Любовница

Джилл Чайлдс, 2020

Послушная, тихая Лора. Скромная учительница в выцветших кардиганах и туфлях на плоской подошве. Чем она приглянулась харизматичному и счастливо женатому Ральфу? Тайные свидания, вино в ресторанах, мечты о счастливом будущем – все это исчезло. Лора оказалась не первой, но отпустить Ральфа не смогла. Один судьбоносный вечер изменил ее жизнь и связал страшной тайной с женой бывшего любовника.

Copyright © 2020 by Jill Childs

© Дворецкая Е. В., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021

* * *

Посвящается Нику

Часть 1

Лора

Глава 1

Я не пришла без приглашения. Он прислал мне сообщение. Я и не думала убивать его.

Когда я собиралась, руки у меня дрожали. Не слишком много макияжа: каплю подводки, чуть коснуться румянами и помадой. Он не любил «разукрашенных леди»^[1]. Так он их называл. И смеялся, цитируя кого то. Наверное, Шекспира. Обычно он цитировал именно его. В этом был весь Ральф. Он не просто преподавал английскую литературу — он жил и дышал ею.

Занимаясь любовью, в постели мы были не одни. Такое чувство, что рядом с нами соседствовали Ромео и Джульетта, Троил и Крессида, Антоний и Клеопатра. Время от времени он позволял себе обронить строчку-другую из английской поэзии, хранившуюся в его красивой голове. Девушка, не имеющая себе равных. Или: одних она заставляет голодать, других удовлетворяет. Я легко запоминала цитаты и после его ухода гуглила в Интернете, удивляясь его хорошей памяти. Он заставлял меня чувствовать себя особенной. Красавицей. Другой.

Вечер был теплый. Я оставила машину на соседней улице, подальше от посторонних глаз. Быстро зашагала по тротуару к его дому, надвинув на глаза широкополую шляпу и низко опустив голову.

Улица, на которой он жил, в этот час была пустынна. Тротуар усыпали лепестки с высоких отцветающих деревьев, словно я пропустила свадьбу. Шторы на окнах соседнего дома были раздвинуты, представляя моему взгляду отличный обзор гостиной. Скользнув взглядом по фасаду, я убедилась, что за мной никто не наблюдает, и прошла мимо.

Ральф оставил скрипучую калитку открытой. Как всегда, когда ждал меня. Тенью проскользнув в нее, я бесшумно прошла по дорожке к входной двери, поблескивавшей в рассеянном вечернем свете. Дверь недавно была покрашена. Разумеется, с маляром договаривалась Хелен. Она вообще обо всем договаривалась и все организовывала. Включая жизнь Ральфа. Иногда он шутил по этому поводу. И в то же время не шутил. Он слишком хорошо относился к ней. Больно признать, но чувство между ними определенно никуда не исчезло. Не любовь, конечно. И явно не страсть. Невольное восхищение друг другом. И чувство долга.

Он вел у нас в школе литературные семинары для учителей. Однажды он прочитал нам свое стихотворение об Одиссее и Пенелопе маленькую поэму о любви. Это произошло в самом начале, когда я еще пыталась сопротивляться ему. Но уже тогда он занимал все мои мысли. Словно влюбленная девчонка, с замиранием сердца, едва дыша, я пробиралась в старшую школу, на его территорию, чтобы «случайно» встретиться с ним. Бродила по коридорам, и мои чувства так обострялись, что я, казалось, светилась от влечения к нему, как светятся заряженные электроны. Не буду даже упоминать о том, какое разочарование я испытывала, если возвращалась в свой класс, так и не увидев его.

В своем стихотворении он задал интересный вопрос: кто был настоящим героем — Одиссей, который воевал с мечом в руках, или Пенелопа, преданно ждавшая его? Сохраняя верность мужу, она ткала саван и распускала сотканное и ткала заново, чтобы снова распустить^[2].

В тот раз, когда занятие закончилось и все разбирали свои куртки и пальто, я сделала вид, что ухожу одна, хотя знала — мы оба знали, — он поспешит за мной и пойдет рядом, болтая на ходу, к парковке младшей школы, где я оставляла свою машину.

— Что вдохновило тебя на такое стихотворение? — едва слышно спросила я.

Прищурившись, он улыбнулся и окинул меня взглядом, заставившим затрепетать.

— А ты как думаешь?

В одно мгновение я поняла: свой страстный стих он посвятил мне. Это был салют моему целомудрию, моим титаническим усилиям остаться верной Мэтью, парню, который разбил мое сердце, бросив меня почти два года назад. Ральфу удалось разглядеть во мне то, чего не видел никто. Меня настоящую.

Через неделю, провожая меня до машины после очередного занятия нашей группы, он предложил заехать куда-нибудь выпить. Я была готова к этому. Заливаясь румянцем, не глядя ему в глаза, тут же ответила: «Да».

Почему я вспомнила это, стоя перед дверью? Смахнула слезинку, машинально отметила, как блеснули часы на моей руке, и сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

Я не знала, чего ожидать. Зачем он отправил мне это сообщение? Я чувствовала себя опустошенной. Уже несколько недель мне кусок в горло не лез, а руки, как бы я ни сжимала их в кулаки, дрожали. Таблетки, прописанные доктором, чтобы «помочь справиться с подавленностью», — при этом мы обе знали, что речь идет о депрессии, вызывали у меня перепады настроения. Я то плакала, то приходила в ярость. В общем, была сама не своя. Даже коллеги в школе начали замечать мое состояние.

Проглотив подступивший к горлу комок, я набрала побольше воздуха, затем поднесла руку к двери и чуть слышно постучала, едва касаясь костяшками пальцев деревянной поверхности. Легчайший стук, чтобы не разбудить Анну. Как он учил.

Глава 2

Пока он закрывал за мной дверь, на мгновение мы оказались зажатыми в неловкой тесноте коридора. Он находился так близко, что я чувствовала тепло его тела. Силу, исходящую от него. Моя ладонь нечаянно задела его руку, горячую даже через рукав рубашки.

Он дернулся, словно от удара током. Внутри у меня все сжалось. Значит, связь между нами еще не прервалась? Ведь он реагирует так бурно… Но вид у него был загнанный, и он старательно отводил взгляд.

У меня подкашивались ноги. Я надеялась, что он передумал, что он наконец понял, каким дураком был, бросив меня, а позвал потому, что захотел, чтобы все стало по-прежнему.

— Выпьешь? — предложил он.

Ральф повел меня в кухню через холл — мимо столика с аккуратно сложенной почтой, мимо фотографий в рамках на стенах и мимо двери в подвал, едва заметной под лестницей. Мои каблучки постукивали по плиткам кафельного пола, и я, инстинктивно стараясь не шуметь, пошла на цыпочках.

Прислонившись к стойке — к ее кухонной стойке, я наблюдала за ним, словно вновь узнавая его. Его широкие плечи под рубашкой, к которым я прижималась, когда мы занимались любовью, его особый запах — смесь мужского пота, свежего белья и геля для душа. И этот жест… Он всегда так проводит пальцами по волосам, когда нервничает. Ральф… Я закусила губу.

Разлив по бокалам вино, он протянул один мне. Шираз, его любимое. Бутылка стояла на стойке, рядом с двумя бокалами, еще до моего прихода. Интересно, эту бутылку приобрела Хелен? Совершая еженедельные закупки в интернет-магазине?

Чтобы скрыть нервозность, я стала делать вид, будто рассматриваю полки, на которых в ряд выстроились кулинарные книги. Китайская кухня, французская, итальянская, ближневосточная… Корешок к корешку, в строгом алфавитном порядке, по автору. В этом вся Хелен. Однажды библиотекарь библиотекарь навсегда. Как у него вообще хватает сил терпеть такое?

Я снова повернулась к нему. Кухонные часы показывали почти четверть девятого. Они всегда спешили на пять минут. Я знала мельчайшие подробности их совместного быта. Внутреннее напряжение грозило перерасти в боль, и я выпила вино быстрее, чем следовало.

— А она где?

— Дела в школе. Вроде какая-то беседа. О счастье, — сухо усмехнулся Ральф, не отрывая взгляда от пола.

Однажды у нас был секс прямо здесь, на стерильном кухонном столе, за которым они завтракали каждое утро. Он завелся от одной мысли, что Хелен не одобрила бы не только его неверность, но и такой негигиеничный способ измены.

— Итак… — Я прилагала все усилия, чтобы мой голос звучал беззаботно — еще одна уловка заставить Ральфа захотеть меня. — С чего начнем?

— Нужно поговорить, — ответил он, по-прежнему не глядя на меня.

— Мы уже говорим.

Пальцы с силой сжали ножку бокала. Вот уже несколько недель, самых мучительных в моей жизни, он игнорировал мои сообщения. Не брал трубку, избегал меня в школьных коридорах, как бы отчаянно я ни преследовала его, переходя за ним из класса в класс. Его расписание я знала наизусть.

Он отпил глоток вина.

— Я понимаю, тебе больно. Мне правда очень жаль… Но я никогда не собирался…

Что-то внутри меня снова сжалось.

— Что ты не собирался?

Ральф помолчал, и наконец его взгляд на мгновение встретился с моим. Настороженный и, как показалось, глупый.

— Извини, но все кончено. Я о наших отношениях. Ты должна остановиться.

У меня пропал дар речи. Остановиться? И это после того, что он мне говорил? Разве не он клялся мне в любви? Разве не он говорил, как правильно, что мы вместе? Я-то была совершенно уверена, что в конце концов он уйдет от нее, бросит свою библиотекаршу ради меня! Я закусила губу.

Он снова отвел взгляд:

— Я знаю, ты злишься. Понимаю. Но так ты де лаешь только хуже.

— Для тебя может быть. — Мне больше нечего было терять.

Ральф пожал плечами.

— Пожалуйста, не надо. Все кончено. Прости, но прошлого не вернешь. — Он переступил с ноги на ногу, его отсутствующий взгляд теперь упирался в плиту в дальнем конце кухни. — Дело же не только в том, что ты собираешься ударить побольнее меня. Или Хелен. Анны это тоже коснется.

Я фыркнула:

— Раньше надо было думать. Ты ведешь себя не просто аморально — твое поведение вышло за рамки закона.

Он допил вино.

— Какого закона? Я ничего такого не делаю… ты все неправильно поняла… — Он смущенно умолк.

— Хватит, Ральф. Я отлично знаю, что происходит. — Поставив бокал на стойку, я подошла к нему, вынуждая посмотреть на меня. — И я не блефую. Да ты и сам прекрасно это понимаешь, разве не так? Я говорю серьезно.

Его зрачки расширились. А чего он ожидал? Что я заткнусь, отойду в сторонку… и пусть продолжает? Я помотала головой, не соглашаясь с таким сценарием.

— Ральф, предупреждаю, я не буду молчать. Расскажу всем. Напишу нашим директорам. И с тобой будет кончено. Неужели ты не понимаешь? И я не о твоем браке. Тебя никогда даже близко к школе не подпустят!

— Тебе не поверят. — В его взгляде появилось сомнение. — Доказательств нет. К тому же это неправда.

Он выглядел таким встревоженным и таким… уязвимым. Прядь волос упала ему на лоб, и я машинально протянула руку, чтобы откинуть ее. Сколько раз я так делала в прошлом? Еще не все потеряно. Не может быть, что это конец. Нам было так хорошо вместе.

Мгновение мы оба не двигались. В его карих глазах я видела свое отражение. Я опять стала частью его.

Внезапно, поднявшись на цыпочки, я поцеловала его в губы. Вообще-то я не собиралась — так получилось. Сначала нежно, потом сильнее. Под моим напором его губы раздвинулись, и мой язык проскользнул ему в рот. Мои руки неловко метались по его груди, чувствуя сквозь рубашку жар тела.

Сжав мои плечи, он пробормотал:

— Ох, Лора…

Я вспыхнула. Ральф хотел меня. Я чувствовала его желание. Вот она, настоящая причина, по которой он позвал меня. Просто его сбили с толку старомодное чувство долга перед семьей и стыд за свое поведение. Он заслуживает лучшего.

Вдруг вернулось ощущение власти над ним. Все еще можно повернуть вспять, если, не останавливаясь, идти дальше, пока он наконец не позволит себе сдаться. Мы не потеряли друг друга. И у меня по-прежнему есть шанс сделать его моим. Еще не поздно выжечь боль, терзавшую меня последние несколько недель.

Я еще сильнее прижалась к нему, мои губы искали его губы. Теперь он почти не сопротивлялся, позволяя целовать себя. Вдруг его руки соскользнули с моих плеч на бедра, и, словно очнувшись, он притянул меня ближе. Теперь он отвечал на мои поцелуи, а я трепетала, торжествуя и возбуждаясь больше и больше. Он хочет меня! Я с самого начала была права! Осталось только довести все до конца.

Наши поцелуи наливались страстью. Вытащив его рубашку, я просунула под нее руки. Он задрожал от прикосновений моих пальцев.

Отстранившись, но уже не так уверенно, как раньше, Ральф окинул меня взглядом. Я провела языком по губам.

— О, Лора…

В его голосе звучала агония. Я оттолкнула его и призывно улыбнулась. Его глаза сказали все. Он зашел слишком далеко. И пути назад не осталось. Пусть даже он и строил планы сопротивления, было уже слишком поздно. Страсть, однажды вспыхнувшая между нами, и не собиралась угасать. Победа была за мной.

Взяв инициативу на себя, я схватила его за руку и потащила в гостиную. Толкнула на диван, нарушая порядок аккуратно разложенных подушек, и села сверху. Ральф застонал, закрыл глаза, запрокинул голову. Расстегнув его рубашку, я принялась целовать его грудь, спускаясь все ниже; мое сердце бешено колотилось.

Когда мы закончили, я повалилась прямо на него. Мои неудобно согнутые в коленях ноги затекли, лицо уткнулось в потную шею Ральфа.

— Лора? — прошептал он мне на ухо.

— Да? — Я поцеловала его в уголок рта, вдыхая знакомый запах.

Ральф раскрыл объятия, затем убрал руки. Моя обнаженная спина сразу озябла. Он заворочался на диване, пытаясь сдвинуть меня.

— О нет, не надо! — Я игриво попробовала остановить его.

Похоже, он был не в настроении. Конечно же он был сильнее, поэтому без труда столкнул меня в груду подушек. Побежденная, но счастливая, я наблюдала, как он поднимается с дивана и идет через комнату. Мой взгляд пожирал его тело: узкие бедра, длинный изгиб позвоночника, мускулистые ягодицы.

Лежа на спине, я вспоминала его прикосновения. И представляла, как Хелен, вернувшись домой, будет чопорно сидеть на этом диване, смотреть телевизор и пить чай, не имея ни малейшего понятия, чем мы тут занимались.

Мое тело медленно остывало. Я с трудом поднялась на ноги, натянула его мятую рубашку, валявшуюся на полу, и отправилась на поиски.

— Ральф?

Кухонный пол под босыми ногами казался ледяным. Ссутулившись над телефоном, Ральф стоял в полумраке, прямо напротив дверного проема, и быстро набирал сообщение.

Он обернулся, увидел меня и вздрогнул.

Я дерзко улыбнулась:

— Эй! Ты что задумал?

Представляя, какой соблазнительный у меня вид, я шагнула к нему, ощущая, как по коже скользит мягкая ткань его рубашки.

Он отложил телефон на кухонную стойку.

Я прижалась к нему и посмотрела на него снизу вверх:

— Готов повторить?

Ральф снова отвел взгляд.

— Мы не можем… — чуть помедлив, ответил он. — Я не это имел в виду…

Смущенно протиснувшись мимо меня, он пошел обратно в тускло освещенный холл. Я ухватилась за него:

— Ральф, подожди. Ты чего?

Он отстранился. На его коже блестели капельки пота.

Мое сердце затрепетало от паники.

— Ральф, я люблю тебя. Неужели ты так ничего и не понял?

Он покачал головой с несчастным видом:

— Лора, прости, но…

— Это из-за того, что я тебе наговорила? — Я повысила голос, желая заставить его выслушать меня. — Что я всем расскажу про твои похождения? Для меня твой поступок отвратителен. Вот и все. Других это не касается.

Он вывернулся из моих рук. Возникло ощущение, будто он хочет убежать наверх. Не сдержавшись, я толкнула его, и он ударился спиной о деревянную панель под лестницей. Внезапная перемена его настроения, когда у меня только-только появилась надежда, здорово испугала меня.

Он схватил меня за запястья:

— Тс! Говори тише!

А, ну да, Анна. Боится потревожить свою маленькую принцессу. Анна… Спит в розовых оборочках в своей идеальной спаленке наверху.

— Ты же соскучился по мне, Ральф! Я знаю, что соскучился. Не лги! теряя над собой контроль, взвизгнула я. — Именно потому ты так и поступил, да? Я про твою интрижку.

Убрав руку с моего запястья, он попытался зажать мне рот. Я вывернулась и, схватив его за волосы, ударила ногой. Это было жестоко, но что-то взорвалось во мне, когда я почувствовала, что он пользуется тем, что сильнее. Подумать только, та самая рука, которая еще совсем недавно ласкала меня, угрожающе прижалась к моим губам!

Даже борьба с ним заставляла мое сердце биться сильнее. Наши обнаженные тела, скользкие от пота, извиваясь, глухо ударялись о стены, руки и ноги задевали все, что попадалось на пути. Мы будто были половинками одного целого. Я чувствовала это так же ярко, как если бы мы занимались любовью. Словно мы никогда и не расставались.

Улучив момент, он попробовал оттолкнуть меня, но я увернулась и пнула его в лодыжку с такой силой, какую и не подозревала у себя.

Все произошло мгновенно. Еще секунду назад мы дрались в полутемном холле, потом я с силой толкнула его. Потеряв равновесие, он всей своей тяжестью навалился на дверь, ведущую в подвал. Дверь поддалась под его весом, и он провалился в темноту. Я успела увидеть его испуганные глаза, руки, хватающие воздух в попытках восстановить равновесие. Он поскользнулся на куче хлама ведрах, метлах, коробках, загромождавших верхние ступеньки лестницы, и полетел вниз. Из темноты доносились только жуткие глухие удары, которые становились все тише. Я вскрикнула, представив, как его тело беспомощно скатывается по бетонным ступеням. Затем наступила ужасающая тишина.

Секунду я не двигалась. Не могла. Даже дышать не могла.

Внезапно за спиной послышался шум. Я обернулась. У распахнутой настежь входной двери стояла Хелен. Ее изумленный взгляд застыл на мне: она не верила своим глазам, увидев меня в рубашке мужа, перепуганную и замершую в полутемном холле.

Глава 3

Хелен не двигалась. Ее взгляд остекленел, тело словно окаменело от шока. В доме не осталось ни воздуха, ни звуков, ни жизни.

Мгновение тянулось невыносимо долго.

Наконец она пришла в движение. Сумочка соскользнула с ее плеча и с глухим стуком упала на пол. Хелен ногой захлопнула входную дверь и поспешно направилась ко мне, наэлектризованная паникой на моем лице.

— Что? — Ее голос был жестким и высоким. Что случилось?

Я не могла говорить, только перевела взгляд с ее лица на открытую дверь подвала, за которой зияла темная пустота.

Она протиснулась мимо меня и нащупала выключатель. И тут же издала пронзительный крик, от которого у меня волосы на затылке встали дыбом. Ее ужас эхом отразился от каменных стен подвала.

Я вплотную подошла к ней сзади, дрожа и напрягая зрение единственная пыльная лампочка давала слишком слабый свет. И все же я увидела.

Ральф лежал у нижней ступеньки. Его шея была изогнута под неестественным углом, руки раскинуты в стороны, одна нога согнута под телом, другая вытянута. У меня закружилась голова. Чтобы не упасть, я оперлась рукой о побеленную стену.

Хелен слетела вниз по ступеньками почти рухнула на мужа. Ее пальцы неуклюже метались по его груди, затем скользнули к шее. На мгновение мне показалось, что она душит его, но тут же дошло: она отчаянно пытается нащупать пульс. Я представила, как в местах, где ее пальцы касались кожи, появляются отметины — белые, потом красные.

Хелен дотянулась до его запястья, впилась в него пальцами, все еще стараясь отыскать жизнь. Мое сердце остановилось.

Крик — отчаянный, душераздирающий: «Ральф!» Я вцепилась в дверной косяк так, что костяшки пальцев побелели. Живот пронзила вспышка боли. Скрючившись, я подалась вперед, не сводя глаз с Хелен. В полумраке подвала я могла разглядеть только ее темный силуэт.

Она сидела склонившись над ним, затем обхватила широкую грудь и стала баюкать с причитаниями, раскачиваясь взад и вперед. Причитания переросли в вой на одной ноте, и слышать его было невыносимо.

Рука Ральфа безвольно лежала ладонью вверх на бетонном полу. Пальцы, которые написали так много стихов, которые ласкали меня, теперь тщетно сжимали воздух.

У меня подогнулись колени, и я опустилась на верхнюю ступеньку. Дрожа всем телом, запахнула рубашку и закрыла лицо руками. Все пахло им. Мои ладони. Рубашка…

Что я наделала? Боже милостивый, что я наделала? Как такое могло случиться? Этот мужчина всего несколько минут назад был полон жизни, как он мог умереть?

К горлу подступила тошнота; сама того не сознавая, я стала раскачиваться взад и вперед, инстинктивно копируя движение Хелен.

Вой внизу сменился тихим плачем. Хелен плакала, забыв обо всем на свете.

— П-пойду позвоню, заикаясь, пробормотала я, изо всех сил стараясь контролировать дыхание. — В-вызову «скорую помощь».

Хелен подняла голову и посмотрела в мою сторону. Во мраке ее глаза как-то неестественно сияли. Казалось, она пытается вспомнить, кто я такая, почему я здесь и какое отношение имею к тому, что произошло.

— Он стал падать, и дверь поддалась. Это просто…

— Как? — выдохнула Хелен. — Как ты могла? — У меня внутри все похолодело.

Она снова склонилась над Ральфом, припала к нему, стала покрывать поцелуями лоб, щеки. Видеть это было невыносимо, но и отвести взгляд я не могла. Просунув пальцы между скрюченными пальцами мужа, Хелен сжала его ладонь. Посидела так, затем отстранилась, поднялась на ноги и огляделась…

Дрожа всем телом, я подалась вперед. Ноги едва держали меня на бетонных ступенях.

–…Или вызвать полицию? — Мысли дико метались. Кому надо позвонить? — Наверное…

— Нет! — Хелен вскинула голову и с отвращением посмотрела на меня. На мои голые ноги, на руки, судорожно вцепившиеся в рубашку ее мужа. Рубашку, которую она, возможно, сама ему выбирала, тщательно наглаживала после каждой стирки. — Даже не смей.

Я снова сжалась в комок. Подумала о ее дочери, которая безмятежно спит в своей спальне наверху. О разрушенной репутации Ральфа в школе. О скандале, который неминуемо разразится, как только станут известны обстоятельства его смерти. Все выплывет наружу, как я и грозилась. Правда обо мне. О ней.

— Это был несчастный случай. — Перед глазами снова пронеслось видение: Ральф, выкатив глаза, цепляется за воздух, когда дверь внезапно поддалась. — Он упал и…

Хелен заморгала, мысленно прокручивая картину случившегося.

— Почему? — прошептала она.

К чему относится этот вопрос? К несчастному случаю или к его предательству? Ральф говорил, что Хелен ничего не подозревает о нашем романе. Она доверяла ему.

Ее взгляд снова задержался на мне, съежившейся на верхней ступеньке, кутавшейся в рубашку, которая едва прикрывала голые бедра.

— Наша дочь… сказала Хелен. — Она не должна знать.

Анна. Я сглотнула и почувствовала вкус желчи.

Хелен повернулась к Ральфу, снова опустилась на колени, на минутку прижала к себе. Протянув руку, она стянула с полки что-то похожее на старое покрывало, растряхнула его, разворачивая, и принялась накрывать тело. Охваченная ужасом, я сидела, не в силах пошевелиться.

Не знаю, сколько прошло времени. Дрожа, я кое-как поднялась на ноги и вернулась в гостиную. Тишина. Я заставила себя собрать разбросанную одежду и натянула ее на себя. Потом сидела на краю дивана, тупо глядя в пустоту и пытаясь дышать. Совсем недавно мы занимались здесь любовью, и я чувствовала, что он вернулся ко мне. Прижимая костяшки пальцев ко рту, я прикусила их, стараясь заглушить собственное горе и сохранить рассудок. Позже, заглянув в кухонный шкаф, я нашла бутылку джина. Сделала глоток и не ощутила вкуса — только жжение в горле. Затем вернулась к подвалу.

Хелен сидела неподвижно, уткнувшись Ральфу в грудь лицом. Я вздрогнула. Он, наверное, остывает. Трупное окоченение. Желудок скрутило. Я не могла смотреть на это.

— Думаю, лучше позвонить кому-нибудь, — нарушила я тишину.

— Подожди! — Она резко вскинула голову. — Подожди. Нельзя, чтобы Анна проснулась.

Я непонимающе уставилась на нее. От шока ее разум, похоже, немного помутился. Все кончено. Для всех нас. И для Анны тоже.

Я помотала головой:

— Она все равно узнает. Нам придется…

Хелен закрыла глаза. За какой-то час она изменилась. Осунувшаяся, постаревшая, дыхание прерывистое, как у тяжелобольной. Она выглядела так, словно очень старалась собраться с силами, взять под контроль свои расшатанные нервы.

— Нам… — пробормотала она себе под нос.

Мой взгляд упал на торчавшую из-под ткани ногу Ральфа. В полутьме пятки казались синими. Выпитый джин всколыхнулся у меня в животе.

Я успела добежать до туалета на первом этаже, прежде чем меня вырвало. Склонившись над унитазом, я упиралась взглядом в туалетную щетку в держателе. Первозданной чистоты. Погруженную в синий дезинфицирующий раствор. Перед глазами все завертелось. Я была пылинкой, которая свободно падала сквозь время и пространство. Боже милостивый, что я наделала?

Опустошив желудок, я выползла из туалета на четвереньках, как собака. Голова раскалывалась.

Добравшись до кухонной мойки, я с трудом поднялась на ноги и плеснула холодной водой в лицо, помыла руки и прополоскала рот. На улице уже почти стемнело. Очертания садовой ограды за окном, розы, оплетающие шпалеры, слились с моим отражением бледное лицо, огромные испуганные глаза.

Сама мысль о возвращении к лестнице в подвал была невыносима. По счастью, в кухне была другая дверь, ведущая в гостиную.

От неожиданности я чуть не подпрыгнула. В густых сумерках на самом краешке кресла сидела Хелен, неподвижная и безмолвная. Все еще в кардигане и этих своих нелепых туфлях. Спина идеально прямая, кулаки сжаты, костяшки побелели. Лоб сосредоточенно напряжен. То ли она думала о чем-то своем, то ли молилась. Может, для силы? Для решимости.

Я неуверенно остановилась в дверях, не зная, что сказать.

Губы Хелен задрожали. Она что-то пробормотала себе под нос.

Я сделала шаг вперед, она удивленно посмотрела на меня и указала на кресло напротив.

Я открыла было рот, чтобы еще раз сказать: «Надо вызвать полицию», но передумала. Пусть придет в себя.

Повинуясь ее жесту, я опустилась в кресло и стала наблюдать за ней. Его жена. Моя соперница… Он хотел уйти от нее — всегда так говорил. Но не мог причинить ей боль. «Это ее убьет», — говорил он. И к тому же у них была Анна.

Я помотала головой. Наша битва за Ральфа осталась в прошлом. В конце концов проиграли мы обе. Меня все еще трясло. Я положила руки на колени, ладони были липкими. Сильно болела голова. Опять подкатывала тошнота, но в желудке уже ничего не осталось. Хотелось поскорее добраться до дома, залезть в постель и уснуть. Если я вообще смогу уснуть.

Я попыталась представить, что будет после звонка в полицию. Звук сирены. Стук в дверь. Долгие часы в участке. Вопросы. Протокол. Резкий свет в холодном помещении с голыми стенами. Невыносимо!

Голова шла кругом. Может, она права, что не разрешила мне звонить в полицию? Может, есть другой способ?

Ральф. Лежит мертвый в подвале, всего в нескольких футах от меня. И во всем этом виновата я!

Через некоторое время Хелен открыла глаза, повернулась и посмотрела в окно. Поднялась на ноги, включила свет, как делала, наверное, каждый вечер, и задернула шторы, оставив небольшой промежуток для света, чтобы показать, что хозяева дома…

— Никто не должен знать, что случилось. — Ее лицо оставалось каменным. — Никто.

— Но он… Я помедлила, подбирая слово, не в силах произнести «умер». — Но он ушел. Все равно все узнают.

Она обратила на меня пустой взгляд:

— Возможно. Когда-нибудь. Но не сейчас. И не в той версии, как это случилось на самом деле.

Я закрыла глаза. Она хочет сохранить в тайне причину его смерти. Это означает одно: никто, даже Анна, не должен узнать, что их счастливый брак никогда таковым не был.

Ну что тут скажешь? Внезапно она показалась мне такой твердой, такой решительной, будто хотела, чтобы я возражала.

— По крайней мере, этим ты обязана мне, — равнодушно произнесла она.

— Но я даже не знаю как…

— Просто делай, что я скажу. И никаких вопросов. — Она была уже на ногах, руки сжаты в кулаки. — Он тяжелый. Мне понадобится помощь. — Она помолчала. — Если не хочешь отправиться в тюрьму.

Она жестко вывела меня из гостиной в холл. Ее манеры изменились. Она сдерживала свое горе, и ее движения казались механическими и скупыми. Трудно представить, чего ей стоило взять себя в руки.

У двери в подвал она обернулась ко мне:

— Жди здесь. Я позову, когда будешь нужна.

Хелен торопливо спустилась по ступенькам, ее шаги отдавались эхом.

Я сжалась, прислонившись к стене, стараясь подготовить себя и не думать о его распростертом теле. Не думать о мужчине, который всегда был в движении, всегда был полон жизни. У меня снова скрутило желудок, и я, почувствовав кислый привкус, поднесла руку ко рту. Лицо покрывал холодный пот.

Снизу долетали приглушенные звуки. Цокот каблуков по цементному полу. Тяжелое дыхание она передвигает что-то тяжелое. Шорох пластика. Я снова закрыла глаза, пытаясь отгородиться от всего. Меня била дрожь.

Наконец Хелен тяжело поднялась наверх. Волосы ее были мокрыми от пота. Она слегка задыхалась.

— Ни о чем не думай. Просто делай.

Она рассуждала вслух, разговаривала сама с собой.

Похоже, я совсем не знаю эту женщину, жену моего любимого. Я старалась не вспоминать о ней без особой надобности. Списала ее в разряд «еще одной школьной мамочки из тех, кто ждет своих детей у ворот в половине четвертого». Она помогала младшеклассникам справляться с программой чтения: сидела в библиотеке младшей школы и слушала, как дети по очереди читают ей. Она не могла быть другой. Слишком больно было бы думать о ней, как о чем-то большем.

Похоже, она снова вспомнила о моем присутствии, и выражение ее лица стало жестче.

— Если ты попытаешься что-нибудь сделать по-своему, я скажу им, что это ты. Ты же толкнула его, разве не так? И что вы делали? Дрались?

Она презирала меня, это звучало в ее голосе. Нет смысла отрицать. Частички твоей кожи — под его ногтями. Твоя ДНК на нем везде. Если повезет, тебя осудят за непредумышленное убийство.

Повезет? У меня по спине побежали мурашки.

— Я бы с радостью понаблюдала, как ты гниешь в тюрьме. Уж поверь. Если бы не Анна… Она сглотнула. — Если все это всплывет, нас всех искупают в грязи. Ваша мелкая интрижка, которая, кстати, для него ничего не значила, попадет во все газеты. Учительница набросилась на учителя, пока его семилетняя дочь спала наверху! Ты хоть на секунду задумалась, как Анна будет страдать? Газетчики распнут тебя, и не раз. И Ральфа тоже. — Она помолчала. Ее губы дрожали, и на мгновение мне показалось, что она вот-вот сломается. — Да, я буду горевать… но не сейчас. Я не могу себе этого позволить. Потом, позже.

На шее у нее пульсировала вена. Ей стоило огромных усилий держать себя в руках…

Как только она снова смогла говорить, она ткнула в меня пальцем:

Слушай, вот что ты сейчас сделаешь заткнешься и будешь выполнять в точности то, что я тебе скажу.

В подвале воняло плесенью и скипидаром. Я заморгала, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Бетонный пол под ногами был каким-то клейким, подошвы туфель слегка прилипали к нему.

Я старалась «просто делать», как она говорит. Но одна мысль продолжала прорываться: «Это был Ральф… Это его тяжелое тело в пластиковом мешке на молнии… кажется, это чехол от доски для серфинга. Там, внутри, его плоть».

В молодости Ральф занимался серфингом. А вот она, по его рассказам, никогда серфингом не интересовалась. Я пыталась представить, когда и где он купил доску для серфинга и этот чехол для нее, где он путешествовал. На каком-нибудь солнечном курорте он летал по волнам, загорелый, мускулистый. Я с трудом сглотнула, чувствуя, что она смотрит на меня и ждет.

Я присела там, куда она указала, у подножия лестницы, и обхватила край чехла из холодного, скользкого пластика. Когда я попробовала приподнять его, тело внутри сдвинулось. Ступни. Лодыжки. Колени. Вздрогнув, я разжала руки, будто чехол стал обжигающе горячим.

Хелен посмотрела на меня.

— Я не могу… — заикаясь, пробормотала я.

Ее взгляд наполнился ядом.

— А придется…

Закусив губу, я наклонилась и просунула руки под ноги Ральфа. Хелен с суровым лицом обхватила его где-то в районе подмышек. Нащупала их через чехол.

— Держишь? Теперь потихоньку иди. Мелкими шажками. — Она тяжело задышала.

Я закрыла глаза и стала пятиться назад, пока каблуки не уперлись в нижнюю ступеньку. Ральф повис между нами. Мы поползли вверх, перетаскивая ношу со ступеньки на ступеньку. Сначала, стараясь не споткнуться, на узкую ступеньку поднималась я, затем за мной рывками двигалась Хелен. Единственными звуками были наше собственное тяжелое дыхание и едва слышное кряхтение.

Наверху мы положили свою ношу рядом со входной дверью. Я прислонилась мокрой от пота спиной к стене и прикрыла глаза. У меня болела грудь. Болели мышцы. Хотелось отдышаться и поспать. А утром проснуться и обнаружить, что все это мне приснилось, Ральф жив и здоров.

Костлявые пальцы Хелен впились мне в плечо. Я заставила себя открыть глаза. Ее раскрасневшееся лицо, обрамленное растрепанными волосами, было совсем близко.

— Я пойду наверх, посмотрю, как там Анна, а потом мы уедем. Забери с собой все свои вещи.

Я заморгала:

— Разве Анну можно оставить одну?

— С ней все будет в порядке. Спасибо за заботу. Она бросила на меня сердитый взгляд. — Машина за дверью. Я проверю, нет ли кого поблизости, а затем мы перетащим его. — Она помолчала. — Нам нужно действовать быстро. Мы справимся, если будем работать слаженно.

Я сделала глубокий вдох и заставила себя кивнуть.

Глава 4

Было почти десять часов, когда мы уложили Ральфа в багажник и тронулись в путь.

Хелен сидела прямо, с напряженной спиной, крепко сжимая руками руль и устремив взгляд на дорогу. Навигатор рассчитал маршрут к побережью. Тридцать восемь минут. В кои-то веки машин было так мало, что, возможно, мы действительно уложимся в это время.

Я отвернулась от Хелен и смотрела на пробегающие мимо пустые тротуары, стараясь не думать о грузе в багажнике. Навигатор механическим женским голосом выдавал инструкции:

Через восемьсот ярдов поверните налево.

Разрозненные мысли вертелись в голове: «Я убила человека… Ральф. Я убила Ральфа».

— Теперь поверните налево, — произнес навигатор.

Хелен повернула руль.

«Это же несчастный случай», — подумала я.

Навигатору было все равно.

— Держитесь правее.

Что я делаю?

От новой волны паники желудок снова сжался. Безумие какое-то. Почему я позволяю ей контролировать ситуацию, позволяю запугивать меня?

— Приготовьтесь свернуть на второй съезд.

Я сидела оцепенев.

Все равно уже поздно. Слишком поздно…

Теперь стало ясно, куда мы направляемся. Я узнала это место на карте навигатора. Я уже бывала там раньше. С Ральфом.

Вдоль кромки галечного пляжа тянулись обшарпанные лодочные сараи. Мое лицо стало пунцовым, когда я вспомнила наш последний приезд сюда. У Ральфа и Хелен были ключи от лодочного сарая, в котором хранилась парусная шлюпка их друга. Несколько месяцев назад, перед Рождеством, Ральф взял меня с собой. Сказал, что обещал Хелен проверить паруса и убрать их на зиму. На самом деле мы прихватили одеяла и бутылку шампанского, и он взял меня прямо в море, затем свернул паруса, и мы, обнаженные, плыли в шлюпке, прижимаясь друг к другу, пили шампанское, занимались любовью и опять пили, пока ветер не переменился и холод, поднимавшийся от воды, не заставил нас наконец одеться и вернуться на берег.

Теперь, когда я снова увидела это место, смерть Ральфа показалась мне невозможной. Завтра я проснусь и все это окажется чепухой. Неуловимый и харизматичный Ральф будет исчезать то в одном, то в другом классе и делиться со школьниками своей страстью к Шекспиру, Китсу или Мильтону, а беззаботная Анна, как всегда, отправится в обед гулять на детскую площадку, будет бегать с друзьями наперегонки или играть в классики.

Хелен свернула на пустынную стоянку и остановилась на дальнем конце, недалеко от лодочных сараев. Вылезла из машины и открыла багажник.

Я заставила себя последовать за ней. Она уже подтаскивала мертвого мужа к краю багажника. Сильный просоленный ветер хлестал по лицу, пока я помогала ей.

Мы молча перетащили тело через галечный пляж и оставили его у самой кромки воды. Ледяная вода просочилась в туфли. Хелен подошла к сараю и отперла двойные двери, затем мы вместе скатили к воде шлюпку на металлической колесной раме.

Хелен забралась внутрь, я подала ей мачту и стала беспомощно наблюдать, как она устанавливает паруса. Ральф лежал рядом со мной. Совсем близко я могла коснуться его большим пальцем ноги.

Еще не слишком поздно. Я все еще могу развернуться и убежать… Позвоню в полицию и расскажу им все, буду молить о пощаде.

Я размышляла о ее словах. Непредумышленное убийство. Она права. Как бы там ни было, я убила его. Меня на годы отправят в тюрьму. Я содрогнулась, представив, как меня запирают в маленькой камере, оставляя на милость закоренелых преступников. Мне никогда не пережить такое.

Движения Хелен были быстрыми и уверенными, как у опытного матроса. Я вспомнила потрясение на ее лице, когда она, застыв в дверях, в ужасе глядела на меня. Затем — отчаянную боль ее причитаний. Теперь же все свои силы она вкладывала в то, чтобы держать себя в руках, чтобы справиться. Заставить себя не думать о том, что ее муж, с которым она каждую ночь делила постель, отец их ребенка, лежит холодный в чехле от доски для серфинга на мокрых камнях у наших ног.

Закрепив паруса, Хелен перегнулась через борт и нетерпеливым жестом велела мне подтащить чехол поближе. Что я и сделала, затем, потея и кряхтя, мы затащили его в шлюпку.

Она освободила шлюпку от рамы, и мы вместе стали тащить ее с мелководья. Я сняла туфли и колготки. Ноги ныли в ледяной воде, торчащие из песка камни больно вонзались в ступни.

Как только шлюпка закачалась на волнах, Хелен жестом велела мне ухватиться за резиновую ручку и забраться на борт. Я неуклюже перевалилась внутрь, затем кое-как добралась до мотка веревки и уселась на нем, стараясь держаться как можно дальше от чехла с телом Ральфа; мокрые ноги ломило от холода. Засунув руки в карманы, я наблюдала, как Хелен маневрирует, пытаясь поймать ветер. Сильный ночной бриз уносил нас все дальше на черную воду.

Боже, помилуй нас! Что я наделала?

Редкие огни побережья сузились до точек. Темнота давила, нарушаемая лишь тусклым свечением сигнальных огней шлюпки. Суденышко подпрыгивало на волнах, продвигаясь вперед. Еще не шторм, но близко к тому. Хелен была полностью поглощена управлением.

В конце концов она приспустила парус, пробралась вдоль борта и жестом показала мне занять место у ног Ральфа. Я не чувствовала онемевших от ветра рук. От нервного шока и холода у меня так сильно дрожало тело, что я спотыкалась и болталась из стороны в сторону, добираясь до указанного мне места.

Я изо всех сил старалась разглядеть в темноте хоть что-нибудь. Хелен расстегнула молнию чехла. Показались голова и плечи Ральфа, обмотанные покрывалом. Прищурившись, я пытаясь понять, что она делает, низко склонившись над ним. Мне казалось, что она прижимает его к груди, наклонившись для последнего поцелуя.

Я отвела взгляд и стащила чехол с бедер и ног. Напряглась и закинула ноги Ральфа на борт. Хелен выпрямилась и, тяжело дыша, приподняла его плечи и грудь.

Так он лежал несколько мгновений на самом краю тень между двумя женщинами, которые любили его больше всего в этой жизни. Затем Хелен подала мне знак, мы прижались к нему плечами и толкнули. Ральф перевалился через борт и со всплеском упал в черноту. Шлюпка рванула вперед, волны вздыбились, и мы остались вдвоем, глядя вниз, в бескрайнюю пустую темноту проносящейся мимо воды.

Глава 5

Поставив шлюпку обратно в сарай, мы поехали обратно, включив печку на полную мощность. Стоявшие на высоком отвесном берегу дома были погружены в темноту, но мне казалось, что из окон за нами наблюдают. «Именно так все и будет, подумала я. Постоянное чувство страха и вины. Постоянное чувство, что за тобой следят. С этим теперь придется жить всю оставшуюся жизнь».

Хелен сильно дрожала. Наверное, от напряжения. А может, наступил отсроченный шок. Двигатель тужился, печка гудела, нагнетая в салон теплый воздух.

Мы обе молчали. Я подтянула ноги к груди и обхватила руками коленки. Время от времени я поглядывала на Хелен. Она, казалось, ушла в себя, будто одолжила энергию, чтобы взять себя в руки, сделала то, что считала нужным, и теперь отдавала долг.

Около часа ночи мы подъехали к ее дому. Она припарковалась и заглушила мотор, но из машины не вышла. Секунду никто из нас не шевелился. Я вспомнила об Анне, которая все это время была одна в доме, и запоздало помолилась, чтобы сон девочки ничто не нарушило.

— Я никогда тебя не прощу, наконец сказала Хелен, не глядя на меня. Выброси из головы, что мы как-то связаны… вот этим. Нас ничто не связывает, и я буду проклинать тебя до самой смерти.

Я промолчала. Что я могла ответить? Стиснула зубы и, стараясь держать себя в руках, невидящим взглядом смотрела на бампер стоящей впереди машины.

— Если ты расколешься, если хоть словом обмолвишься о том, что произошло, я убью тебя, — проговорила она тем же безжизненным голосом. — Поняла? Скажу, что ты заставила меня помогать тебе. И что ты угрожала Анне.

Повернувшись ко мне, Хелен какое-то время сидела с плотно сжатыми губами. Она почти нависала надо мной, и я ощутила запах ее несвежего после долго ночи дыхания, видела красные прожилки на белках ее глаз.

— Он был моим мужем. Мы любили друг друга. А ты уничтожила его. Никогда не забывай об этом.

Глава 6

Когда я вошла в свою квартиру, совсем крохотную по сравнению с их домом, там было тихо и полно теней. Раздевшись, я забросила одежду в стиральную машину, затем включила горячую воду, не заботясь о том, слышит ли меня молодой человек, живущий в квартире внизу. Щедро добавила в ванну пену. Единственное, чего мне хотелось, поскорее забыть о том, что произошло. Расслабиться. А потом хорошенько выспаться.

Пока набиралась вода, я отыскала таблетки, прописанные мне после ухода Ральфа, проглотила пару, достала бутылку солодового виски, так и недопитого с Рождества, и плеснула в стакан. Виски обжег горло. В ванне меня трясло, несмотря на обжигающую воду. Ни таблетки, ни виски не подействовали.

Стоило мне закрыть глаза, как я видела Ральфа. Его испуганное лицо, когда он упал спиной на эту чертову незапертую дверь. Меня накрывала тишина, когда я представляла его лежащим у подножия лестницы. Несколько часов назад я целовала его в губы, кончик моего языка проскальзывал к нему в рот. А теперь его безжизненное тело дрейфует по волнам. Или разлагается на дне. Как жемчуга его глаза^[3]. Он любил цитировать эту строчку.

Закрыв лицо пенными руками, я заплакала, громко, безудержно всхлипывая. Прижимала кулак ко рту, чтобы удержаться от крика. Как я переживу это? Как я буду жить без него, без надежды увидеть его снова? И с чувством вины от того, что мы натворили. Мы… Я думала о Хелен. Как она заставила себя на время забыть о горе, как управляла шлюпкой, маневрируя во тьме. Все это ради их дочери. Она хотела скрыть, каким был ее муж.

Жесткость этой женщины пугала меня. И я поняла, что сделаю все, как она велела. На следующее утро я встану, оденусь и пойду на работу. В школе буду вести себя так, будто ничего не произошло. Если кто-то заметит мою бледность, или удрученный вид, или дрожащие руки, скажу, что у меня болит горло.

Я буду лгать, лгать и лгать, словно от этого зависит моя жизнь.

Глава 7

Несколько дней жизнь продолжалась с большим трудом. В школе я выполняла свои обычные обязанности учила, ставила оценки, сидела на собраниях. На детской площадке я искала взглядом Анну в круговороте ребятишек, но так ни разу и не увидела ее. Проходя мимо школьной библиотеки, я замедляла шаг и присматривалась, но Хелен словно испарилась.

После школы я возвращалась домой, запирала дверь, заставляла себя хоть что-нибудь проглотить, а затем, дрожа всем телом, лежала в постели. Кроме Ральфа, я думала о том, было ли потрясение Хелен таким же сильными, как у меня.

Иногда я почти забывала о случившемся. Открывала утром глаза и в первые секунды после пробуждения чувствовала себя нормально — свободной от страхов, в безопасности. Но потом воспоминания обрушивались на меня с новой силой.

Между тем по школе поползли слухи.

Однажды в обеденный перерыв, после дежурства на детской площадке, я приготовила себе кофе в учительской, добавила немного молока и, взяв свой контейнер с едой, направилась к столу в дальнем конце. За ним уже сидели Элейн Эббот — заместитель директора младшей школы, Хилари Прайор и Оливия Фрай.

Элейн, женщина средних лет с хорошими манерами, кивнула мне:

— Мы как раз говорим о Ральфе Уилсоне. Ты уже слышала?

У меня сжался желудок. Я успела поставить чашку на стол, но кофе выплеснулся через край. Стараясь сохранять спокойствие, я взяла салфетку, вытерла кофейное кольцо на столе и дно чашки, затем опустилась на стул:

— Что именно? — спросила я.

Элейн в спортивной рубашке и трикотажной ветровке излучала бодрость.

— Он исчез, — сказала она, наклоняясь вперед.

— Исчез?

По-прежнему плохо соображая, я открыла контейнер и воткнула вилку в салат с пастой. От сильного запаха красного лука меня чуть не вырвало.

— Исчез, — кивнула она. Ее контейнер был уже пуст. Она пила чай. Нам всем очень нравилась ее кружка с блестящей розовой надписью: «Учителя — как ангелы, они творят чудеса». Подарок от класса. — Мистер Уилсон уже несколько дней не появляется в школе. Не отвечает на звонки. Директриса в конце концов позвонила его жене, а та сама не своя: муж пропал.

Хилари Прайор, считавшая себя экспертом по вопросам брака — с тех пор как в прошлом году наконец-то вышла замуж, — негромко заметила:

— Напрашивается вывод: семейная жизнь мистера Уилсона была далеко не сахар. — Она многозначительно кивнула.

Оливия Фрай, стройная, с глазами лани, поспешила добавить:

— Он всегда был очаровашкой. Ну, вы меня поняли, да?

Нет, я не поняла. Что это должно было означать?

Я не отрывала взгляд от своей еды. Паста во рту казалась твердой, будто сделанной из дерева. Я жевала и жевала и никак не могла проглотить. Щеки пылали.

Элейн допила свой чай.

— Семейная жизнь мистера Уилсона — его личное дело. Но не выйти на работу без причины — это на него не похоже. Сара в ярости.

Сара Бальдини была директором старшей школы.

Элейн встала, шумно отодвинув стул, положила свой контейнер в пакет и бросила взгляд на часы.

— Спортивный клуб? — подмигнула ей Хилари. — Но сегодня пятница.

Элейн покачала головой:

— Капустник у пятого класса. Даже не верится, что уже скоро выпускной.

Хилари жевала ролл с салатом и хумусом. Как только Элейн ушла, она прошептала:

— Они подключили полицию.

Оливия поперхнулась:

— Полицию? Зачем?

Это же совсем не в его характере. Знаете ли, учитель, семьянин… Просто так он бы не ушел.

Я наколола на вилку макаронину и осмелилась посмотреть на них обеих, стараясь говорить непринужденно:

— Кто тебе об этом сказал?

— Джейн. — Сегодня утром я ходила в канцелярию — делала копии. А она узнала от Мэтти. — Хиллари перехватила непонимающий взгляд Оливии; девушка устроилась к нам на работу только в этом сентябре и еще многих не знала, особенно в старшей школе. Матильда Кэмпбелл из канцелярии, последовало пояснение. Высокая такая, с длинными темными волосами. Очень милая. Тебе стоит с ней познакомиться.

Округлив глаза, Оливия поинтересовалась:

— И что же говорит полиция? Где он?

— Никто ничего не знает, — поморщилась Хилари. — Будем следить за развитием событий.

Я поспешно упаковала остатки своего обеда и вышла. В служебном туалете меня стошнило.

Глава 8

В тот вечер я сидела в Интернете и искала новости. О Ральфе не было ничего такого, о чем бы я не читала раньше. В первые недели нашего знакомства мне нравилось дома, по вечерам, гуглить его фотки, подробно изучать его лицо, его тело.

На фотографии со школьного сайта черно-белой Ральф стоит небрежно прислонившись плечом к стене, руки держит в карманах, на лоб небрежно спадает прядь волос. Тут он Поэт. Но больше всего мне нравилась его фотография, на которой он на сцене в окружении увлеченных актеров-подростков с горящими глазами. На ней он выглядел моложе и к тому же отчаянно красив. Снимок был сделан три года назад, еще до того, как я по-настоящему узнала его. Он ставил в школе «Ромео и Джульетту».

О его исчезновении — ни слова.

Последние несколько дней я даже не пыталась готовить: я не могла есть. Возвращаясь домой, я сидела перед телевизором, уставившись в одну точку.

Десять часов. Надо идти спать.

Но я не могла. Нервы были на пределе. До одержимости. Меня пугала тишина собственной спальни; лежа в кровати, я думала о том, что мы с Ральфом занимались здесь любовью. Этим подушкам я выплакивала свою боль: сначала когда он ушел, а потом — когда узнала, до чего он опустился. Теперь же, стоило мне закрыть глаза, я видела его тело в неестественной позе у подножия бетонной лестницы.

Садясь в машину, я обманывала себя, что хочу просто прокатиться, побыть среди людей и немного успокоиться. Так было и в этот раз. Выехав на его улицу, я сбросила скорость. Ворота везде закрыты, машины стояли у домов. За неплотно задернутыми шторами мерцали экраны телевизоров.

Дом Ральфа ничем не выделялся среди других. Шторы на первом этаже так же задернуты, в щель пробивается полоска света. Я напрягала зрение, пытаясь разглядеть хоть какое-нибудь движение. Ничего. В тот роковой день он мерил шагами гостиную, возбужденный моим присутствием. Я хотела его, очень, но и он хотел меня, пусть и пытался скрыть это.

Сигнал заставил меня подпрыгнуть. Ехавший за мной автомобиль вернул меня в реальность. Я прибавила скорости и направилась к побережью.

Чем ближе я подъезжала к морю, тем сильнее обострялись мои чувства. Краски, звуки, запахи — все казалось более ярким, насыщенным. Соленый морской воздух. Глубокие тени. Призрачные очертания ветхих домишек и среди них — вполне приличные коттеджи, где в это время года мало кто живет.

Я поставила машину возле группы магазинчиков отсюда было недалеко до лодочных сараев. Магазинчики были закрыты, но как только я отошла от машины, загорелся уличный фонарь. Повинуясь инстинкту, я тут же нырнула в тень, запоздало подумав: а не выглядит ли мое поведение подозрительным, ведь тут наверняка есть камеры слежения?

Было тепло, но стоило завернуть за угол, порывы ветра с моря стали довольно ощутимыми. В темноте, развернутые капотами к воде, стояли две машины. В полумраке блеснули опознавательные знаки. Полиция.

Кровь застучала у меня в висках. Пригнув голову, я ускорила шаг, чтобы спрятаться за лодочными сараями.

Прокравшись между двумя строениями, я остановилась. У меня перехватило дыхание. Когда глаза немного привыкли к тени, я разглядела у волнореза две коренастые фигуры, одна повыше, другая пониже. Судя по фуражкам полицейские. Они сидели плечом к плечу и смотрели на море.

Я замерла, боясь выдать себя. До меня долетали голоса, но я не могла разобрать, о чем они говорят. Сначала мужчина, потом женщина. Повисло молчание, которое прерывал только ветер. Женщина добавила еще что-то, рассмеялась, встала, вылила на гальку остатки кофе из бумажного стаканчика и потянулась.

Я вжалась в шершавую стену лодочного сарая, не отрывая взгляда от воды. Волны набегали на берег и разбивались белой пеной. Я подняла взгляд и посмотрела дальше в море. И увидела мерцающий огонек. Сердце ухнуло в пятки. На воде покачивалась небольшая моторная лодка, а может, катер.

Мужчина-полицейский неохотно поднялся, и они оба зашагали по гальке к своей машине, двигаясь легко и расслабленно. А я так и стояла в тени, пока машина не уехала.

Когда я снова посмотрела на море, огонек уже исчез. Я сползла по стене на землю и осталась сидеть, дрожа, на камнях. Голова кружилась. «Что им известно и что они могли найти?» — спрашивала я себя.

Глава 9

Не помню, как я добралась домой. Сердце колотилось в груди, как у зайца, а дыхание было таким, будто я удирала от волка. Что должно было случиться случилось. До этого момента мне казалось, что я еще могу поступить вопреки угрозам Хелен могу прийти в полицию и признаться во всем. Не знаю, поверили бы мне, но я надеялась на лучшее.

Увидев на пляже офицеров полиции, я до смерти перепугалась и поняла, что уже слишком поздно. Момент, когда я могла явиться с повинной, был упущен. Теперь я стала частью этого преступления, и неважно, каким образом все произошло. Мне точно никто не поверит, если я скажу о несчастном случае: мы избавились от тела, и этот факт делал мое признание ложью. А я слишком измучена чувством вины, чтобы вызывать доверие. Итак, это преступление, и мне придется действовать быстро, чтобы защитить себя.

Я взбежала на свой этаж, перепрыгивая через две ступеньки, и как в тумане вошла в квартиру. Руки у меня дрожали. Включила яркий верхний свет и принялась рыться на полках шкафов и в ящиках комода, выгребая все, что связывало меня с Ральфом.

Его дезодорант, его пена для бритья в шкафчике в ванной, оставленные на случай, если он проведет у меня ночь. На кухне — открытая пачка дорогого кофе, который он держал для себя; этот кофе был куплен так давно, что аромат уже почти выветрился. Овсяное печенье — он любил есть его с сыром.

В гостиной я прошлась вдоль стеллажей, вытаскивая подаренные им книги в мягких обложках. Книг было немного. Несколько сборников стихов — я как-то призналась ему, что никогда не читала этих поэтов; романы, которые он покупал для меня, потому что хотел поделиться со мной своими увлечениями. Пока мы выпивали и ужинали, книги подбрасывали нам темы для долгих дискуссий: я смотрела Ральфу в глаза, а он говорил и говорил, и наши руки переплетались на столе.

В спальне я вытащила старый джемпер, который он оставил у меня, а я так и не отдала. Прижала джемпер к лицу — запах Ральфа уже исчез.

Из прикроватной тумбочки я выгребла кучу листков с его записями. Каждый был воспоминанием: вот список покупок для пикника с шампанским; вот шутливое стихотворение, написанное им специально для меня вскоре после нашего знакомства; а вот нацарапанная на ходу любовная записка, которую я нашла дома на подушке.

Из нижнего ящика, из-под бумаг, я вытянула потрепанный томик в кожаном переплете антологию поэзии девятнадцатого века. Затхлый запах страниц сразу вернул меня к первым дням нашего романа. Дням, полным пьянящего возбуждения и беспокойства. Томик был один из самых первых его подарков и самым драгоценным для меня. Он много лет принадлежал Ральфу, и Ральф торопливо переворачивал страницы, чтобы показать мне свои любимые стихотворения. Покачав головой, я сунула томик обратно в ящик. Это единственная вещь, которую я не смогу выбросить.

Клочки бумаги я мелко-мелко порвала, затем сложила все в мусорный мешок и вынесла во двор за домом. Ночную тишину нарушали только мои шаги и тяжелое дыхание. На всякий случай я зарыла свой мешок поглубже в контейнер. Еще день, и все собранное отправится на городскую свалку, где будет сожжено.

Перед сном я уселась в постель и проделала самую тяжелую работу: удалила из телефона все его сообщения и все фотографии. Последним удалила его номер. Если подвести черту, я сделала шаг, на который никогда бы не решилась раньше, — вычеркнула его из своей жизни.

Ну что же, если Хелен или какая-нибудь улика приведет полицию к моей двери, я готова.

Мне было горько думать об этом, но Ральф, наверное, давно уже проделал то же самое. Порвал и сжег мои любовные записки, удалил эсэмэски, выбросил в канализацию ключи от моей квартиры. Если по какой-то причине он замешкался, то теперь этим займется его жена. Интересно, что она найдет, когда начнет вычищать его кабинет и опустошать карманы? Знает ли она о самой темной тайне своего мужа, которая теперь может всплыть на свет?

В выходные я почти не выходила из квартиры. Задернула шторы и лежала в пижаме на диване, завернувшись в плед. Со стороны — смотрела телевизор, но спроси меня, какую именно передачу, я бы не ответила.

Ночью я засыпала с трудом. Закрывая глаза, я каждый раз видела Ральфа. Он ждал меня. Иногда я видела его в море: раскинув руки и ноги, покачиваясь на волнах, он иногда скорбно, иногда злобно смотрел на меня. «Я все еще здесь, — читалось в его взгляде. — Тебе это не сойдет с рук».

Глава 10

Ральф спас меня от самой себя. Сама бы я не решилась на такое.

Наша история началась в сентябре прошлого года, в самом начале семестра.

Я задерживалась допоздна, проверяя в учительской младшей школы тетради третьего класса писала доброжелательные комментарии, ставила смайлики, иногда наклеивала звездочки. Рядом стояла грязная чашка из-под кофе. В учительской никого не было. Время подходило к половине шестого. Через полчаса школьный сторож будет обходить здание, выключать свет и запирать двери.

Пора было идти домой. Но мне так не хотелось возвращаться в пустую квартиру!

Может быть, прогуляться к зданию старшей школы? Я редко там бывала, для меня эта территория была чужой. Кое-кто из моих коллег, к примеру Хилари Прайор, которая, казалось, знала всех, время от времени ходили туда обедать, но я робела. В школе была иерархия. Учителя старшеклассников обладали более высоким статусом и на нас смотрели свысока, как будто мы были способны только на вытирание носов, чтение книжек с картинками и декорирование бумажных тарелок, а они, занимавшиеся с подростками, мнили себя практически университетскими преподавателями.

В коридоре послышались тяжелые шаги сторожа. Собрав тетрадки, я положила их в свой шкафчик. Как раз над ним на пробковой доске висело объявление о наборе новой группы литературного творчества для учителей. Я посмотрела на часы. Занятие только началось. Сердце бешено застучало. Может, на минутку заглянуть? Вовсе незачем оставаться до конца.

Я медлила, охваченная нервным возбуждением. Снова прочла объявление, соображая, где находится класс, в котором проводилось занятие. Облизнула пересохшие губы, собираясь с духом.

Просто встала и пошла. Почему нет? Отличный шанс скоротать час.

В старшей школе я конечно же заблудилась, свернув не туда в лабиринте коридоров. И уже собралась уйти домой, когда за моей спиной распахнулась дверь.

— Вы не нас ищете?

Ральф. Ральф Уилсон… Оглядываясь назад, мне странно вспоминать, что было время, когда я не знала о его существовании. Позже он сказал, что всегда следил за мной вполглаза, а тут увидел, как я прохожу мимо с раскрасневшимся лицом, и догадался, что я заблудилась.

Но это будет позже, а тогда в дверях стоял красивый харизматичный мужчина с манящей улыбкой на губах. В малинового цвета вельветовом пиджаке с черными нашивками из искусственной кожи на локтях и сером кашемировом джемпере с глубоким вырезом. Примерно с полдюжины лиц повернулись в мою сторону: учителя, оставшиеся после уроков на занятие группы, сидели свободным полукругом вокруг его стола. На лицах было написано нетерпение: когда же эта никому не известная училка из младшей школы уйдет или займет свободное место? Им было все равно хотелось вернуться к прерванному занятию.

Пожав плечами, я кивнула, застигнутая врасплох. Не поднимая глаз и чувствуя, что краснею, я поспешно прошла в класс и села в последнем ряду. В основном на занятие пришли учителя старшей школы.

Одной из немногих, кого я знала, была Оливия Фрай. Она сидела изящно скрестив длинные ноги, красивые волосы ниспадали на плечи.

Ральф продолжил чтение. Он читал одно из своих стихотворений о любви и времени. Я была очарована его голосом — мягким, глубоким и драматичным. Он не столько читал, сколько произносил нараспев, словно театральный актер. От этого голоса внутри у меня что-то завязалось узлом.

Когда Ральф закончил чтение, наступила минутная тишина, а он все это время смотрел на меня. Откровенно и открыто. Будто уже знал, что нас ждет впереди. А от меня хотел, чтобы я перестала тормозить.

Выходя за мной из класса, он спросил:

— А вы сочиняете?

Я покачала головой, смущенная его вниманием. Он был настолько красив, что я оробела перед ним. Да еще этот вопрос… А вдруг я разочаровала его, признавшись, что не занимаюсь сочинительством? К примеру, Оливия писала рассказы для детей: я слышала, как в учительской она обсуждала их с Элейн Эббот и просила разрешения прочитать в классе.

Но нет, он не выглядел разочарованным. Просто улыбался, глядя мне прямо в глаза, и я вдруг поймала себя на том, что глупо улыбаюсь в ответ.

— Ральф, как насчет пива? — окликнул его бородатый преподаватель естественных наук. В «Полумесяце»? Отлично. Я догоню.

Стайка учителей, весело переговариваясь, удалялась по коридору. Я отвернулась. Мне хотелось, чтобы он еще поговорил со мной, а в компаниях я чувствовала себя неуютно.

— Что ж, спасибо, что пришли, — сказал Ральф.

Я кивнула, удивляясь, почему он все еще здесь и все еще улыбается. И по-прежнему не сводит с меня взгляда. Мой желудок сжался, и, боясь последствий нашего разговора, боясь его, я повернулась и пошла прочь.

Резкая. В моей аттестации по итогам года Джон Бикерс написал, что некоторые так отзываются обо мне. Я так и не поняла, кто именно. Хилари Прайор? Такая дружелюбная внешне, она была той еще сплетницей. Или кто-то из родителей?

Джон сидел за столом в своем кабинете и оценивающе смотрел на меня. Я знала этот взгляд — доводилось видеть раньше. По мнению Джона, он усиливал имидж доброго директора младшей школы.

— Мы все разные, Лора, — сказал он. — Ничего плохого в этом нет. Но, знаете ли, там, где это возможно, лучше все-таки находить точки соприкосновения. Это значительно облегчает жизнь.

Ральф поспешно догнал меня и пошел рядом, протягивая мне руку.

— Ральф Уилсон, — представился он. — Английская литература. Старшая школа.

Его рука была теплой и мягкой. Я еще подумала: рука поэта.

Младшая школа, вторые классы. — Чуть помедлив, я усмехнулась и добавила: — Лора. Лора Диксон.

— Ну что же, Лора Диксон, давайте-ка пойдем выпьем. Вы бывали в «Полумесяце»? Тут прямо за углом. И там сейчас много наших, из школы. Идемте, вы же хотите! Просто не желаете это признать!

На его лице появилось разочарование, когда я, запаниковав, пробормотала «нет, спасибо». Быстрым шагом, ссутулив плечи, я направилась по коридору к выходу и дальше к парковке младшей школы.

«Да что со мной такое? — ругала я себя. — Немного выпить в хорошей компании мне совсем не повредило бы. А он просто ошеломляющий».

Остаток недели я почти ни о чем другом не думала — без конца прокручивала в голове наш короткий разговор, вспоминала, словно влюбленная школьница, его стихи, голос, улыбку.

Потом он рассказал, что в тот раз подумал, будто все испортил, упустил свой единственный шанс познакомиться со мной поближе.

А еще рассказал о том, как у него поднялось настроение, когда во вторник вечером я снова пришла на собрание группы. И в следующий вторник опять.

Разумеется, я пришла. Да я дни считала до вторника! И когда наконец этот вожделенный вторник наступал, отсчитывала часы до конца уроков, затем спешила в старшую школу, взволнованная, полная предвкушения входила в класс и первым делом искала взглядом его. И с каждым разом все больше убеждалась, что он не сводит взгляда с моего лица.

Его улыбка… она совершенно очаровывала.

Когда остальные уходили домой или в бар, Ральф перекидывался со мной парой слов в опустевшем коридоре. Мы тянули минуты, неторопливо шли мимо пустых классов к выходу и наслаждались флиртом, ожиданием того, что только зарождалось.

Не сговариваясь, мы приняли на себя незамысловатые роли. Он был поклонником, потенциальным соблазнителем. А я делала вид, что сопротивляюсь.

В нем чувствовался молодой задор.

— Так совсем же по чуть-чуть, — говорил он. Если хотите, мы еще можем присоединиться к компании. Или нет. Очевидно, лучше этого не делать! Жить вообще опасно, Лора!

Во мне закипала страсть. Мне доставляло удовольствие, что меня преследуют с такой решимостью. Но и с трепетностью одновременно. С самого начала я поняла, что, если влюблюсь в Ральфа, буду падать долго и мучительно. И снова потеряю себя.

Прошло два года с тех пор, как Мэтью собрал вещи и оставил меня в отчаянии, с разбитым сердцем. Со временем я привыкла к своему одиночеству. Научилась закрываться от других людей, защищать и беречь свою душу. Мне не хотелось, чтобы мой мир снова разлетелся вдребезги.

Но Ральф не сдавался. Он очаровывал меня. Убеждал.

Теперь-то я понимаю, что он лгал мне.

Глава 11

В понедельник я надела самое нарядное платье и подобрала к нему туфли на низком каблуке. В зеркале мое лицо выглядело бледным и осунувшимся. Я подвела глаза, нанесла на щеки немного румян и чуть подкрасила губы.

Разукрашенная леди.

Потренировалась перед зеркалом, придумывая, как буду отвечать, если меня спросят, что со мной.

— Немного простудилась и чувствовала себя ужасно. Почти все выходные не вставала с постели.

Из зеркала на меня смотрели безжизненные тусклые глаза.

Учительская потрескивала от приглушенного гула. Сплетня подобна электрическому разряду.

Я взяла из шкафчика тетрадки и пошла к столу, но меня перехватила Хилари Прайор.

— Слышала уже? — шепотом поинтересовалась она. — О Ральфе Уилсоне. Говорят, возможно, самоубийство.

Я вздрогнула:

— Кто говорит?

— Полиция. — На ее лице появилось раздражение. — Ты что, не помнишь? Жена мистера Уилсона написала заявление о его исчезновении! И о нем по-прежнему ничего не слышно. Может, проблема в девушке? — Она вскинула брови. — Во всяком случае, с тех пор как он исчез, прошла почти неделя. И она последняя, кто видел его.

Тетрадка, лежавшая на самом верху стопки, соскользнула и полетела на пол. Я хотела поднять ее, но наклонилась слишком резко, и еще три тетрадки оказались на полу. Странички с карандашными рисунками и нетвердо написанными строчками захлопали, падая вниз, как дохлые рыбы.

Присев рядом со мной, Хилари помогла собрать упавшие тетради.

— Его жена выглядит жутко измотанной. Я имею в виду… ты меня слушаешь, да? Неужели он действительно был настолько подавлен, что… ну, ты поняла? Просто ужасно. — Она прикрыла глаза. — Интересно, Анна пока останется дома? — Дочь Ральфа училась в ее классе. — Бедная девочка! Что тут еще скажешь?

В коридоре, у самого моего класса, меня догнала Элейн Эббот. Через десять минут дети, толкаясь и суетясь, хлынут в школу с прогулки под яростные окрики учителей: «Тише, второй класс! Не бегите!»

— Джон разослал сотрудникам письмо, — шепотом сообщила она. — Посмотри почту. Должно уже прийти. Она настороженно огляделась по сторонам. — Просит, чтобы учителя сразу сообщали ему, если заметят у кого-нибудь из детей признаки беспокойства или вообще какое-то необычное поведение. Он тогда пригласит в школу психолога… Она вздохнула и отвернулась. — Какой ужас! Жуткая история. Бедная Анна.

Я вошла в класс, положила книги и тетради на стол и тяжело опустилась на стул. Через пару минут завертится карусель. Правила орфографии в схемах и таблица умножения на восемь. Как вам идея о том, чтобы поставить пьесу о Великом пожаре в Лондоне? Модели домов семнадцатого века можно сделать из картонных коробок из-под мюсли. Крыши? Для крыш подойдут зубочистки.

Я думала о словах Хилари. Сидела в тишине, пытаясь унять дрожь, успокоиться, но не была уверена, что справлюсь.

Всем сотрудникам младшей школы

Конфиденциально

Уважаемый коллега!

С большой грустью пишу Вам об опасениях, связанных с нашим коллегой, учителем английского языка и литературы Ральфом Уилсоном.

Возможно, Вы слышали, что полиция пытается найти его. Есть несколько версий его исчезновения. Если появится дополнительная информация, я обязательно сообщу Вам.

Естественно, в это непростое время наши мысли и молитвы обращены к миссис Уилсон и маленькой Анне.

Мисс Эббот договорилась, чтобы в течение этой недели в школе дежурил психолог-консультант, специалист по жизненным утратам. Пожалуйста, не стесняйтесь направить к нему любого ребенка, который, по вашему мнению, огорчен этим событием, или приходите сами, если почувствуете, что нуждаетесь в особой поддержке.

Прошу Вас соблюдать полную конфиденциальность в отношении этой информации. Попечительский совет уполномочил директоров младшей и старшей школы выступить с заявлением в СМИ.

Пожалуйста, присылайте мне или мисс Бальдини любые интересующие Вас вопросы.

Во время перемены я должна была дежурить на площадке для игр. Надевая пальто, я в спешке прочитала письмо, открыв почту на телефоне.

На площадке меня сразу накрыл шквал радостных воплей — дети носились, уж точно не обремененные никакими проблемами. Ко мне подошла Оливия Фрай — пальто расстегнуто, шарф сбился, за каждую руку уцепилось по ребенку.

С посеревшим лицом, она шепотом спросила:

— Видела?

Я сразу поняла, что она имеет в виду. Письмо конечно же. Других тем для разговора не было.

— Ужасно.

Бедная жена! — С этими словами она перевела задумчивый взгляд на детей, которые с криками беспорядочно носились по площадке и дергали друг друга за куртки и пальто.

Что-то в ее тоне, в ее бледности, в том, как она старательно избегала моего взгляда, навело меня на мысль: «Неужели и она тоже?» Я вздрогнула, вспомнив ее на занятиях нашей группы. Длинные волосы, как у принцессы. Белоснежная кожа. Ее голос звучал застенчиво, когда она читала свой рассказ, а Ральф, подбадривая, смотрел ей прямо в лицо.

Я отвернулась. Мне захотелось побыть одной. Девчушка по имени Эмма — фамилия вылетела из головы — налетела на меня, на мгновение обхватила мои ноги, затем развернулась и снова умчалась к своим подружкам.

Если я права, Оливия была до или после меня? Или параллельно со мной? Знает ли она обо мне и Ральфе? Во рту стало сухо. Что, если она разболтает о наших с ним отношениях? И расскажет об этом полиции?

Оливия подошла к двум дерущимся первоклашкам, разняла их и, сделав предупреждение, отправила играть в разные концы площадки.

Когда она снова вернулась ко мне, я чуть слышно спросила:

— И что нового известно?

Я имела в виду, нашли ли они его раздувшийся труп? Того человека, который когда-то занимался любовью со мной и, возможно, с тобой тоже? Но я не могла сказать такое вслух.

— Обыскивают вересковую пустошь, так же негромко ответила она. — По-видимому, он часто гулял там.

Пустошь? Я прищурилась. Никогда не видела, чтобы Ральф ходил куда-нибудь пешком. Затем меня посетила догадка: про пустошь придумала Хелен, пытаясь навести полицию на ложный след.

Во рту появился привкус желчи.

Глава 12

О прибытии полиции возвестило второе письмо от администрации школы.

Всем сотрудникам старшей и младшей школы!

Полицейские, расследующие исчезновение нашего коллеги, мистера Ральфа Уилсона, прибудут сегодня в школу для проведения опроса. Всем, кто может поделиться любой информацией о м-ре Уилсоне, пусть даже самой незначительной, следует перейти по ссылке ниже и записаться на беседу. Пожалуйста, планируйте беседу во внеучебное время. Если подходящее для вас время занято, пожалуйста, свяжитесь с Джейн (младшая школа) или Матильдой (старшая школа) они организуют для вас временную замену, пока вы будете беседовать с детективом.

В полиции полагают, что даже самые незначительные подробности, касающиеся поведения и душевного состояния м-ра Уилсона в недавнем прошлом, могут оказаться ценной информацией. Несомненно, мы все будем рады помочь в расследовании этого очень непростого случая.

На встречу с полицейскими меня затащила Оливия Фрай. Она собиралась пойти с помощницей учителя из младшей школы та тоже иногда посещала занятия нашей группы. Оливия предложила мне пойти с ними. Нет, не предложила — настояла.

— А что, если мы сможем помочь? — говорила она, буквально загнав меня в угол площадки для игр во время очередного нашего дежурства. Ее огромные глаза влажно поблескивали от переполнявших ее чувств. — Было бы ужасно, если бы мы не попытались помочь. Подумай о его бедной жене!

Я старалась увильнуть от прямого ответа. Она и понятия не имела, как много я думаю о Хелен. Ее окаменевшее лицо с застывшим взглядом вспоминалось мне почти так же часто, как и лицо ее покойного мужа.

Я пожала плечами:

— Со мной детектив только зря потратит время. Я же почти не знала мистера Уилсона.

— Понимаю. — Оливия поджала губы. — Я тоже не знала. Но пойти надо. Давай сходим вместе и покончим с этим делом.

К нам подбежала заплаканная девочка в распахнутом пальто, требуя справедливости в какой-то ссоре с одноклассницей. Отвернувшись от меня, Оливия наклонилась к ней, чтобы разобраться, в чем дело.

В нарушение всех правил я быстро зашагала с площадки к школе — мне нужно было в туалет. Беспорядочно бегающие дети, их крики и смех — все было как в тумане. Меня трясло и бросало то в жар, то в холод. Мне физически нельзя идти на эту беседу с детективом. Я не смогу находиться рядом с полицейскими, чувствовать их взгляды на лице. Не смогу держать себя в руках и отвечать на вопросы. Они все узнают. Я выдам себя. От меня волнами будет расходиться чувство вины. Они обязательно поймут!

Но разве могла я отказаться пойти вместе с остальными, не вызывая подозрений?

Ночью накануне беседы я не спала. Молча ходила взад и вперед по квартире, боясь закрыть глаза. Сон не шел. Мысленно я видела умное лицо детектива, проницательно читающего мои мысли.

Глава 13

Для проведения опросов полицейским отдали переговорную комнату рядом с кабинетом Сары Бальдини.

Оливия, пухленькая помощница учителя и я сидели в креслах, поставленных вдоль стены, и ждали назначенного времени.

От пота у меня зудели ладони. Время от времени я украдкой вытирала их о колени. Оливия тоже выглядела бледной и напряженной.

Помощница учителя, любительница поболтать, нервно шутила:

— Сидим, будто нас вызвали к директору и сейчас будут ругать. — Неловкая пауза. — Наверное, именно так чувствуют себя непослушные мальчишки.

Дверь открылась, из переговорной вышел учитель старших классов, тот самый бородач, который ходил на занятия к Ральфу, а после неизменно перемещался в бар за углом. Вид у него был необычайно серьезный.

— Ну, как все прошло? — шепотом поинтересовалась помощница учителя.

Он пожал плечами:

— Удачи вам!

Следом за ним с планшетом в руках появилась девушка-констебль. Она сверила по списку наши имена и контактные данные. На вид ей едва ли было двадцать, она выглядела даже моложе, чем Оливия. Волосы, собранные под темной сеткой в тугой пучок на затылке, держали мелкие шпильки.

Когда мы встали, чтобы пройти за ней в кабинет, у меня скрутило живот. Колени подогнулись, и я с грохотом рухнула в кресло.

Помощница учителя заботливо склонилась надо мной:

— С вами все в порядке?

Сил на ответ не осталось: сердце колотилось как сумасшедшее, руки, вдруг ставшие ледяными, намертво вцепились в подлокотники.

— Вы бледная, как привидение. — Помощница помедлила. — Сказать им, что вы плохо себя чувствуете?

Она повернулась к двери переговорной, за которой уже скрылись Оливия и сотрудница полиции.

Опираясь на ее руку, я с трудом поднялась на ноги.

— Все в порядке. Извините. Просто встала слишком резко… Месячные… такое дело, — выдавила я из себя.

Она понимающе улыбнулась, и мне кое-как удалось последовать за ней на ватных ногах.

В переговорной я ожидала увидеть совсем другое. Ночью мой разум рисовал в воображении телевизионного детектива, энергичного мужчину средних лет в фетровой шляпе, поношенном костюме и с сигаретой в уголке рта. Он сидел подавшись вперед, оценивая меня взглядом, готовый вскочить в любой момент.

В реальности кабинет, в котором еще совсем недавно хозяйничал приглашенный психолог, был обставлен почти по-домашнему. На низком столике стоял большой графин с водой, а рядом с ним башня из бумажных стаканчиков. Здесь же коробка салфеток и маленькая ваза с желтыми гвоздиками. Стол окружали стулья с прямыми спинками и мягкими сиденьями.

Я чуть было не рассмеялась, представив, как язвительно отозвался бы об этой обстановке Ральф. Мелкобуржуазная и слюнявая. На мгновение я даже представила, как мы будем болтать с ним об этом за бокалом шираза, сравнивая свои наблюдения о детективе.

Детективом была женщина средних лет, похоже сильно уставшая от мира. Дешевый темно-синий брючный костюм из синтетической ткани. «Маркс и Спенсер», наверное. Простая белая блузка. Скромное серебряное ожерелье. Лицо тщательно накрашено. В морщинках, веером разлетавшихся от уголков глаз, осела пудра. Помада — яркого оттенка красного — нуждалась в обновлении.

Мне вдруг стало невероятно легко.

— Детектив-инспектор Джонс… Эйлин Джонс.

Она жестом пригласила нас сесть. Что мы и сделали и даже сочли нужным придвинуть стулья поближе к столу. Девушка-констебль, вооружившись блокнотом и ручкой, села позади своей начальницы.

— Благодарю, что пришли. — Ее взгляд скользил по нашим лицам — от одного к другому.

Я сцепила руки, до этого лежавшие на коленях.

— Насколько я понимаю, вы записались на беседу, потому что лично знали мистера Уилсона и, возможно, вам есть чем поделиться. Итак, кто будет говорить первым?

Конечно же Оливия. Вся такая строгая, она си дела с идеально прямой спиной, и волосы каскадом рассыпались по ее плечам.

Оливия рассказала о нашей группе литературного творчества и объяснила, что именно поэтому мы решили прийти сюда вместе, поскольку из младшей школы на занятия ходили только мы трое, а значит, располагаем примерно одной и той же информацией. Потом она говорила о поэзии Ральфа, о его таланте и природной харизме.

Детектив кивала, но не проронила ни слова. Перо ручки констебля царапало по бумаге.

Оливия решительно взяла инициативу на себя, словно мы договорились, что она будет говорить, отвечать за нас.

Живой взгляд умных глаз детектива оставался ясным. Принимающим все как есть.

— Как много он рассказывал о своей личной жизни? — спросила Джонс.

— Напрямую — ничего. Мы были всего лишь коллегами и не делились секретами. — Оливия помолчала, словно подыскивала слова. Прядь волос упала ей на грудь, и она привычным движением отбросила ее за спину. — Но о человеке можно многое узнать из его творчества, особенно поэзии. Стихи — это очень личное. Я бы сказала, что он явно был романтиком. И, похоже, обожал жену. Ну и Анну, конечно. Свою дочь.

— Вы замечали какие-нибудь признаки неблагополучия его брака?

— Нет. — Оливия выглядела потрясенной. — Совсем наоборот. Миссис Уилсон постоянно бывает в школе — слушает, как читают дети. У нас много родителей-волонтеров, все, разумеется, проверены полицией. Поэтому у нас была возможность познакомиться с ней поближе. Очень милая женщина. Приветливая, дружелюбная. Не могу сказать, что я слишком хорошо знала ее, как и мистера Уилсона, но, по-моему, они милые люди.

Детектив кивнула и позволила паузе затянуться на несколько секунд дольше, чем требовалось для комфортного общения.

— И Анна очаровательная девочка. Такая добродушная…

Вспомнилось, как совсем недавно, в учительской, Оливия назвала Ральфа «очаровашкой». Сейчас не было и намека на такое определение. По ее словам, он был ангелом во плоти, прямо мальчик из церковного хора.

Я смотрела на нее, слушала уверенно звучавший голос, и восхищение Ральфом, которое просвечивало во всех ее высказываниях, неприятно искажалось. В том, как она говорила, было что-то искусственное. Спектакль. Что она задумала? Я не знала.

Лицо детектива оставалось непроницаемым.

Констебль с безукоризненно уложенным пучком царапала строчку за строчкой. Интересно, сколько времени у нее уходит на сооружение такой прически?

Помощница учителя, сидевшая между Оливией и мной, с воодушевлением кивала; время от времени она выдыхала «о да» или «безусловно».

Когда Оливия наконец закончила, помощница учителя с серьезным видом подалась вперед и сказала:

— Я согласна. Очень милый мужчина. Близко я его не знала… Когда могла, я тоже приходила на занятия группы. Нет, не читать собственные сочинения. У меня нет такого дара. Просто хотелось провести время в приятном обществе. Но когда он читал свои стихи, чувствовалось, какая нежная у него душа.

Я чуть не фыркнула. Нежная душа? Вот еще перл, который заставил бы Ральфа рассмеяться.

Детектив посмотрела в мою сторону. Ее ледяной взгляд, встретившись с моим, заморозил меня. Она оказалась именно тем человеком, кого я так боялась, пусть и не в том теле, как накануне рисовало мне воображение. Всеведущее око. Она все поняла.

— Мисс Диксон? А какие у вас были отношения с мистером Уилсоном?

Не в силах вымолвить ни слова, я пристально смотрела в одну точку. Констебль перестала царапать в своем блокноте и подняла голову, чтобы взглянуть на меня. Теперь на меня были обращены все взгляды. Мои ноги начали дрожать.

— Мисс Диксон?

Я открывала и закрывала рот, но не могла произнести ни звука. На меня снова обрушилось то же видение: неуклюже распластавшееся у лестницы тело Ральфа, а рядом, в полумраке, Хелен, рыдающая над ним.

Глава 14

Облизнув губы, я попробовала прочистить горло.

— Я почти не знала его. Правда.

Ты прекрасно знала его, еще бы тебе не знать.

Мой тоненький голосок сочился ложью. Детектив не могла не почувствовать исходящий от меня запах вины, похожий на запах испортившейся сметаны.

— Я посетила несколько собраний группы, вот и все. Мистер Уилсон всегда держался дружелюбно. Он приветливо относился ко всем.

Внешне детектив оставалась безучастной. Снова повисла гнетущая тишина. Казалось, из кабинета вдруг резко выкачали весь воздух.

Помощница учителя подскочила ко мне как раз в тот момент, когда я, покачнувшись, начала падать со стула. Схватив меня за руку, она крепко обняла меня другой рукой за плечи.

— Вам плохо, да? Она ужасно горячая, — обратилась она к детективу.

Опустив меня на пол, помощница налила в стаканчик воды и протянула мне, затем принялась обмахивать меня буклетом, оставшимся после психолога. Перед моим лицом мелькали туда-сюда желтые буквы на синем фоне: «Проблемы со сном? Грусть или депрессия?»

— Я уже почти в порядке.

Отхлебнув немного прохладной воды, я сосредоточила внимание на узоре ковра и принялась считать. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Постепенно мне удалось прийти в себя. Не без помощи я вскарабкалась обратно на стул.

— Извините, я, похоже, заболела. — Я помолчала, стараясь взять себя в руки. — Грустно гадать, что с ним случилось. А его бедная девочка, Анна… Даже не представляю…

Детектив кивнула констеблю, и та, вскочив, протянула ей несколько визитных карточек. Детектив-инспектор Эйлин Джонс. Офицер-дознаватель. Список телефонных номеров, включая горячую линию, адрес электронной почты полиции.

— Если вспомните еще что-нибудь… все что угодно…

Поднявшись из-за стола, она кивнула, давая понять, что беседа окончена.

Снаружи своего времени дожидался молодой человек, новый помощник учителя из старшей школы. Когда мы выходили из кабинета, он обеспокоенно поднял голову.

Прохладный воздух в коридоре коснулся моих влажных рук, лица и шеи, и я почувствовала облегчение.

Как только мы завернули за угол, где никто не мог слышать нас, помощница учителя глубоко вздохнула и сказала:

— Вот мы и прошли!

Я ничего не ответила. Хотелось ускорить шаг и уйти от них, чтобы побыть одной, но ноги еще плохо слушались.

Так мы и шли по коридору вместе.

— Вам бы присесть, прежде чем вернетесь в класс, ворковала помощница учителя, и в ее взгляде светилось участие. — У меня есть аспирин. Хотите, принесу?

Из-за ее спины за мной проницательно наблюдала Оливия.

Глава 15

После продолжительного отсутствия Анна наконец вернулась в школу.

Хилари только об этом и говорила.

— Я сказала классу, что, возможно, девочка будет немного грустной. — Она старалась выглядеть удрученной, но чувствовалось, что ей очень нравится играть в этой трагедии едва ли не главную роль. — Хотя я не уверена, что дети понимают, что такое горе. Им всего семь лет. Откуда им знать?

Оливия покивала.

— Да, но кто-то мог потерять бабушку или дедушку.

— Или домашнего питомца, — добавила Элейн. — Для маленького ребенка потеря любимца может оказаться очень болезненной.

Я старалась не закатывать глаза. И в то же время прекрасно представляла, что Ральф именно так бы и поступил, узнай он, что его смерть приравнивают к смерти хомячка.

— Сегодня утром Джон пригласил ее к себе в кабинет, — продолжила Хилари. Такой заботливый был. Анна дружит с Кларой Хиггинс. И я предложила Кларе временно сдвинуть парты, чтобы они могли сидеть вместе.

Элейн кивнула:

— Клара — милая девчушка.

— Она вроде часто бывала у Анны дома? — поинтересовалась Оливия.

— Именно, — подтвердила Хилари. — Клара из неполной семьи, у нее только мама, и той приходится много работать.

— А у нас нет другой девочки по фамилии Хиггинс? — спросила Элейн.

— Вроде есть одна, в старшей школе, — кивнула Хилари. — Или ее фамилия Хопкинс?

— Я так понимаю, Хелен Уилсон теперь тоже мать-одиночка? — задумчиво произнесла Оливия.

— Интересно, как она справится? — Шумно отодвинув стул, Элейн встала. — Грустно все это.

Оливия взяла свою кофейную кружку, собираясь вымыть ее, прежде чем мы все разойдемся по классам.

— Бедняжка Анна. Кто бы мог подумать.

— Мы все будем присматривать за ней. Конечно же мы ее не бросим! — Элейн похлопала Хилари по плечу. — Здесь она в надежных руках.

О том, что Анна учится в нашей школе, я узнала относительно недавно и, признаться, была удивлена этим. Она ходила во второй класс и, похоже, была спокойным ребенком. В ней, худенькой и гибкой, чувствовалась та же романтическая мечтательность, как у ее отца.

В первую же неделю, узнав, что она вернулась в школу, я решила уделять ей побольше внимания. Когда я дежурила на детской площадке, что случалось почти каждый день, я отыскивала ее взглядом в шумном водовороте детей, бегающих сломя голову. Клара Хиггинс, ее лучшая подруга, всегда находилась поблизости. Сидя на корточках и почти соприкасаясь головами где-нибудь в углу площадки, они о чем-то шептались или носились вместе со всеми, держась за руки.

Но постоянно следить за ней я не могла: приходилось разнимать дерущихся, отчитывать задир, отправлять к директору тех, кто вел себя совсем уж плохо. Кому-то оказывать помощь, кого-то утешать, с кем-то посмеяться. Кроме того, мне приходилось присматривать за новенькой девочкой с длинной косой. Рози, кажется? Или Ребекка? Она была совсем маленькой, плохо адаптировалась и старалась держаться поближе к кому-нибудь из дежурных учителей. Девчушка сжимала мои пальцы своей крошечной теплой ладошкой. Для нее я была как в спасательная шлюпка в опасном бурном море.

Анна выглядела такой же живой, как и ее сверстники. Может быть, немного бледная, но на площадке щечки становились румяными, и две короткие косички весело разлетались в стороны, когда она с визгом бегала с Кларой.

Все мои попытки подойти вместе с Рози (или Ребеккой?) поближе к тому месту, где играли Анна и Клара, обрывались тем, что подружки убегали чуть ли не на другой конец площадки, увлеченные какой-нибудь игрой. Побыть рядом с ними во время прогулки было все равно что пытаться поймать воду. Поэтому оставалось просто набраться терпения и не упустить шанс, если он подвернется.

Глава 16

Два месяца спустя

Я поправила подол платья, которое надела специально для него. Два года между Мэтью и Ральфом я жила в брюках и бесформенных джемперах. Встретив Ральфа, я снова захотела открыться миру.

— О, оказывается, у нее есть ноги! — Ральф коснулся моей коленки, когда я скользнула рядом с ним на пассажирское сиденье его машины, наконец согласившись посидеть вместе в баре. Его теплая рука скользнула по гладкой сетке моих колготок к моему бедру. — Оруэлл никогда бы не написал «Две ноги — плохо!»^[4], если б увидел твои.

И опять эта улыбка. Я просто таяла от нее. Вся кий раз.

Но все это в прошлом. Теперь же, прикусив губу и набрав побольше воздуха в легкие, я шла по дорожке, кожей чувствуя, как его глаза на плакате на черной доске следят за мной, провожая к часовне.

Стояла прекрасная погода, и это было неправильно. Солнечные лучи, падая сквозь витражи, сплетались в разноцветные узоры на каменных плитах под ногами. Скамьи в часовне быстро заполнялись. Все звуки были приглушены, к свободным местам люди проходили буквально на цыпочках, а если кто и разговаривал, то только шепотом было такое чувство, что собравшиеся боятся быть услышанными.

Я пробежалась взглядом по рядам. Было много учителей из школы. Бородатый учитель естествознания стоял рядом с незнакомым мне мужчиной; они будто не знали, где им сесть. Оливия, как всегда с распущенными волосами, ниспадающими на спину, сидела с краю, на скамье, занятой сотрудниками младшей школы. Элейн Эббот, Хилари Прайор тоже здесь. Одетые все неброско, цвета приглушенные: коричневый, серый, черный.

И тут я заметила их. В дальнем углу, окутанном мягким полумраком, сидела детектив-инспектор Эйлин Джонс по соседству с каким-то мужчиной. Наверняка тоже детектив. Они сидели очень тихо, с совершенно прямыми спинами, едва заметно поворачивая головы и собирая информацию о каждом из присутствующих.

Я остановилась. Молодая женщина с профессионально скорбным лицом подошла ко мне и протянула тонкий буклет, вероятно списывая мою нерешительность на горе или нервы. Затем указала куда-то в сторону.

— Еще есть места наверху, — шепотом сообщила она, словно выдавая некую тайну.

Я направилась к винтовой лестнице. Миновав короткий пролет крутых ступеней, оказалась на небольшом балкончике с шестью рядами скамеек, в глубине которого стоял орган, смотревший на часовню сверху вниз. Отыскав свободное место в первом ряду, я села, положив руки на полированное деревянное ограждение. Отсюда я видела всех, зато сама оставалась незамеченной.

В часовне было уютно. Витраж дальнего окна представлял собой огромный крест, собранный из кусочков коричневого и зеленого оттенков. Этот символ о многом говорил прихожанам, но в то же время был достаточно сдержанным, чтобы понравиться тем, кто не верил ни в какой мир после этого и предпочитал видеть в узорах витража живую природу — ветви, листья, траву.

Рядом со мной уселся грузный мужчина средних лет, по другую сторону от него устроилась женщина. Он протянул ей буклет и быстро пролистал свой. Я взглянула на выданный мне: на обложке остался след от моих потных пальцев.

Ральф Эдвард Уилсон. На обложке была его фотография в черной рамке. Тот же портрет, что на доске у входа.

Внутри была программа. Музыка. Шекспир, Китс, Т. С. Элиот. Шекспира будет читать Сара Бальдини. Так себе выбор. Пусть она и директор старшей школы, но голос у нее раздражающе пронзительный. Джон Уилсон произнесет речь. Джон Уилсон? Я помотала головой. Но отец Ральфа уже умер, а брата у него не было. Может, двоюродный брат? Но Ральф никогда не упоминал о таком. Я закрыла буклет, и с обложки на меня снова уставился Ральф.

«Эй! — словно говорил его взгляд. — Неужели это правда? И вся эта суета из-за меня? Надеюсь, потом-то можно будет мертвецки напиться».

Я почти слышала, как он смеется.

Внизу заиграла музыка. Джазовая композиция. Блюз.

Опоздавшие поспешно занимали места, заставляя других подвинуться. Женщины в черных жакетах находили свободные места и провожали к ним самых нерешительных.

Хелен. Мне потребовалось не меньше секунды, прежде чем я узнала ее. Нетвердой походкой, со склоненной головой и поникшими плечами она шла к пустому переднему ряду, опираясь на руку полного широкоплечего мужчины. На ней было довольно длинное, ниже колена, летнее пальто серого цвета. Солнечные лучи, в которых беззаботно кружились пылинки, выхватывали в темных волосах мужчины серебряные пряди. Все это немного напоминало пародию: отец ведет свою дочь в день свадьбы к алтарю, а друзья и члены семьи собрались, чтобы засвидетельствовать это событие.

У меня перехватило дыхание. Конечно, это была Хелен, но выглядела она совсем по-другому не как женщина, которую я знала раньше. Судя по тому, как она шла, по тому, как мужчина поддерживал ее, по тому, как сидящие на скамьях люди смотрели на нее и затем быстро отводили взгляд, она постарела лет на десять, иссушенная горем. Вдова. Скорбящая вдова. И это все из-за меня.

Хелен добралась до первого ряда, и мужчина заботливо усадил ее на скамью, словно она была не в состоянии сесть без его помощи.

Музыка умолкла, послышались шаркающие шаги, негромкое откашливание, и перед собравшимися появился человек в простом церковном облачении — некто, кого я никогда раньше не видела и, подозреваю, Ральф — атеист до мозга костей — тоже. Он поднял руки в жесте, объединяющем и приветствие, и благословение, грустно улыбнулся и начал говорить.

Прикрыв глаза, я старалась не слушать. Пони мала, что здесь у меня нет никаких прав. Я была безымянным никем. Пусть меня и разрывало на части от горя, пусть я была в глубоком трауре, мне приходилось держать все это в себе. Я не была вдовой. Ральф, любящий отец и преданный муж, был совсем не тем Ральфом, которого любила я.

Глава 17

В то утро, когда я наконец решилась сказать Ральфу «да» и отправиться с ним выпить, я тщательно выбирала одежду. В конце учебного дня в служебном туалете подправила макияж и прыснула в рот мятным освежителем.

Войдя в класс, где проходили занятия нашей группы, я отыскала себе место в последнем ряду. Длинноногая Оливия мельком окинула меня взглядом, и в ее лице что-то изменилось. Или мне показалось? Внезапно я почувствовала невыносимый жар. Толстая школьница намазалась дешевой губной помадой перед школьной дискотекой и думает, что теперь-то красавчик-спортсмен заметит ее. Дуреха, не умеет отличать флирт от чего-то другого. Может, он поспорил с кем-нибудь в шутку!

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Разукрашенные леди» — архитектурный ансамбль из шести однотипных викторианских жилых домов в Сан-Франциско (Калифорния, США). Впервые термин появился в 1978 году в книге Элизабет Помады (Elizabeth Pomada) и Майкла Ларсена (Michael Larsen) «Painted Ladies — San Francisco’s Resplendent Victorians» («Разукрашенные леди — ослепительные викторианки»).

2

Согласно древнегреческому мифу, Пенелопа хранила верность мужу даже тогда, когда большинство жителей Итаки, правителем которой являлся Одиссей, не верили в его возвращение из-под стен Трои. Руки Пенелопы настойчиво добивались многие знатные женихи. Стараясь выиграть время, она пошла на уловку — сказала, что изберет себе жениха, когда закончит ткать саван для свекра, а сама по ночам распускала сотканное за день. Когда же ее хитрость раскрыли, на Итаку вернулся Одиссей и убил женихов.

3

Those were pearls that were his eyes. — Строчка из пьесы В. Шекспира «Буря».

4

«Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо!» — цитата из повести-притчи Дж. Оруэлла «Скотный двор».