Кукла Баю-Бай

Джоди Ли Мотт, 2021

Баю-Бай – старая сломанная кукла. Сёстры Люси и Антония нашли её у реки и забрали домой. Через некоторое время девочки замечают, что Баю-Бай – не простая кукла. Она мстит обидчикам Антонии и как будто старается поссорить сестёр! Ясно, что Баю-Бай замыслила что-то недоброе… Люси отправляется в библиотеку за ответами и находит в старой книге историю предыдущей хозяйки Баю-Бай. Оказывается, кукла обладает собственным злым разумом и явно замыслила недоброе, а её «помощь» становится всё опаснее… Но как найти способ справиться со старой игрушкой, пока не стало слишком поздно?!

Глава 3

— Люси, смотри! Я точно видела, как один упал! Видишь? Видишь? — Антония, приплясывая от нетерпения в утренних лучах солнца вперемешку с тенью, старательно всматривалась в густую крону гинкго.

— Еще только начало сентября. — Я поправила на плече рюкзак, чтобы удобнее было смотреть вверх. Пышные, похожие на веера листья были совершенно зелёными. — Слишком рано.

В прошлом году, когда мы только переехали в трейлер, то открыли самую чудесную вещь в этом новом месте: высокое дерево гинкго прямо возле дома. Там, где мы жили раньше, торчала лишь парочка жалких кривых яблонь. Стояла вторая половина октября, и мы с Антонией размечтались, как будем валяться в отличной груде сухих листьев. Мы ждали и ждали почти всю осень, когда же начнут осыпаться листья с гинкго. Дни складывались в недели, остальные деревья мало-помалу теряли листву, но только не гинкго. Его листья и не думали желтеть — ни один. До самого конца ноября.

И однажды утром через несколько дней после Дня благодарения мы вышли из трейлера, чтобы сесть в школьный автобус, и обнаружили аккуратный круг листьев на земле вокруг ствола гинкго. Его ветки стояли совершенно голые. Каким-то образом они всё облетели разом за одну ночь.

Я надеялась, что в этом году нам повезёт и мы заметим, как начнут осыпаться листья с гинкго. Но только не сегодня, не в первый день учебного года, когда о везении не стоило и мечтать.

Я дёрнула за лямку набитого под завязку рюкзака Антонии в виде розового котёнка, который она носила с третьего класса.

— Автобус на подходе, — сказала я. — Не хочу опаздывать.

Антония застонала и потопала к остановке. Я видела, как износились лямки её рюкзака, и подумала, лишь бы они не лопнули. Похоже, сестра вместе с учебниками прихватила добрую половину своих бесценных сокровищ. Надеюсь, по крайней мере, среди них нет кукольной головы. Это слишком даже для такой чудачки, как наша Антония.

Несмотря на мои предупреждения, заколка в виде утёнка со стразами упрямо сверкала у неё на макушке. Лучше бы уж сразу написала на спине: «Дай мне пенделя!» Я искренне хотела её защитить, но мне не удавалось. В шестом классе она будет предоставлена сама себе. И вызывающая заколка не лучшее начало. Я понимаю, что нельзя так говорить, но иногда приходится сожалеть, что мозги у неё набекрень. Хуже того — выдавались такие дни, когда я вообще не хотела иметь сестру.

Наша остановка была второй от начала маршрута. Как всегда, я постаралась занять самое безопасное место — сразу за водителем. Антония плюхнулась справа, но я не рассердилась. Сама того не ведая, она мне помогла: теперь я смогу спокойно отвернуться к окну, не переживая из-за того, кто сядет рядом.

Ледяные тиски у меня в животе немного ослабли. Антония кинула рюкзак под ноги и принялась вертеть головой, разглядывая автобус.

— Он совсем не отличается от моего старого автобуса, — заявила она чуть ли не с обидой.

— Все автобусы одинаковые, — вполголоса ответила я.

— Чего? — пискнула Антония и снова завертела головой. На противоположном сиденье мальчишка с прилизанными белобрысыми волосами поднёс к носу палец и брезгливо сморщился. Я хлопнула Антонию по ноге и шепнула:

— Не ори!

Антония оскорблённо посмотрела на меня, скрестила руки на груди и понурилась:

— Я думала, он больше.

Я постаралась погрузиться в эти минуты, словно они были последними мгновениями покоя в земном мире. Если я когда-нибудь попаду на небеса и окажется, что там ничуть не лучше, чем в этом стареньком автобусе с тощим задавакой и сестрой, цыкающей зубом снова и снова, — мне вполне хватит.

Однако до вечного блаженства было ещё далеко. Я ехала получать среднее образование.

По мере того как автобус миновал стоянку трейлеров, дома становились больше, аккуратно подстриженные лужайки перед ними — зеленее, а число ржавых развалюх вроде нашей машины заметно сокращалось.

Вскоре автобус со скрежетом остановился, двери с шипением разошлись, и в них ворвалась шумная толпа детей. Все они проходили мимо нас с Антонией. Одни не обращали на нас внимания, другие корчили рожи. И ни один не поздоровался. Впрочем, я тоже.

Антония то ли не замечала происходящего, то ли ей было всё равно. Она увлеклась красной пандой, которую старалась прицепить на кофту. Но тут на подножку вскочил Гас Альберто, самый наглый задира, вечно колесивший по кварталу на своём грязном велике. За ним по пятам тащился его дружок Зуги с физиономией, напоминающей хорька. Он со всей силы пихнул Гаса в спину, и тот от неожиданности полетел вперёд, ударившись руками об угол нашего сиденья с такой силой, что я чуть не подскочила.

Я затаила дыхание и ждала. «Прошу, прошу, прошу, прошу, уходи!» — звенело у меня в голове. Я не шевельнулась. Как всегда.

Но только не Антония. Она отпихнула Гаса обеими руками.

— Смотри, куда лезешь, урод! — выдала она.

Гас так уставился на неё, будто увидел приземление корабля пришельцев. Наконец он фыркнул и сказал:

— Ну погоди, вонючка! — но руки всё-таки убрал.

Теперь настала моя очередь пялиться на Антонию. Я поверить не могла, как легко у неё это получилось. Почти всю жизнь я переживала, что Антония, как сказала бы мама, «сходит с катушек». Она могла выдать всё, что было у неё на уме, в любой и, как правило, самый неподходящий момент. Как в тот раз на парковке возле овощного магазина, когда Антония увидела здоровенную тётку в джинсах со спущенной талией, запихивавшую в багажник своего «Фольксвагена» двадцатикилограммовый мешок собачьего корма.

— Мам, — спросила она ясным и звонким голоском, разносившимся по всей стоянке, — видишь ту тётю, которая выставила напоказ свою толстую попу? Спорим, туда можно сунуть пару четвертаков, как в автомат с жевательной резинкой?

Я даже представить не могла, что мама может так покраснеть.

Но сейчас было по-другому. То, как Антония отшила Гаса, вызывало восхищение. Может, этот день в итоге станет не таким уж плохим. Может, Антония во время обеда окажется кстати? Если скажет всё то, чего я сказать никогда не решаюсь.

Ледяные пальцы в животе немного ослабили хватку. Кажется, я даже смогла улыбнуться.

Наконец автобус дёрнулся, остановившись на углу Главной и Обводной улиц, двери снова зашипели, отворяясь. Пара звонких каблучков процок-цок-цокала по ступенькам. В воздухе запахло вишней и корицей.

От моей улыбки, если она и была, не осталось и следа.

Мэдисон Андервуд ворвалась в проход между сиденьями, как шаровая молния. Теперь ледяные пальцы вонзали когти не только в живот, но и в горло, обхватывали мозг и тащили его вниз, куда-то в желудок.

Мэдисон — Мэдди для близких подруг — была вся гладкая и ухоженная, как новенький велосипед. Нежно-розовая кожа, прямые белые зубы и ногти с маникюром сверкали, а гладкие чёрные волосы волной рассыпались по плечам. На неё смотрели все, даже я, и она об этом знала. Она с удовольствием принимала обожание.

Но стоило карим с медным отливом глазам остановиться на мне, они тут же стали источать яд. Предназначенный исключительно для меня.

— Проходи, милочка, — поторопил водитель.

Мэдисон выпустила в меня последнюю порцию яда и обратила взор на него.

— Простите, мистер Хэмиш, — пропела она сладким, бархатистым голоском. Мистер Хэмиш ответил ей улыбкой, как всегда поступали взрослые. Мэдисон поплыла по проходу в сопровождении хихикающих неразлучных двойняшек Эшли и Гретты Осло.

Троица прошла мимо нас, и я осторожно перевела дыхание. Самый ужасный момент утренней поездки, пугавший меня больше всего остального, миновал. Конечно, в школе меня ждало немало других неприятностей, но хотя бы эту можно было вычеркнуть из списка.

Так я себя утешала. И как всегда ошибалась.

— Эта красотуля прям как леденец на палочке! — выдала Антония. Очень громко.

Я застыла, всей кожей чувствуя обжигающий взгляд Мэдисон, остановившийся на крикливой малявке со сверкающей заколкой-утёнком, в купленной на распродаже блузке с красной пандой. Той, что сидела рядом со мной.

— Привет, я Антония, — невозмутимо продолжала моя сестра, отвечая на невысказанный вопрос. — Сестра Люси.

У меня перехватило горло. Руки чесались стиснуть ей шею и трясти, повторяя: «Заткнись! Заткнись!» Однако ничего такого я сделать не могла. Самое важное правило из моего списка Правил выживания в средней школе — Правило номер один — гласило: «Никогда не разговаривай ни с кем, кроме взрослых, а с ними — только когда тебе задали прямой вопрос». И нарушать это правило нельзя было ни при каких обстоятельствах.

Я услышала фырканье и хриплый смешок, а потом каблучки Мэдисон снова зацокали по проходу. Прозвучавший следом ответ был достаточно громким, чтобы слышала не только я, но и с восторгом внимавшая публика на задних сиденьях.

— Видали эту лупоглазую Тухлоедину-младшую? — Задние сиденья разразились тем особенным издевательским хохотом учеников средней школы, от которого облезает краска на стенах.

Антония пихнула меня в бок:

— Чего это они смеются? И кто такая Тухлоедина-младшая?

Я не ответила, даже когда она принялась щипать меня за руку. Мои глаза оставались закрытыми: если я не могу видеть окружающий мир, он тоже не может увидеть меня.

Я понимала, что веду себя по-детски глупо. Но хотя бы на короткое время могла представить, что осталась одна во всём мире. В котором нет ни других детей, ни школы и особенно нет Антонии. Не важно, что уже через пятнадцать минут придётся открыть глаза, а впереди ждёт целый жуткий год. На пятнадцать минут я могла представить, что ничего этого не произойдёт.

Так что, несмотря на все тычки и приставания Антонии, требовавшей объяснить причину смеха учеников, я замкнулась в себе и исчезла. Это у меня получалось лучше всего.