: «Ну и к какому же решению вы с ним пришли?»

Верн.: «Сначала как-то меня притягивало дать ему свое согласие, он показался мне здраво рассуждающим. А потом я взглянул на его лоб, разговаривая с ним, и прочел на нем: «Отвергни ветхого человека с его делами».

Хр.: «И что же после?»

Верн.: «Тогда у меня в голове засело убеждение, что, несмотря на его льстивые слова, лишь только я с ним пойду в дом, он меня тотчас продаст в рабство. Вот я стал с твердостью настаивать, чтоб он прекратил такие речи, потому что я к нему решительно не пойду. Тогда он начал меня ругать и грозил, что пошлет за мной такого, который путь мой сделает горьким для души моей. Я отвернулся от него, чтоб уйти, как вдруг он так сильно схватил меня за тело и до того больно притянул к себе, что мне показалось, что он из меня вырвал кусок мяса. Эта жгучая боль вызвала у меня вопль, и я воскликнул: «О жалкий я человек!» (Рим. 7:24). И потом поднялся на гору. Не прошел я половины пути, как вижу, обернувшись назад, что кто-то бежит за мной с быстротой ветра. Этот кто-то догнал меня на том самом месте, где стоит покой».

Хр.: «Я тоже там остановился отдохнуть, но заснул так крепко, что потерял свой сверток из-за пазухи».

Верн.: «Но выслушай меня, брат. Как только этот незнакомец меня догнал, то, не говоря ни слова, ударил меня так сильно и неожиданно, что я повалился, как мертвый. Когда я пришел в себя, то спросил его, за что он со мной так поступает. Он отвечал, что это за мое тайное стремление к Первому Адаму, и тут он стал снова колотить меня в грудь и повалил меня навзничь, и я упал к его ногам полумертвым. Когда я очнулся, я стал молить его о пощаде, но он ответил, что он щадить не умеет, и опять сильно ударил меня. Без сомнения, я бы скоро умер от его побоев, но вдруг кто-то подошел к нему и запретил ему».

Хр.: «А кто же это был?»

Верн.: «Я его сперва не узнал, но когда он стал уходить, я заметил язвы на Его руках и боку. Я понял тогда, что это был Господь. После я продолжал подыматься на гору».

Хр.: «Человек, колотивший тебя, был Моисей. Он не щадит никого и не знает, что такое пощада для тех, которые не исполняли его закон».

Верн.: «О, я хорошо это знаю, не первая была моя встреча с ним. Он же и приходил ко мне на дом и грозил сжечь дом мой над головой моей, если стану еще в нем жить».

Хр.: «Разве ты не заметил здания, которое стоит на самой вершине горы на той стороне, на которой тебя догнал Моисей?»

Верн: «О да, и львов видел, прежде чем туда дошел. Но мне кажется, что они спали, потому что был полдень. У меня оставалось еще много времени, я и прошел мимо привратника, не останавливаясь, и пустился вниз с горы».

Хр.: «Он мне и передал, что ты прошел мимо дома. А жаль, ты бы там увидел много редкостей, которых во всю жизнь нельзя забыть. Но скажи мне, пожалуйста, встретил ли ты еще кого-нибудь в Долине Уничижения?»

Верн.: «Да, я встретил там одного, по имени Недовольный, который сильно старался убедить меня вернуться. Главная причина его неудовольствия была, что эта долина марает честь человека. Еще уверял он меня, что если я туда пойду, то тем оскорблю всех моих друзей, а именно Гордость, Надменность, Упрямство, Мирскую славу и других, которые, по его словам, будут обижены моим поведением и вестью, что я, как дурак, таскался по Долине Уничижения».

Хр.: «Что же ты на это ему ответил?»

Верн.: «Я сказал ему, что хотя все они, конечно, имеют некоторое право на родство и дружбу со мной (так как в самом деле они мне родня по плоти), однако с тех пор, как я записан в пилигримы, они от меня отказались и я от них, и потому теперь они для меня как будто никогда и не были родственниками. Что же касается Долины Уничижения, то, по-моему, он совсем не так ее понимает, ибо перед честью идет сперва уничижение, так как гордость духа всегда предшествует падению. Итак, я предпочитаю пройти Долину Уничижения, о которой так выражался Премудрый, нежели избрать то, что он считает лучшим».

Хр.: «Более ты не встречал никого в долине?»

Верн.: «Да, еще встретил я одного по имени Стыд, и, право, из всех встреченных мною никто не носил так некстати имени своего. С другими можно было иметь некоторого рода рассуждения, но этого же нахального человека Стыд ничем нельзя было ни убедить, ни удалить».

Хр.: «Что же такое он говорил?»

Верн.: «Он восставал против самой религии, говорил, что это занятие жалкое, подлое, недостойное умного человека; что иметь чувствительную совесть — доказательство трусости; что для человека образованного смешно и стыдно всегда обдумывать каждое свое слово или дело, а покинуть буйную свободную жизнь, которая отличительная черта удальцов всех времен, бесцельно и глупо в глазах наших современников. Он дал заметить при этом, что все великие, богатые и умные сего мира никогда иначе не мыслят и не решились бы прослыть дураками, сделавшись пилигримами, и что, наконец, нелепо бросить все и отказываться от всего, сам не зная, в угоду кому или чему. Еще описывал он самыми живыми красками, какое презренное и униженное место занимают в свете пилигримы и какие они невежды для всего, что относится до естественных наук. Вот какими речами удерживал он меня долгое время. Всего и передать не могу.

Наконец, еще кончил тем, что стыдно плакать и скорбеть, слушая в церкви проповедь, стыдно дома у себя просить прощения у соседей за какую-нибудь обиду или возвратить то, что было взято не совсем законно. Религия, говорил он, делает человека странным в глазах большого света, потому что люди мира имеют некоторые маленькие слабости, которые религиозный человек с ужасом отвергает, и потому он принужден называть своими одних низких по светскому положению, имея с ними нечто вроде религиозного братства. И все это, прибавил он, не стыд ли».

Хр.: «Что же ты возразил ему на это?»

Верн.: «Что? Да я просто не знал, что и говорить! Он меня привел в такое положение, что кровь хлынула мне в голову, и я покраснел, и всему этому Стыд был причиной, и чуть-чуть не взял он надо мною верх. Однако, наконец, я стал обдумывать и вспомнил, что то, что высоко уважаемо людьми, — мерзость перед Богом. Я также тут заметил, что Стыд описывает мне людей, но не объясняет, что велит Бог и Его Слово. Я подумал, кроме того, что в день суда мы получим приговор на смерть или дар жизни не по степени нашего буянского духа в мире, а по духу и закону Всевышнего. Нет, подумал я, то, что Бог повелевает, — лучше, хотя бы весь мир восстал против Его Слова. Итак, Господь повелевает нам иметь религию и чувствительную совесть, поэтому те, которые решаются прослыть за дураков в глазах людей мира ради Царства Небесного, — суть самые мудрые. Бедный человек, любящий Христа, несчетно раз богаче самых великих мирян, ненавидящих Имя Его, а ты, Стыд, удались от меня, ты враг моего спасения: ужели предпочту служить тебе, чем Всемогущему моему Богу? Как стал бы я тогда взирать на Него, когда Он явится? Если буду стыдиться здесь Его пути и Его служителей, какое мне ожидать от Него благословение?

Но уверяю тебя, друг, что этот Стыд — нахальный мошенник. Я с трудом избавился от его общества. Снова и снова он подходил и шептал мне на ухо, давая мне заметить, как смешны некоторые слабые стороны религии, и, таким образом, он гнался за мной долго. Наконец я ему решительно объявил, что он напрасно меня преследует, потому что то, что он считает презренным, для меня высшая слава, и, наконец, я совсем избавился от такого докучливого товарища. И, когда он меня покинул, я был в восторге».

Хр.: «Радуюсь, брат, что ты мужественно поборол этого нахала. В самом деле, он мало отвечает на свое имя, потому что вместо того, чтобы прятаться, он гонится за нами повсюду, желая внушить нам стыд при исполнении нашего долга. Но будем всегда противодействовать ему, а там, что он ни говори, он достанется на долю безумцев, ибо сказано: «Мудрые наследуют славу, а глупые — стыд» (Прит. 3:35).

Верн.: «Я думаю, мы должны молить о помощи против Стыда Того, Кто желает видеть нас мужественными в делах истины».

Хр.: «Совершенно так. Но более никого ты не встречал в этой долине?»

Верн.: «Нет, более никого, меня освещало солнце во всей остальной половине долины и даже во все время моего хождения по другой долине — Тени Смертной».

Хр.: «Ты был счастливее меня, любезный друг». И Христианин передал своему товарищу все свои похождения по обеим долинам.

Краснобай

Потом я заметил, что, пока они шли, Верный увидел человека, идущего в некотором расстоянии от них. Имя его было Краснобай. Он был высокого роста и довольно красивой наружности, если на него смотреть издали. К нему Верный обратился с вопросом.

Верн.: «Друг, куда отправляешься? Не к Небесной ли стране?»

Красн.: «Именно туда».

Верн.: «Прекрасно, так мы можем идти вместе».

Красн.: «С удовольствием, будем товарищами».

Верн.: «Так идем и поговорим о полезном для наших душ».

Красн.: «Мне всегда приятно разговаривать о всем хорошем и полезном с кем бы то ни было. Я рад, что встретился с такими, которые одного со мной мнения. Это редко случается. Большей частью встречаешь путешественников, предпочитающих пустые разговоры, и это всегда приводит меня в смущение».

Верн.: «Очень грустный факт. Для чего даны человеку язык и уста, если не для прославления дел Божиих?»

Красн.: «Твои убеждения мне совершенно по сердцу. И что может быть приятнее и полезнее такой беседы? Приятно в том отношении, что, если кто желает рассуждать об истории и мистическом смысле Божиих дел, о чудесах или знамениях, где может он найти лучшее и более утешительное повествование, если не в Священном Писании?»

Верн.: «Все это так. Но главная цель извлечь пользу от разговора и чтения».

Красн.: «И я того же мнения. Разговаривать об этом весьма полезно. В это время человек познает многое, чего не знал, например он познает всю суету земных наслаждений и оценяет небесное, он постигает необходимость возрождения духом, недостаточность наших дел для спасения, необходимость оправдания Христом и проч. Кроме того, человек научается покаянию, вере, молитве, терпению в невзгодах и многому другому. Наконец, он также научается опровергать ложные убеждения, выставлять истину и наставлять на нее несведующего».

Верн.: «Все это, конечно, справедливо и мне приятно слышать это от тебя».

Красн.: «Увы! Отсутствие подобных бесед часто бывает причиной того, что столько людей не понимают необходимости веры и действия благодати на их души для достижения вечной жизни, так как от незнания истины столько людей живут, рассчитывая на дела закона, по которым нет возможности получить Царствие Божие».

Верн.: «Да, но позволь тебе сказать, что знание Небесного есть дар Божий, нельзя человеку добиться этого своими трудами или разговором о том».

Красн.: «О, я все это знаю отлично, человек не может дать себе ничего, если оно не дано ему свыше. Все по благодати — не по делам, я могу вам насчитать тысячи текстов из Св. Писания для удостоверения в этом».

Верн.: «Хорошо, так какую же тему мы теперь изберем для нашей беседы?»

Красн.: «О, решительно какую хочешь. Я могу рассуждать о небесном и о земном, о нравственных вопросах и о евангельских, о светском и о духовном, о прошедшем и о будущем, об иноземном и о домашнем, о самом необходимом и о менее важном, лишь бы все это послужило нам в пользу».

Верный стал тогда чувствовать некоторое изумление и подошел к Христианину, который с минуты появления Краснобая ходил поодаль. Он сказал ему тихо: «Какого хорошего товарища мы приобрели, из него выйдет непременно отличный пилигрим». Христианин скромно улыбнулся и отвечал: «Этот господин, которым ты так восхищаешься, может морочить своим языком разом двадцать человек, пока они его не знают».

Верн.: «А разве ты его знаешь?»

Хр.: «Более, вероятно, чем он сам себя знает».

Верн.: «Так скажи, пожалуйста, кто же он?»

Хр.: «Его имя Краснобай. Он из нашего города. Удивляюсь, что ты его не знаешь, но правда наш город очень велик».

Верн.: «Чей он сын и около какого места он жил?»

Хр.: «Его отца зовут Болтливым, а место жительства в городе под названием Краснобай из Врального Ряда, и несмотря на его изящный разговор, он прежалкий и препустой господин».

Верн.: «Однако, как он красив и приятен в разговоре».

Хр.: «Да, пока с ним не сходишься очень близко. Он в наилучшем виде, когда с чужими, дома же он просто неприятен. Что ты его находишь красивым, напоминает мне то, что я заметил, рассматривая картины: чем от них стоишь далее, тем они кажутся лучше, и наоборот».

Верн.: «Но мне все сдается, что ты шутишь, потому что ты сейчас улыбнулся».

Хр.: «Боже упаси, чтобы я в шутку (хотя улыбнулся) очернил своего брата! Я тебе о нем расскажу подробнее. Этот человек годен для всякого рода общества. Как он с тобой охотно разговаривал, так же охотно говорит он и в питейном доме. И чем более водки и хмеля в его мозгу, тем более слов у него на устах. Религия не обитает ни в его сердце, ни в душе, ни в его поведении. Все, что он о ней знает, вертится только у него на языке и служит ему предметом красноречивой болтовни».

Верн.: «Ужели! Так сильно я ошибся в этом человеке?»

Хр.: «Ошибся, без всякого сомнения. Помни сказания: «Они говорят, но не исполняют» и «Царствие Божие не в слове, а в силе». Он говорит о молитве, об обращении, о вере, о духовном возрождении, но он только умеет разговаривать об этом. Я бывал в его семействе и изучал его и в доме и вне дома и что о нем передаю, то верно. В его доме такое же отсутствие религии, как в яичном белке нет вкуса. Никогда они там не молятся, и не встретишь у него никого, в котором появилась бы тень обращения и раскаяния; право, скотина даже, какая бы ни была, более его служит к прославлению Бога. Но он пятно, укор и стыд для религии, о которой болтает зря и без толку, и поэтому религия — позор во всем его околотке. Вот как о нем отзываются вообще: вне дома — святой, а у себя — сатана. И его бедное семейство тяжело это чувствует: с ними он ворчун или колко оскорбителен, с прислугой — несправедлив и взбалмошен, так что они сами не придумают, что им делать и как с ним говорить.

Кто с ним в денежных делах, рассказывает, что лучше иметь дело с Турком, чем с ним, потому что он постоянно норовит надуть, обмануть или провести. Притом он и сыновей своих воспитывает в таком же духе, и, если подчас заметит в одном из них легкую наклонность к глупой боязливости (так называет он всякое проявление проснувшейся совести), он тотчас обзовет их при всех дураками и болванами и старается удалить от выгодного дела. По моему мнению, он своей порочной жизнью послужил для многих камнем преткновения, и если Господь не остановит его, он еще многих погубит».

Верн.: «Ну, брат, конечно, не имею права сомневаться в твоих словах, так как ты его знаешь лично, и притом как христианин судишь о людях по свету Евангелия. И я не хочу думать, что ты так о нем отзываешься по одному недоброжелательству».

Хр.: «Если б он был мне незнаком, как тебе, вероятно, я совершенно разделил бы с тобой твое хорошее о нем мнение. Скажу более, если бы все это было мне передано врагами религии, я бы усомнился и счел бы за клевету (что нередко достается богобоязненным людям от уст дурных), но все, что я передал тебе и гораздо более еще, было узнано мною лично, и я могу доказать это. Притом хорошие люди стыдятся его знакомства, его одно имя приводит их в краску, если они имели случай узнать его ближе».

Верн.: «Да, вижу теперь, что говорить и действовать — два совершенно различных вопроса, и впредь стану относиться к этому внимательнее».

Хр.: «Именно так различны, насколько различны душа и тело: ибо если тело без души мертво, можно сказать, что и душа без тела действовать не может. Эссенция религии в практической ее стороне: «Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцом есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях, и хранить себя неоскверненными от мира» (Иак. 1:27). Этот Краснобай и не заботится об этом; он думает, что слушать и говорить достаточно для истинного христианина, и он таким образом обманывает душу свою. Слушание есть принятие семени в сердце, разговор о том еще не есть доказательство созревшего плода в сердце и в жизни. В день суда не будет спрошено: слушали ли вы и рассуждали ли? Но были ли исполнителями или только толкователями? И смотря по этому и будут все судимы. Конец мира мы сравниваем с жатвой, и жнецы соберут одни плоды. Конечно, надо помнить, что только одни плоды веры будут приняты. Но я это говорю только, чтобы объяснить тебе, как ничтожно будет религиозное исповедание Краснобая в тот день».

Верн.: «Это напоминает мне объяснение Моисея, как различить чистое животное от нечистого: «Всякое животное, у которого копыто раздвоено и оно жует жвачку, чисто». Не то, у которого только копыто раздвоено, но которое не жует жвачки, и также не то, которое жует жвачку, а не имеет раздвоенного копыта. И это очень походит на Краснобая. Он жует жвачку, т. е. ищет познания и пережевывает слово, но он не имеет раздвоенного копыта, т. е. не решается расстаться с путями грешных, а подобен зайцу, который жует жвачку, но сохранил лапу собаки или медведя, и потому нечистое животное».

Хр.: «Ты отлично объяснил духовный смысл текста. К этому еще прибавлю: апостол Павел называл некоторых людей, именно краснобаев, медью звенящей и кимвалом звучащим (1 Кор. 13:1). Это значит (как он объясняет в другой главе) бездушные вещи, издающие одни звуки, лишенные истинной веры и евангельской благодати, и следовательно, такого рода люди не могут быть приняты в обителях небесных с чадами жизни, хотя бы звук их, т. е. разговор, походил на речь и голос ангела».

Верн.: «Признаюсь, что как бы приятно ни казалось мне до сей поры его общество, теперь мне с него довольно. Что мне делать, чтобы от него избавиться?»

Хр.: «Послушайся моего совета, и ты убедишься, что и ему скоро надоест твое общество, разве только Господу угодно будет тронуть его сердце и обратить его».

Верн.: «Что же мне делать?»

Хр.: «Да вот что: подойди к нему снова и заведи серьезный разговор о силе и действии религии на человека. И просто спроси его (когда он согласится с твоим мнением, что непременно и будет), чувствует ли он эту силу и действие в сердце и в своей жизни».

Тогда Верный снова подошел к Краснобаю и сказал ему: «Эй брат, веселее! Что ты так задумался?»

Красн.: «Ничего, благодарю, но я все думал, сколько бы мы могли беседовать все это время».

Верн.: «Что ж, пожалуй, начнем хоть сейчас и, так как мне предоставляешь избрать предмет беседы, то пусть же он будет таковым: каким образом проявляется спасительная благодать Божия и как можем узнать, что она в самом деле в сердце человека?»

Красн.: «Я вижу, что предмет нашей беседы будет сила и действие убеждений. Это вопрос не маловажный, и я тебе с удовольствием на него отвечу. И вот мой ответ в кратких словах: первое, когда благодать Божия в сердце человека, второе, то она прежде всего производит в нем сильное возмущение против греха».

Верн.: «Позволь, остановись, рассмотрим сперва первый пункт. Мне кажется, тебе следовало бы сказать, что благодать проявляется тем, что внушает душе ненависть ко греху».

Красн.: «Да, но какая же разница между возмущением против греха или ненавистью к нему?»

Верн.: «О, большая! Человек может выражать свое возмущение против греха из приличия, но ненавидеть его может он только через действие Божией благодати. Я слышал многих проповедников, которые на кафедре шумно возмущались против греха, но могли отлично с ним ужиться в сердце, в доме и даже в интимных разговорах. Супруга царедворца Потифара громко возмущалась, как будто бы она была святая женщина, а, несмотря на то, охотно бы совершила преступление. Некоторые возмущаются против греха точно также, как многие матери с ребенком на руках журят его грозным голосом за шалость, называя негодным, и тотчас же обнимают и ласкают» (Быт. 31:15).

Красн.: «Ты хочешь ловить меня на словах, я вижу».

Верн.: «Ни мало, я желаю только, чтобы все было ясно. Ну, в чем же состоит второй пункт, доказывающий присутствие благодати Божией в сердце человека?»

Красн.: «В большом знании евангельских истин».

Верн.: «Это следовало бы поставить вначале. Но первый ли это, или второй пункт, все-таки ложно, ибо можно достичь большого и очень большого знания евангельских истин и не иметь действия благодати в душе. Если бы человек приобрел всякое познание, он все же может быть ничем, т. е. не быть чадом Божьим (1 Кор. 13:9). Когда Христос говорил: «Знаете ли вы все это?», и ученики ответили: «Знаем», то Он прибавил: «Блаженны вы, если это исполняете». Он не называет блаженными знающих, но исполняющих. Есть познание, которое остается бесплодным: «Тот, кто знает волю Господа своего и не исполняет ее». Человек может знать евангельские истины, как ангел, а все же не быть христианином, поэтому твой вывод неверен. Познание нравится краснобаям и хвастунам, исполнение же нравится Богу. Конечно, душа не может просветиться без познания; но есть два рода познаний: одно ограничивается рассуждениями, а другому сопутствуют благодать, вера и любовь, заставляющие исполнять волю Божию от искреннего сердца. Первый род познания удовлетворяет разумника, а второй необходим для христианина: «Вразуми меня и буду держаться закона Твоего и соблюдать его всем сердцем» (Пс. 118:34).

Красн.: «Ты опять стараешься ловить меня на словах, это не может служить нам к назиданию».

Верн.: «Дай мне другое доказательство действия благодати».

Красн.: «О нет, не желаю, я вижу, что мы с тобой не сойдемся».

Верн.: «Так позволь же мне это сделать».

Красн.: «Ты совершенно свободен говорить».

Верн.: «Действие благодати проявляется в душе того, кто ее получил, и видимо для тех, кто с ним в общении. Тому, кто ее получил, она внушает сознание греховности, в особенности же сознание своей духовной испорченности вследствие неверия, за что он непременно должен быть отвержен Богом, если не получит при жизни помилования Божия через веру в Иисуса Христа. Это сознание производит в его душе скорбь и стыд греха, а между тем он слышит в себе откровение свыше, что дан миру Всеблагим Господом — Спаситель и что необходимо каждому грешнику держаться за Него, как за единственную надежду; при этом в нем является духовная жажда и голод получить его в сердце. Эту жажду и голод обещано утолить. Но, смотря по силе веры в Спасителя, будет и доля радости, душевного мира, любви к святости жизни, желания познать Его более и служить Ему на этой земле. Я сказал, что это так проявляется в нем, а между тем сам человек редко способен признать эти чувства за действие благодати, потому что по природной испорченности и ложному направлению ума он и рассуждает ложно, и иногда требуется много времени, чтобы возрожденный духовно человек познал, что его новые стремления истинное действие в нем благодати Божией. Для окружающих же благодать Божия в душе обращенного грешника проявляется, во‑первых, через устное исповедание веры во Христа; во‑вторых, образом жизни соответствующей этому исповеданию, а именно святостью жизни, святостью сердца, святостью семейства (если таковое имеется), святостью в разговоре с мирянами, ненавистью ко греху и недоверием к самому себе, желанием изгнать зло из семейства и способствовать святости мирян не одним только разговором уст (как делают лицемеры или краснобаи), но делами веры и любви к могучему Слову. А теперь, если это краткое мое описание действия благодати Божией на человека внушает тебе желание выразить некоторые опровержения — высказывай их, если же нет, позволь мне поставить тебе еще один вопрос».

Красн.: «О нет, моя роль теперь не опровергать, но слушать, и потому ожидаю твоего второго вопроса».

Верн.: «Испытал ли ты первую часть моего описания? И соответствует ли ей твой образ жизни и разговоры? Или же вся твоя религия только на словах и на языке, а не на деле и истине? Прошу тебя, если ты намерен на это дать ответ, скажи только то, что истине и верно, на что Господь с Своей стороны ответит аминь и что твоя совесть может подтвердить. Ибо не тот, кто одобряет сам себя, будет признан, но тот, кого одобряет Господь. Притом говорить, что я такой-то, когда мои действия, разговоры и мои ближние утверждают, что я лгу, — великое зло».

Сперва Краснобай смутился и покраснел, но вскоре оправился и ответил: «Ты уж далеко зашел и договорился до проявлений, совести и Бога, Его хочешь призывать в свидетели сказанного. Признаюсь, не ожидал я, что наша беседа примет такой оборот, и тем более что совсем не расположен отвечать на подобные вопросы, разве только если б признал тебя моим законоучителем или судьей… чего вовсе не признаю. Но скажи, почему ты мне поставил все эти вопросы?»

Конец ознакомительного фрагмента.