Путешествия Гулливера

Джонатан Свифт, 1726

Джонатан Свифт (1667–1745) – писатель-сатирик, поэт, философ и священник. В мировой литературе Д. Свифт по праву занимает место мастера сатирической литературы. «Путешествия Гулливера» сочетает фантастический роман-путешествие, памфлет и антиутопию. По воле судьбы корабельный врач Лемюэль Гулливер оказывается на судне, которое терпит крушение. Так начинаются 16-летние странствия героя: от Лилипутии до страны лошадей с разумом человека – гуингнгмов. В каждом путешествии писатель высмеивает разные пороки человека и общества. «Путешествия Гулливера» – это многогранный философский роман, адресованный людям всех возрастов. На примере Гулливера Свифт показывает, как человек приспосабливается к самым разнообразным ситуациям.

© Довгайло В.В., ил. на обл., 2022

© ООО «Издательство ACT», 2022

Путешествие к лилипутам

Введение

Ещё ребёнком я горячо любил море и мечтал о путешествиях. На изучение морского дела я тратил все деньги, которые отец изредка присылал мне, пока я занимался медициной. Окончив школу, я поступил хирургом к командиру судна «Ласточка» и тотчас же пустился в плавание. Я путешествовал в течение многих лет, служа врачом то на одном, то на другом корабле.

В свободное от занятий время я прочёл много книг знаменитых писателей и изучил нравы и обычаи тех стран, которые мне пришлось посетить.

В одно из моих последних путешествий наш корабль настигла страшная буря. Был такой туман, что матросы вовремя не заметили перед собой огромную скалу. Вихрем судно гнало прямо на неё, и оно разбилось на куски. Пять матросов и я спустили на воду лодку, и нас ещё долго носило по волнам. Но часа через полтора налетевший с севера ужасный шквал опрокинул наше маленькое судно. Не знаю, что стало с моими товарищами, думаю, что все они погибли. Меня же ветер и волны толкали вперёд и вперёд. Как раз в ту минуту, когда я уже окончательно выбился из сил, буря несколько утихла. Я ступил на дно и по воде добрался до берега.

Был вечер. Побродив по берегу, я не заметил никаких признаков жилья. Томимый жарой и усталостью, я расположился на необыкновенно мягкой и низкой траве и заснул так крепко, как не спал ещё ни разу в жизни. Вот тогда то и начались мои приключения, о которых я хочу рассказать.

Глава I

Я попадаю к лилипутам. Маленькие люди связывают и мучают меня

Я проснулся, когда наступило утро и солнце стало ярко светить мне в глаза. Я хотел встать, но почувствовал, что мои руки и ноги точно скованы, а длинные волосы каким-то образом прикреплены к земле. Лёжа на спине, я видел только голубое небо и яркое солнце, которое жгло меня своим ослепительным светом.

Я долго не мог понять, что со мной случилось. Как я ни старался подняться, я ничего не мог сделать. Только теперь я заметил, что мои руки и ноги были привязаны к кольям, а всё моё туловище от плеч до ног опутано сетью маленьких верёвочек, концы которых, справа и слева, прикреплены к колышкам, вбитым в землю. Пока я раздумывал, что бы это могло значить, я услышал вокруг себя неясный шум, похожий на жужжание пчелиного роя, происхождение которого я никак не мог себе объяснить.

Вдруг я почувствовал, что по моей правой ноге ползёт что-то живое. Я думал, что это крыса, которой вздумалось прогуляться по моему телу. С большой осторожностью существо поднималось все выше и выше, пробираясь по животу, по груди, и наконец дошло до лица, на котором оно могло прочесть выражение крайнего удивления. Когда я почувствовал это существо возле своего подбородка, я опустил глаза и был страшно поражён, увидев маленького, миленького, забавного человечка величиной не больше 6 дюймов^[1].

Он производил впечатление разумного существа, был прилично одет, в руках держал лук и стрелы, а на спине у него на яркой ленте висел колчан. Я не мешал маленькому человечку разглядывать меня и лежал совершенно мирно. В то же время я почувствовал, как по моему телу, по направлению к лицу, ползли 40 или 50 других человечков.

Это меня сначала очень занимало, и я им не мешал. Но когда они стали разгуливать по моему телу слишком бесцеремонно, я громко закричал. Маленькие существа страшно испугались и прыгнули в разные стороны. При этом они толкались, давили друг друга и некоторые упали вниз. Позже я узнал, что многие сильно пострадали и, как меня уверяли, сломали себе ноги и руки. Но в ту минуту я ничего не замечал, а только слышал вокруг себя усиливавшиеся шум и жужжание.

Мало-помалу всё успокоилось. Маленькие человечки вновь приободрились, когда увидели, что я не в состоянии разорвать верёвок, которыми они меня связали, пока я спал. Они снова вскарабкались на меня, а один смельчак взобрался на воротник моего кафтана и стал оттуда разглядывать меня, причём на его крошечном лице очень комично выражалось безграничное удивление. Поражённый моим видом, он поднял ручки к небу и воскликнул: «Гекина дегуль!» Голосок его прозвенел ясно, но очень тонко, не громче, чем писк мыши.

«Гекина дегуль! Гекина дегуль!» — повторили остальные не менее ста раз. Я тогда, конечно, не понял значения этих слов и принял их за выражение величайшего удивления, на какое только были способны эти маленькие существа. Потом я узнал, что этот возглас означал: «Какое чудовище!..»

Всё это привело меня в немалое смущение, и я попытался освободиться. Сделав резкое движение, я вырвал из земли колышки и порвал верёвочки, которыми была привязана моя правая рука. Мне удалось также разорвать несколько верёвочек, прикреплявших к земле мои волосы. Это позволило мне поднять голову на два дюйма и посмотреть в разные стороны.

Когда я получил возможность двигаться, я попытался поймать какого-нибудь человечка, но эти юркие создания не давались, быстро и ловко увёртывались и, убегая, издавали пронзительный визг, как бы смеясь над моим бессилием. Затем всё вдруг стихло, и я услышал, как чей-то тоненький голосок повелительно произнёс слова: «Тольго фонак». В то же мгновение я почувствовал сильную колющую боль в правой руке и увидел, что в неё впилось более ста маленьких стрел. Стрелы были не длиннее булавок, и маленькие ранки от них были похожи на те, которые делают за работой швеи. За первым залпом, который меня не особенно порадовал, последовал второй, причём много стрел попало мне в лицо. Это было неприятно, и я поспешил закрыть лицо рукой. Стрел, которые упали на тело, я не чувствовал и потому не обращал на них внимание. Взбешённый болью и безвыходностью своего положения, я попробовал опять освободиться и разорвать верёвки.

Но, как я ни напрягал свои силы, я ничего не добился. На меня посыпался новый град стрел, причём некоторые из злых людишек пытались копьями и пиками ранить меня в бок. Но, на моё счастье, у них не хватало сил проколоть куртку из буйволовой кожи, которая была на мне надета. Благодаря этому их ожесточённое нападение не причинило мне особых повреждений.

Глава II

Лилипуты кормят и поят меня. По приказанию своего короля они отвозят меня в столицу

Немного спустя лилипуты оставили меня в покое. Я хорошо понимал, что силой мне ничего не сделать, и решил до наступления ночи лежать смирно в надежде, что тогда, быть может, мне удастся разорвать верёвки. В этом случае, без сомнения, я легко справлюсь с сотнями туземцев, если ростом они не больше тех, которых я уже видел.

С этой минуты я не шевелил ни одним членом и с нетерпением ждал темноты, чтобы привести мой план в исполнение. Но это мне не удалось. Как только мои враги увидели, что я лежу смирно, они оставили меня в покое, но по шуму, который с каждой минутой увеличивался, я заключил, что их становилось всё больше и больше. Скоро в четырёх шагах от своей головы я услышал непрерывный стук молотков, точно плотники возводили какое-то здание.

Стараясь объяснить себе этот шум, я повернул голову и увидел, что человечки строили помост в виде маленькой башни вышиной в полтора фута^[2], на который они ловко взбирались и так же спускались по маленьким красивым лесенкам. Через час это сооружение, на котором могло поместиться только несколько лилипутов, было окончено.

На помост по лесенке взобрался маленький мужчина, очевидно, знатная особа. Приняв важный вид, он обратился ко мне с длинной речью. Прежде чем начать говорить, он прокричал три раза: «Лангро дегюль сан!» Смысл этих слов мне объяснили впоследствии.

Вслед за тем ко мне подбежали пятьдесят или шестьдесят туземцев, обрезали верёвки, прикреплявшие левую сторону моей головы, и дали мне возможность повернуть её направо и рассмотреть маленького оратора. Это был статный молодой человек, он держал себя важно и был на полголовы выше трёх других, которые его сопровождали. Эти последние были не больше моего среднего пальца и подобострастно держали шлейф его мантии. По всему можно было заключить, что говоривший был настоящим оратором. Хотя я не понимал ни слова из его речи, но по выражению лица, по красноречивым жестам я догадался, что он то угрожал мне, то льстил, то успокаивал, то давал обещания.

Когда человечек окончил свою речь, я ответил ему несколькими словами, стараясь показать жестами мою полную покорность и смирение. Я пытался объяснить ему, что я голоден и чувствую жажду, и очень прошу накормить и напоить меня. Я указывал на рот, на живот, делал жевательные и глотательные движения и так ясно выразил свои желания, что гурго, как зовут в этой стране знатных людей, меня понял и в знак согласия наклонил голову.

Он сошёл с помоста, и я почувствовал, что к моим бокам приставили лесенки, по которым карабкались сотни маленьких существ. Они принесли множество корзиночек и подносов с прекрасно приготовленными кушаньями, которые были доставлены мне по приказанию их короля. С жадностью я набросился на все эти блюда и, к великому изумлению зрителей, быстро съел их.

Мне принесли множество вкусных и отлично зажаренных говяжьих филе и задних частей говядины. Самое большое из них было меньше крыла жаворонка. Я был страшно голоден, сразу брал в рот по два и по три филе и при этом съедал ещё несколько хорошо пропечённых и поджаристых хлебцев величиной с ружейную пулю.

Окружавшие меня маленькие люди были поражены моим аппетитом и с удивлением смотрели, как легко я справлялся с кусками говядины, баранины и другим жареным мясом. Как только я опорожнял одни блюда, они поспешно приносили другие. Из этого я заключил, что, если я терпеливо покорюсь своей участи, мне ничего не угрожает.

Утолив первое чувство голода, я попросил пить. Меня ни минуты не заставили ждать и принесли две бочки воды, самые большие, какие только у них нашлись. Маленькие люди подкатили их к моей правой руке, чтобы я мог их поднять, разбили крышку и предоставили бочки в моё распоряжение. Я выпил целую бочку без передышки, что мне было совсем не трудно, так как на нашу меру в этом бочонке было не больше пол-литра. Напиток по вкусу напоминал бургундское вино, но был слаще и приятнее последнего. Не задумываясь, я выпил второй бочонок и попросил ещё. К сожалению, напитков больше не привезли, и я должен был удовольствоваться тем, что выпил.

Когда человечки увидели, как легко я осушил обе бочки, они опять подняли страшный крик, скакали и прыгали вокруг меня и по моему телу, и тысячу раз повторяли: «Гекина дегуль! Гекина дегуль!» Знаками они просили меня, чтобы я бросил на землю бочки, которые лежали у меня на груди, и закричали окружающим, как бы предостерегая их: «Бора меволя!» Все разбежались в разные стороны. Когда я бросил бочки и они взлетели на воздух, поднялся новый крик радости.

«Гекина дегуль! Гекина дегуль!» — раздавалось со всех сторон, и маленькие люди кружились вокруг меня, как безумные. Моя необыкновенная сила неописуемо удивляла их.

Откровенно говоря, когда я видел, как эти существа бесцеремонно ползали по моему телу, мне иногда очень хотелось схватить сорок или пятьдесят из них, раздавить и бросить на землю. Но я воздерживался, понимая, что это ухудшило бы моё положение. Когда же я увидел, сколько заботы они приложили, чтобы накормить меня и утолить мою жажду, я совсем оставил эти злые замыслы. Мне не хотелось отплачивать этому маленькому народу чёрной неблагодарностью за оказанное мне широкое гостеприимство, и я решил терпеливо ждать последующих событий.

Меня очень удивляла смелость маленьких существ, которые безбоязненно прогуливались по моему телу, не опасаясь, что я могу причинить им какой-либо вред. А между тем моя правая рука была свободна и я мог делать ею, что угодно. Их смелость была тем более поразительна, что при виде меня они должны были испытывать те же самые чувства, что испытывали бы мы, если нам случайно довелось бы увидеть ужасное баснословное чудовище древних времён.

Вскоре после того, как маленькие люди накормили и напоили меня, ко мне приблизился посланный их короля, особа высокого звания и знатного происхождения. Его сопровождала свита из двенадцати человек.

Он осторожно взобрался по моей ноге и медленно, с достоинством, шёл по моему телу. Приблизившись к моему лицу, он, держа перед моими глазами верительную грамоту своего короля, произнёс длинную речь. В его голосе не было слышно ни малейшего раздражения, ни одной угрожающей ноты. С большим достоинством и авторитетом, внушавшим невольное уважение, он старался склонить меня на беспрекословное повиновение воле монарха.

Так как его превосходительство всё время указывал рукой в ту сторону, где, как я узнал потом, находилась столица, я понял, что меня хотят туда перевезти.

Я с полной покорностью выразил своё согласие. В то же время я знаками просил королевского посла, чтобы развязали верёвки и освободили меня.

Его превосходительство понял меня, но не согласился на мою просьбу. Жестами он приказал мне замолчать и пояснил, что меня отвезут в столицу как пленника. Он дал мне понять, что меня будут кормить, поить и хорошо со мной обходиться.

Когда я убедился, что меня не хотят освободить, мной снова овладело желание попытаться собственными силами разорвать верёвки, которыми я был привязан к кольям. Но в ту же минуту во всей правой руке я почувствовал боль от бесчисленных уколов стрел. Это вернуло мне терпение и покорность.

Жестами я ясно дал понять, что отдаюсь в полное их распоряжение. Вежливо мне поклонившись, гурго со всей своей свитой тотчас удалился, вероятно, чтобы доложить обо мне своему королю.

Спустя некоторое время я услышал крики радости. Чаще всего повторялись слова: «Пеплам селям! Пеплам селям!» Вслед за тем я почувствовал, что слева около меня, как муравьи, закопошились маленькие люди, и понял, что они развязывают верёвки с одной стороны, чтобы хоть немного освободить меня. Действительно, скоро я мог повернуться на правую сторону. В то же время моя рука и лицо были смазаны какой-то мазью, очень приятно пахнувшей, которая моментально уничтожила острое чувство боли, всё время беспокоившее меня.

Шум, напоминающий жужжание пчелиного роя, скоро усыпил меня. Чувствуя страшную усталость, я крепко заснул. Проспал я около восьми часов. Как я потом узнал, по приказанию короля доктора подмешали в бочки с водой сонный порошок.

Я предполагал тогда и продолжаю думать теперь, что, как только меня нашли спящим на берегу после кораблекрушения, курьер немедленно известил об этом короля. Тогда же на совете было решено связать меня, усыпить снотворными напитками, переложить на платформу и перевезти в столицу.

Многим такое решение короля покажется чересчур смелым и опасным, но его действиями руководили добрые чувства, и мне не было причинено никакого вреда, поэтому принятые королём меры оказались очень разумными.

Когда я хорошо познакомился с этим маленьким народом, к которому случайно попал, я не раз имел случай убедиться в его удивительных способностях к механике. Благодаря им он достигал большого совершенства в строительном искусстве.

Лилипуты очень искусно строили разные машины, которые служили для перевозки тяжестей. Перевозили они не только огромные деревья, но целые дома и корабли, которые строились в местах, где был подходящий лес. При помощи машин дома перевозились в город, а суда — к морю.

Чтобы привезти меня в столицу, пятистам инженерам и плотникам было приказано немедленно приспособить самую большую машину, какая только найдётся в государстве.

Приказание было немедленно исполнено, и машина была доставлена к тому месту, где я находился.

Это была деревянная платформа, возвышавшаяся от земли на три дюйма. Длиной она была в 7 футов, шириной в 4 фута и имела 24 колеса. Платформу поставили рядом с моим туловищем, и маленьким людям оставалось только поднять меня и уложить на неё.

Это представляло огромный труд, тем более что я ничем не мог им помочь, так как всё время спал беспробудным сном. В конце концов им удалось меня поднять.

Для этого маленькие люди вбили в землю 80 крепких столбов вышиной около полуметра. Затем взяли крепкие канаты толщиной в обыкновенную бечёвку. Один конец этих канатов привязали к многочисленным бинтам, которые опоясывали мои голову, шею, грудь, туловище и ноги, а другой конец канатов пропустили через блоки, прикреплённые к столбам. Девятьсот самых сильных людей тащили эти канаты изо всех сил, пока не подняли меня на воздух. Подкатить под меня платформу и опустить на неё моё громоздкое туловище уже не представляло большой трудности.

Так задача, казавшаяся сначала невозможной, была решена. Меня осторожно положили на платформу, привязали к ней, чтобы я не свалился, и тысяча пятьсот самых сильных королевских лошадей, вышиной не более двенадцати сантиметров каждая, шагом повезли меня в столицу. Город находился в получасовом расстоянии от места, где меня взяли в плен.

Всё шло благополучно. Только через четыре часа после выезда я совершенно случайно проснулся. В платформе что-то сломалось, и нужно было остановиться для починки. Несколько любопытных туземцев, желая взглянуть на меня поближе, воспользовались этой остановкой и, взобравшись ко мне на грудь, принялись меня рассматривать.

Один из них, гвардейский офицер, заинтересовавшись моим носом, вздумал подшутить надо мной и стал щекотать у меня в носу кончиком шпаги. Я стал чихать и проснулся.

Неожиданный шум оглушил храбрецов и до того перепугал их, что они кинулись бежать и моментально скрылись. Гвардейский же офицер, из-за шалости которого всё это случилось, в суматохе нечаянно зацепился за пуговицу моего кафтана, не удержался и упал на землю. Он сильно ушибся и, как мне позже рассказывали, проболел несколько недель. Когда машину починили, меня повезли дальше.

Мы провели в дороге весь день и проехали довольно много, хотя двигались, как улитка. В заранее указанном месте была сделана остановка. Зажгли факелы. Пятьсот гвардейцев, вооружённых луками и стрелами, встали на караул. Им было строго приказано стрелять в меня при первой попытке двинуться с места. Сознавая бесполезность всякого сопротивления, я ничего не предпринимал и лежал смирно.

Утром с восходом солнца мы тронулись в путь и к полудню были на расстоянии двухсот шагов от столицы. Здесь мы остановились, так как король со своим двором и со всем войском шёл нам навстречу, чтобы взглянуть на невиданное чудовище.

Король близко подошёл ко мне и хотел влезть на моё туловище, но придворные, испуганные смелостью его величества, уговорили его не подвергать себя опасности.

Недалеко от того места, где мы остановились, находился очень древний храм.

Несколько лет тому назад в этом храме было совершено убийство, и с тех пор он был закрыт.

Это здание, самое большое в государстве, и было отведено для меня.

Входная дверь, обращённая к северу, была четыре фута в вышину и два в ширину, так что я без труда мог проползти через неё. По обеим сторонам двери было два окна, на расстоянии шести дюймов от земли.

К одному окну прикрепили кольцами семьдесят две цепи, каждая из которых была толщиной с тоненькую золотую цепочку для часов. Кузнецы прикрепили их к моей левой ноге тридцатью шестью висячими замками.

Пока кузнецы приготовляли всё необходимое, король, желая лучше рассмотреть меня, взобрался на башню. Она была пять футов вышиной и находилась против храма на другой стороне дороги. Вокруг меня собралась стотысячная толпа. Все рассматривали меня с большим удивлением, многие дотрагивались до меня и ощупывали моё платье.

Любопытство этого маленького народа было так велико, что несмотря на караул, который окружал меня, несмотря на строжайшее запрещение короля, тысячи людей взбирались на меня и без всякого страха разгуливали по моему туловищу. Только когда был издан указ немедленно казнить ослушников королевского приказания, я был избавлен от докучного присутствия дерзких маленьких человечков.

Когда кузнецы достаточно прикрепили мои цепи и все убедились, что я не смогу убежать, меня наконец развязали. В печальном настроении я медленно поднялся и, насколько позволяли цепи, стал ходить взад и вперёд, чтобы немного размяться. Мои движения вызвали в народе величайшее удивление и крики восторга. Чтобы не слышать криков и остаться хоть на минуту одному, я вполз в мою темницу-храм и растянулся во весь рост.

Глава III

Король и двор приходят посмотреть на меня. Я учу лилипутский язык. Лилипуты тщательно изучают содержимое моих карманов

Отдохнув немного, я встал, погулял на свежем воздухе и осмотрелся кругом.

Должен сознаться, что мне редко приходилось любоваться более красивым видом. Вся страна представлялась непрерывным, чудно устроенным цветущим садом. Я видел огороженные, прекрасно обработанные поля, цветы и фруктовые деревья. Поля чередовались с густыми тенистыми лесами. Повсюду извивались прозрачные ручейки, окаймлённые зеленеющими лугами, покрытыми бесчисленным множеством благоухающих цветов.

Налево видна была столица.

Своими крошечными башенками, домиками, улицами она напоминала мне один из тех кукольных городков, какими на моей родине играют дети.

Пока я любовался этим волшебным видом, король спустился с башни, сел на коня и поехал навстречу мне. За свою смелость он едва не поплатился жизнью. Его горячий молодой конь, увидев меня, стал бросаться из стороны в сторону и взвился на дыбы. Король же, как превосходный наездник, твёрдо держался в седле, пока не подскочили его слуги и не схватили под уздцы взбесившееся животное.

Сойдя с лошади, король подошёл ко мне. Зная мою страшную силу, он стал на значительное расстояние, чтобы я не мог причинить ему никакого вреда.

С нескрываемым удивлением его величество осматривал меня со всех сторон. Наконец ему захотелось посмотреть, как я ем, и он отдал соответствующее приказание.

Тотчас из свиты отделилось несколько человек. Они куда-то проворно убежали и скоро вернулись с множеством маленьких тележек, которые поставили на таком расстоянии, что я мог свободно достать их рукой. Тележек было около пятидесяти: в одних были кушанья, в других — напитки. Царские повара, видимо, приложили всё своё старание, приготовили самые вкусные блюда. Я сильно проголодался и с удовольствием принялся за еду. В какие-нибудь пять минут всё жаркое и другие мясные блюда были уничтожены и все напитки выпиты. Я вытаскивал сразу по двадцать и более бутылок и выпивал их залпом.

Король, королева, принцы и принцессы с любопытством смотрели на меня. Я также не упустил удобного случая подробно рассмотреть их, причём король особенно привлекал моё внимание.

Король лилипутов, с наружностью которого я хочу познакомить читателя, был стройный, сильный мужчина и на мой ноготь выше всех окружающих его придворных. Одно это возбуждало в народе чувство удивления и почтительного страха. У него были красивые и мужественные черты лица: большие усы покрывали всю верхнюю губу, светлые глаза метали огненные взгляды, а орлиный нос придавал лицу выражение твёрдой решимости. У него был смугловатый цвет лица, длинные волосы падали на плечи вьющимися локонами. Осанка, походка и манеры его были величественны.

Мне редко приходилось видеть столько грации, сколько проявлялось в каждом его движении. Он был сложён очень пропорционально; нельзя было себе представить ничего красивее и изящнее ножек и ручек этого маленького монарха.

Когда я впервые его увидел, ему только что минуло двадцать девять лет, следовательно, он был в полном расцвете сил. Царствовал он семь лет, окружённый благополучием и военными успехами. Одет король был просто, без пышности и блеска. Покрой его одежды был смешанный, частью европейский, частью азиатский. Вообще у лилипутов в одежде и нравах случайно проявлялись наиболее выдающиеся черты восточной и западной цивилизации. На голове у короля была надета лёгкая каска тонкой работы, украшенная сверкающими бриллиантами и великолепным султаном; на боку висела длинная шпага; за поясом был заткнут кривой кинжал в драгоценной оправе. Шпага короля была около трёх дюймов длины, так что такому маленькому человечку, вероятно, было нелегко ею владеть. Каждый раз, когда король подходил ко мне на близкое расстояние, он обнажал шпагу для своей защиты на случай, если я разорву цепи. Голос у короля был чистый, внятный и такой звучный, что я, стоя во весь рост, ясно различал каждое его слово. Его величество часто обращался ко мне, и я всегда отвечал с величайшим почтением. Впрочем, я думаю, что он меня так же мало понимал, как и я его.

Громадное число придворных, кавалеров и дам увивались вокруг него. Их разукрашенные одежды блестели золотом, дорогими каменьями, жемчугом и стеклярусом. Когда я смотрел сверху на эту пёструю толпу, мне казалось, что я вижу прекрасный ковёр с чудными разноцветными узорами.

Когда король увидел, что не может понять ни одного слова из того, что я ему говорил, он подозвал нескольких учёных мужей из числа присутствующих и приказал им во что бы то ни стало вступить со мной в беседу. Я сам старался облегчить им эту задачу и произносил фразы на всех языках, какие только знал: говорил по-немецки, по-французски, по-английски, по-испански, по-итальянски, на франкском наречии, но всё было напрасно. Наконец, не достигнув результатов, двор удалился.

В это время лилипутские учёные толковали между собой, откуда взялся Квинбус Флестрин (Человек-Гора).

— В наших старых книгах написано, — сказал один учёный, — что тысячу лет тому назад море выбросило к нам на берег страшное чудовище. Я думаю, что и Человек-Гора вынырнул со дна моря.

— Нет, — отвечал другой учёный, — у морского чудовища должны быть жабры и хвост. Человек-Гора свалился с Луны.

Лилипутские мудрецы не знали, что на свете есть другие страны, и думали, что везде живут одни лилипуты.

Несмотря на то что меня охраняли, мне пришлось испытать много неприятностей: маленькие люди, как безумные, лезли вперёд, чтобы рассмотреть меня поближе.

Казалось, они принимали меня за сверхъ естественное чудовище. У некоторых из них хватило дерзости направить в меня целые тучи стрел, которые нанесли мне множество ран. Наконец полковник, возмущённый их наглостью и видя, что слова не помогают, приказал солдатам схватить шестерых главных зачинщиков, связать их и без всякой жалости отдать в мои руки. В ту же минуту приказание было исполнено. Судьба этих человечков, которые меня так мучили, находилась в моих руках: я мог казнить их или помиловать.

Я чуть было не поддался охватившему меня в первую минуту чувству гнева. Мне ничего не стоило раздавить этих нахалов кулаком или разбить их об землю. Но в настоящем моём положении это повлекло бы за собой очень неприятные последствия. Тогда я придумал другой способ, которым и решил их наказать. Я придал своему лицу зверское выражение и, спрятав пятерых злодеев в карман, поднёс шестого ко рту с таким видом, точно собирался проглотить его целиком. Стоявший вокруг народ не сводил с меня глаз и следил за каждым движением. Когда я раскрыл рот, в толпе пронёсся крик ужаса, а бедный человечек, которого я держал в руках, извивался как вьюн, издавая жалобный писк.

Попугав лилипута и тем достаточно наказав его, я осторожно разрезал перочинным ножом верёвки, которыми он был связан, и возвратил ему свободу. От радости он стал прыгать и кружиться, как безумный, а народ пришёл в восторг, кричал и рукоплескал мне. Точно так же я поступил и с остальными пленниками. К величайшему своему удовольствию, я заметил, что мой великодушный поступок произвёл хорошее впечатление на собравшуюся толпу. Впоследствии он оказал мне услугу при дворе короля. На моё счастье, о моём милосердии доложили монарху, очень кстати, в одну из критических минут моей жизни.

Когда наступила ночь, я вполз в храм и улёгся, как мог, на жёстких каменных плитах пола. Целые две недели я должен был спать на голых камнях; немало неудобств пришлось мне испытать на своём жёстком ложе. В конце второй недели мне дали постель, которая была изготовлена и доставлена по особому повелению короля. На постель пошло 600 матрацев туземцев, тем не менее не могу сказать, что она была очень мягкой. Однако в сравнении с моей прежней постелью она всё же казалась мне настоящим пуховиком, и я, несмотря на некоторые неудобства, в первый раз превосходно выспался.

Слух обо мне быстро разнёсся по всей стране. Из всех провинций народ толпами шёл смотреть на меня. Вскоре города и деревни совсем опустели, и король, боясь, что земледелие и промышленность придут в упадок, издал строгий приказ, чтобы никто не смел приближаться к моему жилищу на расстояние пятидесяти шагов без особого на то разрешения статс-секретаря. Это немного удержало наплыв зевак, и меня меньше беспокоили. Легко себе представить, как надоели мне эти маленькие люди, с утра и до глубокой ночи глазевшие на меня, как на чудовище.

Так, без особенных забот, жил я изо дня в день, не подозревая, что своим пребыванием причиняю немало затруднений двору. Мудрый королевский совет никак не мог решить, что делать со мной в дальнейшем.

Как я позже узнал от одного из членов совета, меня даже хотели отправить на тот свет. Все боялись, что я могу разорвать свои цепи и принести стране множество бед. Один член совета предлагал ранить меня отравленными стрелами, другой — уморить голодом, третий хотел меня сжечь, четвёртый — утопить и т. д. Но король не принимал ни одного из этих предложений, главным образом указывая на то, что разложение такого большого трупа может вызвать повальную болезнь в столице и по всей стране. Таким образом, за мою смерть придётся заплатить жизнью половины населения государства.

Но больше всего короля тревожили громадные траты, необходимые для поддержания моего существования.

Во время этих совещаний, когда вопрос шёл о моей жизни и смерти, в залу совета явился офицер и рассказал о моём поступке с шестью туземцами, которые были выданы мне за нанесённые ими обиды. Рассказ о моём великодушии произвёл на всех такое выгодное впечатление, что в совете тотчас же перестали говорить о том, чтобы предать меня смерти. Собрание перешло к обсуждению вопроса о моём продовольствии и об уходе за мной. В результате этого совещания все окрестные деревни, находящиеся на расстоянии тысячи шагов от столицы, обязали доставлять ежедневно по шесть быков, сорок баранов, другую провизию для моего стола, а также необходимое количество вина и хлеба. Расходы на это решено было отнести на собственные средства короля. В качестве прислуги мне было назначено шестьсот человек. Для них по обе стороны храма, в котором я жил, были построены красивые палатки. Там слуги могли спать ночью и отдыхать днём, когда я не нуждался в их помощи. Затем трёмстам лучшим портным было приказано сшить для меня платье по тому образцу, который носили туземцы. Наконец, чтобы мы могли вести беседу, шесть учёных должны были ежедневно заниматься со мной изучением языка.

Кроме того, гвардейской кавалерии было предписано ежедневно производить учение в моём присутствии, чтобы приучить к моему виду лошадей. С этой же целью придворным берейторам было приказано делать проездку верховых и упряжных лошадей придворной конюшни, чтобы приучить их к моей фигуре, и чтобы они не бросались в сторону, когда король вздумает подъехать ко мне верхом или в экипаже.

Все приказания были исполнены в точности. Не прошло и трёх недель, как я сделал заметные успехи в изучении языка. Сам король иногда удостаивал меня своими посещениями, присутствовал на моих уроках и иной раз снисходил до того, что поправлял моё произношение.

Когда я немного научился говорить по-лилипутски, я первым делом стал просить короля оказать мне милость и даровать свободу. Я сопровождал свою просьбу жестами, полными смирения и покорности. Должен признаться, что жить в этой низкой и узкой тюрьме было для меня настоящим мучением.

К великому моему горю, я скоро убедился, что король остаётся глух к моим просьбам. Его величество не давал решительного ответа и ограничивался тем, что-только оставлял надежды на лучшее будущее. Он давал мне понять, что ничего не может решить без согласия министров и совета. Прежде всего он требовал «люмос кельмин пессо десмар лон емпазо», что означало на нашем языке: «чтобы я поклялся сохранить вечный мир с королём и его государством». Сверх того, король советовал терпением и хорошим поведением заслужить уважение народа. «Когда вас полюбит мой добрый народ, — прибавил король, — всё пойдёт хорошо, а пока я беру вас под своё покровительство».

Спустя несколько дней после этого разговора король снова посетил меня в сопровождении двух придворных чиновников. Он просил не обижаться, что чиновники обыщут меня с головы до ног, чтобы отобрать оружие, которое у меня окажется, и тем самым лишить меня возможности причинить какой либо вред его подданным.

Я выразил полную готовность и уже собирался вывернуть свои карманы и отдать королю всё, что там было. Но маленький повелитель не согласился на это и сказал, что по законам страны обыск должен быть сделан особыми чиновниками. Его величество говорил мне, что он полагается на моё благоразумие и не боится доверить мне их жизнь.

Он уверен, что я сделаю всё возможное, чтобы облегчить задачу. Я должен понимать сам, какой страшный вред может причинить его подданным моё оружие, если оно по своей величине соответствует моим необыкновенным размерам.

В заключение король дал мне понять, что все отобранные вещи или будут куплены правительством, или возвращены обратно, когда я получу разрешение покинуть страну.

После этой длинной речи оба чиновника подошли ко мне. Я осторожно взял их в руки и положил сначала в один из карманов моего кафтана, а потом в остальные.

Я скрыл от них только один карман, где были разные мелкие вещицы. Они не имели никакого значения для короля, но были для меня крайне необходимы. Маленькие люди всё перерыли в моих карманах и составили подробную опись того, что нашли.

Потом они попросили спустить их на землю и передали королю составленный документ.

Впоследствии благодаря тому, что у меня во всех канцеляриях были друзья, мне удалось добыть эту опись и перевести её на свой родной язык.

Вот она:

«Сделав подробный обыск, мы, нижеподписавшиеся, нашли в карманах Квинбус Флестрин (Человека-Горы) следующие вещи:

1) В правом кармане кафтана огромный кусок толстой красной материи, которая по своим размерам могла бы служить ковром для самой большой залы дворца его величества. Человек-Гора сказал, что это его носовой платок.

2) В левом кармане кафтана большой серебряный сундук с прочно закрывающейся крышкой того же металла, столь тяжёлой, что мы, несмотря на все наши усилия, не могли её открыть. Мы потребовали, чтобы Человек-Гора сам открыл сундук, и нашли в нём грубо истолчённый коричневый порошок, который распространял очень сильный одуряющий запах. С позволения Человека-Горы мы влезли в сундук и по колено погрузились в пыль, взяли немного этого порошка и приложили его к описи. Мы вынуждены были поскорее уйти из сундука. Случайно порошок попал нам в нос, и мы стали так часто и сильно чихать, что чуть не задохнулись. Человек-Гора объяснил нам, что этот сундук — его табакерка.

3) В левом кармане его жилета находилась большая белая масса, состоящая из однородных пластин, скреплённых в одном месте. Пластины сверху донизу были покрыты странными, в локоть длины, знаками. Как объяснил Человек-Гора, это была его записная книжка.

4) В правом кармане жилета мы нашли странную машину, к внешней стороне которой прикреплено множество длинных и острых зубьев, похожих на палисады наших крепостей. Человек-Гора сказал, что это головной гребень. Мы вполне этому поверили, так как в нашем присутствии он расчёсывал и приглаживал им свои длинные волосы.

5) Мы нашли в двух карманах его брюк два огромных пустых железных столба. Каждый из них был в рост взрослого человека и прикреплялся к большому куску дерева. С одной стороны столба вделаны куски железа весьма странной, причудливой формы. Мы не могли определить назначение этой машины и просили Человека-Гору объяснить нам, что это такое. Он сказал, что это пистолеты, но больше не дал никаких пояснений.

6) В маленьком правом кармане его «панфуто» (брюки) мы нашли несколько круглых пластинок из белого и жёлтого металла. Некоторые из белых пластинок, сделанные как будто из серебра, были так тяжелы и велики, что мы вдвоём не могли поднять даже одну из них. Как сказал Человек-Гора, это были деньги.

7) Далее в одном кармане мы нашли две чёрные колонны странной и неправильной формы. Они были так высоки, что, стоя на дне кармана, мы едва доставали головами их верхушки. Одна колонна, казалось, была сделана из цельного материала. К верхнему концу другой прикреплена круглая белая масса, вдвое больше нашей головы. Внутри каждой колонны находится огромная пластина из стали. Мы приказали Человеку-Горе подробно объяснить нам, что это за предметы, опасаясь, что там спрятаны опасные орудия. Он вынул машины из футляра и сказал, что одной на его родине бреют бороды, а другой режут хлеб, мясо и т. п.

8) Кроме того, мы нашли два маленьких кармана, куда мы не могли войти, потому что они слишком близко прилегали к телу Человека-Горы.

Из одного кармана висела длинная массивная серебряная цепь. Мы вытянули её из кармана с большим трудом и увидели привязанную к ней за кольцо машину, похожую на шар.

Одна его половина была сделана из серебра, а другая — из неизвестного нам прозрачного металла. За прозрачным металлом мы увидели круглую плоскость, на которой были нарисованы странные фигуры. Прикоснуться к этим фигурам нам помешал прозрачный металл, о существовании которого мы догадались только тогда, когда дотронулись до него пальцем.

Человек-Гора прикладывал машину к нашим ушам, и тогда мы слышали шум, похожий на стук водяной мельницы. Раздавалось «Тик-так! Тик-так!», как будто палкой ударяли в железную доску. Человек-Гора назвал эту вещь часами, мы же полагаем, что это или неизвестное нам животное, или божество, которому Человек-Гора поклоняется. Он говорит, что, прежде чем приступить к какому-нибудь делу, он смотрит на свою машину, которая указывает время каждого шага его жизни.

9) Из другого кармана Человек-Гора вынул длинную и широкую сетку вроде той, которую у нас употребляют рыбаки. Она служила ему кошельком для денег и устроена так, что её можно закрывать и открывать. Мы нашли в ней несколько больших кусков медного металла. Если это действительно золото, как уверяет Человек-Гора, то в этих кусках заключается целое богатство.

Продолжая наш обыск, мы открыли ещё, что Человек-Гора носит на теле широкий пояс, сделанный из кожи какого-то огромного неизвестного животного. На левой стороне этого пояса висела сабля, длина которой в пять раз превышает рост обыкновенного человека.

С правой стороны пояса висела сумка с двумя отделениями. В одном из них были шары из незнакомого нам, но очень тяжёлого металла. Каждый из этих шаров был величиной с нашу голову, и надо было иметь большую силу, чтобы поднять его. В другом отделении находилась куча маленьких чёрных зёрен, которые были так малы и легки, что мы могли поднять пятьдесят и более штук.

Этим мы закончили наш подробный обыск и можем засвидетельствовать, что Человек-Гора во время обыска был вежлив, предупредителен и относился с полным уважением к нам, комиссарам его величества, нашего всемилостивейшего монарха. Обыск произведён в четвёртый день восемьдесят девятого месяца славного и благополучного царствования вашего величества. Подписались: Клефрин Фрелок, Марзи Фрелок.

Пока оба чиновника производили обыск в моих карманах, вблизи меня из предосторожности поставили два самых лучших гвардейских полка. Немного подальше находилось ещё несколько полков в боевом порядке.

По окончании обыска опись была представлена королю, который внимательно её прочёл. Прежде всего он велел отдать ему мою саблю, что я исполнил немедленно. Сняв саблю, я положил её к ногам короля. Увидев мою покорность, его величество понял, что я полон самых миролюбивых чувств. Затем король приказал мне вытащить саблю из ножен и показать её. Я немедленно исполнил приказание короля и обнажил саблю. Несмотря на то, что сталь местами заржавела от морской воды, она всё же не потеряла всего блеска. В ту минуту, как я поднял саблю в воздух, все закричали от ужаса. Когда же я стал махать ею из стороны в сторону, клинок сабли, отражая солнечные лучи, заиграл таким ярким светом, что все присутствующие были им ослеплены. И только один король благодаря своей редкой храбрости испугался меньше других. Он тотчас приказал вложить саблю в ножны и отбросить её на шесть футов от себя.

После этого он потребовал, чтобы я показал ему карманный пистолет и выстрелил из него. Я предупреждал короля, что выстрел очень его напугает, но, так как его величество настаивал, я зарядил пистолет холостым зарядом и спустил курок. Когда раздался выстрел, ужасу и удивлению не было границ. Половина войска попадала от страха на землю и потеряла сознание. Сам король сильно испугался и долго не мог прийти в себя. Наконец дрожащим голосом он приказал мне немедленно отбросить подальше это страшное оружие вместе с порохом и пулями и никогда больше не употреблять его. Я тотчас же исполнил волю короля, предупредив, чтобы с порохом обращались как можно осторожнее и держали его подальше от огня. Я сказал, что, если хоть одна искра попадёт в порох, он воспламенится и от дворца и города не останется и следа.

Затем я передал королю мои часы. Они сильно заинтересовали его величество и доставили ему много удовольствия. Он велел поднести их к своему уху, слушал тиканье и с большим любопытством следил за движением минутной стрелки. Она была ему хорошо видна, т. е. глазки этого маленького народа видят гораздо лучше, чем наши.

Удовлетворив своё любопытство, он вызвал учёных и приказал объяснить устройство и назначение этой невиданной машины. Мнения учёных, как это легко можно себе представить, были далеки от истины. Не понимая, в чём дело, они пускались в самые фантастические предположения.

Наконец королю надоели бесконечные догадки придворных философов. Он велел позвать двух гвардейских гренадеров и приказал им отнести часы в свой дворец. Пропустив сквозь кольцо часов большую палку, гвардейцы положили концы палки себе на плечи и, шатаясь под страшной тяжестью, понесли часы во дворец.

В заключение я передал королю всё остальное моё имущество: кошелёк, в котором были золотые и серебряные монеты, бритву, нож, гребень, серебряную табакерку, носовой платок и записную книжку.

Сабля, пистолет, мешок с пулями и часы были отправлены в арсенал на хранение, а остальное мне было тотчас же возвращено.

Ещё я должен сказать, что в секретном кармане, который я не показал чиновникам, находились очки. У меня было слабое зрение, и это вынуждало меня иногда носить их. В том же кармане лежала маленькая подзорная труба. Эти вещи не могли принести королю никакой пользы. Мне же они были необходимы, и потеря их была бы невосполнима. Ведь ни очков, ни подзорной трубы нельзя было достать в этой стране. Этот вынужденный обыск не тревожил моей совести. Я находил себе оправдание в моём безвыходном положении и полагал, что не совершил ничего дурного.

Глава IV

Своим безупречным поведением я заслуживаю всеобщее расположение и даю обещание исполнять условия, на основании которых мне дают относительную свободу

Вежливостью, хорошим поведением и терпением мне удалось расположить в свою пользу не только короля, но и его чиновников, войско и вообще весь народ. Я стал даже питать надежду, что в скором времени получу свободу. Я делал всё, что было в моих силах, чтобы поддержать хорошее отношение ко мне.

Когда лилипуты заметили, что я не причиняю им никакого вреда, они стали доверчивее, подходили смелее и совсем перестали меня бояться. Иногда я ложился на землю, чтобы дать им возможность получше рассмотреть меня. Иногда брал по шесть-восемь человек, позволял им танцевать у себя на ладони и шутил с ними. Под конец даже дети перестали меня дичиться. Мальчики и девочки играли в прятки у меня в волосах, щипали и больно дёргали за них. Меня очень забавляли маленькие существа, а главное, я болтал с ними на их языке и за неделю приобрёл от них гораздо больше познаний, чем от своих учителей за месяц.

В один прекрасный день меня посетил король и спросил, не желаю ли я посмотреть спектакль. Я с удовольствием принял это предложение, и король послал за актёрами.

Должен сознаться, что актёры играли очень искусно и пьеса была очень хорошо поставлена. Игра их превзошла все мои ожидания. Но больше всего меня забавляли канатные плясуны.

Канат, на котором они танцевали, был натянут на высоте трёх футов от земли. Своим искусством эти акробаты превзошли всё, что я видел раньше.

Надо сказать, что канатными плясунами у них бывают не простые люди, как у нас, а самые знатные придворные вельможи.

С детства сыновья знатных лиц обучаются танцевальному искусству на канате, так как без такой подготовки нельзя получить место при дворе. Как только открывается вакансия на место какого-либо умершего или впавшего в немилость сановника, кандидаты подают прошение его величеству разрешить им протанцевать на канате. Назначаются состязания, и тот из кандидатов, кто сделал самый высокий прыжок, не упав с каната, или проделал наиболее сложные упражнения, занимает вакантное место.

Самый ловкий плясун на канате из придворных — Флимнап, министр финансов.

Этот государственный деятель совершает прыжок на натянутом канате на целый вершок выше других сановников и проделывает такие штуки, что можно раскрыть рот от удивления. Никто не может сравняться с ним. Я сам однажды видел, как он три раза подряд перевернулся на столе, поставленном на канате. Свои рискованные прыжки он проделал с большой уверенностью, лёгкостью и грацией, чем привёл короля в восторг. А между тем канат, на котором он совершал акробатические упражнения, был не толще обыкновенной бечёвки.

Потом королю подали длинную палку.

Он взял её за один конец и стал быстро поднимать и опускать.

Министры приготовились к состязанию, которое было потруднее пляски на канате. Надо было перепрыгнуть через палку, как только она опустится, и пролезть под ней на четвереньках, как только она поднимется. Я смотрел на всё это и удивлялся странным придворным обычаям этой страны.

Второе место по ловкости занимал мой друг Рэльдресель, секретарь кабинета короля. Он тоже проделывал трудные и головоломные прыжки. Остальные придворные в искусстве танцевать и делать прыжки мало отличались один от другого. Неудивительно, что при подобных развлечениях нередко случались несчастья. Я сам видел, как два кандидата упали и сломали себе руки и ноги. Игра принимала особенно опасный характер, когда первые сановники государства — министры — показывали свою ловкость. Они не хотели потерять выгодные места и остаться за штатом. Каждый из них старался отличиться смелостью и ловкостью и ради карьеры не дорожил жизнью.

Флимнап, министр финансов, однажды во время представления, упав с каната, чуть не сломал себе шею. К счастью, на земле лежала королевская подушка, и он отделался одним испугом.

По приказанию короля кавалерийские полки продолжали производить учения недалеко от моего жилища, чтобы приучить лошадей к моему виду. С той же целью и берейторы продолжали делать проездку лошадей придворного ведомства в моём присутствии.

Обыкновенно во время кавалерийского учения лошадей заставляли перескакивать через мою руку, распростёртую на земле. А однажды королевский егерь, сидя на прекрасном скакуне, перепрыгнул через мою ногу. Это был изумительно ловкий и смелый прыжок.

Видя, что кавалерийские лошади совсем привыкли к моему виду и больше не пугались, мне пришла в голову мысль развлечь короля.

Я попросил доставить мне шесть палок толщиной в нашу обыкновенную трость. В ближайшем лесу срубили шесть деревьев в четыре фута длиной и привезли мне на больших платформах. Я вбил их в землю в виде четырёхугольника, каждая сторона которого была в два с половиной фута шириной. К палкам я привязал носовой платок, туго натянув его, как барабан. К жердям, вбитым в землю, я перпендикулярно привязал четыре жерди потоньше. Таким образом последние, возвышаясь над платком, образовали как бы перила.

Когда всё было готово, я попросил короля разрешить нескольким полкам кавалерии произвести учение на устроенном мной плацу. Король охотно согласился и приказал явиться на смотр целому взводу.

Поочерёдно я поднимал каждого кавалериста вместе с лошадью и осторожно опускал на носовой платок. Они тотчас разделились на два отряда и начали военные действия.

Кавалеристы нападали друг на друга с обнажёнными шпагами, которые, впрочем, не были отточены, пускали тупые стрелы, бросали копья вверх и ловили их на свои щиты. Они бросались друг на друга, то наступали, проносясь быстро, как молнии, то отступали и обращались в бегство. Смотреть на них была настоящая потеха. Упасть они не могли, так как были надёжно защищены моими перилами.

Король был в восторге от этого зрелища. Несколько дней подряд он заставлял меня повторять представление и однажды пожелал сам подняться на плац. Он был вооружён с головы до ног и лично командовал одним отрядом войска.

Желая доставить удовольствие своей семье, он приказал мне поднять на плац придворную карету, в которой прибыла королева с молодыми принцами, чтобы августейшая семья могла поближе посмотреть на интересное зрелище.

Как я уже сказал, манёвры продолжались несколько дней, пока одно приключение, впрочем окончившееся вполне благополучно, не положило им конец.

Как-то раз горячая лошадь одного капитана испугалась проходивших мимо с шумом и бряцаньем сабель кирасир. Она взвилась на дыбы, стала бить задом, пробила большую дыру в моём носовом платке, упала и застряла в ней. От сильного толчка несчастный капитан перескочил через перила и ударился о землю. Я тотчас поспешил на помощь и поднял лошадь и всадника. Затем, закрыв ладонью дыру, я осторожно спустил всю кавалерию на землю.

Офицер нисколько не пострадал и отделался лишь испугом, а упавшая лошадь вывихнула ногу и была убита.

После этого случая я снял свой носовой платок с кольев и дал себе слово в другой раз не употреблять его для подобных опасных представлений. Но король сам не интересовался больше этой забавой, так как прелесть новизны прошла.

Спустя несколько дней после описанных событий к королю прибыли курьеры с известием, что недалеко от того места, где я был найден, на земле заметили очень странный предмет. Назначение его никто не мог отгадать.

Курьеры утверждали, что они видели какое-то большое, чёрное, необыкновенной формы тело в рост человека. Оно занимало пространство, равное по своему протяжению спальне его величества.

Сначала лилипуты полагали, что это живое существо, и с большой осторожностью подошли к нему. Но скоро они убедились в ошибочности своего предположения, так как тело лежало совершенно неподвижно. Его обошли несколько раз и осмотрели со всех сторон. Затем самые смелые, вскарабкавшись на плечи товарищей, влезли на вершину предмета, и тогда оказалось, что вершина представляла плоскую и ровную поверхность. Когда же по ней постучали ногами, то убедились, что тело внутри пусто.

Вещь эта, вероятно, принадлежит Человеку-Горе. Если его величество прикажет, её тотчас же доставят в столицу на пяти или более лошадях.

Это известие удивило короля. Меня же оно очень обрадовало, так как я сразу догадался, что речь идёт о моей шляпе. Когда после крушения я вышел на берег, я был как в тумане и не заметил, что потерял шляпу. Позднее я думал, что она упала в море, когда я спасался вплавь, и теперь, вероятно, носится по волнам океана.

Объяснив королю как можно яснее назначение шляпы, я просил его величество приказать немедленно доставить её мне. Хотя король не вполне меня понял, он всё же не отказал мне в просьбе и немедленно сделал необходимые распоряжения.

Через день мой головной убор был доставлен, но в весьма печальном виде. Вместо того чтобы толково положить шляпу на телегу, возницы провертели в краях отверстия и в них вдели крючки. К крючкам они прикрепили верёвки и так волочили мою бедную шляпу целых полмили до моего храма. К счастью, почва здесь ровная и гладкая, и шляпа моя хоть и пострадала, но всё же её можно было носить.

Я очень обрадовался находке и, к величайшему восхищению глазевшей на меня толпы, с гордостью надел шляпу на голову.

Спустя несколько дней король отдал приказ всем войскам, расположенным в столице и окрестностях, собраться на смотр. При этом его величеству пришла в голову довольно странная мысль, о которой нельзя не рассказать.

Он приказал мне встать в виде колосса Родосского, широко расставив ноги. Армия должна была церемониальным маршем под музыку пройти между моих ног.

Впереди, не переставая играть марши, шли трубачи. За ними кавалеристы по 16 всадников в ряд с саблями наголо, с развёрнутыми знамёнами.

За кавалерией шла артиллерия с орудиями, которые везли несколько пар лошадей, с зарядными ящиками, где были бомбы и гранаты. Когда артиллерия проходила между моими ногами, из орудий открыли огонь. От орудийной пальбы сильно страдали мои глаза и уши. Кроме того, я очень боялся за свои чулки и панталоны, которые могли загореться. Но, к счастью, ничего не случилось. Канониры оказались столь искусными, что нисколько не повредили мою одежду. Кстати скажу, что я познакомил этих людей с употреблением пороха и научил их артиллерийскому делу, о котором до меня они не имели никакого понятия.

За артиллерией следовала пехота, по 24 человека в ряд. Здесь были стрелки, егеря, пионеры и гренадеры. Все части проходили очень стройно, церемониальным маршем, с музыкой, барабанным боем, развёрнутыми знамёнами и ярко сверкающим на солнце оружием.

При виде этой воинственной армии я едва мог удержаться от смеха. Маленькие солдаты, целые сотни которых я мог бы убить одним ударом, казались мне жалкими.

Королю эта забава доставила много удовольствия. Ко мне он был очень милостив, так как я, несмотря на неудобное положение, терпеливо выполнил свою роль и не сделал ни малейшего движения, пока не кончился смотр.

За играми и всякими увеселениями, которые беспрерывно чередовались одни за другими, я не забывал ежедневно подавать его величеству прошения о своём освобождении. Наконец король обратил внимание на мои настойчивые просьбы и передал моё дело на обсуждение министров и государственного совета.

Как я уже говорил, мне удалось снискать расположение всех лилипутов. Поэтому все члены совета высказались в мою пользу, за исключением морского министра, генерал-адмирала (по-лилипутски гальбета) Скайриша Болголама, который был моим злейшим врагом без малейшего с моей стороны повода. Он ни за что не соглашался на моё освобождение. Хотя Болголам был любимцем короля и снискал своей опытностью и знанием дела его уважение, всё-таки на моей стороне было большинство членов комиссии. Питая ко мне беспричинную злобу, Скайриш Болголам добился того, что ему была поручена редакция условий, на которых мне решили дать свободу. Чтобы дело не приняло ещё худший оборот, мне оставалось только примириться с этим.

Сначала Скайриш Болголам доложил совету выработанный им проект договора со мной. Когда совет одобрил этот проект, он лично, в сопровождении большого числа секретарей и многих сановников, передал мне условия моего освобождения.

Адмирал прочитал мне все пункты договора и потребовал от меня торжественно присягнуть, что я не нарушу предъявленных мне условий.

Без долгих размышлений я согласился дать клятвенные обещания. Сначала я присягнул по обычаям моей родины, а затем по законам лилипутов.

Эта последняя церемония состояла в том, что во время произнесения присяги я должен был держать правую ногу в левой руке. Средний палец правой руки я положил на темя головы, а большой палец той же руки на мочку уха. Эта поза была очень неудобна, и я был рад, когда церемония окончилась. Я должен был принести присягу в следующем:

«Гольбасто Маморен Эйлям Гердило Шефин Молли Олли Гой, могущественный король лилипутов, отрада и ужас Вселенной; король, владения которого, занимая пять тысяч блестрегов (что составляет 12 миль в окружности), распространяются до конца земного шара; король над королями; величайший из всех сынов человеческих; король, который своей стопой упирается в центр земли, а головой касается Солнца; король, перед которым склоняются все владыки мира; король, приятный, как весна; благодетельный, как лето; обильный, как осень, и суровый, как зима, дарует свободу Человеку-Горе на следующих условиях, которые Человек-Гора под присягой обязуется принять и свято исполнить:

1) Человек-Гора не имеет права покидать государство без особого на то королевского разрешения за нашей подписью и приложением нашей королевской печати.

2) Без нашего милостивого королевского разрешения Человек-Гора не должен входить в столицу. Столичным жителям должен быть отдан приказ заблаговременно очистить все городские улицы, скверы и площади, чтобы Человек-Гора нечаянно не растоптал несколько дюжин наших верноподданных.

3) Гулять Человеку-Горе дозволяется только по большим дорогам. Ему воспрещается топтать своими ножищами наши луга, сады и хлебные поля.

4) Во время прогулок он обязан следить за тем, чтобы не задавить или не причинить увечья кому-либо из наших подданных. Он не должен также класть в свои карманы жителей или играть с ними без их согласия.

5) Если стране будет угрожать опасность, Человек-Гора обязан два раза в месяц относить наши депеши в отдалённейшие места государства, так как благодаря необыкновенной длине своих ног он может скорее дойти к месту назначения, чем курьер на самой резвой лошади. В случае необходимости он обязан относить в своих карманах наших курьеров к месту назначения и после исполнения возложенного на них поручения приносить их обратно во дворец.

6) Человек-Гора обязуется быть нашим верным союзником и ни в каком случае не помогать нашим врагам во всех войнах, которые мы вздумаем объявить. В настоящее время он обязан приложить все усилия для уничтожения неприятельского флота в предстоящей морской войне с островом Блефуску. Он может также взять вражеский флот в плен и привезти в нашу гавань.

7) Человек-Гора должен помогать нашим рабочим при постройке общественных зданий. Он обязуется поднимать и носить камни, балки, брёвна и другие тяжести.

8) Для определения окружности нашего государства Человек-Гора должен обойти всё побережье острова и сосчитать число пройденных шагов.

Если Человек-Гора поклянётся верно и честно исполнять все пункты этого договора, мы милостиво принимаем на себя заботу о его ежедневном пропитании. Он будет получать такое количество пищи, какого хватило бы для тысячи восьмисот тридцати девяти наших подданных. Человек-Гора будет иметь свободный доступ к королевской особе и получит другие доказательства нашего благоволения и милостивого к нему внимания.

Дано в нашем дворце в Бельфабораке в двенадцатый день девяносто первой луны нашего царствования».

Как уже было сказано, я без малейшего колебания свято присягнул исполнить все пункты договора. В тот же день цепи были сняты и я был освобождён. Всё это совершилось с большой торжественностью.

Его величество, королевская семья и весь высочайший двор изволили присутствовать на этой церемонии.

Когда позорные цепи сняли, я от восторга и умиления пал к стопам короля и от всего сердца благодарил его величество за оказанные мне милость и доверие.

Король принял мою благодарность, велел встать и в ласковых словах выразил свою неизменную благосклонность.

Потом, в весьма лестных выражениях, которые я не смею повторить из скромности, он прибавил, что надеется найти во мне слугу и человека, достойного тех милостей, которые он мне теперь оказал и которые рассчитывает оказать в будущем.

Я, разумеется, обещал исполнить всё, что он требовал, и в душе твёрдо решил сдержать свои обещания.

Из всех пунктов договора меня больше всех удивил тот, в котором говорилось о количестве необходимой мне пищи. Я не мог понять, почему моя порция равнялась именно 1839 ежедневным порциям лилипутов. За разъяснением этой загадки я обратился к одному из своих многочисленных друзей.

— Объясняется это крайне просто, друг мой, — сказал приятель. — Когда в совете возник вопрос о твоём продовольствии, мы обратились к королевским математикам с просьбой вычислить высоту твоего роста. Математики произвели измерения и узнали, что ты ровно в двенадцать раз выше здешних людей. На основании этого они рассчитали, что из тебя можно выкроить тысячу восемьсот тридцать девять лилипутов. Поэтому для твоего питания требуется столько пищи, сколько нужно для такого числа местных жителей.

Я удивился остроумной изобретательности этого маленького народа и мудрой бережливости их короля.

Глава V

Посещение столицы и королевского дворца. Я беру в плен неприятельский флот и получаю титул герцога

Выше я уже сказал, что мне было запрещено входить в королевскую резиденцию, а между тем мне очень хотелось посмотреть её. Поэтому при первом удобном случае я попросил у короля разрешения посетить его столицу. Король охотно согласился, но взял с меня слово, что я не причиню ни жителям, ни их жилищам ни малейшего вреда. Тотчас же он сам отправился в столицу и отдал приказ, чтобы все разошлись по домам и никто не смел оставаться на улицах, так как я скоро намерен посетить город. Это распоряжение было в точности исполнено, и пришедший ко мне курьер объявил, что я могу отправиться в путь.

Как вам известно, город был окружён стеной в два с половиной фута вышиной и одиннадцать дюймов толщиной, так что на городской стене могли свободно разъехаться две кареты лилипутов. Стены сложены настолько крепко, что могли выдержать продолжительную осаду. Высокие башни горделиво возвышались на расстоянии десяти шагов одна от другой.

Перешагнув через большие западные ворота, я осторожно пошёл по главной улице. Чтобы нечаянно не повредить крыши домов или целые здания полами своего кафтана, я снял его и гулял в одном жилете, соблюдая большую осторожность, боясь навлечь на себя неудовольствие короля. Я делал маленькие шаги, шёл стороной и зорко следил, чтобы не причинить вреда какому-либо существу, которое случайно могло попасться мне по дороге. И хотя я знал строгий приказ короля, запрещавший жителям гулять по улицам, пока я был в городе, я боялся, что любопытство этих маленьких людей окажется сильнее королевского приказа. Я шёл, как по горячим углям.

Окна и крыши домов были покрыты множеством маленьких существ. Мне казалось, что никогда в жизни я не видел более густонаселённого города. Я дружески кивал моим знакомым, которых узнавал в толпе, говорил то с тем, то с другим и вообще держался очень любезно.

Город Бельфаборак имеет форму правильного четырёхугольника. Каждая сторона тянется на протяжении пятисот футов. Две главные улицы, шириной в пять футов каждая, пересекаясь под прямым углом, делят его на четыре квартала.

Я мог двигаться только по главным улицам, и то с большой осторожностью, так как другие улицы и переулки были не шире двенадцати или восемнадцати дюймов. Проходя по улицам, я заглядывал во все углы и дворы и везде находил большой порядок и чистоту. Дома были красивы и выкрашены в разные цвета. Нигде в столице я не заметил и следа грязи и беспорядка.

Столица мне чрезвычайно понравилась. Общественные здания, лавки, бани были великолепны. Я не видел ни одного здания меньше трёх этажей.

Королевский дворец стоял в центре города, в том месте, где пересекались две главные улицы.

Огромный дворец имел четырёхугольную форму и был окружён стеной в два фута вышиной. Внутри стен находился большой двор.

Я легко перешагнул через стену и попал во двор. Теперь я видел весь дворец, но хорошо осмотреть мог только его фасад, где помещались кладовые и людские.

Королевские залы и парадные покои выходили окнами в два маленьких двора, куда я никак не мог попасть. Дворы сами по себе были достаточно велики, и я мог в них поместиться, но ворота представляли собой очень узкое отверстие, через которое я никак не мог пролезть.

Перешагнуть через здания внешнего двора, не причинив им вреда, я не мог, так как здания были вышиной не менее пяти футов. Правда, массивные стены строений, сложенные из плитняка в дюйм толщиной, ещё могли устоять, но зато крыши неизбежно пострадали бы. Тогда мне не миновать беды!

Чем больше препятствий я встречал на пути, тем сильнее мне хотелось осмотреть королевские покои. Я ломал себе голову, как выйти из этого затруднительного положения, и наконец нашёл вполне безопасный способ осуществить своё желание.

Когда я сообщил королю о придуманном мной способе, он даже привскочил от удовольствия, так сильно было желание его величества показать мне великолепие своего дворца.

Покинув столицу Бельфаборак, я отправился в ближайший лес, отстоящий от города на расстоянии приблизительно ста шагов.

Здесь моим карманным ножом я срезал два самых больших дерева, отнёс их к себе домой и сделал из них две прочные скамейки в три фута вышиной.

Захватив скамейки, я снова отправился в столицу. Улицы были так же пустынны, как и при первом моём посещении. Жители, по приказанию короля, снова попрятались по своим домам.

Подойдя к дворцу со стороны внешнего двора, я встал на одну из скамеек, вплотную придвинутую к наружной стене большого строения. Другую я поднял над крышей и осторожно поставил её на внутренний двор. Потом я легко перешагнул через здания, переступая со скамейки на скамейку. Из первого внутреннего дворика я таким же образом, при помощи скамеек, перешагнул через здания во второй. Здесь, лёжа на земле, я стал смотреть в открытые окна среднего этажа дворца.

У одного из окон стоял король и милостиво мне улыбался.

Роскошь и великолепие палат превосходили всё, до сих пор виденное мной в самых пышных дворцах наших стран.

Вся мебель была искусно сделана частью из дерева, частью из литого серебра и золота. На стенах, в великолепных рамках, висели превосходно написанные картины. Большие зеркала, от потолка до земли, бесчисленное число раз отражали великолепное убранство зал. Мягкие ковры, сотканные из тончайших и самых дорогих волокон, покрывали полы.

Всюду, куда я ни обращал взор, царили ослепительное богатство и необыкновенные порядок и чистота. До крайней степени поражённый всем, что я видел, я не находил слов, чтобы выразить королю мои удивление и восхищение.

Мой непритворный восторг произвёл на короля очень хорошее впечатление. Когда аудиенция была окончена, он протянул через окно свою маленькую ручку для поцелуя. Я прижал её к своим губам, почтительно поклонился и тем же путём, шагая через крыши, выбрался на большой наружный двор, а оттуда через тесные улицы отправился домой. Благополучно вернувшись к себе, я стал размышлять обо всём виденном в этот день.

Прошло несколько дней. Я вышел подышать свежим воздухом и невольно залюбовался окрестностями. Вдруг на дороге, ведущей к моему жилищу, показалась придворная карета. Через несколько минут она остановилась у самых моих ног. Лакеи соскочили с козел, открыли дверцы, отбросили подножки и высадили важного господина в звёздах и с лентой через плечо. Во вновь прибывшем я узнал моего друга и покровителя статс-секретаря Рэльдреселя. Предложив мне отойти в сторону, он попросил уделить ему час времени для аудиенции. Сгорая от любопытства, я приготовился его слушать. Я собирался лечь на землю, чтобы статс-секретарю не нужно было напрягать голос, но он пожелал войти в моё жилище, чтобы переговорить со мной без свидетелей. Тогда мы вошли в храм и стали беседовать. В течение всего разговора статс-секретарь находился у меня на руке.

— Прежде всего, мой добрый Человек-Гора, — сказал статс-секретарь, — позволь тебя поздравить с освобождением. Я очень рад, что тебе всё же удалось получить свободу, хотя и с большими ограничениями. Ты её вполне заслужил своим безукоризненным поведением и тактом. В этом тебе немало помогли и твои добрые друзья, в числе которых прошу считать и меня. Но больше всего своей свободой ты обязан исключительному положению, в котором находится в настоящее время наше могущественное и великое государство.

Сделав маленькую паузу, оратор, насупив брови, продолжал:

— Я должен тебе сказать, что жители острова Блефуску много лет враждуют с нашим королём. Жестокая и разорительная война, которую мы с ними ведём, тянется уже тридцать шесть лун. То побеждаем мы, то счастье склоняется на их сторону. В этой войне мы потеряли сорок больших кораблей и огромное число малых судов. В многочисленных битвах и сражениях мы лишились тридцати тысяч наших лучших моряков. А сколько страданий и бедствий ещё ждут нас впереди! Несмотря на то что неприятель понёс ещё большие потери, он всё же успел снова вооружить значительный флот и опять грозит нашествием на нашу страну. Откровенно говоря, мы вряд ли будем в состоянии дать врагу достойный отпор. Не мудрено, что мы все очень боимся за исход предстоящей войны.

— Чем же я могу быть вам полезен? — спросил я.

— Сейчас ты это узнаешь! — отвечал Рэльдресель. — Его величество, всемилостивейший государь, надеется, что ты не откажешься помочь нам в затруднительном положении. Вспомни те любовь и уважение, которыми ты всегда пользовался у нас.

Статс-секретарь замолчал и умоляюще посмотрел на меня, как бы боясь, что я могу не оправдать ожиданий короля. Но чувство неблагодарности всегда было чуждо моей душе, и я тотчас, без малейшего колебания, выразил свою полную готовность.

— Достопочтенный друг, — сказал я королевскому послу. — Отправляйся к своему могущественному и милостивому повелителю и скажи, что король может вполне на меня рассчитывать: я буду стоять за него до последнего вздоха.

Услышав мой ответ, статс-секретарь весело улыбнулся, вытер со лба крупные капли пота и признательно пожал мою руку.

— От души благодарю тебя, Человек-Гора, — сказал он, — другого ответа я от тебя и не ждал.

Теперь я не утерпел и спросил королевского посла, из-за чего, собственно, воюют два столь великих и славных народа. Оказалось, что много лет назад дед нынешнего короля, в те времена ещё наследный принц, за завтраком разбил яйцо с тупого конца и скорлупой порезал себе палец. Тогда король, отец раненого принца и прадедушка нынешнего короля, издал указ, в котором запретил жителям Лилипутии под страхом смертной казни разбивать варёные яйца с тупого конца.

С того времени всё население Лилипутии разделилось на два лагеря — тупоконечников и остроконечников.

Тупоконечники не захотели подчиниться указу короля и бежали за море, в соседнюю страну Блефуску.

Лилипутский император потребовал, чтобы блефускуанский император казнил беглых тупоконечников. Однако король Блефуску не только не казнил их, но даже взял к себе на службу.

С тех пор между Лилипутией и Блефуску идёт непрерывная война.

Мне было непонятно, как можно воевать по столь незначительному поводу, но я только что дал клятву и готов был её исполнить.

Простившись со мной, статс-секретарь сел в карету и приказал как можно скорее везти себя в столицу.

Я следил за быстро удаляющейся каретой. Когда она скрылась за деревьями, я лёг на землю и стал обдумывать, что предпринять, чтобы одним ударом покончить с врагом и поскорее обрадовать короля полной победой.

Я знал, что остров Блефуску отделяется от земли лилипутов проливом шириной в восемьсот футов. Против нас у северо-западного берега острова Блефуску стоял на якоре неприятельский флот, готовый напасть на нас при первом попутном ветре.

Неприятель ничего не знал о моём присутствии, во-первых, потому что всякое сношение между воюющими сторонами было прекращено, как только начались военные действия, и, во-вторых, потому что мне никогда не приходилось бывать на берегу, обращённом в неприятельскую сторону. Я составил свой план действий, исходя из того, что моё неожиданное появление среди блефускуанцев, таких же маленьких людей, как лилипуты, произведёт ужасную панику.

Прежде всего я обратился к морским офицерам, много раз бывавшим в плаваниях, за сведениями относительно глубины пролива.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Дюйм — единица длины, равная 2,54 см.

2

Фут — английская мера длины, равная 30,48 см.